Сцена идеально воспроизводится в моей голове.

В мыслях я встаю, хватаю тарелку Эдварда и метаю ее через обеденный стол как смертельный фрисби. Еда разлетается во всех направлениях и проходит прямо у головы Карлайла, всего в нескольких сантиметрах от него, но достаточно близко, чтобы небольшим мягким порывом ветра зашевелить его светлые волосы. Я расстроена из-за того, что промахнулась, но так даже лучше – меньше всего нужно, чтобы мне приписали обвинение в убийстве, особенно обвинение в убийстве отца моего собственного парня; все же это так сильно пугает Карлайла, что он оседает на пол так, словно его пристрелили, и просит о пощаде, кланяясь мне в ноги. Он наносит себе удар куриной костью, падая вниз, но, увы, это не смертельная рана. Но все-таки это удачный удар, и от переизбытка волнения падают в обморок Эдвард с Эсми, и в своем уме остаюсь только я, чувствуя запах крови, потому что она вытекает из спины Карлайла.

– Белла! – отчаянно говорит он, его голос пропитан страданиями, когда он наконец понимает свою ошибку. – Пожалуйста, помоги мне! Я истеку кровью, если ты не спасешь меня своими превосходными знаниями медработника!

Я усмехаюсь и бросаю в него мобильным телефоном, затем склоняюсь над ним и злобно ставлю руки в боки.
– Лучше позвони рыжей невесте Эдварда, Карлайл, потому что теперь никакая медсестра тебя не спасет!

Мой сумасшедший смех отзывается эхом вокруг столовой; Карлайл вздымает вверх свой кулак и трясет им, когда выпускает вытянутое и подавленное «Не-е-е-е-е-е-е-е-ет!».

В моих мыслях все идеально.

В реальности стул Эсми скрепит по полу, когда она резко встает. В реальности я сижу в потрясении, примерзшая к месту и неспособная полностью осмыслить явное оскорбление и отвратительные новости, которые я только что получила от отца своего парня. В реальности все происходит быстро, и на этот раз я чувствую, что не имею никакого контроля над ситуацией. Как будто я зритель, который не может вмешаться, даже если захочет.

– Достаточно, Карлайл, – сердито произносит Эсми. – Ты смутил всех нас, и я не собираюсь поддерживать это. Белла – гость в этом доме, и она заслуживает большего количества любезностей.

– И это, папа, не лезет ни в какие ворота, – быстро добавляет Эдвард, его голос столь же наполнен ядом. – Ты обещал маме, что больше не будешь так себя вести. – Эдвард находит мою ладонь, сплетаясь со мной пальцами, и крепко ее сжимает в случае, если я решу удрать.

Неудивительно, но Карлайл ничуть не возмущен нападением с двух сторон.
– Ну, Эдвард, – спокойно начинает он, – ты же знаешь, что я думаю об этом…

– Неважно! – перебивает Эдвард. – Неважно, что ты думаешь! Ты не можешь говорить с людьми так, как тебе заблагорассудится. Белла важна для меня. И, кроме того, это не твоя жизнь!

– Ты моя жизнь!

– Карлайл! На пару слов, пожалуйста! – требует Эсми, ее голос выше остальных, когда она берет на себя контроль над ситуацией. Карлайл вздыхает и бросает салфетку на стол перед тем, как встает. Эсми лишь поворачивается ко мне со смягчившимся выражением лица. – Белла, пожалуйста, только пока не уезжай, хорошо? Я бы хотела минутку поговорить с тобой.

Мой рот открыт, но из него не выходит и звука. Эсми выталкивает Карлайла из столовой, положив ладонь на его руку, и я сразу же слышу, как они начинают спорить в прихожей; однако их приглушенные слова потеряны среди моих мыслей, которые рвут и мечут в моем подсознании.

Эдвард сразу же смещает все свое тело ко мне, обеими руками сжимает мою, когда склоняется вперед.
– Боже, Белла, я так-так чертовски сожалею. Он всегда был таким, но я никогда не думал, что он оскорбит тебя в лицо. Я чувствую себя таким придурком. Не могу поверить, что это действительно произошло. – Он убирает одну руку и использует ее, чтобы устало протереть свои глаза.

