Каждый день он со своими друзьями сидит в конце зала, секс и вулкан, металл и чернила. Я захожу в лекционный зал с кофе в одной руке и ноутбуком в другой, мое тело оказывается так близко к его, когда я лишь раз позволяю себе коснуться его ноги, протискиваясь в узком пространстве между рядами сидений. Каждый день он кивает мне, пропуская, улыбается и подмигивает, а затем взгляд теплых зеленых глаз вновь возвращается к экрану ноутбука – все его внимание и мысли сосредоточены на нем.

И каждый день я радуюсь, что он захвачен монитором, потому что если бы видел, как часто я смотрю на него в течение лекции, то понял бы.

Понял бы, как мне хочется обвести ладонями чернильные линии на его предплечьях, мышцы которых напрягаются с каждым ударом по клавишам. Я думаю, как металлическая штанга в моем языке безупречно впишется в циркуляры, украшающие его ухо и бровь. Как мне хочется зарыться пальцами в пышную копну его огненно-рыжих волос с каштановым отливом, как отчаянно я желаю узнать, такие же ли они мягкие на ощупь, как на вид.

Только он не знает об этом.

А откуда?

Он же на меня никогда не смотрит.

Каждый день целый час я сижу на другом от него конце ряда, не обращая внимания на далеко не проницательные комментарии профессора к материалу, который читала накануне. Прячусь за собственным светящимся экраном в полутемном помещении, украдкой бросая взгляды на линии его челюсти и носа, подсвеченные голубым светом, яркие блики на черном пластике его очков.

Иногда я волнуюсь, что его друзья наверняка знают. Что они точно видят то, как я пялюсь на него, прикидываясь, будто печатаю, когда окно чата на моем экране – всего лишь уловка, которую я использую, чтобы скрыть свою истинную причину присутствия на занятии.

Потому что это моя единственная возможность смотреть на него.

Занятие по социальным сетям, факультатив для специалистов по связям без планов на будущее или для спортсменов, пытающихся набрать кредиты по гуманитарным наукам.

Или для писателей в поисках материала.

Профессор стоит перед студентами, прикидываясь, будто его идея о соцсетях выходит за рамки телефонных разработок.

Кто-то решил, что занятие по социальным сетям будет неполным без внедрения таковых, так что мы сидим и слушаем беспрерывный бубнеж, смотря в мониторы. Виртуальная дискуссия на лекционный зал в триста человек. Близость через анонимность.

Очередная возможность деревенщинам вокруг меня прикинуться, будто они что-то знают.

День за днем перед глазами проносится список неоригинальных имен пользователей, их банальные комментарии о лекции профессора сводят меня с ума. Все эти подлизы, жаждущие внимание ассистента, постят самые идиотские вещи, и мне с трудом удается сдержаться, чтобы не кинуть лэптоп через комнату или не написать все, что на самом деле думаю.

Вдруг всплывает кое-что интересное, и я чуть выпрямляюсь.

Hellokitty003: Да, препод прав. Печально, что люди пишут сообщения вместо разговоров.

~MetallicaRulez~: ППКС. Социальное взаимодействие вымирает, и в этом виноват твиттер. Больше нет такого понятия как общество.

Apadravya: Но что, если это и становится социальным взаимодействием? Чем тот факт, что мы общаемся электронно, принижает близость общения?

Я чуть не задыхаюсь, подавившись кофе, закашливаюсь, и не только потому, что раньше на занятиях никогда не видела такого умного замечания.

Скорее я брызнула кофе посреди лекции, потому что знаю, что такое ападравиа.

С другого конца ряда раздается смешок, и по привычке я тут же перевожу взгляд на него.

И впервые эти теплые зеленые глаза, полные веселья за толстой пластиковой оправой, смотрят прямо на меня.

Он слышал мою реакцию. Понял, что я знаю, что такое ападравиа.

Погодите, значит ли это, что он сам знает, что это такое?

Я разрываю зрительный контакт, и этого достаточно, чтобы разглядеть три серебряных циркуляра в приподнятой брови, шип на его лабрете под этими выглядящими как грех и мед губами, изогнутыми в знающей ухмылке. Наши глаза снова встречаются на короткое мгновение, и вследствие его веселья, я делаю то, что сделала бы любая взрослая женщина под натиском похоти, желающая соблазнить мужчину, о котором мечтала месяцами, и понявшая, что, возможно, у него пирсинг в члене.

