Учебный день продвигался в относительно медленном темпе после моего утреннего предложения Белле и разговора с Элис и Эмметом. Мне не терпелось прийти на обед в школьную столовую, где я смогу снова увидеть Беллу.

С одной стороны, я был воодушевлен в предвкушении поездки в Сиэтл вместе с Беллой, тем, что я смогу провести с ней целый день – узнать о ней больше, узнать больше об этом необычном человеке, вот, что пообещал я сам себе, и намеревался сдержать данное обещание.

Но с другой стороны, меня наполнял страх – за нее и из-за себя. Я чувствовал ужас из-за того, что могу причинить ей боль, могу потерять над собой контроль и убить ее. Таким образом, я боялся за нее, за ее безопасность.

Сама мысль о том, что я могу причинить ей боль, была тягостной. Как бы сильно не было мое сопротивление, я бы не смог себя простить, если бы после стольких лет сопротивления своей вапирской природе, я бы причинл ей боль.

В моих мыслях хрупкий баланс между тем, что, как мне казалось, является правильным, и что она заслуживает, подтачивался моей эгоистичной необходимостью быть рядом с ней, говорить с ней и узнать о ней больше, чем мне действительно нужно.

В конце концов, разве небезопасно для человека находиться рядом с вампиром, не говоря уже о том, что запах ее крови особенно меня притягивает: словно акулу в пропитанные кровью воды. А самое худшее в том, что я могу заманить ее в такую ловушку, в которую не могло бы ее заманить никакое другое существо.

Мне нужно ее предупредить, чтобы в ее мысли закралось подозрение, подумал я, освобождаясь от ее привлекательного, сладкого аромата. Даже несмотря на то, что она, похоже, не замечает, каким образом меня привлекает, мне нужно попытаться и заставить ее понять, что она не должна находиться рядом со мной.

Я представляю для нее опасность, а она даже понятия об этом не имеет. Он вряд ли когда-нибудь получит полное представление о том, насколько я для нее опасен, и насколько я был опасен на прошлой неделе, когда впервые почуял ее запах.

В моем распоряжении было много времени, чтобы обо всем подумать, пока я сидел на утренних уроках, ожидая, когда прозвенит звонок, который отпустит полчища учеников в столовую.

Когда это время настало, за громким лязгом звонка последовал неистовый топот учеников и их мысли. Иногда я терялся в человеческим мыслях, погружаясь в их банальные жизненные драмы, чтобы попытаться вновь обрести хоть каплю человечности.

Но это никогда не срабатывало; я не человек, не зависимо от того, что я пытаюсь делать. Но все же, благодаря тому, что я слышал человеческие мысли, моя семья могла избежать опасности, в которой мы могли оказаться из-за какого-нибудь любопытного человека – любопытного как Белла.

На этот раз я заблокировал мысли так эффективно, как только мог, и направился в столовую. Люди инстинктивно уходили с моего пути, их скрытые основные инстинкты подсказывали им отойти с пути вампира, который разгуливает среди них.

Помедлив одно короткое мгновение около входа, я обдумывал мысль о том, чтобы как обычно пойти к столику, где сидит моя семья. А потом осознал, что пристутствие всех нас может очень пугать человека, даже несмотря на то, что она не такая как все.

Невзирая на то, что я знал, что для ее же безопасности будет лучше, если она не будет находиться рядом со мной или с кем-то из моей семьи, мои основные аргументы нежелания заставлять ее чувствовать себя неловко происходили от того же самого желания сделать ее счастливой: того же самого чувства, которое я все еще не мог назвать.

Проскользнув в столовую, я направился к столику, находящемуся в другом конце помещения по отношению к тому столику, где обычно сидим мы с семьей. Один день без обеда не будет выглядеть подозрительно – в конце концов, вы все равно никогда не едим в столовой.

Сидя один, я без особого интереса наблюдал за тем, как столовая постепенно заполняется бьющимися сердцами и бурчащими животами. Белла должна вскоре появиться – я понаблюдаю за ней короткое мгновение, так чтобы она не заметила – я ждал ее.

Бесшумно перемещаясь отдельно ото всех остальных, мои братья и сестры грациозно прошествовали к столу. Они ни разу на меня не взглянули – но знали, где я сижу.

В мыслях учеников пронесся вопрос, почему я решил сесть один – поссорился ли я со своей семьей или случилось что-то еще. Я проигнорировал их; они были не очень-то оригинальными, и я все еще искал Беллу.

