Гермиона кипела от злости. Бесилась. Доведённая до белого каления, пылала так, что об неё, наверное, можно было обжечься.

За шумом яростно ревущей в ушах крови ей едва удавалось расслышать голос председателя:

— Двадцать «за» и двадцать один «против», — монотонно тянул он. — В связи с чем настоящим заявляю, что рассмотренное предложение отклонено, а заседание переносится.

Раздался хор благодарных выдохов, и комната тут же наполнилась радостной суетой, скрипом стульев по полу, щелчками застёжек кожаных портфелей и непринуждённой болтовнёй членов совета, зашаркавших к выходу.

С пылающими от ярости щеками Гермиона шумно захлопнула собственную сумку.

«Этот лжец, слизеринский сукин сын, козёл чистокровный! Он же обещал!»

Её свирепые взгляды, словно кинжалы, пролетали над поверхностью огромного стола из чёрного мрамора и, не принося ни малейшего вреда, отскакивали от вальяжно развалившегося напротив среброглазого мага.

Как ему удавалось столь расслабленно чувствовать себя на жёстком стуле с неудобной высокой спинкой (из тех, что обычно расставляют в залах заседаний), было вне пределов понимания Гермионы. Эта его поза… она выглядела недопустимо, вызывающе непристойно!

Кроме того, её доводило до бешенства то, что Люциус пялился куда-то мимо, в пространство за её спиной чуть выше плеча, а на невыносимо соблазнительных губах играла чрезвычайно самодовольная улыбка.

«Ни за что, ни в коем случае это НЕ сойдёт ему с рук!» — решила разгневанная мисс Грейнджер и рявкнула:

— МАЛФОЙ! НАДО ПОГОВОРИТЬ!

Он выразительно осмотрел всю комнату (за исключением места прямо перед собой!), будто искал человека, которому принадлежали прозвучавшие только что слова. Наконец, наткнувшись на её взгляд, Люциус с удивлением на лице указал пальцем на себя, как бы недоумённо спрашивая: «Moi?»*

Словно взведённая пружина, Гермиона вскочила со стула, с грохотом отшвырнув его назад, и, дрожа от ярости (её буквально колотило!), промаршировала вокруг стола по направлению к Малфою. При виде самодовольного блеска в глазах наглеца она едва сдержалась от того, чтобы не проклясть его прямо в присутствии председателя комиссии, который как раз в этот момент натягивал мантию.

Когда Гермиона оказалась рядом, Люциус словно на шарнирах развернулся в её сторону и, умышленно столкнувшись с ней коленями, спросил:

— Вы меня… хотели, дорогуша?

Это двусмысленное «хотели» было выделено едва заметной постороннему уху паузой, крохотной, но достаточной для того, чтобы вывести Гермиону из и без того сомнительного равновесия, разъярив ещё сильней.

— Не смей называть меня «дорогушей»! — зашипела она тихо, помимо собственной воли замечая: несмотря на то, что она стояла, а Малфой всё ещё сидел, лица их находились практически на одном уровне. — Мы заключили соглашение!

— До свидания, мисс Грейнджер! — жизнерадостно прервал их в самый неподходящий момент председатель.

После нескольких секунд мучительной борьбы, ей всё-таки удалось сменить взбешённое выражение лица на приятную улыбку.

— Спокойной ночи, мистер Барроуленд, — приторно-сладко пропела она, чувствуя, что готова взорваться от досады при виде издевательски-глумливого выражения физиономии Люциуса.

— Приятных выходных, не так ли?

«Да твою ж м…»

— И вам, мистер Барроуленд.

— Не позволяйте хитрому старине Малфою задерживать вас слишком долго.

«Я буду единственной, кто здесь кое-кого задержит».

 — Не позволю, мистер Барроуленд.

— У него талант завладевать вниманием хорошеньких молодых дам.

