Беллу продержали в больнице еще шесть дней. Я видел, что это время казалось ей нескончаемым. Ей не терпелось вернуться к нормальной жизни, перестать подвергаться процедурам и осмотрам врачей, избавиться от всех этих игл, воткнутых в ее кожу.

Для меня же время летело, невзирая на постоянные мучения, которые я испытывал, видя ее на больничной койке, зная, что ей больно, и что я никак не могу облегчить эту боль. Это время было мне гарантировано – несомненно, было бы неправильно оставить ее, пока ее переломы еще не срослись. Мне хотелось растянуть каждую секунду, хоть они и были мучительны. Но они стремительно проносились мимо меня.

Минуты, что мне приходилось проводить вдали от Беллы, когда врачи проводили консультации с ней и Рене, я ненавидел, хотя подслушивать с лестничной клетки мне было совсем нетрудно. Иногда это бывало даже к лучшему - мне не всегда удавалось контролировать выражение своего лица.

Например, в тот день, когда Белла очнулась, доктор Сандарангани восторгался ее рентгеновскими снимками, довольный тем, какие чистые у нее переломы, как аккуратно они срастутся – а я в этот момент видел лишь, как ступня ищейки опускается на ее ногу. Слышал только резкий хруст ее костей. Хорошо, что тогда никто не мог видеть мое лицо.

Белла заметила, что ее мать обеспокоена – та переживала по поводу долгосрочной работы заменяющим учителем в одной из школ Джексонвиля, которую отдадут кому-то другому, если она не приступит в ближайшее время – и всё же полна решимости оставаться с Беллой, пока та находится в Финиксе. Белле оказалось не так уж трудно убедить мать, что все в полном порядке, и что ей следует вернуться во Флориду. Рене уехала двумя днями раньше нас.

Белла часто говорила по телефону с Чарли, особенно после отъезда матери, и теперь, когда опасность миновала, когда у него появилось время обдумать произошедшее со всех сторон, он начал сердиться. Не на Беллу, конечно же, нет. Его гнев был направлен на того, на кого следовало. В конце концов, ничего этого не случилось бы, если бы не я. Их быстро расцветающая дружба с Элис немного сбивала его с толку в этом вопросе, но я не сомневался в том, что именно прочитаю в его тихих мыслях, когда вернусь.

Я старался больше не заводить с Беллой серьезных разговоров. Это оказалось легче, чем я ожидал. Мы редко оставались одни, – даже после отъезда Рене ее место заняли постоянно заходящие в палату медсестры и врачи, – да и Белла часто бывала полусонной от лекарств. Она казалась вполне довольной тем, что я был здесь, с ней. Она больше не просила у меня гарантий. Но иногда я был уверен, что вижу сомнение в ее глазах. Как бы мне хотелось стереть это сомнение, исполнив то, что обещал, но лучше совсем ничего не говорить, чем снова лгать.

А потом, так скоро, мы уже организовывали наше возвращение домой.

Чарли предложил план, по которому Белла должна была полететь на самолете с Карлайлом, а мы с Элис поехать в штат Вашингтон на пикапе. Карлайл сам разобрался с его предложением, ему не нужно было обсуждать этот план со мной, чтобы знать, что я о нем думаю. Он убедил Чарли, что мы с Элис и так пропустили слишком много школьных занятий, и на это Чарли нечего было возразить. Мы полетим домой вместе. Пикап же отбуксируют – Карлайл заверил Чарли, что устроить это легко и совсем не дорого.

До чего же иначе все воспринималось, когда мы вернулись в тот аэропорт, где начался мой самый страшный кошмар. Мы улетали, когда уже стемнело, так что стеклянный потолок над головой больше не представлял для нас опасности. Я не знал, что видела Белла, глядя на эти просторные залы – думала ли, так же как и я, о боли и ужасе, которые испытала в последний раз, когда была здесь? В этот раз мы не мчались, а передвигались медленно; Элис толкала инвалидное кресло, чтобы я мог идти рядом с Беллой и держать ее за руку. Как я и ожидал, Белле не нравилось, что ей приходится передвигаться в коляске, не нравились и направленные на нее любопытные взгляды. Время от времени она хмуро смотрела на свою толстую белую гипсовую повязку, словно хотела содрать ее собственными руками, но вслух она ни разу не пожаловалась.

