Глава 8. Неопределенность

— Ну почему, почему она так со мной? Ведь я...

Джинни Уизли взглянула на своего несчастного брата, и ее губы непроизвольно сжались, а глаза устремились к полуоткрытой двери. Она ждала Долохова с минуты на минуту, а он, обладая весьма несдержанным характером, не будет рад увидеть здесь её брата. Ей нужно было как можно скорее спровадить Рона и успеть «подготовиться» самой.

Дмитрию не нравилось, если она не была влажной и готовой сразу приступить к делу. Но разве это ее вина? Дмитрий был похож скорее на никотинозависимое чучело, чем на мужчину.

— Рональд, какого лешего тебя принесло? — она подняла руку, предупреждая поток его жалоб. — Я имею в виду иные причины, не нытье о своей лохматой бобрихе.

Рон, казалось, взял себя в руки, зло сощурился, и, схватив со стола хрустальную безделушку, стиснул ее, пытаясь унять свой гнев.

— Я хочу ее вернуть! — Ревность и зависть затопляли его полностью. — Я хочу, чтобы гребаный Драко Малфой убрал свои грязные лапы от Гермионы. Она заслуживает лучшего! — его глаза заблестели. — Она заслуживает меня! — задохнувшись, закончил Рон, его лицо покраснело до неприличия, а пальцы все сильнее сжимали хрупкую вещицу. Рон со злостью кинул безделушку на пол. Однако она не разбилась: падение смягчил толстый и пушистый ковер.

Джинни закатила глаза, подняла с пола хрустального лебедя и поставила подальше от своего нервного брата.

— Тогда, может, не стоило ей изменять... Не то чтобы я виню тебя за это, но женщинам, как правило, не нравится по возвращению домой увидеть своего парня, трахающегося с какой-то блондинкой. — Джинни сложила руки на груди и качнула головой в сторону двери. — А теперь, когда я констатировала очевидный факт, может, ты уже пойдешь? Дмитрию не понравится...

— Меня не волнует, что понравится твоему гаду! Мерлин, я даже не хочу знать... Я просто... Я хотел бы знать... — Рон заколебался. — Ну, ты ведь девушка, не так ли?

Оскорбленное восклицание вырвалось прежде, чем она смогла остановить себя. Джинни глубоко вздохнула, сжимая кулаки и чувствуя, как длинные ухоженные ногти впиваются в нежную плоть. Нет смысла кричать на этого идиота, это приведет лишь к бессмысленной ссоре.

— Да, Рональд, — язвительно заверила Джинни, — я девушка.

Рон нахмурился.

— Тогда что ты думаешь как девчонка? Как мне вернуть Гермиону обратно?

Пренебрежительное фырканье послужило ответом на его вопрос.

— Ты мог бы для начала не спать с кем попало и так часто. Или, по крайней мере, вести себя хоть немного осторожней.

— Но как же! — заскулил Рон. — У меня же есть потребности.

Джинни с деланным безразличием занялась изучением своих ногтей.

— Да ну, Гермиона...

— Она просто не понимает. Я не люблю ни одну из этих девчонок! Я люблю ее... И, кроме того, это просто для практики, ну ты понимаешь, для нее же, чтобы сделать секс еще лучше, — заспорил Рон, усиленно кивая головой в подтверждение своих слов.

— Конечно. Ты закончил свой словесный понос, Рон? У меня свидание с Дмитрием.

— Грубый секс и противозачаточные заклинания сложно назвать свиданием, — Рон сердито сплюнул, взглядом скользнул по выцветшим синякам на запястье Джинни; она только пожала плечами.

— Это цена, которую я плачу, — произнесла она, откидывая назад волосы, чтобы свет заиграл на бриллиантовых серьгах, которые она носила. — Что значит немножко боли, когда у меня есть эти милашки? — Джинни провела пальцем по прохладным камням. — Бриллианты лучшие друзья девушки.

Рон усмехнулся:

— Почему бы тебе тогда не выйти замуж за этого чертова ублюдка?

— Думаешь, я ждала, пока ты мне об этом скажешь, идиот? — зашипела Джинни. — Я работаю над этим... Но Долохов чертовски осторожен, постоянно использует контрацептивные заклинания.

Джинни сердито поджала губы, потирая воспаленные запястья и думая о собственных проблемах. Повисла тяжелая тишина. Рон упал в кресло и схватился руками за голову.

