Кэролайн не соображала уже, кто она, что она, где находится и что происходит вокруг. Абсолютно безвольно обмякнув в руках Клауса, она боялась открыть глаза, снова столкнуться с реальностью.
Клаус завернул девушку в своё пальто, как маленького ребёнка. Она и была для него маленьким ребёнком сейчас – испуганным, растерянным, требующим внимания и заботы. Мужчина прижимал её к себе, самое дорогое, что было у него в этой жизни, не обращая внимания ни на её ужасный внешний вид, ни на тошнотворный запах. Его маленькая девочка, его любимая, его Кэролайн была вне опасности. И как бы она ни относилась к нему, он спас её, и он больше не оставит её одну, никогда не позволит повториться пережитому кошмару. Он смотрел в её родное личико, читая отпечатки боли и страдания на некогда прекрасном лице. Для него её лицо по-прежнему было прекрасно, даже, может быть, очаровательнее, чем когда бы то ни было, но невыносимо было смотреть на это лицо – боль любимой разъедала сердце Клауса, отравляя радость от того, что девушка была жива. Клаус прижимался щекой к спутанным, грязным, давно утратившим свой золотистый блеск волосам Кэролайн и считал это высшей наградой за все свои бессонные ночи и наполненные отчаянием, тревогой и страхом дни. Держать её в руках – живую, чувствовать, как бьётся её сердечко, видеть, как пульсирует крохотная жилка на её виске – разве не в этом состояло сейчас для него высшее наслаждение?
Бережно, затаив дыхание уложив находившуюся в полуобморочном состоянии девушку на заднее сидение машины, Клаус не удержался в поцеловал Кэролайн в лоб. Легко, чувственно, нежно – как умел только он. Веки девушки дрогнули на миг, и слабая, неуверенная, робкая улыбка тронула её губы. А может быть, Клаусу только показалось, что Кэролайн улыбнулась…
Оглянувшись на дом кошмаров, Клаус мысленно пожелал удачи брату. Он был уверен, что всё получится, но всё равно доля тревоги не хотела покидать его. Казалось, что всё это слишком просто – убить много веков прожившего монстра. Хотя… Не прожившего, а просуществовавшего, это раз. Два – это то, что у всех есть слабые места, и все уязвимы. Даже те, кто кажется окружающим сильнее всех.
Клаус повернул ключи и завёл машину. Обернулся назад, чтобы снова бросить взгляд на свою принцессу. Даже в таком ужасном состоянии Кэролайн оставалась для него неземной, сказочной принцессой, и он восхищался ею.
***
Клаус стоял у окна спальни и смотрел на нескончаемые потоки дождя. Дождь, снова дождь, как и тогда. Наше проклятие или наше спасение? Но это всё равно. Ты лежишь на кровати и смешно морщишь носик во сне. Что тебе снится? Боже мой, сколько же ты пережила за эти дни, милая! Прости меня, прости, родная. Я не должен был оставлять тебя одну. Но теперь всё будет хорошо, правда? Всё будет хорошо. Пусть этот дождь смоет твои слёзы, твою боль, сотрёт из твоей памяти эти ужасные дни. Я бы хотел стереть из твоей памяти весь этот ужас, но я не могу. Не могу так поступить с тобой, ведь это значит, что каждый день, смотря в твои глаза, я должен буду врать тебе, притворяясь, что ничего не случилось, что всё осталось, как было раньше. Смогу ли я? Я не смогу. Знаешь, недоговаривать и лгать – разные вещи. Слишком разные. Но даже скрывать от тебя часть правды я не могу. Прости меня и за эту слабость тоже, родная. Простишь ли ты? Сможешь ли ты простить меня за всё, что я совершил, за мою ошибку, стоившую тебе стольких страданий? Сможешь ли ты простить меня, милая?
Кэролайн перевернулась на левый бок и подложила под щёку ладонь. Клаус подошёл к кровати и поправил сползшее одеяло. Девушка улыбалась во сне. Первородный присел на край кровати.
– Прости меня, моя маленькая, – прошептал он.
На лбу девушки явственнее обозначилась морщинка, которую Клаус так хотел стереть поцелуями, и дыхание девушки стало прерывистым. С беспокойством мужчина отметил, что сердцебиение блондинки участилось.
– Прости меня, моя маленькая, – говоришь ты и растворяешься в окружающей меня темноте. Уходишь. Снова и снова. Эти сны, или видения, или галлюцинации… Я не отличаю бред от реальности… Только сон приносит облегчение, только сон. Но и во сне ты уходишь, оставляешь меня одну, а я не могу так больше, не могу!
