Они кружились в танце который час, не в силах оторваться друг от друга. Её глаза сияли радостью, вдохновляя его всё больше и больше. А он, лучезарно улыбаясь, одновременно прокручивал в голове пути подхода к ней. И как только можно было быть таким слюнтяем целых два года? Давно бы уже был счастливым обладателем звания «бойфренд Гермионы Грейнджер». Но не так быстро, Блейз, не так быстро.
Месяц назад, когда зов души, тела и всего остального наконец заявили свои права, он рискнул подойти к ней. Он шёл в библиотеку - самое вероятное место, где она могла быть - после сборища в Клубе Слизней.
Клуб Слизней! Придумают тоже! Гораций решил возобновить эти вечерние посиделки, ведь в прошлом году не могло быть и речи о том, чтобы проводить их, когда в школе царили Кэрроу. Строит из себя добродушного толстячка и хитрит, но раскусить его легко: ему нужны выгодные знакомства. Только на черта они ему на старости лет?
Гермиона сегодня не пришла; кажется, очередные дела Г.А.В.Н.Э. Ну и название... Меня всегда поражала слабость лучшей ученицы школы к этим далеко не всегда послушным и милым существам. Может, чтобы привлечь её внимание, нужно было стать эльфом?
Сосредоточившись на своих мыслях, Блейз тем не менее ловко подмечал самые мелкие детали, окружающие его по пути в библиотеку. Лестница из подземелья, коридор, ещё несколько лестниц и снова коридор, из конца которого что-то надвигается... Кто-то. Или всё-таки что-то? Это Кровавый Барон, слава Мерлину, значит, Пивза точно нет рядом.
- Добрый вечер, Барон!
- И тебе того же, - буркнул тот, пролетая в миллиметре от лица Блейза.
Вот и дверь, возле которой в углу копошился рыжий кот с приплюснутой мордой.
Живоглот, конечно. Вечно суёт свой нос куда надо и не надо, прямо как хозяйка. А это ещё что?
Блейз вынул палочку и направил на салфетку, шепча заклинание. Но нет. Вроде не заколдованная.
- Разбросают вечно, потом ходи убирайся, - пробурчал парень, поднимая салфетку. Вдруг ему в голову пришла идея: а не сделать ли Гермионе маленький сюрприз? Можно будет незаметно сунуть ей в карман или в учебник прямо во время урока трансфигурации - единственного, где он сидел в непосредственной близости от неё и целыми уроками мог, не слушая Макгонагалл, рассматривать её прямую спину и шелковистые волосы, распущенные или заплетённые в косу. Мисс Непослушные Волосы на восьмом курсе наконец-то научилась справляться с ними. Хотя Блейзу было всё равно, уложены они в красивую причёску или безбожно растрёпаны, как после бурной ночи...
Так, всё. Не думать о ней, не думать о ней хотя бы в таком ключе! Она слишком сильно и давно мне нравится.
Блейз быстро и аккуратно сложил из зелёной салфетки цветок, стебель оставил как есть, а бутон с помощью магии перекрасил в тёмно-вишнёвый цвет. Закончив с капельками росы на лепестках, он дёрнул дверь библиотеки, почему-то уверенный, что Гермионы там как назло не окажется.
Но, как это всегда бывает в самые важные моменты, случилось чудо. Она была там. Сидела одна за дальним столом, все ученики уже разбрелись по гостиным спать, время было позднее. У Блейза не было никакого желания идти к себе комнату, где разговаривать-то было невозможно из-за раскатистого храпа Монтегю и Харпера, не то что спать. А тут так кстати - она. Его мечта. Одна, на высоком стуле, с какой-то книжкой в руках - неизменно. Слава Мерлину, это не учебник. Учебники Блейзу уже порядком надоели.
- Что читаешь?
Гермиона выглянула из-за книги, смерила его недоумённым взглядом, от которого у него что-то сжалось в желудке. Ох уж эти тёмно-карие глаза...
- Чарльз Диккенс.
- Хм, не «Копперфильд» случайно?
- Именно.
Она снова спряталась за книгу, очевидно, не намереваясь дальше продолжать разговор.
- Мало тебе волшебства в жизни? - Блейз не собирался так быстро отступать.
- Слушай, чего ты хочешь? - устало спросила девушка, вновь откладывая книгу.