Слушая свою семью, сканируя входы в столовую, я впитывал то, что думали важные мне близкие, разделявшие мое несуществование, как друг другу, так и мне.

Джаспер контролировал семью и особо не думал о чем-то еще, Розали вскипала, Эммет был настроен скептически, а Элис казалась чрезвычайно счастливой из-за того, как развиваются события.

Очевидно, что Розали будет крайне недовольна тем, что происходит; она не хочет, чтобы кто-то посторонний был посвящен в секреты нашей семьи. А вот счастье Элис смутило меня, даже несмотря на то, что я мог слышать ее мысли.

Не то, чтобы она думала о точной причине своего избытка эмоций. Она была просто – счастлива. Сама по себе. Иногда меня удивляло, как она может так радоваться вещам, когда так же растеряна или раздражена, как остальные.

Я решил оставить ее радость за пределами своих мыслей на некоторое время, все еще в поисках интересующей меня девушки-человека, которая вот-вот должна появиться в дверном проеме. И в то самое мгновение, когда она вошла, я об этом узнал.

Хотя я и не мог уловить ее запах в этом помещении, я узнал, что она вошла в столовую со своей кажущейся подругой, Джессикой Стенли. Кровожадные мысли, которые все еще крутились в голове Джессики, снова вызвали во мне непреодолимое желание встать на защиту Беллы.

За последние несколько недель, по мере того, как Джессика лучше узнавала Беллу, ее мысли постепенно становились менее ядовитыми, но после того, как Майк не решался принять ее приглашение на танцы, она вновь начала сплетничать с Лорен Мэллори о Белле за ее спиной.

Покровительство, которое я чувствовал по отношению к ней в такие моменты, когда я слышал мысли девушек, было сравнимо с яростью, в которую я впадал раньше. Мне хотелось защитить ее, но я толком не мог ничего сделать, ведь никогда не оказывался в нужном месте, чтобы вовремя положить этому конец.

Белла взглянула прямо на столик, где я обычно сидел со своей семьей – и ее плечи осели. Она повернулась и направилась к стойке с едой вместе с Джессикой, взяв лишь бутылочку лимонада.

На моем лбу появились легкие складки, когда я наблюдал за ней на расстоянии, а ведь это было впервые – впервые я мог действительно поднять голову и посмотреть на нее. До этого, сидя со своей семьей, я наблюдал за ней исподтишка, я осознал это только сейчас, когда мог смотреть совершенно свободно.

Ее деликатные плечи подчеркивались рубашкой с длинными рукавами, сверху был накинут черный плащ. В отличие от многих ровесниц сегодня она не была в этих неловко облегающих брюках, вместо этого на ней были джинсы, почти что новые.

Было заметно, что она не носила свои ботинки так часто, как ей пришлось бы, если бы она все время жила в Форксе. Они были на плоской подошве, совсем без каблуков, но ей определенно неудобно было в них ходить.

Она ведь приехала из Феникса, у нее нет одежды, которую мы носим здесь, в дождливом, холодном и облачном Форксе. Но все же, очевидная новизна ее одежды выделяла ее еще больше, чем прежде.

Из-за черного цвета плаща ее лицо казалось еще бледнее, прозрачная кожа выделялась еще сильнее; ее темные волосы, спускающиеся ниже плеч, были завязаны в хвостик. Я видел, что ее темные выразительные глаза полны грусти, когда она шла вдоль столов вместе с Джессикой.

Наверное, она страдает отсутствием аппетита – как еще она может оставаться такой худой. А кроме того, только посмотрите на это; покупает одну только бутылочку лимонада. М-м, вероятно, она думает, что ей нужно снизить вес. Ненавижу таких людей, как она. Яд, по силе равный моему собственному, стал извергаться от Джессики без предупреждения.

Она закатила глаза за спиной Беллы и сама осмотрелась вокруг. Она первым делом посмотрела на столик Калленов, ну конечно – стоп, Эдварда Каллена там нет. Где он? Там? Но почему он сидит один? И снова пялится на НЕЕ?

То, как она выпалила: «Эдвард Каллен снова на тебя уставился», - подразумевало, что она не подумала об этом прежде, чем констатировать факт. Но я был благодарен за то, что она заметила.

