Глава 6. Будущее в прошлом

Этой ночью Авроре снились темные сны, и трижды она просыпалась от кошмаров, которые не могла потом вспомнить. На третий раз она решила, что пытаться заснуть вновь не имеет смысла. Лионеля рядом не было, оно и к лучшему, не придется объяснять ему причину своих ночных волнений. В заботе своей не хотела она тревожить его сердца своими волнениями. Собственно, и объяснять было нечего. Являлись неопределённые образы, мелькали незнакомые лица, всплывали пред мысленным взором ужасы минувшего, а потом воцарилась тьма, в которой, будто изумрудные огни, зажглись до боли знакомые глаза.

Много лет Асмодей не нарушал ее покой, и образ его, запечатленный прежде в мельчайших подробностях, с годами померк в сознании. По прошествии времени она даже не могла вспомнить его лица, но вот взгляд: пронзительный, жесткий, но неизменно пробуждающий томительную истому во всем теле, навеки врезался в ее память. И сейчас хватило лишь мимолетного видения, чтобы всколыхнуть ту бурю, что прежде бушевала в ее душе от одного лишь воспоминания о нем.

– Что же это? – прошептала она, обращаясь к невидимой силе, что витала вокруг, но никто не ответил.

Чтобы развеять тяжкие думы, Аврора накинула на нагое тело шелковый халат и босиком вышла на балкон. Холодный ветер тут же ударил в лицо, растрепав волосы, и унесся в туманную даль. Как же сейчас хотелось обратиться в бесплотную тень и вместе с ветром нестись по бескрайним просторам, быть свободной от всех оков и не думать ни о чем. Девушка оперлась на белоснежный парапет, глядя на город.

Новый Орлеан спал, и ему, возможно, снились былые счастливые времена, когда в воздухе не витал пепел войны, а жители не страшились вестей с севера. Ночь укрыла улицы черным одеялом, лунный свет лился в скошенные окна, серебрясь на полу, а кругом была тишина, которая медленно вытеснялась обыденными звуками: звонким и гулким тиканьем больших напольных часов, шелестом опавшей листвы, голосами ночных птиц и, наконец, бешеным стуком ее собственного сердца. Аврора прижала руку к груди, пытаясь успокоиться. Казалось, что душа девушки сейчас жила своей жизнью, отдельной от разума. И если рассудок ее был холоден и спокоен, то сердце взывало к похороненному некогда чувству, но слова его были столь неразборчивы, что обращались в ничто, заставляя ком подступить к горлу. Она с мольбой воззрилась на луну, сползая на холодную напольную плитку.

Что-то происходило в мире, вокруг рождалась магия, а энергия проходила сквозь ее тело, наполняя каждую клеточку силой. С того момента, как Аврора покинула обитель Асмодея, она не ощущала его присутствие так явственно, как теперь. Казалось, если позвать его, демон в мгновение окажется за ее спиной. Но она не позвала, так и не нашла в себе сил произнести его имя. Испугалась. А вот что страшило ее больше: то, что он откликнется на ее призыв или же промолчит – она не знала, а точнее не решалась в этом признаться даже себе.

Асмодей был ее первой любовью, а первая любовь незабываема и всегда чиста по своей природе, даже несмотря на ту «грязь», в которой распустилось ее семя. Сколь бы сильным ни было ее чувство к Лионелю, никогда ему не стать столь совершенным в своей чистоте, как то, что она испытывала к Асмодею; пусть даже оно будет крепче алмаза, но в основе его все равно струилась не свежая кровь, а уже иссохшая кровь прошлого, запятнанного памятью и грехами земного бытия. Такого была скорбная истина, которая ножом ранила ее сердце, в эту секунду угрызения совести комом подступили к горлу, не давая дышать. Аврора закрыла глаза, пытаясь прислушаться к голосу сердца. За годы, проведенные с Лионелем, их связали узы куда сильнее любви. Девушка дрожащей рукой сжала медальон на груди. Но почему же от одной мысли об Асмодее внутри у нее все переворачивалось?

