Друг Карлайла доктор Садарангани сильно облегчил происходящее. Карлайл вызвал его по пейджеру еще когда они везли каталку для Беллы. Всего через несколько минут доктор Садарангани начал переливать Белле первую порцию крови. Как только переливание началось, Карлайл расслабился. Он был совершенно уверен, что все остальное было в полном порядке.

Я же сохранял спокойствие с трудом. Конечно, я доверял Карлайлу, и доктор Садарангани казался мне компетентным. Я мог считывать их истинное мнение о ее состоянии. И слышал удивление доктора Садарангани и врачей из его команды, когда они осматривали идеально наложенные на раны Беллы швы и то, как безупречно был вправлена на место ее сломанная нога. Слышал я и как за закрытыми дверями доктор Садарангани потчевал своих коллег рассказами о подвигах доктора Каллена в городской больнице Балтимора, в которой они вместе работали четырнадцать лет назад. Слышал, как он вслух выразил удивление по поводу неизменной внешности Карлайла, и оставшиеся невысказанными подозрения, что - несмотря на заявления Карлайла о том, что естественным источником его молодости являлся прохладный влажный воздух Тихоокеанского Северо-Запада - тот экспериментировал с пластикой. В отношении случая Беллы он был достаточно оптимистичен и поэтому попросил Карлайла заглянуть к нескольким еще не диагностированным его пациентам, заявив своим интернам, что никогда они не встретят лучшего диагноста, чем доктор Каллен. И Карлайл согласился помочь другим - настолько был уверен в состоянии Беллы.

Но ни для кого из них это не было вопросом жизни и смерти, как для меня. Это моя жизнь лежала на той каталке. Моя жизнь, бледная и ни на что не реагирующая, обвитая трубками, покрытая пластырем и заключенная в гипс. Я старался держать себя в руках.

Как лечащий врач, доктор Садарангани сделал первый звонок Чарли, слушать которого было больно. Карлайл быстро взял у него трубку, максимально кратко поведал вымышленную версию нашего с ним появления в Финиксе и заверил Чарли, что все идет хорошо, напоследок пообещав вскоре перезвонить с дополнительной информацией. Я слышал панику в голосе Чарли и был уверен, что он убежден не больше меня.

Прошло не так уж много времени, как состояние Беллы признали стабильным и перевели ее в послеоперационную палату. Элис еще даже не вернулась со своих поручений.

Пульсирующая в теле Беллы новая кровь изменила ее запах так, как я должен был бы ожидать, но все же это застало меня врасплох. И ощущая значительное уменьшение моей болезненной жажды, я не радовался этому изменению. Эта странная кровь казалась чужой, чуждой. Она не была ее частью, и я восставал против этого вторжения, каким бы иррациональным оно ни выглядело. Ее запах начнет возвращаться всего через двадцать четыре часа, еще до того, как Белла очнется, но до окончательного восстановления - учитывая, сколько крови она потеряла, - понадобится много недель. Тем не менее, это короткое искажение резко напомнило о том, что в какой-то момент в будущем запах, который так долго меня манил, будет потерян для меня навсегда.

Все, что только возможно, было сделано. Теперь оставалось лишь ждать.

Во время нескончаемого затишья мало что могло завладеть моим вниманием. Я рассказал Эсме о последних событиях. Элис вернулась, но быстро ушла, поняв, что я предпочел бы остаться один. Через выходящее на восток окно я разглядывал оживленную дорогу и пару непрезентабельных небоскребов. И чтобы не сойти с ума, прислушивался к ровному биению ее сердца.

Кое-какие разговоры, однако, имели для меня некоторое значение.

Карлайл дождался, когда окажется в палате со мной и Беллой, чтобы снова позвонить Чарли. Он знал, что я захочу послушать.

- Привет, Чарли.

- Карлайл? Что происходит?

- Ей сделали переливание крови и МРТ. Пока все выглядит очень хорошо. Не похоже, чтобы мы пропустили какие-то внутренние повреждения.

- Могу я поговорить с ней?

- Ей пока дают успокоительное. Это совершенно нормально. Будь она в сознании, ей было бы слишком больно. - Я поморщился, а Карлайл продолжил: - Ей нужно несколько дней, чтобы раны затянулись.

- Ты уверен, что все в порядке?

- Чарли, обещаю тебе, что сообщу, если появится повод для беспокойства. С ней действительно все будет хорошо. Какое-то время она походит на костылях, но потом придет в норму.

- Спасибо тебе, Карлайл. Я так рад, что ты был там.

- Я тоже.

- Я знаю, что это, должно быть, причиняет тебе неудобства…

- Даже не упоминай об этом, Чарли. Я просто счастлив находиться рядом с Беллой, пока она не будет готова вернуться домой.

- Признаюсь, из-за этого я чувствую себя намного лучше. А... Эдвард тоже останется? Я имею в виду школу и прочее…

- Он уже поговорил со своими учителями, - сказал Карлайл, хотя на самом деле все улаживает Элис, - и они разрешили ему заниматься дистанционно. Также он проследит и за домашним заданием Беллы, хотя уверен, что учителя будут к ней снисходительны, - Карлайл понизил голос. - Знаешь, он очень переживает из-за всего случившегося.

- Не уверен, что понимаю. Он... Эдвард уговорил тебя проделать весь этот путь до Финикса?

- Да. Он был чрезвычайно обеспокоен, когда Белла уехала, чувствовал себя виноватым. Он думал, что должен все исправить.

- Да что вообще произошло? - спросил Чарли с недоумением. - В одну минуту все нормально, а потом Белла кричит о том, что ей нравится твой парень, но в этом и проблема, а потом она убегает посреди ночи? Твой сказал тебе что-нибудь вразумительное?

- Да, по дороге сюда у нас было время все обсудить. Думаю, Эдвард признался Белле, как много она для него значит. Он сказал, что сначала она казалась счастливой, но потом что-то явно начало ее беспокоить. Она расстроилась и захотела поехать домой. Когда они приехали, она велела ему уйти.