Я показываю ему язык.

Он смеется над моим жестом до тех пор, пока я не выгибаю кончик языка, стуча штангой по зубам, обвожу им губу.

А затем утыкаюсь носом в экран.

Когда я стала такой дерзкой?

Чувствуя, как пламя стыда захватывает щеки, я пристально вглядываюсь в комментарий Apadravya и потрясенную тишину в окне чата после него, пытаясь успокоиться.

А затем, все еще приободренная, начинаю печатать. Мой комментарий всплывает на экране, и я откидываюсь, делая вид, что слушаю лекцию, хотя на самом деле прикладываю все имеющиеся силы, чтобы не обернуться на мужчину, от присутствия которого горю за пол ряда пластиковых сидений.

Inkella: Да, электронные СМИ позволяют людям создавать связи на основе интересов и образования, а не географии. Вместо того чтобы сойти на нет, общество может стать сильнее. Соглашусь с Apadravya: общение может быть таким же тесным, если не больше.

Через пару секунду внизу экрана всплывает оповещение.

Хм-м, даже не знала, что тут есть личные сообщения.

Apadravya: Тесное, говоришь? *подмигивает*

Я бездумно оглядываюсь, ища скрывающегося за ником человека. Не не исключаю, что, скорее всего, объект моего желания и есть он, щеки краснеют от мысли, что я, возможно, сейчас с ним “разговариваю”.

Из того, что у нас было за прошедшие тринадцать недель, это ближе всего к тому, что можно назвать настоящим контактом.

Точно, близость. Слова в неуловимых вспышках единиц и нолей за радующими глаз LCD. Общение без контакта.

Хотя именно его я и жажду.

Собрав ранее изображенную мной смелость, навожу курсор на новое окошко чата и отвечаю.

Inkella: Однозначно. Я бы даже сказала, что виртуальная близость имеет преимущество над личным опытом. Многое я напишу в окне чата, что скорее всего никогда не скажу человеку в лицо. В сети я вспыльчивая и беспощадная.

Я не добавляю, что в жизни совершенная противоположность этому.

Apadravya: Заметил. Мне нравится искра твоей вспыльчивой беспощадности. Она выделяет тебя из стада.

Inkella: Мне нравится твоя готовность идти против стада. Твой комментарий стал первой разумной вещью, что я читала за весь семестр.

Apadravya: А твой – второй.

Не проходит и минуты, как он продолжает.

Apadravya: Знаешь, я такой же.

Inkella: ?

Apadravya: Мне уютнее сближаться через экран. В сети я пламя и яд.

Inkella: Неуверен в себе и неразговорчив в реале?

Apadravya: Ха-ха именно.

Наступает долгая пауза в серии сообщений от моего тайного собеседника, и я решаюсь бросить короткий взгляд в сторону другой моей загадки в жизни, желая увидеть, что на его экране. Но, как и всегда, он отвернут от меня. Позволяя взгляду задержаться на его лице всего на секунду, вижу, что он снова сосредоточен, смотрит прямо перед собой, ряд металлических циркуляров в ухе блестит под светом монитора.

Циркуляров, которые мне хочется облизать.

Я едва смею надеяться, что беседую именно с ним, мучаясь, придумывая, что бы такого умного сказать, чтобы продлить связь. А затем падаю духом, вспоминая, что им может оказаться кто угодно. Не обязательно быть подсаженным на тату, чтобы иметь штангу в члене. Одному богу известно, что это я узнала на своем опыте.

Отчаянно желая возобновить общение, возвращаюсь к изначальной теме.

Inkella: И где же ищешь близость онлайн?

Apadravya: В основном в игровых сообществах. Фэнтези миры вроде World of Warcraft. Но так же участвую в некоторых художественных. Например, по модификации тела.

Inkella: Я так и поняла из твоего ника.

Apadravya: Узнала, а? Большинство не знает. Отличный способ отсеять сведущих от стада.

Безопасного ответа на такое не существует, так что молчу, просто сижу и наслаждаюсь тем фактом, что любовник моей мечты возможно считает меня сведущей. К счастью, он продолжает, меняя тему, позволяя не говорить об украшениях для члена.

