ПАРАД ПЛАНЕТ

Планета шестнадцатая: обогащенный Уран (осколок 1)


Сразу после того, как Карлайл обработал распухшие пальцы Беллы мазью, снижающей отек, и наложил на кисть фиксирующую повязку, я отвез ее обратно домой.
Чарли встретил нас в дверях.
- Надеюсь, у вас нет никаких планов на выходные?.. - поинтересовался он с преувеличенно невинным выражением на лице.
Белла озадаченно нахмурилась и кинула на меня непонимающий взгляд. Я ответил ей, слегка пожав плечами, и попытался проникнуть в мысли шефа полиции, чтобы узнать правильный ответ, но безрезультатно. В эту минуту Чарли лишь дублировал про себя все то, что видел. А видел он наше взаимное недоумение и тщетные попытки отгадать, что же было у него на уме. И, судя по его удовлетворительной усмешке, пусть и не очень явной, наше удивление не стало для него сюрпризом - именно такой реакции он и ждал.
- Н-н-нет… вроде… - наконец молвила Белла неуверенно и снова посмотрела на меня. - Мы еще не думали…
- Мы хо… - попытался я вставить слово, но Чарли меня не услышал.
- Вот и хорошо, - одобрительно, но в то же время несколько категорично склонил он голову, прервав и бормотание Беллы, и мое запоздалое намерение взять удар на себя. - Посидишь эти пару дней дома. От греха…
"Разумно", согласился я с его решением.
- Что?! Я опять наказана?! - вскричала Белла.
- Нет, не наказана, - визгливые нотки в голосе девушки ничуть не смутили ее отца. - Ты не под домашним арестом, как в прошлый раз, когда сбежала из дома, - он говорил обо мне, но даже не посмотрел в мою сторону. - Это всего лишь меры предосторожности. Назовем их… постельным режимом. Или карантином - как угодно, - он замолчал, напустив на себя суровости. - Я просто хочу, чтобы к понедельнику ты была в целости и сохранности… Насколько это возможно после перелома, - пробормотал он значительно тише.
Белла нетерпеливо фыркнула.
- Вот именно! Я уже, - сделала она ударение на наречии времени, - сломала руку. Даже с моим талантом попадать в неприятности вряд ли за ближайшие два дня со мной случится что-то еще. Так что твои меры предосторожности немного запоздали… - закончила она более спокойным тоном.
- Возможно, - легко согласился с дочерью мистер Свон и с готовностью пообещал: - Обязательно учту это на будущее. А пока позволь мне - раз рука уже все равно сломана, - попытаться спасти от возможных повреждений остальные части твоего тела. Костыли были пикантным дополнением к твоему платью для выпускного в прошлом году. Зачем повторяться?.. - широко улыбнулся он.
Белла досадливо поморщилась и скосила на меня глаза, то ли прося поддержки, то ли извиняясь, что не сумела противостоять отцу. Я ободряюще улыбнулся ей. Большего сделать попросту не мог - если бы я рискнул вмешаться в их семейный диалог, постельный режим для моей девушки действительно мог обернуться домашним арестом, из-под которого она освободилась лишь пару недель назад. Поэтому я благоразумно хранил молчание.
- Ну что, ребенок, мы договорились? Два дня покоя для твоей же безопасности, и моего спокойствия, да? - требовал Чарли ответа, испытующе глядя на дочь.
- Ладно, договорились, - пробурчала она нехотя. - Если ты настаиваешь…
- Я настаиваю, - невозмутимо кивнул шериф и повернулся ко мне. - Эдвард, тебе, наверное, уже пора идти? Родители, поди, заждались? И да, спасибо, что свозил Беллу к доктору Каллену.
- Не стоит благодарности, - скромно улыбнулся я. - Белла, я заеду в понедельник, чтобы отвезти тебя в школу. Будь готова к…
- Заедешь? Зачем? - вновь перебил меня мистер Свон. - В понедельник же вручение аттестатов.
- Да, - кивнул я. - Мы пойдем туда вместе.
"Вот те раз! Это что еще за новости?!" опешил мысленно Чарли. И все его несогласие и возмущение без труда читались на его лице.
- Чему ты удивляешься, пап? Эдвард всегда подвозит меня до школы, ты же знаешь.
- Но не в день, когда ты ее заканчиваешь! - сверхэмоционально возразил он. - Это такой важный момент в твоей жизни. Ты должна разделить его со своими родителями, ну или хотя бы с одним из них, раз мама не смогла приехать, а не с… - он покосился на меня с неприкрытой враждебностью и мысленно наградил не самым приятным эпитетом, но вслух его не произнес, заменив более нейтральным определением: - одноклассниками. Я готовился: отнес костюм в химчистку, заказал столик в "Охотничьем домике", чтобы отметить это событие, а ты собираешься поехать с Эдвардом! - он приподнял плечи и покачал головой.
И в его голосе наряду с негодованием и замешательством звучали нотки обиды.
Щеки Беллы мгновенно налились ярким румянцем, она стояла, понуро опустив голову, и явно не знала, что сказать, чтобы исправить неловкую ситуацию.
Заметив смущение дочери, Чарли продолжил, видимо, желая окончательно ее добить.
- Я даже отклонил любезное приглашение Элис Каллен на эту вашу вечеринку, чтобы не путаться у тебя под ногами, решив, что церемонии вручения и праздничного обеда нам будет вполне достаточно. Но и подумать не мог, что тебе и полдня жалко для своего старика…
Он вновь покачал головой.
- Да, конечно, папа, ты прав… - виновато промямлила Белла, пряча от меня глаза. - Я поеду на церемонию с тобой. Извини, что не подумала…
Довольный достигнутым результатом Чарли враз подобрел к нам обоим, но я не позволил ему насладиться своим триумфом и предложил, сияя радостной улыбкой:
- Мы можем поехать вместе. Вы со мной на моей машине или я с вами на вашей - значения не имеет.
