К чему слова? Они разменные монеты.
А та горячая волна под сердцем где-то
Бесценней многих тысяч слов…
(автор неизвестен)

Семья Грема, точнее говоря Калеб и Грем, жила в городке почти уже 3 года, и была неизменна вот уже на протяжении 50 лет. Как считали местные, с легкой руки самого Грема, он занимался крупным бизнесом, поэтому часто отлучался. На самом же деле, он ездил по всему свету в поисках матери Калеба, обращенной в одну ночь с ними, но в силу обстоятельств исчезнувшую.
Я сидела и слушала рассказ Грема, удивляясь, какими разными вампиры могут быть. Не смотря на то, что продолжительное время в моем окружении их было четверо, я мало общалась с подобными моим родителям, когда же в нашем доме гостили дикие (кочевники, бродяги или же бесстрастные), меня надолго забирали оттуда. Теперь же, когда мой приемный брат Ричард был женат, а брат отца жил отдельно, моей семьей оставались лишь родители. Но никогда я еще не видела подобных Гроверам. Коренные англичане, они были столь прекрасны в своей ипостаси, что не заинтересоваться ими было просто невозможно. Истинные защитники крови. Их выдержка была намного сильнее Терцо и Самюель.
Слушая рассказ Грема, я следила за Калебом, зачарованная его дивной красотой и притягательностью, и меня больше не спасали мысли о том, что все это лишь вампирский муляж, если можно так назвать его внешность, голос, движения. Я, впервые с момента нашей встречи, подумала о том, что наверняка и до обращения он был красив, этот разрез глаз, красивые губы и черты лица. Будто бы зная, о чем я думаю, он небрежно провел рукой по своим черным волосам, и сел еще более привлекательно. Тряхнув головой, я отвернулась, не желая себя мучить далее. Чтобы скрыть как-то свое смущение и деть куда-то нервные руки, я принялась за свои волосы. Возможно, это выглядело по детски, но те мысли, что возникали, когда я смотрела на него, провоцировали меня на грех.
Мы расположились в нашей уютной гостиной, в которой мама практически ничего не стала менять после старого владельца дома, все в строгом английском стиле, видимо обставленной в годах эдак пятидесятых. Но мне, бесспорно, она нравилась, особенно камин.
Обнявшись, мои родители сидели на диване, я устроилась рядом с ними, опираясь на их холодные ноги. Грем и Калеб расположились в двух креслах напротив. Если я и старалась сесть как можно подальше от Калеба, то это была плохая идея, именно с моего места его кресло просматривалось лучше всего. Мне приходилось каждый раз напоминать себе: не смотреть туда. Его же, кажется, такие вещи не тревожили, он свободно блуждал глазами по комнате, если не держал их закрытыми. Ну, еще бы, чем могу Я заинтересовать ЕГО, когда только в его компании столько красивых девушек. И вообще о чем я думаю, я же беременна! - пришлось напомнить самой себе.
Грем говорил отстраненно, будто бы видя все это перед глазами. Но я знала, что он старается вспоминать все досконально, когда человек становится вампиром, его память о другой жизни перестает быть четкой, или как говорит дядя Прат, не столь нужной, чтобы о ней помнить. Я слушала с интересом, который заглушал мой интерес к персоне Калеба.
- Все случилось в новогоднюю ночь 1945 года. Наша старшая дочь Анна с мужем и детьми гостили у друзей, Калеб только вернулся с фронта на несколько дней в отпуск, - удивленная, при этих словах я не могла не взглянуть на Калеба, и хоть это было лишь на мгновение, он перехватил мой взгляд. Я отвернулась слишком быстро, чтобы понять, что это значило. Не сразу же я уразумела, что этот разговор ему неприятен, его раскованная поза была фальшивой, на самом же деле он вздрагивал каждый раз, когда Грем говорил что-то новое. – В доме нас было… - Калеб тихо хмыкнул, перебив Грема, но тот, не обращая на сына внимание, продолжал дальше, - трое: я, сын и моя жена Патриция. В ту ночь мы не праздновали, хотелось отдохнуть, особенно Калебу, только с фронта, ему хотелось выспаться. Когда ночью появилась она, мы все спали, но вряд ли что-либо изменилось бы, бодрствуй мы. Она была так сильна и прекрасна…
- Ночная женщина в мой сон, в мой дом вошла…- процитировал Калеб, не открывая глаз, и Грем продолжил дальше не смущаясь того что сын его перебил снова.
