ПАРАД ПЛАНЕТ

Планета четырнадцатая: расстояние от Солнца до Земли (осколок 2)


Весь обратный путь домой я воспроизводил в голове запись нашего прощания с Беллой - мою мысленную мольбу и ее робкую, дарящую надежду, улыбку. Это воспоминание действовало на меня как мощное успокоительное, не позволяя погрузиться в омут ядовитой ревности и поддаться озлобленности на свое бессилие повлиять на предательский план Блэка и что-либо изменить. Не было никаких сомнений в том, что Джейкоб исполнит то, что он задумал, признается Белле в своих чувствах, которые, в общем-то, давно ни для кого не были секретом - разве что для самой Беллы… Но и она, скорее, просто не хотела их замечать, ей так было удобнее - обратное могло пагубно сказаться на их дружбе, а она очень дорожила Джейком. Ей было важно сохранить те доверительные и очень легкие отношения, которые сложились у них, несмотря на присутствие "третьего лишнего" в моем лице. И она готова была слепнуть и глохнуть во всем, что шло вразрез с ее представлениями об их дружбе.
И его признание ее вряд ли обрадует…
В моем сценарии развития событий было именно так, но как произойдет на самом деле я знать не мог. Мне оставалось лишь надеяться, как за соломинку, хватаясь за наш последний молчаливый диалог. И я прокручивал сцену на границе снова и снова, тиражируя ее по всем каналам своей памяти, настроив их на одну единственную волну - на мою Беллу, таким образом увеличивая дозу спасительного средства. И надеясь, что запаса возникшей у меня в момент, когда она обернулась, уверенности в моем счастливом будущем хватит мне до конца этой охоты. Необходимой, но такой не нужной мне…
И опьяненный крепнущей надеждой я даже не заметил, что был уже не одинок на пустынной дороге, ведущей к нашему особняку, пока перед капотом Вольво не возникло неожиданное препятствие. Резко ударив по тормозам, я круто вывернул руль влево, и, избежав лобового столкновения, тут же до отказа выкрутил его вправо, чтобы не врезаться в могучий ствол примыкающей к дороге сосны-великанши. Которая бы даже и не почувствовала удара, равно как и свалившееся с неба, а точнее, спрыгнувшее с соседнего дерева, "препятствие", а вот машину-на-каждый-день мне пришлось бы срочно менять.
- Упс, - прокомментировала довольная произведенным эффектом Элис неприятный звук, оповещающий, что мне все же не удалось избежать контакта с сосной - тропинка была слизко узка.
Скрежет вековой коры по окрашенному металлу был коротким, но пронзительным, а значит, царапины должны быть весьма глубокими. Я вылез из машины, чтобы воочию оценить масштаб повреждений, присоединившись к нимало не смущенной нанесенным уроном сестре.
Три ровные четкие, чуть вдавленные, белые полоски украшали теперь переднее крыло Вольво.
- Красиво! - похвалила Элис тоном ценителя искусств, разглядывающего признанный шедевр.
- Символично, - согласился я, отмечая, что царапины похожи на след от когтей хищника.
Сестренка кивнула, подтверждая мое наблюдение.
- К вечеру исправишь? - спросил я, не меняя интонации.
- Конечно, - невозмутимо ответила она, продолжая любоваться искореженным крылом.
"Хоть будет чем заняться, раз Белла нашла себе другую компани…" Мысль ее оборвалась, и она метнула в меня испуганный взгляд. "Прости!"
Я покачал головой, немедленно запуская временно поставленную на паузу запись, и спросил не без ехидцы:
- Тебе нечем заняться? А как же твоя вечеринка года?..
- К ней все уже готово! - фыркнула сестра, оскорбленная намеком на сомнение в ее организаторском таланте.
- Быстро вы… - восхитился я, хотя способность Элис организовать всех вокруг себя в помощь была мне очень хорошо известна - сам не раз становился ее рабом.
- К счастью, кроме тебя, больше никто не дезертировал, - пригвоздила она меня взглядом.
"Больше никому не удалось…" улыбнулся я, но благоразумно промолчал и кивнул на пассажирское сиденье, предлагая Элис подвезти ее до дома. Пожав плечами, она приняла приглашение и заняла место рядом со мной.
Заведя мотор обезображенного Вольво, я не торопился двигаться с места, потому что вспомнил, о чем давно собирался спросить сестру.
- Кстати, о вечеринке…
- О! Только не начинай! - раздраженно всплеснула она руками. - Белле все очень понравится, вот увидишь.
- Меня беспокоит не Белла.
И я не лгал - я был уверен, что Белла достаточно сильная, чтобы вынести эту пытку выпускным балом в ее честь. Я переживал о другом.
- Ты подумала о Джаспере? Столько людей в доме… День рождения Беллы был лишь несколько месяцев назад… Стоит ли подвергать его такому испытанию сейчас?
На некоторое время в салоне воцарилась тишина. Элис молчала, в упор глядя на меня.
- Ты боишься, что он опять сорвется? - спросила она наконец, и в ее медовых глазах я прочел осуждение.
- Не боюсь, - твердо сказал я. - Просто знаю, как это трудно. И… мучительно.