— Ни мама, ни папа не услышат ни слова, — пробормотал он. — Никого не будет: ни Билла, ни Чарли, ни Джорджа. Особенно этого гордеца Перси.

— Где? — спросила она, все еще рассеянно потирая запястье.

— На моей свадьбе с Гермионой.

Джинни фыркнула:

— Да забудь ее уже. У тебя есть Трейси. Мама убьет тебя, если ты и с ней все испортишь, — она повернулась к нему и, подняв бровь, с деланным безразличием спросила: — А что Гарри думает об этом?

Рон зло усмехнулся:

— Он под каблуком у Паркинсон, а она, очевидно, собирается поддержать своего бывшего любовничка.

Джинни не сочла нужным спорить с братом о достоверности слухов насчет связи Малфоя и Паркинсон, когда они учились в Хогвартсе. Вместо этого она, сердито поморщившись, наклонилась к нему и зашипела:

— Эта бобриха с мочалкой вместо волос не достойна Малфоя, — ее глаза сверкали яростью.

Рон вспыхнул.

— Это он не заслуживает ее!

Она лишь презрительно фыркнула:

—Мы говорим об одном и том же человеке, Рональд? Драко Малфой владеет половиной магической Европы, и я бы руку отдала, чтобы заполучить его!

— У тебя же есть Долохов. Даже ты не сможешь манипулировать ими обоими одновременно, — устало сказал Рон, невидяще уставившись на бледные костяшки своих пальцев.

Джинни сжала зубы.

— Да если бы у меня был Малфой, я бы мигом бросила Дмитрия!.. Боже, да кто бы не...

— Вот и все! — воскликнул Рон, вскочил с кресла и, схватив ее руки, с жаром их сжал. — Ты хочешь Малфоя, я хочу Гермиону.

— Что ты имеешь в виду, Рон?

Ее брат выпустил нетерпеливый вздох.

— Подумай об этом, Джинни. Если ты сможешь охмуритьМалфоя, он бросит Гермиону, она останется с разбитым сердцем, поймет, что совершила ошибку, и...

Джинни резко выдернула руки, оборвав напыщенную речь брата:

— Это не сработает. У Малфоя была причина выбрать ее. Какая именно, я не знаю, но уверена, что так просто он ее не отпустит.

Рон только пожал плечами, его глаза лихорадочно блестели. Он схватил сестру за плечи и тряхнул так, что ее голова болезненно дернулась.

— Значит, мы заставим Гермиону бросить его!

— Легко сказать, — начала она, вырвавшись из его хватки и отойдя подальше.

Рон поднял руку, прерывая ее:

— Нет, ну ты же помнишь, как отреагировала Гермиона, когда застала меня с той девицей. Если она увидит Малфоя... — он замолчал, многозначительно подняв брови.

— ...Она подумает, что Драко изменил ей, и бросит его так же как и тебя, — закончила за него Джинни, в ее глазах зажглась странная искра. — Тем более, если она увидит, что это я.


Лаванда сидела в мягком кресле, не сводя взгляда с блондина, стоявшего у окна и осматривавшего тихий деревенский городок, казалось, нетронутый глянцем современной Англии. Гармоничность пейзажа нарушали лишь линии электропередач, проводивших к домам магглов электричество. Болтон, казалось, не изменился ни на йоту со второй мировой войны, по-прежнему сохраняя большую часть очарования Старого Света ушедшей эпохи.

— И как ты тут живешь, Браун. Сколько тебя помню, ты была счастлива, только когда тебя окружал хаос. — Драко постучал пальцем по холодному стеклу, указывая на небольшую площадь, опрятная зеленая лужайка которой была затенена только каменным памятником павшим. — Трудно представить, что тебе здесь может нравиться, если только эта деревушка не оживает ночью.

Лаванда Браун спокойно улыбнулась, и в выражении ее лица не промелькнуло ни единого намека на ту легкомысленную молодую девушку, которой она была в школе.

— Я считаю это место лучшим для моей чувствительной... натуры.

Он отвернулся от окна, ухмыляясь:

— Это способ сказать, что ты сошла с ума?

