Перевод: GiaMia
Сверка с оригиналом: Lala_0805, aha
Редактура: stucko, Lala_0805





Белла…

Снаружи лил дождь, сердито барабаня холодными каплями по подоконнику. Или, может быть, мне это только казалось.
Я чувствовала себя потерянной. По идее, в конце последнего семестра учебы в Дартмуте внутри должна была бы бурлить радостная кипучая энергия, но таковой не наблюдалось. Все будут аплодировать мне, восхищаясь потрясающими успехами в литературе, знакомые станут наперебой восхвалять мой «дар слова». Именно так все и говорят – дар. Да уж, конечно…
Тьфу!
Я откинулась на спинку стула, вытянула руки перед собой и переплела пальцы, пытаясь сжать их как можно сильнее и избавиться от мерзких покалывающих мурашек, вызванных перенапряжением. Глаза привычно скользнули к настенным часам, которые висели над обеденным столом.

00:32

Обычно я ложилась гораздо раньше. Стало интересно, не спит ли ещё Чарли. Впрочем, зачем звонить отцу? Ни один из нас никогда не умел поддерживать приятные ничего не значащие беседы. И все же, внутри поселилось непонятное желание поговорить с ним. Хотелось, чтобы он рассказал о своей жизни, о том, как проводил время – о спорте, рыбалке, да о чем угодно! Именно, о чем угодно, лишь бы это помогло загнать поглубже тот ураган мыслей, что сейчас грозил вырваться из своей хрупкой оболочки, которую я так долго и заботливо создавала. Моя чудесная маленькая оболочечка, тонкий мыльный пузырь, в котором надежно хранились все нежелательные воспоминания и запретные фантазии. А их, кстати сказать, накопилось много.
Первый год было не так уж плохо, хоть и всплывали всякие мыслишки местами и временами. А вот на второй они начали прыгать в голове, раздражая похлеще неожиданных телефонных звонков, которые раздаются в самый неподходящий момент, например, когда ты осталась вдвоем с кем-то совершенно особенным, и развязка близка, и...
Впрочем, не стоит об этом.
К концу третьего года, все эти чертовы фантазии, размышления и догадки, все эти «а что, если бы…» уже не давали мне покоя, давили удушливым комом. К счастью, помогли мои любимые предметы – английский и литература, а еще новый лучший друг – обожаемый лэптоп; без них вряд ли я бы сейчас здесь сидела. Пришлось долго и упорно отговаривать себя, чтобы не прыгнуть в самолет, не вернуться домой, в Форкс, не спрятаться в своей старой комнате. Я все задавалась вопросом, оставил ли Чарли эту комнату для меня без изменений, или давно превратил в кладовку для хранения разного барахла?
А теперь, без всякого предупреждения, чертовы мысли начали кипеть и пузыриться внутри, и я оказалась заложницей ощущения, будто попала в собственное прошлое.
Добро пожаловать в Первый День Подростковой Жизни Беллы Свон.
О Господи!
Почему так получается, что если ты подросток – значит, обязательно обладаешь иммунитетом против логики в любом её проявлении? Почему непременно думаешь, что разбираешься в жизни гораздо лучше других и делаешь верный выбор? И не важно, насколько пылко тебя отговаривают окружающие, и плевать на голые факты, с которыми нос к носу сталкиваешься каждый день – ты просто идешь напролом, гордо вздернув подбородок, надувая губы и на все уговоры отвечая воплем во все горло: «Нет!» А когда тебя спрашивают, почему же, собственно, «нет», ты с самодовольной улыбкой пересекаешь финишную черту, стремясь убедить очередную мать-чтоб-её-Терезу, будто тебе посчастливилось стать единственным в мире подростком, который дружит с головой и всегда поступает правильно.
«Право же, Белла такая развитая и эмоционально зрелая для своего возраста девочка, она знает, что делает», - гримасничая и коверкая слова, я принялась передразнивать родителей, от которых слышала в свой адрес эту фразу тысячи раз.