«ДА СВАЛИ Ж ТЫ, НАКОНЕЦ, НА ХРЕН ОТСЮДА, БАРРОУЛЕНД, СТАРАЯ НАДОЕДЛИВАЯ СВОЛОЧЬ!»

— Не волнуйтесь, мистер Барроуленд. До свидания, мистер Барроуленд.

— До свидания… Грейнджер… старина Малфой… — пробормотал тот на прощание.

Наконец они остались вдвоём.

Гермиона тот час же развернулась к Люциусу и, вытащив палочку, ткнула ею прямо в прикрытую шейным платком широкую грудь.

«Кто, чёрт возьми, носит кружевные шейные платки на работу? — не к месту промелькнула у неё шальная мысль. — Да кто вообще в наше время носит кружевные шейные платки?»

— Мы. Заключили. Соглашение! — отчеканила она.

Люциус со скучающим выражением лица деликатно зевнул.

— Как забавно… Но вы продолжайте, мисс Грейнджер, продолжайте…

— Продолжайте? ПРОДОЛЖАЙТЕ?! Да я только НАЧАЛА, хрен чистокровный, ноль без палочки!..

Его ленивая, медленно расплывшаяся на губах улыбка приобрела угрожающий оттенок.

— Ну-ну, не следует забываться.

— Ты обещал…

— Я вам ничего не обещал, дорогуша, это вы предложили сделку, но мне поступило более выгодное предложение.

Она стиснула зубы.

— Какое ещё более выгодное предложение? И от кого?

Люциус поднял руку, чтобы отвести палочку в сторону, но Гермиона решительным движением надавила ещё сильней, всё глубже вонзая её в пенящееся кружево галстука. У неё вдруг появилось смутное впечатление, что Малфоя подобное поведение только забавляет, и он еле сдерживает смех.

— Девочка моя, вам на самом деле следует научиться сдерживать свой вспыльчивый нрав. Никому не нравятся такие вредные гряз…

Палочка взметнулась к его лицу.

 — Договаривай, Малфой, — процедила Гермиона, буквально вкручивая кончик палочки в его бледную щеку, — если осмелишься.

«Вот опять… эта его тонкая улыбочка с лёгким намёком на угрозу».

Гермиону затопило возбуждением не только внутри, но, видимо, и снаружи: рука, державшая палочку, задрожала, а лицо вспыхнуло до самых корней волос.

«Ну уж нет! Сегодня Малфою его сексуальные чары не помогут. Я этого не допущу. Только то, что он однажды (ладно, ладно, дважды!) взял надо мной верх в делах постельных, не значит, что я позволю ему издеваться над собой здесь, в зале заседаний».

Взгляд Люциуса неторопливо спустился с её лица на то место, где как раз находилась бы грудь, не будь та задрапирована плотным и унылым серым материалом.

— Всё ещё носите дешёвые нейлоновые блузки под этой отвратительной накидкой, мисс Грейнджер?

Гермиона чуть не задохнулась. По правде сказать, нет... уже нет. С того самого дня она носила под мантией довольно красивую и даже несколько излишне дорогую для собственного бюджета одежду, на тот случай, если с неё снова эту самую одежду сорвут. Он сорвёт.

Но, конечно же, Гермиона скорей бы умерла, чем призналась в чём-то подобном сейчас.

— Заткнись, Малфой, — огрызнулась она. — Если до сих пор не заметил, сейчас палочка в руках только у меня.

— И что вы с упомянутой палочкой собираетесь делать, мисс Грейнджер?

— Вообще-то, в сложившихся обстоятельствах я подумываю о том, чтобы засунуть её тебе в…

— Мисс Грейнджер! Прикусите-ка язычок, — неодобрительно усмехнувшись, сделал замечание Люциус. — Неподобающее поведение для… я собирался сказать «леди», но вы ведь таковой не являетесь, не правда ли, дорогуша?

