Глава 7. Держать ее за руку

До Рождества оставалось еще десять дней, но от обилия праздничных украшений уже не просто рябило в глазах, а даже слегка подташнивало. Многочисленные витрины Диагон-Аллеи радовали глаз слизеринским мерцанием серебряных лент, с достоинством обвивавших густо-зеленые мохнатые хвойные лапы; ошеломляли ослепительным гриффиндорским блеском алых шаров, подвешенных на витых золоченых шнурах, и настраивали на философский лад райвенкловским мерцанием бронзовых гирлянд с фарфоровыми колокольчиками глубокого синего цвета. Хаффлпафскую нотку в общую картину вносили песочно-желтые пряничные человечки и маленькие санта-клаусы из темного, почти черного, шоколада. Пройдись по улице Альбус Дамблдор — среди десятков прогуливающихся волшебников всех возрастов, закутанных в разноцветные мантии и шерстяные шарфы, с пузатыми кружками глинтвейна в руках — старик вряд ли остался бы равнодушен к такому яркому воплощению собственной давнишней мечты о единстве всех факультетов Хогвартса. Наверняка смахнул бы скупую слезинку и полез в карман мантии за лимонными дольками, слабый аромат которых плыл сейчас в лиловом вечернем воздухе, заглушаемый куда более насыщенными запахами жареных каштанов, миндаля, хвои, карамели, и, конечно же, корицы и гвоздики, ведь последний магловский малыш знает, что не бывает Рождества без этих пряных и сладковатых запахов, способных околдовать и лишить воли любого, кто вздумает сопротивляться празднику.
Драко Малфой, в общем-то, и не собирался этому самому празднику сопротивляться, отнюдь — он исправно обошел все нужные ему лавки и магазинчики, приобрел не менее двух дюжин рождественских подарков, вежливо раскланялся с вдвое большим количеством знакомых, полузнакомых и совершенно незнакомых волшебников, перебросился парой фраз с Оливером Вудом, встреченным возле кафе Флориана, и даже подписал несколько карточек с собственным изображением для восторженных малышей и недавних выпускниц Хогвартса — но мысли его, признаться, были далеки от всей этой кутерьмы, ему хотелось поскорее аппарировать домой, к теплым Гермиониным ладошкам, и чтобы она погладила его по голове, которая, кажется, начинала болеть, и накормила горячим ужином. При мысли об ужине Драко вспомнил о том, что один из его ближайших друзей остался без подарка, а раз уж он решил купить всем подарки к Рождеству именно сегодня (потому что с уверенностью предполагал — другого времени у него в ближайшие дни не будет), все, что ему оставалось — это забыть о ноющей голове, пустом желудке и подступающем раздражении, и направиться в сторону сверкающей яркими красками витрины магазина «Ужастики Умников Уизли». А где еще, скажите на милость, следовало искать рождественский подарок для Рона? Не во «Флориш и Ботс», это точно, и уж, конечно, не в лавке «Радость зельевара».
Вокруг стоял невероятный шум. Кричали уличные торговцы мелкими магическими сувенирами, отовсюду доносились усиленные Сонорусом призывные крики разносчиков горячих напитков, в самом магазине и возле него громко хохотали толпы юных волшебников, которые были еще слишком малы для того, чтобы учиться в Хогвартсе, но ощущали себя достаточно большими для того, чтобы накупить в «УУУ» петард-попрыгунчиков и поющих фейерверков, время от времени с диким грохотом взрывающихся в их руках. В довершение всей этой предпраздничной вакханалии над головами прохожих стайками летали рождественские фейки с серебряными бубенчиками в крохотных ручках, и обсыпали всех, кто оказывался в поле их зрения, разноцветной волшебной пыльцой. Пыльца, источающая все тот же непременный рождественский аромат миндаля и корицы, сверкала и тихонько звенела, опускаясь на плечи и волосы колдунов и ведьм. Все старания убрать ее с одежды Очистительными заклинаниями оказывались бесполезны, и Малфой, в конце концов, смирился с этим, хотя и подозревал, что он, со своими длинными светлыми волосами, в которых то и дело вспыхивали изумрудные, рубиновые, сапфировые и алмазные огоньки, выглядел как какой-нибудь фей-переросток. Очевидно, хохочущие фейки над его головой думали точно так же, с упорством, достойным лучшего применения, всё обсыпая и обсыпая его пыльцой, так что, добравшись, наконец, до входа в магазин, Драко сверкал не хуже драгоценного камня.
