Глава 38. Лили. 12 марта

Если вам когда-либо было интересно, каково это, переместиться с вершины пищевой цепочки в нижнюю ее часть, то я могу вам рассказать. Это не всегда вопрос выживания сильнейшего или что там за херню несут об этом на уроках. Это нечто намного большее, и поверьте, нет ничего хорошего, когда все начинает рушиться.
Так, позвольте мне рассказать вам коротенькую сказочку.
Однажды жила-была маленькая девочка по имени Лили. Она родилась в сказке, где ее папочкой был настоящий герой, а мамочкой – прекрасная дева. У нее было еще и два тупых брата, но это была малая цена за все остальные волшебные части ее жизни. С ней обращались, как с принцессой, и каждый охал и ахал над тем, какая она хорошенькая. У нее были все игрушки, какие она только пожелает, и люди всегда делали все, что она им только говорила.
Когда она подросла, она стала даже еще красивее, и еще больше людей ахали и охали при виде нее. Все парни хотели встречаться с ней, и все девчонки хотели быть такой, как она. Все завидовали ей, и ревновали к ней, и хотели все то, что было у нее: ее деньги, ее привилегии и, конечно же, ее красоту. Везло тем, кто становился ее друзьями, и им тоже завидовали, потому что, даже просто став ее другом, ты и сам становился самым популярным и интересным человеком.
Ее жизнь была совершенна до самой последней детали. А потом однажды…
И все пошло к чертям.
Ладно, хватит со сказочной херней. Правда в том, что я даже не знаю, как это случилось. Мне, честно, и в голову не приходило, что все может так расхерачиться. Как будто за одну неделю весь мир развалился на части. И я понятия не имею, что делать.
Для начала, я снова в школе. Мне пришлось вернуться в субботу после похорон, так что я отсутствовала ровно неделю. С одной стороны я рада, что вернулась. Ну, то есть настолько рада, насколько можно радоваться, вернувшись в ад, конечно. С другой стороны, если сравнить с оставшимся имеющимся вариантом, моим домом, это не так уж плохо. Дома семья, которая меня ненавидит.
Да, вот это просто фантастика…
Мои братья оба думают, что я сука, и ни один из них за прошедшую неделю и словом со мной не обмолвился. Я вроде как ожидала такого от Ала: он всегда был святошей с манией величия. Думает, что он выше нас всех, потому что он менее тщеславный и меркантильный. На самом же деле он просто неудачник. Легко выдавать ущербность за превосходство, если тебе нечего терять. Так что в любом случае, если он думает, что я сука, то и пусть. Но правда в том, что он убил моего дядю (теперь, когда я знаю всю историю, я знаю правду), так что, если хочет, пусть притворяется, что лучше меня и судит меня, как хочет, но я хоть не убивала никого. Но вот Джеймс. Джеймс со всеми его интригами, мошенничествами, ложью – он не имеет никакого права меня судить. Но он судит. И ему кажется, что это нормально и что я должна такая вся: «Ой, точно, понимаю, я – сука. Верно». Но он сильно ошибается, если полагает, что я собираюсь позволять ему давать мне хоть какие-то советы о морали. Ублюдок. Надеюсь, Кейт его снова бросит и заставит плакать, как маленькую сучку, кем он и является.
Но в любом случае я могу справиться с тем, что мои братья – козлы. Они всю мою жизнь такими были. Но с чем я не могу справиться, так это с тем, что мои родители меня ненавидят. Мама хочет меня убить. Она действительно, серьезно хочет меня убить. Я вижу это, потому что каждый раз, когда она со мной говорит, она стискивает зубы и бессознательно потирает костяшки пальцев. И я знаю, что ей хочется протянуть руки и придушить меня. Что бы она мне ни говорила (и это бывает нечасто), она говорит это резко и отрывисто. Она сказала, что не может поверить, что я стала такой эгоистичной, и что она не понимает, что она сделала не так и как могла так ужасно все испортить. Наверное, ей следовало спрашивать себя об этом, когда, ну, я не знаю, Джеймс впервые заговорил. Но, конечно, он всегда был ее абсолютным любимчиком, поэтому я не удивляюсь, что она думает, что я хуже него.
Ну и папа.
Если была роль, которую я всегда играла, так это «Папенькина Маленькая Девочка». Я, наверное, могу на пальцах одной руки сосчитать те разы, когда он на меня по-настоящему сердился. Не буду врать и пытаться прикидываться тем, чего нет. Все есть так, как есть, и я – испорченная. И это его вина, конечно, потому что именно он меня все время и портил. Ему всегда было трудно сказать мне «нет», и я всегда легко справлялась с этой ролью: «я – твоя малышка/единственная дочка». Всю мою жизнь он спускал с рук и давал мне все, что я только захочу. Так что вы можете себе представить, как все изменилось теперь.
