21. Моя проблема в том, что ты – ее решение.

…

Следующие несколько дней напоминали размытое пятно. Большую часть суток я спала или просто лежала в постели, уставившись в потолок, и считала звезды. В первый день своего пребывания в этом доме я не обращала внимания на то, что потолок в моей комнате был стилизован под ночное небо – на темно-синем полотне раскинулись мелкие звездочки, едва-едва мерцающие во тьме. В те часы, когда я не спала, Эдвард пытался впихнуть в меня тонны, тонны еды. Не то, чтобы это было невкусно или я жаловалась, но съесть все, что он приносил мне, было невозможно: я просто не могла съесть так много. Он говорил, что я должна хорошо питаться, чтобы быстрее поправиться, и разве я могла возразить ему? Эдвард ненавидел, когда кто-то вроде меня перечил ему, поэтому у меня не было ­­­­ни единого шанса.

Оставаясь одна, я постоянно возвращалась к тому дню, когда он сказал, что я нравлюсь ему. Сотню раз я прокручивала в голове тот отрывок нашего разговора, анализировала каждую интонацию, каждый его жест, но так и не смогла прийти к какому-то конкретному выводу самостоятельно. Говорить об этом с ним было бессмысленно: как только я затрагивала эту тему, он тут же направлял разговор в другое русло, становился колючим, холодным, если он был в приподнятом настроении, то оно тот час же менялось в обратную сторону. Такое его поведение наводило меня на некоторые мысли, но думать об этом я боялась.

Единственной отрадой для меня стала его сестра - Элис. В день нашей первой встречи я не ошиблась – она оказалась на редкость доброй и милой девушкой. В первые несколько дней ее гиперактивность утомляла меня, но немного позже, когда я окрепла настолько, что могла самостоятельно подниматься с постели, только Элис и могла раскрасить черно-белое полотно похожих друг на друга дней. Я восхищалась ее мощным зарядом жизненных сил и неиссякаемым оптимизмом, казалось, эта девушка вовсе не умеет грустить. Она постоянно улыбалась мне и была в хорошем настроении, шутила, а иногда даже дразнила Эдварда, как типичная младшая сестра, что ему, конечно, совсем не нравилось, но он всячески скрывал свое недовольство. Эл могла носиться по комнате и занимать меня приятной болтовней часами напролет, отвлекая от тревожных мыслей. С ней я забывала о времени, да и вообще обо всем на свете. Эмоции сыпались из нее, когда она рассказывала мне о своей семье, о ее супруге Джаспере, о тех местах, где они жили и забавных случаях из жизни. С ней было легко и весело. Я чувствовала, что мы обязательно подружимся.

Однажды вечером, когда мы остались одни, я рискнула спросить ее об Эдварде. Было около восьми, Элис возилась на кухне с клубничными кексами для меня, в то время как я сидела на высоком барном табурете, перекатывая в пальцах крупное красное яблоко.

Неожиданно я поняла, что не могу больше молчать. Безразличие и даже некая холодность, то и дело проскальзывающая в поведении Эдварда, задевали меня куда сильнее, чем могло казаться на первый взгляд. Я была уверена, что за то короткое время, проведенное в его компании, я успела изучить его характер и привычки, почти справилась – и научилась подстраиваться – под резкие перемены в его настроении. Но сейчас, после того, как я чувствовала, что в нем произошла ощутимая перемена в лучшую сторону, было очень сложно смириться с тем, что он относится ко мне как к пустому месту. Снова.

Так ведь нельзя – дарить мечту, давать повод надеяться на лучшее, чтобы потом так резко обрубить крылья под самое основание.

Она захлопнула духовку и повернулась ко мне как раз в тот момент, когда я отважилась задать мучивший меня не первый день вопрос.

– Я знаю, что ты хочешь спросить, Белла, – серьезно сказала она, опираясь ладонями о столешницу напротив меня. Элис была настолько низкой, что сидя на своем табурете, я все равно оставалась выше ее. – Понимаешь, – задумчиво продолжила она, – для Эдварда все это непривычно. Он не знает, как себя вести, как реагировать…

– Ты не так меня поняла, – попыталась возразить я, но Элис даже слушать меня не стала, продолжая настойчиво гнуть свою линию.

