Планета третья: та, что подарила жизнь Солнцу (часть 3)

(часть 2)

Дом, арендованный Рене и Филом, находился не в самом Джексонвилле, а в расположенном в двадцати пяти километрах от него, прямо на берегу океана, маленьком городке Понт Вéдра Бич. Поэтому, выехав с территории аэропорта, на первой же развязке мы повернули налево и покатили по окружной трассе Флорида 9А.
Я обожал мегаполисы, восхищался красотой многоэтажных домов, блеском многочисленных огней, яркостью красок, бешеным ритмом жизни. Водоворот запахов, разнообразие лиц, смешение рас и культур, наглядные примеры оксюморона во всем: в каждом событии, действии, соседстве… И нескончаемый поток мыслей… который, вопреки обыкновению, меня не раздражал, потому что я все равно ничего не мог разобрать в гуле голосов, языков, диалектов. Я родился в эпоху зарождения той цивилизации, в которой мы все сейчас живем, был внимательным наблюдателем - свидетелем - ее становления, и я стал ее рабом. И сейчас, оказавшись на дороге, где машины - поражающие воображение многообразием моделей, марок и расцветок - располагались в пять-шесть рядов, и каждый водитель или пассажир такси, мчался по каким-то своим мегаполисным делам, я немного жалел о том, что нам зачастую приходилось выбирать для жизни не города-миллионники, а, напротив, маленькие захолустные городишки. Вроде Форкса. Но он не в счет. Его мы считали домом. Единственным домом. Тем более теперь.
Но это были мимолетные мысли, я не стал зацикливаться на них, потому что всецело был поглощен эмоциями Рене от встречи с дочерью, которые изобиловали восторгами и непередаваемой радостью, что она снова видит ее. Рене не сводила с Беллы счастливых глаз, и все ее помыслы были заняты только ей. Этим мы с миссис Дуайер были очень похожи. Не проходило и минуты, чтоб я не думал о своей Белле.
Даже находясь рядом: в одной комнате, в одном классе, в одной машине, если у меня не было возможности прикоснуться к ней, погладить по волосам, обнять, я безумно по ней скучал. Вот как сейчас…

В зале ожидания Рене никак не желала отпустить Беллу, и тискала ее несколько минут, пока та, раскрасневшаяся от смущения не высвободилась из плена материнских объятий. Стыдно признаться, но я даже почувствовал укол ревности. Эти два дня моя девушка не будет моей, точнее, не только моей. Мне придется делить ее с мамой. Я не готов был даже на это, но придется смириться и начать привыкать к такому положению вещей. И лучше начать незамедлительно.
Поэтому, обратив внимание обеих дам на излишне возбужденное состояние Рене, я предложил ей уступить мне право сесть за руль, чтобы они с Беллой могли расположиться на заднем сидении и разговаривать, пока я веду машину. Рене колебалась недолго. Она лишь переживала, что я не знаю дороги и не сумею сориентироваться в многополосном движении и многоярусных развязках. Но я уверил ее, что разберусь, если она вовремя станет сообщать мне о поворотах.
- Мама, у тебя же есть навигатор, - чуть назидательным голосом воскликнула Белла.
В ее возмущении легко можно было прочесть недовольство рассеянностью матери. Та лишь спокойно пожала плечами.
- Я никак не могу договориться с ним. Мы не понимаем друг друга, - невозмутимо ответила она. - Поэтому никогда им не пользуюсь. И, разумеется, о нем не помню, - добавила она тоном, с которым обычно утверждают: ну это же очевидно!
- Ох, мама, - улыбаясь одними глазами, Белла укоризненно покачала головой, - но в таком случае не проще убрать его?
- Он мне не мешает, - возразила миссис Дуайер, - и к тому же, Фил иногда берет мою машину, а ему без навигатора нельзя – нередко приходится осваивать новые маршруты. Вези нас, Эдвард, - нетерпеливо обратилась она ко мне.
Она назвала мне адрес: 398, бульвар Понт Вéдра, который я – для всеобщего успокоения – завел в карту навигатора, и плавно тронулся.

Вот как случилось, что я сидел в гордом одиночестве на водительском сидении Опеля Рене, практически не отводя внимательных глаз от зеркала заднего вида, жадно ловя мимолетные взгляды Беллы. Каждый раз, когда наши взгляды соприкасались, зрачки ее глаз расширялись и вспыхивали лихорадочным блеском. От исходящего от них в тот момент жара я таял, и расслабленно думал: ради этих мгновений стоит жить. Иногда я встречался глазами и с Рене, вид у которой был крайне довольный, а улыбка слегка торжествующей – она радовалась тому, что полностью завладела вниманием дочери – она тоже ревновала ее ко мне. И с тлеющим в теле беспокойством я думал, что мне еще предстоит узнать глубину ее ревности и… ненависти.
