Стала уникальной… Мои размышления унеслись глубоко в себя.

А кем я тогда была все это время? До эмпатии?

Никому не нужной девочкой? Если родителей не брать в счет, то нет. По крайней мере, для одного человека в Три-Форксе я являюсь всем-всем. И мысли о бабушке теплом разлились по телу.

Тупым созданием? Не думаю. От Берты я получала все необходимые знания и читала по две книги в день. Начала изучение испанского и французского. Думаю неплохо, как для восьмилетней девочки. Согласны?

Обычным ребенком? Ну, может не совсем. Есть у меня свои странности, впрочем, наверно, как и у каждого человека, которые понятны лишь мне (а порой и не понятны). Странности, с которыми я привыкла жить.

Я была Беллой Свон – дочерью архитектора и директора рекламного агентства. А теперь я… эмпат! Это же не родословная, ни титул, ни фамилия. Это не определение твоего статуса. Это приговор. Это болезнь, как наркомания, алкоголь… Звучит как в обществе анонимных алкоголиков: "Здраствуйте! Меня зовут Б. и я ЭМПАТ...".

Нужно перестать смотреть эти взрослые фильмы. У меня появляются «не мои» мысли, фразы, манеры. А, может, это и нет от современного кинематографа? Может я где-то это слышала?

Так, от кино к реальности. Мой дар мне больше напоминает проклятие, которое мне никогда не снять. Оно будет со мной всю жизнь. Будет напоминать мне, что я не такая как все. Но. Я. Хочу. Быть. Как. Все.

Я хочу быть обычной девочкой. Я желаю детства, полного беззаботности и веселья. Хочу праздников, новых открытий, приключений и бесконечной свободы. Мне нужны не только конфеты да игрушки, праздники да подарки, но еще нужна любящая семья: мама, папа, бабушки, дедушки, много братьев и сестер (не только родных), тети и дяди. Семья, которая всегда даст мне опору, поддержку и защиту. Возможно, я прошу невыполнимого.

За восемь лет я смогла привыкнуть к безразличию Рене и Чарли. Мне пришлось принять их отношение к себе, к их родной крови, как должное. Вначале я еще совершала глупые попытки, пытаясь привлечь их внимание и завоевать ответное чувство любви, но сломанный ноготь волновал Рене больше, чем мое содранное колено. Чарли был горд своими инженерными проектам, а не моими хоть и маленькими, но достижениями. Моя первая улыбка, мои первые шаги, первое слово были предметом гордости и ликования Берты Свон. Каждая моя попытка получить улыбку мамы или крепкое объятье отца заканчивалась плачем на бабушкином плече. Я задавала сотню вопросов себе и десятки бабушке касательно мамы и папы, но ясного и приемлемого для себя ответа, я не получала. Я завидовала соседским детям, которые купались в родительской любви, имели совместные субботние игры, воскресное барбекю, семейный отдых, главной целью которого была веселое совместное времяпровождение и укрепление семейного очага. Каждую нашу поездку я надеялась, что именно в этот раз все будет иначе. Все будет как надо и Рене станет внимательной, чуткой мамой, Чарли строгим, но добрым папой. К семи годам я стала понимать, что живу в красивой картинке, где был большой дом, машина и якобы идеальная семья, где я лишь персонаж. В картине, где никогда не будет жизни, не будет правды. Не стоит стараться, что-либо исправить. Все станет другим, когда я начну рисовать свою собственную картину уже, как художник и автор своей жизни. Осознание не принесло долгожданного облегчения, оставалось уповать на время и на шанс. А теперь еще эта… эмпатия.

Нет. Я остро отказываюсь впускать в свой яркий мир черные краски. А этот… дар именно это и делает, он меняет весь мой привычный мир. Смывает все краски, превращая мою жизнь в большое черное пятно.

Из многочисленных слов и научной белиберды Саманты я поняла лишь одно. Эта способность изменила меня. Я теперь могу понимать других людей: читать их мысли и чувствовать то, что чувствуют они. И судя из ситуации с нашим соседом, еще и помогать им.

А нужно ли мне это все? Нужно ли? Нужно ли?