- Действительно! - обрадованно подхватила Белла и посмотрела на меня с благодарностью. - Соглашайся, пап.
"Вот повезло-то… Всю жизнь мечтал…" Вымученная улыбка Чарли не обманула бы даже ребенка.
- А твои родители? Они тоже… с нами? - старательно пытался он изобразить энтузиазм.
- Они будут сопровождать Элис. Я уже предупредил их, что поеду отдельно.
"Жаль, что они не возражали…" Он тщетно пытался сменить кислое выражение на лице или хотя бы удержать на губах постоянно сползающую улыбку, одновременно силясь выискать достойный предлог, чтобы покорректнее меня отшить и провести понедельник без моего нежелательного присутствия. Но ничего вразумительного не придумал и наконец сдался.
- Ну, - вздохнул он, - вместе так вместе. Прокачу тебя в полицейской машине, - усмехнулся в усы не без некоторого злорадства, вполне объяснимого в данной ситуации.
- До понедельника, - улыбнулся я ему и Белле и пошагал к выходу.
Чарли пошел меня проводить.
- Кстати, мистер Свон, - переступив порог, повернулся я к нему, - насчет упомянутого приглашения Элис. Оно по-прежнему в силе. И если вдруг передумае…
- Это вряд ли! - усомнился он. - Вечеринки наводят на меня тоску. Танцы, знаешь ли, не мой конек.
- Очень жаль…
- И Белла, кстати, этим пошла в меня. Так что береги ноги… - чуть понизив голос, по-дружески хлопнул он меня по плечу.
Понимающе улыбнувшись, я кивнул и шагнул назад, одновременно убирая руки в карманы, чтобы избежать прощального рукопожатия.
Кожа моей правой ладони, предусмотрительно согретой Беллой по дороге к ее дому, теперь успела остыть, и мне не удалось бы скрыть от Чарли ее неестественно низкой для человека температуры. Лучше я покажусь ему невежливым, чем дам повод для ненужных мыслей и подозрений.
- Передай Карлайлу спасибо, - сказал он мне вслед, когда я спускался по ступенькам, и, закрыв дверь, с явным удовольствием повернул в замке ключ. - Ну, ребенок, чем ты будешь меня сегодня кормить? Я ужасно голоден.
Отогнав Вольво на привычное для него место стоянки неподалеку от дома Свонов, я вернулся к коттеджу и забрался в окно спальни Беллы.
Расположился на полу, прислонившись спиной к стене слева от окна напротив входа, и слушал, как внизу в кухне Чарли допрашивал дочь на предмет подробностей инцидента, произошедшего между ней и Джейком. Он даже и не сделал попытки притвориться, что в данном эпизоде его симпатии целиком и полностью не на стороне сына его друга, что немало злило Беллу, и она пригрозила испортить готовящееся жаркое. Шантаж возымел действие, и Чарли, прекратив посмеиваться над ней, принялся расспрашивать об экзаменах.

К сожалению для меня, мои мысли не последовали за мудрым решением мистера Свона сменить тему на менее болезненную, и застряли на картинке, так неудачно подсмотренной мной в пустой волчьей голове, и о которой столь некстати напомнило любопытство отца Беллы.
Каждый раз при самопроизвольном воспроизведении сцены с насильственным поцелуем, мое горло сжималось в омерзительном рефлексе, и я инстинктивно делал медленный глубокий вдох ртом. Ощущение было не из самых приятных, если не отбросить церемонии и не назвать его самым гадким. Оно противное, даже когда сознательно вызываешь у себя рвоту в медицинских целях, как мне пришлось делать совсем недавно в доме Рене, а реальный приступ тошноты, вызванный мучительным видением, был противен вдвойне. Но физический дискомфорт, причиняемый мне одним лишь знанием, что Белла целовалась с заклятым другом, был ничтожным в сравнении с жгучей болью, пульсирующей в моей груди. Мощными толчками она разрослась из маленькой точки до размеров большого огненного шара и тоненькими струйками кипящей токсичной лавы растекалась по венам по всему телу под мелодию звучащего в ушах голоса Джейка.
"…она ответила на поцелуй! И может захотеть сделать это снова".
Разумом я понимал, что Блэк сказал мне это только для того, чтобы позлить меня, уколоть, но все равно не мог не реагировать. Тот орган, что обычно бывает оппонентом разума - у людей он называется сердцем, - отказывался прислушаться к доводам рассудка и игнорировать его слова. Не мог просто отмахнуться от них, как от чего-то малозначительного и не имеющего последствий. Не мог, потому что такие вещи не проходят бесследно и могут обладать крайне разрушительной силой. Не слова - они на самом деле ровным счетом ничего не значили, и с ними я бы достаточно быстро справился, но действия… и тот след, что они оставляют в душе, в памяти и даже на теле…
Как сломанная правая рука надолго останется болезненным свидетельством и напоминанием о том, что Белла ударила Джейка, так и касание его губ оставило свой отпечаток на ее губах.
Я раздраженно тряхнул головой, но желанного избавления от навязчивого видения не последовало.
Задержится ли этот отпечаток надолго или он уже бесследно испарился?
Будет ли Белла вспоминать о недружеском поцелуе или постарается забыть о нем навсегда?
С каким чувством она будет о нем вспоминать: с теплотой или враждебностью?
Будет ли она сравнивать поцелуй Джейка с тем, как я ее целую?
Захочет ли она когда-нибудь, на самом деле, повторить этот опыт?
Прямо сейчас, когда Чарли закончил с обязательной программой проявления родительского интереса к жизни их детей и ест свой ужин в молчании, не думает ли Белла, что была слишком сурова с лучшим другом? Не жалеет ли, что ударила его в ответ на признание и желание поцеловать?
