От автора: из "Затмения" мы все прекрасно знаем, что случилось с Розали перед тем, как она стала вампиром. Ничего такого принципиально нового в ее историю я не вписала, таким образом, эта глава - своего рода вольный пересказ истории Роуз, рассказанной Майер, украшенный и детализированный мною. Насчет детализированного, я это сказала не просто так. Я не очень хорошо разбираюсь в рейтинговых классификациях фанфикшена, в частности, где рейтинг R переходит в NC-17. Этот фанф изначально был с рейтингом R, но эта глава, скорее всего, имеет рейтинг NC-17... Это так, на всякий случай :)

Rosalie’s POV

Быть центром вселенной и одновременно быть ничем. Красивой манящей оболочкой, внутри которой все... нет, не гнилое - пустое. Быть желанной, но нелюбимой. Быть яркой, но пустой. Быть мечтой десятков, сотен мужчин всех мастей: от рядового работяги в рваной рубахе до холеного денди.
Многие мечтали быть мной.
Ни никто не знал, какого это на самом деле быть мной.
Быть Розали Хейл.
Моя жизнь всегда была сказкой, розовой мечтой каждой девушки: лучшие платья, украшения, огромный дом, собственная служанка, готовая выполнять каждую прихоть Розали Лилиан Хейл и в пять и в восемнадцать лет. Я с детства привыкла иметь все, что было угодно моей душе. Благодаря капиталу отца, нажитому непосильным трудом когда-то давно, когда меня еще и в помине не было, я никогда не знала нужды. Но главным для меня было далеко не это. Не деньги, хотя мне нравилось слушать, как шелестят свежие напечатанные банкноты. Не драгоценности, хотя мне нравилось ощущать тяжесть золота и драгоценных камней. Не трехэтажный дом с бассейном и террасой, хотя я любила смотреть на закат, сидя в плетеном кресле на той самой террасе в обнимку с чашкой горячего шоколада.
Нет, это все – ничто по сравнению с теми чувствами, что я испытывала, подходя к зеркалу. Стройное тело, которое желали видеть в своей постели мужчины от семнадцати до семидесяти. Мягче бархата и нежнее шелка кожа. Вьющиеся светлые волосы цвета морского песка на пляжах Бали. Глаза, в которых отражалось безоблачное небо в знойный летний день. И самое большое мое проклятье – лицо. Но осознание этого пришло ко мне не сразу.
В десять я гордилась своей внешностью. В пятнадцать умела искусно, с завидной изобретательностью, избавляться от конкуренток, завистниц и просто тех, кто по каким-либо причинам не нравился мне. Я наслаждалась, ловя на себе восхищенные взгляды представителей противоположного пола, мне свистели вслед, на меня оглядывались. Меня любили, мной восторгались, мне завидовали.
В семнадцать я возненавидела то, чем еще недавно гордилась. Тогда же я впервые испытала неизвестное мне ранее чувство зависти.
На свадьбе своей лучшей и единственной настоящей подруги Веры, когда она, улыбаясь в глаза простому плотнику такой неподдельно счастливой улыбкой истинной любви, говорила свое заветное «да», я впервые узнала, что такое настоящее счастье. А спустя год она держала на руках младенца – своего сына. Маленький сверток пеленок в ее руках улыбался своей беззубой, но такой милой, искренней, невинной улыбкой младенца. Слегка вьющиеся черные волосики редели на гладкой макушке, а на щечках были маленькие ямочки. Тогда я могла сказать, что этот ребенок был самым удивительным созданием из всех, что я видела, даже красивее фарфоровой куклы в зеркале, смотрящей на мир холодными глазами Розали Хейл. Моими глазами.
Зависть. Было очень странно – слово, казалось бы, такое понятное, но это лишь поверхность. Заглянув вглубь, я поняла, что в свои восемнадцать я ничего не знала о смысле этого простого слова. Как будто до того момента, как Вера показала мне своего мальчика, я жила в искусственном мире, где люди были пластиковыми манекенами с синтетическими чувствами и эмоциями: слова, противоположные мыслям и действиям, улыбки, за которыми скрывались гримасы презрения, ненависти. Всю свою сознательную жизнь я была частью этого выдуманного мира, я ничем не отличалась от этих фальшивок.