Опустив взгляд, она кивнула несколько раз. "Меня это тоже тревожит".
- Я говорила с ним, - она вскинула голову. - Даже предлагала пропустить вечеринку, если он считает, что так будет лучше. Но он уверен, что выдержит. И я верю ему. Он был очень убедителен. После того случая с Беллой он изменился, - добавила она доверительно. - И мне кажется, не знаю почему, но я не сомневаюсь - то, что было ему не под силу еще год назад, сейчас для него не проблема. - Она вновь пожала плечами и смущенно улыбнулась, словно извинялась за свою безосновательную уверенность.
Но я чувствовал то же самое, правда, у меня были на то причины - Джас сам говорил мне об этих изменениях в себе на охоте в Канаде. Но как бы непробиваем ни был его самоконтроль, ситуация, подобная той, что произошла в прошлом сентябре, станет для него невыносимой пыткой - вот из-за чего я волновался.
- И не вижу я ничего подозрительного или опасного, поэтому надеюсь, что все пройдет хорошо.
Я кивнул, соглашаясь и поддерживая ее.
Она лукаво улыбнулась. "Да и мы с тобой присмотрим за ним".
- Как всегда, - улыбнулся я в ответ и надавил на газ.
"Только бы никто не поранился", беззвучно вздохнула Элис, отворачиваясь к окну.

- Здравствуй, Эдвард, - обрадовалась моему появлению Эсме.
Отложив учебник, поднялась с дивана и шагнула мне навстречу. Я обнял ее, и она, привстав на цыпочки, коснулась губами моей щеки.
- Привет, - улыбнулся я.
Она машинально стерла с моего лица несуществующий след от поцелуя.
- Белла не с тобой? - не спросила, а скорее, выразила она удивление.
- Нет. Я отвез ее в Ла Пуш.
В ее взгляде на мгновение вспыхнуло сочувствие, но она быстро его удалила, спрятав за все понимающей материнской улыбкой.
- Белла предпочитает проводить время в обществе оборотней, чем служить бесплатным развлечением неким дурно воспитанным вампирам, - усмехнулся я, стремясь унять тревогу Эсме за меня.
Я знал, что мне не удастся обмануть ее напускным равнодушием, но сейчас я на самом деле не чувствовал особого беспокойства, а значит, и ей не стоило переживать.
Она улыбнулась и кивнула, разделяя выбор Беллы.
- Мне показалось или тут говорят обо мне? - послышался со второго этажа грозный голос Эмметта, и через мгновение он перепрыгнул через перила, почти беслушмно приземлившись на коротковорсный ковер. - Это я плохо воспитан?
Не успел я открыть рот, чтобы ответить ему, как услышал горестный вздох Эсме:
- К сожалению…
И ни в ее голосе, ни в грустном взгляде темных глаз не было ни намека на иронию. Что немало озадачило и меня, и присевшую на подлокотник дивана Элис. Мы обменялись недоуменными взглядами - это было так не похоже на Эсме. А на Эмметта и вовсе было жалко смотреть - таким обиженным он никогда прежде не выглядел.
Но уже в следующее мгновение миссис Каллен засмеялась. Весело и звонко, довольная тем, что ей удалось нас всех одурачить. Тут же послышался и переливчатый смех Роуз из ее комнаты, и тихое посмеивание Карлайла донеслось из гаража. Из нас троих первой к всеобщему веселью присоединился обрадованный амнистией Эм, а потом уж захохотали и мы с Элис. Джаспер нас не поддержал - сегодня была его очередь сопровождать Чарли.
Мы смеялись, как дети, переглядываясь и едва не тыча друг в друга пальцами, так беззаботно, как не смеялись уже очень давно.
Я смотрел на смеющуюся Элис, буквально покатывающуюся со смеху и уже сползшую с подлокотника дивана на устланный ковром пол. Смотрел на Эмметта, могучие плечи которого ходили ходуном и, казалось, что брат был близок к истерике, а его громкий раскатистый хохот отскакивал от стеклянных стен старого дома. Видел блестевшие, как от слез радости, глаза Эсме, и понемногу мой собственный беззаботный, расслабляющий, снимающий накопленное неделями напряжение, смех стихал, сменяясь широкой счастливой улыбкой.
Остальные тоже вскоре успокоились, перестав хохотать, но глаза их продолжали искриться весельем, на лицах сохранялось прежнее оживление. Я только сейчас понял, как нужна была нам всем такая эмоциональная разрядка. И кто как не Эсме знала об этом и подарила нам эту возможность вновь вместе посмеяться. Вновь почувствовать себя семьей…
Со второго этажа послышались шаги и тут же показались длинные ноги сестры, а потом и ее белокурые локоны.
"Ну что, едем?" взглянула она на меня.
- Едем, - кивнул я в ответ.
- Я давно вас жду, - отозвался снизу Карлайл и, без промедления запустив мотор своего Мерседеса, выехал из гаража к главному входу.
Присев на корточки, Эсме легким движением взъерошила и без того торчащие в разные стороны волосы Элис и поцеловала дочь в щеку.
- Остаешься за старшую! - наказала она, попытавшись придать голосу серьезности.
Элис игру поддержала и несколько раз с готовностью покивала головой, но, заметив лукавую гримасу старшего брата, не удержалась и хихикнула.