До сих пор Рене ничем не выдала неприязни ко мне, но она не могла испытывать какого-то иного чувства к парню, который чуть было не погубил ее единственного ребенка. Ничего кроме злости, ненависти, презрения, отвращения, обиды. Я знал, что не смогу оправдаться, что не могу загладить свою вину, но обещал себе, что сделаю все возможное. Я в долгу и перед Рене тоже.
Зло усмехнулся про себя: ты в долгу перед всеми, Эдвард Каллен, в неоплатном долгу…
И снова по глазам мне полоснуло раскаленным шоколадом любимых глаз, и тепло вновь разлилось по моему застывшему телу, и я, мгновенно порастеряв все свои тяжелые мысли, расслабился.

Тем временем мы проехали мимо парка Риттер, сменившегося небоскребами из стеклянных и металлических конструкций, стеной возвышавшихся с обеих сторон, и снова оказались на обычной городской дороге, извивающейся среди рядов домов, магазинов, парков. Перекрестки, светофоры, остановки на красный свет, перестроение из одного ряда в другой, чтобы обогнать или объехать… Подмигивание стоп-сигналов и заигрывание оранжевых огоньков, предупреждающих о намерении повернуть налево или направо. Я наслаждался процессом вождения. Езда по ночному городу – я был ее фанатом. Жаль, я не мог поехать с желаемой для меня скоростью, такую вольность я мог позволить себе только на пустынных трассах-отрезках между городами. И не с пассажирами в салоне далеко не нового Опеля. Но и от этой умеренной – по моим меркам – езды я получал истинное наслаждение. Видимо, это счастье отражалось на моем лице, потому что я поймал на себе заинтересованный взгляд мамы Беллы, дежурно улыбнулся ей и сменил выражение лица на более спокойное.
Декорации за окнами поменялись, и на смену высоткам пришли частные домики, в один-два этажа. Чуть позднее мы пересекли железнодорожные пути с несущимся по них скоростным поездом, а потом я учуял запах воды. Это еще не мог быть океан – далеко, и не слышался характерный для него звук - мы приближались к бухте Милл. Нам предстояло преодолеть ее по мосту Деймс Пойнт, ярко освещенному из-за позднего времени суток. Издалека он казался похожим на взлетную полосу – огоньки подсветки располагались прямо на дорожном полотне на одинаковом расстоянии друг от друга, создавая по краям световые дорожки. Голоса позади меня смолкли - мои пассажиры тоже были заворожены этим притягивающим взгляд зрелищем. Огни казались разноцветными из-за исходившего непонятно откуда какого-то теплого розового свечения. Как только я въехал на мост, грудь сдавило от открывшейся взгляду панорамы, и я понял, где был источник розового света.
Солнце уже село, почти полностью скрывшись за горизонтом. Но чуть запоздавшие его лучи, ярко догорая, робко касались водной поверхности бухты, образуя закатное зарево. Оно окрасило ясное ночное небо над Джексонвиллем в неповторимое сочетание всех оттенков розово-сиреневой палитры. И вся эта - достойная кисти любого из величайших художников - картина отражалась в зеркале водной глади, усиливая впечатления. Такого великолепия не увидишь даже во время праздничного фейерверка на День независимости. Свет в окнах близстоящих домов тоже отражался в воде, добавляя штрихов в эту насыщенную цветовую гамму. Такую феерию красок может подарить лишь природа.
Я услышал, как сзади охнула Белла и, с восхищением распахнув глаза, смотрела на огоньки, на мост, на бухту под ним, и, наконец, ее взгляд примерз к линии горизонта, где потихонечку засыпало солнце. И Рене, несмотря на то, что проезжала здесь почти ежедневно, тоже не могла отвести глаз от красоты представшей перед нами картинки. Я даже чуть сбавил скорость, чтобы мы могли насладиться великолепием пейзажа.
Съехав с моста, мы оказались на типичной окружной дороге - зоне промышленных предприятий. Автоцентры, моллы, паркинги и невысокие постройки – это были окраины Джексонвилля. Все чаще стали попадаться маленькие, зачастую ветхие, домики, почти без лужаек и двориков, в которых могли бы играть дети или можно было вечером посидеть с семьей. Это явно были небогатые кварталы, обстановка здесь была прямо противоположной тем элитным пляжным районам, в сторону которых мы направлялись: Атлантик Бич или Палм Валли. Справа от дороги возвышался огромный торговый комплекс – Шопинг-центр Стандарт Плаза, поражающий своими масштабами и пафосностью строения. А через несколько километров слева показался комплекс других сооружений – строгое и суровое основное здание из красного и белого кирпича, более демократичные учебные корпуса, величественное здание библиотеки и кампусы общежитий Университета Северной Флориды.
