Анонимная дуэль

Название: Если бы...

Собственное произведение
Тема: Драма в отношениях
Жанр: драма

Саммари: Если у всего есть своя цена, то по чем нынче молчание? Если бы он знал...

---

Как же это тяжело и больно. Я даже не представлял, что может быть так трудно отпустить прошлое и наконец-то попытаться начать жить новой жизнью.

Никак не понимал: я не мог его отпустить или оно меня? Скорее всего, первое. Когда-то, после потери семьи, я дал себе обещание, что больше никогда никого не полюблю и что ни за что не буду таким счастливым, как был с ними. Я и не хотел. Не хотел быть счастливым – я заслужил страдания. Только страдания и боль. Заслужил страдать, как страдали они.

И мечтал о забвении. Пока не встретил её.

Она была как глоток свежего воздуха, как луч солнца, который помогал мне оставаться на поверхности, не давал упасть в тёмную пропасть. Только теперь я осознал, что, если бы не она, меня бы уже давно не было. Месть, конечно, помогала жить, но не настолько сильно. Моё отмщение... Оно было тогда таким далёким и почти невозможным, так что я не уверен в том, что оно спасло бы меня... Наоборот – оно губило меня, с каждым днём убивало во мне всё то светлое, что еще осталось в недрах моей потемневшей души. По кусочку, по капле оно уничтожало меня.

Сидя на полу гостиной, я не мог выбросить из своей головы мрачные мысли, они довлели надо мной и не отпускали, стягивали череп стальным жгутом. Я анализировал всю свою жизнь с момента гибели моей семьи до сегодняшнего дня. Было столько «а что, если»... Я понимал, что эти «если» мне ничем не помогут, но почему-то всё равно не переставал думать о них, перебирать в своей памяти с особым скупердяйством – словно, если лично не удостоверюсь в их наличии, не смогу спать спокойно.

Едва прикрыл глаза, как в моём сознании всплыло её лицо. Снова. Такое красивое и такое живое. Она сама была олицетворением жизни, надежд и возможного счастья. Которого я боялся. Боялся до чёртиков. Она была настоящей, а меня насквозь пропитала фальшь, игра. Бесчисленное количество масок давно стерло с моего лица меня истинного, и в зеркале теперь отражался лишь кто-то отдаленно похожий на человека, которым я был когда-то давно, в прошлой, давно забытой и мной, и всеми жизни.

Но, словно в насмешку, я так часто видел в её глазах чувства ко мне. Очень часто. Пожалуй, даже слишком. Но каждый раз они меня пугали, и я старался отдалиться от неё как можно дальше. Скрывался в тени и ее отталкивал, с больным мазохизмом наблюдая, как нежность сменяется обидой, как блестящий счастьем взгляд тухнет и мутнеет, скрываясь за пеленой невыплаканных слез. Едва ли она сама осознавала, что каждый раз словно ходит по краю тонкого льда: еще мгновение, еще слово – сорвется, провалится в студеную воду и захлебнется жалящими потоками моей непривлекательной мрачной бытности.

С тех пор как мы с ней впервые встретились, она старалась мне помочь выбраться из той ямы, которую я сам себе вырыл. Помогала и как друг, и как мой врач. Конечно, вначале я видел, что ей просто жаль меня, видел эту жалость в её глазах, хотя терпеть не мог это чувство. И даже немного ненавидел ее за эти полные сожаления и грусти глаза, за едва ли не вымученные сочувствующие улыбки… Но со временем, по мере того как мы всё больше погружались в мой мир, жалость уходила из её взгляда, и всё чаще я видел там понимание.

Она стала мне другом. Настоящим другом, который помогал мне справляться с самим собой. Я уже не мог жить без наших разговоров. И через некоторое время начал замечать в ее эмоциях, жестах и действиях не только отражение нашей дружбы.

Там были чувства. Самые настоящие чувства.