Роуз подошла к мужу, и я тактично отвернулся, не желая подглядывать за их пылким - по-другому они просто не умеют - прощанием.
Выйдя вслед за Эсме из дома, я спрыгнул с крыльца на траву и резко остановился. Я не задумывал этого заранее, но вдруг понял, что не хочу ехать вместе со всеми. Не могу. Мне было необходимо остаться одному. Я был попросту не готов сейчас поддерживать вежливую беседу или и вовсе, участвовать в обсуждении предстоящих событий. Это было не обязательно, но возможно, а я бы предпочел всего этого избежать.
Мне хотелось побыть в тишине, наедине с собой, хотя я отдавал себе отчет, что тогда, рано или поздно, меня настигнут мысли о Белле, о том, что происходит сейчас в Ла Пуш, о том, что, быть может, именно в эту минуту в хрупком фундаменте, на котором я планировал строить свою дальнейшую жизнь, появляется трещина, из-за которой все может рухнуть. Все, за что я с таким трудом боролся, все, что создавал и возводил, все, что сам едва не разрушил, в один миг может обрушиться, сложиться, как конструкция Серебряного моста над Огайо¹. Там тоже виной всему была крохотная трещина, но тот мост уже никогда не был восстановлен… Так и эта трещина, которая, зародившись под воздействием слов и… действий Джейкоба, поселится в сознании Беллы, будет шириться и углубляться, чтобы в итоге разрушить мое будущее.
Но также я знал, что эти страхи нагонят меня в любом случае - как бы быстро ни гнал Карлайл свою машину, как бы ни вовлекали меня родные в непринужденный разговор, мне не удастся убежать от себя. Именно поэтому я не хотел, чтобы они видели мою борьбу с самим собой, не хотел проявить слабость, не хотел обнажать перед ними свои чувства, не хотел портить им эту поездку. Тем более что для кого-то из нас она может стать последней…
В голове неумолимо всплыли слова Джаспера, заставив меня зажмуриться. И, почувствовав легкое прикосновение к локтю, я резко дернулся, оборачиваясь.
"О чем задумался?" спросила Розали, заглядывая мне в лицо.
Я мотнул головой, одновременно и отвечая сестре, и отгоняя навязчивые мысли.
- Я хочу поехать отдельно. На своей машине.
- На этой?.. - удивленно вскинула она брови и склонила голову в сторону поцарапанного Вольво.
Я тоже перевел на него взгляд. "Как некстати", подумал я с досадой, что не укрылось от внимательного взгляда Розали, да и всех присутствующих на лужайке.
Родители смотрели на меня с нескрываемым беспокойством, а в робкой улыбке мамы явственно читалось сочувствие.
- Возьми мою, - тихонько сжав мое плечо, великодушно предложила Роуз и шагнула к гостеприимно распахнутой дверце седана.
Для сегодняшней прогулки по лесам Ванквиш совершенно не годился.
- Спасибо, - шепнул я ей в спину, благодаря не за щедрость, а за то, что не задала ни один из вопросов, вертевшихся у нее в голове.
Она едва заметно дернула плечами, отмахиваясь от моей благодарности, и, быстро забравшись на заднее сиденье Мерседеса, расположилась на нем со всем возможным комфортом единственного пассажира.
Метнувшись в гараж, я запрыгнул на водительское сиденье кабриолета. Поворот ключа - и двигатель баварца приветливо заурчал.
В унисон ему зарычал и второй немец, колеса его прокрутились вхолостую, и Мерс сорвался с места. Я тоже стартовал, одновременно нажимая на кнопку на пульте, приводящую в движение механизм закрывания металлических ворот. И лихо проскочил под бесшумно опускающимися ставнями, едва не зацепив раму лобового стекла - мое излюбленное "дурачество", как охарактеризовала его Эсме, впервые увидев эту забаву.
Я улыбнулся своим мыслям. И тут же мое внимание привлекло легкое движение справа.
- Я решила составить тебе компанию, - прозвенел голосок пристроившейся на пассажирском сидении БМВ Эсме, и, повернув ко мне обложку того самого учебника, который читала до моего появления, пояснила: - Мне нужна помощь.
Больше она не сказала ничего, но ее глаза говорили за нее. Почувствовав мое нервное состояние, Эсме легко определила его причину, как всегда, поняв больше, чем я хотел бы показать. И просьба о помощи была лишь предлогом, прикрытием ее желания присоединиться ко мне в этой недолгой поездке до парка Маунт-Рейнир, а точнее, ее нежелания оставлять меня наедине с собой. Она вновь поддерживала меня. Молча и ненавязчиво она вновь бросалась на мою защиту, как на защиту любого из нас. Как настоящая мать, как настоящая хранительница очага. Как лучший друг.
- Быстро тебе наскучила непростая русская грамматика, - сказал я, с улыбкой кивая на книгу, - раз ты отказалась от нее в пользу старого знакомого финского.
- Не отказалась, а временно отложила, - наигранно возмутилась Эсме, расценив мои слова как обвинение в том, что она слишком легко сдалась. – Знание русского понадобится мне еще нескоро, а вот вспомнить и подтянуть финский сейчас очень кстати.