Я даже не уверена, что он действительно зол. Он «разочарован». Вот какое слово он использовал. Лично я предпочла бы «нахер разозлен», но, к сожалению, у меня тут нет права выбора. Когда он наконец решил со мной заговорить (как раз за день до моего отъезда, представьте себе), он сказал, что был по-настоящему разочарован, что я могла сделать подобное, особенно, сказал он, своей семье. А потом он еще и добавил кое-что. Сначала сказал, что ведь Хьюго не только мой кузен, но и тот, кто должен был быть моим лучшим другом. А потом он начал плакать. И, конечно, я тоже начала плакать.
Но впервые в жизни, он не стал меня утешать.
Так что, да, сами понимаете, я дождаться не могла шанса вернуться в Хогвартс и убраться оттуда. Я больше не могла выносить свою семью, и я просто хотела вернуть в свою жизнь хоть немного нормальности, чтобы не было внезапных рыданий, тяжелых взглядов и разочарованных гримас. Я просто хотела вернуться в свою жизнь.
Мне следовало знать, что это дерьмо теперь будет следовать за мной везде.
Видите ли, есть еще кое-что, что вам следует знать. Как оказалось, весь Хогвартс знал о моем злодейском предательстве еще до того, как я шагнула на порог. Спасибо, конечно же, моей милой дорогой кузине Роксане. Как оказалось, она решила, что это будет невероятно интересная сплетня, которую стоит разнести вокруг, вернувшись с похорон. Они с Луи не оставались дома на всю неделю, как я. Они приезжали домой на выходные, на похороны, но потом вернулись в школу. Так что я не должна была удивляться, что вся эта приватная семейная драма добралась до школы раньше меня.
И маленькой сучке Роксане лучше бы, нахрен, теперь поберечься.
Но в любом случае все знают. И, как оказалось, я совершила худший, самый непрощаемый грех в истории человечества, потому что теперь все меня ненавидят. Даже мои так называемые «подруги» внезапно решили, что я ничтожество. Как будто хоть кто-то из этих тупорылых шлюх лучше. Суки. И знают не только студенты, но и все учителя тоже. Это особенно ужасно, потому что многие профессора близко дружат с Невиллом. Не говоря уже о том, что я записана на ТРИТОНовскую гербологию, так что мне приходится высиживать его уроки по два раза в неделю, чувствуя себя виноватой и униженной.

А еще тут Аманда.
Хьюго еще не вернулся. Не знаю, когда конкретно он возвращается, но сомневаюсь, что его не будет долго. Но пока он все еще дома со своей мамой, а я здесь, среди людей, которые меня ненавидят. И с Амандой. Которая, думаю, ненавидит меня больше всех. Не то чтобы в этом было что-то новое, учитывая, что она ненавидит меня уже несколько лет. Но теперь у нее есть законный повод, не основанный на зависти. И особенно хреново то, что у нее полно причин попытаться залить меня дерьмом. Но она даже не смотрит в мою сторону. Кроме того раза, когда я попыталась с ней поговорить на второй вечер после возвращения.
Я пришла в нашу комнату за учебником по зельям, чтобы попытаться догнать по домашним работам за то время, что упустила, и я не ожидала, что кто-нибудь будет там, учитывая, что было семь вечера и почти вся школа была внизу, в Большом Зале, на ужине. Но Аманда была здесь. Конечно. Ведь судьба меня ненавидит.
Она полностью избегала меня с той же секунды, как я вернулась. Даже когда другие девчонки в нашей комнате говорили мне, какая я сука, и спрашивали, как я вообще могу дальше жить, сделав что-то такое ужасное, она просто шла к своей постели и опускала полог. Думаю, люди ожидали большой ссоры или скандала, но она была явно настроена просто вечно игнорировать мое существование. Так что, когда я нашла ее тем вечером в одиночестве в спальне во время ужина, я решила, что, может, это мой лучший шанс попытаться сделать хоть что-то немножко хорошее.
Она подняла голову, когда я вошла, но ничего не сказала. Она сама что-то там повторяла и выглядела довольно обеспокоенной. Но уже секунду спустя она поджала губы, выпрямилась и принялась со значением меня игнорировать. Я взяла учебник и пошла к выходу, но потом решила, что могу и попробовать.
– Аманда… – я не знала, что сказать, поэтому просто остановилась. И, когда она снова посмотрела на меня, выглядела она вовсе не дружелюбно. – Я просто хотела сказать… – но снова я представления не имею, что.
Но ей было плевать.
– Я ничего не хочу от тебя слышать, – ровно сказала она, и не кажется, что она преувеличивала. – Тебе нечего сказать.