Во время полета она спала и тихо бормотала во сне мое имя. Было бы так легко выкинуть из головы произошедшее и позволить себе вновь пережить наш единственный идеальный день, остаться в том времени, где звук моего имени на ее устах не обжигал чувством вины и предчувствием беды. Но надвигающаяся разлука ощущалась слишком остро, чтобы можно было предаваться фантазиям.

В аэропорту СиТак нас встречал Чарли, хоть было уже после одиннадцати вечера, и обратная дорога до Форкса у него должна была занять почти четыре часа. И Карлайл, и Элис пытались отговорить его от этого, но я понимал. И хотя его мысли оставались такими же туманными, как раньше, было очевидно, что я не ошибся: кончилось тем, что он возложил вину на настоящего виновника.

Не то чтобы он затаил страшное подозрение, что я сам сбросил Беллу с лестницы – он скорее считал, что она никогда не поступила бы так импульсивно, если бы я не подтолкнул ее к этому. Хоть он и заблуждался насчет того, что привело Беллу в Аризону, основное его предположение было правильным. В конце концов, это была моя вина.

Мы следовали за полицейской машиной Чарли, который добросовестно соблюдал все ограничения по скорости, и поездка должна была стать очень долгой, но время по-прежнему бежало слишком быстро. Даже то, что я был временно разлучен с Беллой, никак не замедлило течения этих часов.

Все мы почти без промедления освоились с новым укладом жизни. Элис взяла на себя обязанности сиделки и фрейлины при Белле, и Чарли не знал, как адекватно выразить свою признательность. Белле было неловко, что она нуждалась в чьей-то помощи для удовлетворения самых простых и интимных нужд, но и она тоже была рада, что этим «кем-то» была Элис. Словно в течение нескольких дней в Финиксе видение Элис о Белле в качестве лучшей подруги полностью воплотилось в жизнь. Им было так комфортно друг с другом, - у них уже было множество секретов и шуток, понятных только им двоим, - точно они дружили много лет, а не всего несколько недель. Чарли иногда наблюдал за ними в замешательстве, недоумевая, почему Белла никогда не упоминала их близкую дружбу, но он был слишком благодарен за то, что Элис была в их жизни, равно как и очарован ею, чтобы настойчиво добиваться ответов. Он просто был счастлив, что получил лучший из возможных вариантов в ситуации, когда необходимо ухаживать за получившей серьезные травмы дочерью. Элис бывала в доме Свонов почти так же часто, как я, хотя во время своих визитов находилась на глазах у Чарли гораздо больше.

По поводу школы у Беллы были противоречивые чувства.

- С одной стороны, - сказала мне она, - я просто хочу, чтобы все было по-старому. И не хочу отстать еще больше.

Это было на второй день после нашего возвращения, очень ранним утром – в дневные часы она так много спала, что теперь ее день и ночь полностью поменялись местами.

- С другой стороны, стоит только подумать, как все будут на меня смотреть, когда я в этой штуковине... – она бросила угрожающий взгляд на ни в чем не повинную инвалидную коляску, стоявшую сложенной возле кровати.

- Если бы я мог носить тебя по школе на руках, я бы так и сделал, но...

- Пожалуй, от этого меньше пялиться  не станут, - вздохнула она.

- Пожалуй. Впрочем, хоть ты так и не оценила тот факт, что на самом деле я нечто устрашающее, я тебя уверяю, что могу неким образом повлиять на любителей пялиться.

- Каким это?

- Я тебе покажу.

- Теперь мне любопытно. Так что срочно возвращаюсь в школу.

- Все, что захочешь.

Я внутренне поежился, как только произнес эти слова. Я всегда очень старался не говорить ничего, что привело бы к повторению нашего разговора в больнице, но на этот раз она оставила мое высказывание без внимания.