Я удивленно приподнял брови. Она замялась.
- Ты еще не знаешь… - догадалась мгновение спустя. – На днях мы с Карлайлом думали, куда отправимся после… после…
- Я понял, - кивнул я, чувствуя, как от напряжения дернулась мышца на левой щеке.
После обращения Беллы. После того, как она очнется в новом облике, и мы инсценируем несчастный случай – слово "смерть" я не мог произнести даже мысленно, - нам придется немедленно покинуть Форкс. А значит, нашей семье снова нужно готовиться к переезду, снова выбирать себе новое место жительства на ближайшие несколько лет. И чем глуше и менее людно будет это место, тем дольше мы сможем там оставаться без риска разоблачения. И тем проще будет нам - некоторым из нас - жить.
- И вы выбрали Финляндию… - констатировал я очевидный после сказанного Эсме факт.
Она утвердительно кивнула.
- Лапландию или Оулу. На первое время…
С правильностью выбора родителей трудно было не согласиться – в ситуации, когда мы стремились оказаться как можно дальше от людей, страна тысячи озер подходила нам идеально. Плотность населения на севере Финляндии вполне могла соперничать с почти незаселенными канадскими территориями, мы могли поселиться где-нибудь за Северным полярным кругом, и при желании годами не видеть ни одной живой души. В полной изоляции от всех возможных соблазнов – так жили на Аляске Денали. И об этом же просила меня Белла. Правда, она тогда назвала Антарктиду, но это потому, что она мало что знала о Финляндии. Я невольно усмехнулся.
- Через год-полтора можно будет переехать южнее, - продолжала Эсме обрисовывать мне их с Карлайлом совместное решение, - в Тампере или Лахти, если вы захотите снова пойти учиться.
И это тоже было мудро – как и большинство северных жителей, типичные финны отличались светлой кожей, и на их фоне мы со своей мертвенной бледностью совсем не будем выделяться, что тоже было немаловажно. Я хорошо помнил удивленные взгляды и заинтересованные мысли любого, кому доводилось встретить нас во время редких посещений южных штатов и стран – тотальное отсутствие загара, конечно, не считалось преступлением, но неизменно привлекало такое ненужное нам внимание.
А еще – с удовольствием вспомнил я из краткого курса географии европейских стран - в верховьях Суоми можно увидеть северное сияние, а летом – уникальное полуночное солнце². И световой день длительностью более суток. В общем, я не имел ничего против Финляндии. Кроме одного…
- И что же мы будем там есть? – адресовал я свои сомнения Эсме.
Она одобрительно улыбнулась.
- Животный мир страны довольно скуден, ты прав, Эдвард. Но там рядом Швеция с ее обилием разнообразных млекопитающих и многочисленные обитатели арктических пустынь России. Северные олени, белые медведи…
- Тюлени, моржи, – подхватил я и, вновь вспомнив наш давний разговор с Беллой об Антарктике, добавил: - Жаль, пингвинов нет.
- Пингвинов нет, - засмеялась, соглашаясь, Эсме.
- Россия, говоришь… - задумался я и, возвращая нас к началу этого разговора, подмигнул: - Так, может, зря ты забросила русский?
- Да ну, - отмахнулась она, - полярные моржи наверняка простят мне мой колониальный акцент.
- Ehdottomasti, - подтвердил я с улыбкой, перейдя наконец на финский. - Niin mitä sinulla on ongelma?³
- Ei ole ongelma, - смущенно улыбнулась она. - Vain puhu minulle. En pidä että teen paljon virheitä, koska ei ole praktikkaa.⁴
- Olet liioittelee. Sinä puhut suomea kovin hyvin⁵, - честно сказал я, потому что в прошлом не раз вел с ней беседы на финском, и никаких особых сложностей у нее никогда не возникало.
Хотя если быть совсем честным, то мелкие ошибки у нее все же были - Эсме предпочитала изучать языки не по английским учебникам, а, например, по португальским или японским – чтобы заодно практиковать и их. А за финский она взялась в паре со шведским – из-за их похожести. Это было несколько лет назад, когда они с Карлайлом впервые задумались о том, чтобы перебраться на время в Скандинавию. И такая методика изучения иногда давала сбои – Эсме вдруг начинала ошибаться, путая слова или же применяя в одном языке правила грамматики другого.
- Aivan samoin, ja osaat teeskennellä…⁶ - возразила она, намекая на мое сегодняшнее фиаско.
- Joten mitä me sanomme?⁷
- Suomi! Syvine järvineen ja laajatine metsineen on mailman…⁸ - начала она торжественно декламировать заученный текст.
- Oh ei!⁹ - взмолился я и притопил в пол педаль газа, стремясь догнать умчавшийся Мерседес, а Эсме, засмеявшись, заговорила о финской поэзии.



Насытившись и отшвырнув подальше от себя обмякшее тело мертвой косули, я с силой вытер губы тыльной стороной ладони. Убирая руку от лица, с удивлением заметил, что пуговица на правом лацкане рубашки расстегнута - такая неаккуратность редко была мне свойственна, это, скорее, являлось привилегией Эмметта, - и, сердито нахмурившись, ее застегнул.
