Глава 22. Скорпиус. Унижение

Роуз Уизли меня поцеловала.
Она меня поцеловала. А потом еще раз.
А потом ее вырвало на мои ботинки.
Так, позвольте все разъяснить. Это был день рождения ее кузена, и, конечно, когда у Джеймса Поттера день рождения, всегда бывает вечеринка. Меня не пригласили, да и особого желания идти у меня не было, потому что я ненавижу девяносто процентов тех людей, которые ходят на такие вечеринки. Единственная причина, по которой я появился радом с башней Гриффиндора тем вечером, было то, что профессор Монтагю нарисовался в моей комнате с внезапным визитом и пожелал узнать, где Дерек с Джастином. Полагаю, он слышал слухи о вечеринке и решил выйти на тропу войны, чтобы поймать участников. Я придумал какую-то ложь про то, что они в душе, и тут же самым коротким путем побежал в восточное крыло замка, предупредить их. Нет, меня особенно не волнует, попадут ли в беду Дерек и Джастин, но мне не хочется, чтобы все гости вечеринки неминуемо попали, когда там нарисуется Монтагю в поисках своих студентов. Так что я пошел их предупредить.
Можете себе представить мое изумление, когда я чуть не споткнулся о чьи-то ноги. И можете себе представить, как я еще сильнее изумился, когда понял, что это ноги Роуз. Очевидно, я не знал, что она тут делает, и в первую секунду мне показалось, что она спит. Но потом я увидел, что она смотрит на меня и выглядит так, будто сейчас расплачется, поэтому я спросил ее, в порядке ли она. Она тут же огрызнулась, конечно, спросив меня, что я тут делаю. А потом сказала, что хочет писать. Было совершенно очевидно, что она очень пьяна и ничего не соображает, скорее всего, это из-за вечеринки ее кузена… Я помог ей встать и решил убедиться, что она доберется до гостиной, но Роуз начала гипнотизировать меня взглядом, и я удивлен, что тут же не умер на месте. Я был напуган до усрачки, и, конечно, когда она объявила, что ее семья ненавидит мою, ну, я уже был готов бросить все и бежать в Слизерин.
Но тут она меня поцеловала.

Признание. Я никогда не целовался.
Вы в шоке, я знаю. Я ведь такой жутко популярный и определенно самый завидный жених своего курса… Ага, точно. Так что, наверное, вы не в таком уж и шоке. У меня на самом деле было не так уж много возможностей поцеловать девчонку, учитывая, что большинство девчонок даже не понимают, что я жив, а те, которые понимают, считают меня психом или вроде того. Я точно не самый общительный человек на свете, так что я не делал особенно много попыток поболтать с девчонками, потому что я представления не имею, что им сказать.
Но наконец-то я кого-то поцеловал.
И это была Роуз.
Ну, в отличие от меня, у Роуз на самом деле есть опыт в поцелуях, так что она (определенно) знала, что делает, намного больше меня, во всяком случае. Так что я просто последовал ее примеру и копировал то, что она делает. Не думаю, что она вообще заметила хоть какую-то технику (или ее недостаток), потому что она была серьезно пьяна, и я даже должен был пару раз ее поддержать, потому что, похоже, она забыла, как надо стоять.
Это было странно, целовать ее, наверное, потому, что это случилось внезапно, после всего того времени, что я об этом думал. Но это было довольно мило. Ее губы действительно очень мягкие, и, хотя от нее немного пахло огневиски, в основном пахло очень хорошо. Я вообще-то удивлен, что у меня сердце не остановилось прямо тут, в коридоре.
Она что-то еще пробормотала, уверен, это что-то насчет ее родителей. Я не уверен точно, потому что потерял способность думать, потому что секундой позже она поцеловала меня снова - значительнее, чем в перый раз - и просунула язык мне в рот. Я определенно не был к этому готов и случайно ее укусил, что, конечно, заставило ее взвизгнуть от боли и отпрыгнуть. Я хотел извиниться, но она начала выглядеть совсем больной. Я снова спросил в порядке ли она и в этот раз вместо того, чтобы сказать мне, что ей нужно в туалет, она сказала:
– Я думаю, меня сейчас стошнит!
И сказать, что я двинулся в неправильном направлении в неправильное время, будет совершенно правильным ответом.
Вот так мои туфли и нижняя часть брюк оказались покрыты полупереваренным ужином Роуз Уизли.
