2024-4-19

17

0

0

Эдвард
Прошло всего полгода с тех пор, как она ушла. Но мне казалось, что уже целую вечность я не слышал ее высокого звонкого голоса, не видел ее слегка насмешливой улыбки, не заглядывал в ее глубокие, бездонные глаза. А ведь полгода – это только лишь ничтожная толика того периода, которой мне, может быть, придется ее ждать.
И здесь меня все время мучили сомнения, какой может быть наша встреча в столь далеком будущем. Во-первых, я совершенно не представлял, где мне ее искать, ведь я даже не знал ее настоящего имени, не говоря уже о фамилии. Во-вторых, если даже предположить, что она сама найдет меня, то совершенно не факт, что она захочет знакомить меня со своими родственниками и друзьями, а то и вообще может не захотеть, чтобы я был в ее жизни. И, в-третьих, мне было даже страшно подумать, что будет, если я услышу ее настоящий, не смазанный защитой запах.
Я стискивал зубы от ощущения собственной беспомощности, но я никак не мог повлиять на неумолимое и совершенно равнодушное к моим страданиям время. Мне оставалось только надеяться, что она вернется, что мне не придется ждать долгие двести лет, которые нас разделяли.
Я не хотел уезжать отсюда, где все еще напоминало мне о ней. Я мог часами не выходить из ее комнаты в нашем доме, я сидел в кресле и не сводил глаз с ее аккуратно застеленной кровати.
Я часто бывал на нашей вилле, где я провел самые счастливые моменты своей жизни. Я стоял на открытой террасе и любовался океаном, и мне казалось, что сейчас я услышу легкий звук ее шагов, и ее теплые руки обовьют меня, и она доверчиво прижмется к моей спине. Я лежал на нашей кровати и, как заправский мазохист, вспоминал каждый поцелуй, каждую ласку, которую она мне здесь дарила. Я плавал в бассейне и представлял, что она сейчас вынырнет рядом, озорно тряхнет головой и окатит меня брызгами от своих волос. Я играл на рояле, и мне мерещилось, что я слышу ее чистый высокий голос, напевающий грустную мелодию.
Я ходил с Олегом на тот обрыв над океаном, где мы клялись друг другу в нашей любви. Я рассказывал сыну, какой необычной женщиной была его мать. Или будет? Все эти перемещения во времени до сих пор не укладывались в моей голове.
И не только я маялся, все не находили себе места после ее исчезновения. Наша семья как будто осиротела, потеряв свою душу, свою очень важную частичку. Мы поддерживали друг друга как могли.
Никто не смел обвинять Кетрин в том, что она бросила меня, ребенка, всех нас, особенно после рассказа Карлайла. Мы теперь знали, что у нее не было выбора, если бы она осталась, это повлекло бы ее неминуемую смерть. Сначала я очень злился, что она утаила этот прискорбный факт от меня, но потом понял, что я на ее месте поступил бы точно так же. Она не хотела, чтобы моя жизнь превратилась в кошмар из-за постоянных страхов за нее. Хотя я и так все время перебывал в состоянии стресса, не зная, чего ждать от завтрашнего дня. Что ж, зато невыносимая скука, неизменная спутница моего существования до ее появления, больше мне не грозила. Но все-таки знать, что она может оставить меня и вернуться домой, где с ней все будет в порядке, и знать, что она скоро умрет на моих руках – это две совершенно разные вещи.
И весь смысл моей жизни сосредоточился сейчас вокруг моего сына. Да что там говорить, не только мой, смысл жизни всех моих родственников был только в Олеге. Малыш был всеобщим любимцем, дядюшки и тетушки всячески баловали его, и он вертел всем семейством по своему усмотрению. И хоть его физический возраст составлял всего десять месяцев, выглядел он как четырехлетний вполне упитанный карапуз, а его уровень интеллектуального развития был лет на десять.
