Последовала пауза, которая как-то неловко затянулась. Я должна была расспросить его о вещах, существенных с медицинской точки зрения, но щекотливых в личном плане. В конце концов я облекла это в тот самый банальный вопрос:
— Как ты себя чувствуешь?
Веки у него сомкнулись, глаза казались запавшими при свете свечей, но я ощутила, как напряглась под бинтами спина. Рот скривился.
— Не знаю, Англичаночка. До сих пор я никогда себя так не чувствовал. Кажется, я хотел бы совершить одновременно несколько разных деяний, но разум мой протестует, а тело меня предает. Я хотел бы немедленно уйти отсюда и убежать так далеко, как только смогу. Я хочу кое-кого убить. Господи, как я этого хочу! Я хочу сжечь дотла Уэнтуортскую тюрьму. Я хочу спать.
— Камни не горят, — трезво заметила я. — Пожалуй, стоит ограничиться сном.
Его здоровая рука поискала и нашла мою, а рот слегка расслабился, но глаза оставались закрытыми.
— Я хочу прижать тебя к себе, целовать тебя и не отпускать никогда. Я хочу уложить тебя к себе в постель и обладать тобой, как обладают шлюхой, чтобы забыть самого себя. И еще я хочу положить голову к тебе на колени и плакать, как ребенок.
Уголок рта приподнялся, и голубые глаза полуоткрылись.
— К несчастью, — продолжал он, — только последнее из всего перечисленного я могу сделать, не потеряв при этом сознания.
— Ну что ж, в таком случае этим и следует ограничиться, оставив прочее на будущее.
Я тихонько засмеялась.
От него это потребовало некоторых усилий, и он в самом деле едва не потерял сознание, но я присела к нему на кровать, прислонилась к стене, а он положил голову мне на бедро.
— Что это сэр Маркус вырезал с твоей груди? — спросила я. — Клеймо?
Он ответил не сразу. Потом рыжеволосая голова наклонилась в знак утверждения, и Джейми произнес со смехом:
— Печать с его инициалами. Чтобы я весь остаток жизни носил кроме уже оставленных им рубцов еще и его вонючую подпись? Да ни за что!
Его голова теснее прижалась к моему бедру, и дыхание мало-помалу сделалось сонным.
— Джейми?
— Ммм?
— Ты сильно пострадал?
Сразу пробудившись, он перевел взгляд со своей забинтованной руки, призрачно белевшей на темном одеяле, на мое лицо. Глаза закрылись, и Джейми начал дрожать. Встревоженная, я решила, что коснулась невыносимо больного места, но тут же поняла, что он попросту смеется — до слез.
— Англичаночка, — заговорил он наконец, прерывисто дыша. — У меня осталось примерно шесть квадратных дюймов кожи без болячек, ожогов и рубцов. Пострадал ли я?
И он снова затрясся от смеха так, что матрас под ним заходил ходуном.
— Я имела в виду, — начала было я сварливо, но Джейми остановил меня, взяв мою руку и поднеся ее к губам.
— Я понял, что ты имела в виду, Англичаночка, — сказал он, повернувшись ко мне. — Не волнуйся, оставшиеся невредимыми шесть квадратных дюймов находятся у меня между ног.
Я по достоинству оценила усилие, которое понадобилось ему, чтобы пошутить, и легонько шлепнула его по губам.
— Ты пьян, Джеймс Фрэзер, — заявила я и, помолчав, добавила: — Всего только шесть?
— Ну, может быть, и семь. Бог ты мой, Англичаночка, не смеши меня больше, мои ребра этого не выдержат!
Я вытерла ему глаза подолом своей рубашки и дала ему попить, поддерживая голову.
— И все же это не то, что я имела в виду, — сказала я.
— Я понял, — ответил он. — Можешь не деликатничать насчет этого.
Он с осторожностью набрал в грудь воздуха, но все-таки поморщился от боли.
— Я был прав, это менее болезненно, чем удары плетью, но куда отвратительнее.
Горькая улыбка скривила его губы, но в ней был и оттенок юмора.
— По крайней мере я некоторое время не буду страдать от запоров.
Я вздрогнула, а Джейми вдруг скрипнул зубами и задышал часто-часто.
— Прости, Англичаночка… я не предполагал, что все это так глубоко затронет меня. А с тем, что ты имеешь в виду, все в порядке. Повреждений нет.
— Ты не должен рассказывать мне об этом, если не хочешь, — сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно и естественно. — Разве что так для тебя легче…
— Я не хочу рассказывать! Я не хочу даже думать об этом снова, но выбор был недвусмысленным. Нет, моя дорогая, мне не больше хочется рассказывать об этом тебе, нежели тебе слушать, но я должен вытолкнуть это из себя, пока оно меня не задушило… Он хотел, чтобы я пресмыкался перед ним и умолял, и я делал так, клянусь Господом. Мне помнится, я говорил тебе, что можно сломить человека, если в твоей власти причинить ему невыносимую боль. У него была такая власть и такое желание. Он вынудил меня пресмыкаться и вынудил умолять, да и кое-что похуже того. В конце концов он вынудил меня желать смерти.