И это пугало меня больше всего. Потому что я не мог ответить. Я видел, что с каждой нашей встречей ее привязанность крепнет, и… просто позволил этому случиться, хотя всеми правдами и неправдами пытался убедить себя, что мне это не нужно. Мне было больно смотреть на то, какие взгляды она кидает в мою сторону. И как бы ни старался найти внутри себя ответные чувства, я их не находил. И только сейчас я начал всё понимать. Понимать свои чувства к ней... Но это произошло слишком поздно...

Черт, ну почему, почему же я не могу позволить себе быть счастливым? Я отомстил. Месть свершилась, и вроде меня должно было отпустить, но нет – не отпустило. Это чувство страха – оно вросло в меня, вросло очень глубоко и прочно. Как корни многовекового дуба обвивают хаотичными петлями землю, так и моё сердце – а вместе с ним и душу – оплели ядовитые спруты, вбрызгивая свой чернильный яд, пропитывая меня насквозь своей отравой.

После оправдательного приговора я просто не знал, что мне делать. Суд назначил мне курсы с врачом, который должен был помочь мне осознать произошедшее, принять, смириться. Хах, стоит ли говорить, что я очень настороженно относился к этому? Я не хотел, чтобы мне промывали мозги.

Мне хотелось сбежать, скрыться от всего. Наконец-то отпустить всё... Оставить позади этот мир и воссоединиться с семьей. Лишь в этом я видел единственный для себя выход, но в то же время понимал, что убийцам не место в раю, а Рэйчел и Дин сейчас именно там, смотрят на меня с небес и неодобрительно качают головой. Я знаю… Знал и тогда.

И потому старался вырваться, оторвать эти злосчастные щупальца, мешающие мне нормально жить, любить, быть любимым. Но они так крепко вцепились в кожу, что я ничего не мог поделать. Моя борьба была бессмысленной и заранее проигранной. Я просто бился головой о твердую поверхность темной комнаты, в которую оказался заперт, в которой был связан по рукам и ногам склизкими щупами.

Но даже её согласие выйти замуж за этого придурка не помогло мне сдвинуться с места, высвободиться. И это будет убивать меня до конца жизни – то, что я не смог сломать эту стену, вставшую на моем пути к ней, к той единственной, которая держала мою руку своей цепкой хваткой, не давая мне окончательно потонуть в черноте собственных страхов. Я не смог преодолеть себя.

Жалкий трус.

Боль. Мне нужна боль, чтобы немного прийти в чувства. Но бьюсь о невидимые преграды собственной души, а легче не становится. Терзаю себя мыслями о недоступном, а все равно не останавливаюсь. Нужно избавиться, избавиться от этих навязчивых мыслей.

Резкое движение головой – звезды перед глазами.

Удар, причём такой сильный, что даже сидя закружилась голова. А вокруг все еще плясали яркие огоньки в своем причудливом танце. Но не помогло. Мысли все еще хаотичным беспорядком, ударяясь о стенки, бегали по голове с раздражающе громким топотом, не давая сконцентрироваться, ухватиться за что-то одно. Возможно, мне нужен свежий воздух. Где-то ведь должно быть окно, верно? Но мой бесцельно блуждающий взгляд зацепился лишь за барную стойку. Сглотнув, я отвернул взгляд подальше. Ещё не хватало напиться – и так проблем более чем достаточно.

Медленно поднявшись, я ощутил лёгкое пульсирование в затылке. Добредя до ванной, я засунул голову в раковину и включил воду. Прохладные струи стекали сквозь волосы и омывали лицо, отчего мне становилось легче. Через несколько минут, нащупав рукой полотенце, я выключил воду и набросил на голову кусок махровой ткани. Пошатываясь, я добрался до кровати, на которую тотчас же завалился в абсолютном бессилии. Морально измотанный. Высушенный бесконечными порывами насмехающегося ветра, что уже давно царил среди пустыни, раскинувшейся внутри меня; что не только не давал мне согреться, но, видимо, выдул остатки мозгов из моей головы. Я просто лежал, пытаясь зацепить хотя бы одну здравую мысль.