Ответь, что я тебе нужна, ну ответь же! Когда же ты посмотришь на меня без смеха, без лукавства, а как-то иначе? Когда?
- Поговорить надо, - Блейз уселся на стол напротив неё, скосив глаза на место мадам Пинс - оно было пусто - и закинул ноги прямо в обуви на незанятый стул.
- Убери ноги.
- Ни за что, - фыркнул он и уставился в потолок. Отчётливо поняв, что больше тянуть не может - он и так два года ждал удобного момента - он решил пойти не самым лёгким, зато самым увлекательным путём. - Ты ж не староста школы, так чего тебе волноваться?
- Моя подруга староста, - спокойно ответила Гермиона, запоминая страницу и закрывая «Копперфильда» окончательно. - Ей может влететь.
Блейз еле заметно приподнял бровь. При всей эмоциональности мисс Грейнджер трудно было вывести из себя, но он попробует.
- Да плевал я на Уизли!
- А на Голдстейна? - быстро среагировала Гермиона. Она прекрасно знала, что Блейз дружит с Энтони Голдстейном с Когтеврана, вторым школьным старостой.
- Речь не о том сейчас.
- А о чём?
- О нас с тобой.
Гермиона иронично улыбнулась, а сердце пропускало удар за ударом.
- Может, скажешь уже, чего ты всё-таки добиваешься? Я спать хочу.
- Тебя.
Вот оно, вот! Только почему я вдруг испугалась? Он ведь нравится мне. В первые годы обучения я и не замечала его, я вообще не смотрела в сторону слизеринцев из-за Малфоя и его дружков, но теперь, когда закончилась война, все мы повзрослели, и в школе нет главных действующих лиц: ни Гарри, ни того же Малфоя, ни Рона...
Рон. Друг в истинном смысле этого слова. Именно друг. И как же я рада, как безумно рада, что смогла сохранить его в этом качестве. Да, мы пробовали встречаться. Но он остался тем же ребёнком-переростком, каким был и три, и четыре года назад. Мы слишком давно друг друга знаем. Да и к тому же я очень остро чувствую эту разницу в возрасте: я старше его на полгода, а кажется, что на все десять. Спасибо за всё, милый Рон, спасибо, что по-прежнему дружишь со мной. Но ты всё ещё пребываешь в эйфории от победы над Волан-де-Мортом и тебя заботит главным образом ваш с Джорджем магазинчик волшебных вредилок... А мне уже девятнадцать, и я задумываюсь о семье. В качестве спутника жизни мне нужен парень серьёзнее и старше.
Блейз всё время всех веселит, а иногда и выводит своими шутками, проявляя ко мне особенное внимание везде, где мы пересекаемся. Интересно, он понял, что я это замечаю и даже... ох, даже приветствую. Всё изменилось как-то незаметно для меня самой. За ним увиваются многие девчонки, да и как иначе? Парень с искромётным чувством юмора, обаятельный, жизнерадостный... Такой не может не привлекать. И неважно, что он со Слизерина - ожидалось, что этот факультет будет в опале после войны, но все «отрицательные персонажи» выпустились или (тут она вспомнила Крэбба) погибли. Блейз, Блейз...На трансфигурации, в Большом зале, да в том же Клубе Слизней я чувствую на себе твой решительный взгляд и схожу с ума от того притяжения, что возникает между нами. Ты прожигаешь меня глазами, ещё более тёмными, чем у меня, а я всё прячусь в свои книжки, лишь бы вечно быть чем-то занятой, лишь бы быть поглощённой разными делами, чтобы некогда было думать о том, что творится внутри, в душе.
Задумавшись, Гермиона замерла на несколько секунд, но потом, преодолев некую робость, которую она всегда испытывала, когда он был рядом, продолжила разговор с внешней непринуждённостью:
- Конкретизируй.
Решайся, Забини! Решайся, такой шанс не выпадает дважды!
А вслух сказал:
- Скажем так... ты будешь со мной встречаться?
- Упаси меня Мерлин! - был её молниеносный ответ, и Блейз даже приподнялся на столе.
- Что?!
Сердце колотилось как сумасшедшее.
Он предложил мне! Но как? Нет уж, Блейз, так не пойдёт. Слишком уж я гордая. Слишком долго я этого ждала.
- А ты думал, что после такого «предложения» я побегу за тобой на край света?