Стеклянные двери открылись с переливчатым звоном, и ему пришлось посторониться, пропуская шумную многодетную компанию волшебников. Малфой подождал, пока все детки в ярких шапочках с бубенчиками и помпонами проскачут мимо него на одной ножке, проводил взглядом последнего малыша — лет четырех, с оранжевым шарфом, замотанным вокруг шеи так, что наружу торчали только щеки — и неимоверным усилием воли согнал со своего лица глупую улыбку. Предрождественская суматоха по-прежнему раздражала его, а от шума голову ломило уже всерьез, но в воздухе, в сыром и начисто лишенном бодрящей морозной свежести воздухе, был разлит густой и терпкий умильный дух Рождества. Тот самый, что заставляет забывать давние обиды, мечтать о чудесах, глупо улыбаться встреченным карапузам и наколдовывать блюдечки, полные теплого молока, для попадающихся на пути бездомных котят. Бездомные котята Малфою на пути не попадались — да и откуда им взяться в волшебном мире, где каждый кот если не анимаг, то, как минимум, фамилиар — но он чувствовал себя насмерть отравленным этим самым рождественским духом, хотя и знал, что свой самый главный подарок в этом году получит еще до наступления праздника.
В магазине не оказалось ни Фреда, ни Джорджа, умчавшихся на срочную встречу с поставщиками и оставивших на растерзание ораве покупателей парочку своих заместителей, Большого Бена и Веселого Роджера. Отсутствие рыжих волос и общей фамилии у Бена и Роджера природа компенсировала наличием невероятной жизнерадостности и отменного чувства юмора — два этих качества стояли первыми в списке требований, предъявляемых близнецами Уизли к претендентам на эту работу. Малфой не успел порадоваться тому, что неугомонных Форджа и Дреда нет на месте — не потому что он не был бы рад видеть друзей, а потому что все, чего ему сейчас хотелось больше всего на свете — это быстренько выбрать для Рона подарок и аппарировать домой, пока тоненькая ниточка боли, пульсирующая в правом виске, не превратилась в раскаленную цыганскую иглу — но надеждам его не суждено было сбыться, так как в толпе покупателей он углядел высокую фигуру Северуса Снейпа, одетого — неимоверно! не в черную, а в шоколадно-коричневую мантию. Рядом с почтенным Зельеваром немедленно обнаружилась его супруга — миссис Нимфадора Снейп, волосы которой нынче вечером отливали изумительным темно-зеленым оттенком, очевидно, под цвет рождественских елей.
Когда поток взаимных приветствий иссяк, Нимфадора цепко ухватила кузена за локоть и решительно потащила его куда-то, не обращая внимания на насмешливое снейпово фырканье и недоуменно поднятые малфоевские брови. По пути миссис Снейп умудрилась зацепить плечом парочку-другую покупателей и едва не разбила какой-то искрящийся золотистый шар на подставке, но Малфой вовремя отлевитировал падающий шар обратно. Нимфадора, которая по-прежнему предпочитала, чтобы все окружающие называли ее Тонкс, этого, естественно, даже не заметила.
— Послушай, Тонкс, куда ты меня тащишь? Что за секреты от Северуса? — спросил Драко, когда они оказались в более-менее тихом уголке за огромными аквариумами. В них плавали карликовые осьминоги, ежеминутно меняющие цвета, и при одном взгляде на разноцветных тварей голова у Малфоя стала ныть еще сильнее.
— Никаких секретов! — энергично взмахнула рукой Нимфадора, задев при этом толстую стеклянную стенку ближайшего аквариума, и карликовые осьминоги в нем застыли в ожидании катастрофы. — Скоро Рождество, а снега все нет и нет. Как думаешь, выпадет в этом году хоть немного?
Малфой поднял брови на максимально возможную высоту:
— Тонкс, ты затащила меня за аквариум с осьминогами-хамелеонами только для того, чтобы поболтать о мерзком английском климате?
— Конечно, нет, Драко! — нетерпеливо вздохнула Нимфадора. — Я хочу поговорить с тобой кое о чем важном, пока Северус выбирает подарки для малышей.
— Подарки? — неверяще переспросил Драко. — Ты хочешь сказать, что вы покупаете подарки для своих малышей в магазине Фреда и Джорджа? Кузина, чем вас со Снейпом не устраивает ваш коттедж? Или вы давно решили сменить мебель в гостиной, да все руки не доходили?
Тонкс расхохоталась и волосы на ее голове моментально стали оранжевыми. Восхищенный вздох аквариумных осьминогов вызвал небольшую бурю на поверхности воды.
— Да нет, я говорю не о наших детях! — сказала миссис Снейп, отсмеявшись. — Сев покупает подарки сыновьям Гарри.
Теперь настала очередь Малфоя хохотать.
— Я всегда знал, что у профессора невероятное чувство юмора, но ты думаешь, Джинни его оценит?
