Эдвард.

Черт возьми, мне не стоило садиться за руль в таком состоянии. Я думал, что поездка домой успокоит меня, даст взглянуть на все со стороны, но чем больше я об этом думаю, тем больше злюсь. Меня совсем не радовала перспектива провести выходные в доме родителей Ирины, и не в последнюю очередь потому, что приглашения получили и Карлайл с Эсми и Элис. Мысль о том, чтобы провести все выходные, мирясь с едкими замечаниями Карлайла, вовсе не казалась привлекательной. Однако сегодня эти замечания делала Ирина.

Она отпускала довольно резкие комментарии о том, что я простой семейный врач, а когда она напрямую спросила у моего отца, не может ли он восстановить сделанное мне предложение о стажировке в Вирджиния Мейсон, я психанул. Не желая привлекать к нам еще больше внимания, я весь ужин сидел, стиснув зубы и не выпив ни глотка вина, потому что собирался сказать ей, что мы уходим, как только ужин закончится.

Но когда я обнаружил ее на кухне, где она жаловалась Карлайлу, что она просто «пытается воззвать к моему разуму», мои глаза застлала красная пелена, и я ушел. Я начинал подозревать, что она доверялась Карлайлу, потому что то, что она в последнее время говорила, подозрительно напоминало типичные жалобы и недовольства моего отца. И сегодняшнее тому подтверждение вывело меня из себя.

Прошел уже месяц с Таниной свадьбы. Месяц, который я провел, пытаясь наладить свой брак. Пару дней после свадьбы Ирина чуть ли не мурлыкала от довольства, тогда как меня пожирало чувство вины и отвращения за то, что я с ней сделал. Ее хорошее настроение продлилось два дня, потом она снова попыталась инициировать секс, и все затрещало по швам.

Ее непрекращающиеся насмешки о моей работе, о том, что у нас нет своего жилья, о том, что я, мать ее так, не сплю с ней, изводят меня. Я действительно стараюсь найти хоть что-то, на что я могу опереться. Что-то, что убедит меня в том, что я смогу все наладить, но чем старательнее я ищу, тем больше нахожу причин тому, почему это не сработает.

Я организовал нам уикенд… своего рода второй медовый месяц. Не лучшая из моих идей, но я, правда, думал, что смогу это сделать. Но не прошло и часа нашего путешествия, когда я начал испытывать это ужасное чувство под ложечкой. Она была так счастлива в тот момент, безумолку трещала о будущем, даже путалась в словах.

Она описывала будущее, в котором я пытался продвинуться в своей карьере в медицине, пока она сидела дома… с кучей детишек… в идеальном доме, как у ее сестры. Худшим в этом всем для меня было то, что она говорила не о далеком будущем, нет, воплощение всего этого она видела в ближайшем времени. Ее голос слился в сплошной шум, а мой недолго игравший энтузиазм спасти наш брак быстро испарился.

К тому времени, когда мы приехали в отель, я уже жалел, что выбрал его в таком отдаленном месте. Обстановка смотрелась бы уместно на обложке сентиментального романа. Домик, расположенный на берегу озера в окружении заснеженных елей. Глаза Ирины заблестели от предвкушения, как только она это все увидела.

Заметив ее реакцию, я решительно настроился забыть о том, как ее планы заставили меня себя почувствовать. Я решил, что лучше всего будет продвигаться пошагово. Я пытался забыть о будущем и сосредоточиться на предстоящем уикенде. Взяв ее за руку, я отвел ее в номер, не сомневаясь, что мы сможем найти способ все наладить.

Комната была прекрасна. Ирина восторженно улыбалась, глядя на лепестки роз на кровати и шампанское со льдом. Я пытался игнорировать тот факт, что ее восторг вгонял меня в уныние, а когда она принялась целовать меня и избавлять от одежды, я охотно ответил взаимностью… или просто попытался. Но опять все пошло по новой. Ее губы были не те, которые я жаждал. Я закрыл глаза, целуя ее сильнее, прижимая крепче, но не мог вызвать в себе чувств. А когда в мыслях возник образ Беллы, стало еще хуже, потому что я не мог опять поступить так с Ириной.

Она была в ярости, когда я уже в который раз отодвинулся от нее. Я хотел поговорить, но она не стала слушать, просто умчалась из комнаты, а к тому времени, когда я вышел ее искать, ее уже нигде не было. Когда она наконец вернулась, то все равно не стала меня слушать, и я не могу сказать, что винил ее. Всю ночь мы спали спиной друг к другу. Я хотел притянуть ее в объятья, думал, что все станет нормально, если я отыщу в себе хоть отголоски тех чувств, что испытывал к ней вначале, но я не мог и дальше сбивать ее с толку, посылая противоречивые сигналы, поэтому так и продолжал лежать без сна большую часть ночи, переживая из-за того, что не знал, как это изменить.

В субботу утром она проснулась и вела себя, будто ничего не случилось. Я все равно попросил прощения, но она отметала все мои попытки обсудить случившееся. В конце концов, я решил бросить тему и сосредоточиться на том, чтобы мы хорошо провели день, надеясь, что он приведет к хорошей ночи, когда будем только мы вдвоем. Как же я был наивен. За завтраком она представила меня паре, с которой познакомилась, когда ушла прошлым вечером, и заявила, что день мы проведем вместе с ними.

Я до сих пор не понимаю, почему она захотела потратить весь день на незнакомых нам людей. День был скучным, но видя, что Ирина хорошо проводит время, я подыграл ей. Однако вечером, когда мы собирались ложиться спать, она отметила, как здорово провела сегодня день, и пожаловалась на то, что я не мог быть таким, когда мы были наедине, что в итоге привело к серьезной ссоре.