Белла могла бы учиться здесь. Если бы не этот парень, я сумела бы ее убедить. Подумала Рене. Потом усмехнулась: Если бы не этот парень, ее и убеждать бы не пришлось, она еще год назад переехала бы ко мне.
И я не мог не согласиться с этим. Белла ненавидела Форкс, и только встреча со мной повлияла на ее отношение к месту рождения. По крайней мере она так говорила, а мне хотелось ей верить.
Еще через пару километров мы повернули налево, на бульвар Тернера Батлера, и пейзаж стал совсем иным - домики закончились, и началась лесопарковая зона. Но я не особо обращал внимание на флору Флориды – эта случайная анафора заставила меня улыбнуться, - отмечал все это лишь статистически, не вдумываясь, не отвлекаясь, следя за разговором Беллы с мамой. Правда, ни о чем особенном они не говорили – Белла делилась с ней успехами в школе и подготовкой к выпускным экзаменам и балу. Похвасталась окончанием домашнего ареста, и Рене выразила крайнее удивление тем, что ее бывший муж стал куда покладистее, чем был в молодости. По ее словам, прежний Чарли Свон мог месяцами проявлять упорство и непримиримость с какими-либо нарушениями законов или – в случае с семьей – установленных правил.
Я мог бы развить эту тему, поделившись собственным опытом, но мое дело было вести машину.

Зеленые пейзажи небыстро проплывали за окнами Опеля, сменяясь совсем унылыми полями. Навигатор подал голос, оповестив, что через сто метров мне следует повернуть направо. Подтверждая эти сведения, впереди вырос указатель, сообщавший, что Понт Вéдра находится справа от нас, и я плавно вошел в поворот. Через несколько километров мне было предложено еще раз повернуть руль, чтобы попасть на Соланда Роад, и дорога стала двусторонней, и очень узкой.
- … родители Эдварда сделали нам такой бесценный подарок… - услышал я щебетание Рене и прислушался к их разговору. – Белла, я надеюсь, ты была достаточно вежлива и поблагодарила их за внимание? Или по обыкновению отказывалась принимать любые подарки? – чуть прищурившись, пытала ее Рене.
Белла виновато закусила губу и кинула быстрый взгляд в зеркало. Я приободряюще улыбнулся. Досадуя на мамину прозорливость, она чуть приблизила друг к другу точеные бровки и приоткрыла рот, чтобы ответить, но нам было не суждено узнать, что она собирается сказать. Потому что в этот момент на дорогу прямо передо мной выскочил паренек лет семи. Я перекинул ногу с педали газа на тормоз и одним легким нажатием вдавил ее в пол, до отказа. Но минимальный тормозной путь Опеля значительно превышал расстояние между ним и испуганным ребенком. Я крутнул рулем вправо, пытаясь избежать удара, но и мальчишка тоже попытался отпрыгнуть с дороги, стремясь вернуться на лужайку своего дома, и снова очутился на моем пути – он даже не успел подумать ни о чем, кроме панического: Мамочка. Тогда, чтобы в последний момент объехать его, я резко повернул руль влево, выезжая на встречную полосу. Я услышал, как позади меня в унисон охнули Белла и Рене, успел кинуть быстрый взгляд в зеркало, чтобы убедиться, что они в порядке – не кричат, уже неплохо – потому что прямо на нас, на максимально дозволенной скорости, несся груженый фургон…
Снова резко крутанув рулевое колесо вправо, я увернулся от лобового столкновения и, выправив машину, подумал было притормозить и подойти к парнишке. Но, обернувшись, увидел обеспокоенную молодую женщину, кинувшуюся к ребенку и утащившую его подальше от дороги. В ее мыслях помимо тревоги за мальчика я услышал и благодарность умелому водителю. Это была не мама мальчика, а его няня, которой было ни к чему раздувать этот инцидент, равно как и лишние свидетели произошедшего. Поэтому я передумал останавливаться и, радуясь, что никто не пострадал, начал набирать скорость.
А вот мои пассажиры отнюдь не разделяли моей радости. Белла была бледнее обычного, часто-часто моргала и сидела с так и не закрытым ртом, а на лице Рене поселилось выражение дикого ужаса, а широко распахнутые глаза, казалось, не видели ничего вокруг.
- Прошу прощения за резкость, - тихим голосом, растягивая слова, произнес я. – Я совсем не хотел напугать вас, ребенок появился так неожиданно…
- Перестань извиняться, Эдвард, - перебила меня мама Беллы, на удивление быстро овладевшая собой. – Все же закончилось хорошо. Мальчишка цел, мы, как видишь, тоже. Спасибо моему первому мужу за привитую мне привычку пристегиваться! – чуть нервно хихикнула бывшая миссис Свон.