Гермионе потребовался весь самоконтроль, до самой последней крупицы, чтобы не поддаться на его подначки.

— Просто скажи, с кем именно ты спелся, чтобы меня одурачить, Малфой? — прорычала она. — Я хочу услышать правду!

— Опустите оружие и, возможно, я сделаю вам одолжение и отвечу на вопрос.

Нерешительно нахмурившись, она всё же уступила его просьбе.

В ту же секунду Люциус вскочил на ноги, а она оказалась распластана на стоявшем позади стуле с прижатой к щеке палочкой (её собственная отлетела куда-то в сторону, с дробным стуком проскакав по полу).

Ошарашенная Гермиона таращилась на него снизу вверх, открывая и закрывая рот, словно рыба, вытащенная из воды.

— Как тебе это удалось? — справилась она наконец с потрясением. — Имею в виду, как тебе удалось пронести её в министерство? Ты же не имеешь права…

— Ошибаетесь, как обычно, мисс Грейнджер. Я как раз очень даже имею право, — эффектным молниеносным росчерком, словно фехтовальной рапирой, Люциус рассёк воздух палочкой и ткнул ей под подбородок Гермионе, вынуждая ту приподнять голову ещё выше. — Именно сегодня утром я получил особое разрешение.

Она ахнула.

— Это оно, не так ли? То самое «более выгодное предложение», которое ты получил! Но… но… но это же подкуп!

— А вы мне разве не то же самое предлагали?

С крайним негодованием… негодованием и ещё каким-то неловким ощущением, неприятно напоминавшим чувство… вины, Гермиона быстро и бессвязно забормотала:

— Но это… это совсем другое… я всего лишь предложила…

— Вы пытались подкупить меня, — вкрадчиво перебил он.

— Но… так было правильно… необходимо… для благой цели…

— Продолжайте, Грейнджер, вы так убедительны.

Вскинув на него свирепый взгляд, Гермиона огрызнулась:

— После всего, что я сделала, чтобы тебя избрали…

— О, вот только избавьте меня от нотаций. Вы сделали лишь самое необходимое для того, чтобы скрыть собственные… следы, — сверкнувшие глаза выдали, что Малфой имел в виду совсем другое слово. — Это было деловое соглашение, не более того. Я вам ничего не должен, а уж признательности моей вы заслуживаете меньше всего.

— Я доверяла тебе!

— Непростительная глупость.

Он снова смотрел на нее с этой сводящей с ума ухмылкой, и Гермиона осознала, что определённая часть тела, та, которая никаким боком не была вовлечена в её ненависть к Люциусу и которую сейчас покалывало от возбуждения, стала заметно более влажной и горячей.

«Даже не думай! — отругала она саму себя. — Ты НЕ собираешься безвольно таять под этой его улыбочкой! Он — циничный обольститель, лживый мерзавец, и совсем неважно, насколько велик у него… ох, мф… чёрт возьми, нет… прекрати, дурацкая память!»

Гермиона отчаянно пыталась сдержать шквал внезапно налетевших на неё волнующих образов, но они тут же начали расти, как снежный ком, стремительно мелькая один за другим, но что было хуже всего: ей не давало покоя ощущение, что Люциус точно знает, что происходит у неё в голове, и безмерно наслаждается этим смятением.

Малфой шагнул назад, продолжая удерживать её на прицеле палочки, и прислонился к мраморному столу, небрежно опёршись ногой в ботинке на низкую перекладину стула между её ног.

— На самом деле, я даже рад, что вы инициировали это совещание в столь узком кругу. И хотел бы изложить вам моё предложение.

Её грудь всколыхнулась от возмущённого вздоха.

 — Вряд ли после того грязного трюка, что ты провернул, я захочу хотя бы что-то сделать для тебя!

— Уверен, вы обязательно захотите что-нибудь сделать… если вас должным образом простимулировать, — выразительно и многообещающе приподняв одну бровь, Люциус отвёл палочку в сторону и, небрежно бросив пару заклинаний, запер дверь и наложил на комнату полог тишины.