Мой сын рос умным и рассудительным, и в то же время, как и любой ребенок, он очень любил баловаться и шалить. Так как возможности общаться с другими детьми у него не было, компанию ему с удовольствием составлял наше великовозрастное дитятко Эммет. Их проделки не раз вводили в ступор всех нас, их заливистый громкий смех и традиционно следующий за ним грохот регулярно сотрясали наш дом, и состояние непрекращающегося ремонта стало для нас обычным делом.
И вскоре начали проявляться его способности. Он умел показывать другим свои мысли и воспоминания. Когда он сделал это со мной в первый раз, я даже толком не понял, что именно произошло. Это было вскоре после исчезновения Кетрин. Сын заглянул мне в глаза, и я словно пережил с ним еще раз ее уход. Кроме зрительной картинки, которую он как бы проецировал в мой мозг, я ощутил все эмоции, которые испытывал Олег, когда прощался с мамой.
Трудно было бы передать мои впечатления от увиденного. Это было так, как будто я погрузился в его маленький мирок со всеми его бесхитростными радостями, детскими страхами и мнимыми чудовищами. Но самый главный кошмар моего сына был о том, что он никогда больше не увидит свою мать. И тут я только мог убеждать его, что мама его любит, что она помнит о нем и очень за ним скучает. И я даже не сомневался, что это истинная правда.
Дальше талант Олега стал развиваться, и он без труда показывал всем нам свои впечатления от охоты, от прогулок, от игр. И каждый из нас, затаив дыхание, ловил эти волшебные откровения.

Наша жизнь без Кетрин была довольно размеренной и уединенной. Мы все закончили школу, и решили никуда не поступать на следующий год, чтобы иметь возможность держаться всем вместе. Мы старались избегать людных мест, даже Элис ограничила свои поездки по магазинам, и только Карлайл продолжал работать в больнице.
Но наше мнимое спокойствие длилось не долго.
Джаспер смотрел новости. Его внимание привлек сюжет о таинственном маньяке, орудующем в районе доков Сиэтла и оставляющем после себя обескровленные изуродованные тела. На экране мелькнула уже знакомая мне часть промышленных доков, где я слышал запах рыжей, и где, в конце концов, Кетрин ее спалила.
– Что ты думаешь по этому поводу? – спросил мой брат.
– Это вампир? – не очень уверенно предположил я.
– Вот именно, – подтвердил братец, – вампир. Причем новорожденный вампир.
Насчет новорожденных вампиров никто не стал спорить с Джаспером, он был у нас непревзойденным специалистом в данной области.
– Я думаю, что будет карательная экспедиция от Волтурри, – констатировал он, – и как бы они не решили к нам в гости заглянуть.
– Так может, мы сами с этим новорожденным разберемся? – приободрился Эммет.
– Это плохая идея, – возразил Карлайл, – это не наше дело, и нам лучше переехать, тем более мы давно собирались.
После ухода Кетрин к Элис вернулся ее дар. Она теперь могла видеть будущее, но все-таки не так отчетливо, как раньше, и причиной размытости ее видений скорей всего был Олег. Моя сестричка тут же принялась сканировать будущее, и вскоре в ее голове сформировалось видение дома на острове Эсме и всех нас на небольшом песчаном пляже недалеко от него. Но картинка была слишком уж нечеткой, такие видения обычно получались, если решение еще окончательно не принято.
Джаспер тоже настаивал на переезде. Мне эта идея не понравилась, я все еще надеялся, что Кетрин вернется, и я хотел ждать ее здесь, в нашем доме.
– Кетрин знает про остров Эсме, – успокоил меня Джаспер, – я рассказывал ей, где это, и она легко догадается, как нас найти.
Скрепя сердцем, я согласился, и было решено переезжать через три дня. Карлайлу нужно было уладить кое-какие дела в больнице, а все остальные стали собирать вещи.