Мои чувства медленно возвращаются, шок постепенно утекает прочь. Я раздумываю, что хочу сказать Эдварду. Если Карлайл всегда был таким, тогда почему его поведение сейчас полный сюрприз? Это совсем не имеет смысла. Как и помолвка Эдвард с доктором Эллис – его отношение к их прошлому всегда было небрежным и несколько лаконичным, и, опять же, это совсем бессмысленно.

Пальцы Эдварда легко и мягко поглаживают кожу моей руки.
– Белла? Пожалуйста, скажи что-нибудь, – просит он.

Я откашливаюсь. В моем рту неправильно сухо.
– У твоего отца что-то типа… типа… – Я не могу выразить точно, что хочу сказать. Типа психическое состояние^*? Наконец я спрашиваю: – Что с ним не так?
(^* – Самостоятельное проявление человеческой психики, всегда сопровождающееся внешними признаками, имеющими преходящий, динамический характер, не являющимися психическими процессами или свойствами личности, выражающееся чаще всего в эмоциях, окрашивающее всю психическую деятельность человека и связанное с познавательной деятельностью, с волевой сферой и личностью в целом).

– Черт, Белла, я не знаю! – восклицает Эдвард, одинаково озадаченный. – Он всегда страдает этой херней со мной. Как с бренди – это нормально для него. Но я, черт возьми, никогда не думал, что он сделает это с тобой!

– Что ты сказал ему наверху? – Мой голос спокоен, страх перед тем, что меня могут услышать, никуда не делся.

– Я сказал ему, как чертовски ты мне важна – как я действительно не хотел все испортить. Он сказал, что с нетерпением ждет встречи с тобой! – Его голос сочится извинениями, а глаза молят меня о понимании.

Эсми входит в комнату, морщинки у ее глаз внезапно становятся более явными, заставляя ее выглядеть измученной и усталой. Она помещает ладонь на спинку одного из стульев и говорит:
– Белла, позволь мне снова извиниться за то, что только что произошло. Не возражаешь поговорить минутку? Может, мы закончим ужин?

Мой аппетит исчез от волнения, но я просто киваю, неспособная отказаться от хорошей половины Эдварда или ужина, который она приготовила только для нас.

Эдвард встает и извиняется, уходя и бормоча, что собирается поговорить с отцом. Эсми ничего не говорит ему, но вытаскивает лимонный пирог из холодильника и захватывает две ложки прежде, чем ставит его на стол.
– Может, ты захочешь это, – говорит она, удаляя фольгу и вручая мне ложку.

Она знает точно, что мне нужно.

– Спасибо, – бормочу я. Она отламывает большой кусок своей ложкой, и через несколько моментов ожидания я следую ее примеру и помещаю ложку в пирог. Он восхитителен даже в отсутствие аппетита, и я знаю, что при нормальных обстоятельствах это было бы превосходно.

Она проглатывает и говорит:
– Пожалуйста, не принимай близко к сердцу все, что сказал Карлайл.

Легче сказать, чем сделать, думаю я, и Эсми хмурится, как будто читает мои мысли.

– Он всегда просто хотел для Эдварда лучшего, – продолжает она. – Конечно, у него странный способ показать это. Он хочет, чтобы Эдвард был такой же, как он, и довольно очевидно, что это не так. Думаю, Эдвард больше пошел в меня.

Я хочу встать и спеть «Аллилуйю», послать воздушные поцелуи всем небесам и поблагодарить Бога за то, что он больше пошел в Эсми, но я остаюсь на своем месте и вместо этого понимающе киваю.

Она продолжает:
– Медработники – ценная часть медицинской профессии. Медсестра может за день провести больше времени с пациентом, чем доктор делает это за всю свою жизнь. Эдвард знает это – я бы не воспитала его иначе. Так что даже не задумывайся хоть на мгновение, что Карлайл был прав в своих словах, что сказал тебе. Поверь мне, когда я скажу, что позже он будет сожалеть о сказанном.

Конечно, я знаю это. Я встречала много докторов, которые едва знают пациентов. Докторов, которые предпишут дозу «Морфия», лишь бы просто «заткнуть» их, и не пытаясь понять источник их боли. Докторов, которых приходится умолять, чтобы они проверили пациентов, когда ты говоришь им неоднократно, что что-то с ними не так. Докторов, которые думают, что они выше других, судя по их должности и власти прописания указаний.