Я на самом деле этого не хотел, конечно, но у меня не очень крепкий желудок, и я никогда этим не хвастался, так что меня немедленно начало подташнивать. Роуз просто отвернулась и спрятала лицо в стене, громко охнув, пока остервенело вытирала рот.
– О господи, - причитала она. – О господи, о господи, о блять.
А затем, словно ее не тошнило по-страшному, она повернулась ко мне и достала палочку, объявив, что может все исправить. Я, конечно, немедленно оттолкнул ее руку и сказал, что все в порядке, и я сам обо всем позабочусь. Как оказалось, это был неправильный ответ, потому что она выглядела по-настоящему задетой и посмотрела на меня так, словно хочет убить.
– Я умная! Я самая умная во всей этой долбаной школе! Я могу наложить очищающее заклинание!
Она практически визжала в конце, так что я очень быстро подумал и заверил ее, что знаю, что она умная, и согласен с ней, что она самая умная в этой долбаной школе, и соврал, что хочу попрактиковаться в очищающем заклинании сам (кое-что, что мы выучили на первом курсе). На самом деле, я не хотел, чтобы она промахнулась и оторвала мои ступни от ног в пьяном состоянии.
Когда я закончил счищать рвоту с ботинок, я подумал, что теперь все будет в порядке. Пока она не расплакалась и не бросилась мне на руки. Она всхлипывала мне в плечо, и я продолжил паниковать, потому что понятия не имею, что делать с плачущими девчонками, особенно с той, которая не должна быть ко мне так близко ради моего же собственного рассудка. Я неловко погладил ее по спине и сказал, что все будет хорошо.
Это выдернуло ее из этого состояния.
Она отодвинулась и с яростью вытерла глаза.
– Никому не говори, – серьезно приказала она.
Я пообещал, что никому не расскажу, что она плакала, и что это не так уж важно, потому что она просто напилась, и ей ни за что не должно быть стыдно.
– Не о плаче, придурок, о поцелуе! Никому не говори, что я тебя поцеловала или я надеру твой тощий зад.
Ну, многие не восприняли бы это серьезно, но я своими глазами видел, как она надрала зад одному парню (зад куда менее тощий, чем мой), так что я кивнул, будучи совершенно пораженным.
И вот и все.
С тех пор она со мной не разговаривала, а я не разговаривал с ней. Каждый раз, когда я ее вижу, она тут же убегает в противоположном направлении. Она никогда не посмотрит мне прямо в глаза, и она, определенно, никогда со мной больше не заговорит. И когда я увидел, как она собирается выйти из поезда, она тут же изменила курс, желая держаться от меня как можно дальше. Она в прямом смысле пошла назад через весь поезд, чтобы выйти через другой выход, так что ей пришлось идти через всю станцию, чтобы дойти до своих родителей, которые дожидались ее с нетерпением (большей частью потому, что тут были журналисты и фотографы, охотящиеся на них).
И тогда я ее видел в последний раз.

Рождественские каникулы проходят так, как я и ожидал. У меня были не слишком большие надежды на то, что будет дома, так что я не могу быть разочарован. Нет смысла напрашиваться на разочарования, судя по тому, как легко они случаются. Тут не хуже, чем в школе, решаю я, но тут довольно тихо.
Мой отец был в отъезде большую часть времени, а мама была занята своими обычными делами по украшению дома, дабы убедиться, что все выглядит идеально, на случай, если придут неожиданные гости (что случается не часто, можете мне поверить). Она даже немного разошлась, планируя наряд для нашего ежегодного рождественского семейного ужина. Я не знаю, зачем она волнуется и прикладывает столько усилий, но предполагаю, это дает ей возможность себя хоть чем-то занять.
Я сижу в своей комнате так часто, как только возможно, читая, вообще-то, хотя мне не слишком приятно озвучивать этот факт. Здесь больше нечем заняться, так что, полагаю, здесь есть несколько книг из нашей библиотеки, которыми меня можно занять. Это отлекает меня от мыслей о Роуз, хотя бы. Мыслей о поцелуе, я имею в виду. Я думаю об этом не слишком часто, конечно, потому это меня слишком отвлекает, и я начинаю чувствовать себя несколько неудобно. Но я не могу перестать. Это было потрясающе, и, наверное, это лучший момент во всей моей жизни.