Я посмотрела на своих родителей, их глаза тоже были закрыты, будто так им легче воспринимать все то, что рассказывал Грем. Волей неволей я почувствовала себя здесь чужой. Словно все они общались между собой ментально.
Я оглянулась на Калеба, он притягивал мой взгляд к себе будто магнит, это напомнило мне то, как я увидела его в столовой. Тогда я, тоже затаив дыхание, следила за ним, но теперь меня заинтересовал стих. Неужели он любит поэзию, хотя чему удивляться, он же почти старик. Я с ужасом осознала, что этому юноше, уже перевалило за восемьдесят..
- Она пробралась в спальню Калеба, видимо не желая никого тревожить больше. Лишь со временем мы поняли, что Калеб и был ее мишенью. Теперь-то мы знаем - тогда она искала себе пару. Калеб всегда был красив…
Я хихикнула, постаравшись замаскировать смешок под кашель, но видимо удалось не очень, - Калеб ухмыльнулся себе под нос, но в его глазах устремленных на меня сквозило удивление. И думаю, за это я могу быть горда, - пока что никаких откровенных слюней я не пускала, смотря на него. И даже лучше, я хмурилась, и могла огрызаться. Я сомневалась, что хоть кто-то из его девушек когда-либо могли этим похвастаться.
О конечно, мое сердце трепетало каждый раз, когда я смотрела на его идеальное лицо, видя прекрасные черные волосы и глаза, которые потрясали своей глубиной, затягивали неведомой силой, которой ты не можешь и не хочешь противостоять. Но как всегда моя верная гордость и события минувших месяцев, давали мне огромную пощечину, каждый раз, когда я готова была распуститься. Держать себя в руках, - твердила мне гордость; будь осторожна, - твердило чутье. И я слушала, я не могла позволить себе утонуть в серебре этих прекрасных, волшебных… не природных глаз! Только главное чаще себе это напоминать!
- Не знаю, думала она или нет убивать нас, но почему-то она сохранила наши жизни, и оставило намного больше взамен… - Грем говорил почти с трепетом, и я с сомнением посмотрела на Калеба, его лицо совсем не выражало радости, но он и не горевал. Я заподозрила, что его жизнь в ипостаси вампира улучшилась, - и ушла,…нас долгое время тревожил этот момент, но что теперь сожалеть…что такое время… - теперь слушателями Грема были мои родители. Калеб взметнувшись с кресла, поспешил бродить по комнате, чтобы скрыть от нас выражения своего лица. Но я знала, что он все равно внимательно слушает, чтобы очередным кашлем не дать отцу рассказать, что-либо о нем, чего бы, ни хотел сам Калеб.
Я оглянулась на родителей, они за долгое время выглядели действительно счастливыми, будто Ричард и Прат, брат отца, снова вернулись. А может все, потому что Грем, так хорошо их понимает? Хотя думаю, и Калеб тоже, не смотря на то, что старается держаться подальше от «старческой сентиментальности», как назвал он наши посиделки. Он понимал моих родителей. Так как я пока что, не могу понять их.
- После пробуждения, жажда была так велика и, конечно же, мы, не задумываясь, брали свое, - я видела, что Грему больно говорить так, его лицо искажало сожаление. Мне даже не хотелось смотреть на Калеба, подумав о том, что он ни о чем не сожалеет. Но, не удержавшись, я все же посмотрела в сторону окна где он застыл в привычной позе вампиров. Его тело не двигалось, словно у статуи, такое идеальное и прекрасное, но мне хотелось видеть его лицо. Повернись, - твердила вся моя сущность, и будто бы его окликнули, Калеб дернулся в мою сторону почти удивленно. Но и его глаза были наполнены болью, к которой я вовсе не была подготовлена.