- А что, нет что ли? - ухмыльнулся он, медленно сползая на стул, поближе к ней.
Она закатила глаза, предпочитая промолчать.
- Ах да, я и забыл, ведь принято что-то дарить в таких случаях, - он достал свой сюрприз и протянул Гермионе, - на, держи.
- Спасибо! - её глаза заблестели; эту девушку многое могло растрогать, но вот вывести из себя - нет.
- Да не за что, - небрежно ответил Блейз. - Сделал за минуту. Делов-то!
- Необязательно было говорить, за сколько ты его сделал, - удручённо покачала головой Гермиона: нет, он совсем не знает и не хочет знать никаких правил ухаживаний и этикета! Тоже мне, чистокровный волшебник-аристократ. - Да, и не думай, что этот спектакль сойдёт тебе с рук просто так. И стряхни со стула пыль.
- Чёрта с два! Не слишком ли много указаний, Грейнджер?
- Вполне достаточно, Забини.
- Короче, мы теперь пара?
- Ну уж нет! - вспылила Гермиона, вскакивая и потуже затягивая пояс на форменной юбке, словно готовилась идти в бой. - Ничего подобного! И вообще... с чего ты взял, что я захочу встречаться с таким остолопом?
- Значит, ты не такая уж умная, раз не замечаешь очевидного, - усмехнулся Блейз, вертя в руках свою палочку. Потом, почесав ею за ухом, он медленно направил её на Гермиону - её палочка уже была наготове.
- Заставишь меня согласиться? - язвительно спросила она, стараясь показать своё возмущение, но глаза выдавали совсем другое. Блейз еле заметно приблизился, вглядываясь в её лицо.
Проклятье! Да в её глазах так и прыгали бесенята. Ей это нравилось. Ну, всё!
- Заставлю, конечно.
- Забини, не боишься опозориться? - прищурилась Гермиона. - Я сильнее тебя и в заклинаниях, и в Защите от Тёмных искусств.
- Твои оценки ещё ни о чём не говорят, - он сделал ещё шаг вперёд. - Я управлюсь с тобой в два счёта.
- Ну давай, применяй заклятие, а я понаблюдаю, - она ехидно улыбнулась.
- Неа. Ты и так уже на полпути, чтобы согласиться.
- Да уж, самоуверенности тебе не занимать.
- Экспеллиармус!
Гермиона не ожидала этого, и палочка вылетела у неё их рук. Блейз ловко поймал её и расплылся в торжествующей ухмылке.
- Ты!.. Ты напал на девушку! - она вся так и кипела.
- А я предупреждал, - он пожал плечами, небрежно бросая обе палочки на стол позади себя. - Слушай, почему ты решила закончить школу?
- Какое твоё дело?!
- После всего, что случилось в мае, тебя с радостью взяли бы на любую работу. Зачем тебе свидетельство об образовании?
- Надо значит надо!
- Мммм, наверное ты вернулась из-за меня. Смею предположить, что ты заинтересовалась мной ещё курсе эдак на шестом. Правда, потом вся эта беготня с Поттером, война... Ты вернулась, чтобы доучиться вместе со мной.
- Ты точно остолоп! Откуда я могла знать, что ты тоже вернёшься на дополнительный курс?
- А, ну то есть ты не отрицаешь, что заинтересовалась мной?
Гермиона не находила слов от негодования и лишь глубоко дышала и не могла оторвать взгляд от этих пьянящих тёмно-карих глаз, изо всех сил пытаясь не выдать своих истинных эмоций. Блейз Забини предложил ей встречаться! Хоть она и назвала его остолопом, она не считала так на самом деле: весь облик парня дышит умом, а по движениям и походке чувствуется - он быстрый, как молния, если чего-то захочет, тотчас схватит, опомниться не успеешь. Схватит и, может быть, стиснет в руке и раздавит, но не бесцельно, не бессмысленно, а с тончайшим расчётом. Только не в случае с ней.
- Ты самоуверенный нахал.
- Сам себя не похвалишь, никто не похвалит, Грейнджер!
- Нет, не так! - вырвалось у Гермионы словно против воли: ну как тут было устоять? - Ты не самоуверен, а, скорее, прекрасно знаешь, какой ты обаятельный.
Внешне Блейз и бровью не повёл, а про себя уже праздновал победу.