Как, скажите на милость, девчонка, которая толком ничего еще не видела, которая выросла с романтическими представлениями о любви, навеянными сонетами Шекспира и романами старых дев сестер Бронте, может что-то знать о реальном мире? Хорошо еще, если она, обладая стойкой психикой, сможет пережить апокалипсис во время противостояния вампиров и оборотней, при этом твердя себе, словно заведенная: «Конечно, я знаю, чего хочу! Я хочу на фоне розового заката гордой походкой промаршировать в вечность, пока люди, которые привели меня в этот мир, будут стареть, болеть и умирать! А в день похорон я не смогу проводить их в последний путь, так как буду слишком занята, высасывая всю кровь до капли из какой-нибудь бедной зверушки, потому что только так моя сказка обретет идеальный и волшебный «хэппи-энд!» Как можно пройти проверку на прочность и удержаться на плаву, и при этом еще изловчиться не «быть, как все» и не казаться самой себе банальной посредственностью, если сталкиваешься с экстраординарными обстоятельствами?
"Дыши, Белла, дыши", - уговаривала я себя, стараясь предотвратить подкатывающую истерику. Впрочем, такое состояние стало вполне естественным и привычным с тех пор, как из моей маленькой оболочки на свободу вырвались проклятые мысли, которые теперь досаждали мне с завидной периодичностью.
Мне совершенно не нравился человек, которым я становилась, когда ядовитый хаос размышлений и горечи снова накрывал с головой. Иногда я спрашивала себя: неужели годы, проведенные в Форксе, повлияли на моё теперешнее жалкое душевное состояние настолько сильно и негативно? Будто в то время высвободилась какая-то темная и зловещая часть сознания, которая раньше, до переезда к Чарли, спала мертвым сном и не подавала признаков жизни. Может, я больна с детства – чем-то вроде вялотекущей шизофрении, - а сильный стресс, пережитый в первые дни в новой школе, высвободил негативную энергию и послужил толчком к развитию болезни? Во всяком случае, симптомы не позволяли надеяться на лучшее.
С другой стороны, в этом могут быть свои плюсы. Может, мне повезет, и медики пропишут какие-нибудь сильные лекарства, типа колес…
Мои губы изогнулись в подобии улыбки без всякого приказа мозга. Вот бы Джейк посмеялся, если бы увидел, в каком плачевном состоянии я оказалась.
Отлично, очередная нежелательная мысль.
В последний раз, когда мы виделись, он мне чуть руки не поотрывал – еще бы, ведь я радостно сообщила ему, что собираюсь заняться сексом со своим мужем-вампиром. Его не за что винить. Возможно, было бы к лучшему, если бы он тогда не сдержался и сломал мне какую-нибудь ненужную косточку – в этом случае события приняли бы совсем иной оборот. Без сомнения, последовала бы битва мирового масштаба. Причем, прилюдно. Возможно, меня бы навсегда заперли дома, в моей старой комнате, или отправили во Флориду к маме, когда Чарли выяснил бы, на какое «безжизненное» существование я себя добровольно обрекаю.
Мой небольшой мыльный пузырь с кучей всяких «а что, если бы…» внутри.
Приятного мало, в пузыре – веер из всех решений, верных и ошибочных, которые я приняла в своей жизни, из всех сожалений и упущенных возможностей. Впрочем, мой пузырь не причинял мне самой и сотой доли той боли, которую он причинял Эдварду.
Сердце сжалось.
Он совсем не изменился. Остался прежним. Джентльмен, немного циник, замечательный муж и возлюбленный из сказки. Воспоминания о нем по-прежнему заставляли мою кровь вскипать, а сердце – частить и запинаться, и… стоп! Никаких больше размышлений в этом направлении! Гормоны – это хорошо, сексуальное влечение – это здорово. Но вот когда при принятии некоторых жизненно важных решений напрочь отказывают мозги – это беда. Судя по моему опыту, за такие слабости приходится расплачиваться очень и очень долго.
Потом пришли воспоминания о разговоре, который состоялся у нас с мамой по поводу свадьбы с Эдвардом. Она всегда говорила, что я родилась тридцатилетней, а теперь и до пенсии недалеко. Казалось, она видела все, читала меня, как открытую книгу, и была уверена в моем будущем. Единственная вещь, которую она не заметила – очевидная разница между мной и Эдвардом. Я была человеком, он – нет.
