Глава 3. Причинно и следственно

Американский север в преддверии войны был похож на прожорливого стервятника, который все не мог насытиться. Ел он с аппетитом, не гнушался ни беглыми рабами, искавшими лучшую долю; ни иммигрантами, прибывшими в страну «нескончаемых возможностей», чтобы начать жизнь с чистого листа; ни собственным народонаселением, погрязшим в коррупции, пьянстве и разврате. Он перемалывал их жизни, надежды, веру, отрыгивая на обочину бытия поломанные человеческие останки. Отрадно было видеть такую животрепещущую картину, с коей могли сравниться только пейзажи адской пустоши – печалило лишь то, что оное никак нельзя было приписать действию пресловутой нечисти. Оглянись – и ничего сверхъестественного на километры вокруг. Все обыкновенно, скучно, все ро́вно так же, как и столетия назад: передел власти, борьба за выживание, утрата жизненных ценностей, жажда обогащения. Люди… люди – презренные создания, покорные черным порокам. Демонам, пожалуй, и вмешиваться не было нужды, жадные до власти прихлебатели сами сделают всю грязную работу: вооружат, насадят массам мнимую идеологию и отправят убивать и умирать.

Ах, гражданская война… разве могло существовать в этом мире что-то более порочное? Разумеется, нет! Каинов грех во всей красе: брат против брата, сын против отца, единый народ друг против друга. Того, кому не давеча, как вчера пожимали руку, сегодня готовы были сдать с потрохами, лишь бы самим не утонуть в яме крови. Темным князьям было отчего возликовать. От одной мысли о том, сколько грешной энергии потечет в Ад нескончаемым потоком, у демона на лице появилась довольная ухмылка. И пусть Абаддон пожинает плоды войны завтра, Асмодей знал, что этот день принадлежит ему. В общем-то, не без оснований, ибо пока южане проигрывали за карточным столом собственных рабов, скрывая за маской благородных джентльменов истинное лицо, северяне утопали в распутстве и грехе, коротая ночи в борделях и игорных домах, проигрывая собственную честь, гордость и жен. А там, где было место предательству, ревности, злобе и похоти, находилось место и для него – короля плотского порока. И выбрал он себе лучшую ложу в театре человеческих трагедий. Правда, чтоб спокойно наблюдать за готовящимся спектаклем, нужно было написать к нему захватывающий сценарий, который оценят другие зрители, обитающие по ту сторону времени. И хоть на полное авторство демон претендовать не решался, все же возымел твердое намерение кровью вписать свое имя на страницы этой истории.

А тут и шанс такой представился. И как удачно! В тот момент, когда небесная канцелярия четко дала понять, что не допустит инфернального вмешательства в дела властителей зыбкого мира в Новом Свете, он практически получил пригласительный билет в дом одного из них. И главное, на вполне законных правах, теперь его вмешательство не сможет ни черт, ни ангел оспорить. Все честно, и никакой политики, исключительно дела сердечные – его компетенция! Ведь разве мог он, О-Великий-Асмодей, пропустить мимо ушей темную молитву? Разве мог он отказаться от души, которая по доброй воле отдалась в его руки? Да и не он в ней темные мысли пробудил, не он принудил к сделке, не он имя соперницы на ушко нашептал. Он лишь выполнил свою «работу», и договор подряда ему железным щитом стал, оправдывая вмешательство в жизнь столь значимых для войны особ.

Пройдя квартал «красных фонарей», являвшийся его негласной вотчиной на Земле, он скользнул в темный проулок, соединяющий главную площадь Вашингтона с набережной, пересек мост и остановился у двухэтажного особняка. На вид полная безвкусица: никакого шарма средневековых замков, никакой тайны, никакого величия. И пусть не было в этом доме той раздражающей глаз пестроты зданий Нового Орлеана, но и классической утонченности здесь тоже не наблюдалось. Все эти резные наличники на крышах и окнах, балюстрады на перилах, многочисленные балкончики и открытые террасы представляли собой вычурное архитектурное нагромождение. Пожалуй, даже его пещера была куда более интересным образчиком зодчества: выглядела пусть и небогато, но внушительно – наполовину выступающая из скалы, врезанная прямо в каменные недра, она была выполнена в романском стиле, несколько грубом, но достаточно сбалансированном и строгом – под стать своему хозяину. А тут… настоящее преступление против искусства! Как уважающие себя мужчины вообще могли жить в домах, напоминающих по количеству украшений бальные платья их жен. Только за одно это, по мнению Асмодея, несчастных стоило отправить на недельку в Ад. Впрочем, он проделал весь этот путь не для того, чтобы любоваться убогостью архитектуры.

Закрыв глаза, рыцарь Преисподней прислушался, пытаясь уловить биение сердца той, что должна была возложить свою жизнь на жертвенник войны. Вот оно, на втором этаже угловой опочивальни – своих жертв демон распознавал безошибочно. Мерное, тихое, пребывающее в сладких объятиях Морфея, это сердечко еще не подозревало о том, что скоро навсегда замолкнет в груди. И по счастью, в биении своем оно было не одиноко. Совсем рядом трепетало другое сердце, более грешное и более привлекательное, но по условиям договора неприкосновенное. А жаль! Очевидно, заправский повеса Арестас Шерман решил скоротать эту ночь в объятиях собственной жены. Что ж, похвально! Будет кому держать умирающую за руку и нашептывать ей сказочки о Рае и вечной любви.

Асмодей сделал глубокий вдох. Давно он этим не занимался, больше восемнадцати веков. Последний раз его внимания удостоилась римская императрица Мессалина, до сих пор носившая венец самой похотливой женщины мира. Как такую да пропустить?! Будь у нее в распоряжении бесконечность, она бы и самого князя блуда по количеству сношений обошла. А тут-то дело было иное, заурядное, обычному черту по силам. Да и не по чину князю Ада заниматься такими мелочами. Перепоручить бы это дельце и забыть, да только Асмодей на своей шкуре уяснил, что любое деяние будет исполнено в лучшем виде лишь тогда, когда вершится оно руками заинтересованного лица, да и доверия у павшего серафима ни один демон нынче не вызывал.

Часы на башне Капитолия пробили полночь; и едва затих последний удар – время остановилось. Застыли облака на небесах, замолкли сердца в доме, замер в полетном прыжке чернокрылый ворон, «окаменели» часовые у ворот. Казалось, будто остановилась сама жизнь, но ее течение было необратимо, и темный силуэт в плаще, в мгновение ока обратившийся солдатом Конфедерации, был тому наглядным подтверждением.

– Еще бы им не проиграть войну, – недовольно буркнул Асмодей, – доспехи поменять на тряпки и после этого возносить речи о победе. Смех и только, – солдатский мундир демону сразу не приглянулся, да и удобным его назвать было сложно: слишком узок в плечах, притален, воротник-стойка перетягивал шею, да и от попадания пули грубая ткань защитить не могла. Что ж, падшим это только на руку, больше жертв к ним в сети попадет.

