18. Величайший из них

Насколько я помню, в детстве я никогда особо не заботился о природе. Чикаго был большим, шумным и захватывающим. Мне нравились рождественские выставки на Мичиган Авеню, переулки, машины. Но сейчас природа стала частью моего бытия, чего никогда не было в моей человеческой жизни. Лесная подстилка казалась мне самым толстым ковром, когда я бежал по ней, а очертания деревьев и кустов, которые сбивали с толку человека-путешественника, были для меня столь же ясны, как уличные знаки.

Форкс был расположен в Национальном Олимпийском лесу и мог похвастаться деревьями, старейшими в континентальной части Соединенных Штатов. Очертания Национального парка, кажется, можно увидеть из космоса, настолько заметны охраняемые древние деревья, растущие в нем. Наш дом был в нескольких милях от горного хребта – достаточно близко, чтобы даже человек мог дойти туда без труда, а для нас – просто прогулка. Это было, наверное, самое красивое место из тех, где мы когда-либо жили, и оно всегда будет иметь для меня особое значение. Оно всегда будет местом, где я наконец-то нашел свою любовь.

Пока я бежал, дыхание Беллы с шумом билось мне в шею, успокаивающий пульс, казалось, заменил тот, которого у меня больше не было. Это дало мне возможность сосредоточиться на чем-то, кроме сосущей под ложечкой тревоги. Я не хотел думать о том, почему мы бежим к моему дому, и поэтому сосредоточился на устойчивом ритме вдохов и выдохов, расширении нежной грудной клетки за моей спиной, прикосновении теплого воздуха к моей коже. Когда мы приблизились к дому, ее дыхание обернулось теплыми губами, крепко прижавшимися поцелуем к моей шее и плечу.

Все, что я мог сделать, это не бросить ее на землю и не начать тут же целовать.

- Спасибо, — невозмутимо сказал я. — Значит, все-таки поняла, что не спишь?

Она засмеялась. Звук был музыкальным, идеальным, но слишком коротким, и мне стало больно.

- Не совсем, - сказала она. - Скорее, наоборот, не хочу просыпаться. Только не сегодня.

Я мог бы рассмеяться, не будь данная ситуация таким тяжким испытанием.

Когда Белла проснулась, мне потребовалось добрых десять минут, чтобы убедить ее, что у нее нет галлюцинаций. Я обнаружил, что, как бы это ни раздражало, мне не хватало ее упрямства. Хотя даже мне пришлось признать – не будь того факта, что я совершенно неспособен спать, возможно, и я усомнился бы в существовании теплой кожи и бьющегося сердца, которые сейчас прижались к моей спине.

Было справедливо, что она сомневалась во мне. Я заслужил это. После того, что я ей наговорил, было логично поверить, будто я ее ненавижу. Теперь мне хотелось, чтобы все было по-другому и я выбрал другой путь.

Но сделанного уже не воротишь. Было невыносимо, что она все еще сомневалась в моей любви, даже сидя верхом на моей спине и направляясь к дому, где мы провели такое счастливое лето.

Несколько часов назад, в своей спальне, она спросила меня о моих мотивах и произнесла одну фразу, которая привела меня в замешательство. Я сказал ей, что поехал к Вольтури, так как она умерла, предполагая, что она сразу увидит – без нее мой мир наполнен сосущей черной пустотой, неизбежной, готовой поглотить меня и всю радость в мире.

Ее ответ был ужасающе беспечным: «И что с того, если бы я умерла?»

Она могла бы с такой же легкостью воткнуть мне в грудь меч. На мгновение образ с итальянской площади захлестнул мою память – тело Беллы, разбитое, кровоточащее и исчезающее, когда я пытаюсь прикоснуться к нему. Внезапно стало не хватать воздуха. Сама мысль о ее смерти теперь, когда я действительно столкнулся с этой возможностью, заставила меня содрогнуться. Но ее слова вызвали и другое воспоминание – шесть месяцев и неделю назад, в лесу за маленьким белым домом, где мы сейчас лежали, ее лицо исказило выражение ужаса. «Я не хочу, чтобы ты со мной ехала… Ты мне не пара… Как будто меня никогда и не существовало». Сейчас слова терзали меня, угрожая разорвать изнутри, как это было в Итаке, Сан-Франциско, Новом Орлеане, Бразилии. Она поверила мне тогда и верит этой лжи до сих пор.

- Неужели ты не помнишь, что я говорил тебе раньше? - мой голос звучал смешно, высоко. Умолял, как маленький мальчик.

- Я помню все, что ты мне говорил.

Я не пропустил того, где она сделала акцент. Протянув руку, я очертил пальцем линию ее нижней губы. К моей радости, она не отшатнулась, и поэтому я продолжил:

- Белла, ты сплошное недоразумение. Вроде бы однажды я уже все объяснил. Я не могу жить в мире, где нет тебя.

На этот раз в моей памяти всплыл голос Аро: «И поэтому ты хочешь быть уничтоженным». Конечно же, я этого хотел. Для меня не было мира без этой шатенки.

Белла нерешительно ответила:

- Я... запуталась.

- Я хороший лгун, Белла. Приходится…

Мне сразу стало понятно, что не надо было этого говорить. Все ее тело оцепенело, словно в ожидании моего удара, а глаза метнулись к окну. Немыслимо, моя рука дернулась к ее плечу, сжала его.

- Позволь мне закончить!

По крайней мере, дослушай она меня прежде, чем скажет, что никогда больше не хочет видеть моего лица, я мог бы уйти, точно зная – мне не будет дано прощения за самый страшный из моих грехов.

- Я хороший лжец, - продолжал я, - но все же ты так легко мне поверила. Это было… – словно меня разрезали на мелкие кусочки, - мучительно… Когда мы были в лесу и я прощался с тобой, ты не хотела меня отпускать. Я это видел. Мне не хотелось так поступать, я чувствовал – это убьет меня, но знал, если ты не поверишь, что я больше тебя не люблю, пережить расставание будет куда труднее. Я надеялся, что если ты будешь думать, будто я двигаюсь дальше без тебя, то и ты начнешь все сначала.

- Полный разрыв, - прошептала она, и я вздрогнул, когда мои слова, слетев с ее губ, снова вернулись ко мне.

Полный разрыв, который позволил бы ей жить дальше, пока я костенею, постепенно теряя способность мыслить и действовать. Я солгал ей, чтобы она была таким же славным человеком и забыла меня, оставив повергнутым в прах, где мне и было место. Но она поверила в это так быстро и так надолго!

- Вот именно, - тихо сказал я. - Но я никогда не мог подумать, что это будет настолько легко. Я думал, это будет практически невозможно – ты будешь настолько уверена в обратном, что мне придется часами выжимать из себя ложь, дабы посеять хотя бы семя сомнения в твоей голове. Я лгал тебе, и я так сожалею, что причинил тебе боль, прости, ведь это было ничего не стоящее усилие. Прости, что я не смог защитить тебя от того, кто я. Я лгал, чтобы спасти тебя, и это не сработало. Мне жаль.

Мое дыхание задрожало, когда я вспомнил ее смущенное, больное лицо: «Ты… не … хочешь меня?» - сказала она, и слова обожгли так же сильно, как и шесть месяцев назад.

Я должен был сказать ей правду, чтобы она поняла это сама, прежде чем я снова уеду. Я должен был хотя бы увидеть, может ли она простить меня. Слова слетели с моих губ, прежде чем я смог их остановить, поспешно, быстро – крик отчаявшегося человека.

- Но как ты могла мне поверить? После того как я тысячу раз говорил, что люблю тебя, почему ты позволила одному слову сломать веру в меня? Я увидел это в твоих глазах – ты искренне полагала, что я не хотел больше быть с тобой. Это так смешно и абсурдно — как будто я могу существовать без тебя!

Моя рука снова коснулась ее плеча.

- Белла, правда, о чем ты только думала?!