Я совсем забыл, что мне нужно сделать так, чтобы Белла меня увидела, чтобы дать ей понять, что я жду ее. Мысленно упрекая себя в забывчивости, я позволил себе улыбнуться, услышав, как Джессика продолжила: «Интересно, почему сегодня он сидит один».

В это же мгновение голова Беллы резко повернулась, и она последовала за взглядом Джессики, наткнувшись прямо на мой собственный. Мои губы искривились в легкой улыбке прежде, чем ее глазам удалось проделать весь этот путь, чтобы встретиться с моими, и я продолжал ухмыляться, когда ее глаза расширились при виде меня.

Подняв руку, я жестом показал, чтобы она подошла. По ее лицу пронеслись миллионы эмоций – шок, удивление и недоверие – прежде, чем окончательно остановиться на заинтересованности. Я задумался; я не могу быть абсолютно уверен в ее чувствах, видя только ее лицо, без возможности заглянуть в ее мысли, которые для меня были недоступны.

Когда она просто уставилась на меня, мне пришлось улыбнуться еще шире; она определенно выглядит очень прелестно с такими глазами, широко распахнутыми и сомневающимися. Подмигнув ей, я подождал одно нерешительное, беспокойное мгновение, чтобы увидеть, что она сделает.

Я не мог понять, почему меня так радовало то, что она смущена и растеряна, что она не знает, ее я имею ввиду или нет, но я точно знал, что хочу, чтобы она подошла и села рядом со мной. Этот план возник в моей голове ни с того ни с сего, мысль, что если я не смогу быть с ней на уроке, то смогу побыть с ней до того.

Мысль о том, что она выглядела милой, даже привлекательной стала для меня еще одной неизведанной мыслью. Почему, я чувствовал себя именно таким образом, - было для меня новым; эмоции, заполняющие меня сейчас, когда я ждал, что она сделает что-нибудь, что-либо, были странными, но в то же время казались правильными.

С точки зрения всякой практичности я не должен испытывать к Белле ничего, кроме беспристрастности. Она человек, и предполагается, что я должен ей питаться. Но в то же время мне любопытно узнать ее в других аспектах, нежели просто как странного человека, которому мне приходится сопротивляться.

«Он имеет ввиду тебя?» - с недоверием спросила Джессика Стенли. Почему он проявляет к ней интерес? Я так давно пытаюсь привлечь его внимание, и мне это никогда не удавалось! Единственное, что хорошо во всем этом, это то, что я смогу воспользоваться шансом и привлечь внимание Майка, если он поймет намек на то, что ни одна девушка в здравом уме не откажется от шанса встретиться с САМИМ Эдвардом Калленом.

Я снова выключил ее мысли, автоматически обращаясь к Белле, пытаясь услышать ее. Но от нее ничего не исходило, ни единого слова, за исключением слов, слетевших с ее уст.

«Может быть, ему нужно помочь с домашней работой по биологии». Отговорка прозвучала для меня очень фальшиво. На ее щеках показался легкий румянец, когда она взглянула на меня через море учеников, наполняющих столовую. «Эмм, думаю, лучше пойти и узнать, что ему нужно». И она направилась ко мне, оставляя свою «подругу» позади.

Вот шлюха, ну по крайней мере теперь я смогу спокойно заняться Майком, раз она заинтересовалась Калленом. Джессика утешила саму себя, а потом бросилась к своему столику после того, как в течение нескольких секунд простояла, уставившись в спину Белле. Ее друзья начали незамедлительно атаковать ее вопросами и наблюдать за тем, как Белла продвигается ко мне.

Я тоже смотрел, как Белла осторожно направляется ко мне. Зная о своей неуклюжести, она шла чуть медленнее, чем обычно ходит человек – но я знал, что если она попробует двигаться быстрее, скорее всего она споткнется.

Остановившиьс напротив меня около столика, она прищурилась, нерешительно и неуверенно. Я попытался заблокировать мысли своих близких, которые сидели и обсуждали происходящее, стараясь понять, что со мной. Хотя я не очень-то преуспевал, я мягко спросил, улыбаясь: «Почему бы тебе не посидеть сегодня со мной?»

Почти автоматически, как только я договорил последний слог, Белла опустилась на стул, ее рюкзак приземлился на пол с глухим звуком. Я следил за тем, чтобы улыбка оставалась на моем лице, но через некоторое время это стало двольно трудно, я ждал, пока она скажет что-нибудь, хоть что-нибудь.

