Когда мы оказались в городе, я сухо попросила Калеба остановиться возле магазина. Он, молча, выполнил мою просьбу, и когда я вышла из машины, поспешил за мной. Не глядя на него, я тихо кинула:
- Я схожу одна.
Сердитый резкий стук дверцы возвестил о том, что Калеб понял, как я зла. И его это не устраивало. Проигнорировав его реакцию на мои действия, я зашла в супермаркет. Народу почти не было, и я побрела к лоткам с фруктами, а от них к сладкому – это вряд ли поднимет настроение, зато хоть как-то вычеркнет из памяти тот сухой паек, которым мне пришлось питаться несколько дней во время охоты оборотней. А так же может мне удастся забыть откормленного зайца, которого притащила Бет, почему-то посчитав, что я смогу его приготовить. И как ей такое только в голову пришло!
Пока я отбирала нужные продукты, меня все время раздражало хихиканье кассирши. Говерли была милой девушкой, довольно симпатичной, но, как говорил Прат, – без мозгов. Лучшая кандидатура для дяди. И когда я подошла к кассе именного его там и застала. Однако далековато от нашего дома. Чего не сделаешь ради великой любви!
Облокотившись на прилавок, Прат нацепил на лицо тупую ухмылку ухажера, от чего меня едва не вывернуло. На полу возле него стояли купленные продукты – тонна купленных продуктов. Итак, или вампиры начали есть, или меня решили закормить до смерти. Или… все-таки кое-кто планировал вечеринку по поводу дня рождения Калеба, о котором я вообще ничего не знала до сегодняшнего утра. Я тут же почувствовала себя обманутой не только Калебом, но и всей семьей, и, конечно же, одинокой.
Подойдя к кассе, я натянуто улыбнулась Говерли, что тут же заставило ее покраснеть. Растолкав локтем Прата, чтобы выставить свои покупки, я хмуро глянула и на него. Прат ничуть не смутился. Идеальное по своей красоте лицо Прата искривилось в понимающей улыбке. За это мне захотелось надавать ему по лицу. Жаль, что я не могу подпортить ему физиономию. Очень жаль – настроение как раз располагает.
- Не ожидал тебя здесь увидеть, – улыбнулся он, игнорируя то, как я хмурюсь и поджимаю губы, – Как отдых?
Тон Прата, и то, как он вел себя, только подначивали меня к совершению какой-то глупости. Я развернулась к нему корпусом и, поставив руки на прилавок, мило улыбнулась, что должно было обмануть Говерли, в моих истинных намерениях. Но, наверное, не Прата. Он должен был ожидать от меня чего-то такого. Ведь это была его школа.
- Плодотворно. А как твое лечение?
Брови Прата удивленно взлетели вверх, а потом нахмурились. Такого бестолкового и непонятного вопроса он не ожидал. Прат явно не понимал, к чему я веду. А стоило бы. Все-таки я училась у него.
- Какое лечение?
- Твой триппер, его уже вылечили?
Говерли перестала улыбаться и краснеть, побледнев как полотно, зато вспомнила о том, что мои продукты нужно пробить по кассе. И на том спасибо. Я не собиралась ночевать в магазине, ожидая, когда она сообразит, зачем я здесь.
- Тоже плодотворно, - растянул слова Прат, медленно на его лице расцвела улыбка, и он явно оценил мою шутку. При этом он так же отметил изменившееся настроение Говерли, которое сулило ему отказом, но ничуть не сожалел об этом. Я тоже считала, что она слишком уж тупа даже для него.
Но все же, его глаза метали молнии, ведь в городе уже насчитывалось женщин двадцать, которые были антиклубом Прата, и состоял он из брошенных им пассий, после нескольких страстных встреч. Видимо он ожидал благосклонности Говерли, и мои слова теперь явно подмочат его репутацию в городе вообще. Зато дел у местного фельдшера прибавиться – те, кто с ним спал, захотят провериться на разные венерические болезни. Ну вот, не успела вернуться в город, а уже сделала доброе дело. Даже два, учитывая то, что уберегла Говерли от разбитого сердца.
Конечно, было подло вымещать злость на Прате, но он-то мог мне сказать о празднике. И я ни на миг не поверила, что до нашего отъезда он не знал о ней. Стоит только вспомнить довольное лицо Прата, когда мы отправлялись в поход. И что странно, ведь Прат всегда любил раскрывать подобные секреты, так как терпеть не мог сюрпризы, как таковые. И ему было все равно, что остальные может их любят. Эту особенность я переняла у него. Сюрпризы никогда не несли в себе ничего хорошего. Это я уже давно усвоила.
Рассчитавшись и, не глядя на Прата, я пошла прочь, испытывая странное удовлетворение оттого, что сделала. И при этом горечь, потому что это напомнило мне о триумфальных снах про волков. Прат догнал меня почти сразу, но без пакетов.