— Не волнуйся, — Тонкс вновь махнула рукой, и краем глаза Малфой заметил, как осьминоги сделали попытку слиться с водорослями, устилающими дно аквариума. — Снейп прекрасно разбирается в том, что нужно детям. Он не купит ничего такого, что причинит им вред.
— Ну, я и не говорю о детях, — усмехнулся Драко. — Я вообще-то имел в виду их родителей. Впрочем, Мерлин с ним — если вы считаете, что выбирать подарки двоим маленьким Поттерам, одному из которых на днях исполнился месяц, нужно в этом магазине, кто я такой, чтобы с вами спорить? О чем ты хотела со мной поговорить?
Нимфадора нахмурилась, и ее волосы вновь потемнели. Осьминоги приникли к стенке аквариума и зашевелили всеми своими щупальцами.
— Дрей, это по поводу твоего решения. Скажи мне, ты не передумал?
Малфой перестал улыбаться.
— Нет, я не передумал. Если это все, что ты хотела мне сказать, может, вернемся к профессору?
— Подожди! — Тонкс подалась вперед и схватила Драко за локоть, наступив при этом на край собственной мантии и чудом удержавшись на ногах. — Не злись, Драко. Ты просто не до конца понимаешь, на что идешь. Честно говоря, ты представления об этом не имеешь! И то, что ты увидишь, может тебе очень не понравиться. Очень-очень не понравиться.
— Я имею представление о том, на что иду, — жестко ответил Малфой, аккуратно высвобождая свой локоть из нимфадориных пальцев. — Не стоит искать новые аргументы — я слышал их уже предостаточно. Если ты скажешь мне еще хоть слово о том, что я не представляю на что иду, или о том, что среди волшебников это не принято и считается нарушением магических традиций, я выкрашу твои волосы в грязно-желтый цвет. И, Тонкс, я не шучу и не собираюсь больше обсуждать эту тему с тобой или с кем бы то ни было другим.
Нимфадора примирительно раскинула руки. У пары осьминогов в аквариуме случилась временная остановка сердца.
— Если под «кем бы то ни было другим» ты подразумеваешь Сева, то он больше с тобой на эту тему говорить не будет. Просто, понимаешь…
— Нет, не понимаю, — отрезал Драко. — Всё, тема закрыта. Идем, поможем Северусу выбрать что-нибудь такое, что не доведет Джинни до нервного срыва.
С этими словами Драко развернулся и решительно покинул уютный «зааквариумный» уголок. Нимфадора вздохнула и поторопилась следом за ним, практически врезавшись в один из аквариумов, попавшийся ей на пути, но в самый последний момент ей все-таки удалось благополучно обогнуть препятствие, а карликовые осьминоги в этом аквариуме практически синхронно вытерли капельки соленого пота со лбов своими разноцветными щупальцами. В качестве следующего препятствия миссис Снейп попался Веселый Роджер, который вовремя удержал ее от падения и немедленно увлек за собой для демонстрации новых, усовершенствованных образцов самовозгорающихся плюшевых кресел под названием «Что, даже чаю не попьете?».
Пока Драко нашел Снейпа, он почти сумел взять себя в руки, и только ноющий правый висок не оставлял ему возможности успокоиться полностью. Нелепый и скомканный разговор с Тонкс, где он практически не дал ей ничего сказать, был всего лишь слабым отголоском того кошмара, который Драко приходилось выдерживать вот уже два месяца — с тех самых пор как он поделился со своими близкими друзьями неким важным решением, касающимся его самого и Гермионы. В течение этих двух месяцев его близкие и не слишком близкие друзья и знакомые (каким-то непостижимым образом новость распространилась в магическом обществе со скоростью полета новенькой «Молнии») считали своим долгом убедить Малфоя в том, что он нарушает древние традиции, бросает вызов устоям существования, здорово рискует своей счастливой супружеской жизнью, и вообще сошел с ума. Вначале Драко недоумевал, потом спорил и приводил аргументы, затем стал нервничать и ссориться, и, в конце концов, прекратил разговаривать с кем бы то ни было на эту тему. Первым и на сегодняшний день единственным волшебником, который смирился с таким положением вещей, был, конечно же, Гарри Поттер, заявивший, что Драко абсолютно в своем праве поступать так, как считает лучшим для себя и своей жены. Это высказывание стоило Гарри серьезной ссоры с собственной женой, воспитанной в соответствии с патриархальными магическими традициями, но от своего мнения Национальный герой Британии не отступил. Все остальные продолжали в лучшем случае недоумевать про себя, в худшем — как только что Нимфадора — не оставляли попыток достучаться до здравого малфоевского ума. Пока что ни одна из попыток успехом не увенчалась.