К моему ужасу, она заплакала. Слезы хлынули из ее глаз и потекли по щекам, оставляя мокрые дорожки. Я почувствовал, что мое тело снова оцепенело, готовое действовать, как только она велит мне уйти. Пожелай она моего ухода, и я ушел бы. Не знаю куда, но я бы скрылся на краю Земли, прикажи она мне. Увидев, как она разомкнула уста, я вздрогнул в ожидании ее слов.

- Я так и знала, - всхлипнула она. - Я знала, что мне это снится.

Будь это не столь важно, ее упрямство могло бы быть забавным.

- Ты просто невыносима. Как же выразиться, чтобы ты поверила? Ты не спишь и не умерла; я здесь и очень тебя люблю. Я всегда любил тебя и всегда буду любить. Во время разлуки я ежесекундно думал о тебе, а закрывая глаза, видел твое лицо. Можно сказать, я богохульствовал, когда заявил, что ты мне больше не нужна.

Слезы продолжали капать, стекая по ее щеке и оставляя на постельном белье темные пятна. Она по-прежнему отодвигалась от меня, и ее тело сжималось, когда она с недоверием смотрела мне в глаза.

- Ты мне не веришь? - прошептал я. - Почему ты веришь лжи, а правде — нет?

Я так долго повторял ей, что она была моим спасением – избавлением от девяностолетнего отчаяния, центром всего моего безрадостного существования. И всего одна ложь разрушила наши отношения навсегда, потому что вместо правды была эта, надолго затянувшаяся, ложь.

Мне никогда не суметь все исправить.

- Для тебя не было никакого смысла меня любить, - буднично сказала она. - Я всегда это знала.

На мгновение я прикрыл глаза и почувствовал, как напряглось мое лицо. Разумеется, Белла все видела по-своему. Сколько раз мы разговаривали прошлой весной, летом, в начале осени, и она постоянно твердила мне, что недостойна моей любви? Она никогда не понимала.

Конечно, была вероятность, что она не поймет никогда.

Я больше не знал, что сказать. Если она не верила моим словам, чему она могла поверить? Я уже извинился и все объяснил. И все же она не двигалась с места, упорно отказываясь верить и тому, что я действительно здесь, и в мое раскаяние.

Мне нужен был план Б. И нужен был именно сейчас.

Мои ладони обхватили ее лицо прежде, чем я действительно подумал это сделать.

- Я докажу, что ты не спишь, - во всяком случае, это будет хоть что-то.

Она сопротивлялась. На секунду мои руки замешкались, пока сердце не осознало, о чем говорят мои пальцы. Я почти чувствовал, что сам начинаю разваливаться на куски, а потом Белла нанесла окончательный удар.

- Пожалуйста, не надо.

Я застыл.

Прошло меньше суток с тех пор, как я произнес эти слова – не Белле, а Карлайлу, когда в зоне получения багажа аэропорта Сиэтла он обратился к мысли, что я в безопасности. Не надо. Не двигайся, не утешай меня, не приветствуй меня. Боль почти свершившейся потери Беллы все еще мучила меня, и я не был готов ни к чему, что мог бы предложить Карлайл. Из ниоткуда ко мне вернулись мои слова, чтобы пробить в моем сердце ту же самую глубокую дыру, какую, как я знал, они оставили в сердце моего отца. Пожалуйста, не надо.

- Почему нет?

- Когда я проснусь, - едва я собрался ответить, как она поправила себя. - Хорошо, забудем, что я сплю. Когда ты снова уедешь, мне и без того будет очень трудно.

Мне сразу вспомнился перелет домой. Я гладил ее руки, лицо, плечи. Она вздрагивала всякий раз, стоило мне приблизиться – не настолько, чтобы заметил человек и, вероятно, недостаточно, чтобы она сама заметила, но я все же видел это.

Я немного отклонился.

- Вчера, когда я прикасался к тебе, ты была такой нерешительной, такой осторожной, и сейчас ты все еще такая же. Мне нужно знать почему.

Теперь все это было под запретом. Пожалуйста, не надо.

- Это потому что я появился слишком поздно? Оттого что я причинил тебе много боли? Потому что ты хочешь жить дальше, как я того тогда и добивался? Это было бы… - ужасная боль, какую только можно представить, конец моего мира, - …весьма справедливо.

Я сглотнул.

- Я не буду оспаривать твое решение. Поэтому не надо жалеть моих чувств, пожалуйста, просто скажи мне теперь, можешь ли ты всё еще любить меня после всего того, что я тебе причинил. Ты можешь?

Она нахмурилась, и пока я ждал ее ответа, время остановилось. Я вновь рассматривал черты, по которым скучал – тонкий изгиб скул, легкое несовершенство формы ее носа, пылинки веснушек, которых, как она утверждала, не существовало. В зеленом свечении будильника ее лицо приобрело жутковатый оттенок – она выглядела больной. Это было вполне возможно – после всего, через что я заставил ее пройти. Я напряженно ждал вполне предсказуемого ответа: «Конечно же, это было слишком. Как ты посмел так со мной поступить? Я больше никогда не хочу тебя видеть». Казалось, прошло десятилетие, прежде чем ее губы шевельнулись.

- Что за идиотский вопрос?

Что-что? Во второй раз всего за несколько минут я почувствовал себя сбитым с толку. Я задаю серьезные вопросы, а она называет это «идиотизмом»?

- Просто ответь на него. Пожалуйста.

Или я взорвусь.

Еще через одно невероятно длинное мгновение ее сердце гулко стукнуло, словно прозвучал сигнал тревоги. Я застыл в страхе, что даже малейшее движение каким-то образом может повлиять на ее ответ. Я не мог рисковать.

Она все еще хмурилась.

- Мои чувства к тебе никогда не изменятся. Конечно, я люблю тебя и ты ничего не сможешь с этим поделать!

Мне не хватит богов, чтобы поблагодарить. С моих уст едва успели сорваться слова:

- Это все, что мне нужно было услышать, - и мои губы встретились с ее.

Мое тело помнило ее так же хорошо, как и мой разум – оно подстраивалось под нее без каких-либо сознательных мыслей с моей стороны, точно зная, до какой степени уже было чересчур, а когда и где оно больше не оказывало давления. Ее пальцы жадно исследовали мое лицо, и мои пальцы делали то же самое. Снова и снова в тишине звучало ее имя, и мне не сразу удалось понять, что это шепчу я.

Наконец она отстранилась, и я понял это как сигнал к действию. Я скользнул вниз и положил голову ей на грудь, прижавшись ухом к коже. Меня сразу успокоил знакомый шум ее слишком заманчивой крови, хлынувшей из предсердий в желудочки, в сопровождении ритмического закрытия сначала митрального и трикуспидального, затем аортального и легочного клапанов, каждый из них двигался в идеальной синхронности с другими. На мгновение я снова потерялся в нежном пульсе, который, я был уверен, никогда больше не услышу.

- Кстати, - сказал я темноте. - Я не оставлю тебя.

До тех пор, пока это сердце бьется для меня, я останусь прикованным к нему.

Сейчас, когда мы бежали, ее сердце билось у меня за спиной так, словно от моих усилий у нее перехватило дыхание. Я ощущал каждый его удар, моя кожа была достаточно чувствительна, чтобы отследить движение каждой мышцы ее груди. Вслушиваясь, я одновременно и успокоился, и встревожился, так как знал, что несмотря на близость этого сердца, мне еще предстоит его вернуть.

- Я верну твое доверие, - пробормотал я и, увидев вдали слабый свет моего дома, затормозил. - Чего бы мне это ни стоило.

- Я доверяю тебе, - сказала Белла, снова лаская мне шею и подбородок своим дыханием. - Я себе не доверяю.

Доверять самой себе, в чем? Я нахмурился.

- Объясни, пожалуйста.

- Ну… - начала она, но прежде чем продолжила, прошло несколько мучительных секунд. – Я сомневаюсь в собственных… силах. В том, что достойна тебя. Во мне нет ничего, что может удержать тебя рядом со мной.