- Да, это было при мне.

- Эдвард до сих пор не понимает, в чем дело. Им не представилась возможность поговорить до…

Чарли вздохнул. - Эту часть я понимаю. У них с матерью непростые отношения. Думаю, она излишне бурно отреагировала.

- Уверен, у нее были на то причины.

Чарли смущенно хмыкнул. - Но что ты обо всем этом думаешь, Карлайл? Я про то, что они всего лишь подростки. Разве это немного не... слишком?

Ответный смех Карлайла был непринужденным. - Не помнишь, каким сам был в свои семнадцать?

- Не очень.

Карлайл снова рассмеялся. - А как влюбился в первый раз, помнишь?

Чарли замолчал на минуту. - Да, помню. Такое трудно забыть.

- Точно. - Карлайл вздохнул. - Мне очень жаль, Чарли. Начиная с того, что если бы мы не приехали сюда, она бы вообще не оказалась на той лестнице.

- Да брось, Карлайл, с этого не начинай. Если бы вас там не было, она могла бы выпасть из окна где угодно. И не окажись рядом тебя, ей бы так не повезло.

- Я просто рад, что она в безопасности.

- Меня убивает, что я не с ней.

- Я с удовольствием организую тебе перелет…

- Нет, проблема не в этом. - Чарли вздохнул. - Ты знаешь, что у нас здесь совершается не так уж много серьезных преступлений, но это отвратительное дело о нападении прошлым летом наконец-то передано в суд, и если я не останусь для дачи показаний, этим только помогу защите.

- Конечно, Чарли. Тебе не о чем беспокоиться. Делай свою работу, отправь плохого парня в тюрьму, а я позабочусь, чтобы Белла в самое ближайшее время вернулась к тебе в полном здравии.

- Не будь тебя там, я бы не смог сохранить здравомыслие. Так что еще раз спасибо. Я отправлю к ней Рене. Это, в любом случае, порадует Беллу.

- Это замечательная идея. Я очень рад возможности познакомиться с матерью Беллы.

- Сразу предупреждаю: она поднимет шум.

- Как мать, она имеет на это полное право.

- Еще раз спасибо, Карлайл. Спасибо, что заботишься о моей девочке.

- Не за что, Чарли.

Закончив разговор, Карлайл посидел со мной всего несколько минут. Ему всегда было трудно сидеть без дела в больнице, полной страдающих людей. А мне должно было стать легче от того, что он не волновался, оставляя Беллу. Но  легче не стало. 

Следующим значимым событием стало прибытие матери Беллы. Было уже около полуночи, когда Элис сообщила мне, что Рене появится в палате Беллы через пятнадцать минут.

В примыкающей ванной я попытался немного привести себя в порядок. Элис принесла нам новую одежду, так что я, по крайней мере, не выглядел жутковато. И, догадавшись проверить, убедился: к счастью, к этому времени моим глазам вернулся их нормальный темно-охряный цвет. Не то чтобы тоненькая красная окантовка была бы так уж заметна на фоне всего случившегося; просто я сам не хотел ее видеть.

Закончив с приготовлениями, я вернулся к размышлениям. Интересно, мать Беллы посчитает меня еще более виновным, чем ее отец? Если бы они знали реальную историю…

Мое упоение собственным горем внезапно прервало нечто неожиданное. Нечто, никогда ранее мной не слышанное, что действительно было редкостью - голос такой ясный и сильный, что на секунду я подумал, что кто-то незамеченным вошел в палату.

Следующей моей мыслью было, что кто-то кричит или верещит внизу, в вестибюле больницы — поскольку теперь я сосредоточился, мне показалось, что именно оттуда доносился голос, — но никто этих криков не заметил.

Однако все заметили нечто другое.

Женщину лет тридцати, возможно, старше. Хорошенькую, но явно расстроенную. Ее отчаяние привлекало внимание, бросалось в глаза, хотя она тихо стояла в дальнем углу и выглядела неуверенной. Несколько санитаров и две медсестры прервали свои дела, чтобы узнать, что ей нужно.

Очевидно, это была мать Беллы. Я видел ее в мыслях Чарли, и она была разительно похожа на свою дочь. Я думал, что ее образ, сохранившийся в памяти Чарли, принадлежал более юной Рене, но он также мог быть и вполне свежим - она не сильно постарела. Полагаю, их с Беллой часто принимали за сестер.

— Я ищу свою дочь. Она поступила сегодня днем. Произошел несчастный случай. Она выпала из окна…

Физический голос Рене был совершенно нормальным и похожим на голос Беллы, только немного выше. Однако ее внутренний голос был пронзительным.

Было интересно наблюдать, как откликаются на него сознания других людей. Вроде как никто не слышал звенящего мысленного вещания, однако все были словно принуждены помогать ей. Каким-то образом они улавливали ее потребность в помощи и не могли это игнорировать. Я слушал, загипнотизированный взаимодействием ее разума с остальными. Рвущиеся помочь санитар и медсестра повели Рене по коридорам, подхватив и ее небольшой чемодан.

Я вспомнил свои прежние мысли о матери Беллы, а именно мое стремление постичь, что за разум объединился с разумом Чарли, чтобы создать кого-то настолько отличающегося и уникального, как Белла.

Рене была полной противоположностью Чарли. Я задумался, не это ли свело их вместе изначально.

Учитывая чрезмерное количество проводников, Рене не понадобилось много времени, чтобы отыскать палату Беллы. По дороге она нашла еще одного провожатого: приставленную к Белле медсестру, которую сразу привлекло волнение Рене.

На мгновение я представил Рене вампиром. Стали бы ее мысленные возгласы слышимыми и неотвратимыми для всех? Не думаю, что она бы пользовалась большой популярностью. Я с удивлением обнаружил, что улыбаюсь этой мысли — улыбаюсь по-настоящему отвлеченно.