Apadravya: А ты? Похоже ты сама увлечена онлайн-сообществами.

Список форумов, по которым я рыскаю одинокими вечерами, пролетает в голове, и я застенчиво улыбаюсь, сомневаясь, сколько стоит рассказать.

Поразмышляв, я решаю остановиться на самом простом ответе.

Inkella: Я пишу.

Apadravya: О? Что именно?

Прикусываю на секунду колпачок ручки, а затем решаю идти ва-банк.

Inkella: Эротику.

За спиной неясно слышится, как кто-то подавился, и мое горло и местечко между ног наполняется восторгом.

Потому что в данный момент я практически уверена, что мой член с пирсингом является моим богом с пирсингом.

Apadravya: Больше виртуальной близости? Или основано на личном опыте?

Я машинально краснею, решая, что на данном этапе наших не-отношений, будет неразумно говорить ему, что в последнее время мой личный опыт основывается лишь на фиолетовом вибраторе.

И видениях его лица между моих ног.

Inkella: Смесь обоих, естественно, как и большинство вещей.

Apadravya: Слабенький ответ. Уверен, можешь пояснить.

Я оглядываюсь через плечо еще раз и вижу мужчину, который, надеюсь, живет за словами, он напряженно сидит и сосредоточенно смотрит на впервые спокойные руки.

Словно чувствуя мой взгляд, он поднимает голову, наши глаза встречаются, и я никак не могу повлиять на влагу, пропитывающую трусики.

Я многозначительно смотрю на него, отвечая на молчаливый вопрос, а затем склоняю голову и печатаю, но вскидываю ее, когда слова появляются на экране.

Inkella: Как бы мне ни нравилось сближаться через экран, может, лучше поясню лично?

Как только нажимаю на “энтер”, его голова скрывается за монитором, и это не может быть совпадением. Он поднимает на меня глаза и вновь выгибает бровь со сталью, греховная улыбка играет на губах.

Apadravya: Может.

Сердце ускоряется, и я вне себя от возможности, во всяком случае, это единственное объяснение, которое я могу дать тому, что печатают дальше мои руки без моего на то указания.

Inkella: 312 Ларсон Холл. В любое время после девяти.

Именно в этот момент в зале включается свет, и вся обманчивая близость разговора в темноте исчезает, будучи слишком недолговечной и неосязаемой, не выдерживает резкости освещения.

Я склоняю голову, вся моя вспыльчивость испаряется, за исключением вспыхнувшего стыда. За секунды собираю ноутбук и впервые ухожу через другой конец прохода. Я не пытаюсь протиснуться мимо или посмотреть на него. Я не ожидаю, когда он мне подмигнет.

И уж точно не пытаюсь его полапать, чтобы проверить, есть ли пирсинг на его члене.

Девять часов приближаются и проходят, а я сижу в квартире одна, на ноутбуке открыта новая история про женщину, принимающую мужчину с уздечной лестницей в горло и пинтой Муженька-Круглешка рядом (п.п.: вид мороженого от “Бен и Джерри”, ванильное с покрытыми арахисовой помадкой претцелями и сливочной помадкой с арахисом). Я смотрю на пачку, гадая, сколько еще таких вечеров придется провести, прежде чем стану слишком круглой и потеряю всякую надежду привлечь неуловимого муженька.

Почти в полночь раздается дверной звонок, сердце подступает к горлу, а запах моего собственного возбуждения от истории, которую пишу и представляю, что она предопределит страсть в моей жизни, наполняет воздух. Я не раздумывая закрываю ноутбук и тут же оказываюсь у двери, ручка легко поворачивается, вся моя надежда возлагается лишь на один взгляд.

И впервые я не разочаровываюсь.

Моя фантазия стоит передо мной, красновато-коричневые волосы в притягательном беспорядке, металл и чернила на обозрении, тонкая серая футболка подчеркивает все изгибы мышц, которые раньше мне так близко видеть не доводилось, и я не могу дышать.

— Ты, — шепчу я, только понимая, что даже не знаю его имени.

Но это не имеет значения, потому что мне кажется, будто я знаю о нем все остальное.