Не изменит ли этот недолгий поцелуй ее намерение быть со мной и присоединиться к моему виду?

Я усмехнулся с горечью и мысленно присудил себе заочное поражение в первой же схватке только что объявленной войны. Своим расчетливым "откровением" Джейкоб надеялся посеять во мне зерно сомнения, поколебать мою уверенность в чувствах Беллы, засорить голову губительными размышлениями и страхами, заставить дергаться и, возможно, совершить ошибку. И теперь можно было уверенно констатировать - ему это блестяще удалось. Я проглотил наживку и все глубже увязал в пучине сомнений и разрушительных мыслей. Как безвольная марионетка в умелых руках, я послушно исполнял все, что велел мне самозваный кукловод, несмотря на отчаянное желание вырваться из-под его контроля. Я был бессилен против выпущенной в меня отравленной стрелы, неукомплектован иммунитетом против ее смертельного яда. И продолжал истязать себя, вновь и вновь задаваясь болезненными вопросами, которые никогда бы не решился задать той, что знала ответы на них.
Очередная ироничная усмешка задержалась на губах после извлеченных из недр моей непогрешимой памяти строк стихотворения, вычитанного много лет назад в изрядно потрепанном сборнике, идеально описывающих мое состояние:



- О чем бы ты сейчас ни думал, забудь!
От неожиданности я вздрогнул и зарычал.
- Тссс… Это всего лишь я, - прошептала она бархатным голосом, тут же окутавшим меня теплым облаком.
Барахтаясь в навязанных мне мыслях и жалости к самому себе, я умудрился не заметить, как Белла вошла в спальню и, пройдя через всю комнату, не таясь, села на корточки передо мной.
- Эдвард, не изводи себя дурацкими… Пожалуйста, не надо! - шептала она горячо, потирая чуть скукоженной после контакта с водой кожей ладони мою левую ланиту, а яркими коричными глазами заглядывая буквально внутрь меня. - Не знаю, что наговорил тебе Джейк, но это, по-любому, неправда. Каждое его слово - неправда. Не ревнуй меня к нему, не сомневайся во мне. Для этого нет повода. Его… признание, - она брезгливо поморщилась, - для меня совершенно ничего не меняет и никак не влияет на мои чувства. Он поцеловал меня, да, но я этого совершенно не хотела! Клянусь тебе.
В уголках ее глаз медленно выступили крупные капли непрошеных слез. Слабо улыбнувшись, я осторожно промокнул их подушечками пальцев. Ее губы дрогнули.
- И не отвечала на его поцелуй, в чем он пытался убедить даже меня. Представляю, что пришлось выслушать и увидеть тебе… - она зажмурилась, будто отгоняя неприятные видения, и прислонилась лбом к моей переносице.
Почувствовав легкое пощипывание в глазах, я протянул руку и погладил ее стянутые в хвост волосы. Нащупав фиксирующую их резинку, стащил ее и запустил руку в густую шелковую копну.
- Для меня по-прежнему существуешь только ты, - бормотала она, все так же прижимаясь к моему ледяному лбу. - Без тебя мне нет счастья. Ты - моя вселенная, мой мир крутится вокруг тебя, и ничто не может этого изменить. Ничто не может поколебать мою уверенность в желании быть с тобой. Пожалуйста, верь мне. Мне, а не Джейкобу.
Она отклонилась на расстояние вытянутых рук и посмотрела на меня долгим умоляющим взглядом. Вместо ответа я покивал и изо всех сил силился улыбнуться.
- И прости, что заставила тебя пройти через это.
- Тебе не за что извиняться, Белла, - возразил я, качая головой.
- Если б я знала… Никогда больше не поеду к Джейку! Обеща…
Быстрым движением я поднес руку к ее рту и коснулся пальцами губ, запрещая продолжать.
- Не давай опрометчивых обещаний.
- Хорошо, не буду, - легко согласилась она, и мы оба засмеялись. - Но все равно я на него очень зла. И ближайшие дни пусть не попадается мне на глаза, а потом… - она осеклась, и ее зрачки испуганно вспыхнули. - А потом уже будет неважно. Все будет неважно…
Улыбка ее стала чуточку печальной.
- Ты не передумала? - я не сводил с нее сканирующего взгляда, стараясь прочесть ее если не по мыслям, то хотя бы по лицу.
Краткая, почти незаметная пауза, загадочный блеск в глазах, и пугающе резкое:
- Нет, не передумала.



Задрожавший в кармане брюк телефон пощекотал мою ногу и оповестил о том, что у кого-то есть что мне сообщить. Гадая, кому мог понадобиться в четвертом часу ночи, я взглянул на экран и немало удивился, узнав номер. Поднес телефон к уху:
- Привет, К…
- Эдвард, ты мне нужен, - сказал Карлайл, проигнорировав мое приветствие. - Прямо сейчас. Приезжай в госпиталь. Немедленно!
Голос отца, струящийся из динамика, был необычайно взволнован и натянут. Его напряжение мгновенно передалось и мне. Никогда прежде я не слышал, чтобы он приказывал кому-либо, а сейчас он именно требовал, а не просил. Его категоричный тон не оставлял выбора, не давал даже возможности для отказа, не предполагал неповиновения, и это заставляло меня нервничать. Я не мог представить, что должно было случиться, чтобы Карлайл так говорил со мной. Не потому что это ранило мои чувства - что за бред?! - а потому что причина такой перемене в нем должна быть очень веской. Что могло вывести полувекового вампира из себя, поколебать его непрошибаемую - и так восхищающую меня всегда - невозмутимость и заставить пренебречь этикетом?..
