Мороженое? Какого?..

Не то чтобы я не любила мороженое, я его люблю, но я надеялась на новый раунд секса.

– Я уверен, у тебя есть вкусное мороженое, а не это соевое дерьмо, – продолжает он.

– Ага, – признаюсь я.

– Давай, неси, – велит он. – А потом я съем его с твоего прекрасного тела. Я всегда хотел сделать это!

О боже!

– Правда? – спрашиваю я.

– Да, а потом я тебя трахну, – заявляет он, довольный и гордый собой. – То есть, если… если ты хочешь снова.

– Хочу, – отвечаю я с улыбкой.

– Ты потрясающая, – шепчет он, наверное, уже в десятый раз. Хотя я совсем не возражаю.

– Ты тоже, – отвечаю я и, нежно поцеловав его, встаю с кровати.

– Возвращайся скорее, красавица, – говорит он и игриво шлепает меня по попе.

Я смеюсь, оглянувшись через плечо, и, быстренько заглянув в ванную, босиком иду на кухню, светясь от счастья. Отыскав в морозильнике ведерко карамельного мороженого, я пытаюсь собраться с мыслями. Я все еще не могу поверить, что у меня только что был секс с Эдвардом! Как и в то, что он оказался чудесным человеком и отпадным любовником.

О чем думала Таня-Где-Же-Сиськи… кхм, Фальшивые-Сиськи, когда буквально вынудила его уйти? Эх. Ее потеря – мое приобретение.

Я сожалею, что Эдвард так долго состоял в таких дерьмовых отношениях. Это объясняет, почему он так нервничал и не мог сразу подойти ко мне в баре, раз уж он впервые оказался один, с тех пор как… ну, вообще впервые. Он, наверное, вообще никогда не знакомился с женщинами.

Ох черт. Надеюсь, я нужна ему не для того, чтобы наверстать упущенное.

Я отгоняю мысль прочь, потому что даже не собираюсь думать об этом. Эдвард не произвел на меня впечатления такого парня. Он был верен своей девушке, даже когда они долгое время не занимались сексом, и я должна отдать ему за это должное. Многие парни пошли бы налево в такой ситуации. А он явно любит сексуальные приключения. Просто он сдерживался годами. Мне не терпится узнать, что еще он хочет попробовать!

Возвращаясь в спальню с ведерком мороженого и двумя ложками, я не могу сдержать улыбки. Когда еще я чувствовала себя так, трепеща от возбуждения и счастья? Никогда, даже в старшей школе.

Эдвард рассматривает мои книги, когда я вхожу, и смущенно улыбается, увидев меня.

– Прости, мне стало любопытно, и я не сдержался, – говорит он. – У тебя отличный вкус, не удивительно, что тебя взяли критиком, пусть даже тебе порой приходится писать только о книгах.

– Спасибо, я люблю читать, – отвечаю я и кладу мороженое с ложками на прикроватный столик.

– Да, я тоже, – говорит Эдвард, продолжая разглядывать книги. – Разве что у меня немного… Эй! Я ее знаю!

Ой бля! Блябляблябляблябля!

Эдвард заметил фотографию на верхней полке и широко улыбается.

– Это Элис… эм… Брендон! Да, Элис Брендон. Я учился с ней в старшей школе. Она была со мной на большинстве занятий.

Он ослепительно улыбается мне, и, прежде чем я успеваю что-то сказать, снова смотрит на фотографию.

– Откуда та знаешь…

Ой черт! Чертчертчертчерт!

Он только что заметил на фото еще одну девочку, которая стесняется камеры и тщетно пытается спрятаться за крошечной Элис. Фотография была сделана на выпускном, мы обе одеты в мантии и шапочки. Эдвард не дурак. Он видит, что снимок сделан в Форксе, прямо возле школы.

– Белла, – произносит он и смотрит на меня, а потом снова на фото.

– Белла, Изабелла. Это ты. Ты Изабелла Свон, дочка шерифа.