Слушая почти беззаботное щебетание мамы, начала отходить и Белла. Я не сводил с нее внимательных глаз, коря себя за непродуманные действия – я, наверное, вполне мог объехать его и по обочине. Белла очень испугалась, и медленно приходила в себя, за это время я успел тысячу раз пожалеть о принятом решении.
- А у тебя отличная реакция, Эдвард, - снова привлек мое внимание голос миссис Дуайер, на этот раз в нем явно прозвучало любопытство.
- Это все результат тренировок, - скромно потупив глаза, признался я. – Отец с детства занимается со мной и моими братьями. Но лучше всех машину водит моя старшая сестра, - посвящал я Рене в "тайны" семьи Каллен.
А он надежный. Мелькнула у нее шальная мысль.
И я был благодарен ей за этот нечаянный комплимент. И мальчику – за столь удачное появление. Возможно, этот случайный инцидент сыграет мне на руку, и хотя бы мама Беллы не будет против меня.
Наверное, это не должно иметь для меня такого уж глобального значения, ведь я имел намерение жениться не на Рене, и даже не на Чарли, а на их дочери, но не хотелось бы, чтобы моей избраннице пришлось идти против своей семьи. Она и сама отнюдь не прыгала от радости, услышав мое предложение, а встретив сопротивление со стороны родных ей людей, может отказаться наотрез. Для меня же ее согласие, равно как и благословение родителей, было очень важно. И учитывая ее стойкое неприятие браков, было бы неплохо заручиться поддержкой хоть кого-нибудь с ее стороны. Помня о том, что именно неодобрение Рене и было главным аргументом Беллы против раннего замужества, то выбор в пользу ее мамы был не самым мудрым решением. Но другого пока не было.
Многим сегодняшним подросткам такое настойчивое желание непременно сочетаться браком с любимой девушкой покажется никчемной навязчивой идеей. Но не для меня. И ни для кого из моей семьи. Для нас это было святостью. Обрядом. Таинством.
Свадьба, жена, муж, семья – были не устаревшими, почти вышедшими из обихода, словами, а подтверждением чувств, заявлением о них во всеуслышание – пусть даже и для узкого круга людей, и даже – если хотите – символом окончания одиночества. Ведь у вампиров не может быть детей, и вообще, ничего и никого, кроме друг друга.
Не стану скрывать - категоричный отказ Беллы шокировал меня. Я понимал, что она не стремится к раннему браку, но и подумать не мог, что мне никак не удастся уговорить ее. Пришлось прибегнуть даже к шантажу, но и это не заставило ее изменить своего решения. Я был обескуражен. И чувствовал себя неуверенно. Я комплексовал из-за того, что мне не удается найти нужных – тех самых – слов, чтобы убедить ее.
Я, который всегда отличался завидным - даже среди представителей своей расы - красноречием и умением найти подход к кому угодно, подобрать правильные слова, интонацию, тембр голоса, чтобы получить все, чего я только пожелаю, оказался неспособен услышать "да" на самый важный в жизни вопрос…
Изо всех сил я старался понять сумбурные и – мягко говоря – неубедительные объяснения, почему она отказывается выйти за меня, и не мог. Пытался прочесть, узнать, выяснить скрытые причины для решительного отказа, но на ум приходило только одно – она недостаточно любит меня, чтобы согласиться выйти замуж.
Это ранило. Сильнее, чем я мог признаться в этом даже самому себе. Да, я старомоден, и очень хочу назвать ее своей женой. Для себя. Для нее. Для нас.
И я готов был признать свое поражение. Не сдаться. Нет. Ни в коем случае. Но признаться, что мне, скорее всего, понадобится чья-то помощь. И на данный момент Рене могла стать моим первым и единственным союзником. А для этого я должен был ей понравиться.

***
Понт Вéдра предстал перед нами типичным прибрежным городом, с тихими узкими улочками, величественными пальмами в образе молчаливых стражей, и теплым воздухом, пропитанным океанским бризом. Услышав, как глубоко и медленно втягивает в себя этот воздух и, чуть задержав его в легких, позволяя ему распространиться по крови, выдыхает Белла, я в который раз убедился, что нигде не дышится так свободно, как вблизи океана. Южного океана.
Двигаясь по улицам городка и, глядя на дорогие особнячки, окрашенные в пастельные тона, с террасками, подземными гаражами и ухоженными газонами, я гадал, как могут учительница и бейсболист команды низшей лиги позволить себе оплачивать дом в этом элитном районе. И чем ближе подбирались мы к побережью, тем претенциознее и богаче становились дома. Они очень близко соседствовали друг с другом, создавая уютную, почти домашнюю, атмосферу.