Один я потерянно бродил среди всеобщей суеты. Я всегда радовался предстоящим переездам, они вносили хоть маленькую каплю новизны в наше скучное существование, но сейчас был совсем не тот случай. Я не хотел покидать этот дом, где все напоминало мне о ней, где стены еще помнили ее звонкий голос, где невообразимое множество зеркальных поверхностей когда-то воссоздавало ее отражение.
– Эдвард, тебе следует обязательно поохотиться, – взволнованно заметил Карлайл. Действительно, я уже почти две недели не был на охоте, и Элис с Джаспером буквально силой заставили меня пойти с ними. Далеко от дома мы решили не ходить, и я практически сразу поймал огромную пуму. Быстро насытившись, я развалился на небольшой полянке, подставляя лицо последним лучам заходящего солнца, и предался своим мыслям. А какие у меня могли быть мысли? Конечно, только о ней. Я представлял, как мы с ней лежим на мягкой сочной траве среди нежных полевых цветков, как она радостно щурится навстречу солнечным лучам, как я держу ее руку в своей, как играет с бабочками наш сын…
– Эдвард, – радостный вопль Элис отвлек меня от волшебных фантазий, – я не вижу будущего!
Я так увлекся, что не заметил, что в голове Элис воцарилась столь знакомая мне чернота, но теперь полосок было две, кроме изумрудной была еще и рубиновая. Мы оба прекрасно понимали, что это может означать, и, не сговариваясь, кинулись в сторону дома, так что ничего не понимающий Джаспер едва поспевал за нами.
И, как всегда, Элис не ошиблась. Я уже видел виновницу загадочной черноты в видениях моей сестрички через мысли родственников, она сидела на диване в холле, бережно прижимая к своему боку ластящегося к ней Олега. На ней был черный комбинезон без рукавов, такой же, как и в тот день, когда мы нашли ее, и теперь уже два браслета на левой руке.
– Папочка, мама вернулась, – радостно пропел мой сын, завидев меня на пороге.
Она медленно оборачивалась. Ее несколько напряженное лицо постепенно озаряла теплая, но немного грустная улыбка. А я прислонился спиной к дверному косяку, потому что мне сейчас просто необходима была какая-нибудь, пусть даже символическая, опора. Я боялся поверить, что это действительно она. Я жадно щупал глазами каждый миллиметр ее лица и фигуры, и робкая радость от узнавания до боли знакомых черт постепенно заполняла меня.
Она очень изменилась за время своего отсутствия. Немного похудела, очертания лица стали более резкими, и еще более огромными казались на слегка осунувшемся лице ее глубокие, широко посаженные глаза. И выражение глаз, оно тоже несколько изменилось. Уже не было того ощущения опасности, которое всегда внушал мне ее взгляд, скорей ледяное, равнодушное спокойствие. Ее взгляд стал безжизненным, как будто погас огонек, освещающий его изнутри. И она постригла и выпрямила волосы, теперь их длина была до плеч, и я ощутил легкое сожаление от того, что больше не смогу играть с ее прекрасными блестящими локонами. Хотя какое это имеет значение, если она здесь, в нашем доме, сидит на диване и нетерпеливо покачивает ножкой, и мне достаточно сделать всего несколько шагов, чтобы дотронуться до нее?
Элис с диким визгом бросилась к ней, и я даже заволновался, что моя сестричка не рассчитает свои силы. Джаспер просто приветливо улыбнулся, не решаясь приблизиться к ней под моим пристальным взглядом, но из его мыслей я знал, что он также несказанно рад ее появлению.
– Рад, что ты вернулась, – несколько сухо проговорил мой брат, умело сдерживая свои эмоции, и отошел в сторону, давая мне дорогу.
Ничто больше не мешало мне приблизиться к ней. Она вопросительно приподняла правую бровь, удивляясь моей нерешительности. А я все так же любовался ей, не решаясь подойти ближе.
– Ну же, Эдвард, – хохотнул Эммет, – подойди, не бойся, она не привидение, я сам лично проверил.