- Знаю ли, нет ли - неважно. А вот то, что ты находишь меня обаятельным, это важно.
Конечно, нахожу! Совсем недавно я попыталась прикинуть, какова была бы я в роли твоей девушки, и ты как нарочно именно сегодня спросил об этом! Но для себя я решила, что ничего ещё неизвестно, что нужно жить сегодняшним днём, здесь и сейчас. Но что значит жить? Учёба, любимые родители и друзья - это всё, конечно, замечательно. А как насчёт личной жизни? Ведь ты давно мне нравишься, мистер Забини, я просто не могла себе в этом признаться... Теперь мне не сбежать от тебя. И как столько лет я была вне твоей власти? Просто поразительно...
Если бы он дал ей это сказать вслух, то пришёл бы, пожалуй, к прямо противоположному выводу: что такой способ завоевания из ряда вон плох, что его время ещё не настало, и действовал бы иначе. Но она не успела вымолвить ни слова, лишь посмотрела на него - с желанием; он уже был рядом и схватил её в объятия. На добрых двадцать секунд она замерла, беспомощная, одержимая одним - найти в себе силы устоять под этим неистовым, бешеным порывом. Не сдаваться же вот так сразу? Но его губы, осыпающие поцелуями её лицо... это чудо. А руки, сильные, крепкие, с такой нежностью прижимающие её к мускулистому торсу... просто невообразимо.
Блейз запустил пальцы в её скрепленные заколкой волосы, с улыбкой заглянул в глаза.
- Ты нужна мне.
Гермиона ухватилась за его запястья, вернее, вцепилась ногтями, чуть не до крови. Отступила на шаг, другой. Глаза огромные, испуганные, грудь тяжело вздымается.
Блейз сделал маленький шажок навстречу, но это была ошибка. Как ужаленная, она проскочила под его рукой и выбежала из библиотеки в коридор, громко хлопнув дверью. Парень бросился было за ней, но, когда он выглянул из проёма за портретом, её мягкого стремительного бега не было даже слышно.
На самом деле он вовсе не собирался её догонять, хотя она, видно, этого опасалась. Саднили разодранные в кровь запястья. Он промокнул их по очереди носовым платком, пожал плечами, очистил заклинанием покрытый пятнами платок и постоял, прислушиваясь к собственным ощущениям. Немного погодя вышел в коридор, спустился по лестнице к главным дверям и выбрался на морозный воздух. Если бы ему кто-то и встретился в такой поздний час, то не догадался бы по его лицу о том, что он чувствует в эти минуты. Все, чего он желал, к чему стремился, было уже в руках - и вот потеряно. Гермиона... Когда она, наконец, сдастся? Он же увидел в её глазах отклик на своё сумасшедшее чувство. Он не находил себе места весь прошлый год, думая о том, жива ли она в опасной компании Поттера и Уизли, вечно попадающих в переделки.
Сердце чуть не разорвалось от радости, когда он увидел её в Большом зале, в вечер перед битвой за Хогвартс: измученная, истощённая, но живая, переполняемая духом сопротивления, с блеском борьбы в глазах.
Блейз был по натуре из тех, что умеют и проигрывать, и выигрывать. Долгих два года он выжидал, прежде чем ощутил в ней перемену и решил попытать счастья. И, видно, поторопился. Ну, ничего. Всё может ещё обернуться по-другому - завтра или позже, через полгода, через год. Что-что, а сдаваться он не намерен. Надо только быть начеку, и однажды счастье ему улыбнётся. Ничего, мисс Грейнджер, мисс Гордость и Неприступность! Поживём - увидим.
И вот сейчас, когда он чувствовал в своих руках её удивительное тело, когда после месяца сохранявшегося обеими сторонами нейтралитета он выхватил её на самом Рождественском балу, опасаясь приглашать заранее, он наконец заговорил с ней - впервые после той неудачной попытки.
- Ты сегодня очень мило выглядишь, - сказал он во время чуть ли не десятого по счёту танца. Они были одними из немногих, кто остался в школе на каникулы, но им казалось, что они одни на всей планете. Растворяясь в глазах друг друга, таких похожих и в то же время таких разных, они упивались близостью друг друга: каждый по-своему, но оба - одинаково сильно.
От этих слов Гермиона немного смутилась, но виду не показала.