Не спорю, они научились искусно сливаться с толпой, и, тем не менее, невозможно было не заметить кричащей разницы. Дело даже не столько во внешности, сколько в том, как они двигались, разговаривали, держались на людях.
Впрочем, возможно, все это замечала лишь я одна, сыграла свою роль моя отличительная черта – наблюдательность.
Хотя, не такой уж и наблюдательной я была. Во всяком случае, недостаточно.
Я не заметила того очевидного факта, что выбор, который делаю, ошибочен.
Конечно, не заметила. Я была совсем девчонкой, купалась в любви замечательных родителей, подаривших своей единственной дочери безграничное доверие, положившихся на мою знаменитую «эмоциональную зрелость». Они были уверены, что я достаточно умна, чтобы принимать самостоятельные решения, поэтому пустили все на самотек, хотя вместо этого им следовало запереть меня в комнате и выбросить ключ в унитаз.
Ладно, допустим, это был не выход. Эдвард вскарабкался бы по стене, вынес меня через окно и мы вдвоем умчались бы в ночь, причем моей безмерной радости и несказанному восторгу не было бы предела!
Набрав полные легкие воздуха, так, что надулись щеки, я задержала дыхание, а потом медленно выдохнула сквозь сжатые зубы. Снова пришлось себя уговаривать.
Помни, это не твоя вина, ты была лишь подростком и ни черта не понимала!
Положив локти на стол, я спрятала лицо в ладонях и принялась усиленно растирать щеки.
Сегодня не могло быть и речи о том, чтобы продолжать писательские изыскания, осталось только попытаться уснуть.

00:39

Что ж, по крайней мере вырубилась на пару минут. Кажется…
Захлопнув крышку лэптопа, я спустилась на кухню, чтобы загрузить кофемашину к завтрашнему утру. По утрам не могу жить без порции кофеина. Помнится, Эдвард всегда уходил на занятия с отчаянно застывшим взглядом, если я вставала не с той ноги и не могла зарядиться чашкой кофе.
В те дни я часто причиняла ему боль. Отталкивала, когда он становился ласковым и пытался поддержать, придумывала мифическую головную боль, потому что не могла заставить себя спать с ним.
Если я когда-то и была по-настоящему благодарна неправильному винтику в голове, который не позволял Эдварду слышать мои мысли, так это в те дни. Конечно, актриса из меня никудышная, но тогда пришлось поневоле овладеть основами притворства и обмана, особенно в тех случаях, когда дело касалось моего мужа. Делала я это не со зла, а по необходимости, причем причины такого поведения гораздо проще и прозаичнее, чем можно было бы ожидать. Я была на сто процентов верна ему, потому что, черт возьми, любила его. Но чего-то не хватало. Внутри появилась тянущая, тупая боль, которая пришла следом за всеми мыслями, звенящими в голове, следом за раскаянием и осознанием собственных ошибок.
С отчаянным стоном я щелкнула выключателем, погасив свет на кухне, и поплелась в ванную – чистить зубы и готовиться ко сну. В приглушенном свете единственной лампочки подошла к гладкой мраморной стойке и положила руки на ровную поверхность, впитывая ладонями холод отполированного камня. А потом бездумно смотрела на собственные руки, лежащие на бледном мраморе, на его тусклое и чистое сияние в желтоватом искусственном свете. Просто стояла без движения, долго стояла. И смотрела.
Если честно, в этот момент в моем убогом и извращенном умишке появилась другая картинка – будто держу руки на груди Эдварда, - и глухой истерический смешок сорвался с губ прежде, чем я смогла его сдержать. Щеки тут же вспыхнули жаром, а взгляд остановился на собственном отражении в зеркале.
На лице – выражение досады пополам с замешательством, но это меня не удивило. Удивили изменения в чертах, которые я, кажется, не замечала все это время. Скулы как-то заострились, овал лица стал менее округлым, резко очерченным. Лицо женщины, а не девочки. Темные волосы составляли яркий, даже красивый контраст с бледной кожей. Пушок длинных ресниц своим обрамлением подчеркивал глубину слегка расширившихся карих глаз.