— НЕТ! — Лаванда сделала глубокий вдох, стараясь игнорировать сердитый румянец на щеках. — Нет. После того как мой дар раскрылся целиком, мне тяжело находиться среди людей. Я стала слишком чувствительной к их судьбам и будущему. От них ужасно болит голова.

Драко фыркнул, но воздержался от высказывания своих мыслей. Вместо этого он спокойно отошел от окна и обнаружил свое место занятым полосатым котом. Он присел рядом и рассеянно погладил его теплый мех. Кот лениво приоткрыл глаза, молча оценивая его, а потом вернулся в дремотное состояние.

— Зачем ты пришел, Малфой? Обычно ты посылал Блейза, когда тебе требовалось вытрясти из нас с Парвати очередное пророчество.

Драко позволил себе паузу, тщательно подбирая слова для своего Главного Вопроса; его пальцы бессознательно продолжали гладить полосатого кота. Когда он наконец поднял голову, Лаванда с любопытством наклонилась вперед, сжав руками подлокотники кресла.

— Она выйдет за меня замуж? — тихо спросил Драко, обращась скорее к ковру, чем к Лаванде.

Она весело рассмеялась. О, как пали сильные. Чертов Драко Малфой не уверен в собственных силах и судьбе. Такой непохожий на холодного слизеринского принца, к которому она привыкла.

— Это все зависит от того... — начала было она, но таинственно замолчала.

— От чего? — Драко резко вскинул голову, со злостью глядя на Браун.

— От того, будешь ли ты честным с ней. Ложь имеет тенденцию расти как снежный ком. В конце концов это все обернется против тебя.

Драко встал, аккуратно снимая с колен кота, где тот успел расположиться, и стряхивая с темных брюк приставший рыжий мех. Его попытки привели только к большему распространению его по брюкам.

— Я не лгал ей ни о чем.

— Сицилийская провидица, — вызывающе произнесла Лаванда.

— Это упущение, а не ложь. Кроме того, я вообще не вижу, какое это к ней имеет отношение, — огрызнулся он.

Браун перекинула волосы через плечо, играя локоном. Она тщательно обдумала свои слова прежде чем заговорить, зная, что они могли возмутить его.

— Некоторые считают, что упущение столь же плохо, как и ложь.

Снова воцарилась душная тишина. Драко покачал головой, он выглядел немного растерянным.

— Ей не имеет смысла знать об этом.

Лаванда только скептически на него взглянула.

— Чертова ведьма прокляла меня! Те омерзительные сны... — вскипел Драко, сжимая и разжимая кулаки.

— Порождения твоего собственного ума! — мгновенно отреагировала Лаванда, непреклонно глядя ему в глаза. — Как она могла знать, что творится в твоей голове? — Она тряхнула головой, отбрасывая с лица лезшие в глаза волосы, и нетерпеливо фыркнула.

— Она прокляла меня, — выдавил Драко сквозь сжатые зубы.

Лаванда раздраженно на него посмотрела.

— Ты упускаешь суть, Малфой. Все, что сделала ведьма, проклявшая тебя — навела временное, заметь, временное! заклинание похоти. Что заставило тебя жаждать ту, что ты отчаянно хотел и не мог заполучить, в данном случае — Гермиону.

Драко помотал головой, его губы сжались в тонкую линию.

— Она послала эти сны, она заставила меня быть одержимым Грейнджер... Она... — он глубоко вздохнул, его грудь тяжело вздымалась от усилий сдержать проявление эмоций, — она заставила меня полюбить Гермиону. Я нанял кучу сыщиков, чтобы разыскать ее, но бесполезно. Она, видимо, поняла серьезность ситуации, и...

— В последний раз говорю тебе, Малфой, магия не может заставить человека влюбиться! Возбудить, подчинить, но не любить! — закричала Лаванда и всплеснула руками.

Драко Малфой развернулся на пятках. Он мерил комнату шагами, и паника подступала к горлу. Слишком знакомое чувство пустоты и потери давило. Его плечи опустились. Мощь заклинания вспыхнула с новой силой, разнося по телу панику и страх, что он потеряет Гермиону, прежде чем сможет обладать ею.

Она возненавидит его, если все раскроется.

Если она обнаружит, что он посылал ей эти сны в качестве мелкой мести за те бесчисленные мучительные месяцы в Италии, чтобы заставить и ее перенести то, что он перенес в разлуке с ней... Чтобы она узнала, каким бывает желание, которое не утолить никакой заменой...