Я осознаю, что мое вино все еще на столе, и допиваю его до дна. Бессловесно, Эсми тянется и хватает забытый все еще полный бокал Эдварда с «Шардоне», который ему не разрешили выпить, и ставит его передо мной.

Я благодарю ее и делаю глоток. Она наблюдает за мной, выражение ее лица осмотрительное, и я наконец облизываю губы и говорю:
– Он просто застал меня врасплох. На днях я встречала его в больнице, и отчасти он был милым. Правда не думаю, что он меня помнит.

Эсми печально улыбается.

– И, м-м… вообще-то мы с Эдвардом не говорили о его помолвке, – продолжаю я, чувствуя себя слегка неловко. – Так что я была удивлена, узнав об этом.

– О, боже мой, Белла, – внезапно произносит она, как будто пойманная врасплох. – Эдвард не был помолвлен! Мне следовало сказать что-то прежде. Прости за это.

Я чувствую, как меня окутывает облегчение.
– Не был?

– Даю тебе свое слово. Только, конечно, этого хотел Карлайл, – уточняет Эсми. – Иногда, клянусь, он женился бы на этой женщине, если бы мог. Но никогда не было никакой помолвки.

– Тогда почему он сказал это? – спрашиваю я, более озадаченная, чем сердитая. Факт, что Карлайл мог солгать при всех, говорит ужасные вещи о его характере. Я бы даже не подумала о его родстве с Эдвардом, не будь они так внешне похожи.

Эсми прикусывает нижнюю губу. Ее ложка помещена в едва притронутый контейнер с лимонным пирогом, о котором уже забыли.
– Я не буду оправдывать его, Белла. Ему нет оправданий, за исключением его собственного, странного способа показать, что он хочет для Эдварда только лучшего.

Если бы я уже не приложилась к четвертому бокалу вина, то уже, вероятно, была бы намного сердитее. Сердита за то, что не заступилась за себя и не высказала Карлайлу свое мнение; сердита на Карлайла за попытку заставить меня чувствовать себя не отвечающей требованиям прямо перед Эдвардом, который становится одним из самых важных людей в моей жизни; сердита на Эсми за мысли о том, что фактически может быть какое-то крошечное оправдание за отвратительное поведение ее мужа.

Но я не злюсь. Я оцепенела и немного пьяна, и действительно чувствую себя лучше оттого, что Эдвард никогда не был помолвлен. Но достаточно странно, я не злюсь.

Эдвард возвращается в столовую, выглядя столь же усталым и утомленным, как и его мать. Его глаза, однако, немного более осторожны, когда он рассматривает меня. Его взгляд метается туда-сюда между мной и Эсми, а его мать вздыхает и откидывается на спинку стула, как приглашение для него присоединиться к нам.

Но он остается стоять.
– Белла, хочешь уйти? – осторожно спрашивает он. Эдвард напряжен, почти как будто ожидает, что я наброшусь на него или же просто сбегу.

Честно говоря, я готова уйти – я жажду поговорить с Эдвардом наедине – но я не могу выдержать мысль об оставлении Эсми здесь одной с тем ужасным человеком и ее несъеденным ужином. Уже не упоминая то, что я едва прикоснулась к лимонному пирогу, о котором она продолжала болтать.

Одним из моих сегодняшних планов было поесть и побредить о лимонном пироге – произвести хорошее впечатление на Эсми, конечно же, так как она была так взволнована этим ужином – а мне даже не удалось это сделать.

Эсми, должно быть, замечает мое колебание, потому что быстро встает и убирает десерт со стола.
– Белла, все в порядке. Я понимаю. Поверь мне, ты получишь золотую медаль за то, что не разнесла Карлайла в пух и прах. Не то чтобы я винила тебя, но я благодарю тебя за то, что ты сдержалась. Знаешь, я хотела сменить нашу страховку во время открытого набора, – говорит она, подмигивая. – Просто вы не возьмете с собой домой часть еды? Я сейчас все для вас соберу. Бог знает, мы не сможем все это съесть, а я ненавижу, когда мои труды пропадают зря.