Знаешь, Эдвард, чтобы побеседовать с кем-то, нужно ему что-нибудь сказать, прыснула Элис, напряженно вслушиваясь в какие-нибудь слова. Моя сестра действительно слишком любопытная; хотя остальные не особо от нее отстают.

Мне было трудно сосредоточиться на языке тела Беллы, потому что мои братья и сестры предлагали свои собственные толкования, хотя вовсе и не намеревались донести их до меня. Розали просто злилась, а Джаспер удивлялся, Почему она не тревожится или не нервничает или – еще что-нибудь? Все, что я чувствую, любопытство, Эдвард.

Но мне не пришлось ничего говорить, потому что в это мгновение заговорила она. «Это неожиданно», - произнесла она, очевидно не зная, что еще мне сказать.

Я понял, что она имеет ввиду, посколькуо все это было необычным с нескольких точек зрения. И в первую очередь, я бы никогда не подумал, что могу такое совершить, подпустить человеческое существо настолько близко к себе.

Мы, бессмертные, пьющие кровь существа, без души, скорее всего попадем в ад за наши жизни. Как может существо, убивающее людей, попасть в рай? Но это несомненно заставит меня попасть в самый центр ада. Ведь это грех вовлекать невинного человека, пусть он этого и не сознает, в мир вампиров. А я сделал это, уже поговорив с ней.

«Ну…», - я попытался как можно яснее сформулировать свои мысли. «Я решил, что раз уж мне все равно гореть в аду, то нужно идти до конца». Объяснение предназначалось не только для нее, хотя она и не подозревала об этом; моя семья поняла, что я пытался сказать, и они очень рассердились на меня за это.

О, Эдвард, это неправда! Как ты можешь так думать, после стольких лет? Ты не должен отравлять свои мысли таким образом! Элис была наиболее «громкой», если можно так сказать, в этом отношении.

Все остальные члены семьи просто были разочарованы тем, что я считаю себя таким ничтожным, хотя они и знали, что в течение некоторого времени именно так я и думал о нашей нежизни. По моему мнению мы, вампиры, бездушные демоны, и несмотря на то, что они полагали, что я на верном пути, они не могли согласиться с подобной однонаправленностью моих мыслей.

Больше всего меня волновало, что подумает о моих словах Белла. Мысленно ударив себя по лбу, я вспомнил, какие слова произнес, и взмолился о том, чтобы она не поняла из них слишком многого. Именно на это и упирала Розали. Ты идиот! Что, если она догадается о чем-нибудь из-за твоих слов? Лучше надейся, что только что ты ничего не выдал!

Минуты тянулись медленно и мучительно. Я внимательно смотрел ей в глаза, и видел, что в них светится ум. Но прямо сейчас, я видел смятение. Ее слова подтвердили увиденное. «Знаешь, у меня нет ни малейшего понятия, что ты имеешь ввиду», - она подняла одну бровь.

«Я знаю», - ответил я, улыбаясь. Решив, что это не лучшая идея продолжать в том же направлении, я попытался придумать какую-нибудь другую тему.

Вспомнив, что Джессика все еще потчевала своих друзей за столиком сплетнями, о чем я слышал благодаря своим способностям, я кое-что придумал. «Твои друзья сердятся на меня за то, что я украл у них тебя». Майк Ньютон определенно сердился; в то время как остальные, за исключением доброй Анжелы Вебер, таращились Белле в спину, Майк демонстративно разглядывал меня. Я делал вид, что не замечаю.

«Они переживут», - коротко ответила она. Интересно, а знает ли она о предательских мыслях и сплетнях своих предполагаемых друзей; из того, как она ведет себя по отношению к ним, возможно, она знает, насколько они на самом деле ужасны.

Я не сдержался и выдал мрачную шутку. «Хотя я могу тебя не вернуть». Видя свое отражение в ее широких, зеркальных глазах, я различил в них слабый блеск, вспышку, которая была достаточно яркой. Надеюсь, я не напугал ее слишком сильно, хотя я и знал, что для нее будет лучше, если она испугается и будет держаться от меня подальше.

То, как она сглотнула, для меня было очевидно, а для человека не особенно. Но я все равно ее поддразнил: «Выглядишь взволнованной». Я издал короткий смешок, удивиший меня; я знал, что я сделаю, а мои браться и сестры нет. Их удивление вызвало во мне желание полностью закрыть мои мысли где-то в миллионный раз.