Смешавшись с ночным мраком, едва уловимым ветерком Асмодей проник в дом, пролетел по таким же безвкусным, нагроможденным предметами искусства, коридорам, просочившись в спальню.

– Смерть в моем лице не забирает спящих, – громогласно проговорил он. Женщина, до этого мирно прижимавшаяся к супругу так и подпрыгнула от страха.

– Что за шутки? – послышалось недовольное мужское рычание. – Я прикажу тебя вздернуть на виселице, несчастный.

– Кто здесь? Что Вам нужно? – пролепетал испуганный голосок.

– Палачу нет нужды представляться! – зажигая свечу, произнес Асмодей. Дрожащее пламя вспыхнуло в комнате, силясь разогнать сгустившийся мрак, в котором будто драгоценные камни засияли демонические глаза. Женщина вскрикнула, инстинктивно прикрываясь одеялом, а вот муж ее не растерялся, ухватившись за кольт, лежащий на прикроватной тумбочке. – Не советую, – с нечеловеческой скоростью подскочив к мужчине, прошипел он, выбивая оружие из его рук. Раздался выстрел, и пуля, со звоном разбив зеркало, застряла в стене. – А вот это точно не к добру! Примета плохая. Да и дом вы весь перебудите.

– Как Вы сюда попали? – прошипел мужчина, пытаясь вырваться из стальной хватки. – Дом охраняют.

– Разве это охрана, милейший? Один наш воин стоит десятка ваших!

– Что? Что здесь происходит? Это выстрел! Из комнаты Арестаса! – послышался оживленный гомон за дверью, а следом начали ломиться внутрь. Что ж, выступать на публике Асмодей любил, но все, что здесь произойдет, не должно было открыться массам, а потому, взмахнув рукой, он словно забаррикадировал дверь невидимой преградой.

– Откройте! Что там? – продолжали неистовствовать обитатели дома, выламывая непоколебимые двери. – Отзовитесь!

– Это южанин, – вскрикнула Эсфирь, но свободной рукой Асмодей вжал ее в подушку. Да так, что девушка едва не задохнулась.

– Да будь ты проклят! – прорычал мужчина, вцепившись зубами в его руку. Первым желанием демона было размозжить ему голову за подобную наглость. Это ж надо такому случиться, чтоб сын Ада вернулся в обитель падших покусанный обычным смертным. И почему ему всегда так «везло»? Абаддон узнает – от смеха захлебнется, да добрую половину века подтрунивать будет. Рука его уже взметнулась для удара, да так и застыла в воздухе. Ведь сделай он это – контракт силу потеряет, а его выпад как нарушение прямого запрета будет воспринят. Такое уж точно на тормозах не спустят, да и ни к чему Преисподней, еще не оправившейся от собственной гражданской розни, в новую войну с небесами ввязываться. Поэтому просто откинув свою жертву в сторону, да с такой силой, что от удара стены содрогнулись, он перевернул задыхающуюся женщину на спину.

– У нас есть деньги… драгоценности… – взмолилась она, а за дверью все не утихали крики, казалось, уже лом принесли, чтобы дверь выломать. – Возьмите все! Мы… мы Вас не тронем. Берите и уезжайте подальше отсюда.

– Все вы северяне такие – за золото мать родную продадите. По-вашему, мисс, я могу продать собственную Родину? – заметил он, про себя радуясь тому, как безукоризненно было сыграно его возмущение. И все же, падшие были прекрасными лицедеями, и ничто человеческое им чуждо не было.

– Нет, что Вы нет, – возразила она, захлебываясь от слез и страха. – Я...

– Это не имеет значения, – отмахнулся Асмодей, обнажая стилет, который, хоть и лишившись рубина, по-прежнему был сильнейшим артефактом и смертоносным оружием. Раз уж он хотел присвоить сие деяние человеку, то и умереть Эсфирь Шерман должна была без магического вмешательства.

– Боже, я умоляю, охрани, – пролепетала она, вжавшись в резную спинку кровати. – Отче наш, иже еси на неб…

– Тише, тише, – приложив палец к ее губам, издевательски усмехнулся Асмодей. – Ваше обращение мне лестно, а вот молитва явно не по адресу. Не стоит беспокоить доблестных небесных стражей такими пустяками, – в полумраке изумрудным огнем вспыхнули демонические глаза, и женщина побелела от страха, казалось, кровь в ее жилах стала прозрачной, лишив кожу привычного оттенка.

– Кто… кто Вы?

– У меня много имен, но наша суть намного сложнее имени, – склонившись к самому уху несчастной, почти интимным шепотом, произнес он. – Одно первопричинно, другое – следственно.

– Умоляю, – лепетала она, упав к его ногам, да чуть ли не целуя сапоги. – Я… я все отдам, только…

И рад был Асмодей сказать ей, что ему жаль, что не желает он забирать ее невинную жизнь. Да не мог, ибо эти слезливые мольбы не могли тронуть мертвого сердца. Во мраке засеребрилось острие, женщина отползла в сторону, но злополучная спинка кровати преградила путь к отступлению.

– Поверьте, мисс, это только начало Вашего бессмертного пути. Вам там будет хорошо.

– Молю, я в тягости, – закрывая живот руками, вскричала она. Лезвие, которое секунду назад должно было пронзить ее чрево, застыло в опасной близости от кожи. Эсфирь боялась даже вздохнуть, чтобы ненароком не коснуться холодной стали, от которой так и веяло смертельным холодом. – Молю Вас… пощадите…

Рука демона дрогнула, пламя в глазах потухло. Вот она – неразрешимая дилемма, а ведь и вправду не врала Эсфирь, если прислушаться, то два сердечка трепетало в этом хрупеньком теле, второе правда едва заметное, но уже живое. Уговор был на одну жизнь, но чтобы его выполнить, нужно было забрать две. Да и оттянуть его исполнение Асмодей не мог. «Шесть дней!» - точно приговор звучало в голове, то было не его решение, а воля судьбы. Да и нарушить условия сделки было невозможно, тогда их услугам никакого доверия не будет, а если спрос упадет, то Люцифер с него кожу заживо сдерет.

– Иной свет гаснет, не успев явить себя миру, – вонзая в ее тело кинжал, произнес демон. – Ты умрешь в покое.

Она не почувствовала боли, не успела осознать произошедшего, даже не успела захрипеть. Глаза ее расширились, но жизнь в них угасла, а вместе с ней потухла и тоненькая свечка, которая изо всех сил пыталась уничтожить всепоглощающую тень, что заволокла весь этот дом. Асмодей аккуратно уложил женщину на залитые кровью подушки, сомкнув веки.