– В нем бурлят новые, мысли, желания. Его наполняют чувства, которых он раньше не испытывал, чувства, о существовании которых он даже не догадывался, или догадывался, но не думал, что способен на них – он никогда не любил, и, разумеется, ему нужно время, чтобы привыкнуть ко всему.

– Элис!

– Это как с Джаспером, – продолжала она, точно не замечая моих усилий. – Он был военным в прошлой жизни. До того как мы встретились, Джас питался человеческой кровью. Он жил в мире, где не было любви и доверия, где все друг друга предавали, где никому нельзя было довериться, открыться, а малейшая слабость жестоко каралась. Мария, вампирша, обратившая Джаспера, использовала его в своих целях, манипулировала им, заставляя манипулировать другими. У нее была своя армия, и Джаспер возглавлял ее…

– Послушай меня, пожалуйста… – я предприняла еще одну попытку вернуть ее на землю, но похоже, вампирша прочно застряла в облаках своих мыслей, с каждым произнесенным словом ее присутствие здесь становилось все менее ощутимым. Ее глубокие золотистые глаза заволокла мутная пелена, она замерла, на секунду превратившись в прекрасное мраморное изваяние, заставив меня внутренне содрогнуться. Выглядело это немного жутковато, как будто бы душа покинула ее тело и унеслась за сотни миль отсюда, вне времени и пространства.

– Я знаю, – внезапно, точно очнувшись ото сна, Элис мотнула головой и несколько раз быстро моргнула, сбрасывая с себя остатки туманного наваждения. Ее взгляд, теперь уже ясный и чистый, как утреннее небо в ясную солнечную погоду, скользнул по мне, тонкие вишневые губы сложились в удивленно-непонимающем «о». – Прости, ты что-то сказала? – как ни в чем не бывало, спросила она.

Я махнула рукой. Все-таки эта девушка порой была очень, очень странной.

– Неважно. Забудь, – мои зубы с хрустом вонзились в сочную мякоть яблока. Откусив кусочек, я медленно жевала, наконец, вникая в небольшой монолог Элис о Джаспере. Что она имела в виду, когда говорила, что он руководил армией этой Марии? О какой войне шла речь? Гражданской, Юга и севера или Второй Мировой? Только теперь, пропуская через себя всю информацию, позволяя мыслям свободно наполнять свою голову, я впервые всерьез задумалась о том, насколько интересна и невероятна история семьи Калленов. Если Эдварду сейчас полторы сотни лет, то каким может быть возраст Элис? А Джаспера? Или Карлайла, который был для них отцом? Я с трудом могла вообразить себе, сколько исторических событий свершилось на их глазах. Резко перестав жевать яблоко, что по вкусу теперь напоминало картон, я опустила веки и попыталась представить себе время как бесконечную полосу в черном пространстве вселенной. Передо мной стоял Карлайл в одежде позапрошлого века, в белой рубашке, брюках и фраке черного цвета, что прекрасно оттенял его бледную кожу, с цилиндром на голове. За его спиной эпохи сменяли друг друга, проносясь мимо с нечеловеческой скоростью. Я резко открыла глаза, встречаясь взглядом с Элис. Образ в моей голове разбился.

– Ты хотела поговорить об Эдварде, да? – спросила она. Я слабо кивнула в ответ. – Что ты чувствуешь к нему?

Что я чувствовала к Эдварду? Раньше я бы ответила на этот вопрос, даже не задумываясь, – я ненавидела его, и у меня были на это веские причины. Я ненавидела его, как может раб ненавидеть своего хозяина, как мышь ненавидит кота, потому что эта ненависть заложена в мои гены. Основа выживания в сегодняшнем мире. Теперь все, казалось, стало иначе. После того, как Эдвард спас меня от Джеймса, я перестала чувствовать себя в опасности, находясь с ним в одной комнате, вздрагивать, когда он резко прикасался ко мне, и замирать, когда приближался слишком близко. Животный страх исчез, но недоверие осталось. Я знала, какой он на самом деле.

