Глава 42

Возможно, я бы выбросилась из окна. Но, во-первых, от боли у меня не получается встать, а во-вторых, я не знаю, на каком этаже сейчас нахожусь, и в случае неудачи пара переломов и существование в виде овоща меня не устроит. Для страшно организованного мудака мистер Садист привносит в мою жизнь слишком много неопределенности. Меня бросает то в жар, то в холод. По сути все равно, как я сдохну: сгорая в огне или с холодными ногами. По сути, наверное, даже все равно, сдохну я или нет.

Эдвард не знает, но в неподвижности спасение. Как в детской игре – замри и не шевелись, иначе проиграешь. Кто первый дернется, тот и выбывает. Для него я зло, но зло – это то, что я пыталась прятать внутри. Папочкины гены, яд, заражающий каждую каплю крови. Я же не могла перестать быть собой (такое никому не под силу), но я могла запретить себе двигаться, заморозить себя, не пустить дальше. Сегодня он все разрушил. Прошел мимо и сжег. Хватило бы одной спички, в конце-то концов. Его "прости" завершило дело. И, может быть, я ему благодарна. Может быть, я выбрала ошибочный путь, и с самого начала нужно было не прятаться, а принять все как данность? Но разве могла маленькая девочка воспринимать как данность отца мафиози, его криминальных друзей и кокаин? Девочка испугалась, спряталась и как в хорошо знакомой игре замерла. Она верила, что если замереть, то можно переждать опасность и выиграть. Что и говорить, девочка была тупой, и наконец один наглый сукин сын все ей разъяснил.

Встав, переползаю в ванную. Ту самую, с трещинами на плитке и полосами ржавчины на эмали. Выкрутив оба крана до упора, сажусь на бортик и смотрю на то, как поднимается уровень воды. Раньше я бы думала, как утопить себя (и свои проблемы заодно) в отдающей хлоркой воде. Знакомая мне Белла на каждый предмет смотрела, имея в голове мысли о самоубийстве. Новая пока еще намерена жить, она понимает, что мертвые могут быть объектом жалости и горьких вздохов, но для того, чтобы кому-то действительно отомстить, лучше быть живой. Живой даже в те моменты, когда это не так просто.

Размотав бинты, смотрю на сетку красных рубцов на своих ступнях. Зрелище не из лучших. А если откровенно, то полное дерьмо. Кожа по краям порезов вздулась и покраснела, а если ее потрогать, то можно, наверное, обжечься. Во всей этой ситуации есть один плюс – я не сломала ноги. Все остальное не столь прекрасно, но пора уже учиться побеждать, используя не самые перспективные карты. От ран на ногах не умирают.

Приняв ванну, закутанная в чужой халат, с мокрыми волосами я выхожу в коридор и, спустившись по лестнице, в столовой нахожу мистера Садиста. С невозмутимым видом он поправляет манжеты на свежей рубашке и надевает пиджак от нового костюма. Что ж, актер готов, пришло время и актрисе ступить под обжигающие лучи софитов. Собравшись и сделав мысленно вдох, я улыбаюсь. Никогда раньше я не улыбалась, имея на душе черную дыру и свалку из собственных правил. Это непросто – улыбка через силу, мне приходится преодолевать огромное сопротивление, мышцы сводит, каждая клетка тела восстает. Помимо воли, я испытываю уважение к мистеру Садисту, который умеет изображать что угодно в нужный момент. Как выяснилось, подобное насилие над собой требует предельной концентрации и ко всему прочему усиливает боль раз в десять. Словно в гробу при жизни переворачиваешься. Легкая нежная улыбка весит, как грубая бетонная глыба. Невинная улыбка от той, что по факту уже не невинна. Все очень сложно. Мой новый путь не отличается простотой. Это дорога сквозь джунгли и каменные стены. Но это единственная дорога, которую он мне оставил. И все же губы дрожат, а застывшая улыбка быстро тает, сползает с лица. Я быстро выдыхаюсь – проигрываю первый забег, так и не сделав второй шаг. Спотыкаюсь уже на первом. Мистер Садист все прекрасно понимает и его улыбка… она просто замечательная. Снисходительная усмешка, которая не стоит ему никаких усилий. Он улыбается мне тепло и приветливо.