- Через несколько дней наш поселок разбомбили, и сведений о смерти не осталось, но мы поняли что натворили, что сделали со знакомыми, родными, друзьями. И нам пришлось уйти подальше в горы, точнее почти убегать от тех животных которыми мы стали, от того ужаса что натворили. - Грем говорил будто бы сам с собой, восхищаясь и боясь того, что случилось. Мне было страшно представлять его, Калеба или моих родителей в роли убийц, но от правды не убежать. Только бояться их я не могла. Серебристые глаза Грема, смотрели по-доброму, и я не могла ожидать от него чего-либо плохого. Разве могут столь прекрасные существа быть злом? - И там мы поняли, что кровь животных ничем не уступает крови человека. Хотя, она не так ароматна, как людская.
Мои родители обменялись с ним понимающими улыбками, а я почувствовала себя тупым человеком, которому нужно сказать слово «лопата», чтобы он смеялся после анекдота. Никто из них явно не собирался щадить мои человеческие чувства, хотя чего жаловаться, я всегда хотела, чтобы они комфортно чувствовали себя со мной. Учитывая мою особенность для мамы. Учитывая мою особенность для многих вампиров, на прямую связанную с моей возможностью общаться с матерью. Я являюсь хорошим кандидатом чтобы стать вампиром. Именно таких, как я ищут специальные вампиры из свиты Бесстрастных. Защитники крови против обращения людей. Моя же семья относиться к этому более либерально. Причиной всему я, а также жена Ричарда.
- Со временем мы смогли снова находиться среди людей, их запах все так же оставался болезненно притягательным, но уже не тревожил нас, мы могли держать себя в руках. Тогда мы попытались найти нашу дочь Анну, - лицо Грема смягчилось при упоминание о дочери, и я не могла не улыбнуться, он был столь красив, особенно когда говорил с такой любовью. Я сомневалась, что на лице у Калеба хоть когда-то мелькало подобное чувство. Он был чересчур чщеславен. Только за эти полчаса он трижды смотрел на себя в зеркало и поправлял прическу, его ногти пребывали в идеальном состоянии, и, не смотря на грязь на улице, его ботинки блестели.
- Анна продолжала жить там же где и раньше, дети уже заметно подросли, муж был покалечен после бомбардировки. Но война закончилась, и жизнь у нее наладилась. Мы не хотели, чтобы она знала, что с нами случилось, для нее мы уже не были той семьей, и были опасны. Но Патриция… ей была не выносима мысль, что она больше никогда не увидит Анну и наших внуков. Она хотела увидеть их в последний раз ближе, чем мы осмеливались подойти в своих новых обличьях. Ночью она пошла к ним, ничего нам, не сказав, и это была роковая ошибка. - Его лицо, так сильно похожее на лицо Калеба, осветила печальная улыбка, и он внимательно и пристально посмотрел на меня, - одна из девочек обладала таким запахом крови – Особенная, как и мы, от которого Патриция забыла обо всем, это был запах, которому она не смогла сопротивляться…
После этих слов я ощутила, как пальцы мамы болезненно напряглись на моих волосах. Это была больная тема в нашем доме: я, моя кровь и мамина жажда. Но именно мой необычный запах крови, перед которым Самюель не могла устоять, 10 лет назад привел ее ко мне, в зловонный проулок Нью-Йорка, где они с Терцо нашли меня. Побитую, всю в крови, еле дышащую. Не знаю, что она тогда увидела во мне, почему смогла преодолеть жажду…
- Патриция… выпила всю кровь девочки, - Грем тяжело вздохнул, видимо ему тяжело было называть ее по имени, и его взгляд обратился к Калебу, но тот молчал, выражая полное равнодушие. Я почти разозлилась на него, но потом вспомнила, Грем рассказывает такие вещи о своей семье, в которых сам Калеб никому не признается. Это не те потешные истории, коими делятся в дружеском кругу. Не знаю где он достал листок и ручку, но теперь его руки были заняты и он, не отрываясь, смотрел на листок, выводя что-то на нем, что позволяло мне безнаказанно изучать его идеальный профиль. Я сожалела, что не стала лучшим художником, чтобы попробовать потом по памяти нарисовать его портрет.