На ватных ногах она вернулась в комнату, опустившись на стул. Полнолуние – самое подходящее время для ворожбы, только призывать она будет не суженого. Аврора сдернула скатерть, укрыв красное дерево черным покрывалом с вышитыми на нем символами, сверху поставила наполированный до блеска серебряный круглый поднос, в который налила воды. В небольшую тарелочку рядом она бросила горсть кладбищенской земли, принесенной с похорон Итана Уильямса, пыль с перекрестка, травяной сбор и прядь волос, которую достала из медальона.

– Заклинаю, призываю, повелеваю – явись мне, – проговорила она, начиная медленно вращать поднос, пристально вглядываясь в зеркальную гладь. – Заклинаю, призываю, повелеваю – явись мне! Заклинаю, призываю, повелеваю – явись мне!

Мгновение спустя магическая смесь в тарелочке вспыхнула, пламя поднялось практически до потолка, оставив на обшивке черный след, а по воде кругами пошла мелкая рябь, отражение ее исчезло, а на месте его, как из потустороннего мира, появилась небольшая просто обставленная комнатка. Достаточно узкая кровать, укрытая дорогим вышитым покрывалом, на котором, растянувшись от удовольствия, мурлыкал упитанный черный кот; письменный стол у окна, пара стульев, платяной шкаф и туалетный столик – вот и все нехитрое убранство. Аврора в очередной раз повернула поднос, тем самым меняя угол обзора, и легкая улыбка тронула ее губы.

В глубине комнаты, свернувшись на массивном кресле, сидела юная темноволосая девушка, лет шестнадцати на вид, внимательно изучающая нотную тетрадь. В ногах у нее лежала небрежно брошенная скрипка и десятки старинных партитур. Аврора снова повернула поднос, заглядывая в ноты. Иоганесс Брамс – не самые легкие для исполнения мелодии, но завершить колдовство она не успела. Неожиданно распахнувшаяся дверь, заставила Аврору отскочить в сторону от неожиданности.

– Лионель! Я… уже утро, – она рефлекторно повернулась к окну. – Я… я, кажется, совсем потеряла счет времени.

– Ты снова это делала! – подходя к столу, произнес Лионель. – Ты обещала, что это больше не повторится. Магия оставляет следы, своими заклинаниями ты подвергаешь опасности не только себя.

– Я не могла больше прозябать в неведении.

– Рори, это было сложное решение, но единственно верное в нашей ситуации. Посмотри, как мы живем: вечно в пути, вечно в опасности, вечно гонимые, преследуемые демонами и проклятые Богом. Она заслуживала иной доли, – уже мягче прошептал он, прижимая возлюбленную к себе и целуя в висок.

– Это наша дочь, – всхлипнула Аврора, уткнувшись носом в надушенный платок Лионеля.

– Именно поэтому мы должны быть вдвойне осторожны. Ни один демон не должен узнать о ее существовании.

– Как ты можешь оставаться таким спокойным? Она взрослеет, но ее жизнь проходит мимо нас. Мы не видели ее первых шагов, не слышали первых слов, не мы учили ее ездить верхом, читать... Нас не было рядом тогда, когда мы были нужны.

Спокойным! Нет, Лионель не был спокойным. Душу его разрывали на части десятки демонов от осознания неизбежности. Им не суждено было иметь семью, союз их не дозволен ни в одном из миров, а единственная дочь, потеряй они бдительность, могла легко стать марионеткой в руках высших созданий, для которых человеческая жизнь имеет такую же ценность, как рваный башмак. Можно ли оставаться спокойным в данной ситуации? Да только выбора у него не было. Он должен был быть сильным ради Авроры, должен был быть ее опорой, а потому не имел права проявлять слабость. Хотя, порой и на его душе становилось столь невыносимо, что он позволял себе исподтишка подглядывать в «хрустальный шарик», переполняясь отеческой гордостью при виде ненаглядного чада. И сейчас, увидев Аврору за тем же занятием, он машинально прижал ладонь в внутреннему карману, проверяя там ли еще мешочек с кладбищенской землей.