Эти мысли вихрем пронеслись в моей голове за долю секунду, что понадобились мне, чтобы выскользнуть из цепких рук моей любимой и подняться с ее постели. И не успел я задать свой логичный вопрос, как отец сухо сообщил:
- Элис уже на полпути к Белле, - и отключился.
Пару секунд я не шевелился, из-за одолевавших меня противоречивых эмоций застыв на месте с телефоном в руке и слушая раздражающие короткие гудки. Желание узнать, что же все-таки случилось, и страх оставить Беллу одну из-за все того же непонимания происходящего рвали меня на части, не позволяя принять какое-либо решение. Но скоро услышал писклявое ментальное послание:
"Двигай к Карлайлу, Эдвард! Я уже почти приехала", пыталась докричаться до меня сестренка.
Раз я смог ее услышать, значит, она и правда была совсем близко.
"Немедленно!" тут же всплыл в памяти ультимативный голос Карлайла, и я наконец оттолкнулся от пола и перемахнул через окно. А коснувшись земли, побежал во весь дух.
Со свистом пронесся мимо скучающего Вольво, заранее решив, что его услуги мне сейчас не понадобятся. Звук мотора, раскрученного до максимальных оборотов, в столь ранний час прогремел бы как пушечный выстрел, разбудив тем самым полгорода, чего мне совсем не хотелось. Чтобы избежать этого, мне пришлось бы ехать крайне медленно, что меня тоже не устраивало. Поэтому я и выбрал легкую утреннюю пробежку - и быстро, и бесшумно.

Поравнявшись с мерцающей во тьме приглушенным желтоватым светом табличкой с названием городской больницы, расположенным перед служебным входом, я резко замедлился и шагнул к плотной шеренге из трех западных туй. На стоянке для персонала под мачтой с поднятыми на ней флагами страны и штата, был припаркован одинокий Мерседес Карлайла с еще не остывшим - я чувствовал его жар - двигателем. И только отметив этот факт, я осознал, что было самым странным в звонке отца - просьба приехать к нему в больницу. Ведь у него сегодня не было дежурства, а значит, и его самого не должно здесь быть.
Поняв это, я немного успокоился - у нервозного волнения Карлайла появились четкие ограничительные рамки, и они совершенно точно не были связаны с моей Беллой, а следовательно, я мог выдохнуть.
Потомившись в роли четвертой рядовой туи в ожидании появления Карлайла в дверях служебного входа около полуминуты, я решил, что ошибся с выводами, и принялся размышлять, где еще отец может ждать моего прибытия. Он велел мне поторопиться, и эта задержка казалась мне преступной. Оглянувшись по сторонам, я прикидывал, повернуть ли мне направо к главному входу в здание или налево - к стационару. Но как только я сделал первый шаг, стеклянная дверь позади меня открылась и, обернувшись, я увидел Карлайла в белом халате.
"Не ошибся", улыбнулся про себя.
"Извини, Эдвард. Я готовил операционную и… анестезиолога. Идем".
Он отступил вглубь больничного коридора и, дождавшись, когда я пересеку парковку и войду внутрь, запер за мной дверь.
"Направо", так же мысленно скомандовал он и первым устремился в правое ответвление коридора, ведущее в хирургическое отделение и далее, по переходу, в операционный блок.
Я не отставал от него, в уме продолжая строить версии, зачем отец позвал меня в больницу и к чему такая неотложность. Тем более если сам он готовится к срочной - иначе и быть не могло, раз он оказался в госпитале посреди ночи - операции. Да и недавний обрывочный разговор по телефону, так поразивший меня, легко этим объяснялся. Спасение человеческой жизни всегда было для Карлайла первостепенной задачей. Все остальное уходило на задний план.
Но при чем тут я?..
Вслед за Карлайлом я вошел в помещение без окон, смежное с предоперационной - что-то вроде тамбура, и едва сумел сдержать возглас удивления - на кушетке у дальней стены лежал человек. Никаких видимых повреждений на его теле я не обнаружил, значит, не он был пациентом доктора Каллена. И, похоже, мужчина просто спал. В комнате, больше похожей на кладовку, в гражданской одежде - это выглядело немного странно…
- Кто это? - спросил я почти беззвучным шепотом, поворачиваясь к отцу.
- Анестезиолог, - ответил он, не понижая голоса, и, открыв следующую дверь, жестом пригласил меня в предоперационный шлюз.
Мгновение я колебался, не решаясь войти в зону ограниченного доступа, но все же последовал за ним, не задавая вопросов.
Повернувшись спиной к столику со стерилизованной спецодеждой, Карлайл протянул мне хирургический костюм и коротко бросил:
- Переодевайся.
Сам он тоже быстро сменил свой халат на такой же костюм. Я же таращился на тоненькую стопку бледно-зеленой ткани в своих руках, не возражая ему, но и не повинуясь.
- Эдвард, - заговорил он быстро, видя мое замешательство, - мне нужна твоя помощь. За этой стенкой в операционной находится пациент с проникающей черепно-мозговой травмой после страшной аварии. Предстоит очень сложная нейрохирургическая операция, и мне нужен ассистент. Только тебе я могу доверить право быть им.
Уставившись на него расширенными от ужаса глазами, я судорожно сглотнул.
- Карлайл, я… Я не лучший помощник в столь тяжелых случаях. У меня недостаточно опыта, я… Я никогда не участвовал в операциях.
- Это неважно, - мягко, но настойчиво возразил он. - У тебя достаточно теоретических знаний. Характер повреждений костных и мягких тканей таков, что возможны множественные гематомы и нарушение целостности твердой оболочки головного мозга. Ситуация почти безнадежная. Ни один хирург не взялся бы за такую операцию. Тут нужны нечеловеческая концентрация, реакция, скорость и… Мы ее последняя надежда, - выпалил он со страстью.