Вообще-то она, казалось, так же не хотела говорить о будущем, как и я. Возможно, именно поэтому ее так привлекала мысль о том, чтобы все стало «по-старому». Наверное, она надеялась, что мы сможем забыть этот эпизод, как будто он был всего лишь одной неудачной главой в наших отношениях, а не предзнаменованием единственно возможного исхода.

Выполнить это незначительное обещание было легко. В первый день в школе, когда я возил ее из класса в класс, мне достаточно было лишь посмотреть в глаза любому, кто казался излишне любопытным. Слегка прищуренные глаза, чуть приподнятая верхняя губа – и зеваки быстро соображали, что им лучше сосредоточить внимание на чем-то другом.

Однако Беллу это не убедило.

- Не уверена, что это и правда твоих рук дело. Я просто не особо интересная. Не стоило и волноваться.

Как только Карлайл позволил, она сменила свою гипсовую повязку на «сапожок» и пару костылей. Инвалидная коляска мне нравилась больше. Тяжело было смотреть, как она мучается с костылями, и не иметь возможности помочь, но Белла, казалось, восприняла способность снова передвигаться самостоятельно с облегчением. Через несколько дней она ходила уже не так неуклюже.

Истории, циркулировавшие по школе, были ошибочными во всех отношениях. О злополучном падении Беллы сквозь окно гостиницы было известно всем; сведения об этом давно расползлись по округе через помощников Чарли. Но Чарли помалкивал о том, почему Белла оказалась в Финиксе. Поэтому Джессика Стэнли заполнила пробелы – мы с Беллой поехали в Финикс вместе, чтобы я познакомился с ее матерью. Джессика намекала, что мы сделали это, потому что наши отношения становились очень серьезными. Все приняли ее версию событий, и большинство уже забыли, откуда пошла эта сказочка.

Джессике пришлось сочинять эту сплетню самостоятельно, потому что Белла редко проводила с ней время вне школы. Все было точно так же, как в самом начале, когда я остановил фургон – когда Белла хотела, она умела держать язык за зубами. И теперь она сидела за нашим столом, со мной, Элис и Джаспером. Даже при отсутствии Эммета и Розали – они теперь притворялись, что едят снаружи, и прятались в машине при угрозе солнечного света – ни у кого из людей не хватало смелости присоединиться к Белле в нашем присутствии. Мне не нравилось, что она отдалялась от своих бывших друзей, особенно от Анжелы, но я полагал, что со временем все вернется к прежнему положению вещей, станет так, как было раньше - прежде чем я вмешался в ее жизнь.

После того, как мы уедем.

Хотя время так и не замедлило свой бег, установившийся режим начал казаться нормальным, и мне приходилось постоянно быть начеку. Иногда я забывался: случалось, что Белла поднимала на меня глаза и улыбалась, и меня переполняло то прежнее ощущение, что это правильно, что мы с ней созданы друг для друга. Трудно было помнить, что это чувство, такое чистое и сильное, на самом деле ложное. Трудно было помнить, пока что-то не напоминало: вот она повернулась слишком резко и поморщилась от боли в заживающих ребрах, вот поставила ногу на землю слишком уверенно и охнула, или повернула запястье так, что на основании ладони стал виден бледный, блестящий новый шрам.

Белла выздоравливала, и время уходило. Я цеплялся за каждую секунду.

У Элис был новый план, который нарушил бы – приятным, по ее мнению, образом - привычный ход вещей. Зная, что Белла будет возражать, я сначала не соглашался. Но потом, чем дольше я размышлял, тем больше начинал видеть все с другой точки зрения.

Не с точки зрения Элис. Ее мотивы были, по меньшей мере, на семьдесят процентов эгоистичными: полностью преобразить чью-то внешность – это она обожала. Мои же собственные мотивы, по моей оценке, были эгоистичными где-то на десять процентов. Да, я хотел, чтобы у меня осталось это воспоминание. Я признавался себе в этом. Однако главным моим побуждением было изменить одну конкретную главу в будущей жизни Беллы. Это ради нее я согласился с бредовым планом Элис.