Продолжая осмотр, глаза скользнули вниз, чтобы отследить изменения в собственном теле, а руки сами собой отлепились от мраморной поверхности стойки, чтобы поднять волосы и скрутить их в небрежный узел на затылке. Грудь высокая, уже не такая маленькая, но и не слишком большая. Бедра стали немного шире, а попа, которая раньше по степени плоскости могла бы поспорить с задницей любого несовершеннолетнего мальчишки, приобрела округлые женственные очертания, и при этом – никакой дряблости. Спасибо беговой дорожке, свидания с которой я устраивала три раза в неделю.
Пока я изучала себя, с интересом рассматривая изменения в оформившейся фигуре, мозг снова подкинул очередную мыслишку из разряда «а что, если бы…», одну из многих в моей обширной коллекции.
Я была одержима желанием стать бессмертной. Застыть, замерзнуть в возрасте восемнадцати лет. Карие глаза в зеркале в ужасе распахнулись, когда в сознании оформилось понимание того, насколько близка я была с самой главной и роковой ошибке.
Что ж, по крайней мере, мои буйные подростковые гормоны в свое время сослужили неплохую службу. Если бы не они – стояла бы сейчас здесь, умирая от желания выплакать слезы, которым уже не суждено пролиться, ведь я так спешила выбрать смерть вместо жизни. Пытаясь побороть волну раздражения, я схватила зубную щетку и принялась энергично чистить зубы.
Через несколько минут я калачиком свернулась под одеялом. В одиночестве. Борясь с подступающими слезами.
Некоторые вещи меняются, другие – остаются неизменными. Моя природная склонность к рыданиям, казалось, останется со мной до конца дней.
Растравливая свои раны, я начала прокручивать в голове разговор с Элис, который состоялся несколько дней назад.

Элис приложила к моим плечам открытое черное платье и слегка откинула голову, пытаясь представить, как оно будет смотреться на мне. Оставалось только терпеть, бездумно скользя взглядом по её лицу.
- Тебе не удастся запаковать меня в платье, Элис, даже не мечтай. Может, я и готова добавить несколько штрихов в свой стиль одежды, но по-прежнему остаюсь любительницей джинсов.
Она тяжело вздохнула и нехотя повесила лоснящуюся шелковую ткань обратно на стойку.
- Некоторые вещи никогда не меняются, - послышалось недовольное бормотание. – Даже у людей.
Я усмехнулась.
- А некоторые – еще как меняются. - Потянувшись за спину Элис, я взяла с полки голубую футболку с надписью на груди, выполненной черным кружевом. Надпись гласила «Укуси Меня». Сжав добычу в руках, я вприпрыжку помчалась в примерочную.
- Господи, Белла, когда же ты, наконец, повзрослеешь?! – Элис гналась за мной по пятам с протестующими воплями.
- Если повзрослеть – значит, потерять чувство юмора, надеюсь, что никогда! – Мое щебетание было приглушено тонкой тканью, пока натягивала футболку через голову. Пританцовывая, я вышла из примерочной и закружилась перед зеркалом под неодобрительным взглядом подруги.
- Зачем ты мне вообще её демонстрируешь? Все равно ведь будешь теперь несколько месяцев мозолить глаза, щеголяя в этой дряни, так что могла бы, по крайней мере, избавить от премьерного показа. - Она отвернулась и зашагала к полкам, чтобы вытащить из кучи тряпья очередной предмет одежды, который постарается всучить мне и который я в жизни не надену.
Остановившись за спиной у Элис, я заглянула ей через плечо, рассматривая блестящие перламутровые бусы, попавшиеся в её цепкие лапки.
- Несколько месяцев? Эту футболку я собираюсь носить до конца вечности! – Невозможно было удержаться, чтобы не поддразнить её.
Она медленно повернулась и взглянула на меня глазами, полными горечи.
- Ой, Элис, прости меня! Я просто шутила…
- Перестань, - глухо прошептала она. – Дело вовсе не в этой дурацкой футболке.
Помолчав несколько секунд, она скривила губы и продолжила.
- Ты передумала? – Её голос звучал слишком тихо, дрожал.
- Ты о чем? – Стараясь побороть удивление и плохое предчувствие, я изо всех сил пыталась понять, что не так.