– Рори, все эти годы мы были рядом, наши тени незримо следовали за ней, а она неизменно ощущала наше присутствие. И пусть я никогда не поведу ее под венец, а ты не дашь материнского совета, мы оба будем знать, что подарили ей жизнь вдали от грязи и смрада бездны. У нее будет то, чего никогда не будет у нас – счастливая семья, дети, внуки. И мы увидим их всех…

– И их смерть, Лионель, – подняв на него янтарный взгляд, произнесла она. – Ты никогда не думал о том, что, в отличие от нас, Амелия взрослеет, а значит, и старость не обойдет ее стороной. Мы больше двухсот лет хоронили наших друзей и знакомых, и когда-нибудь похороним собственную дочь. Может ли быть худшая кара? Родители не должны переживать своих детей.

Аврора инстинктивно прижалась к нему, закрыв глаза. Сейчас, вспоминая те далекие дни, предшествующие рождению малютки, она обнаружила, что не может восстановить в памяти никаких подробностей. События переплелись, столкнулись, сместились во времени, как в кошмарном сне; они казались нереальными, лишенными смысла. В памяти были провалы, и она знала, что так это и останется навсегда.

К моменту зачатия Амелии, Аврора и Лионель больше тридцати лет состояли в запретной связи, а потому ни один из них даже представить не мог, что на них может снизойти подобное благословение. Когда же к смятению и ужасу обоих о своем приближении оповестило материнство Авроры, оба испытали неописуемый страх. Изо всех сил они старались скрыть её положение, ибо ребенок, зачатый от двух могущественных колдунов, представлял немалый интерес для высших миров. Магия, которая, будто кровь, текла по ее венам, с каждым днем жизни малютки давала о себе знать все больше, а потому отчаявшиеся родители были вынуждены пойти на крайние меры.

Через месяц после рождения Амелию отдали на воспитание в приличную семью, проживающую в предместьях Парижа, оставив ей немалые средства, а сами родители были вынуждены «убить» себя, чтобы обеспечить дочери спокойную и безопасную жизнь. Малышка росла, будучи полностью уверенной в том, что отец и мать погибли в результате несчастного случая, даже не догадываясь о проклятии, лежавшем на ней с самого первого вздоха. Оно и к лучшему. Единственной живой памятью о них был черный кот, якобы подаренный девочке отцом после ее рождения. Он-то и стал ей опекуном, другом и единственной связующей ниточкой с миром волшебства. Фамильяр Лионеля охранял Амелию и днем, и ночью, поддерживая незримую связь со своим истинным хозяином. И пока эта связь была незыблема, Лионель знал – маленький цветочек его жизни в неопасности.

Так проходили годы, малышка взрослела, расцветала и превратилась в стройную красивую девушку – точную копию матери. Темные волосы, обрамляли идеально очерченный овал лица, губы алели, будто спелые ягоды; смуглая кожа, оттенком светлее, чем у Авроры, была подобна нежнейшему бархату, а вот глаза… глаза были отцовскими – серо-голубыми со стальным отливом. Когда Амелия хмурилась, где-то на дне этих глубоких омутов, как и у отца, начинали вспыхивать золотые искорки, придававшие ее взгляду неотразимую загадочность. Когда же девушка была спокойна, в них читалась не по годам развитая рассудительность.

Поразительным образом она вобрала в себя самые лучшие качества своих родителей, и это ее душевное богатство подкупало даже больше, чем пресловутое наследство и «голубая» кровь, бежавшая в ее венах. Природная доброта, унаследованная от матери, смешиваясь с мудростью и расчетливой осторожностью отца, с первых дней жизни превратили ее в прирожденного лидера… бойца. Каждое решение она принимала быстро, обдуманно, доверяя собственным инстинктам, действовала решительно и не оглядывалась назад. Истинная дочь своих родителей – такому непоколебимому характеру мог позавидовать любой мужчина, а достался он женщине. Воистину, судьба непредсказуема.

Стараниями Лионеля магия Амелии уснула, зато пробудились иные дарования: девочка обладала чудным голосом, музыкальным слухом и с виртуозностью играла на виоле. Настоящая гордость для родителей, жаль, что они никогда не смогут сказать ей этого.

Когда же ей минуло пятнадцать лет, ее домашнее обучение закончилось, закончились и дни беззаботного детства, названая мать обрядила ее в дорожное платье и по традиции времени отправила в Сен-Сирский закрытый институт для дворянок, где она продолжила исследовать мир уже в одиночестве. Правда, к ее радости, в тот момент, когда дверь кареты уже готова была закрыться, увозя Амелию из «отчего» дома, пушистый комок шерсти, получивший прозвище «Бродяга», буквально вцепился в ее юбку, не желая отпускать. Он мяукал, царапался, вырывался из рук, впал в самое настоящее неистовство, пока, его не усадили в дорожную переноску и не увезли в Сен-Сир.