У меня было видение – не как у Элис, не настоящее пророчество. Просто возможный сценарий. Это видение вызывало во всем моем теле острое болезненное ощущение – наполовину муку, наполовину удовольствие.

Я представлял себе Беллу через двадцать лет, повзрослевшую и с достоинством приближающуюся к среднему возрасту. Как и ее мать, она будет выглядеть молодо дольше, чем большинство людей, но когда появятся морщины, они не испортят ее красоты. Я видел ее где-то в солнечном месте, в симпатичном, но простом домике, где, если ее привычки не сильно изменятся, будет царить беспорядок. Беспорядка добавят дети, двое или трое. Возможно, мальчик с улыбкой и кудрявыми волосами Чарли, и девочка, которая, как и сама Белла, будет похожа на мать.

Я не пытался представить себе их отца или думать о том, как черты его лица отразятся в лицах детей Беллы – все это было мучительно.

Однажды, когда дети будут подростками, но младше, чем Белла сейчас, один из них спросит, - возможно, вдохновленный просмотром какой-нибудь подростковой романтической комедии по телевизору (хотя Элис говорила мне, что в следующем десятилетии потребление медиаконтента сильно изменится - она ожидала создания определенных компаний, чтобы вложить в них деньги), - каков был ее выпускной бал.

Белла улыбнется и скажет:

- Я не любила танцы. Не пошла на выпускной.

И дети будут разочарованы. У их матери нет никаких хороших историй о ее подростковых годах. Неужели она ни разу не сделала ничего интересного?

У Беллы не будет смешных, легкомысленных историй – вместо них лишь острый недостаток нормального жизненного опыта, только тайны и опасность, и повествование до такой степени фантастическое, что однажды она может засомневаться – а не было ли всё с самого начала плодом ее воображения?

Или же... Белла могла бы рассмеяться на вопрос ребенка, и ее вгляд внезапно стал бы мечтательным.

- Это был дурдом, - сказала бы она. – Я вообще-то не хотела идти, вы же знаете, что я не умею танцевать. Но моя сумасбродная лучшая подруга похитила меня, причесала, накрасила и нарядила, а мой парень отвез меня на выпускной, не слушая возражений. Оказалось все не так уж плохо. Я рада, что пошла. Стоило пойти хотя бы ради украшений – они были как в дешевой версии фильма «Кэрри». Нет, вам нельзя посмотреть «Кэрри». Пока нет.

Так что, ради этого момента в будущем Беллы я и позволил Элис осуществить ее дерзкий и несколько бесцеремонный план. Не просто позволил – я был виновен в пособничестве и подстрекательстве.

Вот так и случилось, что я, с букетиком фрезии в руках и в смокинге, – естественно, подобранном Элис; по крайней мере, мне не пришлось ничего покупать самому, - стоял у подножия лестницы, ожидая, когда Элис продемонстрирует результат своих трудов.

Я уже видел все это у нее в голове, но ей было все равно. Она желала воспроизвести каждую шаблонную сцену пышного и волнующего представления, каковым является для людей выпускной бал.

Элис предупредила Чарли, что Белла вернется домой поздно, дав ему понять, что она, Элис, будет неотъемлемой частью этого вечера от начала и до конца. Чарли никогда не возражал против чего бы то ни было, включающего Элис. Он часто возражал против вещей, включающих меня, хотя обычно делал это лишь в собственных мыслях.

Я слушал, как Элис помогает Белле доковылять до лестницы – Элис обхватила рукой талию Беллы, а Белла обняла Элис за плечо, изо всех сил налегая на нее. Белла теперь довольно прилично управлялась с костылем, но сегодня Элис его у нее отобрала. Не уверен, чего здесь было больше – желания, чтобы все выглядело красиво, или опасения, что с костылем Белла попытается сбежать. Потом, за несколько шагов до края лестницы, Элис высвободилась из объятий Беллы, настояв, чтобы та шла дальше одна.

- Что? – запротестовала Белла. – В этом я идти не могу.