– Не знаю, – я положила яблоко на стол и уставилась на свои руки, фиолетовые вены просвечивались сквозь бледную тонкую кожу, больше похожую на полупрозрачную ткань цвета слоновой кости. Я поймала свое отражение в зеркальной дверце холодильника, затем взглянула на Элис – жизни в ней было больше, чем во мне. – Я не знаю, Элис. Иногда мне кажется, что я никогда не смогу понять себя. Это так сложно.

– Ты боишься его? – спросила она.

– А я не должна? – я снова закрыла глаза, и яркая вспышка памяти острой сталью врезалась в мозг. Дикий блеск во взгляде Эдварда… его пальцы сомкнулись на моем горле, прекращая доступ кислорода в легкие… Наверное, я никогда не смогу стереть из воспоминаний те минуты, когда он едва не убил меня. Это всегда будет стоять между нами.

– Белла, тебе не нужно его бояться. Не теперь, во всяком случае, – Элис смотрела прямо в мои глаза, в ее голосе слышалось явное желание убедить меня в своей правоте.

Я вздохнула.

– Я не боюсь его, но иногда… иногда он меня пугает. По-настоящему пугает.

– Эй, послушай, я знаю Эдварда уже больше ста лет, и никогда за все это время он не был увлечен ни одним существом противоположного пола так сильно, как сейчас увлечен тобой. Это же очевидно!

Я недоверчиво взглянула на нее из-под ресниц, еще раз укусив яблоко. Увлечен мною. Настойчивость и уверенность Элис немного пугали, но вместе с тем я испытала странное чувство, когда повторила про себя последние ее слова. А затем еще раз, удивленно. И еще раз, более задумчиво, и мне захотелось произнести их вслух, попробовать на вкус, ощутить на языке звучание. Он увлечен мной. Это делало меня особенной, но должна ли я радоваться? Заставив все мысли в голове стихнуть, я прислушалась к голосу своего сердца. Оно билось в ускоренном ритме, выдавая волнение и что-то еще, в чем я боялась признаться. Потаенную радость. Восторг оттого, что такая скучная и неприметная серая мышка, как я, могла чем-то привлечь такого красавца, как Эдвард.

– Хочешь сказать, что я привлекаю его как женщина мужчину?

– Ты симпатичная. Чуть-чуть косметики, более женственная одежда, и ты станешь неотразима, – со знанием дела сказала Элис.

Я фыркнула и покраснела, поспешив отвести взгляд. Я никогда не считала себя достаточно красивой, и если уж быть до конца откровенной – не задумывалась всерьез о возможности построить с кем-нибудь отношения. Мне было вполне достаточно дружбы с Джейком и еще несколькими ребятами, хотя я ни с кем не была настолько близка как с Блэком. Иногда он мог угадать мое настроение в определенный момент времени или понять о чем я думаю, лишь бросив мимолетный взгляд на мое лицо. Он называл меня открытой книгой. Называл… Я испугалась, невольно содрогаясь при мысли о том, что думала о нем в прошедшем времени. Как если бы он умер, но ведь я не знаю, так ли это на самом деле. В уголках глаз скопились слезы, и я поспешила проморгать их, надеясь, что Элис ничего не заметит. Но, взглянув на нее из-за завесы волос, стало ясно, что мои попытки скрыть перемену настроения успехом не увенчались. Прекрати думать о нем, слышишь? Заставляла я себя. [/i]Только попробуй разреветься прямо сейчас! Только попробуй…[/i] Я наполнила легкие воздухом, собираясь с мыслями, что неожиданно рассыпались, как рассыпаются бусинки, если разорвать нить жемчужного ожерелья. О чем мы только что говорили? Я с трудом вспомнила тему нашего разговора. Ах, да, Эдвард.

– Он дуреет от моего запаха, вот и все, – мой собственный голос звучал неуверенно.