И он показал мне в своих мыслях, как она эффектно появилась на лужайке перед нашим домом прямо из воздуха, какой переполох начался среди моих родственников, как она прижимала к себе Олега, и как сам Эммет сгреб ее в охапку, не рассчитав сил, и как она счастливо визжала от полноты ощущений.
– Мы должны оставить их наедине, – деликатно сказала мама, обнимая Олега, – малыш, пойдем, поиграем, твоим родителям нужно поговорить.
И, наконец, мы остались одни в холле. И я шагнул к ней, она медленно поднялась мне навстречу, и вот уже ее теплые мягкие ладони доверчиво скользнули в мои руки, а ее чуть дрожащие от волнения губы в головокружительной близости от моих.
– Прости, что заставила тебя ждать, – прошептала она.
– Я мог бы ждать тебя вечно, – совершенно искренне отвечал я.
И я тонул в ее бездонных глазах, и больше не было смысла что-либо говорить. Мы стояли и держались за руки, и мне казалось, что я сплю, и она мне снится. Интересно, могут ли у вампиров быть комплексы? Потому что у меня реально проявилась фобия, что она может в любой момент исчезнуть, раствориться в воздухе.
– Олег так вырос, – пробормотала она, отводя свой взгляд в сторону.
– Он очень скучал по тебе, – уверил ее я, – и я скучал.
Я все еще держал ее руки в своих, опасаясь задать главный вопрос, который интересовал меня сейчас больше всего.
– Ты надолго к нам? – спросил я, и ожидание ее ответа заставило меня затаить дыхание.
– На некоторое время, – ответила она с явным сожалением в голосе.
Мне стало еще страшнее. Некоторое время, это может быть несколько часов. Или несколько дней. А потом? Что потом? Опять долгие часы, дни, месяцы, годы, или даже столетия ожидания? Смогу ли я это вынести, если даже не буду точно знать, встретимся ли мы вновь?
– И сколько у нас времени?
– Несколько месяцев.
Я почти облегченно выдохнул. Это, конечно, не вечность, но это довольно много.
– Как тебе удалось попасть сюда? – спросил я, – ты же говорила, что нельзя просто так бывать в прошлом.
– Нельзя, – согласилась она, снова отводя взгляд, – но я здесь не просто так. У меня вполне официальное задание.
– Задание? – несколько разочарованно переспросил я, – так ты здесь только из-за задания.
– Эд, – прошептала она, и ее пальцы ласково скользнули по моей щеке, перемещаясь на мою шею, – я здесь только ради того, чтобы увидеть вас, а задание – всего лишь предлог, я сама кое-что подстроила, чтобы его получить.
Ее мягкие теплые прикосновения безвозвратно рассеивали все мои страхи и сомнения, и я, наконец, позволил себе просто прижать ее к себе, не думая, сколько времени нам отведено для счастья. Я решил больше не помышлять о плохом, я буду просто наслаждаться тем, что у меня есть в данный момент.

Когда утихли все ахи и охи, связанные с неожиданным появлением Кетрин, было уже совсем поздно, и Олегу давно было пора спать. Кетрин сидела у его кроватки, а я скромно наблюдал за моими двумя самыми дорогими людьми из кресла в дальнем углу огромной детской комнаты.
Прежде чем заснуть, мой сын долго ерзал, не выпуская ее руку. А Кетрин ласково гладила его непокорные кудряшки, успокаивая его, и что-то едва слышно шептала на непонятном мне языке.
– Мамочка, ты же не исчезнешь больше? – спросил он уже где-то на грани между сном и явью.
– Нет, милый, я буду рядом, – обещала она ему срывающимся от волнения голосом.
Постепенно его дыхание выравнивалось, и мой сын погрузился в глубокий спокойный детский сон. А я потихоньку, чтобы его не потревожить, приблизился, осторожно обнял свою любимую сзади, и уткнулся носом в ее теперь практически не прикрытую волосами шею.
– Он так похож на тебя, – прошептала она.
– И на тебя, – отвечал я, – у него твой характер, он такой же решительный и упрямый.