Конечно, он помнит меня как Изабеллу, по моему полному имени. Только друзья называли меня Беллой, а Эдвард явно не входил в этот узкий круг.

– А ты Эдвард Каллен, – говорю я. – Прямо лучшая встреча выпускников, а?

Дерьмо собачье! И зачем я храню эту глупую фотку?

– Ух ты, – тихо говорит он. – Это, правда, ты. Я помню тебя немного.

Я поднимаю взгляд.

– Правда?

– Да. Я всегда сочувствовал тебе из-за проблем со спиной, – говорит он, сутулясь, как и я в то время.

Я фыркаю. Громко и непривлекательно.

– Что? – Эдвард выглядит слегка удивленным, что очень меня радует, потому что я думала, что он разозлится на меня за то, что я скрыла, кто я.

– У меня не было проблем со спиной, Эдвард. Я так ходила, чтобы скрыть грудь.

– Зачем ты это делала? – спрашивает он, нахмурившись. – У тебя красивая грудь.

– Ага. Она не казалась мне такой красивой, когда меня в лицо называли жирной коровой с выменем после занятий физкультурой, – ворчу я, стараясь скрыть боль в голосе.

Как это может причинять боль спустя столько лет?

Называй, как хочешь, как же. Слова ранят.

– Ой.

Ага. Ой. Теперь он видит меня так же, как видели они, а может, даже видят до сих пор. Ситуация ужасно неловкая, мы оба голые стоим в моей спальне, на тумбочке тает мороженое, которое мы собирались есть, занимаясь сексом, а я теперь чувствую себя полной дурой, открытой под его взглядом, с которым я отказываюсь встречаться. Я тянусь за халатом, который свисает со спинки кровати, куда я бросила его, когда принимала сегодня душ.

– Нет, прошу, не надо, – умоляюще просит он. – Прости, я должен был догадаться…

Он не заканчивает предложение, но это и ни к чему. Он знает, как обращались с изгоями в старшей школе Форкса, пусть даже сам он никогда никого не обижал.

– Эй, знаешь, что еще я о тебе помню?

– Что?

Боже, мой голос звучит уныло и глухо. Что случилось с храброй Беллой?

– Твои волосы.

– Мои волосы?

– Я их заметил. Я думал, что у тебя самые красивые волосы. Это было сложно не заметить, потому что всякий раз, когда я на тебя смотрел, твое лицо было скрыто за волосами.

Я чувствую, как он прикасается к моим волосам, смахивая их с моих плеч. Я даже не заметила, как он подошел ко мне.

– Не прячься от меня, – тихо говорит он и наклоняет мою голову, чтобы я посмотрела на него.

Он выглядит, как прежде: так же прекрасен, а его глаза говорят то, что не должны говорить так скоро.

– Би… Белла. Почему ты просто не сказала мне, кто ты, когда я подошел к тебе в баре? – спрашивает он.

– Брось, Эдвард, – фыркаю я. – Ты бы пошел сюда со мной, если бы знал? Если бы знал, что разговариваешь с толстухой?

– Ты не толстая! – твердо заявляет он.

– Я знаю, – киваю я, потому что я действительно не толстая. Мой индекс массы тела показывает, что я вешу чуть больше нормы, но доктор Джеранди уверяет, что этот индекс не берет в расчет комплекцию и особенности фигуры. Я здорова как лошадь, одна из этих больших шайрских лошадей, но все же. Джеранди говорит, что у меня пышная фигура, и мой вес в норме. Лично я думаю, что старый засранец просто любит девчонок с сиськами и задницами, но его слова все равно ободряют. – Я и тогда не была толстой, но большинство из них… ну, я уверена, ты помнишь, – говорю я.

– Они идиоты, – говорит он, держа мое лицо в ладонях и поглаживая по щекам. – И я был идиотом. Ты мне нравилась, Белла.

– Нравилась?