"Пациент - женщина", совсем некстати подумал я, будто это имело хоть какое-нибудь значение.
- Я не уверен, что справлюсь, - неуверенно покачал головой. - Что справлюсь с жаждой при открытой ране, при неминуемом кровотечении. Ты знаешь, я всегда избегал хирургической практики, - и наконец признался: - Я боюсь…
- Не стоит бояться, - убеждал меня Карлайл. - Я уверен в тебе. Я точно знаю, что тебе это под силу. Никому, кроме тебя.
Опустив голову, я вновь посмотрел на костюм в своих руках.
"Надо, Эдвард. Διαιτήμασί τε χρήσομαι ἐπ' ὠφελείῃ καμνόντων κατὰ δύναμιν καὶ κρίσιν ἐμὴν, ἐπὶ δηλήσει δὲ καὶ ἀδικίῃ εἴρξειν" ², добавил он про себя.
- Поторопись. Нас ждут, - попросил вслух, не дожидаясь от меня положительного ответа, так как ничуть не сомневался, что он последует.
Я принялся спешно переодеваться.
- Что с ним?.. - кивнул на стену, за которой безмятежно спал анестезиолог, начиная понимать.
- Диэтиловый эфир и хлоралгидрат.
Легкая усмешка.
- Негуманно…
- Его вызвали одновременно со мной, - Карлайл не оправдывался, а лишь излагал факты. - Помочь мне Стивен не мог, а вот объяснять ему, почему мне ассистирует собственный сын, вчерашний школьник, пришлось бы очень долго, - договорил он уже в коридоре по пути в предоперационную.
"И безрезультатно". Усмехнувшись, я пошел за отцом в зону стерильного режима, на ходу надевая шапочку.
Следуя давно заученной инструкции, тщательно вымыл руки, поскоблил их щеткой, хоть в моем случае это и было лишним, и, вылив на них небольшое количество однопроцентного раствора дегмицида ³, основательно его растер. Повязал на талии хирургический фартук, натянул на лицо маску, на руки - идеально подходящие по размеру перчатки и, держа их высоко перед собой, шагнул в оставленную открытой дверь, откуда лился неестественно белый, слепящий свет.
Едва я переступил порог, как в тот же миг мне в нос ударил резкий, назойливый, и такой знакомый запах асептиков, моментально напомнив о необходимости блокировать дыхательный рефлекс. Это убережет меня и от раздражающих приторных запахов препаратов, и спасет от губительного аромата свежей крови. Я перестал дышать.
И трусливо замерев на входе, стал осматриваться, старательно избегая взглядом расположенный посередине операционный стол. Несмотря на полученное медицинское образование и недолгую практику, я впервые находился в оперзале одновременно с больным. Прежде я, по понятным причинам, воздерживался от пребывания в столь близком контакте с кровью, как неизбежным спутником оперативного доступа. Мы с братьями и сестрами и школьные уроки биологии с опытами забора крови у подростков всегда пропускали, а уж присутствовать при открытой операции для любого из нас - кроме Карлайла, чей самоконтроль являлся предметом всеобщей зависти - было немыслимо.
Основное помещение оперблока было небольшим, но хорошо оснащенным - все оборудование для городской больницы закупалось на щедрые пожертвования одного из анонимных фондов нашей семьи, и регулярно обновлялось. Стены операционной были облицованы крупной прямоугольной кафельной плиткой матового серо-зеленого цвета, а полы выложены мрамором чуть более темного оттенка. Слева от меня располагалась самая современная анестезиологическая аппаратура с подведенными к ней трубками, по которым к пациенту непрерывно поступали кислород и закись азота. Справа за стеклянной стенкой - стерилизационная с сухожаровыми шкафами, соединенная с оперзалом через передаточное окно, на широкий нижний край которого Карлайл поставил ящик с обработанным горячимо воздухом хирургическим инструментарием и вышел ко мне. Тоже полностью экипированный.
"Готов?"
- Нет, - честно признался я после паузы.
"Время не ждет, сын", сказал он, пристально глядя мне в глаза. "Счет идет на минуты. И я начинаю, с тобой или без тебя".
Он шагнул к хирургическому столу, изголовье которого было чуть приподнято вертикально, придавая телу пациентки, наглухо укрытому стерильной простыней, полусидячее положение. Волосы на ее голове, жестко зафиксированной во избежание малейших движений в подковообразном подголовнике специальной подставки, были сбриты. Отодвинув ногой подальше от стола каталку с аппаратом для искусственной вентиляции лёгких, Карлайл взял с малого инструментального столика скальпель и… остановился, отреагировав на резкое движение рукой лежащей перед ним женщины.
Я метнулся к монитору НДА и быстро сканировал данные работы дыхательного и наркозного аппаратов.
- Показатель 34, глубокий наркоз, - доложил я отцу и сильным сжатием ноги пациентки проверил состояние ее мышц, - мышцы расслаблены, чувствительность отсутствует. Это судорога… - выдал я предположение.
Карлайл согласно кивнул и, сделав глубокий вдох, одним движением рассек ножом кожу.
Опустив взгляд на его руки и на оперируемый участок, я ощутил головокружение. Рана была не просто проникающей, из затылка девушки торчал чудовищного размера кусок полированного металла темно-синего цвета. Он был похож на стойку дверцы автомобиля, и я удивился, как не увидел его раньше - он был огромен, а рана выглядела устрашающе. Эта штуковина пробила полость черепа, пройдя на несколько сантиметров вглубь, и нанесенные ею разрушения было сложно представить. Чудом было уже то, что она до сих пор жива…
"Железка прошла сквозь вещество головного мозга и достигла дна основания черепа", проинформировал меня Карлайл о масштабе повреждений.