Северус Снейп обнаружился возле прилавков с точными копиями Сортировочной Шляпы, распевающими рождественские гимны, хвалебные оды Дамблдору и Гарри Поттеру и непристойные песенки троллей — на выбор владельца.
— Как вы думаете, Драко, создание подобного головного убора братьями Уизли стоит рассматривать как плевок в сторону их родной школы или как пощечину общественному вкусу? — задумчиво спросил Зельевар, разглядывая поющие на все голоса шляпы.
— Я думаю, Северус, — немедленно откликнулся Драко, потирая кончиками пальцев нещадно ноющий правый висок, — что подобный головной убор весьма обрадует еще одного Уизли, а именно Рона, так что я, пожалуй, приобрету ее в подарок другу, а вы поищите для маленьких Поттеров что-нибудь другое. Набор «Зельевар с пеленок», к примеру.
— Вы расстроены или рассержены, Драко? — утвердительным тоном произнес Снейп. — Надеюсь, это не разговор с моей женой так на Вас подействовал.
— О, нет! — ослепительно улыбнулся Малфой. — Как вы могли такое подумать! Возможно, я слишком быстро прекратил беседу с Нимфадорой, но вряд ли она могла сказать мне что-нибудь новое по этому поводу. Что-нибудь из того, о чем еще не говорили со мной Молли Уизли, Джинни Поттер и моя собственная мама! А также Фред, Джордж, Рон, Билл и Флер, Блейз и Панси Забини, не говоря уже о Министре Шеклболте и его дражайшей супруге!
— Драко… — начал было Снейп, но Драко перебил его.
— Даже Ремус Люпин попытался поговорить со мной на эту тему, и иногда, Северус, мне кажется, что единственным человеком во всей магической Великобритании, от кого я еще не слышал фразы «О, Драко, ты и в самом деле собираешься это сделать?!», является старик Дамблдор, и я нисколько не удивлюсь, если на днях получу от него Фоукса с письмом, в котором он поинтересуется, действительно ли я собираюсь сделать то, что собираюсь!
Свои последние слова Драко почти проорал прямо в лицо самому великому из всех зельеваров, когда-либо ходивших по улицам Лондона, но к счастью, вокруг стоял такой шум, что никто из покупателей не обратил на это внимания. Северус же стоял напротив Драко со своим обычным непроницаемым выражением лица, и даже если ему было неприятно наблюдать, как его бывший студент орет на него, он, в своих лучших традициях, не подал и виду, лишь приподнял немного левую бровь. Именно вид этой изогнутой в легком недоумении брови, привел Малфоя в себя.
— Простите, Северус, — буркнул он. — Вы-то уж точно здесь ни при чем. По крайней мере, Вы говорили со мной на эту тему всего лишь раз или два, в отличие от всех остальных, которые, видимо, поставили себе цель свести меня с ума.
— Перестаньте, — чуть поморщился Северус и улыбнулся — почти так же незаметно, как и поморщился. — Все хотят вам добра, а волшебный мир до одури консервативен, вам ли этого не знать? Я не думаю, что вы приняли правильное решение, Драко, но у меня нет аргументов, которые подействовали бы на вас, поэтому я предпочитаю не тратить нервы в бесплодных попытках заставить вас передумать — мне хватило тех самых раза или двух, о которых вы сейчас упомянули. вам, кстати, тоже, не мешало бы поберечь свои нервы, они вам в ближайшие месяцы ой как пригодятся.
И моментально пресекая малфоевскую попытку сказать ему «спасибо», Снейп оглянулся по сторонам с неподдельной озабоченностью на лице.
— Где же Тонкс? Драко, где вы потеряли мою жену?
Грохот неожиданно обрушившегося вниз стеллажа с коробками «Забастовочных завтраков» стал для Северуса если не ответом, то, по крайней мере, ориентиром, в каком направлении ему следует двигаться, чтобы найти свою дражайшую половину.
— Спасибо, — прошептал-таки Малфой в спину удаляющемуся профессору и вышел из магазина, так и не выбрав подарка для Рона. На крыльце Драко сразу же ослепили вспышки колдокамер и оглушил пронзительный голос Риты Скиттер:
— Мистер Малфой, скажите, это правда, что вы собираетесь…
— Без комментариев! — рявкнул мистер Малфой, немедленно аппарируя в родной особняк.