– Ага, ну, настолько, насколько может нравиться человек, с которым ты никогда даже не разговаривал, и которого не видел толком. Я видел твое лицо считанное количество раз, и в выпускном альбоме нет твоей фотографии. Наверное, я позабыл его за эти годы.

На его лице отражается сожаление.

– Ты искал меня в выпускном альбоме? – в неверии переспрашиваю я.

– Искал. Я не забыл тебя, – говорит он. – То, как ты выглядишь… Я всегда фантазировал об этом.

Его руки спускаются ниже по моему телу, и он подходит ближе.

– Мягкая, теплая и естественная, – шепчет он и прижимает меня к себе. – Я не шутил, когда сказал, что ты мечта.

Удивительно, но мы идеально подходим друг другу. Он высокий, с широкими плечами и узкими бедрами, а я маленькая, с узкими плечами и широкими бедрами. Его тело твердое – мое мягкое. Мы полные противоположности, но все равно идеально сочетаемся.

– Ты прекрасна, – говорит он. – Самая красивая, сексуальная и умная женщина, которую я встречал.

– Эдвард, это…

Я не знаю, что сказать.

– Истинная правда, – заканчивает он.

– Тебя не волнует, что подумают твои друзья? – спрашиваю я. – Тайлер, Майк, Джеймс?

– Белла! – хохочет он. – Я уже много лет не разговаривал ни с кем из них. Мне в старшей школе тоже было не так хорошо, как ты могла подумать.

Я вскидываю бровь.

– Да, я был популярен и все такое прочее. Наплевать. Я встречался с главной черлидершей, потому что все этого от меня ожидали. Все было не так плохо. Я получил стипендию, и Таня поехала со мной, но я не был счастлив с ней, даже если со стороны мы выглядели идеальной парой.

Он осторожно опускает меня на кровать и нависает надо мной.

– Правда в том, что мы почти не занимались любовью, и я проводил большинство вечеров дома, работая или дроча под фантазии в своей голове, пока она развлекалась на вечеринках или делала какую-нибудь эпиляцию или что-то еще.

Он улыбается грустной улыбкой.

– Ну как, здорово звучит?

Я качаю головой, потому что все это звучит ужасно.

– Прости, – искренне извиняюсь я.

– Не извиняйся. Это в прошлом. Теперь я вернулся, мне не терпится снова быть с семьей и открыть собственное дело.

Он нежно целует меня.

– И я безумно рад, что встретил тебя, Белла. Не хочу, чтобы мои слова прозвучали банально, но… это была лучшая ночь в моей жизни.

И вот я снова трепещу от счастья. Он все тот же парень, чья улыбка может озарить всю комнату, но теперь он улыбается мне одной.

– В моей тоже, – шепчу я. – Я сразу узнала тебя. Я тоже никогда не забывала тебя, Эдвард. Ты нравился мне тогда… очень. И я часто смотрела на твою фотографию в выпускном альбоме.

Это все, что я готова рассказать сегодня. Надеюсь, что он не попросит показать альбом, потому что его фотография окружена розовыми сердечками, которые я нарисовала.

– А теперь мы здесь, – говорит он.

Я киваю.

– И что теперь будет? – спрашиваю я.

– Что ж, – улыбается он. – Кажется, нас ждет мороженое, Изабелла.

– Пф, не называй меня Изабеллой. Это вызывает у меня чувство, будто я попала в неприятности.

– И попала.

– Да?

– М-м-м, – мычит он и тянется за ведерком. – Ты была очень, очень непослушной девочкой, всю ночь скрывая от меня правду. Я думаю, тебя нужно наказать.

Мое тело вспыхивает от возбуждения. Наказание от Эдварда. Я облизываю губы, глядя, как он открывает мороженое, сидя на кровати, скрестив ноги и не смущаясь своей наготы.

– Как ты собираешься меня наказать? – У меня уже сбилось дыхание.

Он окунает ложку в мороженое и улыбается мне.