Теперь я понимал его нетерпеливое волнение и серьезные опасения за жизнь этой больной - вдавленный перелом костей черепа и столь глубоко проникшее крупное инородное тело могли обернуться серьезными последствиями для витальных функций организма девушки. Но время рассуждать о ее шансах на избежание паралича или вообще на выживание, было неподходящим, и я попытался сосредоточиться на выполнении своих обязанностей ассистента. Протянул руки к краям кожной раны для временной остановки кровотечения, чтобы отец мог обработать ее, и опять почувствовал, что меня мутит.
Пусть я не вдыхал в себя дурманящий запах крови, но слишком хорошо видел ее - темно-гранатовую, запекшуюся вокруг раны, и пронзительно-алую, мгновенно выступившую по всей длине надреза и интервальными толчками пробивающую себе путь наружу. Стоило мне ухватить края рассеченной кожи, как кровь девушки, густая и манящая, немедленно впилась в мои перчатки, растекаясь все шире и заползая все выше. Впиваясь в бледно-желтый силикон перчаток, она будто хотела проникнуть сквозь их тонкий защитный слой и добраться до моих пальцев, впитаться в мою кожу. Мне мерещилось, что она меня дразнит, что устраивает заведомо проигрышный блиц-тест на самообладание - оправдаю ли я доверие отца или же живущее во мне чудовище одержит верх и подтвердит мои сомнения в собственных силах. Я совсем не хотел это проверять и торопливо прижег наиболее интенсивно кровоточа¬щие сосуды. Кровотечение тут же прекратилось, и я облегченно выдохнул остатки воздуха из легких.
Карлайл поменял окровавленный скальпель на крючкообразный нож, а мне протянул щипцы и улыбнулся под маской.
"Поехали!"



Выполнив все необходимые действия и проведя контроль гемостаза, Карлайл отошел в сторону, позволив мне завершить операцию. Немного нервничая и поглядывая на него, я дрожащими руками вернул костный лоскут на прежнее место, подшив к нему твердую мозговую оболочку, установил активный дренаж в подоболочечное пространство и соединил кожу.
Опустив руки, взглянул на Карлайла. Он благодарно улыбался.
"Ты молодец, сын. Ты спас эту девушку. Я невероятно тобой горжусь".
Я хотел возразить, что это не я, а он ее спас, но не стал спорить и лишь улыбнулся ему в ответ уголком губ. Перевел взгляд на монитор - все показатели медленно, но приходили в норму.
Насколько я помнил, а точнее знал, из теории хирургии, подобные по сложности операции длятся не менее трех-четырех часов, и немалое количество пациентов умирают прямо на операционном столе - у них просто нет столько времени в запасе. Таймер их жизни отсчитывает секунды и минуты в ускоренном режиме, не делая скидку на человеческую медлительность, не предоставляя отсрочку. И прекращает тикать от внезапного кровоизлияния, повышения внутричерепного давления или в результате нарушения - до полной остановки - жизненно важных функций организма. Просто потому что врачи не успели… Не успели извлечь костные осколки, мешающие остановить кровотечение, или вовремя удалить сдавливающую мозг эпидуральную гематому, или предотвратить острую дыхательную недостаточность.
Мы с отцом вышли из операционной всего через сорок минут после ее начала. И меньше чем через час после его звонка мне. С этой скоротечностью операции и были связаны надежды Карлайла на ее успешное проведение, иначе за нее не стоило и браться. И он оказался прав. Девушка была очень слаба, и жизнь вытекала из нее стремительно и неумолимо. Кровопотеря была столь значительной, что пришлось влить в нее в два раза больше крови, чем у нее было прежде. И все равно она ускользала у нас из рук. Датчики жизнеобеспечения то и дело издавали звуковые сигналы тревоги, оповещая о выходе измеряемых показателей из допустимого диапазона. Индекс мозговой активности постоянно снижался, несмотря на все усилия.
Без нас у нее действительно не было шансов.

Во время операции мы работали молча и слаженно. Лишь несколько раз я откликался на беззвучные указания Карлайла, в основном действуя самостоятельно и предвосхищая все его возможные просьбы. Я просто знал, что должен делать в каждый конкретный момент - годы обучения и жизни под одной крышей с талантливым и опытным хирургом все же не прошли для меня даром. И я был очень доволен, что не подвел Карлайла, что, сумев отгородиться от сомнений, преодолеть страх и жажду крови, оказался ему полезен.
По-прежнему не разговаривая друг с другом, мы прибрались в операционной, протерев раствором стол, вымыв и сложив использованные инструменты в жаровой шкаф, а отработанные материалы - в пластиковый пакет. Все это время отец в своих мыслях постоянно возвращался к только что проведенной операции, к каждому ее этапу, вспоминал все возникшие в ее ходе осложнения, прокручивал в голове все свои и мои действия, стремясь выявить допущенные ошибки. Теперь он мог пересмотреть абсолютно любой фрагмент операции, замедляя воспроизведение картинки в нужных местах или вовсе ставя на паузу, как если бы она была записана на пленку и выведена на дисплей компьютера. Мог, не торопясь, оценить, все ли он сделал правильно или в чем-то недоработал, где перестраховался или же наоборот… Но и пересмотрев все от начала до конца в пятый раз, он не нашел ни единой погрешности, к которой можно было придраться. Даже такому требовательному перфекционисту, как Карлайл. Ни одного неверного движения, ни единого лишнего надреза, ни поспешных решений, ни спешки, ни суеты. Операция была проведена практически безупречно - насколько я мог судить, учитывая мой крайне скромный опыт.
Включив бактерицидные лампы и погасив свет, мы окончательно покинули операционный блок.
Проходя мимо безмятежно спящего анестезиолога, я нарушил продолжительное молчание и спросил у Карлайла:
- Долго он еще проспит?
- Около часа примерно. Я старался не переборщить с дозой. Проснется, отправлю его домой.