– Вас навеки соединит смерть, – шепнул он последнее напутствие перед дальней дорогой. – Вас проведут быстро, – оправив запачканный кровью сюртук солдата Конфедерации, демон подошел в лежащему без сознания мужчине. – Очнись, – встряхнув его, прошипел он, вставая подле окна.

– Что за… Дьявол? – все еще находясь на грани беспамятства, проговорил Арестас, повиснув в руках Асмодея, точно тряпичная кукла.

– Самый страшный из всех, – в ответ прошипел он. – А теперь слушай: так же легко, как я проник в твои покои, наши войска пройдут по вашим землям. Наши клинки обагрятся вашей кровью, а кладбищенская твердь увлажнится слезами ваших женщин, которых война превратит в привлекательных вдов.

– Впустите! Откройте! – все еще кричали за дверью, пытаясь сломить запечатанную магией дверь.

– Что там происходит? – выбился громогласный голос, возвысившись над остальными.

– Там был выстрел! И крик! – ответил кто-то из прислуги.

– Да-да, выстрел! – тут же подхватили остальные.

Что ж, пришло время заканчивать это сольное выступление, взмахнув рукой, он разрушил собственные чары, позволив смертным, наконец, проломить дверь. Треск древесины, скрежет железных петель, глухие удары неприятно резанули слух.

– А теперь, прощай! – демонстративно приставляя кинжал к горлу мужчины, прошипел Асмодей, искоса наблюдая за тем, как несколько охранников с оружием наголо врываются в комнату. Еще один выстрел огласил округу, и демон разжал стальную хватку, попятившись назад, прижимая ладонь к окровавленному мундиру.

– Он ранен! – вскричал кто-то из присутствующих.

– Живым! Он нужен живым! – звучал командный голос генерала Шермана. – Мы должны узнать, кто стоит за покушением на моего сына!

– Он убил госпожу! – вскричала одна из прислужниц, с нескрываемым ужасом глядя на окровавленное ложе.

– Господь Всемогущий, за что же?

– Хватайте! – вскричал один из охранников, пытаясь поймать бросившегося в окно Асмодея, который буквально растворился в воздухе.

– Где он? – с нескрываемым удивлением прошипел один из мужчин.

– Ах, вы ничтожества! – ревел генерал Шерман. – Он был у вас в руках, а вы его упустили. Найдите его! Обыщите город. Он не мог далеко уйти.

– Будет исполнено! – наталкиваясь друг на друга, спотыкаясь о собранный в гармошку ковер, прокричали стражники, выскакивая из комнаты. Да только что в том толку, если смертные могли увидеть демона лишь тогда, когда он сам того желал.

В одночасье кругом запылали фонари, и десятки солдат выскочили на улицу, пытаясь поймать таинственного убийцу, а он, удобно устроившись под ветвями раскидистой ели, молчаливо наблюдал за деянием собственных рук.

Тьма, сгустившаяся после полуночи, окутала его своим уютным покрывалом, холодный зимний ветерок приятно ласкал разгоряченную плоть, а крепкая настойка, которую Асмодей медленно потягивал из железной фляжки, приятно обжигала нёбо. Конечно, всё произошедшее демону абсолютно не нравилось. Абсолютно. Он бы даже назвал это безобразие адским геморроем, если бы мог испытывать нечто подобное. Хотя, нет. Видимо все-таки мог, и хоть в причинном месте у него не свербело, но вот последствия содеянного падший ощущал вполне явственно, ибо на душе было как-то гаденько. Так что оное вполне можно было окрестить и так – адский геморрой. Звучало бы очень смешно, если бы не было так грустно, а ведь поначалу оное даже казалось таким забавным. Такая роль отыграна, а вместо оваций – злость на самого себя невесть за что… Асмодей сделал еще один глоток.

– Позвольте составить Вам компанию, любезнейший, – прозвучал мягкий, ласкающий слух голос за его спиной, такой знакомый, будто вырвавшийся из глубин прошлого, чтобы своим приторно-медовым тоном отравить настоящее.

Ну, это ж надо, судьба-злодейка даже бессмертным могла подложить свинью на пустом месте. Князь бездны едва сдержал стон разочарования. Что угодно, но только не это. Кажется, всё предусмотрел, ко всему приготовился, карта легла идеально, но вдруг мироздание подбрасывает то единственное, чего предвидеть не может ни бес, ни демон, ни ангел. А может даже та всем известная парочка, что выше их стоит. Появление архангела еще больше испортило Асмодею настроение. Он обернулся на голос и недовольно протянул:

– О, не думал, что столь важная персона решить почтить своим присутствием эту грешную землю в этот ничем непримечательный день! Как же не позволить-то, Вам по должности позволено присоединяться, вмешиваться… судьбы ломать или вершить. Тут как повезет.

Асмодей окинул взглядом нежданного гостя, явившегося в мир смертных при параде. Видать, очень торопился, что не потрудился себе человеческий облик придать, а потому в своих сияющих доспехах, алом плаще, струящемся меж золотых крыльев, выглядел весьма нелепо в окружении унылого зимнего пейзажа. Белокурые волосы его, собранные в полухвост, раскинулись по плечам, прикрывая наплечники с печатью предводителя небесного воинства, васильковые глаза светились праведным гневом, а губы сжались в тонкую линию, что портило правильные черты его лица. Ох, что-то сейчас будет. Ведь неспроста тот, кто не сходил на Землю тысячелетия, спустился сюда именно в этот час.

– Мы и вершим, пока наши деяния подобные тебе не оскверняют.

– Со старым другом ты можешь не изъясняться загадками. Я тебя всегда пойму, Рафаэль. Зачем ты здесь?

– Другом? Ты осквернил нашу дружбу тысячелетия назад, так что не смей при мне упоминать об этом. Я явился на зов.

– Что ж, тогда ты опоздал. Собственно, как и всегда! Беда сил небесных в том, что вас слишком долго нужно упрашивать.

– Зато подобные тебе являются по первому зову. Ты посмел нарушить всевышний запрет и вмешаться в ход истории. Нам не позволено это!

– И потому тебя прислали меня покарать? – усмехнулся Асмодей, делая глоток. – Что ж, у Создателя своеобразный юмор. В небесной битве ты забрал у меня крылья, на что покусишься теперь?

– На твою жизнь, если потребуется! – вставая подле падшего брата, произнес архангел.

– Вынужден тебя разочаровать – это не в твоей власти. Табу Господа я не оспариваю, действую лишь в рамках своих компетенций, одобренных небесной канцелярией. Сердца разбитые врачую, – Асмодей разжал ладонь, в которой будто в хрустальном шаре чистой энергии отразились не столь далекие события, и тишину разрушил голос молодой особы, назвавшей имя соперницы. – Как видишь, никакой самодеятельности.