Элис долго молчала, вглядываясь в мое лицо, потом произнесла уверенно и обреченно:
- О вечности.
Я предприняла попытку спрятать глаза, все еще не до конца понимая, о чем вообще разговор.
- Что ты имеешь в виду?
- Я имею в виду, что когда заглядываю в твое будущее, уже не вижу, как ты становишься одной из нас. - Слова соскальзывали с её губ медленно, тяжело, будто причиняли ей невыносимую боль.
- Неужели? – Пришлось бороться за дыхание. Кто бы сомневался, этого и следовало ожидать – моё патологическое невезение снова приведет к каким-то жутким катаклизмам. Я притягиваю опасности, словно магнит. Наверно, что-то случиться, и я умру.
- Естественно, я вижу, что Эдвард по-прежнему рядом с тобой, но, кажется, вы оба несчастны. - Этим замечанием она остановила нарастающую панику.
- О… - только и смогла выдохнуть я.
Элис отвернулась и принялась перебирать одежду на вешалках. Вот так, не глядя мне в глаза, она и выстрелила следующим вопросом.
- Ты все еще любишь его?
Не составило труда догадаться, о ком идет речь.
- Да, и всегда буду любить. Так же, как всегда буду любить Эдварда. Но если ты считаешь, что я передумала или сомневаюсь в том, что приняла правильное решение, могу уверить – ты ошибаешься. Нам с Эдвардом суждено быть вместе, а уж проживем ли мы короткую жизнь или останемся вместе на всю вечность – это как случится. - Я отвернулась от Элис и небрежно бросила футболку продавщице, смотревшей на меня в немом изумлении.

Судорожно всхлипывая, я поняла, что шлюзы открылись, и теперь нет никакой возможности сдержать слезы.
Той ночью, когда мы с Эдвардом покинули прием по случаю нашей свадьбы, разрывающий душу, полный муки и агонии волчий вой проник в мою грудь и заклеймил сердце пылающей болью, и эхо того воя по сей день резонировало в памяти. Несмотря на то, что с тех пор я его не видела. Что, кстати сказать, было целиком и полностью моей виной.
Как и все остальное.
Короче, неважно.
Я не пыталась связаться с ним, он не пытался найти меня.
Где-то в глубине души я задавалась вопросом, не запечатлился ли он на кого-нибудь? Не получил ли свое заслуженное «и жили они долго и счастливо»? Оставалось только надеяться, что так и есть, потому что с каждым уходящим годом я все яснее и отчетливее понимала, какой была идиоткой.
Джейкоб Блэк должен быть счастлив вдали от меня. Я причинила ему столько боли, совершила по отношению к нему столько отвратительных поступков, что думать, будто я была ему настоящим другом, было бы, по меньшей мере, чистой воды абсурдом. Наши отношения скорее можно было бы охарактеризовать, как паразитизм. Паразитом была вечно обливающаяся горючими слезами девчонка, жертвой – неизменная жилетка, в которую она плакалась. Конечно, в глубине души я всегда догадывалась, что дела обстоят именно так, но в то время отчаянно пыталась подавить в себе растущее раскаяние и чувство вины. Зато теперь, когда я видела всю ситуацию ясно и отчетливо – в полной мере чувствовала себя гнилым яйцом. Даже хуже – плесенью, которая расцветает на гнилом яйце.
Обхватив руками подушку, я спрятала в ней пылающее лицо и зажала краями уши, молясь о том, чтобы все эти мысли просто испарились.
Мечтать не вредно.
Что ж, ничего не могу с собой поделать.
Меня разбудил бархатный вкрадчивый голос, холодное гладкое тело скользнуло в кровать рядом со мной, мраморные руки обвили мою талию.
- Доброе утро, - сладкое дыхание ласкало ухо. Глаза широко распахнулись, остановившись на стрелках будильника.

06:30

Я внутренне застонала, смиряясь с тем, что впереди еще полчаса лжи и бесконечных попыток казаться беззаботной и счастливой.
Уже довольно долгое время этот ритуал повторялся каждое утро. Он обнимал меня, дотрагиваясь и целуя так, что несколько лет назад от таких ласк я бы мучительно краснела и сходила с ума от вожделения.