Жаль, что этого больше никогда не произойдет.
Это рождественский вечер, что означает, что мы проведем его у моих бабушки с дедом. Я не слишком этому радуюсь, вообще-то, учитывая то, что на свете нет более пугающих людей, чем мой дед. Ему невозможно угодить и с ним совершенно невозможно иметь дело. Я не радуюсь этому еще и потому, что это ужин, а значит мы должны вести себя, как на каком-нибудь долбаном королевском балу.
Мама уже приготовила мантию, которую я должен надеть. Я думаю, она купила ее специально для этого вечера, хотя я и не понимаю, зачем нужно тратить деньги на кусок ткани, которую придется надеть всего один раз. Мама такая, впрочем, и она скорее умрет, чем покинет дом одетая во что-то не самое лучшее и идеальное. Мантия не такая уж и плохая, я думаю, но я предпочел бы надеть джинсы и пару кроссовок.
Я одевался и понял, что думаю о Роуз (снова), пока смотрелся в зеркало. Ее рождественский ужин, полагаю, совершенно не похож на тот, который мне предстоит посетить. Она, наверное, наденет джинсы и кроссовки и будет в порядке. У нее, наверное, там много веселья, мягкого и спонтанного, не так ханжески и наигранно, как принято в моей семье. Хотя, ну конечно, Роуз, наверное, сейчас заперлась в своей комнате, потому что не хочет проводить время со своей «раздражающей и надоедливой» семьей.
Она даже не понимает, как ей повезло.
– Скорпиус, ты уже готов? – позвала мама откуда-то снизу. Она кажется раздраженной и нетерпеливой, так что я считаю, что лучше ее умиротворить. Я спускаюсь вниз, где она меня дожидается. Она барабанит ногтями по перилам и искоса смотрит на меня.
– Почти вовремя, – говорит она и выглядит очень красивой. Она всегда была изумительной, а когда одевается так, как сегодня, в длинный струящийся шелк, она выглядит еще сногсшибательнее, чем обычно. Ее темные волосы собраны в красивый пучок на затылке, а губы накрашены темно-красным, что выделяется на бледной коже.
– Где отец? – спросил я, игнорируя ее замечание, когда она оглядывает меня и начинает поправлять мне галстук.
– Он опоздает, так что я сказала ему встретить нас там. Твоя бабушка уже связывалась со мной, спрашивала, где мы.
– Так еще только полседьмого.
– Я знаю, – она начала приглаживать мои волосы, в попытке уложить их так ровно, как только возможно. Она думает, что они слишком длинные, скажу я вам. – Тебе надо подстричься, – ну? Я же говорил.
– Нормально, – отвечаю я, отстраняясь от нее. У меня огромное желание поднять руки и взлохматить волосы, но сомневаюсь, что она это оценит, так что я оставляю все как есть.
Мама закатывает глаза, но ничего не говорит, она идет к камину и достает Летучий Порох.
– Попытайся не слишком запачкаться. И проверь, чтобы ты не засыпал пеплом пол, когда прибудешь.
Я знаю эту нотацию наизусть. Я слушаю ее всю свою жизнь. Я буду чертовски счастлив, когда, наконец, начну аппарировать, и мне не придется больше это слушать. Не обращая на нее внимания, я взял порох и отправил себя в Малфой Мэнор. Когда я прибыл, я был очень осторожен, чтобы не натащить грязи в гостиную, иначе моя мама оторвет мне голову. Я не понимаю почему, раз тут полно домовых эльфов, чтобы все почистить. И отец говорит, что раз уж им надо платить, то пусть работают, как следует. Но все равно, я очень осторожен, и отряхиваюсь, прежде чем ступить на сверкающий паркет.

Вокруг никого, но в следующую секунду я слышу быстрые приближающиеся шаги. Моя бабушка широко улыбается, когда видит меня, и спешит обнять, поцеловать и приласкать, как, думаю, делают все бабушки на свете. Она непрерывно лепечет что-то следующие несколько минут: «О, ты стал таким высоким!» (нет, не стал); «Как дела в школе?» (ужасно); «Ты слишком худой, хорошо ли ты ешь?» (да, я от природы выгляжу как рельса) – а потом она немного лебезит перед моей матерью, когда та аппрариует в комнату несколько секунд спустя.