Она возненавидит его, если узнает, что он желал ее только из-за проклятия какой-то ведьмы. Возненавидит, узнав, что эта одержимость была настолько мощной, что Драко решился на заклинание Almas Unidas. В буквальном переводе это означало Соединение душ, а фактически — это было объединением жизненных сил. Созданное в XV веке в Испании чистокровной магической элитой, желавших, чтобы мужья и жены не могли — буквально — жить друг без друга; заклинание гарантировало не только моногамию в отношениях, которая обеспечивалась обрядом магической свадьбы, но и однозначную физическую и эмоциональную привязанность друг к другу.

Хотя человеческая душа оставалась неприкосновенной даже для вмешательства древней магии, иногда умом и телом можно было управлять в определенных целях. Заклинание создавало своего рода искусственную любовь между парой. Все что было необходимо Драко от Гермионы — это простая искра привязанности, вспышка нежности, и он мог бы провести церемонию без Гермионы, что, несомненно, было весьма удобным.

Самое главное — что после завершения ритуала результат был необратимым.

Прочность и опасность возникающей связи настолько сильны, что даже самые преданные возлюбленные не всегда рисковали проводить этот ритуал. После десятилетий наблюдения пагубных последствий воздействия заклинания даже самые консервативные испанские волшебники отказались от него.

Образ покорного возвращения Гермионы в объятия Уизли болезненно кольнул его воображение. Если и были хоть какие-то сомнения относительно столь крайних мер, сейчас Драко не мог их вспомнить.

Приступ страха продлился всего секунду, потом он снова взял себя в руки, выпрямился и позволил ледяной маске спокойствия покрыть его лицо. Нет. Он не собирался уступать жалким эмоциям. Уныние и неудачи — для простолюдинов.

— Не нужно ей говорить, — велел он Лаванде, и жестокая улыбка изогнула его губы. — Эта беседа никогда не должна повториться. Гермиона будет более счастливой без этого знания.

Лаванда открыла рот, чтобы возразить, но он мгновенно ее остановил:

— Это была не просьба, Браун. Если я услышу хоть намек на подобную сплетню, я буду знать с кого спрашивать. — Взгляд Драко был тверд. — Я приду прямо сюда и заставлю тебя заплатить за свои слова. Это понятно?

Напряжение растекалось по комнате по мере того, как расширялись глаза Лаванды.

— Ты сумасшедший, Малфой, — пробормотала она.

Драко вытащил палочку из кармана и направил ее на Лаванду.

— Наоборот, Браун, я более чем вменяем, — Малфой снисходительно покачал головой. — Если ты думаешь, что эти угрозы пусты, можешь проверить, моя дорогая.

— Ты слишком остро реагируешь, Малфой.

— Напротив, — его голос был обманчиво легким и благодушным, как будто он обсуждал погоду, а не направлял оружие ей в грудь. — Я думаю, что вполне нормально защищать свою невесту от любой нежелательной сплетни. Передай мою просьбу Патил, будь так добра.

Мгновения спустя Драко, отвесив легкий изысканный поклон, уже переступал через порог, словно его визит был приятным чаепитием. Лишь когда за ним закрылась дверь, и дорожка, посыпанная гравием, осталась позади, Драко запустил руку в волосы и бессильно смял их. Как только он достиг уединенной рощи, то аппарировал прочь.

Когда он появился через мгновение в приемной поместья Малфоев, он вызвал всех эльфов дома и быстро обрисовал в общих чертах свои намерения. Маленькие существа унеслись выполнять его приказы, а один оставшийся эльф взял плащ и, низко кланяясь, спросил, не потребуется ли чего-нибудь хозяину. Драко отпустил его кивком головы и направился в Большую гостиную, чтобы поприветствовать портрет матери.

— Что я слышу, Драко, ты снова решил затеять ремонт? — воскликнула Нарцисса со своего наблюдательного пункта над камином. — Ты же переделал все поместье всего несколько месяцев назад. Даже с учетом порывистости молодости невозможно устать от комнат, которых ты даже не используешь.

Драко нежно улыбнулся своей матери, запечатленной на магическом холсте в свой тридцатый день рождения.