Гермиона затрепетала, когда поняла, что за этим последует. Можно было бы, конечно, рассердиться на него, но… о-о-ох… рядом с Малфоем она совершенно теряла контроль над собственным телом, исступлённо желавшим его.

«Ну вот почему он оказался таким дьявольски привлекательным, а? Даже этот нелепый, пижонский шейный платок не в силах ослабить его исключительную, подавляющую, доминирующую сексуальность! На ком другом роскошные длинные светлые локоны смотрелись бы женственно или просто откровенно по-идиотски. Ему же они только добавляют… тьфу на него… соблазнительности! Да в нём, кажется, вообще всё создано для того, чтобы властвовать и покорять: мощная грудная клетка, красивое лицо, неукротимое высокомерие, не говоря уже о его…»

Весомые процентов сорок пять её тела запросто готовы были подчиняться Малфою снова и снова. Они так и подбивали Гермиону просто дождаться развязки и позволить ему победить. В конце концов проигрыш Люциусу оказался бесспорно приятным опытом.

Но большая часть её, та, в которой сосредоточились сила духа, гордость и чувство собственного достоинства, отчаянно желала выцарапать обратно ту власть над собой, что Люциус так небрежно, и в то же время целиком и полностью отнял у неё.

Вот только в этот раз Гермиона хотела, чтобы всё получилось так, как она решит!

Винтики в её голове, что застопорились от увлекательных анатомических визуализаций, внезапно качнулись, заскрипели и с трудом, но всё же начали вращаться более-менее согласованно.

«Высокомерие и тщеславие Малфоя настолько безграничны, настолько безусловны, что он действительно считает: я полностью под его контролем, и никуда мне от его загребущих рук не деться, — тут она сглотнула, вспоминая эти руки. — Но, может быть… может быть, мне удастся использовать эти качества против Люциуса… и даже использовать его самого… Возможно, я смогу показать ему, кто здесь главный, и к тому же очень приятно проведу время…»

Гермиона позволила расслабиться сурово поджатым до этого губам, и тело тут же последовало их примеру: стало мягким и податливым, чуть прогнулось, обозначая стратегически важные выпуклости, зрачки расширились, дыхание углубилось. Демонстрировать возбуждение оказалось совсем нетрудно. По сути ей даже притворяться не пришлось.

— Как по-твоему, что ты делаешь? — спросила Гермиона капризно и замерла в ожидании. — Если рассчитываешь, что я вновь позволю притронуться к себе хотя бы пальцем, тогда ты очень ошибаешься, — широко распахнув глаза, она затрепетала ресницами, стараясь как можно правдоподобней изобразить «беззащитную лань».

Реакция Малфоя была почти осязаемой и самую чуточку пугающей.

Если Гермиона решила прикинуться «ланью», то Люциус теперь казался натуральным хищником. Мощным неудовлетворённым хищником. Всё его тело напряглось (у неё в голове невольно возник вопрос: «Точно ли всё?»), а глаза вновь вспыхнули, выдавая чрезвычайно плотоядные намерения хозяина.

Подцепив перекладину носком ботинка, он подтащил её стул ближе, вследствие чего Гермиона весьма интересным образом оказалась в непосредственной близости от его бёдер. Она не сводила глаз с лица Малфоя только лишь для того, чтобы не пялиться на его пах. Чего ей, кстати, жутко хотелось.

«Я только одним глазком! Просто посмотрю, встало у него или нет!.. ХВАТИТ! Возьми себя в руки, Гермиона Джин Грейнджер! И перестань уже облизывать губы!»

— Я редко ошибаюсь, — почти нежно пробормотал Люциус. — Тем не менее, этот спорный вопрос мы сможем исследовать в повестке сегодняшнего вечера чуть позже.