И вот, в тот день на меня словно снизошло какое-то озарение. Может, звучит банально, но это так. Я вдруг поняла, что все, чем я гордилась, что считала важным, главным в жизни, оказалось, по сути, ничем. Деньги и владения моей семьи не делали меня счастливой, роскошь не приносила удовольствия, а лишь удовлетворяла раздутое до размеров вселенной тщеславие, а красота… она стала моим самым главным проклятьем. Меня желали, но ко мне боялись подойти. Совершенное всегда настораживает, красивое – отпугивает. Никто не осмеливался подойти к Розали Хейл, чье сияние в любой момент могло превратиться в уничтожающее все и вся пламя.
Я начинала думать о том, что, возможно, на всю жизнь останусь цветком с шипами. Имя у меня было как раз подходящее – Розали. Роуз. Роза.
В считанные месяцы все резко изменилось. Отец очень часто говорил о каком-то жизненно важном контракте, который может удвоить, а то и утроить наш капитал. Я не особо вникала в детали и интересовалась подробностями. Больше денег в семье – это все, что мне стоило и что я хотела знать об этом. Кроме этого я знала фамилию бизнесмена, с которым отец заключал сделку – Кинг. Семья Кингов принадлежала к высшему свету Рочестера, чего и стоило ожидать от такой фамилии. В честь долгожданного подписания контракта семья Кингов давала прием, куда была приглашена вся наша семья. Там я познакомилась с Ройсом Кингом младшим. Он был похож на мужчину из моей мечты: высокий, хорошо сложенный, красив и элегантен, его манера разговаривать и держаться покорила меня, его улыбка и взгляд синих глаз кричали: «Этот мир падет к моим ногам!».
Ройс был совершенен. Поэтому мы были идеальной парой.
Всего один танец в доме Кингов определил мою судьбу. Я видела, как Ройс смотрел на меня перед тем, как пригласить потанцевать, он смотрел на меня так, как будто я была тем, что он искал всю жизнь. Он пожирал меня глазами, в его мыслях я уже принадлежала ему. Этот взгляд совсем не удивил меня, не насторожил, не напугал, я привыкла, что мужчины так на меня смотрят. Но на следующий день оказалось, что он не был, как все. Ройс прислал мне букет алых роз, пахнущий больше им, чем цветами. Прислать цветы – что может быть проще, наивнее, легче? Такой жест ни к чему не обязывал ни меня, ни его. И все же с того дня моя жизнь переменилась.
Головокружительным вихрем передо мной проносились недели и месяцы. Ройс осыпал меня цветами, шоколадками и прочими приятными безделушками. Внимание с его стороны было особенным, не похожим на то, что проявляли другие. Ройс считал меня ровней себе, и это нравилось мне, вопреки всему. Я видела в нем своего сказочного принца, которому когда-нибудь в будущем я подарю пару-тройку светловолосых детишек. Мои родители не возражали против Ройса, наоборот – они были на седьмом небе от радости, узнав, что такой человек, как Ройс Кинг младший, просит руки их дочери.
Моя мечта постепенно осуществлялась. Я была близка к цели – стать счастливой, как Вера. Нет, стать счастливей, чем она. Она никогда не будет утопать в роскоши, ее муж не сможет позволить себе на годовщину свадьбы подарить ей единственный в ее шкатулке бриллиант, а я буду сверкать на солнце от обилия камней и жаловаться на их непосильную тяжесть. На нашем столе каждый день будет икра, эскарго, реки шампанского будут литься, как водопроводная вода… Мне уже стало жалко Веру. «Но что поделаешь, не всем же быть счастливыми? Не все рождаются, чтобы быть королевами, не все могут подняться на вершину», - думала я.