– Кроме спектакля с переодеванием! – скрестив руки на груди, произнес Рафаэль.

– Ужель вместе с крыльями мы потеряли право выбирать себе одежду по вкусу, – изобразив недоумение на лице, произнес Асмодей. – Мне нравится этот кафтан, серый прекрасно оттеняет глаза, знаешь ли…

Рука архангела инстинктивно сомкнулась на рукояти меча, серебристая сталь показалась из ножен, но мгновение спустя легла обратно. Как не желал Рафаэль наказать своего высокомерного собеседника – не мог. Ибо ангелы – народ подневольный, способный лишь подчиняться, а поскольку формального нарушения закона не было, и руки его были связаны невидимыми оковами. А то, что заваренная демоном отрава уже бурлила в котле человеческих страстей, отравляя разумы ненавистью, ему уже не припишешь. Ведь не убил же он никого из ключевых фигур, условия сделки не превысил. А предъяви небеса обвинения, так адские законники их в пух и прах разнесут, обвинения умозаключением обозвав. Чертова бюрократия, будь она неладна.

– И что же ты делаешь здесь, раз твой договор исполнен?

– А что не видно? – пригубив янтарную жидкость, произнес Асмодей. – Поправляю здо… – демон осекся, взглянув на архангела, который буквально просиял, услышав эту оплошность. Уж в чем в чем, а отказать Рафаэлю в чувстве юмора и умении остротой отвечать на остроту не мог никто. Идеальный соперник для словесных баталий. То было редкое качество для небожителя, а потому ценимое демоном.

– Ох, неужели служба у Люцифера столь пагубно влияет на такой крепкий организм, что тебе приходится поправлять свое здоровье столь неподходящем для этого месте, да еще и в одиночестве? Или тому причиной дела иного толка? – вполне серьезно, с долей сочувствия осведомился архангел. – Иные ангелы говаривали мне о пагубном влиянии человеческих женщин на тонкие сферы инфернальной материи, но я не предполагал, что это может оказаться правдой... Это действительно неприятность! Позволь мне похлопотать перед твоим руководством о командировании тебя на небеса? Могу заверить, что после пребывания в облачном чертоге ты снова начнешь употреблять огненную воду исключительно для удовольствия, здоровье же твое будет отменным и никакая хворь тебя не одолеет... Кто-кто, а мы врачевать и сердца, и души, и умы умеем!

Рафаэль замолк, не отводя пронзительных глаз от собеседника, словно действительно ждал от него немедленного решения, причем положительного. Хотя в действительности он оценивал тот результат, что произвели его слова. Асмодей был горяч, и реши он нанести удар первым – не пришлось бы искать предлога, чтобы отправить его на суд уже за нарушение перемирия с небесами. Хоть какая-то компенсация за причиненные неудобства.

– Вынужден отвергнуть твое предложение, – осушив фляжку до дна, усмехнулся демон. – В высших мирах, Рафаэль, такая суровая идеология, что я всерьез опасаюсь, как бы в уплату за нечеловеческое здоровье мне не пришлось и вовсе отказаться от этой невинной прихоти. А у падших вашими стараниями не так уж и много причин для радости. Что же касается ран сердечных, то само предположение об оном является невероятно абсурдным. Радует во всей этой истории меня лишь одно, – он повернулся к архангелу, скривив ехидную гримасу, – раз уж ангелы опустились до глупых сплетен, а архангелы до того, чтобы их распространять, в скором времени мы можем рассчитывать на встречу в нашей падшей обители.

При упоминании об этом ангельском грешке Рафаэль раскраснелся от нескрываемой злости. Будь он созданием инфернальным, сейчас вполне бы мог выпустить пар из ушей, но небесному воинству должно сохранять спокойствие и не поддаваться на провокации.

– Что ж, раз чаша опустела, то пора и честь знать, – усмехнулся Асмодей, – к тому же, судя по виду, котелок твой скоро закипит, а на чаепитие я сегодня не настроен.

– Асмодей, эта выходка так просто тебе не сойдет с рук, – окликнул его небожитель. – Я добьюсь твоего наказания. И в нашу следующую встречу, клянусь, я тебя убью.

– Что ж, тогда я буду к ней готов, – растворяясь во мраке, ответил он. Резкий порыв ветра всколыхнул деревья, закрутился спиралью, поднимаясь ввысь, а потом все стихло, будто выбросив архангела в другое измерение, откуда он мог все видеть, но ничего не слышал. Вот они, происки нечистых. Не любил он эти трюки, опасности не представлявшие, но раздражавшие неимоверно. Совсем падшие страх потеряли. Впрочем, Асмодей был прав в одном, делать здесь действительно было нечего. Оставалось дожидаться последствий.

***

Было шесть часов вечера. На удивление теплое зимнее солнце пропускало сквозь легкую полупрозрачную занавесь в опочивальне Авроры золотисто-кровавый поток закатных лучей. Солнечные блики играли на кремовых стенах, отражались в темно-зеленой, как летняя трава, старинной мебели и заставляли пол сверкать точно зеркало там, где их не поглощали персидские ковры. Дыхание зимы витало в теплом воздухе — дуновения прохлады ласкали кожу. Хотя прохладой оное можно было назвать лишь в Новом Орлеане, ведь в родной Франции подобная погода говорила о начале поздней весны, но здесь все было иначе. В воздухе был разлит бархатистый аромат вечерней свежести, смешанный с едва уловимым запахом акаций. За окнами даже в зимнюю пору поражало глаз буйство зелени – настоящий древесно-растительный рай: вечно цветущие розы, магнолии, папоротники, кипарисы, пронзающие своими макушками небеса. И все это дополнялось чарующим пением соек и пересмешников, в преддверии весны репетирующих свои брачные трели. Но ни эта зелень, ни пение, ни жизнь за окном сейчас не прельщали юную деву, готовившуюся к очередному разъедающему душу выходу в свет.

Каждый раз, когда она возвращалась в комнату и находила на туалетном столике одинокую белую розу, девушка уже знала – очередная жертва выбрана, нужно готовиться к скорой жатве. Правда, справедливости ради нужно было сказать, что не только богатые становились жертвами демонических сделок, а потому вместо дорогих салонов Авроре и Лионелю частенько приходилось опускаться на самое дно, но, судя по роскошному наряду, найденному на кровати, – это был не тот случай.

Ярко-алое муаровое платье с воланами из черных кружев искусной работы идеально село по фигуре, корсет стягивал и без того тончайшую талию, подчеркивая полностью сформировавшуюся высокую грудь, на обнаженные плечи легла накидка черного шелка, усыпанная цветами и эти же цветы, окутывая девушку нежным благоуханием расцвели в черных, как смоль волосах, дополняя образ. Аврора, сделав глубокий вдох, с грустью посмотрела на свое отражение. Опять ей предстояло стать предметом сплетен и упреков. Впрочем, ничего удивительного: в то время, как благовоспитанные барышни ее возраста предпочитают нежные кремовые, розовые и голубые тона, подчеркивающие их невинность, Аврора избрала вызывающий красный. Собственно, невинной себя назвать она не могла уже давно, а потому и прятаться за маской ложной добродетели не считала нужным. И коль уж руки по локоть в крови, пусть и наряд будет под стать.