Ничего, что могло бы удержать меня? Во тьме я на мгновение закрыл глаза. Я никогда не смогу снова бросить ее. Она держала меня настолько крепко, что я вряд ли выжил бы без нее. Остановившись совсем, я стащил ее со спины и тут же прижал к груди. Мне этого так не хватало – ощущения ее тела рядом с моим. Я больше никогда добровольно не откажусь от этого.

- Твоя власть надо мной вечна и нерушима, - шепнул я ей. - Никогда в этом не сомневайся.

Но она, конечно, сомневалась. И все из-за меня.

- Ты так мне и не сказала… - начал я, но тут же умолк. Возможно, она хотела оставить это при себе, хотя я сгорал от желания узнать ответ на вопрос, совсем недавно заданный ей.

- Что?

- Какова твоя самая большая проблема, - тихо сказал я, закончив предложение. Вольтури. Потом Виктория. Оборотни. Я так отчетливо помнил, в каком порядке тогда, в спальне, Белла расставляла то зло, с которым столкнулась.

- У меня есть проблемы и пострашнее, чем Виктория, - говорила она, а когда я потребовал пояснений, сказала только, что ставит итальянских братьев выше Виктории. Но это объясняло лишь то, что Белла, никогда полностью не понимавшая опасности нашего вида, из всех, кто активно пытался сделать так, чтобы ее жизнь закончилась, приоритетной сочла угрозу мужчин из Италии. А они, скорее всего, не вспомнят о ее обещании, по крайней мере, еще лет десять.

Но она до сих пор не сказала мне, что, по ее мнению, является для нее самой большой угрозой. Я должен был знать, но не был уверен, хочу ли этого.

Она вздохнула, пытаясь найти в темноте мои глаза, но ничего не сказала, ее сердце гулко стучало. Я почти собрался молить об ответе, когда после долгой паузы ее палец коснулся кончика моего носа.

- Попробуй угадай.

У меня все сжалось внутри, но я кивнул. Это было заслуженно.

- Я хуже, чем Вольтури. Думаю, что заслужил это, - сказал я надтреснутым голосом и приготовился к ее неизбежному ответу.

К моему удивлению, она не стала кричать.

- Самое худшее, что могут сделать Вольтури, это убить меня, - тихо ответила она.

С недоумением я смотрел на нее. Я не убью ее – не подвергну ее опасности. Разве не в этом весь смысл? Она изучила выражение моего лица, а затем добавила:

- Ты можешь оставить меня. Вольтури, Виктория... они ничто по сравнению с этим.

Монстр снова вернулся, раздирая мои внутренности, как будто они были самым мягким маслом. Мне потребовались все силы, чтобы удержаться на ногах. Боль, должно быть, отразилась на моем лице, потому что Белла быстро подняла руку, теплые подушечки ее пальцев ласкали мои скулы.

- Не надо, - прошептала она. - Не грусти.

Как я мог не грустить? С каждым мгновением, проведенным вместе, мое отчаяние росло. Я никогда не смогу убедить ее, что останусь с ней навсегда.

«Ты совершил серьезную ошибку, Эдвард, - сказал мне внутренний голос. - Она права, что не доверяет тебе».

Но тем не менее я этого хотел.

- Если бы был какой-нибудь способ доказать, что я не могу оставить тебя, - с болью и разочарованием прошептал я. - Я думаю, что убедить тебя сможет только время.

На мгновение луч надежды коснулся ее лица.

- Хорошо.

Мы продолжали идти еще какое-то время, теплый свет от дома становился все ярче, но мы были еще слишком далеко, чтобы слабые человеческие глаза Беллы могли его увидеть.

- Итак, - сказала она через несколько минут, - раз ты остаешься, могу ли я получить назад подарки?

Ее подарки. Понятно – она, похоже, их даже не искала. Я усмехнулся, вспоминая, как легко изношенные половицы в ее спальне поднялись под моими пальцами.

- Твои вещи никуда не делись, - объяснил я. - Я знал, что это неправильно, так как обещал тебе мир без всяких напоминаний. Это было глупо и по-детски, но я хотел оставить хоть кусочек себя. Компакт-диск, фотографии, билеты – все они у тебя под половицами.

Лицо Беллы озарилось радостью, а губ коснулась улыбка.

- Правда?

Я обнаружил, что тоже улыбаюсь. Она долго изучала мое лицо, и мне стало интересно, насколько видны ей в темноте отразившиеся на нем чувства.

Наконец она заговорила:

- Мне кажется… Не уверена, но похоже… думаю, возможно, что я знала это все время.

О чем она?

- Что ты знала?

- Какой-то частью души, возможно, подсознанием, я все это время верила, что тебе небезразлично, жива я или мертва. Наверное, поэтому я и слышала голоса.

Что?

- Голоса?

- Хорошо, только один голос, - быстро сказала она. - Твой. Это длинная история.

Ее глаза заметались, словно я заставлял ее говорить то, о чем она не хотела бы рассказывать.

- Я никуда не спешу, - спокойно ответил я.

- История довольно жалкая.

Я приподнял брови.

- Помнишь, Элис говорила об экстремальном спорте?

«Короче говоря, она прыгнула со скалы, но не пыталась покончить с собой, - говорил голос моей сестры. - В последнее время Белла занимается экстремальным спортом».

- Да, ты ради удовольствия спрыгнула со скалы, - бесцветным голосом проговорил я.

Ей было не по себе.

- М-м, точно… А чуть раньше на мотоцикле…

- На мотоцикле? - раньше я никогда не видел Беллу даже на велосипеде и давно приписал это ее общему отсутствию равновесия. Подумав о ней на двух колесах, которые приводились в движение не ногами, а двигателем, я содрогнулся.

- Кажется, про это я Элис не рассказывала.

- Нет.

Она прикусила губу, бросив на меня еще один неловкий взгляд.

- Хорошо, о голосе… - хмыкнула она. - Видишь ли, я обнаружила, что… когда делала что-нибудь опасное или безрассудное, я более ясно о тебе вспоминала.

У меня отвисла челюсть. Она продолжала говорить, но ее голос стал глухим гудением, в то время как мое сердце разрывалось на части. Мало того, что я оставил ее страдать, втянул ее в охоту одного из самых жестоких представителей моего вида, но еще и довел ее до безумия, в котором она играла с огнем, стремясь представить в воображении мой голос?

Она замолчала и выжидающе посмотрела на меня. Мои губы раскрылись, но я не смог выдавить из себя ни звука. А когда это произошло, мой голос был напряженным и высоким.

- Ты… рисковала жизнью… чтобы слышать?..

- Тшш. Подожди секунду. Кажется, меня осенило.

Белла молчала и пристально смотрела мне в лицо. Казалось, ее глаза изучали мои так, словно глядя в их черноту, она могла бы постичь какую-то глубокую правду о Вселенной. Я приготовился.

«Ты этого не стоишь, Эдвард».

«Как ты мог так поступить со мной?»

«Ты понимаешь, в какой опасности я была из-за тебя?»

И, конечно, я был с этим согласен. Я знал обо всем этом. Она никогда не знала, насколько опасно для нее мое влечение – ее не было в моей голове в тот день на биологии, когда одно мгновение потерянного контроля могло привести к кровавой смерти. Со временем в этом смысле ничего не изменилось. Возможно, теперь она наконец поняла, как все было в действительности.

Я опустил голову, ожидая ее вспышки.

- Ой! – вскрикнула она, слегка отскочив назад, как будто мое движение испугало ее.

- Белла? - моя рука автоматически метнулась, чтобы придержать ее за плечо.

Она вздохнула, все еще озадаченная.

- О. Хорошо. Я поняла, - сказала она непривычно отстраненным голосом.

- Тебя осенило?

Долгое время она молчала. Между бровей у нее залегала морщинка, а глаза, изучавшие мои, по-прежнему метались взад и вперед. Прядки ее волос на вдохе прильнули к лицу, а плечи приподнялись, когда она собралась заговорить.

- Ты любишь меня, - сказала она наконец.