В конце концов, я была рождена для того, чтобы блистать. Моя жизнь представлялась мне только такой – насыщенной, роскошной.
Но в один вечер я потеряла все. Моим мечтам не было суждено сбыться.
Весь вечер я провела в гостях у Веры. Мы пили чай втроем: она, я, и ее муж - их сынишка, Генри, возился на ковре с игрушечным паровозиком. Мы болтали о всяких пустяках, обсуждали новинки кино. Я делилась своими эмоциями по поводу предстоящей свадьбы. Вечер прошел незаметно. Лишь оказавшись на улице, я поняла, как много времени провела у подруги: было поздно и очень темно. Фонари вдоль дороги работали не везде, и местами была такая темень, что хоть глаз выколи. Я думала вернуться назад и позвонить отцу, чтобы он забрал меня, потому как идти было действительно страшно, но передумала. До дома было не так уж и далеко, если поспешить, то дорога займет примерно пятнадцать-двадцать минут.
Более отвратительной погоды для второй недели апреля, казалось, невозможно придумать. Шел снег, было слишком холодно и дул неприятный пронизывающий ветер. Я преодолела большую половину пути, как вдруг из-за угла послышался громкий пьяный смех. «Прекрасно, - с досадой подумала я, - только этого не хватало». Трое мужчин под мигающим фонарем на противоположной стороне улицы что-то бурно обсуждали. Я ускорила шаг, надеясь, что мне удастся спокойно пройти мимо от этой неприятной компании. Как вдруг проезжающая мимо машина осветила меня ярким светом передних фар. Я пошла еще быстрее и почти перешла на бег, чувствуя, что за мной пристально наблюдают. Когда смех неожиданно стих, стало по-настоящему страшно, я не знала и не могла предположить, что будет дальше, повезет мне или нет. Ноги сами несли меня вперед, к дому, оставалось пройти всего пару коротких улиц.
- Эй! Ну-ка подожди! – крикнул один из них, и я резко остановилась, прирастая к месту. Голос зовущего принадлежал Ройсу.
Меня начинало колотить, пальцы подрагивали, по спине побежали мурашки. Я слышала шаги сзади, тихий шепот и хихиканье, но боялась обернуться. Паника овладевала мною. Прежде я никогда не видела его пьяным, а сейчас просто не могла поверить, в то, что это был тот Ройс Кинг, которого я знала. Он почти не пил, исключения составляли один-два бокала шампанского на вечеринках и разного рода торжествах. Он был вежливым, обходительным, настоящим джентльменом. Вот только сейчас он совершенно не походил на себя. Сделав пару глубоких вдохов, я сжала руки и решительно направилась вперед.
- Эй, Рози, я знаю, что это ты! Ну же постой, остановись на минуту! Я хотел познакомить тебя со своими друзьями, - кричал мне вслед Ройс. Его голос сделался громче, но не потому, что он говорил громче, а потому, что он приближался. Мне стало до тошноты противно от его похабного тона, пьяного голоса. – Куда ты так спешишь, детка?
- Оставь меня, Ройс. Ты пьян, - набравшись смелости, холодно проговорила я, хотя понимала, что это вряд ли сработает.
Тут он схватил меня за руку и резко развернул к себе лицом, отчего я поскользнулась на подмерзшем снегу и едва не упала. Ройс рассмеялся.
- Ха-ха, попалась золотая рыбка. Видите, это моя Роуз – лучшая девушка в мире! Не так ли?
- Ройс, отпусти меня, мне больно, - сквозь зубы прорычала я, пытаясь вырваться из его рук, но он держал меня очень крепко.
- Сложно сказать, пока на ней эти тряпки, - тряпками они назвали мой совершенно новый плащ из Парижа. Однако сейчас меня больше злило другое.
Все еще удерживая меня одной рукой, Ройс потянул полу плаща, пуговицы мгновенно раскатились по асфальту, что вызвало очередную порцию смешка у друзей Ройса.