Сопровождаемая медсестрой, Рене поспешно вошла в палату, бросив сумку у дверей. Меня, прислонившегося к окну,  она не сразу заметила, ее взгляд был устремлен на дочь. Белла лежала неподвижно, синяки на ее лице только начали проступать. Голова ее была обмотана марлевыми бинтами — хотя Карлайл умудрился убедить персонал не сбривать волосы, — и к разным частям ее тела были подсоединены трубки и мониторы. Сломанная нога была загипсована от пальцев до бедра и покоилась на подставке из пенопласта.

Еще одна общая черта с дочерью — кровь Рене тоже была сладкой, но не такой, как кровь Беллы. Жидкость, текущая по сосудам Рене, была чересчур сладкой, почти приторной. Ее аромат был интересным, хоть и не очень привлекательным. Я никогда не замечал ничего необычного в запахе Чарли, однако в комбинации с запахом Рене он создал нечто мощное.

— Ей дали успокоительное, — быстро произнесла медсестра, когда Рене с протянутыми руками подошла к койке. — Она будет без сознания еще какое-то время, но через пару дней вы сможете поговорить с ней.

— А прикасаться к ней можно? — это был одновременно и шепот, и вопль.

— Конечно, можете погладить ее по руке, если хотите. Только осторожно.

Рене встала рядом с дочерью и едва коснулась предплечья Беллы двумя пальцами. По щекам Рене потекли слезы, и медсестра по-матерински приобняла ее. Мне было сложно удержаться на месте, мне тоже хотелось ее утешить.

— Тише, тише, дорогая. С ней всё будет в порядке, ясно? Тот симпатичный доктор зашил ее так аккуратно, как я еще в жизни не видела. Не стоит плакать, милая. Почему бы вам не присесть тут и не расслабиться? Держу пари, это был долгий перелет. Вы же из Джорджии?

Рене шмыгнула носом.

— Из Флориды.

— Наверное, очень устали. Ваша дочь никуда не денется и не выкинет никаких фокусов. Почему бы вам не попробовать немного поспать, дорогая?

Рене позволила отвести себя к обтянутому синим винилом креслу в углу палаты.

— Вам что-нибудь нужно? Если хотите освежиться, у нас на посту есть туалетные принадлежности, — предложила медсестра.

Она была похожа на бабушку, с длинными седыми волосами, собранными на макушке в пучок. На бейджике значилось, что зовут ее Глория. Я встречал ее прежде и практически не замечал, однако теперь обнаружил, что питаю к ней нежные чувства. Было ли это из-за ее доброты или же я отреагировал на чувство благодарности, исходящее от Рене? Как странно было находиться рядом с кем-то, кто вот так — по-видимому, совершенно неосознанно — проецировал свои мысли на других. Полагаю, это было немного похоже на то, как работал дар Джаспера, хотя в сравнении с ним грубовато и бесхитростно. И это была не эмоциональная проекция, это определенно были ее мысли. Но лишь я один осознавал, что слышу их.

Это давало новое понимание того, какой должна была быть жизнь Беллы с матерью. Неудивительно, что она стала такой внимательной и предупредительной. Неудивительно, что отказалась от своего детства, чтобы заботиться об этой женщине.

— У меня всё есть, — Рене устало кивнула на небольшой чемодан, стоящий у дверей.

У меня складывалось ощущение, что я слон в комнате, которого предпочитают не замечать. Ни одна из них еще не обратила на меня внимания, хотя мое присутствие было довольно очевидно. Свет приглушен на ночь, однако освещение было достаточное, чтобы медсестры могли делать свою работу.

Я решил объявить о своем присутствии.

— Позвольте помочь вам.

Я быстро перенес сумку Рене на небольшой столик рядом с креслом.

Как и у Чарли, первой реакцией Рене был внезапный прилив страха и адреналина. Она быстро стряхнула это ощущение, решив, что просто переутомилась и поэтому испугалась моего неожиданного движения.

— О, привет, сынок! — произнесла Глория с ноткой неодобрения. У нее было время привыкнуть к нам с Карлайлом. — Я думала, ты уже уехал домой.

— Отец попросил меня присмотреть за Беллой, пока он будет помогать доктору Садарангани. Оставил меня наблюдать за парой конкретных параметров.

За сегодня я неоднократно прибегал к этой отговорке. Произносил ее так уверенно, что медсестрам нечего было возразить.

— А они всё еще заняты? Они так и уснут стоя.

Конечно, доктор Садарангани уже давно отправился домой. Но он познакомил Карлайла с гематологом ночной смены и попросил проконсультировать по нескольким особо сложным случаям.

Мать Беллы транслировала сигналы своего замешательства. Глория вскочила, чтобы представить нас.

— Это сын доктора Каллена. Доктор Каллен - тот, кто спас жизнь вашей дочери.

— Ты - Эдвард, — догадалась Рене.

— Голубчик, у меня всего одно кресло, — сказала Глория, — и, думаю, миссис Дуайер оно нужнее.

— Конечно. Я уже поспал. И мне вполне комфортно стоять.

— Уже очень поздно…

- Всё нормально, — вслух произнесла Рене. — Я бы хотела узнать подробней о происшествии, если вы не возражаете. Мы будем вести себя очень тихо.

Мне хотелось рассмеяться.

— Конечно. Я пойду на обход и загляну к вам позже. Постарайтесь хоть чуть-чуть отдохнуть, дорогая.

Я выдавил из себя самую теплую улыбку, на которую только был способен, и женщина немного смягчилась.

 

Я подошел к Рене и протянул руку. Измученная, не вставая с кресла, она слабо пожала ее. И слегка отпрянула из-за ее холодности, по венам прокатилось эхо недавнего выброса адреналина.

— Ой, простите, кондиционер здесь всё заморозил. Я Эдвард Каллен. Рад познакомиться с вами, миссис Дуайер, хотя я бы предпочел, чтобы это случилось при более приятных обстоятельствах.

Ее одобрение буквально вибрировало в  атмосфере палаты.

— Зови меня Рене, — машинально произнесла она. — Я… прости, я немного не в себе.

— Ничего удивительного. Вам стоит отдохнуть, как советовала медсестра.

