Моим мечтам о спокойных нескольких днях, которые я должна была провести в отделении сохранения беременности, конечно же, не суждено было сбыться. Начнём с того, что, когда я, наконец, заботами Эллис и Эдварда, была с комфортом устроена в одноместной палате, и мой муж был, практически силой, выдворен Эллис обратно на работу, в коридоре раздался какой-то шум, топот и крики. Дверь моей палаты распахнулась, и на пороге возникла растрёпанная и запыхавшаяся Рене, моя мама. На её правом локте висела худенькая медсестра, которую мамочка, буквально волоком, тащила следом за собой. А из-за спины мамы виновато выглядывал Чарли, мой отец. Мы с Эллис, в немом недоумении, уставились на эту «группу поддержки». Медсестра начала нервно извиняться перед Эллис за то, что не смогла остановить эту, как она сказала, чересчур настойчивую особу. Мама, окинув бедную девушку презрительным взглядом и, наконец, стряхнув её со своей руки, заявила, что здесь лежит ЕЁ дочь, которая скоро должна родить ЕЁ первого внука, и никто не в праве лишать её возможности увидеть меня и справиться о моём самочувствии. О, да! Уж я то знала, что моя дорогая мамочка, обычно добродушная и немного легкомысленная, становилась абсолютно неуправляемой и неудержимой, если дело касалось здоровья и благополучия её семьи. Пытаться остановить её в такие моменты было равносильно самоубийству. Папа тоже был в курсе, поэтому сейчас просто тихонько стоял чуть поодаль, с выражением смирения и обречённости на лице. Эллис твёрдым голосом попросила успокоиться всех присутствующих и, поблагодарив медсестру за её, хоть и неудачную, попытку выполнить распоряжение моего лечащего врача, отпустила бедолагу. Рене, достаточно воинственно, потребовала объяснить ей, что ещё за распоряжение упомянула Эллис, а когда узнала, что ко мне было сегодня запрещено кого-либо пускать, чтобы лишний раз не волновать меня (хотя, опасаться ей стоило только моего мужа и неизменной реакции моего организма на его прикосновения и взгляды), мама изъявила желание немедленно оторвать голову этому бессердечному доктору. Эллис с улыбкой шагнула вперёд и сказала, что она и является моим врачом и, несмотря на нашу с ней дружбу, будет делать всё, что посчитает необходимым с медицинской точки зрения. Не ожидая такого поворота, мама заметно подрастеряла свой пыл и позволила папе и Эллис увести себя в ординаторскую, где моя подруга пообещала ей подробно рассказать о моём состоянии здоровья. Напоследок одарив меня взглядом, полным мировой скорби, и пообещав навестить меня, как только это разрешит мой доктор, на этих словах Рене с подозрением посмотрела на Эллис, мамочка, с видом монаршей особы, отправленной в изгнание, покинула мою палату. Папа вместе с Элли отправились вслед за ней. Оставшись, наконец, одна, я почувствовала усталость и решила немного поспать.
Тапки, помидоры и другие продукты и предметы домашнего обихода прошу в мой адрес не направлять.
Позитивно настроенных читателей с нетерпением жду ЗДЕСЬ. Также буду рада вашим комментариям.