Вопрос крутился в голове как заезженная пластинка. По кругу. Снова и снова. Снова и снова.

И ответ пришел.

«Я не хочу этого. Не хочу эмпатии. Не хочу. Не. Хочу», – мысленно повторяла я. Ответ возвращал к реальности, где мои мысли были скрыты от других. И, слава Богу. Не хотела бы я, чтобы лезли ко мне в голову. Некоторые мысли не следует придавать огласке. Их даже не надо создавать. Но из всякого правила есть исключения.

Вот, Джессики Стенли следует знать, что я ее считаю лысой индейкой. И Мелиссу Браун не мешала бы подтолкнуть к логопеду. Ну, вот исключение, миссис Дженингс. Ей не стоит знать, что это именно Я случайно (честное слово, совершено случайно) уничтожила ее клумбу. Ее давление тут же добьет и меня следом. Джейкобу совершенно точно не следует знать, что я думаю, находясь рядом с ним. Ох, не стоит. Краснеют даже внутренние органы. Бабушке не следует знать, что я втайне продавала сорванные у местной школы цветы, чтобы купить ей приглянувшуюся брошь. Бабуля не похвалит меня за это. Но я бы повторила тот поступок сотню раз, чтобы видеть счастливое и благодарное лицо Берты. Это стоило того. Улыбка бабушки стоит большего. Она бесценна, ведь счастье близкого человека не имеет цены.

Но если я не желаю, чтобы кто-то имел доступ к моим мыслям, что уже говорить об остальных. Будут ли они согласны с моим даром? С тем, что я могу залезть к ним в голову в любой независящий от меня момент? И достойна ли я этого? Имею ли я право на такое вторжение в личное пространство, личную жизнь? Я знаю, что бы в данной ситуации ответила бы одна мне очень знакомая мудрая женщина. Я же не Бог! Я просто Белла Мари Свон! Просто девушка с необычными способностями. Способностями, которые будут направлены лишь во благо. Будет ли это достаточным оправданием для общества? Нужно ли им вообще мое оправдание? Нужна ли буду им я? С таким «проникновением»? Что-то внутри подталкивает меня к отрицательному ответу.

- Я не хочу быть уникальной, - мой внутренний гнев и растерянность выплеснулись наружу громким криком. Со стороны этот крик мог казаться воплем отчаянья, но для Беллы это были звуки свободы. Результат внутренней борьбы. Твердым решением еще не сформированной личности.

Внутри девочки сейчас бушевал доселе спящий вулкан. Маленький, но все же настоящий вулкан с лавой, пеплом, горячими газами… Адский миксер. Магма медленно растеклась по венам, стремясь к выходу. Вулканический пепел заполнил легкие, заставляю делать вдохи меньше и чаще. Горячие газы подняли температуру тела на пару градусов вверх. Наружу выступили мелкие капельки пота. Внутренние вспышки лавы отражались проблеском в страстных глазах. Огонь и пепел. Внутреннее кострище негодования и отречения. Большая сила в хрупком теле. Необузданная мощь противостояния делала Беллу сильнее, решительней, бесстрашней. Это чувство обжигало и подталкивало одновременно. Странное ощущение огромной мощи и жизненной силы, правильно использовать которые Белла не умела. Поэтому она направляла эту необузданную энергию по течению. Обида, страх, тревога, раздражение, злость достигли предельной точки и теперь, как никогда, жаждали проявить себя, освободить измотанное тело ребенка, ведь защита, а теперь еще и нападение требуют эмоционального и духовного напряжения и сил. Реальность не соответствовала ожиданиям Изабеллы, и внутренняя защита ослабла, молчаливая стихия взбунтовалась и набирала обороты.

Повисла гробовая тишина. Широко раскрытые глаза, поднятые брови, наморщенные лбы и приоткрытые круглые рты женщин говорили сами за себя. Саманта и бабушка были мягко сказать поражены - такой реакции от меня они явно не ожидали. Синхронный шаг назад. Удивление и непонимание.

- Я хочу быть нормальной, - продолжила я уже более низким голосом, со слезами на глазах. Это была истерика, отражающая борьбу, отражающая бессилие и желание быть как все. Я понимала, что действую неправильно и неприлично. Мне еще возраст не позволяет так себя вести с взрослыми.