Однако, теперь единственное, что занимало мои мысли – желанная чашка с горячим, дымящимся кофе.
"Шоу должно продолжаться", - мысленно пропела я, поворачиваясь лицом к Эдварду. Его глаза потемнели, но дело было не в жажде. Я почувствовала твердую выпуклость, прижимающуюся к низу живота, и усмехнулась.
- Доброе утро, - прошептав, послушно подставила губы для поцелуя, вызывая в памяти времена, когда мне не требовалось делать над собой усилия, чтобы броситься в его объятия. Было так странно каждый раз заставлять себя вспоминать о том, как именно собственный муж предпочитает заниматься любовью. Он навсегда застыл во времени, замерз, он не менялся. Изменилась я, и теперь для того, чтобы быть с ним, приходилось снова и снова представлять себя той девочкой, которой была когда-то.
Как и всегда, попытки вернуться в прошлое заняли слишком много времени, и к тому моменту, когда я почувствовала необходимость перейти от поглаживаний и поцелуев к более решительным действиям – он сделал все, чтобы доставить удовольствие мне. Безрезультатно. Эдвард всегда оставался холодным, его тело – ледяным, и внутри снова умерла какая-то маленькая часть души, пока я разыгрывала очередной спектакль, за который заслуживала Оскара, чтобы выбраться, наконец, из постели. Подальше от его рук, подальше от его лица, на котором – я знала это, - застынет выражение муки до самого обеда, пока мы не увидимся вновь.
Впрочем, обедать буду только я. Он просто сядет напротив, чтобы смотреть, как я ем.
Горячий кофе вернул меня к жизни, затем пришлось мчаться в ванну, прыгать под душ и до отказа поворачивать кран с горячей водой. Настолько горячей, что я с трудом могла выдержать обжигающие прикосновения хлестких струй.
Несколько минут спустя я вернулась на кухню, где Эдвард уже поджидал меня – безупречный, одетый, с чашкой горячего кофе в протянутой руке.
- Сегодня снова в библиотеку? – Его улыбка светилась нежностью, но не достигала глаз, и я попыталась не думать о том, что это означает.
- Да, мне там гораздо легче сконцентрироваться. Есть что-то успокаивающее в том, что тебя окружают книжные черви, скукожившиеся на скамейках читального зала под присмотром строгой библиотекарши. Это добавляет перчинку в установившийся распорядок дня, - договаривала я уже по пути на балкон, где уселась в кресло с утренней газетой.
Конечно, газета была только предлогом, чтобы улизнуть, и её содержание не слишком меня волновало. Впрочем, почему бы не узнать, что происходит в мире, особенно если это поможет отвлечься от опостылевших мыслей?..
Восход солнца был невероятно красивым зрелищем, и я засмотрелась вдаль, на пылающий багрянцем горизонт. Естественно, у нас была своя квартира. Помнится, в самом начале, узнав о стоимости покупки, я чувствовала себя просто ужасно, осознавая, что такое количество денег выброшено практически впустую – ведь мы собирались прожить здесь всего несколько лет.
Впрочем, я пошла на эту сделку, предвкушая исполнение самого заветного желания. Он хотел потратить на меня кучу денег, я хотела получить его тело в свое полное распоряжение в любой момент дня или ночи. Другой пункт соглашения – я на некоторое время остаюсь человеком. Теперь я была несказанно рада существованию данного пункта.
Наша квартира располагалась в пригороде Ганновера, так что путь до колледжа лежал неблизкий. Впрочем, решением этой проблемы стал новенький «Мерседес».
Каким-то чудом я действительно полюбила эту машину. Возможно, внутри меня всегда пряталась болезненная тяга ко всему темному, мощному и красивому, а может, все дело было в сильно тонированных стеклах, которые создавали в салоне необходимую мне атмосферу уединения, пока снаружи прогуливалась глазеющая по сторонам молодежь. Или в сочетании того и другого.
Лениво потягивая кофе, я листала газету, но сегодня кричащие заголовки совершенно не отвлекали.
- Осталось три недели, потом – выпускной. Что ты чувствуешь? – Я подпрыгнула от неожиданности, его голос раздавался прямо за спиной.