Тогда-то для Амелии началась новая самостоятельная жизнь, а для ее родителей новая пора беспокойства. И с ужасом для себя Лионель был вынужден признать, что куда больше опасается за Аврору, нежели за собственную дочь. Ведь чем старше становилась Амелия, тем в большее уныние впадала ее мать, страшась того момента, когда земной путь дочери подойдет к печальному итогу. Ее чуткое сердце и душа были неспособны выдержать еще не наступившего горя, которое Рори изо всех сил пыталась сокрыть за маской напускного спокойствия.

В глубине души Лионель убедил себя, что благословение, снизошедшее на них по воле Всевышнего; благословение, которое они так ждали и которому так обрадовались, в действительности стало для них изощренной карой, ниспосланной небесами за все их злодеяния, а потому всеми силами души проклинал и ангелов, и демонов, и прочих порождений Вселенной, наградивших их бессмертием. Ведь с момента рождения Амелии вечность стала для них персональным Адом.

– Аврора, я клянусь тебе, что ты никогда не увидишь ее смерти! Когда-нибудь она будет с нами…

– Это станет возможным, лишь в том случае, если она пойдет нашей тропой, но бессмертие тела станет смертью для ее души. Этого я никогда не допущу.

– Мы обязательно найдем выход! Обещаю…

Он положил руку ей на плечо, сбив легкую ткань едва запахнутого халата, сквозь прорезь которого показался розовый сосок. В этот миг он не смог побороть искушения, припав к нему губами. После случившего сегодня ее близость была необходима ему пуще воздуха. Желание слиться с ней воедино затмило разум, хотелось вновь чувствовать на своем теле ее прикосновения, наслаждаться вкусом губ, хотелось доказать самому себе, что не смотря ни на что она все еще принадлежит ему. Легким движением руки он развязал пояс, и тончайший шелк скользнул к их ногам.

– Лионель, я… – она попыталась было что-то сказать, уперев руку в его грудь, но он тут же заставил ее замолчать, подарив жаркий поцелуй.

Сжимая Аврору в объятиях, Лионель принялся поглаживать ее оголенное плечо и шею. Добравшись до черных, цвета воронова крыла волос, он зарылся в них пальцами и наклонил ее голову, заставляя посмотреть в глаза, сам не до конца отдавая себе отчета в том, что желает увидеть. Но сейчас, к собственному смятению, встретил в них немой вопрос. Она не понимала этого нежданного порыва, ждала от него объяснений, но меньше всего сейчас хотелось говорить. Хотелось любить и быть любимым в ответ.

– Люблю тебя, – едва слышно произнес он и, не дожидаясь ответа, вновь прильнул к ее губам. Казалось, он целую вечность ждал этого поцелуя, точно так же, как жаждущий желает воды, и теперь с жадностью пил из желанного источника.

Когда она прижалась к нему, Лионель почувствовал волнующее наслаждение от прикосновений ее кожи. Он ласкал ее, его руки скользили по обнаженному телу, нежно сжимали ее груди. Она была такой хрупкой телом, что порой ему казалось, отважься он надавить чуть сильнее, девушка расколется в его руках, как фарфоровая кукла, но дух ее был несгибаем. В моменты единения это ощущалось особенно сильно, ибо одним лишь усилием воли Аврора могла подчинить его себе, подчинить себе его желания. Порой это волновало его, порой – восхищало. Однако сейчас, по какой-то неведомой причине, меж ними не было того страстного противоборства душ, девушка предоставляла ему полную свободу, покорно исполняя все желания.