Той ночью, лежа к ней спиной, я осознал, что Ирина влюбилась в мужчину, которым я был, когда играл роль того, кого все ожидали во мне видеть. Мужчину, которым я столько времени пытался быть, чтобы завоевать одобрение Карлайла. И тогда я понял, что всякий раз, когда я терял бдительность, когда пытался быть самим собой, Ирине это не нравилось. Она не знает меня. Думаю, что, возможно, никогда и не знала, и за это мне некого винить, кроме себя самого.

По дороге домой я снова пытался с ней поговорить. Она заткнула уши наушниками и отвернулась к окну. Если я прикасался к ее руке, она отдергивала ее и поворачивалась ко мне спиной. В одиночестве ночи я пришел к заключению, что не мог спасти свой брак. Сердце больше не хотело этого, и она заслуживала право знать, но мне не удавалось заставить ее выслушать меня. К тому же, межштатное шоссе было не лучшим местом для этого разговора.

Когда мы приехали домой, она ринулась прямиком в дом. Я слышал, как она захлопнула дверь ванной, когда вносил чемоданы.

Эсми встретила меня у лестничной площадки и отвела на кухню. Закрыв дверь, она оперлась на нее с самым тревожным выражением, которое я только видел на ее лице, и спросила, что случилось.

Между мной и Эсми всегда было полное взаимопонимание. В большинстве вопросов она твердо стояла на стороне Карлайла, но я был сыном ее сестры. Она привезла меня сюда, когда погибли мои родители, когда я бескрайне нуждался в ней. Она была рядом. Просто она мудро выбирает сражения, в которых стоит участвовать. Хотя я всегда знал, что наедине я могу полностью довериться ей. И с этой мыслью на сердце я рассказал ей, что хотел расторгнуть брак.

Она слушала, как я изливал ей свое сердце о том, что, по моему мнению, мы с Ириной хотели разного от жизни. Я сорвался, когда признался ей, что больше не люблю Ирину и чувствую, что она цепляется за надежду в то, что сможет построить со мной жизнь, которой я жить попросту не могу.

Я доверился ее мудрости, когда она сказала, что все пары проходят через такие периоды сомнений. Эсми объяснила, что это был переходный период, что Ирине, вероятно, было нелегко смириться с тем, что жизнь ее сестер в последнее время так стремительно пошла в гору. Таня недавно вышла замуж и переехала в новый дом, а Кейт ждала рождения третьего ребенка. Эсми говорила, что вполне естественно, что Ирина чувствовала, будто ее собственная жизнь стоит на месте.

Я хотел открыть Эсми все свои чувства, потому что мне казалось, что она не слушала меня, когда я говорил, что не люблю свою жену. Но, конечно же, я не мог этого сделать, потому что тогда пришлось бы рассказать ей о Белле, а я не видел смысла в том, чтобы мутить и без того мутную воду.

Эсми предложила нам сходить на семейную консультацию, и в тот момент это предложение, казалось, имело смысл. В своем отчаянии я с готовностью принял его, обещая, что испробую все, чтобы спасти свой брак… прежде чем сдаться.

Я не мог наладить контакт Ириной, она, казалось, решительно настроилась избегать меня. Она ясно дала понять, что не хочет говорить, уходя из комнаты, как только я в нее заходил. Если я был дома, она уезжала, заботясь о том, чтобы мы никогда не оставались наедине… кроме как ночью в кровати. В мгновение ока она превратилась из типичной приставалы в настоящую игнорщицу. Как-то ночью я пытался поговорить с ней о консультации, на что она ответила язвительным замечанием о том, что мне, по-видимому, нужно пойти проконсультироваться по поводу моей неспособности вызвать эрекцию.

Больше я эту тему не затрагивал.

За последнюю пару недель напряжение в нашем браке стало невыносимым. Сегодняшний вечер был тому примером. Она явно была в доверительных отношениях с Карлайлом, хотя со мной говорить отказывалась, а его влияние никогда не было таким ощутимым, как сегодня. Одно дело сталкиваться с его разочарованием во мне, но слышать, как Ирина открыто выказывает свое недовольство мной перед всеми, было выше моих сил. Я должен был убраться оттуда.

И вот я мчусь домой, перебирая тонну мыслей в голове.

Резкий звонок мобильного заставляет меня подскочить, а кровь закипеть в венах. Каждый раз, когда он звенит мелодией, которая, как сказал Карлайл, звучит подобающе при моей профессии, я вспоминаю о роли, которую играю, роли, которая, как я думал, приведет меня к чувству удовлетворения. Будучи врачом, я знал, что мне стоит ожидать постоянных звонков с вопросами, но я никогда не думал, что это будет вызывать во мне такие чувства, и что в реальности все окажется совсем не так. Мне это кажется забавным, потому что одна из вещей, которые по-прежнему восхищают меня в Карлайле, это то, что он был рожден, чтобы стать врачом.

Открыв телефон, я смотрю на дисплей: легок на помине. На мгновенье я подумываю нажать на сброс, но потом понимаю, что так только отсрочу неизбежное. Я снимаю трубку.

– Где ты, черт возьми? – гавкает он.

– В двух милях от Порт-Анжелеса, – тут же отвечаю я.

– Ты что, получаешь удовольствие, унижая нас, Эдвард? – спрашивает он. – Как это, по-твоему, выглядит… ты просто невозможен.