- Через сто метров, за перекрестком, поверните налево, - вмешался в мои размышления металлический голос девушки из пластиковой коробки. А когда я исполнил рекомендованный маневр, она прогнусавила: - Вы достигли конечного пункта своего путешествия. Спасибо.
И отключилась.
И действительно, нужный нам дом располагался прямо на пересечении улицы Сан Диего и бульвара Понт Вéдра. Как я и ожидал, он был небольшим, выкрашенным в неказистый серый цвет с тусклой коричневой крышей, и резко отличался от большинства домов в округе. Но общей панорамы не портил, так как был скрыт за густой растительностью. Пальмы и кустарники надежно укрывали жилище мамы Беллы от любопытных глаз.
Ни лужайки перед домом, ни газона под окнами – к дому тянулись две бетонные дорожки: левая вела к крульцу, а правая – в примыкающий к домику гараж. Туда я и завернул с центральной улицы.
- Вот мы и дома, - радостно воскликнула Рене.
Шустро выскочила из машины и метнулась к багажнику, в который я сложил наши с Беллой сумки.
- Я возьму, - мягко, но настойчиво сказал я, забирая у нее наши скромные пожитки, при этом тщательно следя за тем, чтобы не коснуться ее рукой. Она равнодушно пожала плечами и кинулась к Белле, которая, казалось, не знала, куда себя деть. Она явно чувствовала себя не в своей тарелке, и мне смертельно захотелось узнать, почему. Даже я был относительно спокоен, а ведь Белла приехала к маме, которую давно не видела, она почти вернулась домой.
Мы прошли через боковую дверь и оказались на небольшой кухоньке.
- Проходите дальше, нечего толпиться на кухне, - командовала Рене, уверенно стуча невысокими каблучками.
Пройдя через кухню и небольшую столовую, мы оказались в гостиной.
Мама Беллы не могла похвастаться идеальным порядком. Холл был несколько захламлен или, возможно, чересчур перегружен хаотичным нагромождением мебели, бытовых предметов и разных интерьерных аксессуаров: стулья, пуфики, вазы, торшеры, корзинки, шкатулки, картины почти на каждой стене. Хотя ничего нигде не валялось, все вещи были прибраны и расставлены по местам – тут явно готовились к нашему визиту.
В этот момент Рене резко остановилась, и только тогда подумала: Ой!
Даже для меня ее внезапная остановка стала неожиданностью, а уж для Беллы и подавно, поэтому она неуклюже налетела на маму и уже смирилась с очередным - полумиллионным по счету - своим падением, но Рене вовремя ее подхватила и залилась веселым смехом.
- Белла, ты совсем не меняешься! – не переставая смеяться, воскликнула она. – И приятно узнать, что я еще не потеряла сноровку. Она так и не освоилась с равновесием, и мне частенько приходилось ловить ее, - доверительным шепотом поведала мне Рене.
Вид у нее был такой лукавый, что я даже подумал, что она вот-вот подмигнет мне, но она заботливо потерла плечи дочери и отпустила ее.
- Охотно верю, - серьезным голосом согласился я.
Белла перевела на меня внимательный взгляд, изучая мое лицо на предмет скрытой усмешки, но я с честью выдержал этот экзамен.
- Что же это я? Вы же наверняка голодные? – забеспокоилась Рене, мысленно ругая себя за неучтивость.
- Нет, мам, - торопилась отказаться Белла, пока Рене не укоренилась в мысли, что раз уж мы с дороги, то нас нужно непременно покормить. – Уже поздно, и есть совсем не хочется.
- Ты, может, и не хочешь, а вот Эдвард, я уверена, будет не против поужинать, - возразила Рене, и в ее интонации чувствовалось легкое осуждение дочери за эгоизм.
Но та лишь усмехнулась в ответ. Я вежливо отказался, сославшись на позднее время и усталость от перелета, используя заранее подготовленные дежурные фразы, впрочем, как и всегда.
- Ну тогда, Эдвард, располагайся и чувствуй себя, как дома, а ты, Белла, пойдем со мной, я покажу тебе твою комнату, - сказала Рене и начала подниматься по лестнице с коваными перилами, находившейся у дальней стены.
Посмотрев на меня длительным взглядом, моя девушка последовала за матерью. Я же опустился на диван, больше по привычке, чем по необходимости – просто бесцельное торчание в центре комнаты было несвойственно людям. При первой же возможности они старались присесть или даже прилечь. И вне нашего дома мы строго следили за тем, чтобы следовать этим правилам. Когда это становится привычкой, меньше шансов выдать себя и привлечь ненужное внимание.

Наверху Рене завела дочь в комнату прямо надо мной и, судя по раздавшимся шуршащим звукам, снова ее обняла.
- Как же я скучала по тебе, доченька моя, - прошептала Рене.