Дома Драко первым делом прошел в свой кабинет, на ходу выслушивая отчет домового эльфа по имени Тидди о том, как прошел день в поместье. Вручив эльфу уменьшенные свертки с подарками и приказав спрятать их хорошенько до Рождества, Малфой сбросил с плеч зимнюю мантию и рухнул в любимое старинное кресло с гнутыми ножками, вытянув собственные длинные ноги по направлению к камину. Правый висок ломило, разноцветная пыльца, щедро усеявшая малфоевскую прическу, невыносимо пахла корицей, и Драко готов уже был возненавидеть и этот гребаный запах, и это гребаное Рождество, и весь гребаный, застрявший в своем Средневековье, волшебный мир. Очень хотелось выпить, но желание это казалось сейчас Малфою постыдной слабостью, и он долго сражался сам с собой, а когда уже практически готов был сдаться и не глядя протянуть руку, мысленно шепча: «Акцио, огневиски», в его камине полыхнуло зеленым, и там возникла ронова рыжая голова.
— Дрей, ты спишь что ли? — ухмыльнулся Рон, глядя на лежащего в кресле Драко.
— Не сплю, — вздохнул Драко и плавно перетек из кресла на косматую медвежью шкуру на полу перед камином. — Просто был сегодня на Диагон-Аллее и вымотался немного.
— Да, у нас сейчас жара, — хохотнул Рон, под словом «нас» подразумевая всех владельцев магазинов, ресторанов и пабов магического лондонского квартала. — Хотя, если честно, очень хочется снега. Интересно, выпадет в этом году снег перед Рождеством или нет?
Драко молчал и Рон поспешил заговорить на интересующую его тему:
— Слышал, старушка Скиттер устроила на тебя облаву, но ты вовремя смылся? Фред и Джордж разминулись с тобой буквально на минуту и очень сокрушались, что…
— Что не смогли принять участие в забаве? — усмехнулся Драко. — Брось, Рон, не было никакой забавы. Рита не успела даже задать вопрос до конца, как я уже аппарировал. Не представляю, что было дальше и не вздумай мне рассказывать — я не стану слушать.
— Не буду, — покладисто согласился Рон, помолчал, повздыхал немного и спросил:
— А какой вопрос она не успела задать до конца?
— Все тот же, Рон, все тот же, — медленно свирепея начал Драко. — Все тот же самый вопрос, который беспокоит мерлинову уйму народа вот уже два месяца, с тех пор как я был настолько неосторожен, что поделился со своими лучшими друзьями неким решением, которое касается только двоих людей в этом мире — меня и Гермионы — и о котором знает теперь последний хогвартсовский первокурсник!
— Спокойно, Дрей, спокойно, — примирительным тоном произнес Рон. — Мы уже говорили с тобой — никто из нас, ни я, ни Гарри, ни девчонки не могли проболтаться, и мы, честное слово, понятия не имеем, каким непостижимым образом эта информация просочилась в прессу. Я сейчас не об этом…
— Зайдешь? — спросил Драко, понимая, что разговора не избежать. — Очень хочется выпить, а пить в одиночестве вроде как моветон. Составишь мне компанию?
— С удовольствием, но не сейчас, — с искренним сожалением отозвался Рон. — Сейчас мне надо купать Розу, а потом еще отправить кое-какие заказы для кофейни на завтра. А, к черту все! Дрей, я хочу тебе сказать, что я… в общем, я на твоей стороне.
— Что? — от удивления Малфой даже забыл на секунду о своей больной голове. — Ты хочешь сказать, Рон, что это не ты вот уже два месяца твердишь мне, что я свихнулся, и что я очень пожалею о своем решении, и что это просто ужасно и неприлично, и что ни один волшебник в здравом уме не пойдет на такое? Это все говорил не ты, дружище?
— Ну, я это говорил, я, — горестно вздохнула ронова голова в малфоевском камине. — Но я передумал. Я вообще, знаешь, много думал о том, что ты собираешься сделать, и, тролль тебя дери, Малфой, если мужчина прошел всю войну и видел столько крови, сколько мы с тобой, то неужели мы не сможем пережить нескольких часов в…
— Погоди, погоди, — прервал Драко своего друга. — Что это значит «мы с тобой»? Ты что, тоже хочешь… присутствовать?
Рону Уизли было двадцать пять лет, уже шестой год он являлся преуспевающим владельцем самой модной кофейни во всей Диагон-Аллее, его старшему ребенку недавно исполнился один год и восемь месяцев, а младший должен был родиться этой весной, но краснеть Рон так до сих пор и не разучился.