Дурацкое упрямство! Упрямство и гордость! Ну что мне стоит намекнуть ему хоть жестом, хоть словом, что я вовсе не прочь быть с ним? Сколько всего я передумала за эти недели... Ох, нет больше сил!
- Я не могу больше держать в себе... Ты серьёзно это говорил, Блейз?
Его разом отпустило, с огромным облегчением он продолжил вести её в танце.
- Что именно? И с каких это пор я стал Блейзом?
- С тех самых, - она опять начинала заводиться. Подумать только, никто на всём белом свете не способен был разжечь в ней столь сильные эмоции.
- Так о чём?
- О том, что ты сказал в библиотеке тем вечером... Что я тебе нужна.
Она отвела глаза. Ноги двигались сами по себе, совершенно независимо от головы. Да и Блейз был отличным партнёром в вальсе.
- Зачем же это вспоминать? - спросил он. - Ты мне тогда явно дала понять, что мои чувства не взаимны, и я надеялся, что ты хотя бы из приличия воздержишься от разговоров на эту тему.
Гермиона никак не думала, что в этот вечер, чем бы он ни кончился, она окажется в таком неловком положении - всё-таки ведь это он, Блейз, сделал первый шаг, вот и ждал бы, чтобы она изменила своё решение. А он всё обернул против неё. И теперь она чувствовала себя напроказившей девчонкой, которую отчитывают за какую-то выходку.
- И как ты ухитряешься меня до этого довести? Хоть бы раз доставил мне удовольствие, дал переспорить тебя!
- Если б я хоть раз тебе поддался, ты бы про меня забыла, как про старую тряпку, - сказал он с невозмутимой улыбкой.
- Это я и сейчас могу!
- Да конечно! Если до сих пор не забыла, так уже и не забудешь. Ты теперь не сможешь без меня, потому что со мной ты как на иголках.
- Поэтому ты и сказал, что нуждаешься во мне? - через силу спросила Гермиона, боясь услышать ответ. - Просто схитрил, чтоб держать меня «как на иголках»?
- А как по-твоему?
- По-моему, ты просто змеюка! - процедила она сквозь зубы, в процессе танца придвигаясь к нему вплотную: пусть получше разглядит, до чего она разъярена.
Он что, всё это время играл со мной? Все слизеринцы одинаковы, чёрт бы их побрал... Не будет ему прощения!
- Только попробуй ещё раз сказать хоть слово о чувствах или отношениях, несчастный остолоп, и я оглушу тебя чем-нибудь покрепче Обезоруживающего заклинания!
Блейз лишь ухмылялся, обнажая белоснежные зубы.
- Нет, больше я этого не скажу, и не жди! Ты хочешь проверить свои собственные чувства, а что по отношению ко мне это несправедливо, подумать не потрудилась.
Музыка оборвалась так неожиданно, что Гермиона не успела отшатнуться - он нагнулся к ней, переместил руки с талии на плечи, стиснул её железной хваткой, не давая ни малейшей возможности вырваться. И вмиг её ярости как не бывало - кулаки разжались, тело стало податливым, она чуть запрокинула голову, мечтая только о том, чтобы он поцеловал её. Но он этого не сделал. Разнял руки, отпустил девушку и, учтиво поклонившись, стремительно покинул Большой зал. Растерянная, в страхе, Гермиона стояла посреди нескольких танцующих пар и думала: как же быть дальше? Да, следовало раньше понять, что с такими, как Блейз Забини, шутки плохи. Он непреклонен, прямо как она, хотя на вид и не скажешь. Ну почему она не сказала ему всё как есть? Что не может без него существовать больше ни минуты?
Не помня себя, она вышла из зала и направилась к лестнице, ведущей в Гриффиндорскую башню. Обдумать, всё нужно обдумать. Это нелёгкая задача - надо затолкать то, что случилось, куда-нибудь в самый дальний угол сознания - и не вспоминать. Она это умеет, последние два года она совершенствовала эту технику: каждый раз, когда видела Блейза с какой-нибудь младшекурсницей.
Она прошла за портрет в совершенно пустую и тёмную гостиную. Шепнула:
- Люмос.
Серебристо-синий свет озарил небольшую область прямо перед ней. Этого было достаточно, и Гермиона пошла к лестнице, ведущей в спальни девушек, но вдруг у самого подножия заметила какое-то движение позади себя, в общей комнате. Ведомая любопытством и какой-то странной интуицией, она обернулась.