- Только чудом она не тронула других трех детей, и в ужасе от сделанного, сбежала. Она пришла ко мне и призналась во всем. Тогда она решила, что уйдет от нас, но обещала что ненадолго. Но она не вернулась. Так что вот уже 50 лет я ищу ее, тщетно. Сколько было нитей, и мест где она была, но я там оказывался слишком поздно. Грем не стал делать из себя мученика, его глаза по озорному сверкали, и не будь в его волосах седых волосин, он мог бы сойти за молодого парня, с мальчишеской усмешкой, этим мне он напоминал отца.
– Здесь мы почти три года, и, не смотря на соседей, жить хорошо и уютно, и главное близко к Лондону, а погода как вы, наверное, уже успели заметить, солнцем нас не балует.
Мы, конечно же, рассмеялись, так как, с первой минуты нашего появления в Англии, солнца еще не было. Но для моих родителей, как и для Гроверов, это был лишь плюс. Ведь жажда в солнечные дни возрастала, кожа становилась мягкой, светилась нежным светом, а глаза чернели.
- Кстати место очень хорошее, чтобы растить детей, - рассмеялся Грем, видя недовольное лицо Калеба. – Я могу спокойно оставлять его самого пока отправляюсь на поиски Патриции, так как он …
- Уже сдался… - закончил за отца Калеб, и я чуть не подскочила на месте, так давно не было слышно его голоса. Я уже успела забыть, как он прекрасен. Ну, зачем ему быть таким идеальным во всем? Это же почти насмешка над эволюцией, что такие гены нельзя передать. И что он там говорил?…
- Она давно могла нас найти. И лучше жить тем, что есть, - Калеб накрылся рисунком и полностью откинулся в кресле, от чего слова доносились неясно, но это лишь для меня. От досады я не сдержалась от язвительного замечания:
- Встречаясь с уязвимыми смертными? – уточнила я и получила щелчок по уху от отца. Терцо смотрел на меня сверху вниз укоризненно, и я почти ощутила чувство вины. Ну что я могла поделать, Калеб был такой прекрасной мишенью говорить гадости и не быть за это наказанной. При том же, смотря на этот идеальный образчик мужской красоты, у меня просто руки чесались сделать ему что-то плохое.
Несомненно, все это было от обиды, что он не обращает на меня внимание, но разбираться в себе, мне сейчас как-то не хотелось. Неизвестно когда в следующий раз Гроверы придут к нам в гости, хотя возможно Грем станет частым гостем. Но не Калеб. Что может его заинтересовать здесь?
- Я не собираюсь их убивать, - раздраженно бросил Калеб, косясь на меня из-под листочка. Когда он передвинулся, чтобы выпрямится в кресле и посмотреть на меня, кожа на кресле под ним приятно заскрипела, а раньше я этого звука не замечала, - мне нравятся именно они, а не запах их крови, если ты так тонко намекаешь на это. Вампир я или нет, но, позволь заметить, я мужчина. Вот если б они были страшными, ты б могла обвинять меня в гастрономических грехах.
- Тоже мне эстет, - хмыкнула я, в действительности напуганная его бурной реакцией.
Вдобавок к этому я получила ощутимый подзатыльник от мамы и тяжелый вздох отца, а если вздыхал уже он, то я действительно перегнула палку. Кажется, единственно, кого приводило в радость наша перепалка с Калебом так это Грема. Он с интересом наблюдал за нами, ему только пива не хватало в руке, и улыбался. Мне не понятна была причина его веселья, но может Грем был согласен со мной, что Калеба давно уже пора поставить на место, и показать, что не каждая девушка сохнет по нему. Да уж, да только кто тебе предлагает по нему сохнуть? Вопрос был риторический, и выяснять его сама с собой я не собиралась.