— Я тоже хочу… То есть, мы с Луной подумали и… Мерлин, Драко, я просто хочу сказать, что теперь ты настоящий герой в глазах моей жены, и если у вас с Герми все пройдет удачно, то в марте я тоже хочу быть на твоем месте, вот. То есть не на твоем, в смысле, я хочу быть на своем месте, но…
— Все, все, я понял, дальше не нужно, — тупая боль в правом виске вернулась моментально и даже еще усилилась, сколько Драко не тер висок, мимо воли морщась. — Я все понял, Рон. Луна стала смотреть на меня как на героя, и ты, конечно же, не можешь этого допустить. Ты абсолютно прав, друг — для твоей жены в целом мире должен существовать только один герой, и его имя вовсе не Драко Малфой. Спасибо за признание, только, знаешь, в моем поступке нет вовсе ничего героического, абсолютно. Миллионы маглов во всем мире делают это, и еще никто не назвал это подвигом. И, честное слово, Рон, мне абсолютно наплевать на то, что в магическом мире так еще никто никогда не поступал. Значит, я буду первым, только и всего. Поправь меня, если я ошибаюсь, но, кажется, мы с тобой уже обсуждали этот вопрос? И, кстати, что это значит — «если у вас с Герми все пройдет удачно»? А как еще, по-твоему, оно может пройти?
Рон протянул свою руку другу через пламя камина:
— Я опять неправильно выразился, Дрей. Я просто имел в виду, что когда все уже будет позади, ты мне расскажешь о своих ощущениях, ну, чтобы я хотя бы примерно представлял, к чему быть готовым, вот и все.
Драко засмеялся, пожимая протянутую руку:
— Если ты до сих пор не представляешь, к чему тебе надо быть готовым, спроси об этом Луну. Может, она перестанет щадить твою чувствительную натуру и расскажет тебе хоть немного?
Попрощавшись с Роном, Малфой некоторое время посидел на шкуре, мужественно пытаясь игнорировать иглу в собственных мозгах, которая за время разговора с младшим Уизли превратилась в отбойный молоток. Наконец он сдался, махнул сам на себя рукой и невербально призвал-таки бутылку огденского. Ему полегчало после первого же глотка, после второго сами собой закрылись глаза, и блаженное тепло разлилось внутри, а после третьего Драко решительно сказал себе: «Вперед, Малфой!» и поднялся с пола, хотя висок еще ныл, и все тело протестовало против перехода в вертикальное положение. Но надо было идти — он знал, что Гермиона ожидала его с горячим ужином в маленькой столовой, той, где окна выходят на восток, и вишневые портьеры расшиты золоченой ниткой. Картина возникла в малфоевском воображении так ясно, как будто он и вправду был сейчас там — в маленькой столовой, рядом со своей женой, сидящей за накрытым столом, с улыбкой, обращенной внутрь себя и мягким блеском в потрясающих карих глазах — самых прекрасных глазах на свете.
Малфой вышел из кабинета и пошел по бесконечным коридорам особняка, и магические лампы зажигались повсюду при его приближении, а звук шагов угасал в пушистом ворсе ковровых дорожек. По пути он пригладил волосы руками и сунул за щеку наколдованную на ходу мятную пастилку, и все время, пока шел, ему явственно представлялось, как сейчас он откроет двери и войдет в небольшую уютную комнату, освещенную лишь зыбким светом свечей и отблесками каминного пламени, как улыбнется ему Гермиона, а он поцелует ее теплые губы и сожмет в своей руке ее нежную — до одури любимую — ладошку, как она спросит у него: «Как прошел твой день, Драко?», и он расскажет ей об утренней встрече с магловским китайским послом и вечерних разговорах с четой Снейпов и Роном Уизли, как она вскинет на него внимательный и серьезный взгляд и спросит, раз, наверное, в двести пятьдесят девятый: «Дрей, а ты и в самом деле решил, что хочешь сделать это?» и он в двести пятьдесят девятый раз ответит своей любимой: «Малфои не меняют своих решений», и она опустит голову и пробормочет что-то о чертовом фамильном малфоевском упрямстве, но он успеет разглядеть на ее лице довольную улыбку, и поцелует ее еще раз, и еще, и еще, а потом они, наконец-то, начнут ужинать, потому что, честно говоря, после завтрака с китайским послом у Драко во рту маковой росинки не было, а завтрак, между прочим, проходил в половине десятого утра, а сейчас уже почти восемь часов вечера, и вот в чем причина его нервозности, раздражения и головной боли — он просто голодный, но сейчас он, наконец-то, поест, и все станет хорошо…
С этими мыслями Драко распахнул двери маленькой столовой, и он действительно увидел там Гермиону, в теплой домашней мантии нежного персикового цвета. Только она не сидела за столом с тихой улыбкой на губах, а стояла посреди комнаты с испуганным и абсолютно белым лицом. В мгновение забыв о чувстве голода и ноющем виске, Драко одним длинным прыжком преодолел все разделяющее их пространство, оказался рядом с женой и схватил ее за руку.