Его мышцы напряглись и челюсти сжались, но он по-прежнему глядел перед собой застывшим взглядом. Итак, выбора нет. Я должна воспользоваться ножом. Я знала, как велик риск, но мне казалось сейчас, что лучше убить его своими руками, чем сидеть и смотреть, как он умирает.
Я провела ножом две линии крест-накрест у него на груди — по недавно зажившим шрамам. Он ахнул и выгнул спину. Я быстро схватила полотенце и прижала его к ранам, но тотчас надавила на край пореза пальцем и перенесла выступающую каплю крови на губы Джейми. Низко пригнувшись к нему, я прошептала: «Теперь поцелуй меня».
Я не была вполне подготовлена к тому, что произошло вслед за этим. Вскочив с кровати, он швырнул меня через всю комнату. Я споткнулась и упала, больно ударившись спиной о столик, на котором горели свечи. Столик зашатался, фитили ярко вспыхнули — и погасли.
Я опомнилась от удара как раз вовремя, чтобы увернуться от него. Издавая нечленораздельное рычание, он погнался за мной, вытянув руки.
Он оказался и поворотливее и сильнее, нежели я предполагала, хотя ступал неуклюже и натыкался на вещи. На какое-то мгновение он загнал меня в угол между жаровней и столом, я близко слышала его хриплое дыхание. Он нанес удар левой рукой, и, будь его рефлексы и сила в нормальном состоянии, он, несомненно, убил бы меня одним этим ударом. Но я успела отскочить, и его кулак лить слегка задел мне лоб, и я упала, наполовину оглушенная.
Я заползла под стол. Потянувшись за мной, он потерял равновесие и свалился на пол возле жаровни. Раскаленные угли покатились по каменному полу. Он взвыл, попав коленом на горячий уголь. Я сдернула с кровати подушку и придавила ею огненные искры на сползшем с кровати одеяле. Занятая этим делом, я не заметила, как он подобрался ко мне, и тотчас тяжелая затрещина распростерла меня на полу.
Кровать опрокинулась, когда я пыталась подняться, ухватившись за ее раму. Я некоторое время лежала за нею в укрытии, стараясь собраться с мыслями. Мне было слышно, как Джейми охотится за мной в полутьме, тяжело дышит и сыплет хриплыми гэльскими проклятиями. Внезапно он увидел меня и перевесился через кровать, глядя безумными глазами.
Трудно описать словами, что происходило потом: какие-то вещи повторялись по многу раз, и все эти разы перемешались у меня в памяти. Кажется, что пылающие руки Джейми сомкнулись у меня на горле лишь однажды, но это однажды превратилось в вечность. На самом деле это повторялось дюжину раз; я освобождалась от его хватки, ускользала, отбрасывала его от себя, потом все начиналось снова в беспорядочном топтании вокруг перевернутой мебели.
Выпавшие из жаровни угли скоро погасли, оставив комнату в кромешной тьме, превратив ее в ад, населенный демонами. Я увидела Джейми в последних отблесках света: он стоял у стены, со вздыбленной гривой, окровавленный, пенис торчит среди спутанных волос на животе, глаза горят синим огнем на белом как мел лице. Викинг-берсерк. Похож на северных дьяволов, которые прыгали со своих драконообразных кораблей на туманные берега древней Шотландии, чтобы убивать, грабить и жечь. Мужчины, убивавшие до тех пор, пока хватало сил, а когда силы начинали иссякать, они хватали женщин и внедряли в их утробу свое взбудораженное семя.
Маленькая курильница не давала света, но ядовитое дыхание опиума проникло в мои легкие. Угли погасли, но перед глазами у меня мелькали разноцветные огни, плывущие куда-то вбок.
Двигаться становилось все труднее; мне чудилось, что я бреду по самые бедра в воде, а за мной гонится рыба-монстр. Я высоко поднимала колени, но бежала медленно, и вода плескала мне в лицо.
Я стряхнула с себя сонную одурь и поняла, что лицо и руки у меня и в самом деле мокрые. То были не слезы, но кровь и пот кошмарного создания, с которым я боролась в темноте.
Пот. Что-то мне следовало вспомнить о поте, но я не могла. Рука вцепилась в мое предплечье, я вырвалась, но на коже осталось ощущение чего-то влажного.
Демон прижал меня к стене; я чувствовала затылком твердый камень, под пальцами — тоже, и твердокаменное тело напирало на меня спереди, костистое колено втиснулось между моими коленями… снова каменная твердь… и наконец мягкость среди твердости, приятная прохлада среди жара, облегчение великой скорби…
Сплетенные воедино, мы упали на пол и перекатывались по нему, путаясь в складках ковра, который до этого занавешивал окно. Холодный воздух омывал теперь наши тела, и туман безумия начал рассеиваться.