Надо всё как следует обдумать. Решить, что мне делать. Продолжить и дальше вырвать страх из себя и пытаться сломать стену между мной и Грэйс или оставить всё как есть. Отпустить её, чтобы она вышла замуж за Райана, в будущем родила ему детей, и чтобы была счастлива. Если, конечно, она будет с ним счастлива. Или…

Подняв руку к лицу, я посмотрел на часы. Её самолёт отправляется через пять часов. У меня есть время на раздумья. Немного, но есть.

Снова в голове всплыл её сегодняшний образ. Как она спускалась по лестнице. Это чудесное розовое платье на ней. Никогда не думал, что ей так будет идти подобный цвет. Игривый изгиб губ, глаза, светящиеся счастьем и радостью. От этих мыслей на моём лице непроизвольно расползлась ответная улыбка.

Я думал, что смогу перебороть себя, пока мы там. И она правда была такой довольной и счастливой. Пока я всё не испортил. Как всегда…

Зачем же я всем всё рассказал? Когда же я перестану быть идиотом?

Её глаза горели злостью и яростью, а сама она излучила самый настоящий гнев, направленный только на одного человека – на меня. И даже такой злой, она была прекрасна. Но ей было абсолютно всё равно на мои объяснения, она просто замолчала в один момент и отправилась домой, собирать чемоданы. Никаких выпадов или злых слов, просто молчание. Резкое, но такое говорящее, как бы абсурдно это ни звучало. Губы – сжаты, в глазах – разочарование, подобное самой страшной пытке. Я хотел, чтобы в этот момент молния ударила в мою глупую голову. Я всё испортил. Снова. Опять облажался.

И сейчас я просто не представлял, как разгрести всё то, что я натворил.

Я. Такой. Кретин.

Я просто не могу позволить ей улететь. И оставить меня одного. Я не смогу без неё. Просто. Не. Смогу. Возможно, она без меня сможет, но она просто не представляет, как сильно я в ней нуждаюсь и как она мне нужна…

Боже, пусть я буду одним из тех идиотов, которые говорят высокопарные слова и которые превращают отношения в сплошные сюсюканья, но сейчас я именно так себя и чувствовал. Мне казалось, что, когда самолёт оторвёт шасси от земли, моё сердце просто не выдержит этого, разорвётся на мелкие кусочки. Займет свое место рядом с разбитой вдребезги души, укроет оставшиеся от нее острые осколки своими кровавыми ошметками, окончательно превратив в меня в того, кем я стал уже давно, как бы ни отрицал, – в живого мертвеца.

Ну так какого же чёрта, ты тут сидишь, идиот?

Я не заметил, как пролетело время, и к моменту, когда очнулся от собственных размышлений, за окном уже начало темнеть. Поднявшись с кровати и бросив взгляд на часы, я в шоке округлил глаза. Уже прошло четыре часа. До её рейса остался всего лишь час.

Подскочив на ноги и схватив со стола телефон, я позвонил Диксону, своему наставнику. Он-то точно должен быть в курсе, каким рейсом она улетает. Он, естественно, был недоволен моими невнятными криками, но мне было всё равно – больше всего я боялся опоздать.

Получив от него необходимую информацию, я бегом рванул к выходу. Захлопнув дверь квартиры, я побежал вниз, спотыкаясь чуть ли не на каждой ступеньке. Выбежав на оживлённую улицу, я влетел в первое попавшееся такси, в которое, кажется, хотел сесть другой человек, но мне было абсолютно плевать на все беды и проклятия, что он посылал на мою несчастную голову, поэтому я выкрикнул поспешное «простите» и велел водителю гнать к аэропорту, пообещав добавить сверху сотню долларов, если он поспешит.