Звонкий смех Элис заполнил кухню перезвоном полевых колокольчиков, и я уставилась на нее, пытаясь понять, что смешного она нашла в моих словах. Разве здесь было над чем смеяться? Это же так просто. Во мне нет ничего, что могло бы привлечь Эдварда, разве что только моя кровь, о которой он мечтает. Я ни раз задавала себе этот вопрос, но сегодня впервые задумалась над тем, насколько все было неоднозначно в наших с ним запутанных отношениях. Почему он не хотел взять то, чего так сильно желал? Ведь ему ничего не стоит… Риторический вопрос.

– Ох, Белла… – огорченно вздохнула она, перестав смеяться.

– Что? – спросила я. Она снова покачала головой, легкая улыбка растеклась по ее фарфоровому личику. В такие моменты Элис напоминала мне куклу. – Что? – повторила я и тут же продолжила. – К тому же, ты сама видишь, как холодно он обращается со мной в последние несколько дней. Как будто я ему что-то сделала. Как будто это возможно – причинить ему боль. Его ничто не может ранить, он, черт возьми, неуязвим. Все как об стену горохом. Эдвард ничего не принимает близко к сердцу, и на чужие чувства ему наплевать. Знаешь, есть такое выражение: «души прекрасные порывы»? Так вот, в его случае «души» – это глагол. Как я могу нравиться ему, как он может что-то ко мне испытывать, если сейчас он делает вид, что меня вообще не существует?

Закончив свою тираду, я не смогла сдержать всхлип, глаза стали влажными, пелена слез сделала взгляд мутным, и предметы в кухне потеряли свои очертания, все было смазанным. Я закусила губу до боли, понимая, что сейчас точно расплачусь.

Почему?

Я сжала руки в кулаки под столом. Его холодность задевала меня сильнее, чем я думала – не было никакого способа пытаться обмануть себя, делая вид, что мне параллельно на чувства Эдварда, если они у него вообще есть. Наивная дура. Я хотела, чтобы он оказался лучше, чем он есть на самом деле, верила в его светлую сторону. (Все еще хочу верить?) Но что если я ошибалась? Что если он мог оставить меня человеком вовсе не потому, что мои желания для него что-то значат, а потому, что он законченный эгоист и собственник, потому что не мог допустить, чтобы на его собственность посягал другой вампир? Думать об этом было еще больнее. Но с другой стороны – в прежние времена из-за женщин устраивали дуэли. Разве то, что Эдвард дрался за меня с Джеймсом не должно делать мне какую-то честь? Разве это ничего не значит?

– Ох, Белла… – она грустно улыбнулась одними кончиками губ и осеклась, резко замолчав, как будто хотела добавить что-то еще, но передумала. – Этот упрямец… – продолжала, надув губы и изобразив на лице недовольство Элис, – все еще сопротивляется своим чувствам, что, я уверена, абсолютно бессмысленная затея. Он не сможет долго противостоять самому себе.

– Почему? – растеряно спросила я, с сомнением обдумывая то, о чем Элис говорила с непоколебимой уверенностью, надеясь в глубине души, что большой жизненный опыт не позволит ей ошибиться.

– Потому что это не моя реплика. Не я должна сказать тебе это, прости.

Теперь я окончательно убедилась в том, что она знает больше, чем говорит, однако заявлять о своем открытии не торопилась. Иногда лучше не знать всей правды. Ложь безопаснее.

…

Пока Элис вынимала готовые кексы из формочек, в кухне висело молчание. Хмурясь, я обдумывала наш сумбурный разговор, меня одолевало навязчивое ощущение, будто бы младшая Каллен чего-то недоговаривает. А еще это странное поведение Эдварда не хотело покидать моих мыслей.

Аппетит был окончательно испорчен, но, не желая обижать Элис, я все же взяла свою тарелку вместе с чашкой ароматного чая и отправилась наверх, сославшись на усталость. От обилия мыслей начинала болеть голова. Хотя, наверное, я просто переусердствовала с активностью сегодня, не следовало так сильно перегружать неокрепший организм.