Блейз сидел в полной темноте на диване, лениво играя с карликовым пушистиком Джинни: тот взбирался по его руке, потом по плечу, забегал за шею и спускался по другой руке.
- Как ты вошёл?! - изумилась Гермиона.
Он не мог знать пароль, просто не мог.
- Очень просто. Этот кадр, Дин Томас, кажется, перебрал со сливочным пивом и даже не заметил, как я проскользнул мимо него в вашу гостиную. А что, - Блейз обвёл глазами тёплую уютную комнату в красно-золотых тонах, - здесь здорово! А камин можно разжечь?
- Не хозяйничай, ты не у себя в подземельях! - вырвалось у Гермионы против воли. Что ж такое-то? Когда Блейз рядом, она словно теряет способность себя контролировать.
Блейз молчал, заинтересованно глядя на неё.
- Никакого огня, никакого света... - прошептала она растерянно и зачем-то погасила палочку. Теперь они были в кромешной тьме.
Она видела, как он встал с дивана, запечатал все возможные двери заклятием недосягаемости, снял пиджак, развязал галстук. Казалось, что пульс участился раз в десять. Он подошёл к ней. Глаза понемногу привыкали к темноте, и можно было разглядеть выражение глаз Блейза: ироничное, самодовольное, хитрое. Гермионе вдруг стало так страшно, так обидно за себя - какого чёрта она вообще разговаривает с ним? Он же ясно ей сказал, что признание было сделано лишь для того, чтобы раззадорить её. Не в силах сдерживать весь этот груз эмоций, она каким-то уголком сознания ощутила, как дрогнули её пальцы, сжимающие палочку, как задрожали губы. И две слезы предательски потекли по щекам.
Блейз рванулся к ней как ненормальный.
- Нет, нет, солнышко, только не плачь! Прости, я не хотел довести тебя до слёз! Пожалуйста, Гермиона, прошу тебя!
Он так хотел прикоснуться к ней, погладить, утешить, сделать всё что угодно, только бы не видеть её слёз! Но ведь она так сопротивлялась, была такой ершистой, что он и предположить не мог, что это всего лишь маска - чтобы никого не пускать в душу. И он коснулся её, хоть и боялся, что это опять её отпугнёт. Коснулся, да ещё как. Одним резким, отчаянным движением притянул к себе, крепко обхватил одной рукой. Почувствовав её дрожь, другой рукой провёл по каштановым, чуть вьющимся волосам - о, какое блаженство! Гермиона наконец подняла на него глаза, посмотрела сквозь пелену; теперь в его глазах, обычно насмешливых, было совсем другое выражение: беспокойство, забота, нежность...
- Блейз... - сказала она, утирая слёзы и чувствуя себя невероятно несчастной и счастливой одновременно. - Я сомневалась, что ты сказал правду...
Теперь он даже не делал вид, что не понимает, о чём идёт речь.
- Ну что ты, родная моя, конечно ты нужна мне. Как же иначе? Ведь я два года мечтал о тебе, ведь я так сильно тебя люблю...
Она вздрогнула, услышав это, но он не дал ей опомниться, приподнял её голову и стал горячо целовать веки, лоб, мокрые щёки.
- Я хотел посмотреть, далеко ли ты зайдёшь, если я не сделаю ни шага навстречу. Но, видно, я перестарался...
- Нет, нет, пожалуйста... Мне кажется, я разочарую тебя! Я никогда никого не любила и не умею это делать... не умею любить так, как об этом пишут в книгах.
- Ты все прекрасно умеешь, солнышко, я это давно понял. И вообще, как ты можешь в себе сомневаться, когда ты со мной?
Это было так верно, что слёзы её разом высохли.
- О, Блейз... - прошептала она, и он услышал в этом шёпоте гораздо больше, чем просто оклик. Это была просьба, желание, смирение перед неодолимой тягой. Блейз наклонился к её губам и мягко коснулся их.