Эдвард идет помочь ей, а все, что могу сделать я, это молча кивнуть; финальный глоток алкоголя наконец затуманивает мои мысли и предлагает немного сладкого и мягкого облегчения от беспокойства.



Домой мы едим в тишине, несмотря на очевидную тревогу Эдварда. Он держится за руль, пока ведет машину вперед, и раз в какое-то время прикусывает нижнюю губу. Я наконец сжаливаюсь и помещаю руку на его колено, надеясь заставить его чувствовать себя хоть чуть-чуть комфортнее, и он тает от моего прикосновения.

– Прости, – снова говорит он уже в сотый раз и тянется к моей руке. Целует костяшки пальцев.

– Все в порядке, – бормочу я.

– Не в порядке. Ты не должна притворяться, что все в порядке, Белла. Я хочу, чтобы ты поговорила со мной, если расстроена, хорошо?

– Хорошо.

Он делает паузу.
– Так ты расстроена?

Я вздыхаю. С чего бы начать?

Очевидно, я должна начать с самой важной вещи.
– Вы с доктором Эллис были помолвлены? – решительно спрашиваю я. Знаю, Эсми уже сказала, что они не были, но я все еще хочу услышать это от него. Я хочу знать, почему так сказал его отец и что сделал Эдвард, так как объяснений Эсми было для меня совсем не достаточно.

– Нет, – сразу отвечает Эдвард. – Мы явно никогда не были помолвлены.

– Тогда о чем говорил твой отец? Она согласилась выйти за тебя? Ты вообще понимаешь, как хуёво это звучит? – Я начинаю сердиться, просто раздумывая об этом. Женщина была бы везунчиком, выйди она замуж за Эдварда.

– Конечно, я понимаю это, Белла, – раздраженно отвечает он. – Но такой вот он.

– Это совсем не оправдание, – ворчу я. – Ты и твоя мама вели себя так, словно это оправдание, но это не так.

– Знаю.

– Так ты действительно понятия не имеешь, почему он так себя вел?

Он с недоверием смотрит на меня.
– Ты правда думаешь, что я бы просто позволил этому произойти? Просто привел бы тебя вслепую?

– Ну, ты вел себя так, словно это его нормальное поведение, – указываю я.

– Так бы он сказал мне. Такое дерьмо всегда говорит он мне. Но прежде он никогда не был так груб с теми, с кем я встречался.

– Дай угадаю, – с жесткостью в голосе начинаю я. – Раньше ты никогда не встречался с медсестрой?

Он прямо почти что выглядит немного виноватым.
– Ну… да, – медленно отвечает он. Затем, словно защищаясь, быстро добавляет: – Но все же встречаюсь. Если ты об этом подумала. Ты же знаешь, я ничего не имею против медсестер.

Я вздыхаю и потираю лицо обеими руками, надеясь очистить голову от дурных мыслей. В машине не холодно – всего лишь прохладно – но Эдвард включает обогрев, купая нас в утешительной теплоте.

– И помолвка? – снова спрашиваю я.

– Я же сказал, не было никакой помолвки.

– Как же это она согласила выйти за тебя, если не было помолвки?

– Белла, я не знаю. – Его уставший голос показывает, словно он чувствует так же, как и я. – Может, когда-то мы говорили об этом. Но никогда не доходило до того, что это должно было произойти, и обещаю тебе, я никогда не опускался на колено и не делал предложение. Они с моим отцом всегда были хорошими друзьями, поэтому, может, они говорили об этом? – Его последнее предложение больше походит на вопрос.

– Значит, между вами все было серьезно? – спрашиваю я. Это глупо, но все же я ненавижу мысль о нем с кем-либо еще. Конечно, это должно было произойти – господи, ему уже тридцать четыре, и, так или иначе, все в прошлом. Мне стоило бы беспокоиться, если бы он никогда не состоял с девушкой в серьезных отношениях. Но это не означает, что это должно мне нравиться.

Он качает головой.
– Думаю, она хотела большего, в отличие от меня.

Уф!

– Вас свел твой отец? – продолжаю я.