- Мне тоже тебя не хватает, - более громким шепотом отвечала ей Белла. – Ты же знаешь, мам, что я не очень легко схожусь с людьми, и ты всегда была моей самой близкой подругой.
- У тебя нет друзей? – удивилась миссис Дуайер.
- Нет. Ну что ты. Больше, чем когда-либо. И в школе нас целая компания, и с семьей Эдварда мы очень дружны.
- У него ведь большая семья? Я помню, что в Финикс с ним приезжали его отец и сестренка. Очень милая девушка и обалденно красивый мужчина, - приглушенно захихикала ее мама.
Я тоже тихо засмеялся. Рене старалась говорить потише, чтобы я не услышал их девчачьего разговора, она ведь не могла знать, что я слышу ее, даже когда она молчит. А уж шепот я способен услышать за сотни, а, может, и тысячи метров.
- Да, Карлайл очень красив, - согласилась Белла и тихо-тихо вздохнула: - Они все слишком красивы.
- Что? – переспросила Рене.
Но ответа не последовало – видимо, Белла просто покачала головой, показывая неважность своих слов. Она все еще не могла избавиться от глупых мыслей о моем совершенстве и своей обычности и непривлекательности. Я не уставал переубеждать ее, но все было напрасно. Она упрямо не желала признавать, что божественно красива и что я ценю в ней те качества, которые гораздо важнее, чем внешность, и у нее их целый букет. Красота обычно холодна и надменна. Белла же была для меня источником тепла и света. Моим небесным светилом.
- Мне не терпится начать расспрашивать тебя обо всем, я хочу знать все-все подробности твоей жизни без меня. И про твоего парня, и про его семью, и про твои планы на колледж, и про твою недавнюю самоволку – это ты папе можешь ничего не рассказывать. А я жажду подробностей: куда ты сбегала и зачем, - я мог представить себе, как от этих слов поморщилась моя девочка, которая не любила обманывать, а правду рассказать не могла. – Но уже поздно, и вы весь день провели в дороге, вам нужно отдыхать. Поэтому обещаю приструнить свое любопытство и потерпеть до утра. Но! Учти, что я рано тебя разбужу – долго не продержусь… - чуть виноватым голосом молвила Рене, и перешла к более скользкой теме: - Я не знала, как мне положить вас спать… - спотыкаясь на каждом слоге, начала она, и, вздохнув, выпалила: - Белла, ты спишь с ним?
- Нет, мама, - возмущенно запротестовала моя девушка.
- Да быть не может! – выразила миссис Дуайер совершенно искреннее сомнение.
- У Эдварда… эммм… свои взгляды на то, как … это должно происходить, свои принципы, и… - медленно, подбирая слова, но без тени смущения держала Белла ответ перед матерью, - он считает, что время для этого еще не пришло, что нам еще рано этим заниматься, - быстро закончила она, сразу же облегченно выдохнув.
- Хмм, интересно… - задумалась Рене.
Не время – это она имеет ввиду, что только после свадьбы? То есть они уже подумывают об этом? Спросить? Нет, не стоит. Пусть сама расскажет, когда посчитает нужным. У нас еще есть время…
- Ну ты же не станешь класть нас по разным комнатам? – с легким вопросом в интонации поинтересовалась Белла.
- Не стану, - согласилась ее мать. – У нас в доме всего две спальни, и, пожертвовав комнатой для гостей, мы оборудовали вторую под твою. Я не теряла надежды, что ты все же передумаешь и приедешь пожить к своей глупой матери, - на одном дыхании прочирикала Рене и, глубоко вдохнув, очень тихо пробормотала, - до сих пор…
Сомневаюсь, что Белла услышала последнюю ремарку мамы, да Рене и не стремилась к этому. Это была лишь мысль вслух, сказанная не для кого-то, а просто потому, что ее это немного беспокоило.
- Эдвард может спать на полу в моей комнате, - с энтузиазмом предложила Белла.
Конечно, могу. Все, что угодно, лишь бы меня не оставили ночевать на диване в гостиной – не из-за мнимого неудобства, а потому что такой расклад затруднит для меня исполнение самой важной потребности – быть все время с Беллой. Я, конечно, слышал мысли Рене и мог вовремя среагировать на ее желание "проверить, как там детки", чтобы быстро и бесшумно выпорхнуть из комнаты Беллы на втором этаже, скатиться по узенькой лестнице и юркнуть в приготовленную мне постельку, даже не потревожив безмятежного сна моей Беллы. И столько раз, сколько понадобится. Но куда проще было бы, останься мы в пределах одной комнаты. Перспектива отлежать себе кости на жестком полу ничуть не страшила меня.
- Еще чего! – возмутилась миссис Дуайер. - Я не положу ребенка спать на пол.