«Нет», - презрительно усмехнулась она, хотя ее голос сорвался. Разъясняя, она добавила: «Скорее удивлена…с чего все это?» В ней не было ни намека на подразумеваемое предчувствие; она вела себя абсолютно непринужденно здесь, со мной.

Из-за радости, которую разожгла во мне эта мысль, я чуть было не пропустил ее вопрос, но я его услышал. «Я сказал тебе – Я устал от попыток держаться от тебя подальше. Поэтому я сдаюсь». Моя улыбка без труда вернулась на прежнее место, но я был совершенно серьезен.

«Сдаешься?». Мой ответ явно привел Беллу в смятение; складка, которую я заметил на ее лбу в первый день, когда она пришла в школу Форкса, складка, которая всегда оставалась на своем месте, углубилась. Ее карие глаза уставились в мои, и я продолжил в том же духе, практически не обращая внимания на то, что признаю.

«Да – отказываюсь от своих попыток быть хорошим. Буду просто делать то, что хочу, и пусть будет, что будет». К концу предложения в мой голос закралась резкость, и тогда я осознал, что сказал слишком много, потерявшись в ее темных глазах. Моя улыбка исчезла, и я надеялся, что она не уловила смысла сказанного мной.

«Я опять тебя на понимаю».

Я облегченно ухмыльнулся, она не поняла, о чем я говорил. «Я всегда слишком много говорю, когда разговариваю с тобой – это одна из проблем». Одна из многочисленных проблем, связанных с ней, с Беллой.

Запах, я могу контролировать свою реакцию на него. Невозможность услышать ее мысли, я могу преодолеть, если она будет говорить вслух. Даже мысли других о ней я могу выдержать до некоторой степени.

Но тот факт, что я начинаю слишком много ей рассказывать, что она так много всего замечает, определенно не очень меня радует. У нее не должно быть возможности все наверстать, потому что потом будет слишком поздно отступать. Сейчас, пока что, не поздно, но я не вижу способа выбраться из этого, ведь мы зарываемся все глубже и глубже.

Она сухо пробормотала: «Не волнуйся – все равно я ничего не понимаю». Складка между ее бровями становилась все более заметной по мере того, как она хмурилась из-за чего-то, ее взгляд оторвался от меня и переместился туда, где, казалось, блуждали ее мысли.

«Я на это рассчитываю», - ответил я, еще раз внимательно изучив ее лицо, пытаясь найти хоть какой-нибудь ключ, чтобы разгадать ее мысли. Я ничего не увидел в ее глазах; они были для меня настолько же непроницаемыми, как и ее мысли.

Я мог точно сказать, что Белла колебалась, когда спрашивала: «То есть, можно сказать, что теперь мы друзья?» Беспокойство, которое я мог различить в ее глазах, вызвало во мне желание притянуть ее поближе к себе.

Я помедлил. Я вовсе не отношусь к категории тех, кто любит обниматься; я предпочитаю избегать физических контактов с другими. И вот, сейчас я сижу и испытываю желание кого-то утешить – и не просто кого-то, а девушку-человека!

Но как бы старательно я не пытался это представить, дружба не была тем, что я хотел. «Друзья…» Вовсе не на это указывали новые чувства, которые я испытывал. По правде говоря, я даже не знал, что именно испытывал к ней. Откуда я могу знать, можем ли мы быть друзьям, ничем не рискуя?

«Или нет…», – пробормотала она. В ее голосе явно слышались нотки разочарования. Тот факт, что, казалось, она не хотела быть просто друзьями, по какой-то причине обрадовал меня – но все же, я не знал, что именно она чувствовала.

И снова, мне очень захотелось услышать ее мысли и найти ответы, которые она от меня скрывала. Сколько я бы с ней не разговаривал, мне казалось, что я никогда не смогу по-настоящему постичь, что происходит у нее в голове.

«Ну, думаю, мы можем попробовать. Но предупреждаю, что я не очень хороший друг для тебя». Я убедился, что предупреждение явно прозвучало в моем утверждении, но, должно быть, она предпочла его проигнорировать, судя по ее лицу.

«Ты все время это говоришь», - произнесла она, изучая мое лицо; я не мог определить, было ли это связано с ее беспокойством за свою безопасность или нет, но в глубине души я очень на это надеялся, или, может, она просто пытается меня разгадать, как и я ее.