Но довольная улыбка таксиста быстро сменилась нахмуренным лицом. Он уже явно жалел, что связался со мной, потому что я не мог остановиться и подгонял его ехать быстрее и быстрее через каждые пару минут. Мне казалось, что он специально едет медленно как черепаха, хотя, глядя на стрелку спидометра, понимал, что он и так выжимает максимум. Но я все равно не мог остановиться, продолжая нервно покачивать ногой и вертеть головой, приговаривая: «Скорее, скорее!». Мне казалось, что если я опоздаю, то уже не вдохну – умру прямо на месте, провожая взглядом улетающий самолет. Я совершенно не представлял, что скажу ей, как объясню ту бурю чувств, которая захватила меня, когда я понял, что не смогу без нее. Так как же, если даже я не мог разобраться в себе, я смогу сказать ей, что я чувствую? Какие слова подобрать? Взять ли ее за руку? Или просто обхватить ладонями ее лицо, чтобы, не отрываясь от ее глаз, произнести заветные слова?

Единственная связная мысль, что крутилась у меня в голове: «Она нужна мне!».

Стоило таксисту затормозить у аэропорта, я выскочил из него и, запустив руку в карман, кинул водителю несколько купюр, явно превышающих не только проезд по тарифу, но и обещанный мной бонусный гонорар. Не важно! К черту это! И даже когда я подбегал к входу и слышал его летящие мне в спину крики о том, что я сумасшедший, мне было плевать. Наверняка так и есть: я сумасшедший. Безумный влюбленный, спешащий к своей женщине, к своему источнику жизни, к оазису своего существования. Так имело ли значение, что для других я выглядел как полоумный безумец?

Важна была лишь она. Всегда. И я такой идиот, что не понял этого раньше. Или понял, но не давал себе это принять, впустить это чувство в своё искореженное сердце. А она не отступала, залечивала мои раны. Как бальзам, она ложилась на кровоточащие раны и согревала, заживляла, исцеляла меня.

Пытаясь отыскать нужный мне терминал, я кружил по всему аэропорту, перебегая из одного зала ожидания в другой, но никак не мог найти нужный мне коридор. Решив немного успокоится, потому что навряд ли паника мне бы помогла, я остановился около табло прилётов и вылетов. Глубоко вдохнув и закрыв глаза, я постарался привести свои мысли в порядок. Я должен рассуждать здраво, а не прыгать по всему аэропорту как чёртов шарик от пинпонга, отлетая из угла в угол.

Немного придя в себя, я наконец обратил свой взор на светящееся табло и не спеша и сосредоточено стал просматривать подсвеченные строки информации. Нужный номер рейса нашёлся почти в самом конце – самолёт улетал ровно через десять минут. Почувствовав очередной приступ паники, я перевел взгляд по строчке к номеру терминала и постарался идти как можно скорее, но у меня не получалось – все время кто-то путался под ногами. И, когда я, наконец-то, подлетел к нужной стойке, то обнаружил там лишь огромную толпу людей. Ее не было среди них. Значит, она уже прошла регистрацию. Предприняв бесполезные попытки прорваться на самолёт, не имея ни билета, ни паспорта, я отступил и решил обдумать, как мне поступить дальше. Казалось, что все сговорилось против меня, против моего желания остановить ее, предложить быть со мной, остаться…

Сердце больно кольнуло. Словно обхваченное ледяной рукой, оно едва держалось, чтобы не обрасти корочкой льда, такой же, какой была покрыта эта неведомая мне тянущая сила; оно сопротивлялось, чтобы не последовать вниз, не упасть в бездонную черноту, в пропасть, откуда уже не выбраться. Я не мог опоздать и не мог позволить ей улететь. Она мне нужна. Больше жизни нужна…

Это ещё не конец!

Бегом я рванул из здания. Слава богу, что это был небольшой аэропорт, поэтому оббежать его не составило особого труда и не заняло слишком много времени. Запыхавшись, я остановился у сетчатой ограды, что отделяла самолёт от меня. Посадка уже закончилась, и они готовились откатить трап от самолёта. Давай, чёрт побери. Соберись. Остался последний рывок.

Если я не справлюсь, она улетит от меня навсегда. И, скорее всего, я больше никогда её не увижу, – повторял я про себя снова и снова.