- Черт возьми, Эдвард, ты напугал меня!
- Прости. - Его улыбка была извиняющейся и нерешительной.
Как это у него всегда получалось заставлять меня чувствовать себя одновременно раздраженной и виноватой?
- Отвечая на твой вопрос, я чувствую, что все замечательно. Я очень довольна своей дипломной работой. Думаю, профессор Ларсон придет в восторг. - Нервный смешок без всякого предупреждение сорвался с губ. Прекрасный педагог, привлекательный и успешный мужчина, способный покорить женское сердце даже в свои шестьдесят, запал мне в душу в тот самый момент, когда я впервые пришла на его лекцию. Моё появление было весьма эффектным. Распахнув дверь, я шагнула в аудиторию, споткнулась о порожек и «грациозно» свалилась в ноги преподавателю. Тетради и учебники взмыли в воздух и приземлились на пол как раз в тот момент, когда профессор Ларсон разглагольствовал о том, как знаменателен этот день, потому что новоявленные студенты сейчас отпустят на волю свои фантазии и позволят разуму возобладать над хаосом незнания. Думаю, в ту секунду мое лицо могло бы поспорить по насыщенности цвета с переспевшим помидором. А уж смешки и шепоток сокурсников шелестели за спиной еще несколько очень длинных месяцев.
Недавно мы с профессором Ларсоном, который стал моим научным руководителем, вспоминали тот день…

- Кажется, тогда вы отпустили на волю свои будущие конспекты, не так ли? Могу поспорить, Вы умеете привлечь к себе внимание публики, причем, не только литературными успехами, - с вдохновенной улыбкой прокомментировал мое появление будущий педагог.
А потом вдруг поинтересовался:
- Сможете этим же приемом поразить воображение учеников школы Сиэтла?
Высшая школа Сиэтла объявила конкурс на вакансию преподавателя литературы для недавно организованного отделения. Предложение профессора Ларсона показалось весьма заманчивым, особенно, когда он уверил меня, что с радостью напишет рекомендательное письмо, если я решусь попытать счастья на пути к новой должности. Стоит ли упоминать о том, что я была, мягко говоря, польщена?..
Единственным подвохом стал вопрос: смогу ли я начать новую жизнь так близко к Форксу? Естественно, моя новая семья с удовольствием обосновалась бы в этом городе. К тому же, поблизости было несколько госпиталей и больниц, которые с радостью приняли бы в штат опытного врача.
Однако в сознании, тотчас же вспыхнуло отражение ближайшего будущего: вот она я, иду на работу; а вот Эдвард – послушно шагает в школу. Эта фантазия откровенно нервировала. Если бы он попытался найти работу – непременно возрос бы риск повстречать знакомых, с которыми учился раньше или просто встречался на улице. Знакомых, которые давно повзрослели, в отличие от него. В этом плане бесконечная учеба в школе гарантировала относительную безопасность.
- Я думала об этом, но окончательное решение пока не приняла. В принципе, до конца семестра у меня еще будет возможность подать свое резюме.
- Мне кажется, вам бы понравился Сиэтл, - размышлял мой наставник. – Город не слишком большой, но достаточно населенный, чтобы избежать риска повстречать старых знакомых. Я ведь знаю, насколько бдительно Вы охраняете свое одиночество.
Все верно. Я любила одиночество, а в этот момент он явно пытался нарушить мою уединенность. И по мере того, как волна раздражения из-за его настойчивости поднималась все выше в груди, росло и необъяснимое чувство вины.
- К тому же, Вы окажетесь довольно близко к родному городу, в котором живет Ваш отец. Думаю, он будет рад Вашему переезду.

Стоп, милая! Хватит! Об этом лучше не думать!
Воспоминания заставили меня потерять всякий интерес даже к вожделенной чашке кофе.
- Пожалуй, пора собираться. В выходные поедем к твоим родителям? – с надеждой спросила я.