– Очевидно, он поощрял это, – отвечает Эдвард. – Но сначала она мне нравилась. Я бы не встречался с кем-то только из-за того, что она нравится моему отцу. – Он украдкой смотрит на меня, честные, изумрудные глаза ловят мой взгляд. – Белла, я обещаю, – добавляет он, подбадривая.

Последствия случившегося за ужином не вызывают у меня сильную реакцию, пока мы не оказываемся в его доме. Пока не поднимаемся по его порожкам. И затем – может, после вина или несчастного запаха бренди Карлайла в дыхании Эдварда, который, как я считаю, мог повлечь за собой начало пост-травматического стресса – я чувствую, как горло напрягается, а слезы появляются на глазах.

Я пытаюсь скрыть свое лицо от Эдварда и незаметно вытереть влажность, но он ловит мой жест прежде, чем мы даже доходим до двери.
– Белла – дерьмо – ты плачешь?

Я отклоняюсь от него, только чтобы он изо всех сил попытался притянуть меня к себе, его руки на моих плечах.

– Нет, – фыркаю я.

– Белла, посмотри на меня.

– Не хочу.

– Белла… – Теперь его тон предупреждающий. – Пожалуйста, поговори со мной.

Он открывает дверь в свой дом и проводит меня внутрь, затем останавливает прежде, чем я могу убежать. Он притягивает меня к груди и крепко обнимает. Его беспокойство только увеличивает внезапную волну эмоций, которая выползает наружу и свободно вырывает поток слез с моих глаз на его рубашку.

– Белла, прости. Черт, я так сожалею. Пожалуйста, не плачь, – шепчет он мне в волосы.

– Я просто…– Я стараюсь выговорить слова. – Я была… Я была захвачена врасплох, – рыдаю я.

– Я знаю, – успокаивает он.

– Он был таким грубым!

– Я знаю, Белла. Я знаю.

– Я хочу вернуться и сказать ему, куда он может засунуть свою глупую медицинскую степень.

– Малыш, сможешь сделать это в следующий раз. Если правда этого хочешь.

– Обещаешь? – Я поднимаю на него взгляд, и он смеется.

– Если от этого тебе станет лучше, – отвечает он.

– Станет, – гарантирую я, хлюпая носом.

Он отпускает меня, чтобы мы смогли пройти в гостиную. Укутывает меня своим одеялом и притягивает к себе так крепко, чтобы он смог оставить сладких поцелуй на моих губах. Затем он отстраняется и направляется на кухню, возвращаясь с двумя ложками. Присаживается ко мне на диване с контейнером лимонного пирога своей матери, отосланным с нами домой.

– Может, теперь ты готова к нему? – предлагает он, протягивая ложку.

– Предлагаешь утопить мои печали в лимонном пироге? – спрашиваю я, подсаживаясь ближе.

– Если поможет.

– Мне так неудобно перед твоей мамой, – говорю я, беря ложку и закапывая ее в пироге. Эдвард держит контейнер между нами, пока мы едим.

– Мне тоже. Но она знает, какой он, – отвечает он.

– Тогда почему она терпит его?

– Потому что она любит его, – просто говорит он. – И с ней он очень мил, особенно, когда рядом никого нет. Я видел это. Помнишь, я говорил, что раньше он водил ее в то местечко в парке?

Мне тяжело представить Карлайла, с которым я только познакомилась – грубого, пьющего бренди придурка, который нарочито оскорблял меня – как парня, водящего свою девушку в такое романтическое место. Он своего рода загадка, кто-то, кого я по-настоящему не понимаю.

И, может, так всегда и будет.

– Я немного удивлена, что ты делишься им со мной, – замечаю я, когда Эдвард засовывает в рот очередной кусочек. – Ты так собственнически относишься к своим печенькам и пирожным. Думала, ты откусишь мне пальцы, если я попытаюсь взять у тебя одно.

– Попытайся взять мое печенье снова, и я откушу их, – угрожает он.

– Это вызов?

– Только если думаешь, что сможешь ставить капельницу без пальчиков.

– Ну все! – восклицаю я, выхватывая контейнер из его рук. Его ложка свисает изо рта, глаза широко раскрыты от удивления, когда я забираю украденное и отсаживаюсь в другой конец дивана, ложась на подлокотник животом и вытягивая трофей подальше. – Больше никакого лимонного пирога, пока ты не научишься делиться.

