- Белла?
- Эдвард?
- Белла.
- Эдвард.
- Белла, я думаю, сегодня будет хороший день.
- Эдвард, я полностью согласна.
Прошло несколько недель с тех пор, как он вернулся из Бостона, и моя жизнь никогда не бывала лучше. Я никогда прежде так много не смеялась. Я никогда прежде так крепко не целовалась, я никогда так легко не разговаривала, и никогда у меня не бывало настолько значимых и бессмысленных мгновений тишины.
И за все эти недели я пропустила лишь один день на работе. Я намекнула Райану Грину, что в моей личной жизни случилось что-то ужасное, но теперь я вернулась в привычную колею.
И правда, время, которое Эдвард провел в Бостоне, было ужасно, но Райан Грин, скорее всего, не понял бы этого… поэтому я не совсем солгала, когда сухо объяснила ему, что потеряла кого-то очень дорого, и именно из-за ощущения неминуемой потери я пропускала службу и плохо работала. Потом уверила его, что все закончилось, и я вернулась в нормальную колею.
Я не соврала… Грин предположил, что я имела в виду смертельную болезнь члена семьи…я просто его не исправила. Как и с гриппом - все сложилось хорошо.
Легко.
Поэтому в ту субботу весной, когда в город пришла оттепель, а все расцветало и раскрашивалось розовым и зеленым цветом, мы чувствовали восторг и радость, бегая наперегонки в центре города, смеясь и веселясь, как лучшие друг для друга игрушки на свете.
Мы вышли на улицу, оба в его тонкой мятой одежде, счастливые лишь оттого, что можно было просто бежать вприпрыжку по городу. Не было никаких планов, никакой программы – впрочем, их никогда не было.
Нашим единственным планом, краткосрочным и долгосрочным, было просто оставаться вместе. Не имело особого значения, что мы делали, но как только теплело, Эдвард легко становился неугомонным. Солнце делало его шире самой жизни. И могу поклясться, что иногда, если хорошенько приглядеться, я могла почувствовать, как он творит, мечтает…или раздумывает над чем-нибудь изумительным, притаившемся в его голове.
Много времени провели мы, когда его голова была у моих бедер. Мы гуляли по городу, купили несколько пурпурных бегоний и поставили их на пыльном подоконнике.
В ту субботу мы с Эдвардом шли вниз по какой-то улице, солнце грело наши плечи, а сцепленные руки взлетали назад и вперед, так глупо и так по-детски.
Он притащил меня к киоску и купил открытку с изображением Сирс-тауэр и вишневый леденец на палочке, мой любимый, а потом попросил продавца посмотреть справочник адресов для любого штата, кроме Иллинойса.
Эдвард бросил мне леденец, даже не глядя в мою сторону, я поймала его одной рукой и стала ожидать его следующее движение.
Я удивленно подняла брови, но не спрашивала. Я всегда с благоговейным трепетом и смятением наблюдала за ним, когда не понимала, что он делает…что и происходило большую часть времени.
Продавец забурчал, и Эдвард одарил его широкой улыбкой, облокотился на прилавок, пока я тыкала в лица разных знаменитостей на обложках глянцевых журналов и хохотала с леденцом за щекой.
Продавец швырнул справочник, и Эдвард поблагодарил его, открыл на середине и побежал пальцем вниз по странице, а потом пихнул меня в попу носком ботинка.
- Скажи, где мне остановиться, - сказал он.
- Стоп.
Его палец остановился и задержался на одном месте, он слегка наклонился, чтобы пошарить в боковом кармане своих стареньких рабочих брюк.
Он вытащил ручку, зубами снял колпачок, нацарапал адрес, подписался своим именем и протянул ручку мне.
- Подпишись, - пожал он плечами, я засунула леденец ему в рот, взяла ручку и подписала.
Он купил марку, протянул руку, и мы пошли искать почтовый ящик.
- Кто такая Кетрин Веттеринг из Детройта? – спросила я, потому что именно ей была адресована открытка.
- Не знаю, в этом весь смысл.
- Не поняла.
- Нуу, - протянул Эдвард, улыбаясь мне, когда я скользнула рукой вверх по его спине, - разве тебе никогда не хотелось, чтобы…кто-нибудь еще знал.
- Знал что?
- Что мы нашли друг друга, - пожал он плечами.
Я не стала упоминать, что множество людей знали об этом, потому что и на это у него нашелся бы ответ.
Но это было так здорово – может, только в подписях, но мы стали реальными, существующими для кого-то еще. Это было ощутимое, серьезное доказательство, что здесь и сейчас мы были вместе.
Что бы ни случилось, это было доказательством того, что этот день существовал.
Он такой невероятный в такие минуты.