Я стискиваю зубы, сильнее сжимая руль.
– Мне плевать, как это выглядит, черт побери! Тебя это не касается, – ору я. – Она не имела никакого права говорить с тобой о нашем барке.

– Возможно, если бы ты проводил с ней больше времени и слушал ее, ей бы не пришлось говорить со мной! – вопит он.

Во мне вскипает ярость, и мне становится непросто сосредотачиваться на дороге.
– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, – проговариваю я через стиснутые зубы. – Не лезь в это!

Я слышу его дыхание в трубку, пока он не заговаривает снова.
– Мы все остаемся здесь, как и планировали. Я предлагаю тебе взять пару дней выходных и подумать о том, как тебе повезло, что у тебя есть такая как Ирина. Лучше тебе и не найти!

И после этого язвительного замечания он вешает трубку.

До Форкса остается всего шесть миль, но я не могу ехать дальше… мне нужно успокоиться. И хотя смерть стала бы спасением от этого кошмара, я бы не хотел сейчас так развлекаться. Я въезжаю в Порт-Анжелес, намереваясь заехать куда-нибудь выпить кофе и собраться с мыслями. Сбросив скорость, я проезжаю по улицам и смотрю на дома в поисках места, где можно было бы остановиться.

Пока я осматриваю район, мой взгляд привлекает, как мне показалось, совершенно обычная парочка, затеявшая ссору у входа в магазин. Девушка яростно машет руками, привлекая мое внимание, а разозленное выражение лица парня лишь мельком откладывается в сознании. Я смотрю на них в последний раз, когда проезжаю мимо, и вид девушки заставляет меня встряхнуться… Белла?

Я нагибаюсь, чтобы посмотреть еще раз, когда машина ровняется с парочкой. Это она. Она мчится прочь от парня, который продолжает орать, но не идет за ней. Я инстинктивно выворачиваю руль, делая неудобный разворот, едва обращая внимание на гул клаксона. Она скрывается за поворотом, и я еду за ней. Проезжая мимо, я останавливаюсь и выскакиваю из машины.

– Белла! – кричу я.

Она резко останавливается, потрясенно распахивает рот и отворачивается, отчего волосы веером рассыпаются по ее плечам. Ускорив шаг, я быстро ее нагоняю.
– Подожди! – зову я.

Она не останавливается, так что я тянусь и хватаю ее за руку.
– Белла, остановись!

Она резко вырывает руку из моей хватки, но все же поворачивается ко мне лицом.
– Что тебе надо, черт возьми? – резко выплевывает она с нескрываемым ядом в голосе.

Я снова беру ее за руку и разворачиваю к себе. Оглядевшись по сторонам, я нигде не вижу парня, с которым она ругалась.
– Я хочу убедиться, что с тобой все хорошо, – говорю ей я. – Что это был за парень? Что он тебе сделал?

От одних этих вопросов кровь снова мчится по моим венам с бешеной скоростью.

– Будто бы тебе есть дело! – кричит она. Злость, которую я слышу в ее голосе, дополняет боль, отразившаяся на лице и отчаяние в глазах. Внутри меня все сворачивается, потому что, сдается мне, выражение ее лица и глаз не имеют никакого отношения к тому, что произошло с ней сегодня вечером.

Я приподнимаю ее подбородок пальцем, заставляя ее посмотреть на меня. Она тяжело дышит и встречается со мной взглядом.
– Есть, – настаиваю я.

Она прикусывает губу и смотрит на меня блестящими глазами. Ее грудь тяжело вздымается, а злость в глазах начинает пропадать.

– Пойдем, – зову я, осторожно потянув ее в сторону машины.

К счастью, она идет за мной, но кажется, что сил у нее совсем не остается, и она едва ли не онемевает, когда я подвожу ее к пассажирскому сидению и придерживаю за руку, пока она садится. Я склоняюсь над ней, наши лица всего в дюймах друг от друга, пока я пристегиваю ее ремень безопасности. Конечно, это все облегчение оттого, что она в безопасности, заставляет мое сердце колотиться в груди.

– Что там происходило? – спрашиваю я, включая двигатель.

– Ничего, – неубедительно отвечает она.

– Или ты скажешь мне или я развернусь и спрошу у него сам! – предупреждаю я, чувствуя, как во мне все воспламеняется оттого, что этот ублюдок обижал ее. И вдруг перспектива столкнуться с ним кажется уже не такой плохой.

Хотя краем глаза я замечаю, что она смотрит на меня… как мне кажется, с опаской.

Она тяжело вздыхает.
– Ничего. Просто он вел себя как козел.

– Кто?

– Марк, – отвечает она, будто я должен знать, кто такой Марк.

– И кто такой Марк? – спрашиваю я, мельком поглядывая на нее. – Твой парень?

Ревность словно кинжалом колет меня, пока я жду ее ответа. Руки крепче сжимают руль.

– Нет, Эдвард, он не мой парень, – язвительно тянет она.

Я не имею права испытывать от этого облегчение.

– Что ты делаешь на улице… – я поглядываю на приборную панель, – в одиннадцать часов вчера в пятницу, если ничего не случилось? – Мой голос звучит все громче с каждым словом, и мне ничего не хочется так сильно, как оторвать голову тому мудаку.

– У Чарли ночная смена… – она пытается придать голосу небрежности, но я слышу страдание в ее голосе, который становится все тише с каждым словом.