– Ты готова? – произнес Лионель, заходя в комнату. Стуком в дверь он не утруждал себя очень давно, да и сама Аврора привыкла к этому настолько, что не обращала на эту «недозволительную вольность» никакого внимания.

– Да, вполне, – поднимаясь со своего места, ответила она. – Мы можем идти.

– Пока нет, – оглядев девушку с головы до ног, он достал из кармана небольшую коробочку. – Скромный подарок, который сделает тебя королевой этого мероприятия.

– Я бы предпочла остаться незамеченной, – с легкой улыбкой проговорила она, открывая коробочку, в которой, переливаясь всеми гранями, сиял огромный рубиновый кулон на шелковом шнурке. Серьги чуть меньшего размера и элегантный дамский перстенек гнездились в соседних ячейках, огнем горя на фоне черного бархата.

– Позволь? – Лионель повернул Аврору спиной к себе, надевая старинную подвеску. Его руки скользнули по обнаженным девичьим плечам, и губы припали к нежной шее. Девушка слегка поморщилась от щекотки, но игривая улыбка расцвела на ее лице, когда она надевала серьги. – Ты прекрасна! – произнес мужчина, бросив мимолетный взгляд на перстень, одиноко красовавшийся на темной ткани коробочки.

В отражении Аврора заметила этот взгляд, но не нашла в себе сил заменить изумруд, который из-за своего огромного размера выглядел весьма нелепо на тоненьком женском пальчике, на элегантный рубин.

– Я думаю, мы можем идти, – твердой походкой направившись к выходу, проговорила она.

– Мне кажется, – возразил Лионель, – ничего страшного не произойдет, если на этот вечер твой перстень останется дома.

– Хоть моя жизнь и закупорена где-то на дне этого перстня, он не принадлежит мне, и расстанусь я с ним лишь тогда, когда его возжелает забрать истинный владелец, – тоном, не терпящим возражений, ответила она, но встретившись с взглядом Лионеля, до крови закусила губу. Имя Асмодея, впрочем, как и любое упоминание о нем, в этом доме было запретным. Отчасти из-за ревности и двухсотлетнего соперничества, отчасти из-за событий дней давно минувших, но сокрытых от Авроры завесой тайны. Что-то произошло меж демоном и ведьмаком столетия назад, но то было ей неведомо, и она никогда не отваживалась начать об этом разговор, хотя любопытство не давало ей покоя ни днем, ни ночью. – Лионель, я… – уже более нежным голоском пропела она.

– Не нужно оправдываться, я тебя понял, – направляясь к выходу, произнес он. – Буду ждать тебя в карете, спустишься, когда будешь готова.

– Лионель, когда кто-то дарит тебе жизнь, ты уже не владеешь ей единолично, какую-то частичку придется отдать. Это – моя благодарность.

– Благодарность? – усмехнулся ведьмак, подходя вплотную к ней, и в голосе его звучала едва сдерживаемая ярость, коей Аврора не видела уже очень давно. – Да в гробу он видел твою благодарность. Ты уже отблагодарила его своей честью и своей душой, твои слова для него пустой звук. За два столетия через его постель прошло столько прелестных созданий, что он и думать о тебе забыл.

– Достаточно! – ее рука взметнулась в воздухе, но замерла в нескольких сантиметрах от его лица, мгновением спустя сжавшись в кулачок.

– Ну же, ударь, – произнес он, глядя в янтарные глаза, – ты же так этого желаешь!

– Нет!

– Аврора, порой единственный способ идти дальше – это понять, что мешало тебе в прошлом. Оглядываясь назад, ты не вернешь минувшего, но можешь пройти мимо своего будущего.

– Нам пора, – набросив на плечи накидку, произнесла девушка, с легкостью сбегая по лестнице вниз.

В карете повисла тягостная тишина, Аврора даже перестала слышать топот копыт, погрузившись в собственные мысли. Невидящим взглядом она смотрела на ночной город, мимо проползали викторианские особняки Французского квартала. Многие жители, подобно им, направлялись на званый ужин в дом семейства Борегар, иные просто гуляли по тихим улочкам, наслаждаясь прекрасной погодой. Но девушка не видела ничего этого, а в голове, будто приговор, крутились слова Лионеля.

– «Двести лет, двести лет… для смертного это вечность, для падшего – мгновение», – как бы то ни было, Асмодей оказался верен своему слову. Он не нарушал ее покой, ни разу не явил свой лик, и хоть забыть её он просто не мог в силу своей природы, но вполне мог отбросить воспоминания в дальний угол сознания, посчитав незначительными. И это ранило сердце словно кинжалом. Но как такое могло быть? Столько лет минуло с тех пор. Может Лионель был прав, может и ей стоило все забыть и начать жизнь с чистого листа, не страшась призраков прошлого. К тому же, она сделала уже много шагов навстречу неизведанному счастью, с Лионелем ей было хорошо и спокойно. Так почему же она не могла избавиться от того единственного, что еще связывало ее с Асмодеем?

За этими раздумьями девушка и не заметила, как карета покинула город, как строения сменились вспаханными полями и росшими вдоль дороги кипарисами, а вскоре, освещенное масляными лампами во тьме им открылось белое поместье во всей гармонии своих безукоризненных пропорций. С высокими колоннами, широкими верандами и плоской кровлей, оно напоминало горделивую и равнодушную женщину, которая, зная силу своих чар, была щедра и приветлива ко всем, но в то же время недосягаема, а оттого и более желанна. Это был действительно величественный особняк, выстроенный по классическим архитектурным канонам.

На полукружии широкой подъездной аллеи было тесно от открытых экипажей, карет и верховых лошадей. Гости громко приветствовали друг друга, со смехом выкрикивая знакомые имена. Рабы, взбудораженные приездом гостей, сновали меж ними, поднося прохладительные напитки и уводя лошадей в конюшни, чтобы выпрячь их и расседлать. Видимо многие гости решили воспользоваться гостеприимством хозяев, и собирались остаться до следующего дня. Кругом царила праздная суета, глядя на которую Лионель досадливо покачал головой. Какая глупость! Какое расточительство. Этим людям предстоит познать всю тяжесть и лишения войны, а они так бездарно тратили свои средства.

Ведьмак оглянулся, услышав заливистый детский смех: целая свора ребятишек, белых и черных, носились по траве, играя в мяч и чехарду. Они, независимо от положения и достатка, красовались друг перед другом, демонстрируя свою ловкость, скорость и находчивость, стерев меж собой все социальные грани. Вот с кого взрослым стоило взять пример. Никаких предубеждений, никакой ненависти.