Я стою в сторонке и позволяю им друг друга поприветствовать, как будто они не виделись несколько лет, хотя я знаю, что они видятся каждое воскресенье за обедом. Это хорошо, я считаю. Я всегда думал, что хорошие отношения между моей мамой и бабушкой – фальшивка, и это просто для хорошего впечатления, но за все эти годы, я начал думать, что они действительно любят друг друга и наслаждаются компанией друг друга. Бабушка – самый близкий человек, который был у моей мамы, потому что ее собственная мать умерла, когда ей было семь. Так что они довольно хорошо ладят, хотя я подозреваю, что мать несколько боится моего деда, потому что рядом с ним она всегда нервничает и тревожится, когда он рядом.
- Проходите, - говорит бабушка, провожая нас по коридору, - выпейте.
Она проводит нас из «повседневной» гостиной в «торжественную» гостиную. Даже не спрашивайте, в чем разница, я не знаю. Наверное, потому, что в «торжественной» на мебели больше золотой отделки? Не уверен. Малфой Мэнор – самый большой дом, который я когда-либо видел, и, если мой собственный дом слишком велик для трех человек, дом моего деда слишком велик для целой армии.
Моя семья богата. Очень богата, вообще-то. Возможно, мы потеряли все уважение и доверие в магическом мире, но денежные фонды остались нетронутыми. Большинство денег нажито незаконным путем, я уверен, но я не в курсе, как конкретно. Мой отец и дед проводят время, «вкладываясь» для заработка на жизнь, что, скорее всего, такой милый способ назвать то, что они платят специальным людям, которые принесут доход и заработают для них, в конце концов, большую часть денег.
Бенни, один из домовых эльфов деда, вошел в дверь позади нас с подносом с брэнди и несколькими бокалами. Он ничего не сказал, пока мы рассаживались на чрезмерно разукрашенные диваны, просто разлил брэнди и молча подал. Я всегда получал брэнди и другие напитки в доме моего деда уже давно. Их, вообще-то, не волнует, что я еще не в том возрасте. Это забавно, что мама ничего не говорит, когда я здесь пью, потому что дома она твердо отказывает мне в каком-либо алкоголе.
Я отпиваю брэнди и без интереса слушаю, как мама и бабушка сплетничают о последнем романе тети Дафны. Они уже забыли о том, что я в комнате, и, слава богу, потому что мне нечего добавить в их беседу о распущенности моей тетки. Наконец, прибывает отец, аппарируя в другую комнату, а затем присоединяется к нам. Он сразу же хватает бокал брэнди у Бенни, прежде чем упасть на диван рядом с моей матерью. Она оглядывает его с ног до головы, как оглядывала меня, прежде чем мы покинули дом, и недоверчиво качает головой, нагнувшись, чтобы поправить и его галстук. Он не обращает внимания, конечно же, просто смотрит со скучающим выражением лица, как и у меня, полагаю, а мама и бабушка снова возвращаются к сплетням. Несколько раз он повернулся ко мне, или закатив глаза, или приподнимая брови, в ответ на скучную бессмысленность момента.
– Где отец? – наконец спрашивает он, вмешиваясь в разговор и тем самым прекращая его.
– Он скоро подойдет, – отвечает бабушка, попивая напиток. – У него какие-то дела в министерстве, но я ожидаю его с минуты на минуту. В конце концов, это рождественский вечер. Несомненно, даже министр магии захочет провести праздник с семьей.
– Что за дела? – папа игнорирует последнюю часть ее предложения.
– О, я не знаю, – бабушка быстро отмахивается от этой темы. – Ничего важного, я уверена.
И словно она накликала. Сзади нас раздался хлопающий звук, и откуда не возьмись появился дед. Я смотрю, как мой отец немедленно выпрямляется, перестав полулежать на спинке дивана, а моя мать бессознательно приглаживает свое платье, когда встает. Бенни спешит с бокалом брэнди, и дед берет его, даже не глядя на эльфа. Он легко целует мою мать в щеку, прежде чем помочь подняться моей бабушке и так же ее поприветствовать. Встает папа, и они пожимают друг другу руки, не глядя в глаза. И затем я вспоминаю, что тоже должен встать и последовать его примеру, потому что так полагается в этой семье.
– Скорпиус, – говорит дед, вежливо кивая головой. – У тебя хорошие каникулы?