- И что… ты просто оставишь его тут? - удивился я. - А если кто-нибудь войдет?
- Некому, - улыбнулся отец. - В отделении кроме меня никого нет. Дежурного хирурга я освободил сразу, как прибыл в клинику, ведь именно ему придется сменить меня утром, уставшего после сложнейшей операции, - он усмехнулся. - Остальным сюда доступа нет.
Я понимающе кивнул.
- Ну а как ты собираешься объяснить Стивену, почему он проснулся на кушетке в тамбуре вместо того чтобы принимать участие в операции, ради которой его разбудили посреди ночи?.. - этот вопрос чрезвычайно меня занимал, и я надеялся, что у Карлайла есть готовый ответ.
- Об этом я еще не думал, - признался он с сожалением. - Из предоперационной-то я его перемещу, а вот что скажу, пока не знаю.
- Тебе бы сейчас не помешал дар внушения, - тихо засмеялся я, вспомнив о прочитанной в доме Рене серии книг о вампирах.
- Гипнотическая способность? - уточнил Карлайл и тут же согласился. - Да, сегодня она пришлась бы мне весьма кстати.
Он остановился у большого окна в стене палаты интенсивной терапии и несколько секунд через стекло следил за нашей пациенткой, прислушиваясь к ее сердцебиению и ровному, благодаря аппарату, дыханию. Его мысли были поглощены тревогой за ее послеоперационное состояние. Перебирая в уме все возможные осложнения на ранней стадии реабилитационного периода, он заранее планировал методы борьбы с ними.
- Сколько времени она проведет в нейрореанимации? - поинтересовался я.
- При самом оптимистичном прогнозе, две недели. За это время ее состояние должно стабилизироваться, если, конечно, не будет ухудшения… Но это тебе лучше спросить у Элис, - улыбнулся он и, наконец отлипнув от смотрового окна, продолжил движение в сторону своего кабинета в хирургическом отделении. - Ты уже можешь идти, Эдвард. Сейчас я справлюсь один.
Я взглянул на экран телефона и, убедившись, что звонков от сестры не было, мотнул головой.
- Если позволишь, я бы хотел остаться.
На его лице появилось выражение легкого удивления, но он его не озвучил. Сказал, пожав плечами:
- Конечно, позволю. Идем.

По пути он совершил обход других палат интенсивной терапии, проверяя датчики и показатели на мониторах, и только после этого позволил себе укрыться в кабинете. Где немедленно включил огромный дисплей, разделенный на несколько экранов, на которые были выведены картинки с камер слежения за реанимационными, и световые индикаторы, оповещающие о работе аппаратуры жизнеобеспечения.
В его кабинете, в отличие от операционной, я бывал уже не раз. В том числе и вместе с Беллой, когда ей была нужна срочная медицинская помощь - вот как сегодня. Что, к несчастью, случалось не так уж редко.
Войдя, я сразу прошел к дальней стене и влез с ногами на подоконник, предварительно скинув мокасины. Карлайл расположился на диване напротив дисплея и быстро просмотрел записи своих коллег в журнале обходов за дни его отсутствия на работе. Не найдя в них ничего внештатного, он повернулся ко мне.
- Почему ты решил остаться, а не поехал сразу к Белле? Что-то случилось? Ты хочешь поговорить со мной о чем-то?
- И да, и нет, - вздохнув, признался я.
Мысль задержаться в госпитале с Карлайлом появилась из ниоткуда, возникла в тот самый момент, когда он меня отпустил. Я этого совершенно не планировал и, протирая стены в операционной, собирался сразу после окончания уборки отправиться к дому Свонов и занять свое место рядом со спящей Беллой. Но слова Карлайла "Ты можешь идти, Эдвард" неожиданно и нелогично пробудили во мне желание воспротивиться ему. Я понял, что хочу остаться, более того - что я должен остаться. И отвечая сразу на все его вопросы, уже знал, что это был правильный порыв. Странно, что я не подумал об этом раньше. Но сейчас точно знал - этот разговор обязательно должен был состояться, и был нужен нам обоим. Я не мог не обсудить с отцом то, что услышал сегодня днем от Эсме.
- Это как? - выгнул он брови. - Ты еще не решил?
- Нет, - улыбнулся я, опустив голову. - Я знаю, что должен поговорить с тобой, но не уверен, что готов к разговору.
Его взгляд неуловимо изменился. Посерьезнел.
- Времени на раздумья и полемику с самим собой у меня почти не осталось, - я пожал плечами. - Да и подходящего момента - настолько подходящего - может уже не представиться.
В его взгляде мелькнуло понимание, и поза стала напряженней.
- Это касается скорого обращения Беллы, - интонационная конструкция его фразы не содержала восходящих тонов - он не спрашивал.
Я с шумом выдохнул и на миг поджал нижнюю губу, собираясь с духом.
- Сегодня после охоты, пока мы с Эсме ждали тебя и Роуз, она попросила меня не позволять тебе это сделать.
Выражение лица Карлайла резко изменилось. Он явно не ожидал такого поворота, и мне даже показалось, что он с трудом заставил себя усидеть на месте. Я выдержал паузу, давая ему время осмыслить сказанное мною прежде, чем я возобновлю свою речь.
Через несколько секунд мышцы его лица расслабились. Он глубоко вдохнул и молвил:
- Продолжай.
- Я неправильно выразился. Она просила, чтобы я сделал это сам. Эсме считает, что если Беллу обратишь ты, это может плохо сказаться на наших отношениях. Что все свое несогласие с ее решением, неприятие ее выбора, свое нежелание прерывать ее жизнь ради… - оборвав сам себя, я отвернулся, но договорил: - Что не имея возможности адресовать весь свой гнев и бессилие на саму Беллу, я обрушу их на тебя. Возненавижу тебя. Эсме боится, что это разрушит семью. Они будут вынуждены делать выбор между нами - кто-то примет мою сторону, кто-то поддержит тебя, и… Поэтому она не хочет, чтобы ты вставал между нами.