Когда гербовая карета Лионеля остановилась у парадного входа, у Авроры зарябило в глазах: просторная, во всю ширину дома терраса была полна гостей. Девушки в разноцветных нарядах с пышными кринолинами напоминали рой игривых бабочек, заполнив лестницу, ведущую в главный холл, — некоторые поднимались, иные спускались по ней, перешептываясь друг с другом, выкрикивая что-то стоящим внизу мужчинам. Да, эти беззаботные стрекозы не пропускали ни один экипаж, с жадностью разглядывая платья потенциальных соперниц. Каждая из них боялась увидеть девушку в похожем наряде, с похожей прической. Ну, право же, что за глупость.

– Ты можешь не разговаривать со мной, пока мы наедине, но не стоит показывать свою злость на меня остальным, – произнес Лионель, удерживая Аврору, которая первой собиралась выйти из кареты. – В присутствии джентльмена здесь дамы не проявляют свою самостоятельность. Пожалуйста, – уже мягче добавил он.

– Как угодно, – возвращаясь на свое место и позволяя первым выйти Лионелю, отозвалась девушка. Хотя в соблюдении этих приличий не было большого толка. Едва она вышла из кареты, сотни глаз нацелились на нее, изучая каждую деталь ее наряда, а секундой спустя послышались тихие смешки «благородных» барышень, шептавших друг другу на ушко очередные глупости.

– Такое платье для незамужней леди, пусть и вдовствующей, что за бесстыдство?

– А украшения – вульгарность! – вторя своей подруге, поддакивала Лорелея Адамс – дочь богатого плантатора, которая к двадцати пяти годам успела прослыть старой девой, не сумев найти себе жениха, а потому длинный язык не давал покоя ее короткому уму.

– Это рубины? Настоящие? Должно быть, стоят целое состояние!

– А перстень. Какая бестактность. Юным леди совершенно непозволительно…

– Да разве ж она леди? Говорят, она осквернила свой род недостойным браком, и живет сейчас лишь милостью своего брата.

А вот реакция мужчин была неоднозначной. Одни смотрели на нее с восхищением, другие с едва скрываемым желанием, третьи – с пренебрежением и завистью. Среди них Аврора сумела заметить знакомые ей лица: у самого входа в дом стоял генерал Борегар, стройный, седовласый, излучающий радушие, столь же неизменно теплое, как летнее солнце Нового Орлеана, подле него две дочери: Эсмина, едва прятавшая суетливое, неприкрытое стремление понравиться каждому мужчине, попавшему в поле ее зрения, и явно чем-то взволнованная, а оттого рассеянная Элеонора. Облаченная в белоснежное платье, расшитое золотыми лилиями, она выглядела очаровательно, но вот энергия, исходившая от нее – настораживала. Дернув Лионеля за рукав, Аврора кивнула в ее сторону.

– О, мадам д’Эневер, Вы учитесь, – усмехнулся ведьмак, склонившись к ее уху. – Но это не наша клиентка, пока нет… слишком мало времени прошло с момента сделки.

– Кто держатель ее души? – поинтересовалась она, не замечая взглядов, устремленных на нее.

– Не могу разобрать! – слегка прищурившись, ответил Лионель. – Тьма еще не сгустилась вокруг нее, а потому и хозяина распознать невозможно. Вот через несколько лет… если ей суждено их прожить.

– Аврора, Лайонел, – послышался приветливый голосок Алексии Штерн, которая с легкостью кошки соскользнула со ступенек, протягивая недавней подруге руку. – Как я рада видеть вас сегодня. Говорят, этот вечер будет особенным, – она, не скрывая задорного огонька в глазах, оглядела девушку. – Платье просто прекрасно! – без капли лести или издевки проговорила она.

– Благодарю Вас, Алексия!

– Ужин будет лишь через пару часов, не хотите ли прогуляться со мной по парку? Здесь такие прекрасные аллеи! Волшебное поместье, не то, что теснота Нового Орлеана! Тут есть, где разгуляться душе.

– Алексия, я бы с удовольствием, – сжимая протянутую ей руку, ответила Аврора, -- но мы еще не успели поприветствовать хозяев этого вечера.

– О, какая же я недалекая, – игриво ударив себя по лбу, отозвалась девушка. – Надеюсь, вы меня извините.

– Что Вы, дорогая, мне не за что вас прощать, – ведомая Лионелем, отозвалась она.

В распахнутых настежь стеклянных дверях Аврора увидела знакомые ей дородные фигуры сестер Тарлтон, в темных платьях, они степенно сидели в гостиной, обмахиваясь веерами; вели неспешную беседу о детях, о болезнях, о том, кто какой союз заключил, и какие плоды он должен принести. Старые сплетницы!

В холле дворецкий, напоминающий в своем черном облачении с белой рубашкой пингвина с подносом в руках, уставленным высокими бокалами, учтиво улыбаясь и кланяясь, предлагал гостям напитки.

– «Что ж, для многих вечер и впрямь будет запоминающимся», – подумала Аврора, глядя на изрядно выпившую компанию молодых людей – заядлых охотников и повес. Братья Бойды: Альберт и Гидеон; юный вояка Энтони Браун; дородный чревоугодник Виктор Литлер и еще несколько юношей, коих Аврора не знала, не обращая внимания на строгие взгляды своих родных, не скупясь, заливали в свои глотки сладкое вино с местных плантаций.

– Мсье Демаре, мадемуазель д’Эневер, рад, что вы почтили нас своим присутствием, – произнес мужчина. – Позвольте представить вам мою дочь, Элеонору. Элеонора, – генерал толкнул в бок застывшую в своих мыслях девушку, которой и дела не было до того, что происходило вокруг. – Элеонора, поприветствуй гостей!

– Простите, – придя в себя, ответила она. – Я… я немного задумалась.

– Ничего страшного, – поцеловав протянутую ему ручку, ответил Лионель. – Красивым барышням многое прощается.

– Благодарю, – слегка раскрасневшись, произнесла Элеонора.

– И, разумеется, Эсмину, – генерал указал на свою вторую дочь, которая кокетливо протянула ручку Лионелю, а когда его губы коснулись белоснежной кожи, игриво захихикала. Да, ее игривость, граничившая с бесстыдством, особенно бросалась в глаза по сравнению с исполненными достоинства манерами ее отца. Что ж, определенно, красоту в этой семье унаследовала лишь одна из дочерей, потому что на фоне старшей сестры, Эсмина выглядела бледной поганкой, лишенной природного благородства и стати. Все ее движения, заученные наизусть не шли ни в какое сравнение с грацией сестры, да и внешностью ее Бог явно обделил, впрочем, как и умом.