- Это всего несколько шагов. У тебя получится. Я не вписываюсь и испорчу всю картину.

- Какую картину? – голос Беллы стал выше на пол-октавы. – Пусть никто не вздумает меня снимать!

- Никто никого не снимает. Я имела в виду мысленную картину. Успокойся.

- Мысленную картину? Кто ее увидит?

- Только Эдвард.

«Ну, это сработало». Элис заметила, что глаза Беллы загорелись при упоминании моего имени, и что в ее движениях появился энтузиазм, который отсутствовал на протяжении всего процесса укладки волос и нанесения макияжа. Элис это чуть-чуть задело.

Ступая медленно и неловко, Белла возникла в поле моего зрения, ища меня глазами.

Я уже видел это платье у Элис в голове, но не так, как сейчас. Тонкий шифон был отделан рюшами и оборками, которые создавали видимость благопристойности, но при этом льнул к ее коже так, что уводил мои мысли сильно в сторону. Фасон платья оставлял открытыми ее алебастровые плечи, от которых прозрачные рукава изящно спадали вниз по рукам и сходились на запястьях. Ассимметричная драпировка придавала телу Беллы более женственные очертания.

Разумеется, платье было темно-синее - Элис заметила, что я отдаю предпочтение этому цвету.

На одной ноге у Беллы была синяя атласная туфелька на высоком каблуке, которую удерживали на месте длинные ленты, обвивающие голень. На другой - ее потрепанный гипсовый «сапожок». Я немного удивился, что Элис не покрасила его в синий цвет, чтобы он соответствовал платью.

Я загляделся на Беллу, а она, широко раскрыв глаза, смотрела на меня.

- Вау, - выдохнула она.

- В самом деле, - согласился я, пробегая по ее платью откровенно оценивающим взглядом.

Она взглянула на себя вниз и покраснела. Потом пожала плечами, как будто хотела сказать: «Ну, вот она я в платье».

Я знал, что Элис хотелось, чтобы Белла величественно спустилась вниз по лестнице, но она уже поняла, что это не более чем фантазии. Я метнулся к Белле наверх. Прикрепив цветы к ее волосам, – для этой цели Элис оставила в ее прическе свободное место среди ниспадающих каскадом кудрей, - я подхватил ее на руки. Она уже привыкла к этому. Я много носил ее на руках, когда люди нас не видели.

Конечно, это было быстрее, но еще и облегчением было прижимать ее к себе. Чувствовать, что в этот момент она защищена и в безопасности.

- Повеселитесь как следует, - воскликнула Элис и метнулась обратно в свою комнату. Она переоделась в свое платье прежде, чем я успел спуститься вниз с Беллой на руках. Я слышал, как Розали и остальные ждут ее в гараже – кто-то терпеливо, кто-то не очень. Элис задержалась, чтобы несколькими штрихами нанести на глаза подводку.

Я донес Беллу к Вольво и осторожно усадил ее на пассажирское сиденье, проследив за тем, чтобы не прищемить дверью шифон и ленты платья. Меня удивляло ее молчание. И сейчас, и раньше. Она жаловалась, когда Элис наносила ей макияж, но не высказала никаких возражений по поводу танцев.

Я сел в водительское сиденье, и мы поехали по подъездной дороге.

- Когда именно ты собираешься сказать мне, что происходит? – спросила Белла, голосом выражая больше досады, чем было написано на ее лице.

Я вгляделся в ее лицо, в поисках признаков того, что она шутит. Если не считать напускного раздражения, она казалась вполне серьезной. Не верилось, что она могла быть настолько забывчивой.

- Я поражен, что ты до сих пор не сообразила, - ответил я с ухмылкой, подыгрывая ей. Потому что, конечно же, она меня дразнила.

Внезапно она резко втянула в себя воздух, и я взглянул на нее, пытаясь понять причину. Но она лишь пристально смотрела на меня.

- Я уже говорила, что ты замечательно выглядишь, да? – спросила она.

Я подумал, что ее недавнее «вау», скорее всего, выражало именно это.