— Нет, — тихо - по крайней мере, вслух - возразила Рене. — Ты не против поговорить со мной немного?

— Конечно, нет, — ответил я. — Наверняка у вас много вопросов.

Я взял пластмассовый стул, стоящий рядом с кроватью Беллы, и придвинул его ближе к Рене.

— Она ничего не рассказывала мне о тебе, — заявила Рене. Ее внутренний голос звенел от боли.

— Мне… Мне жаль. Мы не так давно… встречаемся.

Рене со вздохом кивнула.

— Думаю, это моя вина. У Фила был напряженный график, а слушатель из меня так себе.

— Уверен, она сразу бы рассказала вам. — А затем, видя ее неуверенность в себе, я солгал: — Своим родителям я тоже некоторое время ничего не говорил. Наверное, мы оба не хотели сглазить, объявив об отношениях слишком рано. Это несколько глупо.

Рене улыбнулась. "Это мило".

— Это не глупо.

Я улыбнулся в ответ.

Я поймал себя на том, что, стремясь успокоить ее, начал запинаться и мямлить:

— Мне очень жаль, что так случилось. Я чувствую себя виновным в произошедшем и сделаю всё, чтобы исправить ситуацию. Если бы я мог поменяться с ней местами, то сделал бы это.

Правда, и ничего кроме правды.

Рене потянулась, чтобы погладить меня по руке. Я был рад, что рукава достаточно толстые, чтобы скрыть температуру моей кожи.

— Это не твоя вина, Эдвард.

Хотел бы я, чтобы она была права.

— Чарли рассказал мне часть истории, но был слишком взволнован, — сказала она.

— Думаю, все мы в таком состоянии. И Белла тоже.

Я вспомнил тот вечер, поначалу такой безобидный, полный радости и счастья. Как же быстро все пошло наперекосяк. Мне казалось, что я всё еще пытаюсь в него вернуться.

— Это моя вина, — говорит Рене, внезапно почувствовав себя несчастной. — Это я накрутила мою девочку. То, что она сбежала, хотя ты ей небезразличен — это из-за меня.

— Нет, не думайте так. — Я знал, как больно было Белле говорить Чарли все эти вещи, и мог представить, что она почувствует, узнав, что ее мать взяла вину за случившееся на себя. — Белла очень волевая личность. Она поступает так, как считает нужным. А вообще, ей, наверное, просто необходимо немного солнца.

Рене слабо улыбнулась в ответ.

— Возможно.

— Хотите услышать, что случилось?

— Нет, я сказала так для медсестры. Белла упала с какой-то лестницы, в этом нет ничего необычного. — Удивительно, как легко оба ее родителя поверили в эту историю. — Это окну не повезло.

— Сильно.

— Я лишь хотела немного поговорить с тобой. Белла не вела бы себя так, не будь ее чувства очень сильны. Никогда прежде она ни к кому так серьезно не относилась. Не уверена, что она знает, что делать.

Я снова улыбнулся ей.

— Нас таких двое.

"Да уж конечно, красавчик", - с сомнением подумала она. - "Мягко стелешь".

— Будь добрее с моей девочкой, — приказала Рене более решительным тоном. — Она очень глубоко все чувствует.

— Обещаю вам, что никогда не причиню ей вреда.

Произнося эти слова, я вкладывал в них самое прямое их значение - я отдал бы всё, чтобы Белла была счастлива и невредима - но не был уверен, что они правдивы. Ведь что могло причинить Белле наибольший вред? Я не мог уклоняться от единственно верного ответа.

Гранатовые зерна и мой подземный мир. Разве я только что не стал свидетелем жестокого доказательства того, как сильно мой мир ей не подходит? И вот теперь она лежит здесь, разбитая.

Определенно, пребывание рядом со мной — величайшее страдание из возможных.

"Хм, он искренне так думает. Что ж, сердца людей разбиваются, но потом исцеляются. Это часть жизни". - Но затем Рене вспомнила лицо Чарли, и ей стало не по себе. - "Я так устала, что не могу думать. Утром всё встанет на свои места".

— Вам следует поспать. Во Флориде уже довольно поздно. - Я слышал, как мой голос исказился от боли, однако Рене не так долго со мной знакома, чтобы заметить это.

Кивнув, она опустила глаза.

— Разбудишь меня, если ей что-нибудь понадобится?

— Да, конечно.

Рене уютно устроилась в своем неудобном кресле и быстро провалилась в сон.

Я передвинул свой стул обратно к койке Беллы. Странно видеть ее такой неподвижной во сне. Больше всего на свете мне хотелось, чтобы она начала бормотать что-нибудь из того, что ей снилось. Я гадал, был ли я с ней там, в темноте? Не знаю, правильно ли надеяться, что всё же я там был.

Слушая дыхание матери и дочери, я подумал об Элис, впервые с тех пор, как она оставила меня здесь одного. Это было очень непохоже на сестру — давать мне так много свободы, каким бы ни было мое душевное состояние. Я понял, что уже некоторое время жду, что она наведается к нам с Беллой. И мог предположить только одну причину, почему вместо этого она меня избегает.

У меня было достаточно времени, чтобы осмыслить события дня, но я не стал. Я просто смотрел на Беллу и тщетно желал, чтобы я представлял собой что-то большее, чтобы я был лучше. Чтобы выбрал то, что правильно, и придерживался этого, не позволяя этому кошмару соприкоснуться с ней.

Теперь я понял, что должен сделать еще кое-что. Я знал, что это будет больно, но также знал, что больно будет недостаточно. Я заслуживал худшего. Я не хотел оставлять Беллу, но это место было неподходящим. Я мог позвать Элис, но не был уверен, куда она ушла, чтобы скрыться от меня.

Я вышел в коридор — к большому удовольствию двух медсестер, которые гадали, выйду ли я вообще когда-нибудь из палаты — и не успел потянуться за телефоном, как услышал мысли Элис, поднимающейся по лестнице. Я вышел ей навстречу прямо к дверям, ведущим на лестничную клетку.