Я не ответила. Это было бессмысленно, учитывая, что мне действительно нечего было сказать. Что вообще тут можно было сказать? У меня не было никаких оправданий, обоснованных ли, фальшивых ли, так что какой смысл что-то говорить? Я неловко постояла там пару минут, а потом повернулась и попыталась уйти. Но она тут же передумала.
– Хотя я удивлена, – тихо сказала она, как раз когда я шла к двери. – Пусть даже это ты. Я не удивлена, что ты сделала это со мной, конечно: я знаю, что ты меня ненавидишь.
– Я не ненавижу тебя, – попыталась протестовать я, но она оборвала меня.
– Не ври. Да, ненавидишь. В любом случае, – она покачала головой, когда я повернулась к ней и посмотрела на нее. – Я просто удивлена, что ты сделала это с Хьюго. Это все.
На случай, если вы никогда на самом деле не чувствовали, как у вас в сердце проворачивается нож, то я абсолютно уверена, что могу вам точно описать. Это именно то, что чувствуется, когда кто-либо это говорит. Я знаю, что причинила боль Хьюго, и я знаю, что не должна была. Хьюго – один из этих невероятных людей, которые совершенно не заслуживают, чтобы их жизни расхреначивали. Другими словами, я сука просто потому, что даже подумала сделать ему что-то плохое. Да, знаю. Ну, распните меня теперь нахер и закончите с этим.
И вот так все время.
Все на свете знают, что я сделала, и они думают, что я холодная, бессердечная сука. Некоторые даже вроде как и не осознают, что я сделала это до того, как это случилось с дядей Роном, так что вовсе не то чтобы я такая встала и решила: «О, твой папа умер, дай-ка я тебе еще больше все подхерачу!». Очевидно, если бы это случилось раньше, я бы ни за что этого не сделала. И мне очень жаль, что я это сделала. Но я не могу это вернуть, и я не знаю, как сделать все лучше.
Со мной теперь разговаривают только парни, и говорят они со мной только потому, что сука я или нет, они все равно хотят меня трахнуть. На самом деле я скорее отгрызу себе собственную ногу, чем хоть на сантиметр приближусь к их микроскопическим членам. Может, я и потеряла временно свое общественное положение, но я вовсе не настолько отчаялась. У меня все еще осталась гордость.

Я нахожусь на нашей еженедельной обязательной подготовке к ТРИТОНам, когда все становится совсем уж хуже некуда. Я сижу одна, конечно же, потому что у меня нет друзей. Аманда сидит с двумя девчонками с Рейвенкло, и они просматривают записи по трансфигурации. Я пытаюсь изучать зелья, но я в этом полнейший профан. Единственная причина, по которой меня вообще допустили на курс ТРИТОНовского уровня в том, что Монтагю нравятся мои сиськи. Все остальные разбились по своим группировкам. Учителей рядом нет, потому что у всех свои уроки. Мы все сидим в Большом Зале по два часа каждую неделю каждый вторник после обеда. Обычно мне нравились эти часы, потому что у нас был перерыв в уроках, над нами не было присмотра, так что было отличное время посплетничать и/или подремать.
Но теперь я неудачница. Поэтому делаю то, что делают неудачники. Учусь.
Зелья – дерьмо. Ну, или это только я так думаю, не знаю. Не имеет значения. Мне вообще просто стоит встать и уйти из школы, учитывая, что у меня нет настоящих планов с карьерой, и я уж точно совсем не собираюсь оказываться в такой ситуации, когда мне придется варить Волчье Зелье. Но я не могу. Я должна по крайней мере хотя бы сдать экзамены (неважно, провалю я их или нет), потому что, если я их пропущу, все скажут, что я подражаю Джеймсу. А я точно не собираюсь подражать этому ублюдку.
Немного времени спустя парочка моих бывших «подружек» подходит ко мне и встает с другой стороны стола, напротив меня. Лидия и Эмма обе выглядят самодовольными и мерзкими, когда молча стоят там, дожидаясь, пока я отмечу их присутствие. Некоторое время я притворяюсь, что не замечаю их, пока наконец не могу больше это выносить.
– Что? – резко спрашиваю, раздраженно отрываясь от своих записей.
Они ухмыляются, и лицо Лидии даже толще обычного. Ей снова пора начать тошниться после еды. Может, у нее после этого и красные глаза, но, по крайней мере, тогда она хоть не выглядит, как свинка, пойманная за чем-то гадким.
Именно она заговаривает, что просто фантастика: теперь она решила превращать мою жизнь в ад и в спальне, и за ее пределами.
– Ну и как это было с Кеннетом Макинтайром?
Понятия не имею, о чем она говорит, и я даже не знаю, о ком она говорит.