- Прекрасное тело, - прокомментировал он, неприлично пялясь на мою грудь под тонкой тканью блузы. – Идеальное. Ай-я-яй, Роуз, такое достоинство грех скрывать.
В следующий момент я оказалась прижатой спиной к кирпичной стене. Ройс впился поцелуем в мои губы. Я безуспешно пыталась оттолкнуть его или позвать на помощь, да хотя бы просто закричать и привлечь к себе внимание. Я молилась, чтобы кто-нибудь случайно проходил мимо нас, но улица по-прежнему оставалась пустынной.
- Моя сладкая малышка, - прошептал Ройс, покусывая мою нижнюю губу. Его алкогольное дыханием и то, что он делал, вызывало у меня тошноту и отвращение. Я хотела ударить его со всей силы, но не могла и пошевелиться. Я была полностью беззащитна против его грубой силы.
- Поразвлечемся? – предложил кто-то.
- Сначала я… - Ройс разорвал легкую шелковую блузку на моей груди и принялся грубо целовать мою левую грудь. – На правах жениха.
- Не надо… Пожалуйста, - взмолилась я. Мои глаза наполнялись слезами, к горлу подступали глухие рыдания.
- Ты моя, Роуз, - я снова ощутила его язык у себя во рту. Он полностью наслаждался своей властью надо мной, моей беспомощностью… Ему было приятно чувствовать мое состояние загнанного в угол животного. А мне просто хотелось отключиться, потерять сознание, чтобы не испытывать этот ужас, эту грязь, в которую он втаптывал меня.
- Умоляю, Ройс, не делай этого, не надо, - мой голос срывался на хрип.
Ройс лишь усмехнулся. Он задрал подол моей юбки, проводя пальцами по внутренней стороне бедра. Я скривилась: такими мерзкими, грязными его прикосновения не были никогда. Он разорвал на мне тонкие колготки и запустил руку в кружевные трусики.
- А ты горячая штучка, - смеялся он. – Уже влажная, хотя я еще ничего не предпринимал. Настоящая с*чка.
Его возбуждение чувствовалось через ткань брюк, пока он прижимался к моему телу, вдавливая меня в стену. Мне было больно, но почему-то уже не страшно.
- Нет-нет, не надо. Ройс. Нет, - я почти плакала, задыхаясь и заикаясь. Слова давались мне с трудом.
- Замолчи, - неожиданно грубо рявкнул он и развернул к стене лицом. Его пальцы интенсивно двигались во мне.
Я зажмурилась, упираясь ладонями в шероховатую поверхность стены, мелкая крошка болезненно царапала кожу. В животе образовывалось приятное тепло, волнами разливающееся по всему телу. Я приближалась к краю, первые волны предательского удовольствия поражали живот, и расплывались дальше, но дойти до края Ройс мне не позволил.
- Да-а-а… - крепко удерживая за талию, он грубо вошел в меня, отчего из моего горла вырвался громкий стон. – Да, детка… В тебе так уютно и тепло.
Я выгнулась в спине, по инерции сжимая руки в кулаки, ногти ломались от силы, с которой я прижимала пальцы к стене. Левая щека, которой я упиралась в стену, была расцарапана до крови и горела; холода, как такового, я уже не чувствовала, мне было жарко. То горело разогретое тело на сильном морозе. Слезы текли по щекам, смешивались с кровью и разъедали раны. Я всхлипывала с каждым новым толчком, прося лишь об одном – чтобы все поскорее закончилось…
Наверное, в какой-то момент времени я все-таки потеряла сознание, потому что следующее, что я помнила, был смех и голоса друзей Ройса. Они думали, я умерла. По-правде говоря, я тоже думала, что умираю: я лежала на снегу, но ничего не чувствовала. Ни боли, ни холода. Я лежала на земле, на холодном снегу, борясь с судорогами, которые отнимали у меня последние силы. Мои глаза были закрыты, из них все еще текли слезы. Автоматически. По привычке. Я чувствовала близость смерти, она дышала мне в спину.