Мир перестал существовать для них; всё, что они чувствовали - это лишь дыхание, сладость губ, мягкие касания рук... Дикая истома, в которую погружаешься медленно, но так глубоко, и всё, что ощущаешь кожей, и на запах, и на вкус проникнуто страстью. Пальцы Гермионы взметнулись к пуговицам его рубашки, пальцы Блейза - к молнии её юбки, потом он притянул её руку себе под рубашку, на грудь, где не просто угадывались, а ощущались на самом деле выпуклости мускулов. Внезапно его губы крепко прижались к её шее, и, беспомощная, потрясённая, Гермиона едва не потеряла сознание. Ей показалось, что она падает, и оказалось, она и вправду распростёрта на алом ворсистом ковре. Девушка раскинула руки, чувствуя, как запястья крепко, но ласково сковывают руки Блейза, и подняла глаза, смутно различив над собой его лицо. На нём уже нет рубашки, а может быть, не только рубашки... В свете луны, заглянувшей в окно гриффиндорской гостиной, видны лишь его плечи и серьёзно сжатые губы. Не было и тени смеха, весёлости, ничего от того Блейза, которого привыкли видеть все. Его тёмные глаза выражали сильное волнение - ещё бы, первый раз ему предстоит ночь с любимой и по-настоящему желанной девушкой. Только бы не испугать её, только бы не ранить...
Не переставая целовать её нежные губы, он медленно и осторожно, как только мог, проник в неё - и она не вскрикнула, не изменилась в лице, никак не выразила своих ощущений.
- Как ты, радость моя? - спросил он хрипло.
- Всё хорошо... Только не останавливайся...
- Гермиона, любимая!..
Ах, какое это было чувство! Губами, руками, всем телом он узнавал каждую частицу её совершенного тела, словно обрёл что-то извечно родное и всё же неведомое. Гермиона уже не тот колючий комочек, которым была все эти годы; она раскрывается ему навстречу и понимает, что, похоже, в воображении он обладал ею уже тысячи раз. Это подсказывает ей впервые пробудившееся женское чутьё. И она беспомощна, обезоружена, полностью отдана в его власть.
Со всякой другой такая беспредельная близость, такая поразительная чувственность ужаснула бы его, но он желал лишь одного: дать ей понять без слов, что всё это - для неё одной. И она поняла. До последнего мгновения, когда она закричала, не в силах больше ждать завершения, она так сжимала его в объятиях, что, казалось, ощущала каждую его клеточку.
Утолив первую страсть, Блейз перенёс её на диван, наплевав на все школьные правила, наплевав на то, что, пока он не отменит действие заклятия, никто не сможет ни спуститься в гостиную из спален, ни войти из коридора. Этой ночью это была их территория.
Блейз аккуратно обнял её стройное, словно воздушное тело и приподнялся на руках, стаскивая ненужные остатки одежды, чтобы снова слиться воедино. Он аккуратно вошёл в неё - теперь оба дышали глубже и чуть ровнее. Постепенно их стиснутые руки разжались, и Гермиона ласково погладила его по спине, чуть царапая ноготками. Блейз шумно выдохнул, поднялся на колени, притянул её к себе в безумном стремлении доставить ей как можно больше наслаждения...
Девушка запрокинула голову, так что её распустившиеся каштановые кудри разметались по подушке. Его глаза сияли таким пронзительным счастьем навстречу глазам Гермионы, что она уже не могла вынести его взгляда, обвила его шею, притягивая к себе, и прильнула губами к его губам. Он восхищался её фарфоровой кожей, которая в лунном свете казалась полной загадочного мерцания, её нежными тёплыми руками, тонкими пальцами, изящной шеей, красиво очерченными губами... Наконец-то мысли, чувства и желания соединились, и Блейз совершенно потерял голову. Хотелось ещё и ещё, хотелось всё время чувствовать эту девушку, его половинку, всё время быть одним целым... Было плевать, что они в общей гостиной, что они учатся на разных факультетах, что между ними так много различий. Блейз не мог, да и не хотел закрывать глаза; увидев, как эротично Гермиона изогнулась под ним, он перестал сдерживать свой истинный пыл - спасибо магии. Его движения стали глубже и быстрее, он целовал её хрупкие плечи, ключицы, совершенную грудь, и через пару минут громко застонал в бешеном приступе удовольствия, а у неё на этот раз даже вскрика не вырвалось: беззвучная блаженная дрожь потрясла всё её тело, она уже ничего не сознавала, только слепо наслаждалась полнотой каждого мига. Её влажные губы почувствовали благодарный поцелуй его губ, и тихое «Я люблю тебя, Гермиона...»
И я люблю тебя, Блейз.