С приглушенным стоном Лионель поднял ее на руки, уложив на середину кровати с такой нежностью, будто она была единственным его сокровищем. Сквозь полуопущенные ресницы Аврора наблюдала за тем, как он сбрасывал с себя одежду куда более грубо и поспешно, чем когда раздевал ее. Его возбужденная плоть ныла от жажды, утолить которую могло лишь ее тело. Нависнув над ней, он легким движением раздвинул ее ноги, прильнув жарким поцелуем к груди. Потемневшими глазами Аврора смотрела в его лицо, судорожно обхватив широкие плечи. Она гладила изгибы его мускулистой спины, впиваясь ногтями в кожу.
Мучительно легким прикосновением Лионель коснулся ее влажной шелковистой сердцевины, и девушка не смогла сдержать стон. Что-то новое было в его движениях в этот раз. Какое-то напоенное страстью отчаяние, он ласкал ее так, будто в последний раз. Почему-то при осознании этого душа ее упала, но мысль не задержалась надолго, будучи вытесненной иным ощущением.

Проведя рукой по внутренней стороне ее бедра, Лионель вошел в нее, стараясь двигаться осторожно и медленно. Аврора закрыла глаза, прислушиваясь к своим чувствам, к этому ритмичному натиску, который вызывал дрожь наслаждения где-то в глубине ее тела, разливаясь приятным теплом. Возбуждение нарастало и нарастало, она постанывала при каждом его движении, и он отвечал еще более мощными толчками.
Его лицо было над ней, а глаза затуманены наслаждением. Наклонившись, Лионель нежно сжал зубами ее сосок. Судорога прошла по девичьему телу, заставив сотни мурашек пробежаться по спине. Аврора забилась под ним, ее естество содрогалось от наслаждения. Он замер, почувствовал пульсирующие сокращения внутри ее тела. Потом сделал несколько сильных толчков, достигая пика наслаждения, и всем весом рухнул на нее, придавив к матрасу.

Аврора лежала неподвижно, крепко ухватив его за плечи, пока Лионель не перевернулся на спину, привлекая ее к себе. Девушка прильнула к нему, устроив голову на широкой груди. Любые слова были бы сейчас лишними. И они оба молчали, каждый думая о своем. Ее волосы трепетали от его жаркого дыхания. Рука мага лениво перебирала густые черные пряди, скручивая их в отдельные локоны.

Становилось холодно, Аврору начало клонить в сон, как после доброй пинты хмельного пива, но там, где были его руки, ее тело пылало жаром. В следующее мгновение Лионель заботливо укрыл ее одеялом, сильнее прижав к себе. Сколько минут, а может, часов они так лежали, пожалуй, не мог сказать ни один из них. Они будто выпали за пределы времени, размышляя обо всем, но в то же время ни о чем. Пока Лионель вдруг не прервал молчание, поднимаясь с ложа.

– Нам нужно ненадолго покинуть город, – через голову натягивая рубаху, которую он в порыве страсти не удосужился расстегнуть, произнес он. – Уедем первым поездом на плантацию в Джорджии.

– Что? Но почему? – удивленно воскликнула Аврора, прижимая к груди одеяло.

– Одевайся, – без объяснений бросая на кровать первое попавшееся платье, произнес Лионель. – Нужно успеть на вокзал до четырех.

– Лионель, что произошло? Мсье Хеворт… это из-за него? Что-то пошло не так?

– Нет, с этим все в порядке, – уже мягче произнес он, усаживаясь подле нее. – Просто появилось срочное дело, которое требует нашего незамедлительного присутствия в Джорджии. Собирайся, в пути я все расскажу. Нужно заложить коляску, – поцеловав Аврору в макушку, Лионель молча вышел из комнаты, оставив ее в полнейшем недоумении.

За те века, что они провели вместе, Аврора никогда не замечала за ним такого поведения. Всегда взвешенные и обдуманные до мельчайших деталей действия ныне напоминали хаотичные метания, затмившие разум. Впрочем, возражать она не стала. Быстро облачилась в дорожное платье, заплела волосы в тугую косу, наскоро собрала несессер и спустилась в конюшню, где ее уже ждал готовый экипаж.

– Рад, что ты так быстро управилась. Время не ждет! – произнес он, открывая перед ней дверцу.

– Лионель, – обратив на него взволнованный взор, произнесла она. – Я всегда тебе доверяла и ни о чем не спрашивала, но прошу, скажи мне… что случилось этой ночью?

– Я же сказал, нас ждут срочные дела в Джорджии.

– Эти дела больше похожи на паническое бегство!

– Рори, я не могу сейчас рассказать тебе всего, просто доверься мне, – сжав ее плечи, произнес он, почти с мольбой смотря в ее глаза.