– Что за нахер Кеннет Макинтайр? И о чем это ты? – у меня совсем не хватает на это терпения.
– Он тот пятнадцатилетка, которому ты вчера отсосала и позволила кончить тебе в рот.
Я ничего не говорю секунд тридцать, потому что я даже не могу осознать ту тупость, что льется из ее рта. Когда я наконец собираюсь с мыслями, мне нужно еще секунд пятнадцать на то, чтобы придумать подходящий ответ.
– Я даже не знаю, кто это, и я уж точно никому не отсасывала, идиотка.
Лидия просто снова усмехается и оглядывается на Эмму, которая хихикает.
– Он так не говорил. Он всем рассказал, что ты вчера ему отсосала.
– Я даже не… – я останавливаюсь, чтобы попытаться вспомнить Кеннета, и тут меня словно ударяет. Придурковатый друг Луи, которому я подрочила когда-то за траву для Рокси. Пожалуйста. Я просто смеюсь, когда в памяти сопоставляются лицо и имя. – Да, конечно, – с жаром говорю я. – Именно так я провела вчерашний вечер… Конечно. Он врет.
– Никто не врет больше тебя, – с вызовом приподнимает Лидия брови, и мне снова хочется рассмеяться. Она правда думает, что она что-то с чем-то, верно?
– Слушай, Лидия, – ласково говорю я. – Я не настолько отчаялась. Даже и близко нет. Я знаю, что ты не поймешь, потому что толстухам обычно приходится ходить со всяким, кто появится.
Кто-то где-то сзади громко хохочет на это, но я даже не тружусь повернуть голову, чтобы посмотреть кто. Лидия просто в бешенстве, а у Эммы этакий жалкий взгляд прихвостня, как будто не знает, кого поддержать, и в то же время боится, что я собираюсь сказать что-нибудь такое же и о ней. Но мне этого не нужно, потому что Лидия предоставляет мне достаточно орудий против нее.
– По крайней мере я не делаю минет пятнадцатилеткам, – мерзко шипит она, как будто, говоря вслух, она делает это правдой.
Я просто принимаю свой лучший псевдо-шокированный вид:
– Правда? Я думала, ты берешь в рот что угодно. Ты ведь не делаешь особых различий в еде. По твоей жопе видно.
Смеются еще несколько человек, но и на них я не обращаю внимания. Вместо этого я начинаю собирать сумку, наплевав на то, что у нас еще сорок пять минут до роспуска. Лидия смотрит на меня в бешеном шоке, а Эмма стоит рядом и выглядит неловко. Я просто собираю вещи и встаю.
– Не выебывайтесь со мной, – серьезно предупреждаю я их тихим голосом. Я знаю, сейчас очень многие следят за нами, но я не собираюсь приносить им удовольствие, говоря это громко, чтобы все слышали. Вместо этого я мрачно смотрю на них, давая понять, что я совсем не шучу. – Вы не выиграете, – честно предупреждаю я. – И я вас уничтожу.
Больше я никому не говорю ни слова, хватаю сумку и иду прямо к выходу из Большого Зала. Знаю, у меня, наверное, будут неприятности за прогул, но мне сейчас совершенно плевать. Я так, нахер, устала от всего и в том числе от школы. И эти тупые сучки, которые стараются стать лучше меня, начинают меня по-настоящему бесить. Единственная проблема в том, что я не уверена, могу ли все еще хоть кого-нибудь уничтожить, не говоря уже о группе самых популярных девчонок школы (все благодаря мне, конечно!), но это не имеет значения, верно? Ох, да кого я обманываю. Конечно, имеет. Когда тебе семнадцать, это все, что имеет значение.
Я все верну. Я не позволю кучке жалких, жаждущих внимания шлюшек разъебывать мою жизнь больше, чем уже есть. Это я устанавливала здесь правила, и им не позволяется это забывать. На самом деле мне становится лучше, потому что внезапно у меня снова появляется цель. Я уничтожу каждую из этих потаскух, и пусть только попробуют попытаться со мной повыебываться.
Может быть, во всех остальных аспектах жизни одно дерьмо, но в этом я хороша. Школа принадлежит мне – ни кому-либо из них или кому-нибудь еще. Я устанавливаю правила и веду игру, и пусть сейчас я на дне – это не значит, что я там буду вечно. Я не могу управлять ничем другим. Я не могу заставить маму меня полюбить, не могу заставить папу меня простить. Не могу заставить своих братьев перестать быть скотами, и я не могу сделать так, чтобы Хьюго стало лучше. Но я могу это.
Но начнем по порядку. Сейчас я собираюсь найти пятый курс Гриффиндора, и выбить все дерьмо из Кеннета Макинтайра.