Но к моему удивлению, он не кидается за десертом. Вместо этого он отбрасывает ложку в сторону и быстро двигает мое платье по бедрам вверх, прямо к талии, и почти болезненно кусает мою одетую в кружево задницу. Я визжу от неожиданности.

– М-м. Кому нужен лимонный пирог? – размышляет он, и я бросаю неодобрительный взгляд через плечо при попытке сдвинуть платье вниз одной рукой.

– Это ты тоже не получишь, – бранясь, говорю я.

– Это вызов? – усмехается он и хватает мою руку, удерживая ее на своем пути, и другой рукой стягивает мои трусики и помещает горячий, влажный поцелуй прямо между моих ног. Я так удивлена, что отпускаю контейнер с пирогом, позволяя ему свалиться на ламинат с громким стуком. Ложка скользит на несколько сантиметров дальше.

Черт. Эсми бы расстроилась.

Игнорируя мое смятение, Эдвард раздвигает мои ноги и медленно и чувственно целует меня в лоно. Я уже стону как отчаянная шлюха, голова падает вперед, когда я двигаю бедрами назад, желая большего.

Эдвард угождает мне, входя в меня одним пальцем, а затем другим. Он делает медленные движения, а я покусываю нижнюю губу, напрасно пытаясь сдержать приглушенный вздох:
– Че-е-ерт!

Его другая рука массирует мою задницу и часть бедра. Губы касаются поясницы, дыхание горячо овевает мою кожу, когда он говорит:
– Тебе хорошо?

– Черт, да, – невозмутимо выдыхаю я.

Он вновь вытаскивает пальцы и проводит языком, очередной раз целуя мою плоть.
– Хочешь большего?

– Пожалуйста, – молю я, задыхаясь. Единственная вещь, которую я вижу, свисая с подлокотника кушетки, это стена напротив меня и погубленный десерт на полу. Я хочу развернуться и грубо поласкать сексуального мужчину позади меня, но я воздерживаюсь, стремясь узнать, как далеко это зайдет.

– Скажи мне, – командует он.

– Я, блядь, хочу большего, Эдвард. Мне нужно еще. Мне нужен ты. Пожалуйста.

Я долбанная бесстыдница.

– Меня? – острит он, доля удивления таится в его голосе, и я в пяти секундах от того, чтобы обернуться и непристойно сорвать с него одежду.

– Эдвард… – стогу я и слышу, как сзади он расстегивает ремень. Я же в наглом предвкушении.

– Ты снова собираешься украсть у меня десерт? – внезапно бросает он.

Черт побери! Это несправедливо!

– Да, – вызывающе отвечаю я. Хоть где-нибудь мне нужно прочертить границы.

– Неправильный ответ, Белла. – Он отстраняется, и пару моментов я раздумываю согласиться; я раздумываю обернуться и броситься ему в ноги с обещаниями готовить ему печенья и лимонный пирог каждый вечер до конца жизни. Но я спасена от унижения и бремени просьбы у Эсми ее рецепта, когда он внезапно входит в меня, сила его проникновения подталкивает меня вперед и заставляет задержать дыхание.

– Черт побери, – ворчу я, прижатая к подлокотнику. Он хватает мои бедра и прижимает к себе, когда в устойчивом ритме полностью входит в меня и снова выходит.

Это наш первый раз, когда он берет меня сзади, и я немного поражена тем, как это потрясающе. И насколько он глубже.

– Черт бы меня побрал, как хорошо, – говорит он, зеркально отражая мои мысли.

– Не останавливайся, – выдыхаю я, когда он входит в меня.

– Черта с два!

Жаль, что на стене нет зеркала. Этот момент усовершенствовала бы возможность видеть его, наблюдать, как он отбрасывает голову назад и раскрывает губы, как его грудь приподнимается и опускается согласно его толчкам.

Я чувствую его пальцы в моих волосах, плотно сжимавшие локоны. Я отодвигаюсь к нему назад и пытаюсь двигаться синхронно с ним. Сначала он двигается медленно, его такт измеренный и апатичный, но при моем убеждении он увеличивает темп, и его бедра буквально впиваются в меня. Он тянется и потирает мой клитор пальцами, и с добавленными ощущениями я сброшена в бессознательную волну удовольствия за пару секунд.