– Мсье Хеворт… – потянула она, но Лионель нетерпеливо оборвал ее.

– Не имеет к этому никакого отношения.

– А кто имеет? – Аврора подняла на него испытующий взгляд, мужчина промолчал. – Кто имеет, Лионель? – повторила девушка. – Почему мы бежим, как две побитые собаки от брошенного камня?

– В который раз повторяю, мы ни от кого не бежим. Тебе не хуже меня известно, сколь непредсказуема может быть наша жизнь. Не раз нам приходилось в спешке уезжать…

– И каждый раз что-то шло не так, как было задумано. Не пытайся щадить моих чувств, – укрыв своей ладошкой его руку, произнесла Аврора. – На тебе лица не было, когда ты вернулся. Сначала я думала, что ты зол из-за Амелии, но… дело ведь не в этом?!

– Прошу, садись в коляску, я все расскажу тебе в пути, – пытаясь наскоро придумать правдоподобную историю, произнес Лионель. Несколько часов назад он и не помышлял о бегстве, пытаясь найти слова, чтобы рассказать о произошедшем. Тогда ведьмак был полностью готов принять любое решение Авроры, но первый же поцелуй разрушил его решимость, сомнения заволокли разум. Нет! Он не хотел так рисковать! Не мог потерять ее!

– Если у нас неприятности, я имею право об этом знать!

– Аврора, – голос его перешел почти в крик, а руки с силой сжались на плечах, девушка даже поморщилась от боли, испугавшись этого порыва. И страх этот, вспыхнув в ее глазах, в момент остудил его пыл. Меньше всего он хотел, чтобы она его боялась.

– Прости, – разжимая хватку, произнес Лионель. – Я… должен тебе сказать… что все, что я делаю – ради тебя.

– Я это знаю, но… – стук в дверь конюшни заставил Аврору прикусить язык, с негодованием воззрившись на незваного гостя, который не в первый раз нарушал их покой своими визитами.

– Прошу меня извинить за то, что стал невольным свидетелем Вашей размолвки, – произнес констебль Мур, – но мне необходимо переговорить с вами.

Вот идиот! Как мог он не заметить его шагов. Лионель несколько раз мысленно дал себе звонкую оплеуху. Видать, из-за страха потерять Аврору он совсем потерял осторожность и способность здраво мыслить, а ведь Асмодей ничем не показал своей заинтересованности в делах сердечных. Это он, по ревности своей сам накрутил себе великую опасность, подвергнув их риску быть разоблаченными. Собственно, великого страха в том не было, бывали за эти века проблемы и посерьезней. Куда больше его расстроила собственная невнимательность, правда, Лионель быстро взял себя в руки. Едва ли гость стоял здесь долго, а значит, главного услышать не мог.

– Зачем Вы явились сюда, мсье Мур? Помнится, в нашу последнюю встречу я четко дал понять, что Вы здесь нежеланный визитёр. Или Вы опять решили обвинить мою сестру в колдовстве? И что она сделала на этот раз, – иронично съехидничал Лионель, – наслала порчу на деревенскую козу?

– Ваш сарказм здесь не к месту, мсье. Я – служитель закона.

– Тогда Вы должны иметь законные основания, чтобы находиться здесь. В противном случае я прошу Вас удалиться.

– На этот раз я пришел переговорить с Вами о произошедшем накануне.

– Я не имею ни малейшего понятия о том, что из случившегося вчера послужило причиной Вашего визита, но судя потому, что Вы пришли сюда без судебного постановления, разговаривать я с Вами не обязан, поэтому прошу покинуть мой дом. Сегодня же я напишу ходатайство о Вашем отстранении.

– Мсье, мне очень жаль, что я нарушил Ваше уединение, – начал констебль. Было видно, что куда привычней ему давались разговоры с простыми горожанами, а вот светская речь давалась юноше с немалым трудом, потому говорил он с большими паузами, тщательно подбирая слова. – Но будучи человеком, я подвержен извечным порокам нашего рода, любопытство – один из них. Однако будучи еще и представителем власти, мне присущ и пытливый ум.

– Весьма нескромное заявление для скромного констебля, – намекая на его низкое звание, произнес Лионель.