— Я вовсе не собираюсь делать ремонт. Только хотел добавить несколько вещей к тому времени, когда Гермиона станет моей женой. Я не считаю, что стоит переезжать в основные апартаменты, пока наши отношения не приняли официальный статус.

Нарцисса понимающе кивнула. Размеры и торжественное убранство комнат левого крыла не предназначались для одного человека. Драко едва ли были нужны две отдельные спальни и смежная с ними ванная комната. Даже гардеробная, примыкавшая к каждой из комнат, была по размерам больше нынешней спальни Драко.

— И что же ты решил добавить? — спросила она с любопытством.

Его ответ был уклончивым:

— Всякие мелочи. Парочку незначительных деталей, чтобы сделать обстановку более... интимной.

Эта информация, казалось, удовлетворила Нарциссу, и Драко, извинившись перед нею, вышел из комнаты и направился в основные апартаменты. Войдя через позолоченные двери, он задумчиво обвел взглядом нетронутую гостиную, по левую и правую сторонам которой располагались две большие двойные двери, которые ранее вели к спальням Люциуса и Нарциссы.

Через открытые двери виднелась спальня его отца, из которой эльфы уже убрали большую кровать с балдахином и в данный момент снимали картины со стен, укладывая их рядом с Драко — в гостиную.

С треском был отодран ковер с заляпанных половиц, и домовые эльфы, тщательно свернув его, аппарировали вместе с ним из комнаты, по-видимому, последовав за кроватью. Затем исчезли и тонкие французские обои, которые снимались весьма неохотно.

Когда задание было закончено, армия волшебных существ покинули комнату, часто и с энтузиазмом кланяясь. Драко слегка усмехнулся, войдя в пустую комнату и остановившись в центре неотполированного пола. Он задумчиво оглядел свои владения: даже лишенная всей обстановки, комната все еще была пронизана элегантностью. Гермионе понравится спать здесь, когда все утрясется. Его родители жили в отдельных комнатах, но он, конечно, этого не допустит.


Гермиона была в своем офисе, придирчиво изучала свои тщательно составленные примечания, чтобы представить Визенгамоту в пятницу. Непонятно по какой причине, но ее коллеги выработали довольно раздражающую привычку каждый час неожиданно заглядывать в ее кабинет, чтобы поздороваться. Даже когда она работала допоздна, все равно находился кто-нибудь, кто, казалось, случайно забредал к ней. Особенно странный интерес к тому, что скрывалось за ее закрытой офисной дверью, проявили ее сослуживицы.

И вот, несмотря на довольно позднее время — девять часов вечера, Гермиона услышала отзывающийся эхом звук шагов. После небольшой паузы человек, остановившийся перед ее дверью, постучал. Она нетерпеливо вздохнула и отложила свои записи.

— Войдите!

Дверь скрипнула, и Гермиона нахмурилась. Ей пора завести швейцара, который бы смазывал эту проклятую штуковину. За последние несколько недель дверь открывали столько раз, что неудивительно, что металлические петли пришли в негодность.

— Гермиона.

Она быстро подняла глаза на высокую долговязую фигуру, копну рыжих волос и веснушчатую физиономию.

— Рональд, — сухо произнесла она и, продолжая сидеть, жестом велела ему занять место через стол.

Он тяжело плюхнулся в предложенное кресло и провел рукой по и без того растрепанным волосам.

— Прости меня, — пробормотал он, не отрывая взгляда от беспорядка на ее столе. — Я совершенно не думаю, прежде чем говорю. Мне действительно очень, очень жаль.

Потрясенная, но несколько равнодушная к его извинениям Гермиона отодвинула свои бумаги и уставилась на него. Под его глазами залегли тени, создавая впечатление, будто он не спал несколько дней. Он казался намного старше.

— За что именно тебя простить? — нерешительно спросила она.

Рон встретился с ней глазами, и Гермиона позволила его васильковому взгляду одурачить ее.

— За все, — он невесело рассмеялся, снова запустив пальцы в волосы. — Я такой идиот.

Гермиона бойко кивнула:

— Да, а если тебе нечего сказать, кроме самых очевидных вещей, ты можешь идти: у меня, как видишь, есть работа.

Он начал было протестовать, но она быстро его перебила:

— Все не так просто, Рон. Извинения не исправят положение. Тут, в отличие от магии, взмах руки не поможет.

— Гермиона... — снова начал он.