— Ты же не думаешь всерьёз, что я помогу тебе после сегодняшнего предательства?

Слегка изменив положение, Малфой зажал её колени между своими ногами.

— Почему бы нам не подождать и не выяснить, насколько я могу быть убедительным?

Гермиона сглотнула пересохшим горлом. Вот уж в чём она не сомневалась, так это в силе его убеждения. Ни капельки.

— Что ещё за предложение? — спросила чуть дрогнувшим голосом.

Губ Люциуса коснулась самоуверенная торжествующая улыбка.

«Рановато для триумфа, Малфой, — подумала она. — Но ты продолжай, иди напролом и наслаждайся, высокомерная задница».

— Что ж, дорогая, — сказал он, — мне стало известно, что наш прославленный председатель питает к вам, скажем так… некоторую слабость.

— И что?

— И то… Мне бы хотелось, чтобы вы повлияли на него. Требуется его разрешение на то, чтобы я подал заявку на получение должности в Финансовом управлении Департамента иностранных дел.

Гермиона нахмурилась.

— Не слышала о каких-либо вакансиях…

— Я не нуждаюсь в ваших комментариях, мисс Грейнджер, я всего лишь требую сотрудничества в данном вопросе.

Она скептически скривила губы.

— А что я получу с этого, позвольте спросить?

— Отмену сегодняшнего голосования и повторное рассмотрение вашего драгоценного законопроекта, направленного против контрабанды домашних эльфов.

Гермиона подозрительно прищурилась.

— И как ты это провернёшь?

— Это не ваше дело.

— Это мое дело, раз я тебе не доверяю.

Теперь уже Люциус раздражённо сузил глаза.

— Я готов дать клятву.

Внешне Гермиона продолжала сверлить его недоверчивым взглядом. Внутренне же она готова была петь от радости.

— Пусть так, — надменно проронила она, — вот только не думаю, что это как-то компенсирует твоё сегодняшнее предательство, — и заметила, как недовольный её упрямством Малфой стиснул челюсти.

Шагнув вперёд, он упёрся ладонями в поручни стула, заключив Гермиону в кольцо собственных рук, и склонился к самому её лицу. Она не сумела сдержать дрожь, когда Люциус лёгким касанием пальцев провёл по её горлу. Его запах кружил голову, рот оказался невыносимо близко, и Гермиону вдруг пронзил сильнейший порыв закрыть глаза, запрокинуть голову и прижаться губами к его губам… Но она заставила себя оставаться спокойной и уравновешенной.

— Мисс Грейнджер… — соблазняюще выдохнул Люциус прямо ей в ухо, посылая мурашки во все по всему телу, — …только скажите… как я могу загладить его?

Гермиона не смогла ответить, потому что, без преувеличения, не доверяла самой себе.

К счастью, Малфой уже сам проявил инициативу: горячие ладони медленно заскользили по её ногам вверх, сдвигая плотную, тяжёлую мантию в стороны… всё выше и выше… одновременно задирая подол юбки… выше… ещё выше… Наконец он потянул на себя её бёдра, укладывая Гермиону спиной прямо на неудобный стул… до тех пор, пока…

— Эррджжз! — сорвалось с её губ какое-то совершенно новое, ранее не существовавшее слово, когда сильные пальцы подцепили края её трусиков.

«Ну, по крайней мере, сегодня на мне дорогое бельё», — успела подумать Гермиона, а затем почувствовала острое сожаление о потраченных деньгах, когда Люциус рывком разорвал трусики по швам.

Она начала ёрзать и извиваться, внезапно ощутив себя беззащитной в такой недвусмысленной, открытой его взгляду позе, но Малфой, впившись пальцами в бёдра, неумолимо зафиксировал её. Он опустился на колени, развёл ей ноги ещё шире, вклинившись между ними широкими плечами, и неожиданно Гермиона поняла, что совсем не уверена в том, что именно происходит. И запаниковала:

«Безусловно, он не собирается… Он же не?.. Или всё же?.. О, боже, Мерлин!.. Нет!.. Да!.. Пожалуйста, пожалуйста… Он что, хочет?..»