– А потому, узнав о случившемся в монастыре от очевидцев, я не смог остаться в стороне и не высказать Вам своего восхищения, – игнорируя этот выпад, лукаво произнес он, больше наблюдая за реакцией ничего не понимающей Авроры. – Газеты пестрят звонкими заголовками, прихожане и кающиеся до крови оббивают пороги церкви своими лбами, замаливая грехи, которым поддались все, кроме Вас. Это поразительная стойкость духа или нечто большее, не находите?

– О чем Вы говорите, мсье Мур? – вмешалась в разговор Аврора, вконец потеряв терпение.

– Об этом, мисс! – протягивая ей свернутую газету, произнес он. Лионель сделал попытку вырвать страницы, пропитанные клеветой из его рук, но девушка оказалась быстрее.

– Не правда ли, это интересно? – переводя взгляд с Авроры на Лионеля, произнес он. – Массовое помешательство, которому поддались все… все, кроме Вас!

– Убирайтесь отсюда! – прошипел Лионель. Прочитав заголовок, Аврора не смогла сдержать стона, вырвавшегося из груди. От волнения девушка стала белее свежевыпавшего снега, к горлу подступила тошнота, а голова закружилась. Чтобы не упасть, она едва успела схватиться за поводья лошади. – Рори, – подбежав к ней, произнес маг.

– Пусти, я могу сама стоять, – ответила она, погрузившись в чтение. «Порок Асмодея охватил святую землю» – гласил заголовок на первой странице, предшествующий пикантным подробностям. Корреспонденты в статье явно не скупились на красочные эпитеты, описывая грязную оргию на монастырском дворе. Многие знатные фамилии города красовались на желтых страницах, став невольными героями произошедшего. И чем дольше Аврора читала, тем белее становилась, руки ее судорожно сжались, комкая бумагу, а глаза снова и снова цеплялись за одно единственное имя.

– Видите, что Вы сделали! Эти новости не для чувствительных барышень, не для их глаз и ушей.

– В очередной раз прошу прощения за подобную бестактность, – сверля девушку глазами, произнес констебль. – Как Вы сами только что сказали, я человек простой, а у простых людей не принято стыдливо уводить глаза в сторону, когда речь идет о вполне естественных вещах, высоким манерам мы не обучены. Только здесь дело неестественное, как я могу судить.

– Ну, тогда возможно Вам стоит поискать того, кто учинил этот фарс?

– Этот фарс, мсье, лишил чести многие семьи. Сотни невинных людей пострадали.

– Невинные люди не страдают от рук демонов, Томас, падшие имеют власть лишь над грешниками, если Вы, конечно, верите в эти сказки.

– Выходит, Вы причисляете себя к святым.

– Упаси меня Господь пойти на такое богохульство, – усмехнулся Лионель, искоса поглядывая на Аврору, которая уже десятый раз перечитывала злополучную статью. Руки ее нервно дрожали, а сердце колотилось так громко, что трепет его на самом деле доносился до ушей Лионеля.

– Тогда почему произошедшее обошло Вас стороной, мсье?

– Должно быть оттого, что я не верю в бабушкины сказки про демонов и не подвержен массовой истерии. Или у Вас есть иное объяснение? Неужели Вы – представитель власти - готовы поверить глупым попам, которые именем Асмодея прикрывают собственную безнравственность?

– Я никогда не был верующим, мсье, но происходящие в городе события заставляют меня расширить границы своего восприятия. Никто не знает мужчину, учинившего это, но каким-то образом ниточки всех необъяснимых происшествий в Новом Орлеане ведут к Вам и Вашей сестре. И что еще более удивительно, все эти дьявольские мистерии начали происходить аккурат после Вашего приезда. Вы – темная лошадка, Лайонел, и я клянусь, что выведу Вас на чистую воду.

– Неужели Вы столь глупы и суеверны, что готовы поверить в эти небылицы? Быть может, Вы дойдете до обвинений в колдовстве? Или того хуже, причислите нас к пресловутым демонам, которые согласно Вашим газетенкам бродят меж честными людьми? Так окропите меня святой водой, и закончим комедию, – теряя терпение, прорычал Лионель, хватая юношу подгрудки. – Убирайтесь отсюда! И никогда, слышите, никогда не переступайте этот порог. В следующий раз я…

– Что Вы сделаете, мсье? Наложите на меня порчу? Или заставите танцевать перед толпой?