Она что-то несла в руках, что-то маленькое и черное, обмотанное тонкими шнурами, и держала так, словно хотела сжать руки посильнее, чтобы уничтожить это. Часть меня даже удивилась, что она этого не сделала.

— И не удастся. Мне нужно это увидеть.

"Каждый останется при своем мнении. Но вот…" - Она сунула мне камеру, и я видел, что она рада избавиться от нее. Да и я взял ее неохотно. Камера в моей руке казалась мрачной и неправильной. "Иди туда, где сможешь побыть один."

Я кивнул. Это был хороший совет.

"Я присмотрю за Беллой. В этом нет необходимости, но я знаю, что тебе это поможет".

— Спасибо.

Элис выпорхнула с лестничной площадки.

Я бродил по коридорам, в столь поздний час тихим, но не пустынным. Я думал о том, чтобы засесть в пустой палате, однако это было недостаточно уединенно. Миновав вестибюль, я вышел за пределы больницы. Здесь я чувствовал себя более изолированно, но все равно видел странного офицера службы безопасности, совершающего обход. Пока я двигался целенаправленно, он не обращал на меня внимания, однако если бы я задержался, уверен, он подошел бы ко мне с расспросами.

Поискав глазами круг свободного пространства, я с облегчением обнаружил место, незанятое человеческими мыслями, прямо напротив большой кольцевой дороги.

Ирония состояла в том, что это заброшенное здание было университетской часовней, освещенной и незапертой, несмотря на поздний час. Я знал, что это место подарило бы успокоение Карлайлу, однако был абсолютно уверен, что мне уже ничего не поможет.

Я так и не смог найти способ запереться изнутри, поэтому направился в переднюю часть помещения, как можно дальше от дверей. Вместо скамеек здесь стояли деревянные складные стулья. Я переставил один из них к стене, в тень органа.

Элис оставила мне наушники, и я надел их.

Закрыв глаза, сделал глубокий вдох. Стоит мне один раз что-то увидеть, это навсегда останется у меня в голове. От него не будет избавления. Это казалось справедливым. Белла пережила это. Мне же оставалось только наблюдать.

Открыв глаза, я включил камеру. Экран воспроизведения был всего два дюйма по диагонали. Я не знал, быть благодарным за это или же я заслуживаю видеть это в куда бóльшем масштабе.

Видео началось с лица ищейки крупным планом. Джеймс — слишком мягкое имя для того, кем он был. Он улыбался мне, и я понял, что именно этого он и хотел — улыбнуться именно мне. Всё это было для меня. Далее последует разговор между ним и мной. Односторонний, но, несмотря на всё, что произойдет, Белла никогда не была целью. Ею был я.

— Приветствую, — произнес он любезным тоном. — Добро пожаловать на шоу. Надеюсь, тебе понравится то, что я для тебя подготовил. Сожалею, что всё немного поспешно, немного скомкано. Кто бы мог подумать, что мне понадобится всего несколько дней, чтобы выиграть? Прежде чем занавес, так сказать, поднимется, я хотел бы напомнить, что, как ни крути, это только твоя вина. Если б ты убрался с моего пути, всё бы быстро закончилось. Хотя так куда увлекательней, не правда ли? И еще раз — наслаждайся!

Видео потемнело, а затем началась новая «сцена». Я узнал угол, из которого велась съемка. Камера лежала на телевизоре, направленная на длинную зеркальную стену. Ищейка просто отклонился в сторону. Когда он метнулся к дальнему справа краю кадра, его скорость почти не зафиксировалась камерой — записалось лишь хаотичное мерцание. Он устроился у аварийного выхода, застыв на месте с вытянутой рукой. В этой руке черный прямоугольник - пульт дистанционного управления. Прислушиваясь, он слегка склонил голову набок. Услышал что-то слишком тихое для записи и улыбнулся прямо в камеру. Мне.

И тогда я тоже услышал ее. Бегущие, спотыкающиеся ноги. Напряженное дыхание. Дверь открылась, и повисла пауза.

Ищейка поднял пульт и нажал кнопку.

Громче, чем что-либо прежде, из колонок прямо под камерой раздался голос матери Беллы, зовущий в панике:

— Белла? Белла?

В соседней комнате вновь послышались шаги.

— Белла, как ты меня напугала! — сказала Рене.

Охваченная паникой, Белла ворвалась в комнату.

— Никогда больше не поступай так со мной, — со смехом продолжила Рене.

Обернувшись на звук голоса матери, Белла повернулась лицом ко мне, ее взгляд сфокусировался чуть ниже камеры. Я смотрел, как к ней пришло осознание. Она еще не до конца разобралась в этом обмане, однако я уже видел, как в ее душе зарождается облегчение. Ее матери ничего не угрожало.

Звук из динамиков стих. Белла неохотно двинулась с места. Она не хотела смотреть, но знала, что он там. Она напряглась, когда нашла взглядом его фигуру, застывшую в ожидании. Ее лицо мне было видно только с одной стороны, но Джеймса я видел четко, видел, как он улыбался ей.

Он приблизился, и мне пришлось разжать пальцы. Раздавить записывающее устройство можно и позже. Он прошел мимо нее, подошел к телевизору и положил пульт. При этом посмотрел в камеру и подмигнул мне. Затем повернулся к ней лицом. Ко мне он теперь был повернут спиной, однако я прекрасно видел Беллу. Камера была наклонена так, что я не мог видеть его отражение в зеркалах. Видимо, это было ошибкой с его стороны. Я представлял, как он хотел, чтобы я видел его представление.

— Прости, Белла, но не лучше ли, чтобы твоя мать не принимала участие во всём этом?

Белла посмотрела на него со странным, почти расслабленным выражением лица.

— Лучше.

- Похоже, тебя не злит, что я обманул тебя.

- Нет. -  Ее голос буквально источал искренность.