Я бросаю на нее взгляд. Она отвернулась от меня и смотрит в окно. Уголки ее губ опущены вниз, но мой гнев рассеивает чувство одиночества, исходящее от нее. Я знаю, как сильно она ненавидит оставаться дома одной, и хотя я знал, что она много времени проводит одна, читая на поляне, чтобы не оставаться дома в одиночестве, я никогда не думал, что она станет из-за этого бродить по улицам ночью.

– Разве он тебя не проверяет? – спрашиваю я, сдерживая комментарий о том, что это безответственно.

Она качает головой.
– Он почти не бывает дома. – В ее смешке отражается горечь. – Ты же знаешь обо всем, мы уже это обсуждали. – А в голосе слышится упрек, будто она думала, что я не слушал ее признаний. – Он говорит со мной, только когда я сделала что-то не так, и это привлекло его внимание. Как когда Карлайл позвонил ему и рассказал, что я напилась на свадьбе… в тот день он проговорил со мной целых десять минут! – язвительно говорит она.

Судя по тому, что она мне рассказывала, казалось, что Чарли Свону было нелегко совладать с запутанными эмоциями дочери. Я всегда подозревал, что ее поведение, облик, который она демонстрировала окружающему миру, были призваны привлечь внимание Чарли. Она не плохой человек, какую бы репутацию ни пыталась себе обеспечить. Судя по всему, она часто дерзила в школе, и Чарли не раз забирал ее из Порт-Анжелеса, как и я сейчас, но, по словам Элис, обычно она была с подругами.

Элис беспокоится о ней и доверяет в этом мне. По большей части мне не нравится то, что я о ней слышу, но я знаю Беллу достаточно хорошо, чтобы понимать, что это все ради внимания.

– Твои друзья не будут тебя искать? – спрашиваю я, хотя мы уже почти выехали из города.

– Сегодня мы с Марком были вдвоем, – пожимает плечами она. – И он не станет меня искать.

Больше она ничего не говорит, и какое-то время мы едем в тишине, пока я не заговариваю снова.

– Ты не должна подвергать себя опасности, чтобы привлечь внимание отца, – тихо говорю я.

Ее плечи чуть опускаются, но потом она снова выпрямляет спину, и я понимаю, что она не хочет говорить об этом.

Тишина, повисшая между нами, бесконечна, как стелящаяся впереди дорога. Я то и дело мельком поглядываю на нее, безошибочно понимая, что я скучал по ней. Это первая наша встреча после свадьбы. После нашего поцелуя. И воспоминания об этом поцелуе воспламеняют меня, напоминая о практически непреодолимом притяжении, которое я испытывал только к Белле.

Карлайл был в ярости на следующий день после свадьбы. Бухтел и ворчал о том, какое дурное влияние она оказывала на Элис, хотя в его словах я слышал упрек и в адрес моих собственных действий. Он подозревает, в этом я не сомневался.

С Ириной было все также. Сложно было не заметить уверенность в ее голосе и обиду в глазах. Я едва это выносил. Это вызывало во мне желание попытаться сделать все, как она хочет, стать тем, кого она хочет видеть во мне.

– Я скучала по тебе. – Ее голос как дуновение ветра. Я задумываюсь, не почудилось ли мне это, потому что она озвучила мои мысли, но, когда она поворачивается ко мне и встречается со мной взглядом своих широко распахнутых глаз, я понимаю, что она произнесла это вслух. – Я действительно приношу извинения твоей семье. Но не жалею о том, что произошло между нами… Я все время думаю об этом… я…

– То, что произошло – моя вина, Белла. Я не должен был позволить этому случиться. Это я должен просить прощения.

– Должен, – бормочет она голосом, в котором слышится надежда.

Через неделю после свадьбы она пришла к нам, рассыпаясь в извинениях. Если бы не Эсми, ее бы и на сто футов не подпустили к дому. Эсми усмирила Карлайла и настояла на том, чтобы мы выслушали ее. Ирина была в ярости оттого, что Беллу впустили в дом. Элис была вне себя от горя, потому что Карлайл запретил ей общаться с Беллой. Карлайл с цинизмом отнесся к ее извинениям, а я не мог перестать думать, что ей не за что перед ним извиняться.

Мне стыдно признать, что я стоял, уставившись в стену, пока она говорила… но мне было больно за нее. Потом я убеждал себя, что тогда было не время выходить из тени, это лишь унизило бы Ирину, и начался бы сущий кошмар. Я убедил себя, что вел себя разумно, это было не время и не место. Но это было не так. Если когда и было время вступиться, то именно тогда.

Но я этого не сделал… и момент прошел. Я подвел ее.

– Я сожалею, – тихо говорю я.

Она цинично фыркает.
– О чем, Эдвард? О том, что поцеловал меня или о том, что мы чуть не попались?

Я съезжаю на обочину. Вырубаю двигатель и поворачиваюсь к ней.
– Я сожалею о том, что подвел тебя, Белла. Я поступил неправильно.

Мой взгляд устремлен в темноту за окном у нее над головой. Я слышу, как она ерзает в кресле, прекрасно понимая, что она поворачивается ко мне лицом.

– Если это было так неправильно, тогда почему казалось таким правильным? Как так получается, что ничто в моей жизни не кажется таким правильным, как то, что я с тобой? Я чувствовала, что нахожусь именно там, где хочу быть… и с тем человеком, с которым хочу быть. Если все это неправильно, как ты это объяснишь? Как ты объяснишь это чувство, будто ты со мной и чувствуешь то же, что и я каждое мгновенье?

Во рту пересыхает. Она в точности описала мои чувства, которые я так долго пытаюсь игнорировать. Меня тянет к ней словно под силой притяжения, и я поворачиваюсь в ее сторону. Мои глаза пристально смотрят в ее, я вижу, как в них образуются слезы.