- Мне не нужно… все это, - махала я руками над своей кроватью.

- Но, Белла, ведь это твоя судьба. Ты была рождена с этим даром. Бабушка поведала о твоем странном поведении, которое несет в себе проблески эмпатии, - Саманта пыталась меня успокоить. Я это чувствовала. Она быстро оправилась от моей вспышки и старалась теперь помочь мне. Помочь мне это принять. Боже… Разве я должна принять это?

- Я что ли должна смириться с этим? - озвучила я свой вопрос, на который, если честно, боялась услышать ответ.

Бабушка подошла ко мне совсем близко. Нос уловил родной жасминовый аромат. Цветочный шлейф нес с собой не просто свежий глоток. Он возвращал в детство, где этот запах означал покой и любовь. Женщина ласково гладила мои волосы, передавая мне энергетические потоки любви, понимания, ласки и поддержки. Облако пепла и газов стало рассеиваться. Давление адской жидкости уменьшилось. Вспышки ярости начали сдуваться как воздушные шары. Стихия отступала. Вулкан затихал.

- Девочка моя, тебе выпала не легкая доля, но ты должна вести себя достойно. Я уверена, что этот дар был тебе дан, потому что ты в силах с ним справиться. Бог не обрек бы тебя на несправедливые мучения, если бы ты не была достойна такого… благословения.

- Благословения? – в данный момент бабушка пыталась склонить меня в религиозное русло, в чем я пока не была сильна. Берта Свон была очень религиозна. Молитвы перед сном, воскресные походы в церковь, исповедь раз в месяц. Я все это делала лишь, чтобы доставить ей удовольствие. Лично я не видела во всем этом смысла.

- Именно, благословением… на совершение добрых дел. Такой человек как ты. Чистый, открытый, искренний не может использовать его иначе. Не потому что не хочет. Не умеет. Всевышний выбрал тебя для свершения чудес на земле. Ты можешь помогать людям. Направлять их, если они сбились. Исцелять их тело и душу. Ты – ангел, - не замечая отрицаний с моей стороны, бабушка продолжала. - Смириться? Нет. Ты должна принять этот дар. Быть благодарной. Мы с тобой можем лишь догадываться о замыслах божьих и уповать на его волю. Я помогу тебе, как и всегда помогала. Буду молиться о тебе. Небеса услышат, поверь мне. Саманта сможет научить тебя жить с этим. Все будет хорошо, - и лицо озарила белоснежная улыбка. Ну, разве можно устоять перед семейным очарованием Свон? Бабушкина речь подпитывалась глубокой верой. Верой в меня. Если эта святая женщина верила, значит и я должна. Значит, я смогу.

- Бабушка, я обещаю, я буду стараться. Прости меня за эту… выходку, - я виновато опустила глаза. Вина, словно удавка, душила меня. Бабушка так меня поддерживает, так сильно верит в меня. Она столько сил и любви в меня вложила, а я посмела поднять на нее голос. То, что это был выплеск адреналина, неконтролируемый порыв не является оправданием. Мне был стыдно. Бабушка права – нужно вести себя достойно. Следует извиниться еще и перед Самантой. И не важно, какого я о ней мнения. Я направила свой взгляд на деловой костюм юной девушки. Буду рассматривать пуговицы на нем. Это отвлечет и поможет сосредоточиться.

- Мисс Джонс, извините меня, пожалуйста, - такие миленькие круглые прозрачные пуговицы. Пять штучек.

- Саманта. Не надо никаких мисс, - тихо поправила девушка.

- Саманта... Я была неправа. Я не должна была… кричать, - продолжала я общение с дорогим костюмом психолога. Ой, а тут и симпатичная брошь есть. Две ленточки, бусинки… Мило. Как я ее раньше не заметила? Можешь сколько угодно отвлекать себя, Беллз, но от правды не убежишь. Нужно посмотреть ей в глаза. Нужно…

Я поднимаю голову и заглядываю в голубые глаза Саманты. И что же я там вижу? Не гнев. Не разочарование. Не упрек. Та же вина.

Вина?