- Я не причем, - поспешил заверить меня Прат. Можно подумать я ему поверила.
Я остановилась, не доходя до машины нескольких метров, и обернулась к нему, при этом заметив, как тени за стеклами машины оживились.
- Почему интересно ты промолчал? Ты не из тех, кто будет хранить секреты. Тебе так нравиться их раскрывать, особенно чужие, – сказала я прищурившись.
- Меня подкупили, - честно признался он без зазрения совести.
Я посмотрела в его искрящиеся от смеха и самодовольства глаза (от недовольства моим поступком не осталось и следа), и поняла, что он не лжет. Ему нравилась сама мысль, что он участвует в чем-то секретном, и ему при этом еще и оплачивают участие. Он бы и хотел, чтобы этот секрет был более грязным, но при таком раскладе не выбирают.
- Коррупция, - констатировала я. – И чего стоят твои тридцать серебрянников?
Карие глаза Прата стали хитрыми и узкими, он напомнил мне китайца. Такой взгляд с прищуром я нередко замечала у Сони, и догадывалась теперь, чье это пагубное влияние.
- Не могу сказать. За это мне тоже заплатили. Это должно было стать сюрпризом и для тебя и для Калеба.
Темные волосы Прата развевались от ветра, и более красивой или глупой картинки мне не приходилось видеть. Он был хорош в новой кожаной куртке и темной рубашке и знал это. Даже его поза свидетельствовала о самовлюбленности, но я все же не могла сердиться на него. Для этого был кандидат получше. Хотя зачем себя обманывать – стоит Калебу взять меня за руку и посмотреть в мои глаза, как я тут же забуду о гневе. Значит, решено – в глаза ему не смотреть и воздерживаться от телесного контакта, пока не изолью свою ярость. А иначе это все равно будет меня мучить.
- Тогда прости меня за триппер.
- Да ничего. Но лучше ты бы упомянула сифилис – им я, по крайней мере, когда-то действительно болел.
Я покачала головой, понимая, что Прата уже ничто не исправит.
- Ты до сих пор болен, - поспешила заверить его я. Краем глаза я следила за машиной, и понимала, что стоит возвращаться, но хотела еще немного побыть на улице.
- Это не заразно. Если только я тебя не укушу, – сверкнул белозубой улыбкой Прат, и я улыбнулась в ответ. Его улыбка и настроение были заразительными и какими-то успокаивающими.
- Тогда это смертельно, - поправила его я.
- Но не заразно ведь, - усмехнулся дядя, и шикарным движением надев очки и подняв воротник, потрусил обратно в магазин. Как там говорят – горбатого могила исправит, так вот, это явно не про него. Даже умерев, Прат оставался невыносимым, эгоистичным типом, которого, по непонятной мне причине, я продолжала терпеть и любить. Как и все в моей семье – он привносил отрезвляющее оживление.
Разговор с ним поднял мне настроение, до того момента, как я села в машину. Стоило оказаться там, как повисло неловкое молчание – до этого они трое что-то с жаром обсуждали. Бет даже покраснела от усердия. Темные локоны уже более аккуратно обрамляли ее лицо, от чего она выглядела милой, но вовсе не спокойной. Хотя, когда в последний раз я видела Бет спокойной? Она даже когда спала, пиналась и разговаривала.
- Что замышляете? – вполне нейтральным голосом поинтересовалась я, хотя внутри все клокотало. Зачем было играть в такие глупые игры – я уже и так все знаю, так зачем разыгрывать из себя шпионов? Молчание так и не рассеялось.
Бет с отсутствующим видом уставилась в окно. Теренс посмотрел на Калеба, тот сохранял молчание. Я была зла на своих друзей.
Но все же, главной причиной злости оставалось то, что Калеб ничего мне не рассказал о самом дне рождения. Потому что идея праздника была хорошей, и я бы хотела сама его приготовить. Как он мог мне не рассказать!!!! Стоило посмотреть на Калеба и его потемневшие глаза, как я снова вспомнила о злости.
«А почему ты сама не спросила? – напомнило мне мое противное сознание, причем довольно ехидно. – Ты ведь могла о таком важном для тебя событии, как ты говоришь, подумать и сама!»
Напоминание об этом еще больше рассердило меня. Когда мы высадили оборотней, возле дома Бет, я по-прежнему не могла вернуть себе спокойствие. Бет нагнулась над пассажирским окном, куда я пересела, и ее лицо сделалось очень виноватым, и это почти растопило мое сердце.
- Прости.
Я махнула рукой, словно это забытое дело. Бет подождала секунду-другую, а потом отошла, видимо поняв, что не все так просто.