Проходя мимо своей комнаты, я остановилась и покосилась на дверь, вспоминая стопку DVD с фильмами, оставленную под телевизором. Абсолютно все были сняты до две тысячи тридцать восьмого – Элис постаралась, спасибо ей. Но смотреть фильмы мне сегодня совсем не хотелось, я знаю, что не смогу сосредоточиться на сюжете, и отвлечься мне это тоже не поможет. Гораздо более заманчиво выглядела перспектива провести вечер на берегу океана, погрузив ноги в еще не остывший песок, наблюдая за тем, как волны, плавно набегая на сушу, облизывают берег. Луна была полной, а небо – чистым, без единого облачка, и на воде наверняка можно увидеть серебристую дорожку. Было бы замечательно…

Но пришло время спуститься на землю, и все мои мечты разрушились вмиг, когда я вспомнила, что Эдвард до сих пор не разрешал мне покидать дом самостоятельно. Возможно, Элис была бы не против отпустить меня на некоторое время – все равно о моем намерении сбежать, она узнает еще до того, как я успею дойти до поворота, за которым начинается федеральная трасса. Бежать на самом деле я не собираюсь. Во-первых, мне некуда пойти, все мои друзья остались в Вашингтоне, слишком далеко отсюда, а одной в мире вампиров мне не прожить долго, так что побег – это верная смерть. Во-вторых, в теперешнем состоянии я просто не смогу уйти далеко отсюда. А кроме того, в доме Эдварда хотя бы есть уютная кровать, чистая одежда и свежая пища. Здесь я ни в чем не нуждалась. Было не так уж и плохо оставаться его пленницей.

Решительно отбросив мысли об океане (позже поговорю об этом с Элис или Эдвардом), я вышла на просторную террасу, слабо освещенную уличными лампочками. Ужин поставила на небольшой круглый столик, подтянула кресло из ротанга ближе к перилам и забралась в него с ногами, усаживаясь по-турецки. Все окна в этой части дома выходили на океан, таким образом, с террасы открывался превосходный вид на черно-серебристые воды и белый песок, отовсюду доносился тихий шепот пальм, прохладный ночной ветер охлаждал нагретую за день землю. В воздухе пахло свежестью и чем-то сладким, как всегда бывает летом. Я грела руки о чашку чая, время от времени делая маленький глоток обжигающей травяной жидкости. Несмотря на все, я чувствовала себя очень легко, настроение медленно ползло вверх, но мысли об Эдварде просачивались в мою голову как капли дождя в землю.

Понимая, что едва ли имею право обвинять его в чем-то, я могла злиться лишь в тайне, да и то назвать злостью тот клубок чувств, возникающий во мне всякий раз, когда я начинаю думать об этом, было бы ошибкой. Если я и злилась на кого-то, так только на саму себя за то, какую реакцию вызывало во мне его безразличие. Когда это меня так волновало отношение Эдварда Каллена к моей скромной персоне? Мы ничем друг другу не обязаны, и он не давал мне повода считать себя достаточно важной птицей, чтобы иметь к нему какие-то претензии и – тем более – осмелиться высказать их вслух.

Я едва удержалась оттого, чтобы раздраженно фыркнуть. Хорошо, что он не может слышать мои мысли. Хотя бы в этом отношении я была защищена.

Белая балконная дверь тихо отъехала вбок, и на террасу скользнула Элис. Движения ее по обыкновению были бесшумными и быстрыми, благодаря чему вампирше почти всегда удавалось появляться неожиданно и заставать меня врасплох. Поначалу я испугано вздрагивала, но вскоре привыкла. Чай в чашке даже не дрогнул, когда изящная маленькая фигурка девушки приземлилась в соседнее кресло. Ее поза была зеркальным отражением моей. Перед тем как заговорить, она бросила на меня встревожено-любопытный взгляд, будто проверяя почву перед тем, как сделать первый шаг.

– Эдвард вернется ровно через два часа, – сообщила она круглому диску желтоватой луны.

Я передернула плечами. За маской равнодушия скрывался едва сдерживаемый вулкан самых разных чувств, которые вызвала во мне одна, казалось бы, безобидная фраза, произнесенная однако со странной интонацией. То ли предупреждение, то ли предостережение – я так и не поняла. Было ясно лишь то, что в ней содержался некий скрытый смысл.

– Звучит так, как будто я должна подготовиться к чему-то необычному, но очень важному.

– Не знаю, как сказать… – она сощурилась, и у меня не осталось никаких сомнений.