Улыбка появилась на моем лице, хотя я изо всех сил пытался примирить произнесенные ею слова с теми, что ожидал. Не «уходи» или «ты причинил мне боль», а три слова, имеющие сейчас гораздо больший вес, чем их отрицание. Потому что я волновался – вдруг она больше никогда не сможет увидеть этого. Именно это мне необходимо было разбить вдребезги – доверие, которое должно было рухнуть в тот момент, как с моих губ слетела та ужасная ложь.

Но Белла, моя Белла, владелица моего сердца, сочла нужным оставить эту ложь в прошлом. Приняла извинения, которые я старался вложить в каждый вдох и движение. Это было больше, намного больше, чем я заслуживал. И я проведу остаток своей вечной жизни, доказывая ей, что отпущение грехов было оправданным.

Ты любишь меня.

- Конечно, люблю, - ответил я и прижал ее губы к своим.

Было немного странно видеть огни, пылавшие в нашем доме. Карлайл был единственным, кто по привычке включал свет как и из необходимости притворяться на работе человеком, так и потому, что даже более века спустя он все еще был немного очарован вездесущностью электричества. Однажды днем, несколько лет назад, я застал его в кабинете – сгорбившись за столом, он катал между пальцами компактную флуоресцентную лампу, медленно блуждая мыслями среди зарисовок своей жизни, прожитой в основном при свечах.

Теперь отец сидел в стороне от своего обычного места во главе стола. На его лице играл свет от люстры, включенной им только ради Беллы. Карлайл не был лидером, который добивался власти – место во главе стола он занимал благодаря нашему уважению, а не его требованию, и он сразу же уступил его Белле, когда она объявила о своих планах. Мы редко использовали стол для чего-то большего, чем случайная игра в шахматы или складывание одного из пазлов Эсми. На самом деле, помнится, в последний раз мы собирались здесь, когда я спас Беллу от фургона Тайлера Кроули.

От меня не ускользнула ирония ситуации – мы вновь собрались для того, чтобы демократически обсудить ее смерть.

Там, во тьме ее спальни, я ошибочно думал, что мы достигли успеха. Она наконец позволила мне себя поцеловать – казалось, мы возвращаем утраченные позиции и наверстываем потерянное время. А потом я сглупил, упомянув о тридцати.

Белле, для которой девятнадцать казалось равносильным старости, тридцать было невыносимо.

Когда она оттолкнула мои руки, на мгновение у меня разорвалось сердце в ожидании ее слов, что она не сможет любить меня, если я не захочу предать ее тело и душу смерти. Но Белла этого не сделала. Она решительно собрала свои вещи... и пригласила меня с собой.

- Ты необыкновенно самоуверен, - сказала она, - и наверняка захочешь получить шанс озвучить свое мнение.

Я спросил ее, о чем именно.

- О моей смертности, - сказала она так спокойно, словно интересовалась вкусом мороженого, которое собиралась заказать. - Я выношу этот вопрос на голосование.

И вот мы сидим за длинным столом из красного дерева. Семейный конференц-зал Калленов. Мои родители, братья и сестры заняли свои обычные места, рядом со своими половинками. Тонкий большой палец Эсми выводил круги по тыльной стороне руки Карлайла. Джаспер положил руку на покачивающееся колено жены. Эммет и Розали просто были озадачены, хотя я заметил, как Розали робко улыбнулась Белле.

Сердце Беллы забилось. Я не мог ее за это винить. Сам был немного на взводе.

«Эдвард явно огорчен, - мелькнуло в мыслях Карлайла. - Интересно, не предложить ли им поговорить наедине?»

Я медленно покачал головой так, чтобы он заметил. Он посмотрел на меня ласковым взглядом, усаживаясь поудобнее. Впервые мест за столом не осталось – восьмой стул, обычно пустой, теперь был занят. Карлайл кивнул сидящей рядом со мной Белле.

- Слово тебе, - сказал он.

Белла сглотнула, и я инстинктивно сжал ее руку. Ее ладонь горела огнем. В первый раз, чтобы привыкнуть к жару ее тела, мне потребовались месяцы, и я был странно счастлив, обнаружив, что это снова займет какое-то время.

Она не отняла руки, и я был глубоко благодарен ей за это.

- Итак, - начала она, - надеюсь, Элис уже рассказала вам обо всем, что случилось в Вольтерре?

- Обо всем, - ответила сестра, и я закрыл глаза под натиском потока образов, хлынувшего с мыслями моей семьи. У Элис, конечно, были просто воспоминания, но остальное варьировалось от очевидной фантазии Эммета, что я в одиночку взял на себя всю охрану Вольтури, до тревожно точного представления Карлайла о сжавших мою голову руках Феликса, готового оторвать ее от тела.

Ладонь Беллы в моей руке стала скользкой.

- А по дороге в город?

- И это тоже, - Элис бросила на меня многозначительный взгляд, прокручивая наше совместное путешествие домой. И хотя я видел их с Беллой разговор, пока Аро считывал воспоминания сестры, она потратила время в самолете, чтобы обсудить это со мной. Я видел, как Белла сразу вспомнила, кто был в Италии и что это значило для моего будущего.

И я видел принятое Элис решение, которое было ударом по мне еще до того, как я высказал свое мнение.

- Хорошо, - сказала Белла. – Тогда все в курсе дела.

На мгновение воцарилась тишина, и я услышал мысленный вопрос от всех членов моей семьи. Только Элис знала, что собирается спросить Белла, но, видимо, никому не сказала.

- Итак, возникла проблема. Элис обещала Волтури, что я стану одной из вас.

Собравшиеся вокруг стола кивнули. Этой частью истории поделились.

- Они пошлют кого-нибудь проверить, - продолжала Белла, - и я боюсь, встреча будет не из приятных. И теперь это касается всех вас. Мне очень жаль, что так вышло. Но если вы не хотите принять меня, вне зависимости от планов Элис, навязываться не буду.

«Моя дочь», - услышал я мысли моей матери и увидел, как шевельнулись ее губы, прежде чем Белла подняла палец и заставила ее молчать.

- Пожалуйста, дайте мне закончить. Вы все знаете, чего я хочу. И я уверена, что вы знаете мнение Эдварда по этому поводу.

Я поморщился, когда со всех сторон на меня посыпались всевозможные мысли о моей меланхолии. Белла, к счастью, остановила их на подлете.

- Я думаю, что единственный справедливый способ решить эту проблему – проголосовать. Решите, что я вам не нужна, тогда… тогда, наверное, я вернусь в Италию одна. Я не могу допустить, чтобы они сюда приехали.

Из моей груди вырвалось непрошеное рычание. Возвращение Беллы в Италию было совершенно неприемлемо.

- С учетом того, что при любом исходе я не стану создавать проблемы для членов вашей семьи, прошу проголосовать «за» или «против», то есть «да» или «нет» моему превращению в вампира.

Бледная рука Беллы небрежно указала на Карлайла.

«Стать вампиром?» - сперва до меня дошли мысли Розали, а потом я увидел ее наморщенный нос.

Рядом с ней усмехнулся ее муж: «Давно бы так, хоть один из них оказался мужиком».

Я бросил на него испепеляющий взгляд.

- Минутку, - спокойно сказал я. Мои слова были встречены мрачным взглядом Беллы, и я покрепче сжал ее руку. - Прежде чем перейдем к голосованию, я хочу кое-что добавить. Речь пойдет об опасности, о которой рассказала Белла, - она тяжело вздохнула. - Не думаю, что нам стоит слишком волноваться.

Страх снова овладел мной, словно именно в этот миг я увидел, как Джейн перевела свои ужасные алые глаза на женщину, которая была единственным смыслом моего существования. Я снова почувствовал нарастающую панику и ее медленный отлив, когда понял, что разум Беллы для Джейн проницаем не более, чем для меня.

- Видите ли, - медленно сказал я, - есть еще одна причина, почему я там, в конце, не хотел пожать руку Аро. Кое о чем они не подумали, и я не хотел открывать им глаза.