Девушка застонала и перевернулась на спину. Клаус снова поправил одеяло и взял девушку за руку. Кэролайн бессознательно сжала во сне его руку и снова улыбнулась. Дыхание её стало ровнее.
Клаус боялся высвободить руку из хватки крохотных тёплых пальчиков любимой. Да ему этого и не хотелось.
А рука у тебя такая тёплая… Такая необыкновенно тёплая для вампира… Ты никогда не была такой, каким был я. Ты никогда не была вампиром в полном смысле этого слова, милая. Или была? Я не всё ещё знаю о тебе. А разве это важно? Ведь и ты тоже знаешь обо мне так мало… Надеюсь, когда-нибудь ты дашь мне шанс, и у нас будет вечность, чтобы узнать друг друга. А пока – спи спокойно, моё чудо, моё счастье, моё солнце.
Клаус осторожно поцеловал девушку в лоб, в ту самую глубокую морщинку между бровями. Он сидел тихо-тихо, боясь пошевелиться и разбудить Кэролайн.
Спи, родная, спи спокойно.
Кэролайн улыбалась во сне, сжимая руку мужчины, а Клаус сидел тихо-тихо, прислушиваясь к биению собственного сердца и её маленького сердечка.
Дождь за окном шелестел еле слышно, смывая с лица земли их страдания и их боль.
***
Клаус сам не заметил, как задремал после пережитых волнений. Он так давно не отдыхал, не спал – он не мог успокоиться ни на секунду, пока жизни Кэролайн грозила опасность.
Разбудил его крик Кэролайн. В какой-то момент она отпустила во сне его руку и испугалась, ощутив пустоту в своей ладони.
– Клаус!!! Не уходи, Клаус!!! – крик Кэролайн разорвал тихий шёпот дождя, и девушка широко распахнула полные отчаяния и страха глаза.
Клаус, прежде, чем успел подумать, усадил девушку к себе на колени, завернул в одеяло, обнял крепко, защищая от всех напастей, прижал к груди её голову.
– Тихо, тихо, я никуда не уйду. Это просто сон, просто плохой сон.
Кэролайн смотрела на него со смесью радости, страха и удивления. Она боялась поверить, она очень боялась поверить, что её кошмар оказался лишь сном, и Клаус… Она очень боялась поверить и очень хотела. Хотела, чтобы это оказалось правдой. Его сильные руки, его уверенный голос, его непередаваемый запах…
– Сон?.. – неуверенно прошептала девушка, всё ещё ничего не понимая. – Сон?..
– Прости меня, моя милая, моя родная, – Клаус прижимал девушку к себе так крепко, что, казалось, если он разомкнёт кольцо рук, она просто исчезнет. – Сон, да, плохой сон. Ну, не надо, не надо плакать, родная…
Кэролайн не контролировала себя.
– Сон, и ты снова уйдёшь, когда я открою глаза, и…
Он приложил палец к её губам.
– Кэролайн… Кэролайн, посмотри на меня. Никто больше никогда не посмеет тронуть тебя. Никто и никогда, слышишь? Всё закончилось, всё позади, я никогда больше не оставлю тебя одну, слышишь? Никогда.
– Никогда, – механически, словно марионетка, повторила Кэролайн.
– Прости меня, прости, – Клаус не знал, что делать, как заставить любимую поверить. Он не знал, через что ей пришлось пройти, он и представить не мог. – Кэролайн, милая…
Она отчаянно вцепилась в его руку, которой он попытался стереть слёзы с её лица. Сжала её так сильно, что Клаус невольно поморщился от боли.
– Ты… Ты… – она не могла больше ничего сказать. Ничего. Эмоции переполняли её. – Ты здесь, со мной, ты реален, и это всё… Это всё… Ты…
Он испугался за её рассудок. Отстранился и заглянул в её затуманенные слезами полубезумные глаза, легонько встряхнул за плечи свободной рукой. Она словно очнулась, и её взгляд стал осмысленнее, но не потерял блеска сумасшествия.
– Ты… Клаус… Ты… – повторяла она, как заклинание.
Она обняла его так крепко, как только могла, истощённая, обессилевшая, обняла его отчаянно, будто в последний раз, будто прощаясь навсегда. Он позволил ей это. Позволил прижаться к нему, позволил запустить руки в его волосы, позволил вдыхать аромат его тела. Позволил смеяться полубезумно и рыдать от счастья, что всё это реально. Он позволил ей сойти с ума, чтобы исцелиться. Это безумие нужно было ей – и он дал ей возможность снова сойти с ума. Сойти с ума, ещё не сознавая, что заставило её сойти с ума.