- Ты очень зла? – Калеб покосился на меня, не отрываясь от дороги. Дом Фослеров остался далеко позади, и по тому маршруту, который выбрал Калеб, я поняла, что мы едем ко мне домой. На миг сердце сжалось, потому что на уровне подсознания я надеялась, что приехав к нему, мы помиримся, и все будет хорошо. А потом поняла, что это лучшая идея. Я хотела помыться и отдохнуть, а если я еще больше разозлюсь на Калеба, придется пешком топать домой, потому что я не захочу чтобы он меня подвозил. Такого исхода мне не хотелось.
- Очень, - коротко отозвалась я, стараясь не смотреть на него. Очень трудно было это сделать, особенно если учесть, как возле него начинало биться сердце. И мы так давно не целовались, что я начинала ощущать тоску, словно давно его не видела. И вот эти порывы нужно было пока придержать при себе.
- По шкале от одного до десяти, сколько?
- Девять.
- Да, действительно, очень, - втянул в себя воздух Калеб, и перестал смотреть в мою сторону, а только перед собой.
- Будут комментарии? – я смогла теперь глянуть в его сторону и то мельком, чтобы не попасть в плен его серебристых глаз, а иначе злости конец.
- Конечно, – откликнулся он, совершенно равнодушным тоном. И не знаю, что меня больше задело – то, что он уже не смотрел на меня, или то, как он это говорил. – Не думал, что это важно.
- Важно для кого? Если для меня, то важно, - возмутилась я, постаравшись развернуться к нему полностью корпусом, но ремень безопасности помешал, и я села, как и раньше, слегка поворачивая голову.
- Просто я уже и забыл, какие чувства символизирует день рождения. Возможно, когда-то я радовался этому, а теперь для меня это просто день. Такой же, как и все остальные. Тридцать первое декабря и то более значительная дата – тогда я переродился, – Он на миг замолчал и тяжело вздохнул, и это привлекло мое внимание. Калеб напрягся, но в то же время лицо его стало печальным. Что же его так огорчает? То, чего он не может объяснить, или то, что я могу не понять его объяснения? – Наверное, тебе пока что этого не понять.
- Говоришь, прям как Самюель. Я с пяти лет слышу – тебе этого не понять. И что мне такого не понять, если я живу рядом с вами так долго. Я уже практически, как вы.
- Это точно, – ледяным тоном отозвался Калеб. Ну вот, ляпнула!
Я набрала побольше воздуха, уже зная, что он сейчас скажет, но Калеб замолчал и уставился на дорогу. Одна его рука на миг взметнулась вверх, и я уже знала этот его жест, когда он треплет свои волосы – он начинал о чем-то думать или же переживать.
Снова молчание. Ну конечно, не ожидала, что Калеб будет говорить без умолку, после нашей ссоры, но вот такое глухое молчание мне не нравилось. Я уже видела подобное выражение лица ранее. Он что-то решал. А может это моя буйная фантазия и нечистая совесть не давали мне покоя? Калеб и не должен быть радостным – у нас реально не шуточная ссора, по крайней мере, я давно уже не припоминала ничего подобного. А я как всегда думаю только об одном – как бы более комфортно было мне одной! Может, я все-таки зря горячусь?
- Не делай такого лица, - я уже почти не сердилась. Скорее начала переживать, когда Калеб о чем-то задумывался, я пугалась. Он давно признал, что я уже вовсе не ребенок, и я боялась, какими станут его рассуждения и поступки относительно моего созревания.
- Какого такого? – переспросил Калеб напряженным голосом.
- Такого, словно что-то задумал.
- Я ничего не задумал. Скорее меня беспокоит твоя реакция на такую ерунду, как ежегодный день, когда я появился на свет в прошлой жизни. Ведь я не меняюсь на протяжении уже многих десятилетий, и для меня это ничего не символизирует. Другое дело ты – с каждым днем рожденья становишься старше, и твоя внешность, повадки, мысли при этом изменяются. Понимаешь о чем я?
Не полностью. Возможно, с такой стороны все выглядело иначе. Само явление дня рождения, есть не что иное, как простой подсчет возраста и того времени сколько мы существуем, и так же того, как мы изменяемся. Калеб не менялся. Он уже никогда не станет старше своих девятнадцати лет, и для него не имеет значения, сколько времени прошло с тех пор, как он родился. И почему я раньше не подумала об этом, до того, как раздувать ссору? Я действительно все еще его не понимала. Точнее я все еще не понимала всех их – даже не смотря на годы, прожитые с ними.
- Тогда возможно я была не права, - осторожно заметила я, надеясь, что черточка между его бровей исчезнет.