- И что же это? – подумала Элис, мысленно возвращаясь в темную комнату и вспоминая свои видения в тот момент, когда ее рука прижималась к руке Аро, и лицо Джаспера в конце, ставшее четким и определенным. Она нахмурила брови: «Он не сказал мне, что не хотел касаться руки Аро...»

Я глубоко вздохнул, посильнее опираясь свободной рукой о стол, и почти сразу же бросил взгляд на Эсми, которая заметила, как напряглись мои мышцы.

«Это стол ручной работы, Эдвард Энтони, - подумала она. - Не смей».

Моя рука расслабилась, словно сама собой.

- Вольтури слишком самонадеянны, и не без оснований, - продолжал я на удивление спокойным голосом. - Когда хотят кого-то найти, для них это не проблема. Ты помнишь Деметрия?

Плечи Беллы вздрогнули, и я воспринял ее ответ как «да». Карлайл же, быстро пробежавшись по своим воспоминаниям об охране, ничего не нашел. Очевидно, Деметрий был недавним приобретением.

- Он находит людей, - объяснил я, - это его способность, за это его и держат. Все время, пока мы там были, я пытался проникнуть в их мысли и собрать как можно больше информации, которая могла бы нас спасти. Я видел, как работает талант Деметрия. Он ищейка из ищеек, в тысячу раз более одаренный, чем Джеймс. Можно сказать, его талант в какой-то степени сродни тому, чем занимаемся мы с Аро. Он ловит… аромат? Я не знаю, как описать это… своеобразный уклад мышления своей жертвы, и идет на этот мощный сигнал, которому никакие расстояния не помеха. Но после того как Аро провел свои небольшие эксперименты... - я пожал плечами.

В ответе Беллы эмоций не было.

- Ты думаешь, он не сможет меня найти.

- Я в этом уверен. Он полностью полагается только на свое шестое чувство. С тобой оно не сработает, и Вольтури фактически ослепнут.

Краем глаза я увидел широкую улыбку на лице Эммета. Отли-и-ично.

- И что это дает? – в голосе Беллы звучало самодовольство.

Но ведь точно так же, как и на их территории, мы проведем их и на нашей.

- Это очевидно, Элис предскажет, когда они запланируют свой визит, и я тебя спрячу. Они будут беспомощны. Это все равно что искать иголку в стоге сена.

«Мне нравится, братишка», - Эммет улыбнулся мне.

- Но они могут найти тебя, - расстроено ответила Белла.

- Я смогу о себе позаботиться.

Карлайл и Эсми нахмурились. В редких, но исключительных случаях мои родители, настроенные друг на друга, думали, как одно целое. На мое заявление, что я могу о себе позаботиться, оба ответили одинаковыми образами: я, черноглазый и неподвижный, съежился под лестницей дома в Итаке, и еще – я выхожу из коридора прибытия аэропорта Сиэтла с растрепанными волосами, в помятой одежде и с глубокими тенями под глазами. Я и не думал, что выгляжу настолько плохо. Неудивительно, что они так волновались.

Я притворился, что не слышал их, вместо этого обратив внимание на Эммета, протянувшего ко мне сжатую в кулак руку.

- Отличный план, братец, - усмехнулся он.

Кивнув, я выставил собственный кулак и стукнул по его кулаку.

- Нет, - прошипела Розали.

- Точно нет, - добавила Белла.

- Здорово, - усмехнулся Джаспер.

- Идиоты, - уставилась на меня Элис. - «Конечно, теперь, когда мы все снова с тобой, ты найдешь способ угробить всю семью».

Но меня остановил шокированный взгляд Эсми. Она ничего не подумала прямо мне; ни приказов, ни команд. Вместо этого все ее существо наполнилось эмоциями вчерашнего дня, и мое тело было искалечено болью матери, считавшей, что потеряла большую часть своих детей.

Я сразу повесил голову.

Рядом со мной выпрямилась Белла.

- Ладно, - сказала она. - Эдвард предложил вам альтернативу на рассмотрение. Давайте голосовать.

Ее взгляд остановился на мне.

«Как будто она не знает, что он собирается сказать», - подумал Эммет.

Но я сразу понял ее стратегию – если она разберется с моим голосом, то сможет сосредоточиться на голосах «за» - Эсми, Элис... и кто же еще, интересно.

- Ты хочешь, чтобы я присоединилась к вашей семье?

«Конечно», - хотелось ответить мне. Мне хотелось, чтобы она стала частью моей семьи. Я жаждал, чтобы она была со мной всегда. Желал, чтобы она просыпалась в моих объятиях и каждое утро смотрела мне в лицо. До тех пор, пока это возможно, я хотел видеть эту сонную улыбку, едва она поймет, что провела ночь со мной. И я хотел, чтобы мой мир закончился, когда ее не станет. Она была мне нужна, она была мне нужна вся, восхитительная в своей человечности.

С ее невредимой душой.

- Не таким образом, - ответил я, шипя сквозь зубы. - Ты останешься человеком.

«Эдвард 1, Белла 0. Держу пари, что стол вот-вот перевернется».

Я бросил на Эммета испепеляющий взгляд. При этом я чуть не пропустил момент, когда Белла от обиды сникла лицом. Снова. Я зажмурился, а когда открыл глаза, на ее лице опять появилось воинственное выражение.

Она повернулась к моей сестре.

- Элис?

Появился образ Беллы, ее руки побледнели, глаза малиновые, они смеются вместе – и абсолютная радость Элис. Мой собственный разум вернулся в тот день, больше года назад, когда мы собрались за этим столом, решая судьбу Беллы. «Я тоже ее люблю», - прозвучал в моей памяти голос сестры.

Я не смог встретиться взглядом с Элис, когда ее чистый голос сказал:

- Да.

Белла пошла дальше, не подтверждая нового счета. Однако это сделал Эммет: «1-1, брат».

- Джаспер?

Всего за долю секунды мой молчаливый брат наполнил меня двумя эмоциями – одной, глубиной горя, сосущей пустотой, он чувствовал, как она стекала с меня волнами там, у подножия лестницы дома в Итаке. Другая была неизмеримой радостью – я сидел за роялем и играл для Беллы, а она пристроилась на скамейке рядом со мной, ее глаза застыли на моих руках, скользящих по клавишам. Его глаза на мгновение встретились с моими: «Я хочу твоего счастья, Эдвард. Ты видишь себя не так, как я».

Я опустил взгляд и услышал его голос еще до того, как он произнес:

- Да.

- Розали?

Розали нахмурилась. Она снова перевела взгляд с меня на Беллу, и на мгновение в ее голове появился Эммет, целующий ее, заставляющий смеяться. Однако его быстро сменил Карлайл с печальным выражением на лице, без труда отклонивший большой стол, который она только что в него швырнула. «Я ненавижу тебя!» - кричала она в своих воспоминаниях. – «Я ненавижу тебя, и я ненавижу это!» Стол разлетелся на сотни осколков, Розали вскрикнула от гнева, и воспоминания исчезли.

- Нет, - тихо сказала она.

И вновь на какое-то время, почти невозможное для человека, лицо Беллы побледнело. Она быстро оправилась и повернулась к Эммету, но Розали остановила ее, протянув обе руки.

- Позвольте мне объяснить. Дело не в том, что мне отвратительна перспектива видеть тебя моей сестрой. Только вот… это не жизнь, я не выбрала бы такого для себя.

И еще один образ – Розали согнулась пополам в лесу, Эсми нежно потирает ей спину, а тело дрожит от злых рыданий без слез. Рядом лежала иссохшая туша волка…

Ее голос был намного тише, когда она добавила:

- Жаль, что тогда некому было проголосовать против.

Не будь у меня почти столетнего условного рефлекса, я бы не услышал тихого звука, с которым сместилось вниз адамово яблоко моего отца. Не отрывая глаз от Розали, я на мгновение прислушался к Карлайлу.