– Я беспокоюсь о тебе, – говорю я, не думая.

Она моргает, и слезинка скатывается по щеке. Она яростно стирает ее.
– Почему?

– Потому что я обидел тебя, я не хотел этого делать. – Я тянусь к ней, но отдергиваю руку. – И ты слоняешься по городу в поздний час, подвергая себя опасности, потому что тебе больно.

– Я не твоя ответственность, Эдвард.

– Я этого и не говорил, но я забочусь о тебе. – Я провожу пальцами по волосам. – Слушай, мне просто ненавистна мысль о том, что ты бродишь по улицам с такими типами. Из-за чего вы ссорились?

– Не из-за чего, что касалось бы тебя, – огрызается она с отчетливо слышимым огорчением в голосе. – Это не имеет значения. Он просто придурок.

– Он пытался тебя обидеть?

Она мотает головой.

– Он пытался заставить тебя сделать что-то…

– Да почему ты просто не спросишь меня, черт возьми? – внезапно кричит она, удивив меня.

– Ты трахаешься с ним?

Ее взгляд суровеет, а нижняя губа начинает дрожать, и она смотрит на меня. Я вижу ее разочарование.
– Ты меня не слушаешь, да? – в неверии шепчет она. – Я говорила тебе, что не хочу никого, кроме тебя. Я хочу, чтобы ты был у меня первым. – Слезинка стекает по ее щеке. – И хотя я не могу заполучить тебя, для кого-то другого я уже не доступна.

Я закрываю глаза, и образы, которые я не имею никакого права рисовать в своем сознании, искушают меня.
– Белла. – Мой голос срывается. Я хочу сказать ей, что она не может и дальше говорить мне такие вещи, но разве я сам не просил ее о том, о чем просить не имел права? Разве я был здесь не потому, что глубоко внутри меня сидело чувство. Что бы она сейчас ни говорила, всякий раз, когда мы с ней сидели на поляне, я ловил каждое ее слово.

Я знаю о ее чувствах ко мне. Я всегда о них знал, потому что чувствую то же самое. Когда я впервые наткнулся на нее на поляне, я был удивлен, увидев ее там одну под деревом с книгой в руках. Я вышел прогуляться и не осознавал, как далеко забрел, пока не нашел ее. Поляна в целой миле от ее дома.

Она рассказала мне, что любит проводить там время, читая, когда Чарли нет дома. Звуки природы, окружавшие ее, нравились ей больше жужжания холодильника и тиканья часов. Она сказала, что приходит туда каждый день, и прошло немного времени до того момента, когда я начал находить поводы то и дело ходить на прогулку в том направлении. И в итоге мне уже не нужен был повод, я просто приходил туда раз или два в неделю.

Она никогда не задавала вопросов и не просила большего. Умом я понимал, что это неправильно, но совместно проведенное время стало для меня бесценным, и я не мог остановиться. Наши разговоры поначалу были довольно бессмысленными, но однажды я обнаружил ее всю в слезах, и она призналась мне в том, как несчастна была. С того момента все изменилось. Я заметил, что тоже начинаю открываться ей, и с ней, в отличие от остальных, я чувствовал, что, открываясь ей, становлюсь ближе.

Труднее всего было держаться подальше от этой поляны в последние четыре месяца. Я нередко оказывался на полпути к ней, но понимал, что если я хочу дать шанс своему браку, я должен держаться подальше от Беллы. Я не доверял себе, чтобы мог пойти на поляну… особенно после того, как поцеловал Беллу.

Я слышу, как она шумно сглатывает и выдыхает, возвращая меня в настоящее.
– Я знаю, что не должна быть честна с тобой, но ничего не могу с этим поделать, – тихо говорит она без тени сожаления. – Может, мне стоит позволить какому-нибудь случайному парню трахнуть меня, может быть, тогда я смогу выбросить тебя из головы.

Я знаю, что она пытается сделать, но от этого вынести вспышку ревности мне ничуть не легче.
– Перестань пытаться спровоцировать мою реакцию, Белла, – предупреждаю я.

Отчаянно желая перевести разговор в менее личное русло, я спрашиваю ее, куда она направлялась, когда я ее нашел.

– Я собиралась сесть на автобус до дома, – она пристально смотрит на меня и прищуривает глаза. – Я думала, что ты с семьей уехал из города на выходные. Элис говорила, что вы собирались в Сиэтл.

– Они все еще там. Я… я должен был поехать домой. – Мое настроение моментально портится от напоминания.

– Почему?

Я завожу двигатель, но она, видимо, замечает перемену в моем настроении, потому что тут же хватает меня за локоть.
– Поговори со мной, – шепчет она.

– Мне просто нужно было убраться подальше от них. Я не могу выносить… – Я замолкаю. Мне не следует говорить с ней об этом.

Я поворачиваюсь к ней и с вымученной решимостью говорю:
– Я отвезу тебя домой.

Видя, что я настроен решительно, она не спорит, и поездка в Форкс проходит в полной тишине. Но она срывается, когда я сворачиваю на ее улицу.

– Не надо отводить меня домой! – внезапно просит она и замолкает. – Мне отчаянно нужно поговорить с тобой, – признается она уже спокойнее. – Но я бы не рискнула звонить тебе домой или в офис. Мне нужно… Я больше не могу держать это в себе.