Как только я отхожу от своего оргазма, он выходит из меня и поворачивает меня на спину, фактически разрывая мои трусики, последнюю преграду между нами, прежде, чем покрывает мое тело своим. Он крепко меня целует, когда снова скользит в меня. Платье собрано вокруг талии, почти у груди, и Эдвард также полностью одет – кроме брюк и боксеров, которые спущены до колен. Неспособная чувствовать его кожу, я обнимаю его шею и провожу пальцами по его волосам, прижимая его ближе, когда он снова и снова входит в меня и наконец сам получает свою долю наслаждения.

Он ложится поверх меня, тяжело дыша, мои ногу обернуты вокруг его талии, когда мы крепко обнимаем друг друга.

– Прости. – В итоге слышу я его слова, приглушенные у моего плеча, когда наши груди синхронно поднимаются и опускаются.

– За что? – удивленно спрашиваю я. Это, наверное, был самый лучший секс в моей жизни, а его извинения слегка дезориентируют.

Он поднимает голову и целует меня в подбородок, ведя мягкий след к губам. Его поцелуй медленный и нежный.
– За то, что был причиной твоего плохого дня, – говорит он. – За то, что был причиной твоих слез.

– Это твой отец – причина моих слез, Эдвард. Не ты, – мягко напоминаю ему я.

– Тебе бы не пришлось мириться с моим отцом, если бы не я.

– Все в порядке, – уверяю его я. – Это стоило того. Ты стоишь того. Мне все равно пришлось бы с ним познакомиться.

Он прижимается ко мне лбом, наши носы соприкасаются, губы задевают друг друга.
– Ты правда очень много для меня значишь, Белла. Я все продолжаю думать, что все испорчу, особенно после того, как ты не решалась даже сходить со мной на свидание.

Я ощущаю чувство вины за сопротивление ему так долго – особенно теперь, когда мы сдвинулись с мертвой точки. Но тогда это казалось логично, и, в основном, это заставляет меня ценить его еще больше.

– Ты тоже много для меня значишь, – отвечаю я и притягиваю его лицо к своему, крепко целуя в знак твердости своих слов.



Мы убираем десерт – я говорю несколько слов в память о труде Эсми перед тем, как мы выбрасываем все в мусор – а затем смотрим кино, бездельничая, обнимаясь и целуясь, и просто наслаждаемся временем, проведенным вместе. Мы с Эдвардом занимаемся любовью еще раз перед сном, его толчки медленные и нежные, а поцелуи лихорадочные, и я обнаженная засыпаю в его постели, укутываясь в тепло его объятий.

Но сон не приходит легко.

Снова идет дождь, что особо не удивительно. Кажется, дождь идет чаще обычного, даже для Сиэтла, и в городе всегда витает это влажное, серое чувство. Сегодня дождь пребывает нежным волнами, усиливаясь и успокаиваясь раз в несколько минут.

Дыхание Эдварда устойчивое и глубокое, так что я понимаю, он спит. В итоге я высвобождаюсь из его крепкой хватки и тихо одеваюсь в его валяющуюся на полу одежду, застегивая только несколько кнопок на его рубашке с длинными рукавами. Затем я спускаюсь вниз, где наливаю себе стакан воды и выбираюсь на лоджию, по дороге захватывая одеяло с дивана. На улице еще слишком темно, капли дождя практически не заметны в ночи, но звук воды, ударяющейся о стеклянные стены, действует на меня несколько успокаивающе.

Я опускаюсь на его маленький, уютный двухместный диван и просто сижу там, все еще пытаясь примириться с произошедшим сегодня. У меня никогда не было проблем с уверенностью в себе – я всегда чувствовала себя такой, какая я есть, всегда была уверена, что я привлекательна, по крайней мере, для большей части мужчин. Но после острых комментариев Карлайла я не могу не задуматься, что видит во мне Эдвард – чем я лучше доктора Эллис?