Я думала Грем улыбается, видя нашу с Калебом сору, но я заблуждалась, пока он не обратился к Самюель:
- Как вы выдерживаете это? Ее запах очень трудно выносить, но как вижу вам особенно.
Не нужно было говорить вслух, чтобы понять, что он имеет ввиду.
- Запах Рейн ведь мучает вас?
Я подобрала ноги поближе к подбородку и опустила голову, каждый раз, когда разговор заходил об этом, я ощущала чувство вины. Будто бы заражаю маму неизвестной болезнью каждый раз, входя в комнату, и она мучит ее.
- Как и любая мать, я вытерплю любую боль ради нее.
Но это была не любая боль, и все в комнате это знали. Я подняла голову и встретилась с глубокими глазами Калеба, и мне так и хотелось крикнуть ему: да, представь, не один ты страдал.
Я сомневалась, что ему пришлось пережить хоть половину того что я успела увидеть за первые пять лет своей жизни. Пусть он был на войне, видел все те ужасы, когда погибают друзья и знакомые, и когда каждое мгновение приближает и тебя к смерти, но это всего лишь моменты, из его жизни, маленький отрезок. Я же до пяти лет жила в постоянном аду, и вряд ли кто-либо мог меня понять.
Я открыто и прямо посмотрела на Калеба, и через мгновение он взглянул на меня, будто бы ждал этого. Я ничего не могла понять по его взгляду, светлость его глаз стирали всякие эмоции, словно они были стеклянные. Мне стало так печально от этого, я, скорее всего, была даже разочарована, мне казалось только он и может понять меня. А может мне хотелось так думать?
Задумавшись, я не слышала, о чем пошел разговор, и когда оказалось, что родители рассказывают о нас, пришло мое время заволноваться. Я не хотела делиться, некоторыми подробностями нашей и моей прошлой жизни. Мне ужасно не нравилось вторжение в мою личную жизнь, но в то же время, мы знали, наверное, самое ужасное из жизни Гроверов, так почему не поделиться с ними нашей историей. Но слушать все это в очередной раз я не могла.
Внезапно я поняла, что Калеб открыто, рассматривает меня. Наверное, он не мог понять, почему Самюель так страдает ради меня. Да уж, для него я всего лишь девчонка, одна из сотни, с которыми он встречался, или мог встречаться. И, видимо, для него я не заслуживала таких истязаний. Что ж, я тоже часто думала об этом, но так и не смогла понять. И даже та маленькая жизнь, что теперь теплилась во мне, и явно требовала вишневого мороженого, так ничего и не объяснила. К сожалению, эта жизнь не была самым драгоценным для меня.
Мне не хотелось вновь все это слушать, видеть взгляды сожаления Грема, и непонятные глубокие взгляды Калеба, заставляющие чувствовать себя примитивной мушкой. При том же я ужасно хотела есть, весь этот день мучительно сказался на моих нервах, - никогда не думала, что буду лечить их таким способом, но именно вишневое мороженое представлялось мне спасительным средством.
Не создавая шума, я прошла на кухню, надеясь, что не все взгляды только что были прикованы ко мне. Мне не нравилась такая популярность.
Холодильник как всегда был забит всякими вкусностями, если я вдруг чего-нибудь захочу. И лишь открыв его, я поняла, что не прочь съесть что-то более основательное, чем мороженое. Спагетти пришлось разогревать не долго, и я в который раз порадовалась тому, что хоть что-то осталось неизменным: макароны как прежде были моим любимым блюдом. От скольких любимых продуктов, мне пришлось отказаться во время беременности, что говорить. А о многих вещах, с которыми пришлось расстаться, я даже не хотела вспоминать.
Я ничего не услышала, но в одно мгновенье в комнате я была уже не одна. Калеб вдруг появился на стуле, будто бы из воздуха.