Ее отчаянный тон напоминает мне о том, как ужасно мне было, когда мне не с кем было поговорить об этом. Видимо, для нее все еще хуже, после того, как я подвел ее, когда она пришла извиниться несколько недель назад, и я не могу снова оставить ее просто так. Последние полчаса, проведенные с ней в полной тишине, сводили с ума, и хотя я понимаю, что это полное сумасшествие, я все равно проезжаю мимо ее дома.

– Куда мы едем? – спрашивает она.

– Ты права, Белла, нам нужно поговорить об этом. Нам нужно обсудить произошедшее на свадьбе – и основательно. Мы едем ко мне домой.

Нам необходимо выговориться и придать всему какой-то смысл. Она снова замолкает, когда я подъезжаю к дому. Белла выходит из машины, не успеваю я даже вынуть ключ из зажигания, будто боится, что я могу передумать.

Она стоит на пороге, дожидаясь, когда я открою дверь, а потом смущенно улыбается, когда я распахиваю ее и жестом приглашаю внутрь. Я запираю за нами дверь.

– Я сделаю кофе, – говорю я, направляясь на кухню. Она тихо, но торопливо шагает за мной.

В доме стоит оглушающая тишина, пока я вожусь на кухне, готовя кофе, снова обдумывая, стоило ли ее сюда приводить. В конце концов, я поворачиваюсь к ней лицом. Она опирается на стол, сложив руки на груди и выжидающе на меня глядя.

– Присаживайся, – предлагаю я, подходя к столу.

– Мне и здесь нормально, – отвечает она смущенно.

– Ладно, – вздыхаю я и, выдвинув стул, разворачиваю его к ней. Я сажусь, не отрывая от нее взгляда. – Я сожалею, что…

– Ох, Господи… – рычит она сквозь стиснутые зубы. – Не надо меня нянчить, Эдвард! Я не ребенок, черт возьми!

– Я не нянчу тебя. Я пытаюсь сказать, что сожалею о том, что забылся и воспользовался тобой.

– Ну вот опять! – кричит она, отталкиваясь от стола и делая шаг ко мне. – Ты не пользовался мной, ты поддался своим чувствам.

Я не могу это отрицать.
– Да, – признаю я. – Но от этого лучше не становится. Я должен был подождать.

То, что она сейчас стоит передо мной, глядя на меня таким взглядом, только подчеркивает мои чувства. Я вижу жажду в ее глазах, и без сомнений могу почувствовать ее в своем сердце. Мне не хватало наших разговоров и смеха. Мне не хватало ощущений, которые она пробуждает во мне, когда мы вместе, будто я не должен ничего от нее прятать.

Я поддался своим чувствам, что делаю и сейчас, я должен был подождать, пока, по крайней мере, не поговорю с Ириной на чистоту. Нашему браку пришел конец, и, оттягивая это, я никому не делаю лучше… лишь испытываю собственную слабость.

Отблеск надежды в ее глазах чуть ли не заставляет меня поежиться.

– Подождать? – спрашивает она, ловя мой взгляд, и я не сомневаюсь, что она понимает, о чем я думаю.

Меня разрывает на части. Если я скажу ей, что творится у меня в голове, это лишь усилит ее надежду, но, с другой стороны, так я снова предам Ирину. Где-то между делом я прихожу к заключению, и, возможно, случилось это в последние полчаса, что Ирина должна узнать первой.
– Я должен подождать, – говорю я, отводя взгляд.

– Эдвард?

Мой взгляд снова мечется к ней. Она выглядит взволнованной как никогда, будто стоит на краю обрыва в ожидании моего сигнального кивка. Сердце начинает колотиться быстрее, когда меня сражает весь спектр моих чувств к ней. Я чувствую, как оно начинает грохотать в груди.

И хотя с виду в этом нет никакого смысла, я люблю ее. Я уверен в этом, как ни в чем другом в своей жизни. Мне не хватает ее. Мне не хватает связи, возникшей между нами. Мне не хватает возможности быть самим собой с ней, потому что я не могу быть собой больше ни с кем другим. Я не могу заставить себя разлюбить ее, равно как не могу заставить себя полюбить Ирину.

Она делает еще один несмелый шаг в мою сторону. Сердце готово вырваться из груди. Было бы так легко отпустить тормоза, я даже больше не знаю, за что держусь.

– Чего ты ждешь? – спрашивает она.

Я знаю, что она имеет в виду мои недавно сказанные слова, но это самый уместный вопрос, который она только могла задать.

– Той ночью… на свадьбе… все было по-настоящему, правда? – Ее глаза всматриваются в мои в поисках ответа. – Я люблю тебя, Эдвард.

– Это было по-настоящему. – Мои слова звучат тихо и размеренно. Ее глаза широко распахиваются.

– И ты любишь меня?

Я киваю. Она делает шаг, но не в мою сторону. Она отступает назад, пока не натыкается на стол. В ее глазах стоят слезы.

– Скажи это!

Все чувства, что так долго подавлял, взрываются в моей груди.

Я отпускаю их.

– Я люблю тебя, – признаюсь я, сокращая расстояние между нами.

Обхватывая ее лицо ладонями, и приподнимаю его к себе.
– Я люблю тебя, Белла. – Я приглушаю ее вздох облегчения своими губами. Она отвечает на поцелуй с невиданной страстью.

Все мое тело дрожит оттого, как я нуждаюсь в ней. Мое тело прижато к ее телу от колен до груди, но я все равно недостаточно близко. Наши языки ласкают друг друга среди вздохов. Мои руки неторопливо проходятся по ее бокам, наслаждаясь теплом ее кожи под рубашкой. Я сажаю ее на стол. Она разводит ноги, и я встаю между ними, наслаждаясь близостью.