«Да, потому что ты меня не слышишь. Я все еще хочу, чтобы ты в это поверила. Гораздо разумнее меня избегать». Я хотел, чтобы она поняла, что я имею ввиду; но при этом вовсе не пытался отговорить ее от того, чтобы она находилась рядом со мной, в ее же собственных интересах.

Она прищурилась, обдумывая мои слова. «Полагаю, ты высказал, что думаешь насчет моего интеллекта». Так вон оно что, она рассердилась из-за того, что я неуважительно высказался о ее уме. Я лишь расплылся в извиняющейся улыбке – так и не придумав, что именно сказать.

Если я открою ей истинные причины, то ей придется узнать, кто я. А это она ни в коем случае не должна узнать. И не только потому, что это тайна, которую необходимо хранить, но и потому, что это подвергнет ее опасности, исходящей от нас и от других вампиров.

«Ну», складка на ее лбу стала еще более глубокой, казалось, что она размышляет, «поскольку я …не особо отличаюсь разумностью, мы попробуем быть друзьями?» Это являлось логическим объяснением нашего разговора и, казалось, уже решено – хотя я и не был уверен в том, как это произошло.

«Верно». Вместо того, чтобы смотреть на меня, когда я ей отвечал, она опустила голову. Частично я был рад этому – вид ее горла, бледного и открытого, слишком отвлекал во время нашей беседы.

Инстинкты вампира, управляющие мною во время охоты, вызывали непреодолимое желание сделать не что иное, как ринуться вперед через столик, разделяющий нас, и вонзить свои зубы в это горло. Пытаясь отвлечься, я снова сконцентрировался на непроницаемой стене передо мной – на ее мыслях.

И вновь ничего не услышал: таким образом, единственный способ узнать, что происходит у нее в голове, - это спросить ее. «О чем ты думаешь?» Мне действительно любопытно было узнать ход ее мыслей; казалось, она погружена в размышления.

Ее глубокие карие глаза встретились с моими, покрылись легкой поволокой; и она сказала о том, что, казалось, на самом деле ее занимало. «Пытаюсь понять, кто ты».

На меня нахлынул леденящий ужас, как будто бы внутри меня бушевал ураган. Мои близкие тоже были напряжены, в их мыслях кружились сценарии развития событий и возможные способы выбраться из этой ловушки – ловушки, в которую я всех нас заманил.

Я глупец! Слепо верить в то, что человек может хранить такой важный секрет. Хотя, по сути дела, она не угрожает, что расскажет кому-нибудь…

Белла сказала, что лишь пытается понять, кто я. Значит, у нее есть какие-то предположения, которые возникли недавно? Я услышал, как Элис поделилась с остальными той же самой мыслью, и сжал челюсти; с некоторым усилием я удержал улыбку на лице, хотя не мог быть ни в чем уверен.

То, что я доверял Белле, было похоже на авантюру. Тяжело сглотнув, я попытался прозвучать безразлично. «И как, успешно?» Но даже притворяясь незаинтересованным, я внимательно изучал ее лицо, пытаясь обнаружить хоть какой-нибудь ключ к ее истинным мыслям.

«Не очень», - послышался ее ответ, и в то же мгновение я вздохнул с облегчением. Тем не менее тревога не отступила, поскольку я осознал, что это означает, что у нее есть некоторые идеи по этому поводу.

Было очевидно, что ей казалось, что она близка к разгадке, и это заставило меня рассмеяться прежде, чем задать следующий вопрос. «И какие у тебя версии?»

Румянец, окрасивший ее щеки, был изумителен; кровь так легко приливала к ее щекам. Интересно, о чем она думала, что так смутилась.

В другом конце столовой Элис хихикнула. О, это так смешно! Я не обратил особого внимания на ее мысли и пропустил видение, которое она нашла. Я проигнорировал свою семью и сконцентрировался на попытках выудить из Беллы то, что она подумала, – мне было любопытно это узнать и до того, но после мыслей Элис любопытство стало еще интенсивнее.

«Какие у тебя версии?» - спросил я, наклонив голову вбок и улыбаясь ей. Люди считали нашу внешность привлекательной, и я попытался – видимо безуспешно – использовать то, что большинство представительниц женского пола считало «привлекательным», с Беллой.

Похоже, это немного сработало – она несколько раз моргнула, посмотрев на меня, и покачала головой. «Слишком неловко». Я знал, что это было неловко – она же покраснела – но мне хотелось узнать, почему.