— Пожалуйста, не сейчас, Рон. Я устала, и я должна просмотреть все свои заметки до завтра. — Она по-прежнему пристально смотрела ему в глаза, но вновь вспыхнувшая обида пересиливала жалость к нему.

Неловкое молчание затягивалось. Гермиона вновь опустила взгляд на свои бумаги, но не могла прочесть дальше одного предложения, и читала одну и ту же строчку снова и снова.

— Он что-то задумал, ты же знаешь, — пробормотал Рон. — Я говорю тебе это не как твой бывший парень, но как твой лучший друг.

Гермиона нетерпеливо вздохнула:

— Да ты что. И что же он задумал?

Рон быстро покачал головой:

— Я не знаю. Просто... просто будь осторожной, хорошо, Гермиона? Это все, о чем я прошу.

Она коротко кивнула и проследила, как он уходит. Рональд Уизли медленно дошел до двери и остановился, словно засомневавшись. Положив руку на ручку двери, он повернул голову и проговорил:

— Если тебе когда-нибудь что-нибудь понадобится, Гермиона, я буду рядом.

Гермиона заставила себя снова смотреть на свои записи, но от слез слова плыли перед глазами. Ей не хотелось думать, из какой глубины души поднялась эта горечь, она просто позволяла слезам скользить по щекам. Забывшись, она пропустила шаги за дверью, и характерный стук, возвещавший о приходе посетителя, застал ее врасплох. Гермиона подумала, что вернулся Рон, и торопливо протерла щеки, пытаясь стереть следы недавних слез. А после пригласила посетителя в кабинет.

— Ты ничего не забыл, Рон. Сейчас не время... — она замолчала на полуслове, когда увидела вошедшего. — О! — ошеломлено воскликнула она.

Дмитрий Долохов одарил ее холодной улыбкой и отказался от кресла, предложенного не сразу оправившейся от удивления Гермионой. Холодок пополз по спине, когда их глаза встретились, и Гермиона хмыкнула, прочищая горло.

— Мистер Долохов. Что привело вас сюда?

Угловатые черты лица стали резче, когда он нахмурился.

— Вы, мисс Грейнджер, — он попытался улыбнуться. Как показалось Гермионе, это больше походило на гримасу. — Скажите, вы уже ужинали? Возможно, мы могли бы поговорить в более комфортной обстановке.

Несмотря на потрясение, Гермиона взяла себя в руки и мысленно отмахнулась от неприятного ощущения, возникавшего, когда она замечала его взгляд.

— Боюсь, я уже занята, мистер Долохов.

— Слишком поздно? — спросил он ничего не выражающим тоном.

Гермиона стиснула зубы и натянуто улыбнулась:

— В общем-то, да, я как раз собиралась уходить.

Долохов кивнул, принимая ее слабое оправдание.

— Тогда, возможно, вы уделите мне пару минут. Я хочу поговорить с вами по достаточно важному вопросу.

— Да? И о чем же?

Он приветливо ей улыбнулся, хотя благоприятный эффект был нарушен зрелищем его неприятных острых зубов.

— Как вы знаете, у нас есть один общий знакомый, моя подруга Джиневра. — Его пальцы прошлись вдоль корешка книги, когда он прислонился к встроенному стеллажу. Его взгляд с интересом блуждал по ее кабинету.

— Уизли? — потрясенно спросила Гермиона.

— Да, — ответил он с легкой насмешкой. — Вы знаете другую? — Позволив себе насладиться произведенным эффектом, он прошел немного вперед и оперся бедром о ее стол. — Она... что-то задумала.

Гермиона резко выдохнула, судорожно рассмеявшись:

— Да. Как и всегда, впрочем. Может быть, вы могли бы рассказать мне немного подробнее об этом "чем-то".

Долохов глубоко вздохнул, его плечи слегка поникли, как будто он пытался защититься от возможного удара.

— Я подслушал разговор... Довольно тревожный, который касался и вас, и меня. — Он колебался, и Гермиона могла только гадать, почему. — Я прибыл пораньше, чтобы забрать Джиневру на свидание и непреднамеренно подслушал, как Рональд Уизли и моя подруга обсуждали вас и вашего жениха.

Гермиона резко выпрямилась в своем кресле.

— Что именно они обсуждали?