Люциус без сомнений хотел.

Гермиона придумала второе новое слово, и на этот раз оно прозвучало коротким, сдавленным вскриком:

— А-а-хнгф!

Первое тягучее, нарочито ленивое касание чуть не отправило её в блаженный обморок. Язык прошёлся по всей длине складок, от пылавшей вожделением сердцевины до чувствительного комочка клитора, заставляя тело конвульсивно вздрагивать и дергаться. Ощущения стали слишком сильными, почти болезненными, и Гермиона вновь попыталась вывернуться, вырваться из цепкой хватки Малфоя. Однако все её трепыхания оказались напрасными: Люциус несомненно был сильней, к тому же занимал доминирующее положение, а потому продолжал сладостную муку ещё и ещё, и ещё… до тех пор, пока обессиленная Гермиона не обмякла, растекаясь безвольной лужицей.

Она едва могла поверить, что всё происходит наяву.

«Люциус Малфой, самый отъявленный из всех чистокровных расистов, собственным надменным ртом ублажает магглорождённую? На самом деле? Неужели? — она почти наяву видела заголовок: «Малфой вылизал грязнокровку!»

Виртуозное вылизывание постепенно перешло в глубокие, пылкие поцелуи. Упругие раскрытые губы неотступно вжимались в припухшие складки, юркий язык трепетал, то проникая внутрь, то оглаживая снаружи, и доводил Гермиону почти до безумия. Она всё глубже погружалась в состояние восхитительной гиперчувствительности, остро и сладко ощущая всё вокруг, от слабого зуда на коже бёдер после касания пятичасовой щетины Люциуса, до лёгкой щекотки его дыхания… и даже вибрацию низкого животного рыка в его горле.

Никогда раньше Гермиона ничего подобного не испытывала (она была слишком застенчива, чтобы просить, а ей никто не предлагал), но сам процесс представляла довольно часто, и вот теперь («Мантра Морганы!»)… с ней наяву происходило всё то, о чём она мечтала когда-то… и даже гораздо, гораздо больше!

Всё тело дрожало и болезненно пульсировало, Гермионе казалось, что она тает, плавится в неистовом огне желания…

«Боже мой… похоже, я сейчас умру…»

Она не была уверена, сколько ещё успела придумать новых слов, но предположила, что их оказалось немало. В какой-то момент Гермиона обнаружила себя в неожиданной, невероятной позе: с ногами, закинутыми на широкие плечи Малфоя, с лодыжками, судорожно переплетёнными у него на шее, она непрестанно вскрикивала в страстном исступлении.

С каждым глубоким толчком языка, с каждым резким лакающим движением что-то внутри неё сжималось, скручивалось, словно пружина, всё туже и туже, до тех пор, пока… наконец… просто… не лопнуло… и…

— О, БОЖЕ, ЛЮЦИУС! — вцепившись в шелковистые волосы Малфоя, она содрогалась в конвульсиях, выгибалась, отчаянно вжимая его в себя, взлетала на волне кульминации всё выше, чувствовала всё острей, чем когда-либо раньше… — ДА, ДА, О, ЧЁРТ, ДА!.. — и затем рухнула вниз, мир вокруг закачался в безумном танце, и Гермионе пришлось закрыть глаза, чтобы не раствориться в надвигавшейся слабости, грозившей сокрушить её.

Не в силах пошевелиться, она какой-то частью сознания отметила, что Люциус распутывает её конечности и пристраивает безвольно обмякшее тело на стул. Набравшись сил, она вновь открыла глаза как раз в тот момент, когда Малфой вынул из кармана платок и абсолютно невозмутимо принялся промакивать им рот и подбородок, как будто только что закончил восхитительное пиршество. А Гермиона боролась с желанием захихикать, ведь до сих пор на самом деле не могла поверить в то, что произошло несколько минут назад.