Оглядевшись вокруг, я только сейчас увидел, что полем моего с косулей боя после довольно продолжительной пробежки по ухоженному лесу стала маленькая полянка - крохотный пятачок свободного пространства меж густых зарослей невысоких кустарников и устремляющихся далеко ввысь многолетних деревьев. Слева от меня хрустнула ветка, и я обернулся на звук. Среди густой листвы, изолирующей эту случайно выбранную местом для моего пиршества прогалину от остального мира, я увидел такие знакомые, ставшие теперь светло-желтыми, лимонного оттенка миндалевидные глаза.
- Давно ты здесь? - спросил я с улыбкой.
- Я все время была поблизости, - ответила мне тем же Эсме, вышагивая из своего укрытия.
- Я слышал, - коротко кивнув, признался я и по-доброму усмехнулся: - Даже во время охоты ты не отключаешь режим заботы о непутевых детях…
- Судьба подарила мне очень разных детей, но никого из них никто на свете не посмеет назвать непутевыми, - сказала она строго. - Во всяком случае, при мне…
Я развел руками, признавая грубость и неточность своей формулировки.
- Пойдем к машине?.. - не совсем уверенным голосом предложила Эсме.
И я осознал, что все это время она старательно избегала смотреть в ту сторону, где валялась туша убитого мной травоядного, пресная кровь которого до сих пор ощущалась у меня на языке.
Сострадание ко всему живому в ней всегда было сильнее желания утолить жажду. И если бы кровь не была естественной потребностью вампира, тем единственным, что обеспечивало наше существование, она не стала бы убивать зверей, даже хищников. И в первые годы после перерождения она стремилась до последнего оттянуть момент следующей охоты, стараясь уменьшить количество потребляемой крови, а значит, и истребленных животных. Но чем дольше мы оставались голодны, тем больше становился риск сорваться, потерять над собой контроль и накинуться на человека. Наша сытость была гарантией их безопасности. И человеческая жизнь была ценнее. Это был всего лишь выбор меньшего из двух зол. И Эсме научилась мириться с этим. Почти…
- Идем, - кивнул я, торопливо уводя ее с поляны.
Мы не спешили включать вампирскую скорость, чтобы за считанные минуты преодолеть немалое расстояние, отделявшее нас от оставленных у кромки леса Мерседеса и БМВ, а очень медленно, чуть быстрее обычной скорости человека, шагали меж деревьев. Торопиться было некуда - мы находились в этом парке менее двух часов, дорога обратно займет еще примерно столько же, и дома мы окажемся еще до темноты. Белла вряд ли так скоро захочет расстаться с другом, а значит, мне предстоит длительное изматывающее ожидание ее звонка. А если очень не повезет, то ждать придется под аккомпанемент издевок старшего брата – такая перспектива пугала меня еще больше, чем накануне Беллу. И я еще чуть-чуть замедлил шаг.
Заметив это, Эсме тоже замедлилась и попыталась, опустив голову, спрятав от меня понимающую усмешку.
Но как бы медленно ни тянулось для меня время, как бы ни стремился я оттянуть момент возвращения в режим мучительного ожидания, каждый шаг в направлении места стоянки машин, приближал меня к Форксу. Оставалось потерпеть еще совсем-совсем немного, и я вновь увижу Беллу.
Эта мысль всколыхнула эмоции во мне и послала по телу волну радостной дрожи. Что бы ни случилось в Ла Пуш между ней и Блэком, какие бы мысли ни роились в ее голове после признания Джейка, какое бы решение она ни приняла, я все равно ждал нашей встречи с нетерпением. Я все равно стремился к ней. И подгонял время.
Прислушиваясь к себе, я отстраненно удивлялся тому, что по-прежнему был поразительно спокоен. Мои страхи и ревность задерживались где-то в пути и до сих пор не овладели мной. Ни по дороге сюда, ни во время охоты, ни сейчас, когда я был полностью расслаблен и незащищен. И я не знал, что было тому причиной. То ли наивная вера, подаренная мне последним взглядом Беллы, то ли близость и поддержка Эсме, то ли мне придавала уверенность мысль о том, что Белла так истово хочет стать вампиром, так рьяно стремится к бессмертной жизни, что ни за что не откажется от нее буквально за несколько дней до выпускного, за несколько дней до исполнения мечты.
Я невесело усмехнулся: гарантией моего счастья являлось то, против чего восставало все мое существо - убийство моей любимой. Убийство, от которого я, не задумываясь, отказался бы в любую минуту, и оно же обещало мне бесконечное счастье, оно обеспечивало мое будущее. Какая жестокая ирония…
- Скоро выпускной… - тихо сказала Эсме, словно подслушав мои мысли.