Доктора Эллис с ее совершенным телом, ледяными голубыми глаза и волосами из рекламных роликов. Доктора Эллис с ее вычурным дипломом, выдающимся талантом и репутацией. Наверное, больницы боролись бы за нее, когда как никто даже не знает, кто я такая. Бог знает, подойди я к человеку с ножом, то все кончится тем, что я снесу ему напрочь голову, а она делает это каждый день с точностью и навыком. И ей даже удалось получить одобрение привередливого отца Эдварда, что является подвигом само по себе.

Кажется, она идеальный улов.

Так что точно препятствует Эдварду выбирать ее, а не меня?

Не знаю, сколько времени я сижу здесь, обдумывая, но вдруг я слышу, как дверь открывается, и босыми ногами заходит Эдвард, одетый только в пару боксеров.

– Белла? – Его голос полон сомнения, его глаза, наверное, все еще не привыкли к свету.

– Я тут, – бормочу я. Он потирает руки от холода и идет ко мне. Глупенький мальчишка, ходящий вокруг полуголым и выглядящий до неприличия сексуально.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает он.

– Я не могла уснуть.

– Что-то случилось?

– Нет, все в порядке, – лгу я.

– Можно я посижу с тобой?

Я киваю, и он садится рядом, притягивая к себе. Я делюсь с ним теплом одеяла, но оно слишком маленькое, поэтому едва прикрывает нас обоих. Однако его тело теплое и успокаивающее.

Я облокачиваюсь на него и вздыхаю.

Мы слушаем стук капелек дождя несколько моментов и молчим.
Наконец он произносит:
– Ты собираешься поговорить со мной?

Я снова вздыхаю.
– Все в порядке.

– Белла, пожалуйста. – Он целует меня в лоб. Черт побери его и его хитрую тактику. Он явно знает, что делает.

– Я просто… – Я прикусываю губу, не уверенная, как сказать это. – Прости, что я не понравилась твоему отцу.

Он прижимает меня к себе крепче почти рефлексивно.
– Белла, пожалуйста, не думай так, – просит он. – Мне плевать, что он думает. И, если честно, думаю, я ему тоже не нравлюсь. – Его речь легкая, а последнее предложение и вовсе с намеком на шутку. Я почти готова согласиться с ним, но не делаю этого.

– Ему нравилась твоя бывшая девушка, – надувшись говорю я.

– Ну, тебе повезло, потому что мое собственное мнение для меня важнее.

– Обещаешь?

– Конечно, Белла. – Его губы вновь находят мой лоб.

– Мой последний парень был доктором, – внезапно пробалтываюсь я. – Ну, мы встречались, пока он учился в медицинской школе. Он изменил мне, когда пошел в ординатуру. С одной своей сокурсницей, которая тоже была доктором… это одна из причин, почему я сначала не хотела встречаться с тобой. Казалось, он изменился после того, как выпустился из медшколы – как будто звание доктора вбилось ему в голову – и я думала, что вы все одинаковые. Я переживала из-за этого.

Эдвард мгновение молчит, и все, что я могу слышать, это звук капель дождя, стучащих по окнам.

– Ты все еще так думаешь? – спрашивает он.

– Не с тобой, – уверяю его я. – Думаю, это меняет многих людей, но не тебя. Не твою маму. Но все же большинство совсем другие. Как та медсестра из реанимационного отделения. Но с докторами все ведут себя по-особому, так что поэтому считаю, это заседает им в головы. Но пока ты отличался от них. – Я прижимаюсь ближе к нему и добавляю: – Я больше не переживаю.

Эдвард обнимает меня крепче, словно ищет ту близость, которую я так жажду.

– Ну, я счастливчик, – говорит он серьезным тоном. – Я больше вырос рядом с мамой, чем с отцом. Его никогда не было поблизости. А она всегда меня учила не вести себя так, как вел себя он. Фактически было бы довольно интересно увидеть его прямо сейчас в какой-нибудь собачьей конуре, потому что она единственный человек, которого он пытается слушать, веришь ты этому или нет, – продолжает он с мягким смехом и машинально в шутку продолжает: – Плюс, теперь у меня есть ты, которая сумеет поставить меня на место каждый раз, когда я выйду за рамки.

Я улыбаюсь ему в грудь, внезапно чувствуя себя легче, чего не было уже несколько недель.
– Как же ты чертовски прав.

Перевод: Rob♥Sten