Догадка поразила в самое сердце как пуля меткого киллера. Отстраненный взгляд, мутная пелена и минутный летаргический ступор… и как я раньше не сообразила, что все это неспроста?! Слова вырвались прежде, чем мысль окончательно сформировалась.

– Ты что-то видела? Будущее? У тебя было видение сегодня, на кухне, – решительно заявила я. – Это как-то связано с Эдвардом?

– Нет, это о тебе, – тихо возразила Элис после недолгих колебаний. Похоже, слова мне придется клещами из нее вытягивать. По одному.

– Хорошо, и что ты видела? – я заерзала в кресле, не пытаясь скрыть свое волнение. Мне не нравилось, очень не нравилось, как изменилось лицо Элис. На секунду я даже забыла о ее предупреждении по поводу Эдварда – подумаю об этом позже.

– Мне это совсем не нравится, – четко деля слова на слоги, ответила она, слегка покачав головой. – Что ж такое, Белла? Ты как маяк в туманной дали для всех не-мертвых существ. Понимаю: такому роскошному запаху противостоять сложно, но это уже явный перебор. Они липнут к тебе как пчелы на мед. Я, право, удивляюсь, каким образом тебе удалось дожить до своих семнадцати.

– О чем ты, Элис? – я, действительно, не улавливала ход ее мыслей.

– Диметрий наврал тебе о том, что знает Эдварда шесть несчастных лет, они знакомы гораздо дольше.

– А причем здесь он? – я резко перебила Элис, которая, похоже, собиралась рассказать одну из тех историй, которые, как повелось, называют «долгими». Для меня вовсе не являлось секретом, что мыслительные процессы у вампиров происходят куда быстрее, чем у смертных. Они без труда могут думать о нескольких вещах одновременно, не упуская ничего из виду, но Элис, похоже, забыла о том, что я не умею ни мыслей читать, ни соображать, как компьютер, способный выполнять десятки задач в одно время. И все-таки, слегка поразмыслив, я начала понимать, что к чему. – Я для него лакомый кусочек, это понятно, но не станет же он переворачивать вверх дном Штаты в поисках одной вкусно пахнущей девушки, которая, к тому же, еще и принадлежит другому вампиру. Ведь не станет же?

Про свою принадлежность Эдварду я говорила абсолютно бесстрастно, как будто так и надо, ничего внутри меня на этот раз не взбунтовалось. В какой-то степени такое положение было мне даже на руку. Я знала: Эдвард ни за что не позволит ему причинить мне вред, совсем еще недавно он показал, что готов убить за меня, если возникнет такая потребность. Я все еще нужна ему. Эта мысль немного грела душу. Обнадеживала. Рядом с Эдвардом я могла не беспокоиться об опасностях извне – никто, кроме него самого, не сможет навредить мне. Он этого не допустит.

– Любой другой вампир, обладающий толикой здравого смысла, не стал бы так рисковать своей шкуркой. Но на кону не только редкая в наше время натуральная человеческая кровь, притом еще и такая вкусная, ставка гораздо выше, – Элис говорила все это, как и раньше не глядя на меня, а куда-то в манящую и таинственную даль, сквозь время и пространство. Ее голос отдавал каким-то замогильным, потусторонним холодком, и я зябко поежилась, как будто и впрямь этот холод трогал мою кожу своим ледяным дыханием.

– Эдвард, кажется, увел его подружку, – пришлось напрячься, чтобы вспомнить это. Элис кивнула.

– «Око за око» в таких случаях говорят. Только не Эдвард увел, а она сама Диметрия бросила. Жертвы склонны преувеличивать нанесенный им вред.

Я моргнула. Нелегко было представить в роли жертвы кого-то наподобие Диметрия. К нему это слово не подходило по определению.

– Он хочет отомстить Эдварду, – сказала я скорее самой себе.