Единственная вещь, которая теперь могла подбодрить меня и вселить уверенность в завтрашнем дне – встреча с Эмметом, моим названным старшим братом, всегда таким легким на подъем, готовым реализовать любую, даже самую безумную идею или выходку. В его присутствии я чувствовала себя свободно и непринужденно, с ним не надо было притворяться зрелой и серьезной. К тому же, он оставался единственным почти-человеком, который не хмурился и не беспокоился из-за моего новоприобретенного чувства юмора. Я умирала от желания похвастаться перед ним новой футболкой, потому что он точно оценил бы её по достоинству.
- Вообще-то, можем поехать к ним хоть сегодня, если хочешь, - с готовностью откликнулся Эдвард.
- Конечно! Здорово! – Я тут же помчалась в ванную, где меня ждало очередное свидание с зубной щеткой. Тело застыло в напряжении, потому что я точно знала – он не заставит себя ждать. Как и всегда, словно по мановению волшебной палочки, он материализовался в ванной и встал у меня за спиной. Пока я усиленно и пылко чистила зубы, чувствовала, как его внимательные горящие глаза буквально прожигают две дыры в затылке.
Вместо того, чтобы обнять меня, положив руки на талию, как он делал обычно, Эдвард наклонился и провел губами по шее, а его пальцы зарылись в копну рассыпавшихся по плечам волос. От ощущения бархатистого прикосновения его губ к оголенным участкам кожи закружилась голова, и в груди проснулась какая-то тянущая дрожь. Сердце запнулось, когда желание яркой вспышкой загорелось внизу живота.
Да!
Зубная щетка с глухим стуком упала на пол, а я оказалась в его объятиях, и мои губы слились с его в полном животной страсти поцелуе. Его руки беспорядочно метались по моему телу, из его груди вырвался низкий стон, который тут же смешался с моим собственным хриплым всхлипыванием.
Мы оба понимали, что нельзя тратить время впустую. Мы оба знали, как редки такие моменты, когда желание внезапно вспыхивает ярким пламенем, и у нас есть возможность гореть в этом пламени, не задавая вопросов, не заботясь о времени и не думая о том, что можем опоздать на лекцию. К счастью, сегодня у меня не было лекций, но расписание Эдварда предполагало их наличие. Впрочем, в данный момент ему было наплевать на эту загвоздку, что несказанно радовало меня.
Собственное тело умоляло о наслаждении, кровь быстро и жарко струилась по венам, сердце частило и сбивалось с ритма, я вся превратилась в одно пылающее желание. Хотелось ощутить его вкус, растягивать удовольствие на долгие часы, потому что я так тосковала по этому ощущению, тосковала по «нам». Однако собственный опыт подсказывал, что наваждение продлится недолго; и не было ничего страшнее того момента, когда моя страсть угасла, едва его ледяное тело прильнуло к моему в отчаянном объятии, и мы начали двигаться, как одно целое.
Оба мы задыхались, с трудом оторвавшись друг от друга.
- Я скучала по тебе, Эдвард, - собственный шепот содержал больше правды, чем все громкие слова, сказанные за последний месяц. Руки сами по себе потянулись к нему, легли на белоснежную совершенную грудь. Под нежным прикосновением он вздрогнул, затем повернул лицо ко мне.
- Я всегда здесь, Белла. Я готов на все ради тебя. Я всегда хочу тебя, всегда буду любить. Ты ведь знаешь это, верно?
Я кивнула, не сумев спрятать задумчивую улыбку. Он говорил правду. Жаль только, что я изменилась, выросла. Что-то внутри меня выросло. Если бы я действительно была зрелым и состоявшимся человеком, в голове не звенели бы многочисленные «а что, если бы…», заключенные в хрупкую оболочку мыльного пузыря, и мне не приходилось бы прятаться от себя самой, как последней трусихе. Я смогла бы разобраться в себе и побороть хаос, царивший в сознании, смогла бы найти выход, возможность для нас с Эдвардом быть вместе.
Смогла бы посмотреть правде в лицо.
Успев осознать, что чудесный момент остался в прошлом, я нежно пробежалась пальцами по идеально очерченному подбородку Эдварда, затем выскользнула из кровати и снова отправилась в ванную, по пути подбирая с пола одежду.
Завершив ритуал чистки зубов, торопливо выкрикнула дрожащее «Пока» и выскользнула из квартиры.
Только сев в машину, я смогла вздохнуть свободно.