Я вздрогнул и покосился на нее. Но в ее доверчиво распахнутых глазах не прочел ничего, кроме участия. Просто она очень хорошо умела считывать эмоции, не обладая даром Джаспера. Она лучше нас понимала, о чем мы думаем, не умея при этом читать мысли. Почти с той же точностью, что и Элис, она могла предсказывать наши действия и поступки. И это не было чем-то сверхъестественным, это отнюдь не было чудом - она всего лишь была матерью. Матерью, обладающей всеми дарáми стразу во всем, что касалось ее любимых детей. И сейчас Эсме беспокоило то же, что и меня. Она знала, какое серьезное решение предстоит мне принять. Или смириться с тем, что за меня его приняли другие…
Она знала, что обещание Карлайла и решительность Беллы не оставляли мне иного выбора. Да, пару месяцев назад она проголосовала "за" обращение Беллы, таким образом проголосовав против меня, против моего убеждения, отказав мне в моей беззвучной мольбе. Но так же все это время она разделяла со мной мою боль, видя и переживая мои метания. Она понимала, чего стоят мне эти недели, а особенно - как тяжело даются мне последние дни, оставшиеся Белле до окончания школы и до того момента, когда Карлайл сдержит данное ей слово.
Этим прямым открытым взглядом в глаза она - впервые - и просила у меня прощения, и умоляла понять мотивы, побудившие ее поступить именно так - не по моей просьбе, но по зову сердца. В ту ночь мать боролась сразу за двух своих детей, потому что Белла тоже была ей как родная. Еще одна дочь…
Эсме полюбила Беллу в тот же миг, когда своим материнским взглядом увидела, сколь глубоки мои чувства к этой хрупкой смертной девочке, впервые переступившей порог нашего дома. Полюбила просто за то, что почувствовала - с ней я, возможно - только возможно, - буду счастлив. И прочтя все это в ее мыслях в тот день, я был смущен и обескуражен, потому что сам совсем не был в этом уверен. Из-за моих колебаний и Элис тогда еще не могла сказать наверняка, что будет, и все остальные тоже сомневались в возможности какой-либо связи между вампиром и человеком. Все. Кроме Эсме. Никто не верил, что я смогу справиться с жаждой, никто не верил, что смогу преодолеть зов крови Беллы, что смогу быть с ней, не желая ее убить. Я сам в себе сомневался. И только Эсме верила в меня. С самого начала.
- Да, в понедельник, - сказал я неожиданно сиплым голосом и прокашлялся.
- Ты готов? - спросила она тихо, не глядя на меня.
Слово "нет" застряло у меня в горле, и я смог лишь отрицательно покачать головой. Медленно и долго, никак не желая останавливаться. Меня как будто заело на этом действии, как будто если я стану качать головой до самого выпускного, это что-то изменит - будто это способно отсрочить страшное событие. Будь такое возможно, я продолжал бы отнекиваться ближайший год или даже несколько лет. Но это были пустые надежды. Просто глупые мысли.
Шагнув ближе, она вязала меня за руку и прислонилась щекой к моему плечу. Я тут же успокоился, перестал качать головой и глубоко вдохнул. Медленно втягивая воздух ртом, расширяя грудную клетку и надувая живот - как учат на курсах йоги, - позволяя воздуху проникнуть в каждую доступную клеточку моего тела.
Напряжение спало, и я сжал ладонь Эсме, благодаря ее за то, что просто была рядом. Была рядом все эти годы. Она тоже пожала мою руку и тепло улыбнулась. Точно так же, как и в самую первую нашу встречу, когда Карлайл представил нас друг другу.

Это было в нашем доме на окраине Ашленда, через день после того как она впервые открыла глаза, удивительно быстро отойдя от продолжающегося трое суток перерождения. Я смотрел на ее спокойное и приветливое, чуть заинтересованное лицо и вспоминал о жутких конвульсивных метаниях, о мучительной агонии, потоках бессвязного бреда, истошных криках и нескончаемых слезах, солеными дорожками стекавших из уголков глаз, которые Карлайл терпеливо утирал марлевым тампоном. Тогда я в первый раз был зрителем процесса обращения. До этого я испытал на себе весь ужас трансформации из одной сущности в другую. Всю боль чистилища, соединяющего жизнь и жизнь после смерти. Семидесятичасовую истязающую пытку, награда за которую… вечность.
Но тогда у меня не было выбора – Карлайл сделал его за меня. Желая даровать мне жизнь, а себе – кого-то, с кем можно эту жизнь разделить, он решился обратить меня. Я до сих пор помнил каждое мгновение перенесенной боли, я помнил все, что мне пришлось тогда пережить. И никому не пожелал бы подобного опыта. Но во время перерождения Эсме мне довелось стать зрителем, сторонним наблюдателем, и я смог увидеть, что Карлайл страдал не меньше. Каждый ее крик, каждое ее судорожное движение болью отзывались на его лице и дрожью в теле – он точно знал, каково ей в те часы, ведь и сам испытал все эти чудовищные муки, пусть и столетия назад. Он старался, как мог, облегчить ее страдания, обтирая покрытое испариной тело, прикладывая лед и беспрестанно бормоча "Прости меня… Пожалуйста, прости меня… Прости…"
Чувство вины за причиненные мучения убивало его, но он верил, что спасает ее, как спасал меня. Верил, что нет ничего хуже смерти, и, отменяя ее непоправимую жестокость, он исправляет несправедливость судьбы. Дарит новую жизнь.
По истечении первой ночи пребывания Эсме в нашем доме я понял, что не могу больше смотреть на их обоюдную боль и трусливо удрал. Слонялся по окрестностям, охотился или просто бегал за зверями, зависал на верхушках деревьев, нырял со скал и плавал в заливе – занимался чем угодно, лишь бы отвлечься от мыслей, неизменно возвращающих меня в темную комнату на втором этаже.