Ищейка на секунду задумался. - Как странно. Ты действительно не злишься. - Он склонил голову набок, но я мог лишь догадываться о выражении его лица. - Следует отдать должное вашему странному клану - вы, люди, можете быть довольно интересными. Мне кажется, я понимаю, что привлекает нас наблюдать за вами - удивительно, но некоторые из вас словно вообще не пекутся о своих собственных интересах.

Он наклонился к ней, как будто ждал ответа, но она хранила молчание. Глаза ее были непроницаемы, ничего не выдавая.

- Полагаю, ты собираешься сказать мне, что твой парень отомстит за тебя? - спросил он насмешливо. Насмешка предназначалась не ей.

- Нет, вряд ли, - тихо ответила Белла. - По крайней мере, я просила его не делать этого.

- И что он тебе ответил?

- Не знаю. Я оставила ему письмо.

"Пожалуйста, пожалуйста, не преследуй его", - написала она в том письме. - "Я люблю тебя. Прости меня".

Она держалась вполне обычно, и, похоже, это бесило ищейку, потому что его голос зазвучал резче, в интонации появились зловещие нотки.

- Как романтично. - Сарказм был очевиден. - Последнее письмо. И ты думаешь, он выполнит твою просьбу?

По ее глазам все еще ничего невозможно было прочесть, а лицо было спокойным, когда она ответила: - Я на это надеюсь.

"Пожалуйста, это единственное, о чем я тебя прошу", - писала она. - "Ради меня".

- Хм. Что ж, в таком случае наши надежды не совпадают. - Голос его помрачнел. Самообладание Беллы портило задуманный им спектакль. - Видишь ли, всё это было слишком просто, слишком быстро. Честно говоря, я разочарован. Я ожидал гораздо большего вызова. А мне в итоге понадобилось лишь немного удачи.

Выражение лица Беллы теперь было терпеливым, как у молодой мамы, которая знает, что рассказ ее карапуза обещает быть длинным и бестолковым, но она все равно намерена его выслушать.

В ответ голос ищейки стал жестче. - После того как Виктория не смогла подобраться к твоему отцу, я попросил ее найти побольше информации о тебе. Не было никакого смысла гоняться за тобой по всему миру, когда я мог спокойно ждать тебя в выбранном мной месте…

Ищейка продолжал говорить, стараясь произносить слова медленно и самодовольно, но я чувствовал его подспудное разочарование. Он заговорил быстрее. Белла никак не реагировала. Она ждала, демонстрируя терпение и воспитанность. Его это явно выводило из себя.

Я мало думал о том, как ищейка нашел Беллу - у меня было время только на то, чтобы действовать, - но всё это имело смысл. Ничто из сказанного им меня не удивило. Меня слегка передернуло, когда я осознал, что к последнему шагу его подтолкнуло то, что мы полетели в Финикс. Но это была лишь одна из тысячи ошибок на моей совести.

Он заканчивал свой монолог - интересно, думал ли, что впечатлит меня? - и я попытался подготовиться к тому, что за ним последует.

- Очень просто, короче, - заключил он. - Я заслуживаю большего. Так что, как видишь, я надеюсь, что ты ошибаешься насчет своего парня. Эдвард, не так ли? - было глупо притворяться, что он забыл мое имя. Он не мог забыть его так же, как я никогда не забуду его.

Белла ему не ответила. Теперь она выглядела немного смущенной, будто не понимала, в чем смысл. Она не догадывалась, что это шоу не для нее.

- Ты не станешь возражать, если я оставлю твоему Эдварду маленькое письмецо от себя лично?

Ищейка попятился назад, пока не вышел из кадра. Изображение внезапно резко приблизилось к лицу Беллы. Его выражение было мне совершенно ясно - она начинала осознавать. Она уже знала, что он собирается убить ее, но ей ни разу не пришло в голову, что сначала он будет ее пытать. И впервые с тех пор, как она выяснила, что ее мать в безопасности, ее глаз коснулась паника.

Вместе с ее страхом и ужасом росли и мои собственные. Как смогу я пережить это? Я не знал. Но она это пережила, так что я тоже должен.

Убедившись, что у меня было достаточно времени, чтобы проникнуться ее зарождающимся страхом, он снова расширил кадр, слегка повернув угол обзора, так что теперь я мог видеть его отражение в зеркале поверх плеча Беллы.

- Извини, но я, правда, не думаю, что, увидев это, он сможет воздержаться от охоты на меня. - Он снова был доволен своей сценической постановкой. Ужас Беллы был той драмой, которую он ждал, которую предвкушал. - И я не хочу, чтобы он пропустил хоть что-нибудь. Конечно, все это предназначалось ему. Ты всего лишь человек, который, к сожалению, оказался не в том месте, не в то время и, смею добавить, бесспорно, побежал не с той толпой.

Снова шагнув в кадр, он придвинулся ближе к ней. Зеркала отразили и исказили его улыбку. 

- Прежде чем мы начнем…

Губы Беллы побелели.

- Я бы хотел покаяться кое в чем неприятном, совсем недолго, - его глаза встретились с моими в зеркале. - Ответ всегда был на поверхности, и я очень боялся, что Эдвард все узнает и испортит мне кайф. Это случилось давно, много лет назад. В тот один-единственный раз, когда моя добыча ускользнула от меня.

Элис показывала мне способ заставить ищейку потерять интерес. Он не догадывался, что я отверг эту идею. Он никогда бы не понял почему.

Он начал еще один монолог, и хоть я отдавал себе отчет, что его стремление позлорадствовать позволило Белле прожить достаточно долго для того, чтобы мы успели добраться до них, но все равно скрипел зубами от разочарования, пока он не произнес слова "маленькая подружка". Вот тогда я понял, что за его речью скрывалось нечто большее. Именно это Белла и пыталась нам сказать. 

"Элис, видео… он знал тебя, Элис, он знал, откуда ты".

- ...Она, кажется, даже не почувствовала боли, бедное маленькое создание, - объяснял ищейка. - Она так долго торчала в черной дыре той камеры. Сто лет назад из-за своих видений она была бы сожжена на костре, а в двадцатые годы двадцатого века за это полагались психушка и шоковая терапия. Когда она, сильная своей только что приобретенной молодостью, открыла глаза, складывалось впечатление, что никогда раньше она не видела солнца. Старый вампир сделал ее сильным новым вампиром, тем самым лишив меня повода прикасаться к ней. В отместку я уничтожил старца.