И снова я почувствовал, как улыбается Белла. Это было новое для меня ощущение – как будто воздух вокруг меня начинал мелодично звенеть. Он словно окрашивался яркими красками и окутывал плотным густым туманом. Раньше я не мог "видеть" ее улыбку. Это что-то значило?
- Как думаешь, - продолжала Рене решать вопрос нашей ночевки, - Эдвард смог бы перетащить к тебе в комнату диван с первого этажа? Он выглядит очень сильным, - снова перешла она на шепот.
- Не знаю, - уклончиво ответила ей Белла, - нужно спросить. Может быть, и перенесет. Но к чему эти сложности?..
Перенести диван в спальню Беллы для меня не проблема, куда сложнее – вспомнить, как это делают люди. В моих человеческих воспоминаниях не было ни единой записи по переноске какого-либо из предметов мебели – во времена моей беззаботной и такой краткой юности делать этого мне не приходилось. Да, если честно, и наблюдать - тоже. И за мои почти сто лет в новом обличии люди тоже как-то не спешили в моем присутствии заниматься перестановкой. Убегать – да, сторониться – запросто, завидовать – пожалуйста, восхищенно вздыхать – сколько угодно, а вот двигать мебель… А ведь мне придется делать это "по-человечески", чтобы не вызвать подозрений. Полагаю, если бывшая миссис Свон увидит мои реальные силовые способности, мне придется распрощаться с надеждами заполучить ее в стан своих союзников. А они у меня и без того невелики.
Над моей головой раздались быстрые и уверенные шаги, они спустились на пару деревянных ступенек вниз.
Интересно, что он выберет? Услышал я молчаливое любопытство Рене, и она перегнулась ко мне через перила.
- Эдвард, ты предпочитаешь спать на диване в гостиной или на том же диване, но в комнате вместе с Беллой? – спросила она, непроизвольно прищурившись в ожидании ответа.
Мне не удалось подслушать, какой из вариантов ответов был загадан, как правильный, поэтому ответил искренне.
- В комнате с Беллой, если позволите.
- Отлично! – почему-то обрадовалась она. – Тогда тебе придется поднять этот диван на второй этаж. Ты справишься?
Я встал с серого плюшевого дивана, на котором сидел и окинул его оценивающим взглядом, как будто примерялся, под силу ли мне будет его перетащить. Я даже наклонился, чтобы приподнять его, проверяя вес – мне казалось, что так бы и поступил, например, Фил. Рене тем временем молча надо мной наблюдала. И думала.
Кажется, Эдвард – хороший парень. И, наверное, моей дочери повезло с ним. Глядя на них обоих, лично я бы так и подумала. Что эти двое любят друг друга, видно невооруженным глазом. Их чувства неподдельны. Мы вместе всего какой-то час, а я уже чувствую их связь, как будто это что-то материальное, осязаемое. Я ощутила похожее чувство еще в Финиксе, в больнице. Но отмахнулась от него. Решила, что мне показалось… Зря? Или же нет?.. Но разве так бывает?
Я с упоением слушал ее внутренний диалог с самой собой, на всякий случай затаив дыхание – чтобы ничего не пропустить. Но при этом не забыв сказать вслух: - Я попробую, - и начать медленно, переставляя поочередно то одну, то другую сторону, двигать диван к лестнице, на которой стояла Рене.
Она, казалось, не видела и не слышала меня.
И если их чувства так сильны, то как же он мог ее бросить? Или Чарли преувеличил его роль в той безумной агонии Беллы? Она сама ведь так и не сказала мне, что на самом деле случилось. Да и как она могла?! Она ведь тогда вообще не разговаривала, не произносила ни одного слова.
В голове матери одна за другой всплывали картинки воспоминаний о Белле в период моего… моего самоубийства. Они не были страшнее тех, которые я видел в сознании Чарли, и все же они были другими. Картинки были разными: и при свете дня, и в темноте, и при искусственном освещении. Но в каждой из них Белла лежала на кровати в своей комнате в доме отца, свернувшись клубком и крепкой хваткой - словно железным обручем - обхватив себя руками. Она не спала. Но смотрела в одну точку. Глаза иссушенные, взгляд невидящий, лицо мертвенно-бледное. И вся ее поза была безжизненной.
Я снова сорвался в эту пропасть. Боли. Вины. Сожаления. И неистовой ярости на самого себя. Ярости и гнева. За двоих. За себя и за Рене.
А потом… нет, я не могла поднимать эту тему. Мой бывший…
Перекошенному от злости лицу шефа Свона я даже не удивился. Неоднократно видел его таким воочию. И знал, что его чувства были полностью оправданны.
На мои вопросы он лишь багровел и с ненавистью выплевывал одно имя: этот Каллен. Разве это мог быть ЭТОТ Каллен?