– Достаточно! – вскричала Аврора, вставая между ними. – Арестуйте нас, мсье Мур, или уходите. Ваши обвинения оскорбительны и низки́. Мне жаль, что я стала невольной свидетельницей этих наветов, и тем более жаль, что мой брат вконец забыл об учтивости. Ваши слова глубоко ранили меня, а потому я вынуждена просить Вас откланяться, но будьте покойны, в произошедшем на монастырском дворе нет нашей вины. Для нас это такая же трагедия, как и для всех пострадавших от временного помешательства, и мы скорбим вместе с ними.

– Мадмуазель д’Эневер, я…

– Уходите, мсье, Вы и так многое уже рассказали, – Аврора произнесла эти слова таким величественным голосом, которым должно быть говорили древние богини, являясь верующим. Не было в тоне ее вражды или презрения, не было оскорбленности или злости. В эту секунду в ней не было ничего наигранного, напротив, казалось, что девушка больше всех шокирована произошедшим, даже констебль на миг усомнился в своих недавних обвинениях, захлебнувшись приступом вины. Перечить этой женщине сейчас было все равно, что перечить королеве, которой только что дал присягу. И Томас Мур повиновался, слегка приподнял шляпу в знак прощания и удалился, коря себя за столь опрометчивый шаг.

– Аврора, – произнес Лионель, протянув к ней руку, но она смерила его таким холодным взглядом, что мужчине показалась, будто кровь замерзает внутри. – Я объясню…

– Это причина нашего спешного отъезда? – бросая к его ногам газету, произнесла Аврора. – Ты видел его, не так ли? Поэтому ты избрал бегство и ложь мне?

– Аврора…

– Ты солгал мне! – оборвала она его, почти срываясь на крик.

– Я поступил так, как говорило мне сердце. Ты же доверяешь своему! Скажи я об этом, что бы изменилось?

– Почему, Лионель? – девушка подняла на него жалостливый взгляд, в котором читалась невыразимая грусть, укор и негодование. Душа Авроры разрывалась на части от переполняющих ее эмоций, но слезы так и не навернулись на глазах. Все были выплаканы столетия назад, не осталось ничего, кроме горького разочарования.

– Почему? – недоумевая, переспросил он. – Потому что в этих отношениях нас изначально было трое: ты, я и его тень. Веками она стояла меж нами, но клянусь всем сущим, так не может больше продолжаться.

– Это откровенный абсурд! – пропищала девушка, будучи не в силах признать правоты его слов.

– Это истина! – практически срываясь на крик, проговорил он, с этими словами в конюшне буквально до потолка вспыхнула едва тлеющая жаровня, лошади в страхе метнулись в сторону, сшибив Аврору с ног, и выбежали на улицу, потащив за собой перевернутую коляску.

– Что ты делаешь? Остановись! – вскричала девушка, ударившись о стену.

– Это не я, – подлетев к ней, произнес Лионель, закрывая своим телом. Темная энергия наполнила помещение, окружив столб пламени, из которого поочередно вылетели два листка бумаги. Ведьмак, прикрываясь магическим щитом, ухватил один из них, прочитав. В то же мгновение каллиграфически выведенные буквы запылали огнем, бумага вокруг них начала тлеть, обратившись в пепел, унесенный ветром.

– Это ли не доказательство моих слов. Очень скоро тебе придется сделать свой выбор! – произнес Лионель, даже не взглянув на нее, и вышел из конюшни.

Аврора ухватила второй листок, который кружил вокруг нее. Дьявольская почта работала оперативно – приглашение на столетний бал в замок Люцифера, посланное на сорок лет раньше положенного срока. Не к добру! Адские традиции нарушались редко, а бал ни разу не проводился раньше срока. Что же случилось сейчас? В смятении девушка вышла на улицу, застыв у ворот конюшни, и подняла глаза к небесам. Зимнее солнце клонилось закату, унося с собой определенность прежних дней, а новый день сулил лишь неизвестность. Затворив ворота, Аврора пошла вслед за Лионелем, в душе проливая слезы по своей горькой судьбе.

Предыдущая глава