- Да.

Она снова нахмурилась, возвращаясь к прежнему раздражению.

- Я больше не буду к вам приходить, если Элис будет обращаться со мной как с подопытной куклой Барби.

Прежде чем я успел защитить или обвинить Элис, в моем кармане  зазвонил телефон. Я быстро достал его, подумав, что, может быть,  это Элис с какими-нибудь дополнительными инструкциями, но это оказался Чарли.

Отец Беллы обычно мне не звонил, поэтому я  ответил  с некоторой опаской.

- Алло, Чарли?

- Чарли? – прошептала Белла, тоже встревожившись.

Чарли прочистил горло, и я почувствовал его замешательство на другом конце телефонной связи.

- Ммм, привет, Эдвард. Извини, что мешаю тебе, ммм... проводить вечер, но я не уверен... Видишь ли, Тайлер Кроули только что появился здесь в смокинге, и он, кажется, считает, что это с ним Белла идет на выпускной.

- Вы шутите! – рассмеялся я.

Редко кто, кроме Беллы, заставал меня врасплох.

В школе я не замечал, чтобы Тайлер думал что-то об этой выходке, но я был настолько поглощен каждой своей секундой с Беллой, что наверняка пропустил много чего несущественного.

- Что там такое? – зашипела Белла.

- Ума не приложу, что делать, - продолжал Чарли, которому явно было не по себе.

- Давайте я с ним поговорю? – предложил я.

В голосе Чарли послышалось облегчение, когда он ответил:

- Это можно.

Потом он заговорил в сторону от телефона:

- Вот, Тайлер, это тебя.

Белла смотрела на мое лицо, обеспокоенная тем, что происходило между ее отцом и мной. Она не заметила ярко-красный автомобиль, который неожиданно промчался мимо нас. Я проигнорировал мысли Розали, радующейся, что обогнала меня, - я теперь все время игнорировал Розали, - и сосредоточился на разговоре.

Голос мальчишки сорвался, когда он произнес:

- Да?

- Привет, Тайлер, это Эдвард Каллен.

Я говорил очень вежливым тоном, хотя для этого мне пришлось немного напрячься. Всего секунду назад ситуация казалась мне очень забавной, но теперь внезапная волна чувства собственничества захлестнула меня. Это была инфантильная реакция, но я не мог отрицать, что испытывал именно ее.

Белла резко втянула в себя воздух. Я искоса взглянул на нее и перевел взгляд обратно на дорогу. Если раньше она действительно, каким-то непонятным образом, ничего не понимала, то теперь ей всё стало ясно.

- Извини, если произошло недоразумение, но сегодня вечером Белла не свободна, - сказал я Тайлеру.

- О! - ответил он.

Инстинкт, пробудивший во мне ревность и стремление защитить, не ослабил своей хватки, и мой ответ прозвучал резче, чем необходимо.

- Если уж совсем начистоту, то она будет занята каждый вечер – для всех, кроме меня. Без обид. И мне жаль, что твой вечер испорчен.

Я знал, что мне не следовало говорить эти слова, но все равно не мог сдержать улыбки, представляя реакцию Тайлера на них. И то, как он будет чувствовать себя, когда мы с ним увидимся в понедельник в школе. Я оборвал разговор и повернулся к Белле, чтобы оценить ее реакцию.

Лицо Беллы было пунцовым, а его выражение – яростным.

- Эта последняя часть была слишком? – встревожился я. – Я не хотел тебя обидеть.

То, что я сказал по телефону, прозвучало весьма деспотично, и, хотя я был вполне уверен, что Беллу не интересует Тайлер, не мне было принимать решение за нее.

Мне не следовало говорить этих слов еще и по другой причине, но вряд ли они огорчили бы Беллу с этой точки зрения. Хоть после разговора в больнице она больше ни требовала обещаний, между нами постоянно чувствовалось ее подспудное сомнение. Мне приходилось находить баланс между тем, что она должна быть твердо уверенна во мне, и тем, что я был неспособен ее обманывать.