«Эгоистично... это было эгоистично. Настоящей небрежностью было позволить ей так долго страдать. Я у всех у них украл выбор…»

На мгновение я увидел весь стол глазами Карлайла: изучающую спокойную улыбку Элис, руку Джаспера, положенную на руку жены, хмурый решительный взгляд Розали и Эммет…

- Черт возьми, да! – вырвал меня из головы Карлайла голос брата. - Мы можем найти другой способ ввязаться в драку с этим Деметрием. «Приведи его сюда, братец».

Я поморщился и пропустил, когда Белла обратилась к Эсми.

- Да, конечно, Белла, - тихо сказал голос матери. - Я уже давно считаю тебя частью моей семьи.

Белла пробормотала слова благодарности, а потом посмотрела на Карлайла. Он, однако, смотрел прямо на меня. В его сознании я увидел, как его зубы погружаются в плоть – один, два, три, четыре. Я, потом Эсми, Розали, затем Эммет. И еще один, но исключительно в его слишком живом воображении – мальчик, пациент, о котором он рассказывал мне несколько часов назад. Энтони.

Я был ошеломлен. Он собирался укусить его?

Картинка быстро сменилась – Карлайл у кровати мальчика, родители держат его за руки. В своих воспоминаниях мой отец стоит рядом, благоговейно склонив голову, когда сердце мальчика замерло. Он остановил себя, хотя уже продумал побег и алиби. Остановил себя не потому, что не хотел обратить мальчика, просто мальчик не хотел, чтобы его обратили. Выбора не было ни у меня, ни у Эсми, ни у Розали, ни у Эммета, ни у Джаспера, ни у Элис, и девяносто лет спустя он понял, где ошибся.

Его глаза быстро скользнули за мое плечо, мимо стола и по открытому коридору на кухню. «Он не единственный, кто способен это сделать», - сказала Белла в его голове, тогда она сидела перед ним за столом. И я видел, как он мысленно провел черту. Те, за кого он никогда не будет прощен... и та, кто впервые присоединится к этой жизни по своему выбору.

Свет в комнате, казалось, мгновенно потускнел. Могу ли я потерять сознание? Глубоко в горле зародилось рычание.

- Эдвард, - мягко начал отец.

- Нет, - мое дыхание было неестественно быстрым, и казалось, внутри меня медленно двигались стены.

- Это самый разумный выход. Ты решил, что не можешь без нее жить, и это, - воспоминание о том, как он рыдает, прижавшись лбом к стеклянной стене, - не оставляет мне выбора.

Я резко выдохнул, глаза метнулись от стола к коридору. Теперь мне нужно выйти из комнаты. Я бросил руку Беллы, и за долю секунды до того, как, оттолкнувшись от стола, оказался в гостиной, заметил ее шок. Позади себя я услышал голос Карлайла.

- Думаю, мой ответ тебе уже известен.

- Спасибо, - рассеянно ответила Белла.

«Как он посмел», - подумал я. Карлайл был самым решительным год назад, когда Розали и Джаспер были настроены покончить с жизнью Беллы. Всего несколько часов назад он сказал мне, что любит меня, а теперь... это?

Мое дыхание участилось, а тело начало дрожать, я задыхался. Чтобы удержаться, я положил одну руку на стену, но это не помогло – содрогнулась вся стена. Мои кулаки разжались, и пальцы вслепую нашарили первое, вокруг чего снова смогли сомкнуться.

Телевизор разломился надвое прежде, чем я полностью осознал, что схватил его.

Я глубоко вдохнул и заставил себя посмотреть на теперь уже голые штыри и разорванные провода, телевизор слабо искрил у моих ног, все еще прикрепленный к куску настенной доски, оторвавшемуся вместе с ним. Меня предали почти все в семье, кроме Розали. Они все еще разговаривали, и их мысли роились вокруг меня с глухим гулом. Я услышал, как Эсми успокаивает Беллу, и увидел, что она обняла ее. От такого поворота событий моя мать была вне себя от радости.

Меня от этого тошнило.

Я все еще пытался перестать дрожать, когда Белла снова заговорила громче.

- Ну, Элис, а где ты хочешь это сделать?

Сделать это? Сейчас? Она хотела измениться сейчас? Она не в своем уме?

- Нет! – голос сорвался на первом слове, но пока ноги несли меня обратно в столовую, с каждым следующим возгласом он набирал силу. - Нет, нет, нет! Ты что творишь? Совсем с ума сошла?

Я не понимал, как близок был к тому, чтобы кричать прямо в уши Беллы, пока она, съежившись, не закрыла их руками.

«Ты зарабатываешь очки, Эдвард», - пришла насмешливая мысль Элис. Но вслух она этого не сказала.

- М-м-м, Белла, - произнесла она с любовью и терпением, - боюсь, я переоценила свои силы… Нужно подготовиться.

Лицо Беллы вытянулось.

- Ты обещала.

- Только через мой труп, - прошипел я, понижая голос так, чтобы Белла не смогла услышать.

Элис окинула меня тяжелым взглядом, и я увидел свои конечности такими, какими она видела их в своем видении – оторванными и горящими. «Эдвард, - грустно подумала она, - это чуть не случилось».

Ох. Точно.

Повернувшись к Белле, она продолжила свои контраргументы.

- Я знаю, но… - сказала она терпеливо, - серьезно, Белла. Я понятия не имею, как не убить тебя.

Надежда из глаз Беллы не исчезла.

- Ты можешь это сделать, - сказала она. - Я доверяю тебе.

Я зарычал, и Элис, качая головой, попятилась, но не упустила возможности направить мысли в мою сторону: «Это не из-за тебя, просто чтобы ты знал».

- Карлайл?

Нельзя сказать, что Белла не была сообразительной. В одно мгновение я держал ее рукой за подбородок, едва помня о том, чтобы не раздавить его. Отец подошел сзади, и я с рычанием выбросил руку в его сторону.

«Мир, Эдвард. Это лишнее», - мысли Карлайла излучали спокойствие, и я узнал тон, который он всегда использовал, когда думал, что я могу слететь с катушек. Он беспокоился – и о безопасности Беллы, и о моей.

Он переживал, что причинил мне боль.

- Я могу это сделать, - сказал он, бросая тревожный взгляд на мою руку, сжимавшую подбородок Беллы. - Тебе не будет грозить опасность оттого, что я потеряю контроль. «Но я бы хотел подождать, пока мы с Эдвардом не поговорим».

Белла сквозь зубы пробормотала что-то утвердительное.

- Погодите, - парировал я, и мой голос снова стал более резким, чем это было необходимо. - Это случится явно не сейчас.

- Не вижу ни единой причины для промедления, - ответила она, выворачивая челюсть из моей руки, чтобы произнести это.

- А я могу назвать сразу несколько.

Мне тут же пришло в голову лицо Чарли, отчитывающего меня. Я не сомневался, если Белла исчезнет сегодня вечером, Чарли в считаные минуты потянет за все ниточки, необходимые для того, чтобы ФБР оказалось у нас на хвосте.

- Конечно, можешь, - отозвалась Белла, - а теперь отпусти меня.

Вздохнув, я выпустил ее лицо, наблюдая, как белые следы от моих пальцев снова медленно розовели. Глупо, но я понял, что мог поранить ее, спеша уберечь от Карлайла, который, как я теперь видел, действовать немедленно не собирался.

Белла все еще смотрела на меня, одной рукой рассеянно потирая щеку.

- Примерно через два часа тебя здесь будет искать Чарли, - терпеливо сказал я ей. - Не исключено, что полицию приведет.

И премия «преуменьшение года» присуждается мистеру Эдварду Каллену.

- Всех троих полицейских, - фыркнула Белла.

Но ее взгляд скользнул вниз. Она свела брови, как бывало всегда, стоило ей задуматься, как было всего час назад, когда она решила наконец признать, что я люблю ее.

Верит ли она в это еще? Признает ли она мое нежелание двигаться в этом вопросе признаком моей любви?

Она не пойдет по моему пути.

Я глубоко вздохнул, но обнаружил, что моя челюсть снова сердито напряжена.