Низко опустив голову, он надолго задумался. Очень надолго. А я старательно воздерживался от того, чтобы ворваться в его мысли. Понимал, что должен дать ему возможность подумать наедине с собой и озвучить мне то, что он сочтет нужным, а не повторит вслух все, что я узнаю, подслушав его размышления.
Стремясь обеспечить ему хотя бы видимость уединения и освободить от моего навязчивого внимания, я отвернулся к окну и равнодушно разглядывал бесцветные в предрассветных сумерках соседние здания, железобетонные опоры линии электропередач, тускло мерцающую вывеску маленького семейного магазина и площадку для стоянки больничного вертолета. Карлайл медлил с ответом, и я ощутил нарастающую нервозность. Хотя повода для этого вроде как не было. Я не знал, что хотел от него услышать, да несколько минут назад я даже не знал, что вообще собираюсь ему что-то сказать! Но чувствовал, что его ответ очень важен.
Чтобы справиться с волнением, принялся считать крошечные листья на растущем через дорогу пыльном густом кустарнике. На цифре семьсот сорок восемь Карлайл наконец вспорол гнетущую тишину безжалостным приговором:
- Эсме права.
Я резко обернулся на звук его голоса, хоть и не удивился его словам.
- Нет смысла отрицать неизбежное, Эдвард, - он тяжело поднялся и встал передо мной. - Укусив Беллу, в твоих глазах я стану ее убийцей, а такое невозможно простить, трудно забыть и нельзя повернуть вспять. Я верю, что ты не хочешь этого, что будешь бороться с собой и своими чувствами, но как бы сильно ты ни старался, у тебя не получится не винить меня в пособничестве желанию Беллы умереть. Это эмоции, они неподконтрольны…
Спустившись с подоконника, я сунул ноги в туфли и прислонился спиной к стене. Мне нужна была опора, но сидеть я был не в силах.
- И тебя это не страшит? - мой голос прозвучал грубо, даже обвиняюще.
Он отвел взгляд, будто обращая его внутрь себя в поисках ответа. И нашел.
- Страшит, - честно признался он. - Но ничего не отменяет. И не освобождает меня от моего слова. Это можешь сделать только ты. Потому что Белла вряд ли передумает…
Я невесело хмыкнул, вспомнив наш вечерний разговор.
- Она точно не передумает.
Он развел руками, показывая мне, что бессилен, так как связан обещанием.
- Значит, дело за тобой.
Я снова хмыкнул.
- Легко сказать…
- И еще проще сделать.
Я скептически усмехнулся, демонстрируя недоверие к его словам.
- Процесс обращения связывает палача и жертву порой крепче кровных уз, крепче любой клятвы. Вот почему ты должен сделать это сам. Не ради меня - ради себя. Просто поверь мне, Эдвард. Ты не захочешь делить ее ни с кем, даже со мной.
"И ты это знаешь…"
Опустив голову, я вцепился в волосы обеими руками и стал сжимать их, словно хотел выдавить из головы тяжелые мысли.
- Решай сам, Эдвард, - заговорил отец снова через некоторое время. - Но знай, я в любом случае сдержу данное Белле слово. В день выпускного - или на следующий, если она захочет провести последний свой человеческий вечер с Чарли, - она будет обращена. Либо это сделаешь ты, либо я.
- И ничто не изменит твоего решения? - я должен был спросить.
- Ничто, - для убедительности он несколько раз качнул головой. - Кроме просьбы самой Беллы. Это ее жизнь. Ее выбор. Я всегда здесь, чтобы исполнить то, что обещал. В любой день, когда она попросит. Я отдавал себе отчет в последствиях, когда голосовал против тебя в ту ночь. Я не умею предвидеть будущее, - криво улыбнулся он, - но я слишком давно живу. И очень давно знаю тебя, сын…
Мышца на моей щеке самопроизвольно дернулась, превращая вымученную улыбку в гримасу.
- И я знаю… я надеюсь, - исправился он, - что возненавидев меня сейчас, ты очень скоро остынешь. Ты боишься за нее, и это нормально, но когда все случится, ты поймешь, что это единственно правильное решение. В первую очередь, для тебя самого.
"Хотя, возможно, именно за это ты и будешь ненавидеть меня сильнее всего…"
Он и правда слишком хорошо меня знал…
Отделившись от стены, я пошел к выходу, но в дверях остановился и, помедлив, повернулся к отцу, но не смотрел на него, когда сказал тихо:
- Сегодня ты яростно, даже фанатично, сражался за жизнь той девушки, совсем тебе незнакомой. Ты ведь мог спасти ее от смерти, обратив в такую как мы, но не…
- Не мог, - оборвал он меня.
Я поднял глаза на его лицо.
- Почему?..
Некоторое время он молча сверлил меня взглядом.
- Потому что у нее маленький сын. Дав ей вечную жизнь, я бы сделал ее ребенка сиротой, а ее - глубоко несчастной. Белла же будет несчастлива, оставшись человеком. Поэтому я просто делаю то, что должен. И сегодня, и…
Я опустил голову, не требуя продолжения. Развернулся, чтобы уйти, но вновь застыл на пороге, услышав бесцветный голос отца, произнесший:
- Девушку зовут Элизабет…
Я вздрогнул всем телом и вышел, ничего не сказав и не обернувшись.

---

¹ М.Ю.Лермонтов, "Любовь мертвеца"
² выдержка из клятвы Гиппократа: "Я направляю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости" (греч.)
³ содержит 30% препарата дегмина, являющегося четвертичным аммониевым соединением, оказывающим антисептическое действие