— Джиневрa и мистер Уизли, кажется, планировали саботировать ваши отношения. И мне больно говорить об этом, но Джиневрa, похоже, очень хочет заманить в свои сети мистера Малфоя. Я считаю, что она хочет узурпировать вашу позицию будущей леди Малфой.

Гермиона быстро заморгала, не зная, следует ли ей верить такой темной личности, как Долохов. С другой стороны, что он получает, сказав ей это? Они с Джинни и так не ладили, и этот разговор не мог навредить их взаимоотношениям.

— Как? — осторожно спросила она.

Долохов воспринял это как положительный знак. Он выпрямился и натянуто улыбнулся.

— Играя на вашей неуверенности. Мужчины могут быть физически жестокими, а женщины бьют прямо в сердце.

Он стащил плащ и небрежно повесил его на стул, который освободил Рон всего несколько минут назад.

— Ведь ваши отношения с мистером Уизли закончились из-за его измен, так?

Она напряглась, но кивнула в знак согласия.

— Ну... Я полагаю, это и есть намерение Джиневры: соблазнить мистера Малфоя, а потом, вероятно, попасться вам на глаза в весьма... недвусмысленной обстановке.

Гермиона судорожно втянула воздух... В десятку. Бесспорно, она не простила неверное поведение Рона и склонна была проявлять осторожность в общении с мужчинами... Но нет... Оглашение помолвки с Драко было лишь способом отомстить Рону; почему ее должно волновать, что Малфой спит с кем-то? Она расторгла бы эту помолвку через три месяца при любом исходе! Даже теперь она часто просматривала файлы потенциальных кандидатов в мужья, чтобы найти подходящего мужчину, как только их соглашение с Малфоем будет разорвано. Однако простая мысль о том, как Джинни будет злорадствовать, переманив ее жениха, жалило несправедливостью.

Она с трудом сдержала гнев в голосе, когда спросила:

— Зачем вы мне все это говорите?

— Я полагаю, что вы, как и я, являетесь потерпевшей стороной, и вы имеете право знать, — мгновенно ответил он, наблюдая за ее лицом, словно что-то решая для себя.

— Хорошо... — нерешительно начала она. — Спасибо... за предупреждение. Буду иметь в виду.

Долохов вновь устремил взгляд на ее книжный шкаф.

— Я так понимаю, вы стремитесь освободить домовых эльфов от бытового рабства.

Гермиона закрыла глаза на внезапное изменение темы. Не за этим ли он и пришел сюда? Хочет вмешаться и, возможно, положить конец ее махинациям, которые могут отрицательно повлиять на его чистокровное домашнее хозяйство, управляемое эльфами?

— Да, — сказала она вызывающе. — Я не буду...

— Вы не поняли моих намерений, мисс Грейнджер, — прервал он с натянутой улыбкой. — Я хочу поддержать ваше ходатайство.

Она мгновенно напряглась, преисполняясь подозрениями и тревогой.

— Хотите?

— Да, действительно хочу. Вы можете рассчитывать на мою твердую поддержку. Я очень хорошо знаком с Амосом Диггори.

Гермиона застыла при звуке этого имени. Амос Диггори был отцом Седрика, трагически погибшего во время Турнира Трех Волшебников. За этот страшный инцидент Амос всегда возлагал ответственность на Гарри, и, в свою очередь, его презрение распространилось на Гермиону. Он являлся членом совета Визенгамота и изо всех сил старался зарубить все ее идеи на корню.

— Я был бы счастлив произнести речь в защиту вашего предложения, — продолжал Долохов, с легкостью определяя ее эмоции по выражению лица.

— Почему? — спросила она больше из любопытства, чем из осторожности, уже прокручивая в голове все перспективы подобного сотрудничества. Она собиралась попросить Малфоя помочь ей с данным вопросом, но откладывала просьбу, зная, что он мог и не согласиться с ее позицией.

Долохов развел руками в знак мира.

— Я, как и вы, считаю, что настало время для перемен, мисс Грейнджер. Как вы, наверное, знаете, я стал главой семейного состояния лишь после войны, и не был воспитан в кругу яростных защитников чистокровности и семейных традиций, как прямые потомки семьи Долоховых.

— Тогда я буду рада принять вашу помощь, — кивнула она.

— Хорошо. Теперь мы можем обсудить это за ужином?