Я жил в наших с ней отношения день за днем, час за часом. Не заглядывал в будущее. Было достаточно того, что я чувствовал, как оно надвигается. Когда теперь я обещал Белле «навсегда», я подразумевал «так далеко, как могу видеть». А я не видел, потому что не смотрел.

- Ты везешь меня на выпускной! – закричала она.

Она и в самом деле не знала. Я понятия не имел, как реагировать на это. Что еще мы могли делать сегодня в Форксе, в вечерних нарядах?

А теперь у нее на глазах выступили настоящие слезы, и она ухватилась за ручку двери, как будто хотела выпрыгнуть из машины – лучше это, чем оказаться лицом к лицу с таким ужасом, как школьные танцы.

Я незаметно запер двери.

Я не знал, что сказать; просто никак не предполагал, что она могла все неправильно понять. Поэтому я сказал самое, пожалуй, глупое, что только возможно в такой ситуации:

- Не упрямься, Белла.

Она смотрела в окно, точно все еще подумывала о том, чтобы выпрыгнуть.

- Зачем ты делаешь это со мной? – простонала она.

Я указал на свой смокинг.

- Честно, Белла, что, по-твоему, мы собирались делать?

Она вытерла бегущие по щекам слезы с выражением ужаса на лице. Как будто я только что сообщил ей, что убил всех ее друзей, и она следующая.

- Это просто смешно, - отметил я. – Почему ты плачешь?

- Потому что злюсь! – выкрикнула она.

Я уже засомневался, а не повернуть ли назад. Танцы, в общем-то, не имели значения, и мне очень не нравилось так ее огорчать. Но я подумал о том разговоре в далеком будущем Беллы и решил не сдаваться.

- Белла, - тихо сказал я.

Она встретилась со мной взглядом и, казалось, подрастеряла весь свой гнев. По крайней мере, я все еще был способен ослеплять ее.

- Что? – спросила она, совершенно растерявшись.

- Сделай мне одолжение? – взмолился я.

Она смотрела на меня еще секунду, скорее с обожанием, чем с яростью, а потом покачала головой, сдаваясь.

- Ладно, пойду тихо-мирно, - сказала она, смирившись со своей участью. – Но вот увидишь. Моему очередному несчастью уже давно пора приключиться, и я, скорее всего, сломаю вторую ногу. Посмотри на эту туфлю! Это же смертельная ловушка!

Она вытянула ногу в мою сторону.

Широкие атласные ленты, по-балетному обвивающие  тонкую голень, и ее кожа цвета слоновой кости так красиво контрастировали,  что затмевали собой всякую моду. В этом месте, где зимней одежде нет конца,  восхитительно было видеть части ее тела, прежде никогда мною не виденные. Вот где проявили себя мои десять процентов эгоизма.

- Хмм, - выдохнул я. – Напомни мне сегодня поблагодарить Элис за это.

- Элис там будет?

Судя по тону, это успокаивало ее больше, чем мое присутствие.

Я знал, что обязан раскрыть ей всю информацию.

- С Джаспером, и Эмметом... с Розали.

Тревожная складочка появилась между ее бровей.

Эммет старался, все они старались – все, кроме меня. Я не разговаривал с Розали с того вечера, когда она отказалась помочь мне спасти жизнь Беллы. Теперь она оправдывала свою репутацию невероятной упрямицы. Она никогда не проявляла открытой враждебности по отношению к Белле в тех редких случаях, когда они оказывались в одной комнате – разве что считать враждебностью настойчивое игнорирование чьего-то существования.

Белла снова покачала головой, явно решив не думать о Розали.

- Чарли все известно?

- Разумеется, - сказал я, решив не упоминать, что всему городу Форкс и, возможно, большей части округа известен тот секрет, что сегодня проводится выпускной бал. По всей школе даже были развешаны совершенно секретные плакаты и транспаранты. Тут я засмеялся:

- Хотя Тайлеру, кажется, известно не было.

Было слышно, как она стиснула зубы, но, похоже, ее гнев был больше направлен на Тайлера, чем на меня.