Итак, мы отправили доказательство нашего существования и побрели дальше, все так же бесцельно и счастливо. Мы проходили мимо антикварного магазины, и когда я прижалась носом к витрине, Эдвард втащил меня внутрь и откинулся на стеклянный стеллаж, прямо поверх таблички, гласящей «На стекло не облокачиваться». Среднего возраста женщина со стрижкой под горшок в толстовке, усыпанной изображениями розовых отпечатков кошачьих лап, открыла было рот, чтобы что-то сказать.
Эдвард обернулся к ней и улыбнулся, и она улыбнулась в ответ.
- Привет, Рита, - сказал он.
- Ох. Меня зовут Лоретта. Если ищете что-то конкретное, скажите мне, - ответила она.
- Спасибо, Рита. Обязательно, - сказал Эдвард, кивнув.
Он снова открыла рот, потом снова, потом закрыла…я улыбнулась про себя, глядя на это. Люди просто не могли справиться с собой, когда дело доходило до Эдварда.
Он это тоже знал.
В магазине стояла тишина, если не считать свиста неустойчиво стоящего вентилятора в углу. Я же осторожно прокладывала себе путь сквозь эти кучи сокровищ и хлама, не всегда понимая, что есть что и имеет ли это вообще какое-нибудь значение.
В таких магазинах я всегда чувствовала себя, как ребенок, сцепив руки за спиной, медленно делая один шаг за другим, опасаясь, как бы чего не разбить или не нашуметь.
Я подпрыгнула, когда услышала скрипуче - сладкое тренькание с другого конца магазина, повернулась и увидела, как оба, Рита и Эдвард, склонились над прилавком напротив друг друга, почти соприкасаясь головами.
Они разглядывали музыкальную шкатулку, основательно сделанную, коричневую, с балериной из розового фарфора в центре, кружащейся вокруг себя.
Эдвард наклонил голову и медленно повернулся ко мне, одарил меня полуулыбкой и пожал плечами.
- Дебюсси, - почти прошептал он, как будто извиняясь.
- Лунный свет, - прошептала я в ответ, наблюдая за ним, пока он следил глазами за мной.
- Да, - выдохнул он, потом снова опустил взгляд, но вытянул руку по направлению ко мне.
Я подошла, наши пальцы сцепились, и мы смотрела за кружением балерины, по ее спине тянулась длинная прядь волос, и она, дрожа, продолжала кружить.
- Белла?
- Эдвард?
-Потанцуем.
- Что? – выпалила я слишком громко, Рита подпрыгнула, а Эдвард рассмеялся. – Я не могу танцевать. Особенно здесь. Я разобью что-нибудь. Много чего.
Эдвард склонил голову на бок и пристально разглядывал меня, слишком долго, и я с обидой оттолкнула его руки.
Рита снова завела шкатулку, и Эдвард удивленно посмотрел на нее, а потом на меня.
- Рита станцует со мной.
Рита залилась приятным румянцем, которой, возможно, не касался ее щек лет двадцать пять.
- Конечно, - вторила я.
На секунду его брови нахмурились, потом он скривил губы и жестом попросил Риту выйти из-за прилавка.
Он подчинилась, и Эдвард самодовольно ухмыльнулся мне, взглянув поверх серебристой головы, одну руку положил на ее широкую талию, а другой взял ее ладонь и поднял вверх.
Звенела мелодия Дебюсси, Эдвард танцевал с Ритой, у которой, и правда ,хорошо получалось… в его руках она выглядела изящной и грациозной, несмотря на свою старомодную оболочку, но пока он вел ее, то давал ей новое чувство, просто у него был такой дар.
Я быстро прикинула, к скольким еще он так прикоснулся, на скольких еще повлиял. Куда бы он ни шел, он накладывал на людей заклятье… и иногда было сложно поверить, что я могла удержать его. Если он ходил и делал это для людей, что было такого особенного во мне, чтобы удержать его?
Кто может ручаться, что я не всего лишь одна из тех, к кому он прикасался, на кого повлиял?
Затем наши взгляды встретились, и на его губах заиграла мягкая, проницательная улыбка. В тот момент я знала, что любима так же, как люблю сама.
Я видела, как он наклонился и что-то прошептал Рите на ухо, она робко заулыбалась и склонила голову.
Он кружил ее медленно, в такт балерине. Он радостно наблюдал своими темными измученными глазами за Ритой, а она становилась молодой и грациозной, какой, как я себе представляла, она была когда-то.
Звенящая музыка резко оборвалась, и Эдвард убрал руки от Риты, улыбнувшись.
- Спасибо, Рита. Думаю, мне было это необходимо.
- Спасибо, Эдвард, - ответила она, немного сбившись с дыхания, чувствуя головокружение.
- Теперь мне нужно увести из вашего магазина свою даму, пока она чего-нибудь не сломала. Ей так далеко до вашей грации, - проговорил он смеющимся заговорщическим голосом.
- Заходите в любое время. В любое, - откликнулась Рита, немного тоскливо.
- Мы вернемся, Рита.
И она улыбнулась и помахала рукой, прислонившись к своей собственной надписи «На стекло не облокачиваться»… потому что именно такой эффект Эдвард производил на людей.