Он удивляется, разглядывая меня. Мое дыхание перехватывает с судорожным выдохом, я не уверена, собирается ли он сбежать или этого и ожидал. Знал ли, что тут буду я, когда принимал решение.

Все сомнения исчезают, когда тяжелая от пронизанного металла бровь приподнимается с восхищением, а не с пренебрежением, и он входит в мою квартиру так, как, надеюсь, войдет в мое тело. Мощно. Уверенно.

— Ты, — эхом раздается его хрипловатый голос, он пинком закрывает за собой дверь и оказывается так близко.

Я вдыхаю его аромат, когда он приближается ко мне, всего несколько дюймов статики и желания разделяет нас, и я хныкаю от близости, голова кружится от возбуждения. Без малейшего колебания он идет вперед, а я назад, эти шесть дюймов расстояния преследуют нас, пока я неосознанно завожу его к себе домой.

Останавливаюсь, когда натыкаюсь на спинку дивана, и мы замираем, тяжело дыша. Я ошарашенно наблюдаю, как собственная рука тянется вперед и, как в моих частых мечтах, кончики пальцев едва касаются проколов в его брови, скользят вниз, обводя скулу до самых губ. Они мягкие и розовые – разительный контраст с красно-коричневой щетиной, царапающей кожу, и серебристым пирсингом между его губой и подбородком. Именно в этот момент появляется его язык и оставляет влажную дорожку на моих пальцах, вызывая тем самым мой стон.

И затем он оказывается на мне.

Хватает меня за руку, убирая ее от своего рта и направляя к волосам, которые мне неделями ужасно хотелось потрогать – они мягче, чем я представляла. Его обрушившийся на меня рот на вкус как кровь и пламя, наши губы сминаются, дыхания объединяется, его страсть и желание выдает прижимающаяся к моему животу твердость и резкий привкус тоски на губах. Я чувствую, как его ладонь спускается по моей руке к плечу, а затем поднимается обратно. Тянет за пуговицы, и он стягивает мой кардиган с плеч, его рука грубо проходится по обнажившийся татуированной коже.

Разорвав поцелуй, я оставляю влажный след на его щеке, ведя губами по его скуле к металлическим циркулярам в ухе, позволяя штанге в языке дразнить их, пока жаркое дыхание ласкает его лицо.

— Знаешь, как давно мне хотелось лизнуть тебя здесь? — задыхаюсь я, и он сильнее обхватывает мои руки, сближая нас, вжимаясь бедрами в меня. Мой свитер кучей валится на пол, когда он стягивает его с меня, и я остаюсь стоять в одной майке и джинсах, и этого все равно много. Слишком много одежды между нами, потому что мне хочется ощутить всего его всей собой.

— Каждый гребаный день, — ругается он, я слышу его голос всего второй раз, резкий, и мелодичный, и низкий. Его рот начинает долгую и уверенную атаку моей шеи, я дрожу от влажного прикосновения языка к точке пульса и покрываюсь испариной, впиваясь ногтями в его спину. — Каждый гребаный день ты проскальзываешь мимо меня и даже не смотришь. Я едва сдерживаюсь, чтобы не схватить тебя и не усадить себе на колени, вместо твоего места на другом конце ряда.

— Боже, жаль, что не схватил. Черт! — вскрикиваю я, когда его зубы впиваются в плоть чуть пониже выреза майки в возвышение груди, где располагается голова леопарда, украшающего мою грудь и ребра. — Почему так не сделал?

— Помнишь? Пламя и яд в сети, — шепчет он, опуская чашечку лифчика поиграть с соском, и стонет, когда чувствует подкову пронизывающую розовую плоть.

— Неуверенный в себе и неразговорчивый в реале? — я смеюсь, говоря это, сжимаю в руках его волосы, прижимая лицом к себе. — Мне в это сложно сейчас поверить.

Он отрывается от моей груди и вновь выпрямляется в полный рост, обхватив мое лицо обеими ладонями, страстно целует и стонет мне в рот.

— Поверь мне. Так было, пока ты не размыла границы.

Наш поцелуй полон страсти и силы, я чувствую впивающиеся в мое лицо его очки, толстый пластик оправы прижимается к бровям. Он поднимает руки их снять, но я его останавливаю.