«Знаешь, это очень расстраивает», - пожаловался я; я хотел понять механизм функционирования ее мыслей без слов и попыток рассмотреть скрытый смысл в произнесенных ею словах.

Однако совсем скоро я заметил, что сказал Белле что-то не то. Если до этого она сидела, немного ссутулившись, то сейчас она негодующе выпрямилась и пристально взглянула на меня. Она сжала челюсти и расправила плечи.

«Нет, у меня нет ни малейшего понятия, почему это может расстраивать – просто потому что кто-то отказывается тебе рассказать, о чем он думает, даже с учетом того, что этот кто-то получил в свой адрес таинственные замечания, специально предназначенные для того, чтобы отогнать весь сон и вместо этого заставить мучиться вопросом, что они могут означать …так почему же это должно расстраивать?»

Слишком поздно осознавая, что я сказал, мне ничего не оставалось, как попытаться понять, что она чувствует. И в какой-то степени мне это удалось – мне знакомо состояние, когда ты не знаешь, что хочет кто-то другой. Сочувствие – это одно, а вот понимание – совсем другое – а ей вовсе не нужно знать, что я от нее скрываю.

Но Белла еще не договорила. «И вообще, это говорит человек, который сделал столько странных вещей – от спасения твоей жизни при немыслимых обстоятельствах до обращения с тобой как с отверженным, при этом он никогда ничего не объяснял, даже после того, как пообещал. Это, тоже, совершенно не расстраивает».

Для меня это было уже слишком. Она абсолютно не понимает, что я скрываю от нее, – и в этом все дело – но она не вправе упрекать меня в этом. «А у тебя не очень с самообладанием, да?»

«Просто я не люблю двойные стандарты». Она не улыбалась, я тоже. Хотя у меня была еще одна причина сидеть с каменным лицом: моя семья снова думала обо мне и на этот раз определенно злилась больше, чем обычно.

Ха, человек отругал Эдварда! Это также классно, как все эти ТВ шоу! Эммет смеялся надо мной, также как Джаспер и Элис. Мне захотелось направиться к ним и высказать все, что я думаю по поводу их насмешек насчет моей наполовину приватной беседы с Беллой.

Розали все еще мысленно бунтовала. Поверить не могу, что она это сделала! И она догадывается, кто мы! Если она догадается, то у нас будут большие проблемы. Эдвард заплатит за это; уж я этого добьюсь.

Вновь выключив их и сфокусировав свой «дар» на Белле, я перехватил мысли, исходящие от столика, где сидели ее друзья. Посмотрев туда, я увидел, как Майк Ньютон беспокойно ерзает на стуле. В его голове пронеслось: Может быть, подойти к ним. Если я поговорю с ней сейчас, когда Каллен раздражает ее, она оценит. Это хороший способ сделать так, чтобы она была обо мне хорошего мнения.

На самом деле он просто нереально раздражал меня. Издав короткий смешок, я вновь переключил свое внимание на Беллу, и она спросила «Что?»

«Выглядит так, будто твой парень думает, что я груб с тобой – он наверное размышляет, затевать ли драку или нет». Я осторожно подбирал слова, но тем не менее, попытался передать Белле направление мыслей Ньютона. Вновь давясь от смеха, я ждал ее ответ, и вновь это было томительное ожидание.

Мои опасения утихли, когда она ледяным тоном ответила, ясно свидетельствуя о том, что никто, о ком я говорю, ее не интересует. «Не знаю, о ком ты говоришь. Но думаю, ты в любом случае не прав».

И опять почти смеясь над иронией ее последнего предложения, я произнес: «Вряд ли. Я же говорил тебе, у большинства людей все на лице написано». Я могу слышать их мысли.

«Кроме меня, конечно же», - пробормотала она, не особо концентрируясь на мне, хотя ее взгляд и был устремлен на меня. Истина, кроящаяся в ее утверждении, меня слегка шокировала – не говоря уже о том, что я сказал ей, что не могу ее разгадать. Меня удивило, что она вообще вспомнила о чем-то, что я ей когда-то говорил.

«Да. За исключением тебя. Интересно, почему», - спросил я вслух. Я уже много раз мысленно спрашивал себя об этом, но ответа так и не нашел. У меня не было никаких предположений по поводу причин непроницаемости ее мыслей, у меня не было ни одного ориентира, к которому я бы мог обратиться.

Заходите на форум, пообсуждаем!