— Что, Герми, что?! — закричал он, или ему только казалось, что закричал, а на самом деле он прошептал это разом пересохшими от волнения губами, но как бы то ни было, Гермиона его услышала.
— Кажется, началось, — почти спокойно сообщила она мужу. — Жаль, что сегодня не идет снег. Мне почему-то очень хотелось, чтобы в этот день шел снег.
— Какой снег, Гермиона? Ты о ч-чем? — пробормотал растерянно Драко и тут же мысленно отвесил себе затрещину: «Ты должен быть сильным, твою мать, ты должен ее поддерживать, а не мямлить, как Лонгботтом перед Снейпом». Но собраться оказалось не так легко, как он думал — мысли почему-то норовили разбежаться, и от сотни раз выстроенного в голове плана действий (позвать домовика, сообщить семейному колдомедику, отвести Гермиону в специально приготовленную комнату, быть с ней уверенным и спокойным) не осталось и следа. Все, на что Драко сейчас оказался способен, это стоять рядом со своей женой и держать ее за руку.
— Ты ведь меня не оставишь, Драко? — спросила Гермиона, тщетно уговаривая себя не бояться. — Ты будешь со мной все время, как и обещал, правда?
И вот это «как и обещал», произнесенное дрожащим и испуганным голоском, включило у Драко в голове все, что нужно было включить, и он из Малфоя растерянного превратился в Малфоя-который-прекрасно-контролирует-ситуацию.
— Конечно, правда, любимая, — ласковым и уверенным тоном произнес он, бережно обнимая Гермиону и мягко разворачивая ее к выходу из комнаты. — Все будет хорошо. Сейчас мы с тобой дойдем до кровати, потихоньку, сами, не торопясь, без всяких заклинаний Левитации…
— Левитировать нельзя, Дрей, — моментально вскинулась Гермиона. — Никаких чар, помнишь?
— Тш-ш, маленькая, я все помню. Никаких чар, никаких сильнодействующих зелий, магию можно применять только в самых крайних случаях. Не волнуйся, я буду с тобой все время. Я ведь дал тебе слово, а Малфои…
— Всегда держат свое слово, — закончила за него жена, до боли стискивая малфоевскую руку своими маленькими, но очень сильными пальчиками. — Мне страшно, Драко, если бы ты только знал, как мне страшно. Я во время Финальной Битвы не так боялась, как сейчас.
— Все будет хорошо, — твердо пообещал Малфой. — Мы победим. Так же как и в Финальной Битве. Мы пройдем через это вдвоем, и я не оставлю тебя ни на минуту.
И Драко Малфой выполнил свое обещание — в течение всей последующей ночи он ни на минуту не оставил свою любимую, и все время был с ней рядом, и держал ее за руку, и целовал ее мокрый и горячий лоб, и сходил с ума от ее криков, и вливал воду в ее сухие губы, и глубоко дышал с ней вместе, и бесконечно успокаивал, и опять целовал, и снова дышал, и держал за руку, и опять сходил с ума от полной, абсолютной, катастрофической невозможности облегчить ее муки, и снова повторял свои действия, по кругу, и делал что-то еще — все, что просили его сделать Гермиона или семейный малфоевский колдомедик со смешной фамилией Тендер (1), отнюдь не склонный к ласке, если здоровье его пациентов оказывалось в опасности — он делал все, что мог и старался если уж не быть, то хотя бы выглядеть сильным.
Ночь — сумасшедшая, нервная, бесснежная декабрьская ночь за десять дней до Рождества — растянулась до бесконечности. Драко массировал Гермионе плечи и гладил ее поясницу, пытался не прокусить губу до крови, когда она кричала слишком сильно, и старался не думать о том, что все его друзья и родные были абсолютно правы. Они были правы, когда наперебой говорили ему: «Послушай, Драко, в магическом мире так не принято, не стоит нарушать вековые традиции», «Дрей, это не слишком хорошая идея, правда-правда, мужчине ни к чему наблюдать процесс во всех подробностях», «По-моему, это полный бред, Малфой! В этом нет ничего забавного и потом — на самом деле ты ведь ничего не сможешь сделать, чтобы помочь ей по-настоящему, ты действительно хочешь на все это смотреть?», «А Вы уверены, Драко, что не свалитесь в обморок в самый ответственный момент?», «Дрей, мальчик мой, ты сошел с ума? Малфои никогда в жизни не делали ничего подобного!»… Да-да, все они, в конце концов, были правы, и ему действительно не стоило нарушать волшебных традиций и становиться первым Малфоем, не ограничившимся нервным расхаживанием из угла в угол перед закрытыми дверями, за которыми рождался на свет новый отпрыск этого древнего рода, а оказавшимся по другую сторону этих дверей. Не то чтобы Драко на самом деле собирался упасть в обморок, но в какой-то момент он почувствовал, что несколько переоценил свои силы, и как бы тщательно Гермиона ни готовила его к происходящему, он оказался совершенно не готов к тому, что каждый гермионин стон будет кроить малфоевское сердце на тысячи мелких осколков, а осознание собственной беспомощности застынет горьким комком где-то в горле.