Я киваю и бормочу «да», прежде чем моя мать шипит, чтобы я говорил яснее, и дарит мне Взгляд, который заставляет меня еще сильнее выпрямиться.
– Ужин уже готов, я полагаю? – дед не обращается конкретно ни к кому. Он ведет нас в столовую, мы послушно идем за ним. Я пытаюсь замешкаться, но отец кладет мне руку на спину и немного подталкивает, прекращая все мои попытки.
Когда мы прибываем в столовую, я становлюсь за свой стул, и, как полагается, дожидаюсь, пока сядут мама и бабушка, прежде чем сесть самому. Несмотря на то, что на столе полно (определенно вкусно выглядящей) еды, я не могу не думать, что хотел бы быть сейчас где угодно во вселенной, только не здесь.
И пока мы едим наш рождественский ужин, я стараюсь быть настолько незаметным, насколько возможно. Мой дед ведет «светскую беседу», задавая мне раздражающие вопросы, вроде «Так у тебя еще нет подруги?» или «Ты уже думал о будущем? Ну, я полагаю, ты должен удостовериться, что сначала сдашь все свои СОВ». Я бормочу ответы и игнорирую Взгляды, которые моя мама кидает на меня. На столе еще больше алкоголя, так что, я только надеюсь, что напьюсь и забуду о них всех.
Я попробовал все четыре вида свинины, что лежали на моей тарелке, и не обращал внимания на их разговоры, пока не услышал, как дед начал рассказывать историю, как он встретил «эту суку Грейнджер» в министерстве, и я как раз смутно подумал, какая замечательная это история для рождественского ужина. Пока несколько секунд спустя они не начали говорить о выборах, и я понял, что они говорят о матери Роуз. Упоминание «Грейнджер» мне ничего не сказало, но потом я понял, что это ее девичья фамилия. Я поднял голову и как раз увидел выражение отвращения на лице моего отца.
– Расхаживала вокруг, такая самодовольная, как и всегда, – продолжает дед и отпивает из своего бокала.
– Ну, почему бы ей и не расхаживать? – это, как не удивительно, заговорила моя мать. – Они все у нее в кармане, разве нет? Все министерство готовится к тому, что она станет их новым главой.
– Не все министерство, – многозначительно сказал дед. – Есть как минимум несколько человек, у которых все еще верные приоритеты.
– Ну, тогда будем надеяться, что они смогут повлиять на то, чтобы эта трагедия не случилась, – теперь это бабушка. Похоже, у всех есть, что сказать, кроме папы, конечно, но и он не выглядит сверхдовольным этой идеей.
– Можете поверить моему слову, – продолжает дед, окидывая всех взглядом, даже меня. – Если эта грязнокровка проберется в кресло, они заполонят все министерство, и все мы за это заплатим.
– Может тебе не стоит ее так называть, – заговорил я, прежде чем понять, что вообще открыл рот. Мне тут же захотелось взять свои слова назад, в особенности потому, что вся моя семья уставилась на меня, будто я убил кого-то прямо за обеденным столом.
Мертвая тишина звенела долгое время, и у меня появилось ужасное чувство, что, возможно, это меня сейчас будут убивать.
– И почему же я не должен? – наконец спросил дед, и его голос был тихим и предельно опасным. Я поймал взгляд отца, и он едва заметно покачал головой.
Во рту у меня ужасно пересохло, и я едва выдавил свои следующие слова.
– Я имею в виду, ну, разве это не несколько старомодно?
Дед уставился на меня с выражением, которое можно назвать шоком. И к моему собственному шоку, он игнорирует меня и поворачивается к моему отцу.
– Ты видишь? Вот чего ты добился, отправив его в эту школу! Я говорил тебе отослать его в Дурмстранг.
– Люциус, – попыталась остановить его бабушка, но он ей не позволил.
– Вот. Теперь ты видишь, какая дрянь управляет этой школой. Было достаточно плохо, когда ты был там, но теперь стало только хуже, Драко. И вот это теперь ты получил.
Это.
Как будто я какое-то это. Кусок мусора. Разочарование. Неудача. Позор рода Малфой.
Папа ничего не сказал. Просто посмотрел на меня, и, скажу я вам, ему хочется меня придушить. Я уставился в тарелку, чтобы избежать его взгляда. Дед продолжает распростаняться о том, какой мерзости меня учат в «этом месте». А я просто смотрю на стол.
Это будет великолепное рождество, я уверен.