И даже зная, сколько времени занимает процесс, я все равно несколько раз за эти дни возвращался к дому, не подходил слишком близко, а лишь приближался на расстояние, с которого мог услышать, что происходит внутри – по неведомой мне причине я не хотел пропустить момент, когда незнакомка очнется. Убеждался, что в ее состоянии ничего не изменилось, и вновь дезертировал. Я успокаивал себя тем, что так было лучше для всех.
К вечеру третьего дня я услышал, что ее надрывные рыдания стихли, прерывистое дыхание замедлилось, а ритм сердцебиения, напротив, резко взрос. И все продолжал нарастать, ускоряясь и становясь громче, как стук колес набирающего ход скоростного пассажирского поезда. Его звук казалось, был слышен на мили вокруг. Я еще не знал, что это значило, но инстинктивно предположил, что момент пробуждения уже близок. И хоть Карлайл не просил меня об этом, я догадался, что он хотел бы, чтобы я при этом не присутствовал. Не ради меня, ради Эсме. И потому, несмотря на то, что мне очень хотелось увидеть ее реакцию на информацию о том, кем она стала, чтобы сравнить ее со своей, я остался на месте. Не рванул к дому, чтобы занять позицию наблюдателя в ее комнате, но и не смог заставить себя уйти, оставить их одних. Хоть и чувствовал, что нарушаю их единение, но стыдливо надеялся, что им не до меня, и они не поймут, что за ними подглядывают. К счастью, так и случилось…
Через мысли Карлайла я увидел, что он уже переодел девушку в неизвестно откуда взявшееся новое платье, обул переломанные после падения ноги в мягкие туфли и причесал волосы. Бледная и неподвижная, она лежала на принесенном из кухни столе, и лишь неистовый стук сердца говорил о том, что она была еще жива. Завороженный этим сердечным набатом, закрыв глаза, про себя я отсчитывал его бешеный ритм. Тык-тык-тык-тык… Дойдя до пика частоты и громкости ударов, от которых, казалось, мои барабанные перепонки грозили взорваться в любую секунду, хоть я и находился не менее чем в миле от дома, наступила оглушающая, звенящая, физически осязаемая, бьющая по нервам тишина. В тот самый миг я понял, почему ее называют гробовой – это была тишина, оповещающая о смерти.
Сокрушительная в своей необратимости.
Чудовищная в своей неизбежности.
Но в случае со мной и Эсме она означала наступление новой жизни. Неправильной, противоестественной, зависимой, обрекающей на отвращение к себе, но все-таки жизни. Данной взамен отнятой болезнью или временным помешательством от горя утраты. Несмотря на прошедшие четыре года я еще не решил, была ли эта вторая жизнь благословением или проклятием, но то, что у меня была хотя бы возможность задумываться над этим, уже было даром. Но захочет ли эту жизнь Эсме, примет ли ее, будет ли рада дарованному второму шансу?.. В любом случае у меня был шанс узнать это. И очень скоро.
Карлайл на высоком стуле у ее изголовья не спускал с заметно похорошевшего лица девушки напряженного взгляда, и в этой электризующей тишине мы оба выжидающе замерли. Наконец веки ее чуть дрогнули, и она тут же резко села и открыла глаза.
Огромные, яркие, кричаще алые.
Одно мгновение она смотрела перед собой непонимающим взглядом, но уже в следующий миг заметила робкое движение Карлайла и, молниеносно обернувшись к нему, удивленно воскликнула:
- Вы?!
Она явно была немного напугана новыми для себя ощущениями, и озадачена, и смущена, но в ее голосе и во взгляде устремленных на Карлайла глаз было столько нежности, что я немедленно почувствовал неловкость и укорил себя за то, что смалодушничал и остался подглядывать за ними. Но с места тем не менее не сдвинулся.
По мыслям Карлайла я понял: он обескуражен тем, что Эсме узнала его. Этого он не ожидал. Из его скупого ответа на мое молчаливое изумление, когда он влетел в дом с изуродованным падением телом молодой женщины в руках, я уже знал, что они были знакомы прежде. Она была его пациенткой почти десять лет назад, но тогда ей было всего шестнадцать, и он был уверен, что она не помнит доктора, забинтовавшего ее травмированную ногу. И сейчас не знал, как ему на это реагировать, как вести себя с ней, что сказать. Его пояснительная речь, тщательно подготовленная за часы, проведенные подле нее, теперь казалась ему недостаточно хорошей, неподходящей. И он молчал, глядя на нее и виновато улыбаясь.
- Вы?.. – повторила она через некоторое время с ноткой паники в голосе.
В ее мыслях я прочел, что она никогда и не забывала того доктора. Все эти десять лет. Не думала о нем каждый день, но и не забывала. А сообразив, что за прошедшие годы доктор ничуть не изменился, испугалась, как, наверное, испугался бы любой на ее месте.