– А я упрямая? – несколько насмешливо переспросила она.
– Не то слово, – усмехнулся я, осторожно ощупывая губами мягкую кожу ее затылка, – очень скрытная и неисправимо упрямая. И именно эти черты твоего характера сводят меня с ума.
Она развернулась в моих объятиях, прижимаясь ко мне поближе, примостила голову на мое плечо, предварительно потершись об него носом, словно устраиваясь поудобнее.
– Как же мне было тяжело без вас, – едва слышно прошептала она в мою рубашку.
И я гладил ее волосы и ощущал острую, невыносимую потребность побыть с ней наедине, там, где нас никто не сможет услышать или потревожить.
– Поедем на нашу виллу? – несколько нерешительно, но с надеждой спросил я.
– Да, – просто согласилась она.

И снова, как и в самый первый раз, вилла встретила нас разноцветными огнями множества маленьких фонариков. Я уже знал из мыслей Элис, что она успела подсуетиться, стараясь сделать Кетрин приятное.
Она вышла из машины и облокотилась на дверцу, задумчиво рассматривая дом, весь играющий множеством цветных отблесков. Поддавшись мимолетному порыву, я подхватил ее на руки, и быстро оказался в холле вместе со своей драгоценной ношей.
– Добро пожаловать домой, – прошептал я, опуская ее на пол, и по-прежнему удерживая возле себя.
– Спасибо, – и она оглядывается по сторонам, – а здесь ничего не изменилось.
– Элис хотела обновить обстановку, – поведал ей я, – но я не разрешил. Я хотел, чтобы все было так же, как и при тебе.
– Представляю, как она на тебя обиделась, – картинно закатила глаза Кетрин, – ведь не менять интерьер в течение полугода – это признак дурного тона.
Мы вышли на террасу. Спокойный черный океан простирался перед нами, отражая в своих водах скопления звезд. Лето было в самом разгаре, небольшой ветерок чуть-чуть развеивал жар, оставшийся после тяжелого знойного дня. Вокруг нас была тишина и покой, но по-прежнему не было спокойствия в моей душе.
– Ты кое-что забыла в прошлый раз, – начинаю я.
Она удивленно приподняла бровь, наблюдая, как я достаю кольцо.
– Извини, – прошептала она, – я не могла взять его с собой. Неживые предметы невозможно перемещать во времени.
– Я понял, – и я взял ее за руку, – согласна ли ты снова носить мое кольцо?
– Да, – уверенно кивнула она.
И этот ее краткий решительный ответ сказал мне гораздо больше, чем самые красивые и витиеватые признания. Кольцо идеально обхватило ее безымянный палец, и я осторожно коснулся ее губ мимолетным, невинным поцелуем. Пока еще невинным, убеждал себя я, дальше я собирался быть гораздо смелее. Сладость ее губ подогревала мое нетерпение, и я уже знал, что было бы приятно нам обоим.
– Искупаемся? – предложил я.
– С удовольствием, – улыбнулась она.
Я давно мечтал поплавать с ней именно в океане, но когда она была здесь в последний раз, была ранняя весна, и вода была холодной. А сейчас как раз теплая вода помогла бы нам обоим расслабиться после переизбытка впечатлений сегодняшнего на редкость насыщенного и жаркого дня.
Мы спустились с террасы к небольшому пляжу по крутой винтовой лестнице с кованными резными перилами. Я поддерживал Кетрин за талию, хотя в этом не было необходимости, она прекрасно ориентировалась в темноте, и без труда находила ногой ступеньки.
Мелкая галька шелестела у нас под ногами, и океан тихо плескался всего в метре от нас. Я решил показать Кетрин пример, и быстро стянул с себя футболку и джинсы. Она жадно ощупывала своим взглядом мою фигуру, но сама не предпринимала никаких попыток раздеться. Хотя назвать то, что было на ней, одеждой, можно было с большой натяжкой. Черные джинсовые шорты, держащиеся низко на бедрах, больше напоминали трусы, а тоненькая блузочка с короткими рукавами аппетитно подчеркивала грудь и приоткрывала плоский живот.