В первую секунду я испугалась, мне не хотелось умирать в столь раннем возрасте, но затем, когда я предприняла попытку пошевелить головой, на меня обрушилась лавина боли и я застонала, сжимая челюсти, чтобы унять боль. Но ясно, что это не помогало. Она была такой сильной, что даже дышать стало трудно. Тогда я окончательно свыклась с мыслю о смерти. Только так можно прекратить этот кошмар.
Я закрыла глаза и стала ждать. Без сожаления, без слез и страха.
Спустя какое-то время нечто холодное коснулось щеки, мне показалось, что это снег укрывал мое лицо, таким холодным было это прикосновение. Но потом я поняла, что это был не снег: снег не мог быть таким тяжелым, он не мог не таять, соприкасаясь с кожей, и двигаться. Я попыталась разлепить непослушные тяжелые веки, и посмотреть, что это было. Я не ошиблась, то был вовсе не снег, а рука, ледяная рука. Надо мной склонился человек. Мужчина. Очень красивый и бледный.
Мне никогда не нравился доктор Каллен и его семья: жена, ее брат и его девушка. Я не могла объяснить себе эту неприязнь к Калленам. Они просто… Они просто не нравились мне: все такие слишком красивые, элегантные, грациозные. Мало кто мог сказать, что знаком с их семьей, но все, кто знал Калленов, отзывались о них, как о милейших людях, добрых, отзывчивых. Особенно жена доктора вызывала у людей восхищение и эта Белла, о которой говорили – belle – красивая.
В каждом из Калленов было что-то, что заставляло людей приходить в умиление, стоило их фамилии слететь с чьих-то уст. «Ах, Эдвард – вы слышали, как потрясающе он играет на рояле?» или «О, миссис Каллен – до чего милейшая женщина!» А мне они не нравились - эта приторно-сладкая четверка. Они казались мне какими-то не от мира сего. В итоге выяснилось, что я была не так уж и далека от истины…
Он возился со мной, пытался что-то сделать, помочь. Его забота раздражала меня, его попытки спасти мне жизнь были лишены смысла. По крайней мере, мне тогда они представлялись именно такими.
- Оставьте меня, - слабо прохрипела я, понимая каким-то шестым чувством, что он не собирался выполнять мою просьбу. Он - врач, его работа – лечить болезни, а не слушать, чего там хотят его пациенты.
- Я помогу тебе, - пообещал Каллен. Не знаю, что такого было в его словах, я не могла не поверить ему. Часть меня все еще хотела, чтобы все было хорошо, чтобы он помог мне, но тело мечтало о покое, а я знала, что никто не может избавить меня от боли в сию минуту.
- Нет, не надо… будет… - я задыхалась, - будет больно.
- Не шевелись, я буду осторожен.
- Все равно, что бы вы не делали… будет больно. Я больше не могу… не вынесу.
Он поднял меня на руки, и тогда я вновь подумала, что умираю. Мы неслись на нечеловеческой скорости, перед глазами плыло, все вокруг сливалось в одно сплошное яркое пятно, которое постепенно поглощала темнота.
Я закрыла глаза. Я не хотела, чтобы доктор Каллен был последим, кого мне суждено увидеть в своей жизни. Когда я снова пришла в сознание, я была в хорошо освещенной комнате, надо мной склонялась та самая распрекрасная Белла.

…

Bella’s POV

Эдвард не обманул – даже будучи человеком, Розали все равно была прекрасна. Ни разорванная одежда, ни царапины и засохшие кровоподтеки на лице и руках не портили ее совершенных черт. Ее ресницы затрепетали, а дыхание участилось. Она разлепила веки и посмотрела на меня рассеянным взглядом. Я почувствовала вину, поймав ее измученный взгляд. Я не успела, не смогла предотвратить случившееся, хотя должна была.
Однако, еще не все было потеряно.
- Мы должны помочь ей, - тихо сказала я, отступив от Розали.
Карлайл решительно кивнул.