- Элис, - выдохнула Белла. Это откровение не вернуло румянец ее лицу. Цвет ее губ стал едва ли не бледно-зеленым. Не теряет ли она сознание? Я поймал себя на мысли, что надеюсь на передышку, на миг спасения, хотя знал, что это не может длиться долго.

Здесь было о чем подумать, и в какой-то момент мне захотелось узнать, что почувствовала Элис, но не сейчас. Не сейчас.

- Да, твоя маленькая подружка. Я очень удивился, увидев ее на поляне. - Он снова установил зрительный контакт со мной. - Так что, как по мне, ее клан сможет вынести из этого опыта кое-что утешительное. Я получаю тебя, они получают ее. Единственную ускользнувшую от меня жертву - большая честь, вообще-то.

- А как восхитительно она пахла. Я до сих пор жалею, что так и не испробовал… Ее запах был даже лучше, чем твой. Прости… ни в коем случае не хочу тебя обидеть. Ты пахнешь очень хорошо – чем-то цветочным…

Подходя все ближе и ближе, он навис над ней, затем протянул руку, и я снова едва не разбил камеру. Он еще не причинил ей боли, он лишь играл с прядью ее волос, вытягивая наружу ее страх. Выдаивая его.

Соскользнув со стула на землю, я положил камеру на пол рядом с собой. Крепко сжал кулаки в замок. И вовремя - ищейка протянул руку, чтобы нежно погладить ее по щеке, а я подумал, не сломаю ли себе руки.

- Нет, не понимаю, - заключил Джеймс. - Что ж, полагаю, нам следует продолжить, - он снова посмотрел на меня с намеком на улыбку на губах. Он хотел, чтобы я видел, как ему не терпится, как он насладится этим. - А потом я позвоню твоим друзьям и скажу им, где тебя найти, и передам мое маленькое послание.

Белла задрожала. Ее лицо было таким пепельно-серым, что я удивился, как она умудряется держаться на ногах. Ищейка начал кружить вокруг нее, улыбаясь мне в зеркале. Он присел на корточки, его взгляд переместился к ее лицу, а улыбка превратилась в звериный оскал.

В ужасе она бросилась к задней двери. Я понял, что именно этого он и добивался - пытался подтолкнуть ее к действиям. Обнажив зубы в довольной улыбке, прыжком он обогнал ее и, пренебрежительно махнув левой рукой, отшвырнул на зеркальную стену.

Она находилась в воздухе в течение одной мимолетно-бесконечной паузы, а затем с металлическим лязгом, хрустом костей и битого стекла врезалась в медные перекладины балетного станка и зеркало позади него. Станок вырвало из кронштейнов, и он рухнул на дощатый пол. Ее тело, полностью обмякшее, последовало за ним - она соскользнула на пол, и осколки зеркала ловили и отражали свет, создавая блестящий ореол вокруг нее. Я снова понадеялся, что она без сознания. Но потом увидел ее глаза.

Потрясенные, беспомощные, застывшие.

Мои руки ныли от давления сокрушительной силы моей хватки, но я не мог их расслабить.

Ищейка неторопливо направился к ней. Через зеркало сфокусировав взгляд на объективе камеры, он смотрел прямо на меня.

- Какой потрясающий эффект, - отметил он для меня, надеясь, что я воздал должное его замыслу. - Я подумал, что эта комната придаст визуальной драматичности моей короткометражке. Вот почему для встречи с тобой я выбрал это место. Оно идеально, не так ли?

Я не знал, заметила ли Белла, что он отвлекся, или действовала чисто инстинктивно, но, болезненно повернувшись, она уперлась руками в пол и поползла к выходу.

Джеймс тихо рассмеялся над ее жалкой попыткой, а затем наклонился над ней.

Элис уже показывала мне это. Мне хотелось отвернуться, но я не мог и смотрел, как следопыт с усилием наступил на ее голень. Я слышал, как хрустнули обе берцовые и малоберцовые кости.

Она дернулась всем телом, а ее крик заполнил небольшое помещение, рикошетом отразившись от зеркал и полированного дерева. По ощущениям было похоже на дрель, вонзающуюся в мои уши сквозь наушники. Ее лицо исказилось от боли, а в глазах полопались крохотные кровеносные сосуды.

- Не хочешь ли ты еще раз обдумать свое последнее желание? - спросил он Беллу, сосредоточив все свое внимание на ней. Пальцем ноги он с тщательной осторожностью надавил в самый центр перелома.

Белла снова закричала, звук продирался изнутри и вырывался из ее горла.

- Может, предпочитаешь, чтобы Эдвард попытался меня найти? – подсказывал ищейка, как режиссёр на подмостках сцены.

Ищейка собирался пытать ее до тех пор, пока она не попросит меня начать на него охоту. Она должна знать - я пойму, что ее вынудили это сказать. Конечно, он быстро получит от нее все, чего хотел.

- Скажи ему то, что он хочет услышать, - без толку шептал я ей.

- Нет! – отрывисто прохрипела она и впервые посмотрела в объектив камеры. Обращаясь прямо ко мне, ее покрасневшие глаза умоляли: - Нет, Эдвард, не надо…

Он пнул ее в запрокинутое лицо.

Я уже видел последствия этого пинка - на ее левой скуле виднелись две крошечные ссадины. Он был осторожен, зная, что если ударит чуть-чуть сильнее, то убьет ее, а он еще не закончил. На самом деле его удар был всего лишь прикосновением.

Она снова пролетела по воздуху.

Проследив ее траекторию, я сразу понял его ошибку.

Зеркало уже было разбито, выпирающие края торчали наружу, как неровные серебряные зубы. Головой она врезалась почти в то же самое место, что и раньше, а когда сила тяжести потянула ее к полу, эти зеркальные клыки вонзились ей в голову. Звук, с которым рвалась ее кожа, невозможно было пропустить.