- Для того чтобы всё осталось незамеченным, предлагаю отложить этот разговор, по крайней мере, до тех пор, пока Белла не окончит школу и не уедет из дома Чарли.

Брови моего отца взмыли вверх, но он предпочел не делиться своими мыслями, вместо этого обращаясь к девушке рядом со мной.

- Знаешь, это вполне разумно, Белла.

В очередной раз наступило молчание, она размышляла, снова нахмурившись и сжав губы.

- Я подумаю, - наконец сказала она.

«Подумаю» было для меня достаточно. Все мое тело расслабилось. У меня будет время, и я буду торговаться за большее. Если понадобится, я мог бы торговаться всю ее оставшуюся жизнь.

Это было только начало.

- Наверное, мне стоит отвезти тебя домой, - сказал я ей. - На всякий случай, если Чарли рано проснется.

Не говоря уже о том, что мне было не нужно, чтобы она оставалась здесь с моей семьей, где каждый, казалось, мог обратить ее при первой же возможности.

Белла бросила на отца многозначительный взгляд.

- Значит, после выпускного?

На мгновение его взгляд встретился с моим, затем метнулся к Эсми, Белле и вернулся ко мне: «Надеюсь, когда-нибудь ты поймешь, что я сделал это из любви к тебе».

Я яростно покачал головой, но он глубоко вздохнул и, словно еще сильнее вгоняя в меня кинжал, сказал Белле:

- Даю слово.

Зашипев, я вытолкнул Беллу за дверь.

***

Я ходил взад и вперед, и была большая вероятность, что старенькие половицы в комнате Беллы не выдержат натиска моих шагов. Она сидела на кровати, скрестив ноги, и с тревогой следила за мной.

- Что бы ты ни планировал, это не сработает.

Может быть.

- Тш-ш… Я думаю.

Покрывало зашуршало, и она исчезла под ним. Брешь в моем сердце на мгновение угрожающе приоткрылась, и я тут же подлетел к ней, чтобы стянуть с лица одеяло и наслаждаться теплом, исходившим от ее тела на простыне. Прядь волос упала ей на скулу, и я протянул руку, чтобы убрать ее.

- Если ты не возражаешь, - тихо сказал я ей, непрестанно по новой запоминая пальцами линии ее щек, - я попрошу, чтобы ты не скрывала своего лица. Я и так слишком долго его не видел…

Вздохнув, она кивнула, глядя на меня в темноте.

- А теперь скажи мне кое-что.

На ее лице появилось скептическое выражение.

- Что?

- Имей ты возможность получить абсолютно все, чего бы ты пожелала?

- Тебя, - сразу ответила она.

Мое сердце, каким бы оно ни было, все же подпрыгнуло. Но я у нее был. И больше уходить не собирался, никогда.

- Из того, чего еще не имеешь, - подсказал я.

И снова она наморщила лоб, обдумывая вопрос. Время, которое ей понадобилось на размышление, было испытанием терпения для святого, не говоря уже о вампире. Наконец она заговорила.

- Мне бы хотелось… чтобы это сделал не Карлайл. Я хочу, чтобы ты изменил меня.

Вот оно. Было странно, что в момент нашей первой встречи мне хотелось лишь вонзить зубы в алебастровую шею, которая теперь, когда Белла лежала рядом со мной, ловила последние лучи лунного света. И сейчас, когда она именно того и хотела, это было последним из моих желаний.

Но все же я жаждал быть с ней.

- Что ты можешь предложить взамен? - осторожно спросил я.

Ее губы слегка приоткрылись от удивления.

- Что угодно.

- Пять лет?

Ужас.

- Ты сказала: что угодно.

- Да, но… - запнулась она. - Ты используешь это время, чтобы что-нибудь придумать. Мне нужно ковать железо, пока горячо. К тому же смертной быть опасно, по крайней мере, для меня. В общем, что угодно, кроме этого.

Это будет непросто.

- Три года?

- Нет!

Я представил себе белокурую голову Карлайла у шеи Беллы, его острые зубы, вонзающиеся в нее, кровь, хлещущую из раны. И поморщился.

- Неужели для тебя это совсем ничего не стоит?

Все лицо Беллы исказилось.

- Шесть месяцев?

За полгода мы доберемся только до ее дня рождения.

- Этого недостаточно.

- Тогда год. Это мой предел.

- Дай мне, по крайней мере, два.

- Ни за что. Девятнадцатилетие справить согласна, но я ни за что не допущу, чтобы мне исполнилось двадцать. Раз ты останешься юным навсегда, то и я тоже.

Будь у меня возможность, я бы с радостью превратился в двадцатилетнего – и так далее, год за годом – за нас обоих.

- Ладно, - медленно сказал я, - забудь о сроках.

Она по-прежнему смотрела с опаской. Мне было больно, но я это заслужил. Отныне ее настороженность относительно моих намерений будет частью наших отношений. Возможно, навсегда.

- Если ты хочешь, чтобы я тебя изменил, - я слегка поморщился, - тогда ты должна будешь выполнить одно условие.

- Условие? - и снова скептический взгляд. - Какое еще условие?

Единственное условие, которое имело значение. Я больше не думал, что моя жизнь имела без нее какой-то смысл. Казалось, она поняла это, по крайней мере, ее прозрение в лесу хоть на час, но позволило мне надеяться, что будущее есть. По словам Беллы, она хотела навеки.

Ну и я тоже.

- Сначала выйди за меня замуж.

Я знал Беллу достаточно хорошо, чтобы понимать – она не полетит ко мне в объятия и не поцелует, как некоторые девушки, но я не ожидал, что она будет выглядеть... озадаченной. Она смотрела на меня, и ее лицо было зловеще освещено зеленым светом будильника. Несколько раз она моргнула.

- Ладно, - наконец сказала она, - в чем соль шутки?

Соль шутки? Ой.

- Белла, ты уязвила мое самолюбие. Только что я сделал тебе предложение, а ты думаешь, будто это шутка?

- Эдвард, пожалуйста, будь серьезным.

- Я серьезен на сто процентов.

И я не мог припомнить, был ли я более серьёзным за все сто лет моей жизни.

- Да ладно, - усмехнулась она, но шутливым ее лицо не было. Глаза расширились, пульс участился – она начала паниковать. - Мне же только восемнадцать.

- Ну а мне почти сто десять, - возможно, шутка поможет, - самое время остепениться.

Она отвела взгляд.

- Видишь ли, брак не стоит на первом месте в списке моих приоритетов, понимаешь? Для Рене с Чарли он стал чем-то вроде поцелуя смерти.

- Интересный выбор слов.

- Ты знаешь, что я имею в виду.

Одеяло сбилось под ней, когда она подтянула ноги к груди.

- Только, пожалуйста, не говори, что боишься связывать себя обязательствами, - хотя, конечно, в этом и был корень проблемы – вампиризм в ее приоритетах всегда стоял не на той ступеньке лестницы.

- Ну не совсем так. Я... боюсь Рене: у нее довольно жесткая позиция, замужество до тридцати она не одобряет.

- И она, скорее, предпочтет, чтобы ты стала одной из вечно проклятых, чем вышла замуж?

- Ты думаешь, что это смешно?

Я встречался с Рене только мельком, но ее мысли читал. Мать Беллы, конечно, была взбалмошной, но она оценивала меня с пристальным вниманием, присущим только матери. Как бы ни дремали ее навыки воспитания детей, для своей дочери, в глубине души, она не хотела ничего, кроме счастья. Если частью этого счастья был я, то она была готова принять меня; я был в этом уверен.

- Белла, - мягко сказал я, - если сравнить степень обязательств брачного союза и жертвования душой ради вампирского бессмертия… - я покачал головой. - Если тебе не хватает смелости выйти за меня замуж, тогда…

Она задумалась лишь на мгновение.

- Ладно, а если я соглашусь? Если я прямо сейчас попрошу тебя отвезти меня в Лас-Вегас? Неужели через три дня я превращусь в вампира?

Ха! В эту игру можно играть и вдвоем.