Вальяжной походкой Люциус прошёл к выделявшемуся солидными размерами председательскому креслу и как бы невзначай занял его, со всё возрастающим самодовольством и торжеством на физиономии наблюдая за тем, как Гермиона с трудом принимает вертикальное положение, оправляет юбку и делает вялую попытку привести волосы в порядок.

Насладившись подробностями, он лениво протянул:

— Итак… я был достаточно убедителен, маленькая похотливая ведьма? Вы согласны с моими условиями?

Чувствуя себя словно после грандиозной пьянки, Гермиона с удовлетворённым вздохом подтвердила капитуляцию, всё ещё ловя отголоски сладостной дрожи.

— Хорошо, я согласна. Давай клятву, Малфой.

Через приспущенные ресницы она наблюдала, как Люциус, даже не озаботившись сесть прямо, произнёс заклинание, припечатав его небрежным взмахом палочки.

— Ваша очередь, мисс Грейнджер.

Она призвала свою палочку с выражением трепетной кротости. А как только пальцы крепко стиснули отполированное дерево, указала на Малфоя и невозмутимо произнесла:

— Экспеллиармус, Инкарцерос, Дивестио, Силенцио.

«Коленопреклонённый Люциус между моими разведёнными ногами бесспорно прекрасен, но он же, только совершенно голый, немой и привязанный к стулу веревками, словно огромный подарок, абсолютно неотразим», — эта мысль натолкнула Гермиону ещё на одну идейку, так что она торжественно провозгласила:

— Лемескус, — и довольно захихикала, когда его нагой, дёргавшийся в безуспешных попытках освободиться торс опоясал гигантский атласный бант красного цвета.

Выражение лица Малфоя было бесценным, абсолютно бесценным! Никогда ещё он не выглядел таким разъярённым!

— Рассчитывал и жирный кус съесть, и на меня залезть, не так ли, Люциус? — сладко пропела Гермиона, расстёгивая «отвратительную накидку» и скидывая её небрежной кучкой на пол. — Ну, теперь я тут за главную. А после сегодняшнего моего фиаско (чтоб ты провалился!) абсолютно исключено, что я помогу тебе пробраться на ту должность в Финансовом управлении. Тем более ты уже дал клятву, так что, если ценишь собственную симпатичную мордашку так высоко, как я думаю, у тебя особо-то и выбора нет в этом вопросе.

Его серебряные глаза потемнели, словно гранит в ненастье, тут же загораясь яростными вспышками гнева.

— Грязнокровная сука, — оскалившись, безмолвно выдавил Малфой сквозь стиснутые зубы.

Возбуждённая той властью, что имела теперь над ним, Гермиона двинулась к Люциусу, на ходу сбрасывая одежду и плавно покачивая бёдрами,

— Знаешь, а мне ты такой молчаливый и послушный даже нравишься, — протянув руку, она поправила бант, разгладив огромные петли атласа на его груди. — Замечательное усовершенствование.

Стянутые верёвками мускулы напряглись, и Люциус неожиданно рванулся в её сторону, заставив Гермиону шарахнуться назад.

— А, а, а, — она насмешливо погрозила ему пальчиком. — Тебе нужно научиться сдерживать свой вспыльчивый нрав. Такой вредный Малфой никому не нравится.

Она завела руки за спину, расстегнула лифчик и, сняв его, швырнула Люциусу прямо в лицо. Усмехнулась, заметив вспыхнувший в его глазах похотливый блеск, расширившиеся зрачки… и ещё кое-что…

— К счастью для тебя, Малфой, — пробормотала Гермиона, опускаясь перед ним на колени и не отрывая взгляда от его огромного, соблазнительно твёрдого члена: — Леди никогда не оставляет джентльмена неудовлетворенным…