Внезапно я почувствовала себя так, будто мне на голову ни с того, ни с сего опрокинули ведро холодной воды. Яркая вспышка бессильной злости на мгновенье ослепила меня, огнем прокатившись вдоль позвоночника. Ногти вонзились в ладони. Один вампир хотел отомстить другому, а в роли пушечного мяса выставляли меня, совершенно непричастную к делу. Меня сделали крайней. Выставили козлом отпущения, если хотите. Даже не потрудившись узнать мое скромное мнение о желании или нежелании участвовать – и быть центром – во всем этом. Я совсем не хотела быть вовлеченной в вампирские разборки. Я не участвую в коалициях и не принимаю сторон; всегда стараюсь придерживаться позиции нейтралитета или оставаться незамеченной, когда где-то поблизости начинает пахнуть жареным.

Господи, скажи на милость, чем я тебе так не нравлюсь?

– Он не позволит этому случиться, – шепот Элис звучал твердо, но в ее янтарных глазах отражалось внутреннее колебание. – В любом случае, Белла, тебе нечего бояться. Здесь ты в безопасности. Мы с Эдвардом позаботимся о том, чтобы разрушить его планы, какими бы они ни были. Конечно, будет намного лучше, если бы ты поехала со мной в Чикаго, где сейчас живет наша семья, но, боюсь, Эдварду эта идея совсем не понравится.

– Нет! Нет, Элис, я не хочу подвергать опасности всю вашу семью, если Диметрий придет за мной… То он придет только за мной одной. Я не смогу спать спокойно, если из-за меня погибнет кто-то из вас, – мой звенящий голос был полон холодной решимости, сама мысль о том, что это чудовище может навредить кому-то столько безобидному и милому, как Элис, или доброму и великодушному, как Карлайл, вселяла в меня ужас.

Элис мягко улыбнулась, обнажив ряд идеально острых белоснежных зубов, как если бы я только что сморозила какую-то несусветную глупость. Похоже, угроза в лице одержимого местью вампира, в отличие от меня, ничуть ее не страшила, а скорее напротив – она относилась к этому как к увлекательному приключению или к компьютерной игре, где в любой момент можно нажать на «паузу» и вернуться в безопасный реальный мир, сбежав от преследующих тебя чудовищ.

Иногда я чувствую себя именно так. Я ищу эту заветную кнопку вот уже тринадцать лет, но пока безрезультатно мечтаю отмотать долгие годы боли и страха, чтобы ленивым летним утром вновь проснуться в теплой уютной постели, в своей комнате с пожелтевшими занавесками, от нежного голоса матери, зовущей к завтраку. Уставшая собирать свою жизнь по мелким крупицам, я обречена до конца своих дней ходить кругами по осколкам прошлого, которое уже не вернуть, потому что знаю, что никогда не буду достаточно сильной, дабы набраться смелости и отпустить его. Прошлое не хочет быть прошлым. Мертвые не хотят признавать, что они мертвы, в этой жизни слишком много удовольствий и соблазнов, чтобы отказываться от нее. Мы слишком часто не замечаем очевидного, так просто забываем, что жизнь удивительная и прекрасная вещь. К сожалению, иногда для того, чтобы понять это, приходится зависнуть в шаге от смерти.

Иногда, чтобы увидеть, насколько твоя жизнь стала лучше, сначала она должна стать хуже.

– Пусть только попробует напасть – отдача замучает. Нас семеро, а он всего один, победа будет за нами при любом раскладе, – сказала Элис, излучая такую уверенность, что усомниться в ее словах было крайне сложно. Ну как я могла не поверить ей?

Однако ловкая змейка ядовитого сомнения не хотела оставлять меня в покое, извиваясь и неприятно щекоча где-то под кожей. Что, если удача на этот раз решит отвернуться от меня? По правде говоря, я никогда не отличалась особым везением.

Одним крупным глотком я допила почти холодный чай. Я молчала и Элис, слегка наклонившись вперед, сказала.

– Ты в безопасности с нами, Белла. Бояться нечего, – ее маленькая и холодная, но такая сильная ладошка оказалась на моем предплечье, заставляя меня в очередной раз убеждаться в том, что способность видеть будущее была не единственным ее козырем. Элис, вне всякого сомнения, могла успокоить кого угодно.

– Но ты сказала, что у тебя было видение обо мне, – напомнила я.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ГЛАВЫ