Я уронил диван себе на ногу. И с недоумением уставился на нее. Такое со мной впервые.
Рене очнулась.
- Эдвард! Ты не ушибся? – охнула она.
- Ничего страшного, - заверял я ее, проклиная себя за внезапную неуклюжесть.
Это была привилегия Беллы.
Наверху послышались поспешные шаги, и показались ее ноги, торопливо сбегающие вниз по лестнице.
- Что случилось? – переводила она обеспокоенный взгляд с меня на маму и обратно.
- Ничего особенного, - Рене была невозмутима. – Эдвард всего лишь не удержал диван. С ним все в порядке.
Я утвердительно кивнул.
- Эдвард … не удержал … диван?
Мы с Рене синхронно пожал плечами, но она – с выражением, что ничего страшного не произошло, а я – с невеселой усмешкой, предвкушая неминуемый допрос.
- Идем, Белла, не будем ему мешать. Уверена, твой парень справится и без нас, - Рене потянула ее за собой наверх. - Эдвард, спальня Беллы – первая дверь направо, - проинформировала она меня, и они обе скрылись из виду.
Я решил, что - как бы мне ни хотелось, но все же - нехорошо подслушивать их разговор, и позволил себе достать из сумки Беллы ее плеер, вставил в уши наушники и запустил вложенный в него диск. В уши мне ударили басы, я удовлетворенно кивнул и добавил громкости.
Теперь, когда за мной никто не наблюдал, необходимость делать вид, что переноска дивана в одиночку на второй этаж по узкой и геометричной лестнице – ну ооочень трудная штука, я поднял его, повернул боком и легко вбежал по ступенькам. Наверху открыл первую справа дверь и оказался внутри комнаты с голубыми стенами. Прямо напротив входа располагалась обычная двуспальная кровать с белоснежным стеганым одеялом и подушками голубого цвета в тон стенам и мебели: мягкому креслу и встроенному гардеробу более темного оттенка, слева от кровати. На невысоком столике в углу находился старинный на вид торшер с абажуром цвета слоновой кости, он был включен и распространял по комнате мягкий приглушенный свет.
Я обошел кровать и поставил диван к стене в дальнем углу, под окно. Остановившись у окна, я поднял жалюзи и выглянул – как я и ожидал, оно выходило не на бульвар, а на боковую улицу. Достав из кармана телефон, я позвонил Карлайлу.
- Здравствуй, Эдвард, - ответил он после первого же гудка. – Как Флорида?
- Красиво, - уклончиво ответил я.
Он хмыкнул. Мы оба знали, что он спрашивал не о штате, а о маме Беллы, о том, как она приняла, но мне не хотелось отвечать на этот вопрос. Пока я сам не определился с тем, можно ли принять ее последний мысленный монолог за хорошее отношение к себе. Надо подождать. Поэтому мне особо нечего было сказать Карлайлу на этот счет.
- А у вас какие новости? – перешел я сразу к делу.
- Пока тихо. Элис говорит, что она появится не раньше завтра, хотя ей трудно сказать наверняка, потому что Виктория постоянно меняет решения, стараясь обезопасить себя.
- Лоран не преувеличил ее способностей, - вспомнил я слова канадца, сказанные прошлым летом на пороге нашего дома. - Она умело уходит от преследования. Но вы же не позволите ей обставить вас? – не удержавшись, поддразнил я.
- Жаль, Эмметт не слышит тебя. И тысячи километров не помогли бы тебе спрятаться от его праведного гнева. Отвечу тебе за него: мы ее не упустим, - уверил меня отец.
- Печально, что меня не будет с вами.
- Но ты с Беллой, а ей здесь нечего делать, - с этим мне трудно было спорить.
- Передавай всем от нас привет, - сказал я на прощание.
- Обязательно, сынок, а ты поцелуй от нас Беллу. И удачи тебе, - ответил отец и отключился.
Я услышал легкие шаги, крадущиеся по коридору и убыстренный сердечный ритм. Повернувшись лицом к двери, я приготовился ждать. Дверная ручка опустилась и дверь началась медленно открываться. Наконец, я увижу ее. Смогу обнять, растаять в кольце ее горячих рук и растопить лед своих губ на ее пылающих устах. Она тихо вошла в комнату.
Я широко улыбнулся: - Ты пришла…
За тысячную долю секунды я преодолел расстояние между нами и обхватил ее руками. Закрыв глаза, с наслаждением, несмотря на болезненное жжение в горле, вдохнул и прижался губами к волосам. Она подняла голову, заглянула мне в глаза… и я потерялся. Только она знала, где меня искать. Она потянулась ко мне, ее влажные губы встретились с моими каменными, ее жаркое дыхание смешалось с моим ледяным, ее глаза, затрепетав, закрылись… а я почувствовал, что живу.

(часть 4)