— Не надо, — рычу я. — Мне они нравятся.

Животный звук вырывается из его горла, его ладони ложатся мне на бедра, и он приподнимает меня, усаживая на спинку дивана. Его ширинка оказывается прямо между моих ног, где он и устраивается. Наши тела толкаются навстречу друг другу, трутся через одежду. Каждое движение его скрытого джинсами члена по моему центру пробуждает наслаждение, моя голова запрокидывается, кажется, я парю, качаюсь, падаю.

Только он ловит меня. Вместо того, чтобы завалиться назад, оказываюсь прижата к сильным мышцам его торса, моя грудь вздымается с каждым тяжелым вдохом.

— Осторожней, Инкелла, — выдыхает он мне на ухо, и я сильнее обхватываю его руками и ногами, притягивая к себе.

— Белла, — поправляю я.

— Белла, — повторяет он и стонет, снова толкаясь в меня, пока мои ноги крепко сцеплены за ним. — Красиво.

Мои ладони скользят с его спины на плечи, вниз по рукам, пока он поглаживает пальцами мои бедра от колен вверх и вниз. Ощущаю его теплое тело, обвожу чернеющее на бледной коже линии, абстрактный рисунок переходит во льва на одной руке и овечку – на другой.

— Красиво, это точно, — выдыхаю я прежде, чем его рот снова накрывает мой. Я тяну за подол его футболки, отчаянно желая увидеть, во что превращается наколотый узор под тканью. Он притягивает меня еще ближе, все еще заботясь о том, чтобы я не упала. И отпускает лишь на короткое мгновение, поднимая руки над головой, пока я стягиваю с него одежду, открывая его торс и искусство, выбитое на его совершенном теле.

У меня всего секунда на разглядывание строк на санскрите на его боку и одинокого символа кандзи над сердцем, потому что он снимает с меня майку, которая загораживает обзор. Я завожу руки за спину и расстегиваю бюстгальтер, позволяя ему скинуть бретельки с плеч, пока он целует обнаженную кожу одного плеча без татуировок, переходя к ключице, ведет губами ниже по изгибам к талии, а затем обратно к груди.

— Мне нравится чистота, — произносит он у бледной непомеченной плоти, а затем жарко присасывается к коже на ребрах с другой стороны. К моей тату. — И мне она нравится еще больше из-за этого.

Он опускается еще ниже, отрывая от меня бедра, и я хныкаю от потери контакта. Я снова чувствую себя неустойчиво из-за кружащейся от желания головы. Меня так давно не трогал мужчина. Не бывал во мне.

Удерживаясь рукой за спинку, второй царапаю его голову, лаская непослушную копну волос, рассыпающихся между пальцев. Его рот доходит до моего живота, язык погружается в пупок и направляется прямиком к клитору, и я становлюсь невозможно мокрой и готовой для него, чтобы он заполнил меня и напомнил, кто я и чего жажду.

И после стольких месяцев виртуальной близости мне ужасно хочется, чтобы это оказалось настоящим.

Зубами и руками он расстегивает пуговицу и молнию, открывая вид на черное кружево белья. Он лижет и сосет на своем пути к бедру, его ладонь накрывает мой живот, и большой палец проскальзывает под край кружева, спускается ниже, пока не натыкается на гладкую влажную плоть, едва касаясь клитора, раздвигает складочки.

— Проклятье, Белла, да ты течешь, — ругается он, роняя голову на изгиб бедра.

— Для тебя, — стону я. — Неделями я текла при одном твоем виде.

Он снова рычит и рывком тянет мои джинсы, срывая их с меняя, оставляя лишь одни трусики, после чего закидывает мои обнаженные бедра себе на плечи, устраивается между ними, где мне того и хочется.

Я едва сдерживаю готовые прорваться нотки истерики в дыхании, короткие быстрые вдохи, отражающие мою несомненную нужду почувствовать его руки и рот на мне. Повсюду.