Я понял, что Карлайлу предстоит не простое объяснение, а Эсме – еще более непростое испытание – поверить в то, что она услышит. И принять. И я поспешил убраться со своего наблюдательного пункта, как мне давно уже следовало сделать. Но любопытство оказалось сильнее…

Вернулся я на следующий вечер. Тихо вошел в неосвещенный дом, медленно поднялся на второй этаж и бесшумно отворил дверь в дальнюю от лестницы спальню. Они сидели друг напротив друга в сдвинутых в центр комнаты креслах. На мое появление Карлайл никак не отреагировал, не взглянул на меня и даже не поднял головы. А Эсме резко - в первое время после обращения все наши движения были излишне резкими, нужно было привыкнуть к внезапно приобретенной скорости - обернулась ко мне, и наши глаза впервые встретились. И меня окатило теплотой и заботой, которую излучали ее добрые глаза с радужками кровавого цвета. Последний раз я видел такие в зеркале…
Ошеломленный неприятным ощущением дежа-вю, я растерялся и остался стоять в дверях, но она первой шагнула мне навстречу и протянула ладонь.
- Я Эсме, - сказала, открыто улыбаясь.
- Эдвард, - шепотом ответил я, еще не придя в себя.
- Эсме, это Эдвард. Эдвард, это Эсме, - запоздало вспомнил Карлайл о своих обязанностях, а я смотрел на Эсме и впервые за четыре года позволил себе признаться, как же сильно я скучал по маме.

Через некоторое время движения в полном молчании, плотно прижавшись друг к другу, мы вышли на обочину лесной дороги, где друг за другом стояли обе наши машины. Ни Карлайла, ни Розали еще не было.
Подойдя к Мерседесу, я открыл предусмотрительно незапертую дверь - Карлайл всегда оставлял машину открытой, ничуть не опасаясь угона, - и усадил Эсме на пассажирское сиденье. Она не убрала ноги с земли и оставила дверцу широко распахнутой. Я отступил на шаг назад.
После нескольких минут тишины Эсме подняла голову и, пристально посмотрев на меня, тихо сказала:
- Я не хочу, чтобы это делал Карлайл.
- Что?.. - не понял я.
- Я не хочу, чтобы Беллу обращал Карлайл, - повторила она твердым, хоть и по-прежнему тихим голосом.
Я криво усмехнулся и опустился на корточки, внезапно почувствовав слабость в коленях.
- Я боюсь, - прошептала Эсме, с трудом выдавливая слова. - Я боюсь, что ты возненавидишь его за это. Я очень, очень боюсь, что, сделав это, Карлайл потеряет тебя. Что мы все тебя потеряем…
Ее слова привели меня в ужас. Ни разу, ни на один самый краткий миг я не допустил ни одной подобной мысли – обвинить Карлайла в том, что он исполнил желание Беллы?! Пусть и вопреки моему, против моей воли. Я не верил тому, что только что слышал. Но стоило Эсме замолчать, как с еще бóльшим ужасом я осознал, что это может оказаться правдой. Я едва не возненавидел Джаспера за случай на дне рождения Беллы, не возненавидел просто за то, что он был вампиром… за то, чем был я сам…
- Почему ты не хочешь сделать это сам? - задала она вопрос, на который я не хотел отвечать.
Я покачал головой.
- Потому что я не могу, - ответил очевидностью.
- Почему? - настаивала она на ответе.
- Потому что это убийство, - опять сказал я то, что не было для нее тайной, и то, о чем сам только что думал.
- Да, - кивнула Эсме, не отрывая от меня внимательного взгляда. - Убийство. И если ты не готов простить это убийство самому себе, ты никогда не простишь его Карлайлу.
Я нервно пожал плечами и отвернулся.
- Пожалуйста, Эдвард. Пожалуйста… - ее голос дрогнул. - Прими правильное решение. Это желание Беллы. Это желание всей семьи. Рано или поздно это все равно произойдет. Элис видела Беллу вампиром. Подумай. Если с ней это неминуемо случится, почему бы тебе не быть тем, кто подарит Белле вечность?..
Я вновь хмыкнул – Эсме преподносила лишение жизни как подарок… Как дар бессмертия, дар вечной жизни, дар вечной молодости, красоты и неуязвимости. И, быть может, вечной любви…
И хоть Эсме была не так уж не права, я все равно не мог с ней согласиться. Но возразить ей не успел – позади меня возникла Розали.
- Давно вы здесь? – спросила она то же самое, что и я при встрече с Эсме.
Мы с ней переглянулись и дружно засмеялись. Розали озадаченно посмотрела на нас, но ничего не сказала. Достав из кармашка за водительским сиденьем свой телефон, проверила связь и разочарованно выдохнула – сети не было.

---

¹ в 1967 году из-за трещины на одной из стержневых подвесок полностью разрушился за одну минуту
² полуночное солнце Лапландии
³ Безусловно. Ну и с чем у тебя проблемы? (фин)
⁴ Просто поговори со мной. Мне не нравится, что я делаю много ошибок из-за отсутствия практики. (фин)
⁵ Ты преувеличиваешь. Ты очень хорошо говоришь по-фински. (фин)
⁶ Так же, как и ты умеешь хорошо притворяться… (фин)
⁷ Так о чем мы будем говорить? (фин)
⁸ О Финляндии! Со своими глубокими озерами и обширными лесами она во всем мире… (фин)
⁹ О нет! (фин)