И эта мысль помогла мне. Я буквально чувствовал, как меня отпускают корни застарелого страха. Страха перед новым, страха вновь полюбить. Но, все же, им на смену сердце прокалывалось новыми шипами, совершенного иного вида страха. Страха потерять эту женщину, взошедшую на борт белоснежного лайнера; женщину, которая вот уже на протяжении долгих лет, несмотря ни на что, оставалась рядом со мной. Спасала меня от себя самого. Не давала тьме полностью поглотить меня. Женщину, которую я люблю. Люблю…

Люблю, чёрт побери!

Меня била дрожь, и я понимал, что времени на раздумья оставалось всего ничего, поэтому решил действовать напролом. Ничто не имело значения, лишь она была важна сейчас. Сейчас и всегда. И потому, слегка разбежавшись, я запрыгнул на изгородь и перелез через неё. Спрыгнув вниз, я весьма неудачно приземлился на асфальтовое покрытие. Боль от вывихнутой стопы отдавалась в бедро, а оттуда – в спину. Еще минуту назад казавшаяся агонией боль от страха стала более настоящей. Словно наказывая меня за глупость, за расторопность, за неумение вовремя признать важное, она пронзала все тело колкими иголками. Но впереди меня маячил самолёт. К чёрту боль и всё остальное. Я справлюсь. Даже если мне придется пройтись по раскалённым углям, я не остановлюсь. Не тогда, когда осознал, что люблю и могу потерять свою любовь в любой момент.

С трудом поднявшись, я, прихрамывая и ковыляя, еле-еле добежал до трапа. Я кричал и умолял их остановиться. Стоило мне подняться к двери, я начал стучать в неё так сильно, как только мог, просил, чтобы меня впустили. В окошке я видел, как испуганная стюардесса спешит открыть мне дверь. Стоило входу распахнуть мне свои объятия, как я стремглав залетел в самолёт, испытывая мимолетное облегчение, что успел, и тревогу, от того, что мне предстоит. Впереди была самая тяжелая часть моего замысла. Но я был готов к ней как никогда и ни к чему еще не был готов.

– Что случилось? Кто вы такой?

– Воздушный маршал. Всё будет хорошо.

– Маршал? Но что случилось?

Проигнорировав её вопрос, я направился в салон. И, буквально через несколько мгновений, увидел её. Наши взгляды встретились, и в её глазах я прочитал испуг, злость, непонимание. Целую гамму чувств. А у меня в это время в голове билась лишь одна мысль: признаться ей. Сказать о своих чувствах. Словно отбойный молоток, который звучал только в одном ритме, разрывался внутри меня: «Люблю, люблю, люблю!».

Походя к ней, я смотрел только на неё, не отрываясь, ловя каждую эмоцию, что сверкала в ее глазах. Мне было абсолютно плевать на других людей, которые наблюдали за мной.

– Что ты тут забыл?

– Я хочу тебе кое-что сказать.

– А я не хочу с тобой разговаривать. Уходи.

– Да я понимаю, почему ты хочешь, чтобы я ушёл. Ты не можешь простить меня за мой обман, да и за все остальное, наверное, – я понимаю. Но я так привык обманывать людей, что уже запутался, где я и где мои настоящие чувства. Я столько лет старался отгородиться от любого близкого общения, что был готов оттолкнуть любого, – слова лились быстро, надрывно, а из-за сбившегося дыхания и боли в ноге говорить было тяжело. Но я не давал ей вставить и слова, мне нужно было выговориться. Поэтому, помолчав лишь пару секунд, за которые постарался перевести дух, я продолжил: – Любого, кроме тебя. Я так боялся – ты не представляешь, как я боялся, Грэйс! Но когда ты сказала, что уезжаешь, и я понял, что, возможно, больше никогда тебя не увижу, то понял, что просто не могу без тебя. Это правда, – я зажал переносицу пальцами, и собрался с духом. – Правда, в том… Что я люблю тебя… Правда, люблю. Боже, как же хорошо наконец-то это произнести, у меня как будто камень с души упал.