Глубоко вдыхая, он трепетно касается носом кружевного края белья на сгибе бедра, и я не могу дышать. Одной рукой он обхватывает мою ногу, второй удерживает ягодицы на месте, не давая ерзать или уйти, или упасть, пока сдвигает промокшую ткань в сторону, открывая влажную плоть. Большой палец накрывает клитор, и меня пронзает волна чистого желания, страсти и удовольствия от его первого прямого контакта с набухшей горошиной. И я кричу. Он уверенно кружит там, смотря на меня своими глазами, которые я так желала. Сексуальные очки сидят на месте.

А затем целует меня.

Там.

Издаваемые мной стоны даже не похожи на меня, поскольку я – всего лишь извивающая масса сексуального желания, его губы вжимаются в мои, большой палец ласкает чувственную плоть, а язык проскальзывает попробовать меня, войти в меня. Он обводит им вход, а затем проникает внутрь, я чувствую нарастающее давление, все сильнее и сильнее, пока не взрываюсь, сжимая его голову бедрами, тело охватывает пламя, оставляя меня пеплом.

Я падаю в пучину удовольствия.

А затем падаю в реальности.

Когда сознание возвращается, я вижу, что свалилась со спинки дивана и неудобно выгнула шею. Я едва касаюсь макушкой диванной подушки, руки запрокинуты за голову, в то время как ноги все так же лежат на его плечах. Он смотрит на меня вопросительно и удовлетворенно, и я вся на нем, его губы фактически покрыты мной.

С сексуальной ухмылкой он вытирает рот рукой и оставляет меня так – неловко свисающей, пока снимает мои трусики, обнажая и не давая возможности встать. Он обводит вход пальцем, мое тело все еще поет от одного и самых ярких оргазмов в моей жизни, а затем осторожно погружает его внутрь.

— Этого хочешь, Белла? Мои руки в тебе?

И я не знаю, как ответить, потому что одновременно хочу этого и нет. Трахай он меня руками до конца моей жизни, я, вероятно, умерла бы счастливой, но будь я проклята, если не хочу большего. Я хочу в себе его член, хочу, чтобы он навис надо мной. Мне хочется обвести его наколки и сунуть сережку в языке в его проколы, пока он врезается в меня.

— Да. Нет. Боже, твой член.

Он снова приподнимает проколотую бровь, все еще стоя на коленях с пальцами во мне.

— Хочешь мой член?

— Да, — выдыхаю я.

— Где?

И даже если я точно знаю где, то сейчас мне совершенно плевать. Мне просто нужен он.

— В руке. Во рту. На груди. Во мне. Везде.

Вибрация проходит через тело от его вырвавшегося рыка, его пальцы исчезают, оставляя во мне чувство пустоты. Затем он одной рукой удерживает меня на диване, поднимаясь, оставляя дорожку влаги от моей сочащейся плоти на своем теле, пока его член снова не прижимается ко мне. Наклонившись, он подхватывает мое обмякшее тело и прижимает к себе, и так страстно целует, что я едва выдерживаю, чувствуя, какой он твердый, длинный и как сильно хочет меня, пока трется о меня.

— Как бы я тебя взял, если бы ты это писала? — выдыхает он мне в рот, и мой разум тут же наполняется вариантами.

Я молча отталкиваю его, и он смотрит на меня так, словно получил отказ, когда на самом деле мне только нужно место слезть с дивана и опуститься на колени.

Он громко стонет, когда я провожу носом по выступающему через джинсы члену, чувствуя, как тот нетерпеливо дергается. Руками стягиваю его штаны и боксеры, наконец-то видя его возбуждение, длинное, твердое, толстое и покрытое влагой.

Даже длинный продолговатый хромированный пирсинг в головке блестит от нее.

— Вот уж точно ападравиа, — бормочу я, обдавая дыханием его длину, от чего она подрагивает в моих руках. Я чувствую ее вес, бархатистость кожи поверх твердости.

— Вообще-то Эдвард, — смеется он, тяжело дыша, и я поднимаю на него взгляд. Он нависает надо мной голый, за исключением этих чертовых очков. Его лицо сосредоточено, одна рука упирается в спинку дивана, зеленые глаза пристально следят за мной, молча умоляя.

— Эдвард, — выдыхаю я на его головку, и он со стоном опускает руку мне на затылок, нежно подталкивая вперед.

— Боже, я хочу почувствовать твой ротик, — стонет он, и мне просто необходимо его попробовать. Приоткрыв губы, я обхватываю его кончик, касаясь штангой уздечки. Металл и плоть встречаются вместе. — Ебать, Белла.