Клаус прижимал Кэролайн к себе, гладил по волосам, шептал какую-то бессвязную чушь, умолкал, снова что-то обещал ей, просил за что-то прощения…
Это сумасшествие нужно было им обоим. Это был конец старой жизни и начало новой. Жизни, в которой не должно быть места её боли. Он не допустит этого. Каждое мгновение своей жизни оберегая её, жертвуя своим покоем ради покоя любимой.
Они сходили с ума под шум дождя. Она рыдала, он гладил её по голове и целовал в макушку, прижимая к себе, понимая, что безвозвратно потерян в любви к ней.



Безумие Кэролайн сменилось тихой радостью. В какой-то момент пришло понимание реальности происходившего, и девушка успокоилась, согретая этим чувством. Она уже не рыдала, не смеялась, а тихо плакала, уткнувшись лицом в шею Клауса. Уверенность и чувство защищённости разливались по всему организму, и Кэролайн затихла в кольце рук любимого. Закрыв глаза, девушка вдыхала аромат парфюма Клауса, смешанный с запахом тела мужчины, теряясь в давно забытом ощущении счастья.
– Кэролайн, – Клаус нежно коснулся губами волос девушки, – выпей.
Она, не открывая глаз, приняла из его рук бокал. Первородный аккуратно придерживал сосуд, не давая ни капли пролиться в дрожавших руках любимой.
Кэролайн поднесла бокал к губам и сделала неторопливый глоток. Горло свёл спазм тошноты, и блондинка резко открыла глаза, уставившись в ужасе на переливавшуюся, игравшую всеми оттенками алого жидкость.
Она смотрит на меня остекленевшим взглядом, и на её лице навсегда застыло выражение ужаса и боли. За что, за что я убила её?! Монстр, вот кто ты, Кэролайн Форбс! Монстр!
Бокал выпал из рук Кэролайн. Она с отвращением наблюдала, словно загипнотизированная, как по одеялу медленно расползается вязкое, липкое пятно. К горлу снова подступала тошнота.
Клаус не мог понять, почему кровь вызвала на лице любимой ужас, но интуитивно прижал к себе голову Кэролайн, заставив девушку оторваться от созерцания пятна. Плечи блондинки дрожали, она рвано хватала воздух, чувствуя, что ещё немного, и её стошнит прямо здесь.
Клаус аккуратно высвободил девушку из плена одеяла, стараясь не позволить ей снова увидеть кровь. Он не знал ничего о причинах такой реакции Кэролайн, но понимал, насколько ей было плохо.
Стены комнаты слились в причудливой пляске смерти и страха, и ничего нет, кроме омерзения к себе самой и леденящего душу взгляда убитой. Боже мой, я убийца, я монстр, я!..
– Пусти… – с трудом простонала Кэролайн, пытаясь высвободиться, чувствуя, что не может контролировать рвотные позывы.
Запах, этот запах… Он сводит с ума, подчиняет разум. Каждой клеточкой тела я хочу испить этот напиток. Но я убийца! Убийца! Я монстр! И её остекленевшие глаза, глаза моей жертвы!..
Так и не освободившись из рук Клауса, Кэролайн неестественно изогнулась, но её организм ограничился лишь ощущениями рвоты – желудок девушки слишком давно пустовал, – и от этого стало только хуже.
Клаус не знал, что делать. Ему даже в голову не пришло просто внушить Кэролайн. Сказать, что он был напуган – значит ничего не сказать. Состояние девушки повергло его в ужас. Через что же пришлось пройти тебе, что вкус крови вызывает такое отвращение у тебя!? Моя маленькая, что же!..
Кэролайн хватала ртом воздух, а Клаус осторожно поднялся, держа её на руках, и направился к выходу из спальни. Своей спальни. Надеясь, что к обычной пище организм Кэролайн отнесётся лучше.
Хоть как-то поддержать твои силы. Пока. Пока я не придумаю, как помочь тебе пить кровь. Я научу тебя заново. Тебе нужна кровь. Господи, за что, за что страдает она?! Если придётся, я внушу тебе пить кровь, но ты будешь жить. Я должен буду сделать это, не знаю, как. Но ведь ты же уже сейчас похожа на живой труп. Что будет с тобой через несколько дней? Господи, покарай меня за все мои грехи, но дай её жить, дай ей счастье!
Постепенно первое омерзение Кэролайн проходило, уступая место ужасу перед собой? перед совершённым? перед всплывавшей в сознании картиной? Девушка не отдавала себе отчёта. Бессознательно ища защиты, она сильнее прижималась к Клаусу, словно хотела впитать в себя хоть часть его уверенности и силы.
В душе Клауса бушевал ураган эмоций, а в голове крутились миллионы мыслей.