Но когда Гермиона в короткий промежуток отдыха прошептала ему на ухо, так, что не услышал ни Тендер, ни помогающая ему медиведьма: «Если бы тебя не было сейчас рядом, я, наверное, сошла бы с ума», Малфой едва не заплакал от горячей нежности и подумал, что ради таких моментов на самом деле и живет человек, что это, наверное, и есть самое главное — быть нужным кому-то как воздух, даже если все, что ты можешь сделать, это держать свою рожающую жену за руку и промокать пот с ее лба, а если в волшебном мире это до сих пор считается «неприличным», «неправильным» и «нарушающим вековые магические традиции», он, Драко Малфой, может посоветовать волшебному миру только одно — катиться к дракловой матери со всеми своими предрассудками и традициями, и оставить, ему, Малфою, возможность действовать по велению своего сердца, а не…
Додумать до конца Драко не успел, потому что к гермиониному крику добавился еще чей-то, и он даже не сразу сообразил, что это первый крик его сына, а когда сообразил, буквально захлебнулся потоком нахлынувших на него чувств — таких разных, что в них было сразу и не разобраться. Да, в принципе, и разбираться-то было некогда, потому что буквально сразу же Вселенную о своем появлении оповестил его второй сын, и дальше вся эта Вселенная схлопнулась для Драко Малфоя до двух крошечных существ на руках его жены, ну, и до самой жены, конечно, тоже, и в этот момент на Земле не было человека, счастливее его.
Через какое-то неопределенное количество времени малфоевская Вселенная расширилась до такой степени, что оказалась способной вместить в себя кроме измученной и просветленной Гермионы и двух крохотных сопящих комочков рядом с ней на постели, еще и улыбающуюся во весь рот темнокожую медиведьму, занятую отмериванием нужной порции Укрепляющего зелья для молодой мамы, парочку домовых эльфов, со счастливыми физиономиями заканчивающих наводить в комнате порядок, и застегивающего пуговки на своей форменной мантии, довольного благополучным исходом дела, целителя Тендера.
— Благодарю Вас, целитель, — произнес Малфой, неохотно вставая с кровати и отрываясь от центра своей Вселенной.
— Я лишь исполнял свой долг, — слегка наклонил голову седовласый колдомедик, принимавший когда-то на этой же кровати самого Драко. — А вот вы меня, молодой человек, удивили, право слово. Держались вы просто великолепно, я не ожидал такого от мужчины.
— Я должен расценивать это как комплимент? — непонимающе спросил Драко.
Тендер усмехнулся, и от его глаз побежали к вискам тоненькие лучики морщинок.
— Вы знаете, что у вас был спонтанный выброс магии в то время, когда ваши дети появились на свет?
— Вы серьезно, мистер Тендер? Как это может быть? Я ничего не почувствовал.
— Ну, это не удивительно, — опять улыбнулся целитель. — Вы в тот момент не заметили бы и извержения вулкана. Был выброс, был, и посмотрите, что вы наделали.
Колдомедик отошел от Малфоя и направился к окну, не переставая улыбаться, а Драко наблюдал за ним совершенно недоумевающим взглядом. «Я разбил стекло стихийной магией, что ли?» — спросил он сам себя, глядя как Тендер легким движением палочки отодвигает тяжелую парчовую штору с абсолютно целого стекла, за которым кружились, плавно опускаясь на притихшую землю, крупные мохнатые снежинки, переливающиеся в лунном свете всеми цветами радуги — словно драгоценная пыльца рождественских феечек…

… Несколько месяцев спустя Драко Малфой, сидя за своим любимым столиком в кофейне со скромным названием «У Рона», повторит, в сотый, наверное, раз, своему взволнованному рыжему другу:
— Послушай, в этом процессе от тебя практически ничего не зависит, нет, даже не так — от тебя вообще ничего не зависит, все, что ты можешь сделать, это держать ее за руку, но, поверь, ничего другого от тебя и не будут ждать, главное — все время держать ее за руку и бесконечно повторять, что ты рядом, и все будет хорошо.
— Она услышит? — серьезно спросит Рон.
— Не каждый раз, — честно ответит Драко. — Но ты все равно должен повторять и повторять, не уставая…

(1) Тендер — (с англ.) — ласковый.