Я отстраняюсь раньше, чем заглатываю его слишком глубоко, и, приоткрыв рот, скольжу по всей длине, оставляя за собой влажный след, утыкаюсь носом в коротко стриженные волосы вокруг мошонки. Он чуть ли не изнывает, так что дважды провожу по нему ладонью, размазывая влагу, после чего принимаю глубоко в себя, расслабляя горло. Но даже так он не помещается полностью, и я жадно сжимаю бедра, отлично понимая, какие получу ощущения, когда он все-таки меня возьмет.

Я качаю головой мучительно медленно, чувствую его наслаждение и раздражение по сдерживаемым движениям бедер. Вижу, как ему хочется двигаться, трахнуть меня в рот, но я не даю, позволяя управлять мной рукой, но удерживая таз на месте. Его ноги дрожат, я знаю, что он уже близок, так что отстраняюсь, оставляя его задыхаться. Член голый и подрагивает.

Поцеловав выступающую на бедре косточку, я, дождавшись, пока он скинет обувь, окончательно снимаю с него джинсы. Но прежде чем отправляю их к куче вещей, он останавливает меня хриплым голосом.

— Задний карман, Белла.

Я смотрю на него прищурившись, доставая квадратик из фольги, отмечая на будущее, что там лежат еще как минимум два. Либо парню не требуется много времени на восстановление, либо он собирается остаться тут на время. Оба варианта приводят меня в восторг.

Я решаю прикинуться невинной, усаживаюсь на пятки, прислоняясь спиной к дивану. Член болтается прямо перед моим лицом, когда я, держа презерватив двумя пальцами, спрашиваю:

— И для чего же нам это может понадобиться?

Он практически с силой поднимает меня за волосы на ноги, после чего обрушивается на мой рот, лишь ненадолго отстраняясь, чтобы прорычать мне на ухо:

— Чтобы я мог затрахать тебя до смерти с чистой совестью.

И после этого он, выхватив упаковку из моей руки, аккуратно вскрывает ее и раскатывает презерватив по своей длине. Прижимается членом к моему бедру так близко от входа, между нашими обнаженными телами ни дюйма расстояния, и я снова сгораю от желания.

— Повернись, — велит он, толкая меня в плечо, и я разворачиваюсь. Он жестко, но при этом нежно, опускает меня, нагибает, укладывает мои локти на диван. Когда получает желаемый результат, кладет руки на лопатки, жар прикосновения грозит пройти через кожу и выжечь его во мне навсегда.

Его ладони одновременно медленно двигаются по изгибу талии, бедер, останавливаются на заднице, признательно ее поглаживая. Кончики пальцев задевают мои губки, раздвигают их, и я всем телом подаюсь назад и чувствую обжигающий член на спине.

— Шире, детка, — воркует Эдвард, тыльной стороной ладоней скользя по набухшей плоти к мокрым бедрам. Я зажмуриваюсь, переполненная ощущениями, и подчиняюсь, расставляя ноги шире для него и чувствуя, как он там устраивается, его колени подгибаются между моими, пока он пробегается головкой члена от клитора до попки, плотно прижимаясь, но не проникая в меня.

— Боже, Эдвард, пожалуйста, — задыхаюсь я, готовая умолять – настолько он мне нужен.

Но, очевидно, он и сам не прочь попросить.

— Пожалуйста, позволь мне обладать тобой, — шепчет он мне на ухо, снова проводя членом по моим влажным складочкам, вжимаясь чуть глубже, раскрывая, но не удовлетворяя моего желания.

— Да, — стону я, и он берет меня. Наконец-то я чувствую, как головка прижимается ко входу, дюйм за дюймом проходя вперед, и никогда раньше ничего не было таким впечатляющим. — Черт, да, — стону я, он крепко обхватывает меня одной рукой за бедро, а второй за шею, удерживая на месте.

И это чертовски возбуждает – невозможность пошевелиться, хотя мне только и хочется, что податься назад и принять его всего в себя.