- Чудовище, - это слово как будто застряло у меня между зубов, и каждый раз, открывая рот, я могу произнести только его, никаких больше вариантов. Чудовище, чудовище. Ну разве что ублюдок, но когда я прихожу к этому выводу, уже несколько поздно. Мистер Садист садится за стол и с безмятежностью праведника делает первый глоток кофе. Его взгляд направлен на меня и приглашает присоединиться. Как ни странно, есть я хочу. Возможно, жажда мести пробуждает аппетит. Возможно, это самое простое, что можно сделать, а к сложностям я пока не готова. В самом деле, откусить кусочек круассана проще, чем объявить войну мистеру Садисту. Не войну, конечно, про войну я знаю две вещи – это чисто мужская забава и у мистера Садиста огромный опыт по части ведения боевых действий. Поэтому не войну, но бросить ему вызов я хочу. Мечтаю, надеюсь, что когда-нибудь это прозвучит достаточно грозно или просто не вызовет снисходительной улыбки, как надпись на фасаде, говорящая "ну, разумеется, я все понимаю, девочка решила поиграть". Ни хрена подобного. Я хочу, чтобы он увидел – я не решила поиграть и не намерена шутить. Злость во мне вполне реальная, концентрированная, и ей можно отравиться, если попробовать на вкус.

- Принесли твои вещи, - покончив с частью завтрака, говорит мистер Садист. Первые его слова после «прости». - Через полчаса я жду тебя бодрой и одетой, стоящей на пороге. С макияжем и прической можешь не усердствовать, тобой займется специалист.

Он так это утверждает – уверенно и не интересуясь моим мнением – что я чувствую себя трупом в гробу, и меня нужно загримировать для церемонии прощания. Это лишь предмет, потерявший свободу воли объект приложения чужих усилий и более ничего.

Передергиваю плечами. Да, соглашусь, мне ничего другого не остается, но я сделаю это не как труп.

- Знаешь, я ведь тебе нужна.

- Ценное замечание, но, в общем, я в курсе, можно было не напоминать.

- И если я откажусь, то проиграешь прежде всего ты.

- Ты разве видишь возможность отказаться? Я, признаться, таковой не наблюдаю. Было бы интересно послушать, как ты себе это представляешь. И еще одно, я не проиграю. Ты все еще не приобрела того значения, которое себе приписываешь, и уж точно моя победа или поражение по-прежнему в моих руках, - он делает последний глоток, медленно отставляет чашку в сторону. Проводит пальцем по ободку. - Я знаю, что ты думаешь. Что терять тебя нечего. Что я тебя сломал, - палец очерчивает новый полукруг. - Да, сломал, но, что весьма забавно, за картонными стенами оказалась не пустота. Иногда нужно ломать и иногда сломать не значит сломить.

- Ты мастер говорить, я не буду столь красноречива.
- В таком случае я разрешаю тебе промолчать.

- Послушай, Эдвард, я тебе нужна, как кукла, как реквизит и декорация, в конце концов, но нужна, и без меня премьера твоей пьесы не состоится.

- Ты это уже говорила. Переходи к той части, где должны быть выводы.
- Я не позволю так обращаться с собой.

Кто бы мог подумать, что самые важные слова в своей жизни я скажу, сидя за одним столом с чудовищем, через час после потери девственности в день, когда должна буду изображать его девушку. И что слова будут не «я люблю», а «я не позволю». К любви они не имеют никакого отношения, только к ненависти.

- Теперь послушай меня. Я тут перед тобой изображаю, в меру своих скромных возможностей, милого парня. Но я не милый парень. Ты об этом забыла. Знаю, что сам к этому стремился, но ты должна иногда вспоминать. Не нужно пытаться строить из себя равную мне. Если начнешь зарываться, я перешагну через тебя, - голос пустой, абсолютно лишенный эмоций. Будь в нем только сталь и лед, я бы, наверное, не испугалась. Против стали и льда есть защита, от бездны защиты нет. Нет у меня. Ни у кого нет. - Сломаю так, что никто не соберет. И последнее – я не люблю пустых угроз и громких слов, за все, что сказано, я отвечаю. В отличие от тебя. Твои слова – это лишь слова. Молчи, ответ мне не требуется.

Ну привет, чудовище с темной улицы. Ты вернулось и напомнило, что мне не стоит близко подходить к твоей разверстой пасти.



Автор: Bad_Day_48; бета: tatyana-gr