– Я очарован, – произнес Лионель, увлекая Аврору вглубь зала.

– И где он? – оглядываясь по сторонам, произнесла девушка. Желаемой жертвы, продавшей душу в обмен на мирские блага, нигде не было видно. Как чувствовала, что за ней скоро явятся жнецы, а потому постаралась укрыться от их пристальных взглядов в толпе.

– Вон, – взглядом кивнув в сторону поджарого мужчины, лет сорока, ответил Лионель. – Его зовут Маркус Хеворт. Он заключил сделку полтора десятилетия назад и, по мнению адской канцелярии, слишком задержался в этом мире. Никому так и не удалось узнать, сколько ему отмерено свыше, но хозяин его души уже не первый год ожидает его.

– И кому же он принадлежит?

– Абаддон!

– Ад сам по себе ужасен, но в обители Абаддон остальные пытки кажутся нежными поглаживаниями, – заключила Аврора. – Что он попросил?

– А что могут просить ему подобные? – риторически заметил ведьмак. – Деньги, разумеется.

– Но ведь род Хевортов был богат. Я слышала, что их предки прибыли сюда из Вест Индии, где сумели сколотить огромное состояние в колониях. Зачем же ему еще больше?

– Род может и преуспевал, пока отец Маркуса, заядлый позёр и игрок, не спустил все семейное состояние на скачках, оставив семью на грани нищеты. Тут-то младший Хеворт и дал маху, выменяв свою душу на золото.

Аврора досадливо сглотнула. Единственная вина этого человека была лишь в том, что он слишком любил свою семью и не мог дать ей упасть на самое дно колодца жизни. Ах, как ей было это знакомо. Она могла найти себе оправдание, когда их жертвами становились убийцы, лицемеры, работорговцы и воры, но когда им приходилось нести смерть людям по-настоящему достойным, душа ее разбивалась на части.

– Лионель, – она хотела было что-то сказать, но звук рожка возвестил о том, что всех гостей уже ожидают к ужину. Хлынувший в парадный зал пестрый поток хихикающих барышень, степенных матрон, энергичных юношей и мужчин, отделил их друг от друга, закружив в этом водовороте.

У входа к каждой барышне подбегал чернокожий паж, провожая к столу. Усевшись прямо в центре растянувшегося по всей длине зала стола, девушка огляделась. Лионель сидел слева от нее с противоположной стороны стола, против него уселась недалекая кокетка Эсмина Борегар, которая, казалось, только и ждала этой минуты, с интересом наблюдая за предметом своего обожания. Рядом с ней, к радости самой Авроры, села Алексия Штерн со своим супругом, одна из сестер Тарлтон уселась по правую руку от Лионеля, а Маркус Хеворт, которого Аврора меньше всего желала увидеть подле себя, расположился как раз против нее, одарив девушку белоснежной улыбкой. И надо ж было такому случиться. Почему из всех именно он? К горлу сразу подступил ком раскаяний за еще не свершенный поступок, и девушка отвела взгляд в сторону.

Когда все стихло, подали первую порцию блюд: легкие закуски из фруктов и овощей сменялись несколькими видами тушеного или запечённого на углях мяса, фаршированными фазанами и кроликами, запеченным картофелем и бесчисленным множеством пирогов с различными начинками. Давно Аврора не пробовала ничего подобного, впрочем, душевные волнения не давали ей насладиться изысканными блюдами. Опустив глаза в фарфоровую тарелку, она привередливо ковыряла вилкой кусок поджаренного мяса, проделывая это с таким изяществом и полным отсутствием аппетита, что бесспорно заслужила одобрение сидевшей рядом сестры Тарлтон, которая, казалось, впервые готова была разглядеть в ее манерах истинную леди. Однако это немое одобрение быстро улетучилось, когда тихое молчание во время еды сменилось оживленной беседой, единственной темой которой в последнее время была война.

– Само собой разумеется, мы примем эту битву, – послышалось откуда-то из дальней стороны стола. Все прочие разговоры сразу затихли, мужчины побросали столовые приборы, обратив свой взор на говорившего, коим оказался уже чрезмерно набравшийся Гидеон Бойд. – Мы разобьем их раньше, чем они успеют оседлать своих коней.

– Да, точно! Они не заслуживают пощады, заносчивые янки, – вставая, подтвердил его брат, которого тут же усадили на прежнее место.

– Наши воины полны отваги! Мы будем сражаться за свои дома! А в их рядах лишь беглецы и наемники.

– Это точно, – вмешался в разговор судья Штерн. – Если они хотят войны, они ее получат.

– Затолкаем им свинец в самую глотку, – проговорил до этого молчавший Маркус Хэворт, явно воодушевленный этой темой. Видимо ему, как продавшему душу Дьяволу, терять особо было нечего, а потому и задумываться о тяжких последствиях войны он, как и прочие, не желал.

– Наш генерал приведет нас к победе! – поднимая чарку, произнес Гидеон Бойд, глядя на Борегара, сидевшего во главе стола.

– За генерала!

– За генерала Борегара, – зал огласил звон хрусталя.

– А Вашего мнения мы еще не удостоились слышать, мсье Лайонел, – обращаясь к Лионелю, смотревшему на эту словесную перепалку с молчаливым снисхождением, произнес Альберт Бойд. – Вы, как приезжий, что думаете обо всем происходящем? Как оцениваете шансы янки?

– Господа, если Новый Орлеан будет осажден, я, безусловно, встану под его знамена, но не для того, чтобы защитить вашу идеологию, рабовладельческий строй и традиции, коих я, как иностранец не разделяю, я сделаю это для того, чтобы защитить то, что мне дорого, – он бросил мимолетный взгляд на Аврору. – Однако хочу сказать, что я не буду горячиться и очертя голову бросаться в драку. Исторический опыт говорит мне о том, что многие бедствия этого мира построились на фундаменте войны. А потом, когда война кончалась, и все разрушилось, никто, в сущности, не мог толком объяснить, ради чего все это вершилось.

– Что ж, звучит вполне достойно! – ответил генерал.

– Я думаю, что мы и без вас справимся с янки! – с вызовом бросил Гидеон Бойд, который уже едва стоял на ногах. – Со знаменами в руках мы пронесемся по их рядам, сминая сопротивление. Круша и громя их.

– Многие ли из вас были на войне? – придав голосу высокомерные нотки, поинтересовался Лионель, глядя туда, где сидели юноши.

– На что Вы намекаете, Лайонел? – начал петушиться Гидеон. – На то, что мы не в состоянии перебить янки? Да каждый из нас стоит сотни таких, как они.