- Белла, это я должна просить у тебя прощения. И я прошу, - все ее тело, импульсы и слова были пропитаны жалостью. Она жалела. Она винила себя. Мои извинения она не желала принимать. Так как не видела причины этого делать. Я была абсолютно права, ведь таким способом поставила ее на место. Напомнила, что перед ней ребенок. Растерянный и измученный ребенок, которому следует дать простые объяснения и необходимую поддержку. Не запихивать в нее научные термины и свой академический интерес. Прежде всего, следует быть женщиной, будущей матерью. Специалистом - в последнюю очередь.

Это мои мысли? Что я несу? Будущей матерью? Академический интерес? Откуда это? Я просто выделила эти слова в бесконечном потоке собственных мыслей. Я ли? Или эмпатия? И почему я предаю этому слову телесную оболочку? Словно это еще один человек. Я сама себя делаю шизофреником. Это нужно остановить. Эмпатия это часть меня. И я должна управлять ею, а не наоборот. И почему я проникла в Саманту? Я не хотела…

- Я не должна была себя так вести, - продолжил психолог. - А ты поступила правильно. Вернула меня на…

- ...место. Я растерянный и измученный ребенок. Тебе нужно быть со мной как женщине, а не как специалисту. Я знаю, - спокойно подытожила я.

Палату заполнили вдохи удивления.

- Да, быстро ты адаптируешься, - похвалила Саманта, удивленно приподнимая бровь.

- Это не я. Оно… как-то само, - пыталась я оправдаться. А собственно за что? Как за что? За то, что сейчас, вот только пару секунд назад, копалась в мыслях психолога. Без разрешения. Внезапно. Вот. Внезапно - это ключевое слово. Я это не ожидала. Поэтому и не смогла предотвратить. А как бы я это остановила? И могу ли я остановить?

- Извините, мисс… Саманта. Это произошло случайно. Вырвалось. Я не желала Вас обидеть или унизить…

- Белла, Белла, остановись. Ты меня ничем не обидела. Разве ты этого не почувствовала? – и женщина положила руки на грудь. Такой жест сострадания. Видимо она считает, что я чувствую это там. Да, я сама не знаю, где очаг этой способности. Везде. В крови, в нервах, в мыслях, в действиях, во снах. Во мне.

Я хотела было подтвердить ее слова, но с моим организмом стало происходить что-то странное. Что, опять?

В мою голову полезли разные мысли. Чужие... Мысли других людей, но не мои...

«Пациентке из 107 следует вколоть морфий, боли усиливаются. И направь ее на УЗИ…»

«Ваша дочь сейчас на осмотре у мистера Норриса. Подождите, пожалуйста, здесь…»

«Я не хочу жить. Я не человек. Я растение. Это не жизнь. Освободите меня…»

Вслед за мыслями пошли боли. В животе. В ногах. Под правой грудью…

Вдруг левая нога онемела. Правое колено стало жечь…

- Саманта, - с тревогой обратилась я к психологу, осматривая себя.

- Со мной снова что-то происходит…

- Что именно, Белла? – Саманта резко вскочила на ноги и приблизилась ко мне. Она волновалась. И бабушка тоже. Я же не просто волновалась. Я паниковала. Я не готова к этому сейчас. Снова.

- Это… ужасно, - мой голос срывался на плач.

- Мысли разных людей… Боли, онемения… Кажется, я чувствую… всех пациентов, - всхлипывая от нахлынувших слез, произнесла я свою версию.

Саманта внимательно осмотрела меня. Глаза. Рот. Руки. Тело.

- Тебя следует забрать отсюда. И как можно скорее, - этот вывод мне нравится. Слезы и боль не оставили мне другого выбора, как активно закивать головой. Давайте, поскорее. Ощущения то не пропадают. Появляются новые.

- А ее разве отпустят? – забеспокоилась бабушка. Она догадывалась, что со мной происходит. Просто не знала, что с этим делать. Как себя вести. И искренне благодарила Саманту, что та была рядом.

Девушка выпрямилась, поправила и так идеально сидевший костюм и ответила:

- Я это организую. Теперь я буду врачом Беллы. Ничего, прорвемся, - и Саманта уверенно отдала мне честь.