Ищейка оглянулся, и я увидел в зеркале, как напряглось его лицо, едва он понял, что натворил.

Кровь уже просачивалась сквозь ее волосы, алыми струйками стекала по щекам, скатывалась по шее и скапливалась во впадинках над ключицами. Лишь оттого, что я смотрел на эту кровь, она вызывала пожар в моем горле и воспоминания о своем вкусе.

А кровь уже гулкими каплями шлепалась на пол, собираясь в лужу вокруг локтей Беллы.

Она текла так быстро, и ее было так много, что это было невероятно. Потрясенный тем, что она выжила после того броска, я не мог оторвать глаз от экрана. Ищейка тоже наблюдал, и все его планы нарушились, а самомнение испарилось. Его лицо стало диким, нечеловеческим. Какой-то частицей себя он хотел побороть жажду - я видел это по его глазам, - но он не обладал навыками самоконтроля. Он едва ли помнил о своих зрителях и о своем шоу.

Рык охотника прорвался сквозь его зубы. Защищаясь, Белла инстинктивно подняла руку. Ее глаза уже закрылись, из разбитого лица вместе с кровью утекала ее жизнь.

Напряжение разрешилось взрывом, ревом. Ищейка бросился вперед. Бледная фигура промелькнула в кадре так быстро, что разглядеть ее было невозможно. Ищейка пропал из поля зрения. Я увидел багровый след его зубов на ладони Беллы, а затем ее рука, с тихим всплеском, безжизненно упала в озерцо из крови.

Я совершенно оцепенел, наблюдая, как на экране рыдает мое отражение, а Карлайл пытается ее спасти. Мои глаза были прикованы к нижнему правому углу кадра, где время от времени мелькал какой-нибудь кусок ищейки. Или локоть Эммета, или затылок Джаспера. По этим мимолетным проблескам невозможно было создать хоть какое-то представление о драке. Когда-нибудь я заставлю Эммета или Джаспера вспомнить ее для меня. Я сомневался, что это ослабит мою ярость. Даже, если бы я сам был тем, кто разорвал ищейку на части и сжег, этого было бы недостаточно. Ничто не сможет это исправить.

Наконец, к объективу подошла Элис. По ее лицу пробежала мучительная судорога, и я понял, что у нее было видение и того, как велась эта запись, а также - я не сомневался - и того, как я сейчас ее смотрю. Она подняла камеру, и экран погас.

Медленно я потянулся к камере, а затем так же медленно и методично смял ее в кучку металлической и пластиковой пыли.

Покончив с этим, я вытащил из кармана рубашки маленькую крышечку от бутылки, которую несколько недель носил с собой. Мой символ Беллы - мой талисман, моя глупая, но обнадеживающая физическая связь с ней.

Она тускло блеснула в моей руке, а затем я растер ее между большим и указательным пальцами и позволил стальным осколкам упасть на останки камеры.

Я не заслуживал никакой связи, вообще никаких притязаний на нее.

Я долго сидел в пустой часовне. В какой-то момент из динамиков тихо заиграла музыка, но никто не вошел, и непохоже было, чтобы меня здесь кто-то заметил. Я догадался, что музыка время от времени включалась автоматически. Это была Adagio sostenuto из Второго фортепианного концерта Рахманинова.

Застыв в оцепенение, я слушал и пытался напомнить себе, что с Беллой все будет в порядке. Что я могу сейчас встать и вернуться к ней. А Элис видела, что ее глаза снова откроются всего через тридцать шесть часов. День, ночь и еще один день.

Но ничто из этого теперь не имело значения. Потому что во всем, через что она прошла, была моя вина. 

Я смотрел в высокие окна на противоположной стене и видел, как чернота ночи медленно уступает место бледно-серому небу.

А потом я сделал то, чего не делал уже сто лет.

Свернувшись калачиком на полу, недвижимый в мучительной боли… я молился.

Я молился не своему Богу, интуитивно всегда зная, что для моего вида божества не существует. Бессмертным не было смысла иметь бога. Мы лишили себя покровительства любого бога. Мы сами создали свои жизни, и единственной силой, достаточно могущественной, чтобы снова отнять их у нас, обладали только такие же, как мы. Землетрясения не могли нас сокрушить, наводнения не могли утопить, пожары были слишком медлительны, чтобы нас поймать. Сера и адское пламя были к нам неприменимы. Мы были богами нашей собственной альтернативной вселенной. Внутри смертного мира, но над ним, никогда не подчиняясь его законам, только своим собственным.

Не было Бога, которому бы я принадлежал, не к кому обратиться с мольбой. У Карлайла были другие убеждения, и, возможно, для кого-то вроде него сделали бы исключение. Но я не был таким, как он. Я был запятнан, как и все остальные из нашего рода.

Вместо этого я молился ее Богу. Потому что если в ее вселенной была какая-то высшая милосердная сила, то он или она, конечно, должны бы беспокоиться об этой самой храброй и доброй дочери. А если нет, то никакого смысла в таких сущностях не было. Мне необходимо поверить, что она значима для этого далекого Бога, если таковой вообще существует.

Поэтому я молил ее Бога о силе, которая мне понадобится. Сам я был недостаточно силен, и знал это - сила должна прийти извне. С совершенной ясностью я вспомнил видения Элис о брошенной Белле – ее мрачное, печальное, пустое, изнуренное лицо. Ее боль и ее кошмары. Мне никогда и в голову не могло бы прийти, что моя решимость уйти не улетучится, не уступит знанию о том, как сильно она будет горевать. Я и сейчас не мог себе этого представить. Но мне придется это сделать. Я должен был обрести силы.

Я молился ее Богу со всей болью моей проклятой, потерянной души, чтобы он – или она, или оно - помог мне защитить Беллу от самого себя.

____________________________________________________________

Перевод:   gazelle, Deruddy, Aelissa

Редакторы:     gazelle, Bellissima