– У тебя есть что-нибудь, чем я мог бы тебя связать? – спрашивает он слегка нерешительно.

– У меня есть наручники, – тут же отвечаю я и указываю на «чудо-ящичек» в прикроватном столике. Да, мне нравится «Секс в большом городе», пусть даже я не влезла бы ни в один из их нарядов нулевого размера.

Глаза Эдварда светятся, и я не могу не заметить, что его возбужденное состояние отражается и в других местах тоже.

– Плохая девочка, – мурлычет он. – Неси свои наручники.

Я тут же достаю их и слышу позади себя тихий стон, когда встаю на колени на кровати и наклоняюсь к ящичку.

– Что ты собираешься со мной делать? – спрашиваю я, отдавая ему наручники.

Уверена, он видит, как сильно я возбуждена. Он улыбается и съедает ложку мороженого, громко постанывая, когда кремовая вкуснятина тает у него на языке.

– Тебя ждет самое страшное наказание, которое я могу придумать, – говорит он, с суровым взглядом. Суровым и сексуальным. – Я прикую тебя к кровати…

– Да? – чуть не взвизгиваю я.

– А потом…

– Да?

Ох, прошу, скажи, что отшлепаешь меня! А потом успокоишь мой разгоряченный зад мороженым! Ух ты, да я все тщательно продумала.

– Я съем все мороженое в одиночку, а ты будешь сидеть и смотреть! – смеется он.

Он подшутил надо мной. Сукин сын!

– А ну отдай! – кричу я и бросаюсь к нему, чтобы отобрать у него ведерко. – Ты его не заслужил, ты дразнишься!

Эдвард смеется, пока мы игриво деремся. Это такой прекрасный звук, что я едва не забываю, какой он отвратительный приколист, и что мне нужно надрать ему зад. Вдруг он размазывает большой кусок мороженого по моей груди, отчего я взвизгиваю и пытаюсь уползти, пока Эдвард не притягивает меня обратно и не начинает безжалостно щекотать.

Мы катаемся по кровати, перепачкав все в мороженом. Я смеюсь, как не смеялась еще никогда. Он захватывает меня в плен под своим телом, прижимая мои руки к изголовью кровати, и начинает лизать и посасывать мою грудь и шею, а потом наконец целует меня. Я ощущаю вкус мороженого на его холодном языке и чувствую его возбуждение, прижатое к моему бедру. Он приподнимает голову и смотрит на меня, его глаза все так же сияют от веселья.

– Белла, – говорит он, – Что ты делаешь завтра?

Я решаюсь. В старшей школе мне никогда не хватало на это смелости, но теперь хватает.

– Показываю тебе город, а потом веду на ужин?

– Потрясающе, – шепчет он, обнимая меня и целуя.

Не знаю, что он имеет в виду: наше завтрашнее свидание или то, как я выгляжу. Но это не имеет никакого значения. Мы лежим обнаженные, перепачканные в мороженом и счастливые, и Эдвард смотрит на меня взглядом, который говорит все. У нас завтра свидание. А сегодня у нас есть мороженое и наручники и совместное принятие теплого душа. А потом я засыпаю в его объятьях, чувствуя себя счастливой и довольной. И пускай в моем возрасте это уже не имеет никакого смысла, я снова влюблена, и, кажется, Эдвард тоже. Это потрясающе.

– Потрясающе, – мычит Эдвард на следующее утро, пробуя мои блинчики и с обожанием глядя на меня, одетую в один только кухонный фартук.

– Потрясающе, – стонет он через двадцать минут, склонив меня над кухонным столом и доводя до вершин блаженства.

– Потрясающе, – произносит он с трепетом год спустя, поднимая мою фату перед нашими семьями и друзьями.

– Потрясающе, – шепчет он два года спустя, впервые взяв на руки нашу новорожденную дочь.

И я согласна с ним. Это потрясающе. Наша любовь, наша жизнь. Все это потрясающе.

Предыдущая глава