- Поэтому я принес ее к нам.
- Но Розали Хейл, Карлайл! Ее фамилия и лицо в этом городе слишком известны, чтобы она стала одной из нас. Тем более – ее жених… Кинги развернут широкомасштабные поиски. Это может плохо закончиться для нашей семьи, - закончив свою пламенную тираду, я присела на подлокотник кресла, ожидая ответа от Карлайла.
Какая-то несправедливость получается: когда изменять ход событий не следует, обязательно что-нибудь пойдет не так, но когда ты хочешь изменить что-то, вся вселенная будет противиться твоему желанию.
- О чем ты только думал, Карлайл? – Эдвард влетел в гостиную со скоростью звука. Его голос звучал раздраженно и недовольно. По-видимому, Розали-человек не очень нравилась ему, как личность. Некоторое время он смотрел на Карлайла, читая его мысли, после чего криво усмехнулся, - Люди постоянно умирают, всех спасти невозможно.
- Тех, кого можно спасти, Эдвард, нужно спасать. Она слишком молода, и то, что с ней случилось… это ужасно. Я не мог оставить ее там.
- Разумеется, ты не мог так поступить, - прошептал Эдвард и затем уже чуть громче добавил. – Но пойми, нельзя делать это с каждым, кто слишком молод и кого тебе жалко. Люди смертны, нет ничего естественнее и правильнее смерти, - сурово проговорил Эдвард. Я не слышала укора в его голосе, только недовольство и раздражение, но я могла поклясться, что в меньшей или большей степени он говорил о себе.
- Возможно, Эдвард, ты прав, - согласился Карлайл. – Но Кингам будет невыгодно, если она вернется домой и расскажет, что младший Ройс обесчестил ее. Криминальной ответственности он, скорее всего, избежит, а вот репутация семьи будет подорвана.
- Это был ее жених? – удивилась я, вскакивая на ноги. Я не могла представить себе, что все, оказывается, было так просто. Никаких случайных хулиганов и серийных маньяков, а всего лишь жених…
- И его пьяные дружки, - подтвердил Карлайл.
- Какой кошмар… - я покачала головой.
- Разве ты не знала?
- Роуз… она никогда не говорила со мной о своей человеческой жизни. У нас были довольно холодные отношения, - я шумно выдохнула, боковым зрением наблюдая за бессознательно лежащей на диване Розали. – Скажи, Карлайл, если оказать ей правильную медицинскую помощь, она будет жить? Насколько все плохо?
Он окинул Розали оценивающим взглядом, некоторое время размышляя над моим вопросом. Эдвард сосредоточено следил за выражением его лица.
- Я думаю, да. Не уверен насчет воспаления легких, но простуда ей гарантирована. Однако, Белла, это – ничто по сравнению с психологической травмой. То, что она пережила – это более чем ужасно. Не каждая женщина способна найти в себе силы на то, чтобы жить дальше после такого удара. Только представь себе, какого это – потерять волю. Она не сможет доверять мужчинам, возможно, будет бояться их всю жизнь и это – только малая часть того, что ей доведется испытать.
Я попыталась представить себе, что почувствует Розали, очнувшись в больнице, когда шок пройдет и она окажется один на один со своей памятью, со своими страхами и отголосками пережитого ужаса. Мне было сложно охватить в мыслях всю картину того, что ей доведется испытать. Страх, душевная боль, ночные кошмары, фобии, комплексы, депрессии. Я никогда особо не симпатизировала Розали, но, как женщину, сейчас я прекрасно понимала ее. Я сочувствовала ей и от всей души хотела помочь, ведь она не заслуживала такого. Никто, ни одна женщина, ни одна девушка, каким бы ни был ее характер, не заслуживает такого. Ни один человек.