Но Калеб удивил меня в очередной раз:
- Почему ты должна извиняться за то, что просто пока не доступно тебе. Ты ведь человек, и для тебя важны дни и недели, так как они не важны для нас. Что такое дни – всего лишь смена дня и ночи, и ничего больше. А для вас дни – это сама жизнь. Мы можем лишь мечтать о вашем осознании дней. Но любить дни становиться все тяжелее. Хотя для меня они перестали бежать так быстро, как раньше. Ты остановила время.
Калеб бережно взял мою руку в свою холодную ладонь, и это заставило посмотреть ему в глаза. Они потемнели и заискрились. Его взгляд заставил мое сердце приостановить на миг свой бег, а потом пуститься с отчаянным стуком. Улыбка Калеба свидетельствовала о том, что он услышал это.
Мы сидели, молча, остановившись перед моим домом, и переплетя пальцы, смотрели друг на друга.
Не знаю, сколько лет будет биться мое сердце, тревожно замирая, захлестнутое необъяснимой страстью к Калебу. Но я понимала, что мне это необходимо – вот так смотреть на него, слушать свое дыхание и ожидать, когда его голова качнется в мою сторону.
- Я поеду домой, чтобы переодеться и скоро вернусь. Есть какие-то особенные пожелания на вечер?
Калеб смотрел на меня, ни следа минувшего раздражения, так словно мы просто говорили, а не ссорились, хотя по сравнению с размолвками Бет и Теренса, нашу ссору и ссорой стыдно назвать. Ни тебе криков, ни битья посуды, а тем более не перекидывания друг друга.
- Захвати пиццу, - пожала плечами я, зная, что он и будет моим особым пожеланием. Не смотря на наш отдых в лесу, избавиться от оборотней на продолжительное время не удавалось. Зато я множество раз заставала их за страстными объятиями и перехватывала некоторые картинки, которые, я точно знаю, Бет не хотела бы сделать достоянием моего разума.
Да и не могу сказать, что очень рада влезать в эти картинки. Ужас, я становлюсь, чуть ли не любителем порнографии, но совесть спасает то, что я невольно становлюсь свидетелем их отношений. Да и остальных тоже.
Калеб медленно наклонился ко мне, словно давая время прочувствовать момент, и я не смогла возобновить дыхание, зачаровано смотря на него. Вблизи кожа Калеба выглядела такой яркой, и притягательной, что я не удержалась от прикосновения к ней.
Калеб накрыл мои губы своими, и я тут же смогла вновь дышать. Было в этом что-то символическое, когда я понимала, что именно без него дышать сложно. Даже не знаю, смогла бы я жить без Калеба. Он стал неотъемлемой частью меня и моей жизни.
- Не обрезай волосы, - попросил он, стоило нам разомкнуть губы. Я удивленно взметнула руку к волосам, а потом поняла, что он просто увидел мои воспоминания. Не знаю отчего, но я почувствовала смущение, словно хотела сделать преступление.
- Если ты не хочешь, то я не стану обрезать их. В общем-то, я и сама еще не решила.
- Мне нравиться, как они рассыпаются по твоим плечам, - тихо сказал он, и я покраснела. Было в его словах много интимного, о чем не говорят вслух, хотя при этом он не сказал ничего такого.
Как я оказалась на улице, даже и не помню, меня, словно зачаровали голос и глаза Калеба. Тяжело вздохнув, я скинула наваждение, но при этом ощутила несуществующую пустоту. Она образовалась с его уходом, и я понимала, как сильно зависима от Калеба. Возможно, дело было в том, что я человек и мною управляют гормоны, и не будет ли все по-другому, когда я стану вампиром? Нет, наверняка нет, ведь Ева по-прежнему любит Грема, даже сильнее, чем во время своей человеческой жизни. Я знала, что моя любовь к Калебу это не просто гормоны. Не может быть, чтобы любовь и все чувства, что ее сопровождает, можно описать просто физиологией. Я не могла с таким согласиться. Да, меня при этом можно было обвинить в том, что сначала я была захвачена красотой Калеба, и на это влияло мое тело, но потом, чем больше я узнавала его, чувства становились только сильнее. Сердце ведь не обманешь.
Толкнув дверь, я зашла в дом, и, бросив портфель и спальник в коридоре пошла в гостиную, спеша узнать с каким счетом проиграли или выиграли Блекхокс в последнем матче, который мне пришлось пропустить.
В доме было тихо. Никого, кто бы дышал или нет. Значит, все мои куда-то уехали. На столике лежала записка:
«Рики и Соня простудились, мы с Терцо поехали к врачу в Лондон. Вернемся завтра. Не позволяй Прату приводить домой девиц. Самюель»
Я блаженно откинулась на диване, и накрылась этим листком, от которого веяло духами Самюель, а значит домом. Как же хорошо, когда все идет по-старому.