Мне и правда стало гораздо легче. Как будто бы я сбросил стотонную плиту со своих плеч и наконец-то мог спокойно распрямиться и вдохнуть полной грудью.

Я стоял и смотрел, как её глаза наполняются слезами, и мне хотелось осушить каждую из них. Её боль причиняла ещё большие страдания, чем та, что терзала мою покалеченную ногу. Я ожидал такой реакции, поэтому, хоть внутри меня и разлилась боль, но я держался.

– Слишком поздно, Джеймс.

– Я понимаю. И всё равно люблю тебя. Ты должна была это узнать. Я обязан был сказать тебе, Грэйс. Я люблю тебя. Так люблю, как никого и никогда не любил. Ты – самое дорогое и единственное, что важно в моей жизни. Ты и есть моя жизнь. Пожалуйста, пожалуйста, останься со мной, не улетай… – я все говорил и говорил, умолял ее, а позади меня уже слышались громогласные шаги. Двое охранников скрутили мне руки. Пока они выводили меня из самолёта, я продолжал говорить, как люблю её. Эти слова одновременно колотили меня, оставляли синяки под кожей, но вместе с тем приносили облегчение: теперь она знает.

На выходе из аэропорта я с болью и безнадёжностью в сердце смотрел, как её самолёт взмывает в воздух. Рассекает воздушное пространство и держит курс на другой конец страны... А моё сердце улетало вместе с ним... И я уже ничего не мог поделать.

Я сделал всё что мог, но ничего не получилось, – убеждал себя, но на деле знал, что я мог больше, чем это.

Если бы не был таким ослом.

Если бы не воспринимал в штыки ее помощь в начале нашего знакомства.

Если бы не позволил ярости настолько ослепить себя, чтобы позволить совершить тяжкий грех.

Если бы не вел себя с ней как последний засранец.

Если бы научился ценить дары судьбы раньше.

Если бы хотя бы на несколько часов раньше вовремя заткнулся. Или сказал то, что нужно было, а не поставил ее в неловкое положение, а себя не выставил на посмешище.

Если бы… Вот я и вернулся к миллиону и одному своих «если».

Медленно прихрамывая, я ковылял по улице и чувствовал внутри себя полнейшую пустоту. Но, на удивление, боли не было. Зато образовалась пустота. На том самом месте, где должно было биться сердце. Оно, как я и думал ранее, просто ухнуло вниз вместе с воспарившим в облака самолетом. Упало, попутно разлетевшись от скорости на кровавые куски, и осело где-то в неведомых мне краях.

Но винить мне было некого. Кроме себя. Я сам всё пустил на самотёк и теперь остался один. Совершенно один. Не будет больше разговоров по душам, не будет наших воскресных прогулок в маленькую уютную кофейню на Седьмой авеню. Я больше не увижу её очаровательной улыбки и не услышу прекрасный, подобный перезвону колокольчиков голос.

Она не виновата в том, что улетела, нет. Что выбрала другого. Более надежного, верного, стабильного. Она просто устала меня ждать. Все хотят счастья и любви, и Грэйс заслужила их сполна. Она столько ковыряется в темных душах других, что и сама может рано или поздно погрязнуть во мраке. Ей нужен якорь, нужен тот, кто вытащит ее к свету, когда будет нужно. А что я мог ей предложить? Я беден душой, скуп в эмоциях, и за душой у меня лишь любовь, которую я так тщательно сдерживал, что позволил ее другим отношениям зайти так далеко. Я не мог дать то, в чем она нуждалась, чего заслуживала. И как бы ни была мне противна эта мысль, мне придётся с ней смириться...

Мои горестные раздумья прервала капля, приземлившаяся мне на руку. Взглянув наверх, я увидел хмурые, чёрные тучи над своей головой. Прогремел гром, и с неба полился дождь. Видимо, кто-то там наверху решил, что для моего дрянного дня не хватило разве что дождя.

Вода всё больше заливалась мне за воротник, но я продолжал медленно брести дальше. Сам не знал куда. Пока в спину мне не просигналил автомобиль, резко, до визга, выжимая тормоза…