Сам не осознавая, ты вдруг нарушаешь свои же правила, наплевав на то, о чем раньше, казалось, беспокоился, да что там, наплевав на свое собственное имя.
Это он и делал.
Когда наступили сумерки, мы с Эдвардом по-индийски сидели друг напротив друга на парковой скамеечке. Мы играли в карты, купленные неподалеку, и он выигрывал.
- Эдвард?
- Белла? Белла, ты совершенно не умеешь играть в эту игру, - ухмыльнулся он.
- Я знаю. Почему ты называешь Элис ее собственным именем? – задала я вопрос, который недавно стал меня мучить.
Эдвард мягко улыбнулся и покачал головой.
- Элис. Я встретил Элис, когда мне было 14… мы были здесь, в этом парке. Я называл Розали Розалиной какое-то время…Шекспир мне тогда казался до ужаса притягательным.
- Розалиной?
- Ну знаешь, девушка, в которую Ромео был влюблен до Джульетты, по книге она красивая, и Розали такой была, хотя это было больше шуткой. Розалина не сумела достаточно увлечь Ромео, а Розали смогла заставить Эмметта ждать до ее 18-летия. Я тогда перестал называть ее Розалиной, - сказал Эдвард, подмигивая мне. – Эмметт настоял.
- Ты называешь Эмметта его настоящим именем, - задумалась я.
- Да. Думаю, это уже что-то внутреннее. Мое первое воспоминание об Эмметте… помню, как гулял по тротуару и упал,… а он помог мне подняться, дернув меня за волосы, - Эдвард рассмеялся, - в любом случае, когда я впервые заговорил с Элис, она сказала «Я знаю, кто я. Я - Элис Брендон. Мне нравятся ясновидящие, Валентино и Джаспер Уитлок, и у меня сказочные волосы и хорошее чувство вкуса. Мне не нравится пурпурный цвет, морепродукты и дождь. Я знаю, кто я. Я – Элис, поэтому ты будешь меня так называть». Она мне сразу понравилась.
- То есть… ты согласился, потому что она попросила? – спросила я, улыбаясь образу 9-летней Элис.
- Она так думает, но разве можно придумать для Элис лучшего имени, чем Элис? Элис - Алиса… Я никогда не видел другой девочки, которая бы была так захвачена Страной чудес. Она ничто не ставит под сомнение. Это такая простота… которая делает ее свободной. В этом я завидую Элис, каким простым ей все кажется.
Эдвард резко наклонился и собрал все карты одной рукой.
- Ты испортил игру. Зачем? – спросила я.
- Не могу смотреть, как ты проигрываешь. Я лучше первым все закончу, - ответил он, а затем наклонился и начал целовать меня в шею.
Я рассмеялась, взвизгнула и положила холодные руки по обе стороны от его шеи, пока он играл под моими волосами, целуя и посасывая кожу,… но я все же не осознала всей важности произнесенных им слов.
Позже тем вечером мы прокрались в бассейн. Свет после закрытия был приглушенный, а в покрытом плиткой зале стояла густая, пропитанная хлоркой влажность.
Отбросив верх купальника, я лениво плыла на его спине, время от времени поднимая руку, чтобы обрызгать заднюю часть его шеи крошечными теплыми каплями. Я безуспешно пыталась вспомнить свою жизнь до него: что я делала, на что тратила время, что делало меня счастливой… но не могла.
Внезапно Эдвард нырнул под воду. Я заболтала ногами, забила по воде руками и начала тонуть, не чувствуя больше под собой его тело.
Затем я нашла опору и проследила взглядом за его длинным стройным телом до другого конца бассейна, где он остановился, хитро улыбнулся и резко встряхнул головой, от чего во все стороны полетели брызги.
Я подплыла к нему, положила одну руку ему на бок, а другой ухватилась за край бассейна.
- Это было не очень мило с твоей стороны, - сказала я, легко касаясь его губ своими.
Он положил мне руку на макушку, еще раз мягко поцеловал и осторожно начал толкать вниз, пока я не скрылась под водой.
Рука обхватила мою шею, и я почувствовала, как его конец упирается мне в губы, я быстро открыла рот, ощущая хлорку и его гладкую кожу, затем он нежно взял меня за запястье и поднял на поверхность, чтобы я вдохнула воздуха.
- Так хорошо? – спросил он, я кивнула и сделала глубокий вдох, прежде чем он снова окунул меня в воду.
Я держалась за его бедра, чтобы не всплыть, и оставалась под водой для него…и сосала, и держалась, как могла долго, прежде чем снова оказаться на поверхности за порцией воздуха.
- Черт, - задыхался он, - нам надо серьезно поработать над твоим умением задерживать дыхание.
- Ладно, - согласилась я и снова скользнула вниз.
Это был очень хороший день, и было еще много, много таких же прекрасных, чудесных, как этот.
Но знаете… у нас бывали и плохие дни тоже.