Разорвав поцелуй, я упираюсь лбом в ее лоб.
– Белла! – вздыхаю я.

– Не останавливайся, – восклицает она. – Пожалуйста!

В груди разгорается страсть, смешиваясь с любовью, которая уже поглотила меня. Чистейшая сила эмоций, пронзивших меня, должна была бы меня напугать, но, к моему удивлению, этого не происходит. В этот самый момент эти эмоции внушают трепет.

– Я все сделаю правильно, – обещаю я. – Дай мне еще немного времени.

– Обещай мне, что мы будем вместе, – говорит она, отодвигаясь и глядя мне в глаза. – Ты нужен мне. Я хочу тебя!

Она оставляет дорожку легчайших поцелуев по линии моей челюсти. Ее ноги обхватывают мои бедра, а мои руки прижимают ее ко мне. Она стонет, когда я упираюсь в нее своим возбуждением.
– О господи! Я хочу тебя, – повторяет она, задыхаясь.

– Я так сильно этого хочу, Белла, – шепчу я, отстраняясь и заставляя ее посмотреть на меня. – Это настоящее. Я хочу тебя, но сейчас неподходящее время. Не сегодня… нам нужно подождать. – Я смотрю в бездну ее глаз, и внезапно мои слова кажутся мне мелочными и бессмысленными. – Я больше не могу быть в стороне от тебя, – говорю я со стоном.

Мои пальцы в ее волосах, обхватывают шею у основания. Дыхание сбивается от моих попыток сдержаться. Она обнимает меня крепче, и я издаю стон.
– Я больше не могу этому сопротивляться.

– И не надо, – просит она.

Вдруг она снова в моих объятьях, обнимает меня. Я иду. Сам не уверен, куда направляюсь. Я спотыкаюсь на лестнице, и она обхватывает меня сильнее, дыша мне в шею, пока я поднимаюсь наверх. Ее губы порхают по моей коже, пока я с ноги открываю дверь. Комната Эммета. Он уже несколько месяцев не был дома. Кровать убрана, в ней никто не спал. Мои глаза закатываются от облегчения.

Я опускаю ее на кровать, и она утягивает меня за собой. Наши тела плотно прижимаются друг к другу. Я двигаюсь над ней, мои руки блуждают по ее телу, пробираясь под одежду. Она выдыхает мое имя снова и снова, я никогда прежде не чувствовал с кем-то такой связи. Она все, чего я хочу.

Ее рубашка уже снята, и мои пальцы с внезапной ловкостью расстегивают ее лифчик. Я упиваюсь открывшимся передо мной видом, она совершенна. Ее кремовая кожа мягка под моими пальцами. Нос улавливает сладкий запах ее кожи с резковатым ароматом возбуждения, и мой рот наполняется слюной.

Пальцами я провожу по ее возбужденным соскам и восхищаюсь тем, как изгибается ее тело под моими прикосновениями. Прокладывая дорожку поцелуев вдоль ее стройной шеи, я провожу языком по пульсирующей под кожей вене и нежно посасываю. Она выгибается в моих руках.

– Эдвард! – вздыхает она.

Когда мои губы опускаются к изгибу ее груди, я чувствую биение ее сердца. Я снова поднимаюсь выше, чтобы встретиться с ней взглядом.
– Скажи мне остановиться, – молю я, вдруг вспомнив, что это ее первый раз, и боясь, что это слишком для нее.

– Ни за что! – она обхватывает мое лицо ладонями и снова притягивает к себе. – Ты не причинишь мне боли, – настаивает она. – Я хочу этого.

Она нетерпелива, дрожит и открывается мне. Я жажду ее. Меня поглощает нужда физически продемонстрировать ей, как сильно я ее люблю.

К тому времени, когда на нас не остается одежды, я уже горю. Мои пальцы исследуют каждую пору, каждую изящную черточку ее прекрасного тела. Я касаюсь ее влажности, а когда погружаю палец внутрь, она издает громкий вздох. Я замираю, ловя ее взгляд.
– Все хорошо? – шепчу я.

– Да, – она решительно кивает, кусая губу. Ее глаза блестят в слабом лунном свете, сочащимся сквозь окно. – Ты единственный, Эдвард. Никто не прикасался ко мне… никогда.

Ее доверие потрясает меня. Я накрываю ее губы своими, нежно целуя, пока мой палец выводит осторожные круги. Она вздыхает, расслабляясь в моих руках. Я вижу, как закатываются ее глаза от удовольствия, и добавляю еще один палец. Она разводит бедра шире, задевая мое возбуждение, и обхватывает пальцами мою руку.

Я утыкаюсь в изгиб ее шеи. Она тяжело дышит, и я наклоняюсь, захватывая ее возбужденный сосок губами. Ее громкий стон блаженства и усилившаяся хватка пальцев на моей коже подсказывают мне, что она уже близко.

– Эдвард, – произносит она голосом, в котором слышится легкая паника.

Выпустив ее грудь изо рта, я поднимаюсь выше вдоль ее тела и прижимаюсь губами к уху.
– Все хорошо, малышка, – бормочу я. – Дай мне почувствовать, как ты кончаешь, Белла.

Ее тихие вздохи становятся все громче и чаще по мере того, как мои пальцы ускоряют движения. Она замирает на мгновенье, приоткрывает рот и издает протяжный, громкий стон, а ее тело сжимается вокруг моих пальцев.