Я растягиваюсь под его неторопливым натиском, пока он полностью погружается в меня, плотно прижимаясь к моим ягодицам бедрами, и выдыхаю, из груди вырываются животные звуки от чувства невероятной наполненности. Тело пронзает эйфория, когда он чуть подается назад и снова вперед, я схожу с ума от желания из-за его внушительной длины вместе с горячим металлом, задевающим мои стеночки.

Только и повторяю, что “да” и “ебать”, и вскоре именно это он и делает. Резко врезается в меня, все быстрее и быстрее. Практически принося боль, только это безумно приятно. Он крепче сжимает мое бедро, вторая рука соскальзывает на спину и давит, и я чувствую, какими неистовыми и неровными становятся его движения при приближении оргазма.

Мне не хочется, чтобы это кончилось так.

Не после всего этого времени.

— Нет, остановись, — выдыхаю я. Он тут же останавливается и издает полный боли стон.

— Господи, Белла, пожалуйста, ты не можешь…

Смотря на него через плечо, я сжимаю его в себе, заставляя стонать. Качаю головой, когда на его лице появляется признание отказа и досада.

— После всего времени, что я за тобой наблюдала, — шепчу я, смотря ему в глаза, — мне просто… мне надо видеть тебя, Эдвард… видеть, как ты кончишь.

Он молнией выходит из меня, переворачивает, резко приподнимает, пока я снова не чувствую задницей край дивана. Одной рукой поддерживая под спину, он рывком раздвигает мои ноги и снова оказывается во мне, и я кричу.

Его лицо находится так близко от моего, когда он вновь двигается во мне короткими быстрыми толчками, и наши тела находят новый ритм. Потные лбы соприкасаются, три металлических сережки царапают мою кожу, но мне плевать, его имя срывается с губ, когда мы вновь окунаемся в чувственный поцелуй. Мне кажется, я могла бы умереть на его губах, когда он во мне, завивающиеся чернильные линии, не знающие ни начала, ни конца, окружают нас обоих.

Его терпение кончается, и он целует меня с силой, настойчивее врезаясь в меня. Во мне снова зреет бутон удовольствия в жарком пламени страсти и желания, и мне хочется, чтобы он снова стал быстрым и жестким, показал глубокую физическую связь без ограничений.

Должно быть, он тоже это чувствует, потому что ускоряется.

— Держись, детка, — предупреждает он, и я так и делаю, крепко обхватывая его руками и ногами, чтобы он мог опереться о диван, пронзая меня, при каждом движение задевая мой клитор, металлический пирсинг касается местечка во мне, и я взлетаю, балансируя на грани освобождения.

— Я кончаю Белла, кончаю в тебя, — стонет он, его лицо искажает гримаса удовольствия, когда он еще сильнее врезается в меня, отправляя меня своими движениями и словами в собственное забвение. Наши тела пульсируют, перед глазами вспыхивает белый свет, смешиваясь с его видом. С ним в моих руках, во мне, в приступе экстаза.

Мы постепенно приходим в себя, его член еще немного подрагивает во мне, а мое сердце колотится, пока мы целуемся. Через пару минут неторопливых ласк и отдыха, он выходит из меня, снимает презерватив и выкидывает в мусорную корзину рядом с диваном.

Он смотрит на одежду на полу, затем на меня, и я чувствую его неуверенность. Остаться или уйти? Кажется, наша связь висит на волоске. Сплетенный нами узор отправит нас вперед к тому, что либо расцветет между нами, либо нет.

Как же мне хочется, чтобы оно расцвело.

Прикусываю губу, все так же сидя голой на спинке дивана, и соскальзываю на пол, вставая на нетвердых ногах. Он молча, даже с тревогой, смотрит, как я подхожу. Словно я попрошу его уйти.

Но нет.

Вместо этого я протягиваю руку, решая быть вспыльчивой и беспощадной в собственной жизни, а не только среди воображаемых людей на светящемся экране.

— Останься со мной, — шепчу я, кладя руку на символы над его сердцем.

Эдвард кивает и дает мне притянуть его к себе в объятия.

Мы выключаем поочередно свет и голыми ложимся в кровать, моя голова устраивается на его плече. Вместе мы засыпаем, пока я обвожу чернеющие линии и мышцы на его груди, размышляя о преимуществах близости через экран над личным опытом.

И я думаю, что не против размывшихся границ.