Мы заехали на школьную стоянку, и в этот раз Белла заметила машину Розали, припаркованную на самом видном месте. Она нервно смотрела на нее, пока я парковался в другом ряду, а потом вышел из Вольво и обошел его с человеческой скоростью. Открыв пассажирскую дверь, я протянул Белле руку.

Она скрестила руки на груди. Поджала губы. Было ясно, что она сообразила: в окружении людей-очевидцев я не мог просто перебросить ее через плечо и насильно доставить в это жуткое место, где царят ужас и кошмар – нашу школьную столовую.

Я тяжело вздохнул, но она не пошевелилась.

- Когда кто-то хочет тебя убить, ты храбрая, как лев, - пожаловался я. – А вот когда кто-то упоминает танцы...

Я разочарованно покачал головой.

Но она казалась по-настоящему напуганной словом «танцы».

- Белла, я не позволю, чтобы что-то навредило тебе, - пообещал я. – Даже ты сама. Я не отойду от тебя ни на секунду, обещаю.

Она обдумала это, и ее страх, казалось, немного отступил.

- Ну же, - уговаривал я, - все будет не так уж плохо.

Я наклонился и обхватил рукой ее талию. Ее горло было прямо рядом с моими губами, ее аромат такой же мощный, как лесной пожар, но в то же время нежнее, чем цветы в ее волосах. Она не сопротивлялась, когда я поднял ее из машины.

Мне хотелось дать ей понять, что я серьезно собираюсь выполнить свое обещание, а потому я крепко обхватил ее рукой и практически понес к школе. Досадно было, что я не мог просто взять ее на руки.

Скоро мы добрались до столовой. Двери были широко распахнуты, столы убраны из длинного зала. Все лампы на потолке были выключены – их заменяли целые мили позаимствованных рождественских гирлянд, развешанных по стенам неровными полукругами. Свет от них был тусклым, но не настолько, чтобы скрыть допотопные украшения. Гирлянды из гофрированной бумаги явно уже использовали раньше – такие они были мятые и полинявшие. Впрочем, арки из воздушных шаров были новыми.

Белла захихикала.

Я улыбался вместе с ней.

- Выглядит так, будто здесь того и гляди развернется действие фильма ужасов, - заметила она.

- Ну что ж, вампиров здесь имеется предостаточно, - согласился я.

Я продолжал вести ее к очереди за билетами, но теперь ее внимание было обращено на танцплощадку.

Там мои братья и сестры пускали пыль в глаза.

Полагаю, это был способ дать себе волю. Нам всегда приходилось очень... сдерживаться. Мы не могли полностью избежать внимания, - наши нечеловеческие лица гарантировали это, - но мы делали все возможное, чтобы не давать никому иного повода пялиться на нас.

Сегодня же Розали, Эммет, Джаспер и Элис танцевали по-настоящему. Они слили воедино сотни стилей из разных десятилетий и создали новые творения, которые могли принадлежать любой эпохе. Разумеется, они двигались с грацией, недоступной человеку. Не только Белла загляделась на них.

Некоторые храбрые люди тоже танцевали, но держались подальше от красующихся в центре танцпола вампиров.

- Хочешь, я запру двери на засов, чтобы вы могли устроить резню ничего не подозревающих горожан? - шепнула она. Мысль о массовом убийстве была для нее привлекательнее реальности выпускного бала.

- А ты как вписываешься в этот замысел? – поинтересовался я.

- О, я с вампирами, разумеется.

Я не удержался от улыбки.

- Все, что угодно, лишь бы избежать танцев.

- Все, что угодно.

Она повернулась, чтобы еще раз посмотреть на моих братьев и сестер, пока я покупал нам билеты. Сделав это, я сразу начал продвигаться к танцплощадке. Лучше сразу разделаться с той частью вечера, которой она боялась больше всего. Она не сможет расслабиться, пока мы с этим не покончим.

Она ковыляла медленнее, чем раньше, сопротивляясь.

- Времени у меня полно, - напомнил я ей.

Перевод:   sverchok

Редакторы:  gazelle, Bellissima