Я начинала догадываться, почему Розали не любила меня и, почему Эдвард говорил, что она ревнует. Да, она ревновала меня, но не к Эдварду, ей не нужен был он, у нее был Эммет, и вместе они были действительно счастливы. Розали ревновала меня к жизни, к тому, что она могла иметь, но что потеряла. Она злилась на меня не потому, что со мной был самый совершенный мужчина на свете, а потому, что у меня было то, что отняли у нее – жизнь, возможность взрослеть, рожать детей и стареть, как все люди, испытывать все те приятные и не совсем приятные мелочи человеческой жизни… Конечно, я не могла держать на Розали зла. Правильнее всего было бы спасти то, что для нее было самым ценным, пусть пока она, вероятно, не думала об этом, но ведь истинную ценность вещей понимаешь лишь, когда теряешь их.
Но с другой стороны, не было никаких гарантий, что когда-нибудь она справится с пережитым ударом, сможет перелистнуть эту страницу своего прошлого и прожить ту жизнь, о которой мечтала. А, став вампиром, она получит возможность провести вечность с Эмметом, который будет любить и даже боготворить ее.
- Нужно принимать решение, время идет, - напомнил Карлайл, вернув меня назад на Землю, из спутанного клубка собственных мыслей. Я окончательно запуталась в своих желаниях и порывах относительно Розали.
В гостиной появилась Эсми. В ее золотисто-медовых глазах, прикованных к Розали, отражалась целая палитра ее чувств к этой девушке: сострадание, сожаление, сочувствие, желание помочь и не только желание, но и готовность сделать это.
- Ты хочешь сделать ее одной из нас? – мягко спросила Эсми, обращаясь к мужу.
- Да, Эсми. Это именно то, что я собирался сделать. Она без сознания, мы должны принять какое-то решение
- Я понимаю, что мое слово все равно не будет решающим, я далеко не последняя инстанция, но я против того, чтобы Розали Хейл становилась частью нашей семьи, - Эдвард был непоколебим и полон решимости. Сложив руки на груди, он демонстративно отвернулся от нее, показывая тем самым, что не собирается продолжать далее этот разговор и менять свое решение. Он был определенно против присоединения Розали к семье. И я не могла понять, почему.
- Может быть, она не захочет оставаться с нами, - предположил Карлайл.– Кто-нибудь из вас поддерживает мое решение? Если нет, я отнесу ее в госпиталь, - он обвел всех присутствующих вопросительным взглядом, ожидая ответа.
- Я за то, чтобы она стала одной из нас, - откликнулась Эсми после недолгой паузы. Я абсолютно не сомневалась, что она поддержит мужа не только из солидарности, а и потому, что Розали тронула ее большое материнское сердце.
- Белла? – позвал меня Карлайл.
Я быстро посмотрела сначала на него, потом на Розали. Ее судьба в данный момент была в моих руках, от моего решения зависит ее дальнейшая жизнь. Кроме Карлайла, на меня выжидающе смотрели еще две пары глаз: Эсми – с надеждой и безмолвным призывом к поддержке, Эдвард – со вторым, но без первого. Я должна была сделать выбор. Независимо оттого, каким он будет, он станет решающим. Хватит ли у меня смелости обречь Розали на столь ненавистную ей вечную жизнь или я рискну, в очередной раз, но уже сознательно изменив ход событий? Не будет Розали - не будет и Эммета, не будет их – и семья Калленов уже никогда не будет прежней. Они – такая же неотъемлемая часть семьи, как Элис, или Джаспер, или Эдвард. Я попыталась представить себе, какого бы это было – Каллены без веселой и жизнерадостной Элис, без молчаливого и рассудительного Джаспера, без Эдварда, в конце концов. При этой мысли я содрогнулась: не будет Эдварда – это невозможно, это нереально и неправильно. Если их было семеро, значит, так должно было быть. Кто я такая, чтобы вмешиваться в судьбы других, пусть близких мне людей? Правильно, никто.
- Я тоже за, - мой голос прозвучал немного неуверенно.
Судьба Розали была решена.
___________________________________________________________________________________
А вот и новая глава! Особенно надеемся увидеть ваши отзывы после нее))
здесь или на ФОРУМЕ