- Конечно! Пойду за машиной.

- Черт побери, - короткая пауза. - Даю тебе восемнадцать месяцев.

- Так дело не пойдет, - я усмехнулся. - Мне нравится это условие.

Больше, чем она могла себе представить.

- Хорошо, - фыркнула она, скрестив руки на груди. – Как только окончу школу, я попрошу Карлайла это сделать.

Я расплылся в сладкой улыбке:

- Если ты действительно хочешь этого.

- Ты просто невыносим. Монстр.

Она нахмурилась, но это был не тот искренний гнев, который я видел раньше. Мы снова играли. Подтрунивания.

К моему удивлению, я рассмеялся.

- Поэтому ты не хочешь за меня замуж?

Она снова застонала.

Я наклонился к ней, шутки кончились. Ее сердце заколотилось.

- Пожалуйста, Белла?

Она ничего не ответила.

- Может, успей я достать кольцо, показался бы убедительнее?

- Нет! Никаких колец!

Вот и все. Я услышал, как в спальне напротив заскрипели пружины, когда Чарли Свон, разбуженный, без сомнения, яростным протестом Беллы, поднялся с кровати.

- Ну вот, добилась своего, - прошептал я.

- Ой.

- Чарли встает, так что мне лучше уйти, - это последнее, чего бы я хотел.

Она приуныла.

- По-твоему, если я спрячусь в шкафу, это будет очень по-ребячески?

- Нет, - ответила она, и мое сердце воспарило. Даже не будь я бессмертным, то, по крайней мере, в этот момент мне было бы все нипочем.

- Останься, - сказала она. – Пожалуйста.

Не успела она глазом моргнуть, как я был в шкафу.

Чарли волновался. Я никогда не мог читать его мыслей, но причину понял, только когда приехала Белла. Однако у меня был доступ к их аромату, и сейчас в этом аромате сквозила паника.

Дверь распахнулась.

- Доброе утро, папа, - весело сказала Белла.

Я сполз по стенке и решил дать им то немногое, что мог предложить. Не мог заставить свои уши не слышать, но мог хотя бы не думать об их разговоре. Я практиковал это в течение десятилетий на ментальных голосах, прежде чем перейти к физическим – единственное, что я вообще мог сделать для моей семьи, чтобы дать немного необходимого ей уединения.

Моя семья.

Едва я подумал обо всех шестерых, что сидели этим утром за столом, болезненное ощущение глубоко в животе вернулось. Им всем было больно. Карлайл сегодня днем, когда мы разговаривали, показал мне ряд причин, кое-что из тех шести месяцев, что я был не с ними, но, по правде говоря, учитывая образ мальчика, он явно рассказал мне не все. Впрочем, я, возможно, никогда уже не смогу догадаться, что у Карлайла на уме.

Одежда Беллы ласкала мое лицо, пока я вспоминал выражения на лицах каждого из членов моей семьи, словно передвигался вокруг стола. Джаспер помнил мою боль, которую чувствовал, когда я съежился у подножия лестницы. Элис видела мое тело, разорванное на куски. Сокрушительная боль Эсми, когда она поняла, что потеряет нас всех. Карлайл, плачет. И Розали, на другом конце того ужасного звонка: «Карлайл, Эсми, Эммет, все, пожалуйста, вернитесь».

Это было чудо, что они вообще приняли меня.

Было так много всего, что я уничтожил. Доверие Беллы, узы моей семьи, мои отношения с каждым из них. Так много нужно было исправить. Разговоры, в которых я отчаянно нуждался, время, что нужно было потратить, чтобы наверстать потерянные месяцы – месяцы, когда я пропал. Наверное, именно за это они один за другим голосовали против меня. Возможно, именно поэтому мой отец и сделал решающий бросок игральных костей.

И все же я знал сердце Карлайла. Я всегда знал мысли и дела человека, которого принимал как отца. Он не был мстительным. Ничто не делало его счастливее, чем мое счастье.

«Надеюсь, когда-нибудь ты поймешь, что я сделал это из любви».

Когда-нибудь. Когда-нибудь – означало, что будет время поговорить. Когда-нибудь – означало, что он не злился. Моя рука потянулась ко лбу, потирая место, где губы Карлайла коснулись его в полдень.

«Ты прощен, сынок», - произнес голос Карлайла в моей памяти.

«Ты любишь меня», - сказала Белла.

Прощен.

Возможно ли это?

Голоса за дверцей шкафа стали громче, и я позволил себе вникнуть в разговор и услышать несколько слов.

- …не под моей крышей!

Голос Беллы был тихим, но твердым.

- Послушай, я не собираюсь больше ставить тебе ультиматумов сегодня ночью, - или, наверное, сегодня утром? Просто подумай об этом несколько дней, хорошо? Но учти: нас с Эдвардом стоит воспринимать как единое целое.

Единое целое. Я пропустил остаток их разговора, упиваясь этими словами. Брак или нет, вампиры или нет... единое целое.

Мое сердце воспарило.

Чарли потопал прочь вниз по лестнице.

Я сразу же вернулся в спальню и устроился в кресле-качалке. Убедившись, что отец ушел, Белла сбросила одеяло и вскочила с кровати.

- Прости за это, - прошептала она.

Ну он не выгнал ее и не запер в комнате. Это, должно быть, прогресс.

- Не то чтобы я не заслуживал гораздо худшего. Пожалуйста, не ссорься из-за меня с Чарли.

- Не волнуйся об этом, - ответила она, – буду ссориться с ним ровно столько, сколько нужно, и не более того, - она помолчала, держа в руках туалетные принадлежности. - Или ты намекаешь, что мне некуда идти? – в ложной тревоге ее рот открылся в небольшой «о».

«Пока мы живы, ты всегда будешь рядом со мной», - подумал я, но решил подыграть.

- Ты переедешь в дом, полный вампиров?

- Думаю, в моем положении это самое безопасное место. Кроме того, если Чарли меня прогонит, то не будет никакой необходимости дожидаться окончания школы, верно?

Она обошла комнату, взяла расческу и пошла к комоду за парой чистых носков.

Все, как всегда.

- Так жаждешь вечного проклятия, - сказал я чуть громче, чем собирался.

Она снова остановилась.

- Ты же сам в это не веришь.

- О, даже так?

- Нет. Ты не веришь, - ухмыльнулась она.

Я открыл рот, чтобы попросить объяснений, но она прервала меня на полуслове.

- Верь ты и вправду в потерю души, то когда я нашла тебя в Вольтерре, ты бы сразу же понял, что случилось, а не думал, будто мы оба умерли. Но ты не понял — ты сказал: «Удивительно. Карлайл был прав», - она просияла. - И значит, в тебе есть надежда.

Надежда. Неужели? Почти открыв рот, чтобы возразить ей, я начал подниматься на ноги, а потому моя рука легла на подлокотник старого деревянного кресла-качалки, в котором я провел столько бессонных ночей, прислушиваясь к звукам, издаваемым этой странной человеческой девушкой. Ей достаточно было один раз прошептать мое имя, чтобы навсегда изменить мою жизнь. Эта комната, это кресло, эта девушка – теперь я вернулся в их мир.

Это было совершенно правильно.

- Так что давай надеяться вместе, ладно? - прошептала она, прерывая мои мысли. – Это не имеет значения. Рядом с тобой мне даже небеса не нужны.

Когда я встал, пересек комнату и подошел к ней, у меня даже ноги дрожали. Я снова вглядывался в ее глаза, зная, что смотрел бы в них каждый день до последнего. Мы еще ничего не решили – способ все уладить найдется, я был уверен. Но я был здесь, и она хотела, чтобы я был здесь, и мы были вместе и не собирались расставаться. Мои руки нашли ее лицо, как будто это было впервые. В каком-то смысле это было... в первый раз навсегда.

- Навеки, - прошептала я.

- Это все, о чем прошу, - она приподнялась на цыпочки, чтобы ее губы оказались поближе к моим.

Я целовал ее в ответ... и надеялся.