– Тебе помочь? – спросил я.
Слегка помедлив, словно обдумывая мое предложение, она согласно кивнула. Могут ли у вампиров дрожать руки? Нет! Но мои руки дрожали, пока я не очень ловко пытался справиться с бесчисленным множеством маленьких крючков на ее легкой, почти прозрачной блузке, и я проклинал Элис, купившую ей настолько не практичную вещь. И как только Кетрин согласилась такое надеть?
Но, наконец, блузка соскользнула с ее плеч на мелкую гальку, и я запустил пальцы за пояс шорт, притягивая ее к себе. Она была горячей, как и окружающий нас воздух, все еще раскаленный после дневного жара, и даже близость океана не делала его более свежим.
– Дальше сама, – прошептал я, слегка прикусив мочку ее уха, – я жду тебя в воде.
И я отпустил ее, предварительно проведя пальцами по ее спине вверх, расстегивая застежку лифчика. Ненужная сейчас деталь соскользнула вниз, обнажая высокую налитую грудь. Она тихо засмеялась, развернула меня и слегка подтолкнула к воде.
– Не подглядывай, – насмешливо промолвила она мне в след.
Как будто я там что-то не видел! Или произошли какие-либо изменения? Я нырнул с головой, и теплый океан принял меня в свои объятия. Она заходила в воду медленно, и небольшие круги расходились от ее неторопливого движения. В белом свете лунной дорожки ее кожа казалась мраморной, и переливались серебристыми отблесками ее черные волосы.
Вода была теплой, как парное молоко. Хотя я не очень помнил, что это такое, но сравнение осталось в моей памяти еще из человеческой жизни, когда оно еще что-то значило для меня. Интересно, а как воспринимает температуру воды Кетрин?
Она нырнула, и я видел в прозрачной воде, как сильно и уверенно отталкиваются от воды ее ноги, как плавно скользят ее руки. Она напоминала мне сейчас русалку, после долгого пребывания на суше наконец-то попавшую в родную стихию.
Она вынырнула на поверхность возле меня, и я затаил дыхание, ожидая потока брызг с ее волос. И я был прав, она сделала плавное движение рукой, слегка задевая воду, и целая волна соленых капель окатила мое лицо. А она тут же снова погрузилась в воду, пытаясь скрыться от моего шутливого гнева, и я поймал ее уже на глубине.
Перехватив ее руки, чтобы она не могла сопротивляться, я увлек ее за собой наверх, и над водой уже по-настоящему впился в ее губы. И теперь в моем поцелуе уже не было ничего невинного, только неприкрытая животная страсть, которую я к ней сейчас испытывал. И она ответила мне с не меньшим безумством, обвивая меня своими руками и бедрами. Я не мог больше сдерживаться. Перехватив ее за талию, я погреб к берегу, и она обняла меня за шею, и отталкивалась ногами, чтобы помочь мне. Как только почувствовал под ногами дно, буквально насадил ее на себя. Наш танец был бешенным и безрассудным, и волна удовольствия накрыла нас одновременно, снова делая единым целым, продолжением друг друга, как и должно было быть.
Теплая галька пляжа стала нашим ложем, и я как будто познавал ее заново, я трогал и ласкал ее влажное после купания тело, а она была как никогда нежной и ранимой, и мое сердце щемило от столь не присущей ей уязвимости и слабости. Теперь я вошел в нее осторожно, я двигался в ней медленно и ритмично, покрывая поцелуями ее лицо и шею, и она сжимала меня в себе, отдаваясь без остатка.
Позже она заснула на моем плече прямо на пляже, утомленная от моих ласк. А я смотрел в звездное небо над нами и думал о том, что мне, наверное, нужно благодарить бога, что она вернулась, что она рядом, что у меня появился еще один призрачный шанс хоть какое-то время просто побыть счастливым.