– Ах! – восклицает она, тяжело дыша. Она открывает свои блестящие глаза, смотрящие на меня диким взглядом. – Я… Я люблю тебя. – Она притягивает меня к себе и прижимается к моим губам в торопливом поцелуе. Дрожа всем телом, она разрывает поцелуй и, приблизившись губами к моему уху, шепчет. – Займись со мной любовью, Эдвард.

Мои бедра непроизвольно дергаются, и член упирается ей в бедро.
– Ты уверена? – ахаю я, сам чувствуя себя, как девственник.

– Да.

Я нежно целую ее в губы.
– Мне нужно найти презерватив, – удается проговорить мне.

– Я на таблетках, – напоминает она. Я мимолетом вспоминаю нашу первую встречу. – Я готова, я хочу почувствовать тебя внутри, – робко настаивает она едва слышным шепотом.

Я сдвигаюсь и замираю. Я прямо там. Я чувствую исходящий от нее жар. С огромным усилием я сдерживаю себя.

– Я люблю тебя, – шепчет она.

Я дрожу почти так же сильно, как и она. Теперь ничто не сможет оторвать меня от нее, меня покинули последние остатки разума, и это еще никогда не приносило чувства такой свободы. Она замирает, когда я подаюсь чуть вперед. Губами я прижимаюсь к ее виску.
– Я тоже тебя люблю, – еле выговариваю я, чувствуя, будто мое сердце готово взорваться в груди. Это самый значимый момент в моей жизни. Я чувствую, будто наконец нахожу свое место. Я дома. Это чувство наполняет меня, и я едва могу дышать.

Она слегка расслабляется, и я двигаюсь дальше. Тихий вздох вырывается из ее груди, и она прижимает меня к себе. Она приподнимает бедра, и я скольжу дальше, но останавливаюсь, когда она напрягается.

– Белла, – бормочу я, касаясь ее губ своими. – Все хорошо?

В ответ она проводит руками вдоль моего тела и останавливается на бедрах. Ее ногти вонзаются в мою кожу, и я неторопливо погружаюсь в нее до конца. Я чувствую, как напрягается ее челюсти, когда она сжимает их от боли. Мое тело начинает дрожать от попыток сдержаться. Наклонившись, я смахиваю волосы с ее лица, и нежно целую ее. Она приоткрывает рот и тихо стонет, когда мой язык скользит по ее языку. Я чувствую, как она начинает расслабляться, и подаюсь бедрами назад, неторопливо выходя.

Она негромко вздыхает, когда я снова погружаюсь в нее, но ее тело поддается мне, а челюсть расслабляется. Ее вздохи сменяются тихими стонами удовольствия.

Я начинаю двигаться целенаправленно, каждое движение возбуждает сильнее предыдущего. Звук ее тихих стонов звенит в моих ушах, поощряя меня, говоря, что она прямо здесь, со мной. Ее ноги обхватывают меня вокруг поясницы, пальцы вонзаются в кожу, но именно звук моего имени, произносимого ей с каждым движением, подталкивает меня вперед.

Звучат слова любви, но я так поглощен происходящим, что уже не уверен, кто из нас их произнес. Быть может, мы оба. Сердце бешено колотится в груди, я чувствую себя свободным, я поглощен ею. Моя любовь к ней безгранична. Я нашел себя в ее объятьях. Ее имя в крике вырывается из моего горла, когда все, что я сдерживал в себе, вырывается на свободу.

Я целую ее веки, замедляя движения бедер. Кончиками пальцев я очерчиваю изящные черты ее лица.
– Боже, Белла.

Я чувствую вкус ее соленых слез на языке, когда она изо всех сил прижимает меня к себе.
– Я так счастлива, – плачет она. – Я так сильно тебя люблю, Эдвард.

Я выхожу из ее тела, переворачиваясь на спину, и утягиваю ее за собой. Она прижимается ко мне, а я целую ее в лоб. Меня захватывают чувства; счастье, любовь, удовлетворение, блаженство. Нет только сожаления. Я не позволю ему испортить момент.

Ладонями я вывожу круги на ее обнаженной спине.
– Ты уверена, что все хорошо?

Она прижимается ближе, и я чувствую, как она улыбается, уткнувшись мне в шею.

Ее дыхание становится глубже, и я понимаю, что она засыпает. У меня щемит в груди. Она доверяет мне. Она чувствует себя в безопасности в моих объятьях. И я ничего так не хочу, как быть с ней рядом. Всегда.

Где-то среди ночи аромат ее кожи снова распаляет меня. Она вздыхает, когда я провожу языком по ее телу. Потягивает меня за кончики волос, раздвигая ноги шире. Я погружаюсь в нее языком, слыша в награду ее стоны, пока она дрожит подо мной. Она тянет меня наверх, и я снова оказываюсь в ней. Закинув ее ноги себе на талию, я утыкаюсь ей в шею, толкаясь вперед. Чувство похоже на то, которое испытываешь, когда чешешь царапину – чертовски приятно, но где-то на задворках сознания маячит мысль о грядущей расплате, которую я игнорирую.

– Я люблю тебя! – выдыхаю я, чувствуя это все сильнее с каждым проведенным с ней мгновением. – Я все сделаю правильно, Белла. Все… только ты и я!

– Да! – Ее голос эхом разносится по пустому дому.

– Я обещаю.

Здесь, в запале момента, в безопасном убежище, которым служит мне ее любовь, все кажется таким простым. Я искренен во всем, что говорю ей. Я выберусь, с этого момента я пойду по собственному пути. Вот, где мне предназначено быть, она все, что мне нужно. Больше ничто не имеет значения. Теперь для меня все ясно. И я сожалею, что не понял этого раньше.

---