– О, я не намекаю, я говорю вполне открыто. Никто из вас не видел войны, не пробовал пороха на вкус и не испытал всех ее лишений. Что ж, раскрою вам глаза. В войне нет никакой романтики, нет никакого очарования – это всегда смерть, кровь и грязь, калеченные мужчины и брошенные на произвол судьбы женщины. Досадно слышать, что Вы с такой легкостью приговариваете своих матерей, сестер, жен и дочерей к такой печальной доле.

– Вы тоже слишком молоды для того, чтобы говорить об этом с такой легкостью.

– О, поверьте, внешность обманчива, – отмахнулся он. – Я видел достаточно войн, чтобы понять, что их стоит бояться. Вы думаете, что будете скакать по полю боя на красавце жеребце, его грива будет развеваться на ветру, Вы возвратитесь домой героями и пройдете по устланной цветами тропе? Вынужден Вас разочаровать. Вы будете голодать, рыть окопы и спать на сырой земле, вы будете истекать кровью и умирать, а те из Вас, кому посчастливится вернутся, найдут свой дом в руинах, а семью в отчаянии. И не будет больше у вас таких прекрасных балов, не будет пикников, не будет и рабов. Вы возьметесь за мотыгу, и будете бороздить поля, собственными руками собирая хлопок.

– Мы разобьем их! Что сможет эта необразованная толпа против истинных джентльменов?

– Войны выигрывают солдаты, а не джентльмены, Гидеон, и Ваши хорошие манеры никак не помогут вам во время боя. На войне нужно оружие, есть ли оно у вас в достатке, генерал Борегар? – обратив взгляд к хозяину дома, произнес Лионель.

– Наши оружейные склады полны, мсье!

– Это пока не прогремели пушки войны. А что будет потом? У вас нет оружейных заводов, кожевенных предприятий, да и сталелитейных практически нет, впрочем, как и железных копей. У вас нет флота, который сможет отразить атаки, нет железных дорог, чтобы доставлять провиант. Так как же Вы собираетесь поддерживать нужды своей армии? Что будете делать, когда оружие на складах иссякнет? Закидаете северян хлопком?

– Лионель, – проговорила Аврора, всем своим видом призывая «брата» замолчать.

– Милочка, – вытирая салфеткой жирные от мяса губы, произнесла миссис Тарлтон, – негоже леди вмешиваться в мужской разговор.

– Мы ведем торговлю с Англией и Францией, – отозвался один из гостей, - все необходимое оружие мы будем покупать у них.

– Опять же, до тех пор, пока военные корабли янки не установят блокаду. И тогда вы не сможете не только ничего привезти сюда, но и вывезти отсюда. У вас нет ничего, что обеспечит быстрое снабжение армии, зато у вас слишком много спеси, которая сослужит вам дурную службу, когда начнется бойня. Да-да, вы не ослышались, именно бойня.

– Да как Вы смеете? – сжимая кулаки, прошипел юноша. – Наша смелость сломит горы.

– Я не сомневаюсь в вашей смелости, господа, хотя на войне и она может сослужить дурную службу, я сомневаюсь в жизнеспособности армии, лишенной подкрепления. Вы продержитесь несколько месяцев, пока не иссякнут ваши запасы, а потом придет конец. Бывали ли Вы на Севере, Гидеон? А Вы, Маркус? Или может быть Вы, Альберт? Кому приходилось бывать на Севере? Поднимите руки, господа? – Лионель огляделся. – Всего десять человек из доброй сотни присутствующих, из этих десяти три представительницы прекрасной половины этого зала. А кому из Вас приходилось бывать не в прекрасных городах, а на мануфактурах и заводах? Никому! Так я и думал.

– Мы не ведем дел с янки, Лайонел!

– А я сейчас говорю не о дружбе и общих делах, а о производственных мощностях. Я вкладываю средства в строительство дорог, заводов, фабрик и потому мне приходится много путешествовать в поисках подходящих решений, и как следствие – видеть многое из того, что сокрыто от глаз. На стороне севера тяжелая промышленность, верфи, рудники и угольные копи, за ними пойдут приезжие и ваши рабы? А что есть у вас?

– У нас есть Бог, мсье, – осенив себя крестом, проговорила миссис Борегар.

– Мадам, Бог всегда на стороне сильнейшей армии, – брезгливо отмахнулся Лионель, радуясь, что разговор потек в желаемом направлении.

– Вы говорите, как еретик, одержимый демонами, – произнесла Ребекка Тарлтон.

– Демоны преследуют праведников, мадам, – отозвалась Аврора. – Такой грешник, как мой брат, итак принадлежит им.

– Вы считаете, что это все шуточки, Аврора? – строго проговорила мисс Борегар, сжимая в руке деревянные четки. – Вы не веруете? Оттого не ходите на мессы?

– Мы с братом духовные люди, мадам, а не религиозные. Мы верим всем сердцем и всей душой. Верим и в Бога, и в Дьявола, верим в ангелов и демонов, верим в то, что они живут среди нас, направляют нашу душу по хитросплетенным дорожкам судьбы, верим в великую кару, которую несет наша суть после смерти. Верим… – она сделала театральную паузу, оглядывая присутствующих, – что можно выкупить у черта проданную ему душу.

На мгновение наступило растерянное молчание, на лицах присутствующих застыло немое недоумение, смешанное с негодованием. Кто-то смотрел на нее, как на богохульницу, кто-то, как на неудавшуюся шутницу, и лишь в нескольких взглядах застыл интерес, приправленный надеждой. Юная мисс Борегар, до этого рассеянно ковырявшая собственную тарелку, с интересом воззрилась на Аврору, впрочем, как и Маркус Хеворт, и Алистер Эллис – сразу видно по ком зазвонит колокол Преисподней.

– Что за шутки, мисс? – возмутилась Ребекка Тарлтон, едва не подавившаяся вином в тот момент, когда услышала эту недозволительную речь.

– Это не шутки, миссис Тарлтон, – ответила Аврора. – Я родом из небольшого городка на юго-востоке Франции, а там относятся к делам загробным весьма серьезно.

– Вы действительно верите в то, что Дьявол может вернуть проданную душу? – набравшись смелости, произнес Маркус.

– Да, мсье, – вполне серьезно кивнула Аврора.

– Маркус, и Вы туда же? – раздраженно всплеснула пухлыми ручонками Ребекка. – Ладно, эти пылкие юнцы, верующие в сказки, но достопочтенный господин. Как Вы можете верить во всю эту ерунду?

– Меня с давних лет интересуют подобные сказания, – наполовину шутливо, наполовину серьезно ответил мужчина. – Итак, мадемуазель д’Эневер, не разбавите ли Вы скучные дамам разговоры о войне древними легендами и фольклором?

– С радостью, мсье Хеворт, – кивнула девушка, отставив в сторону бокал. – Я думаю, что вам всем известно, что по всей средневековой Европе пылали костры инквизиции. Сотни тысяч женщин были заживо сожжены по обвинению в сношениях с Дьяволом, печальным было лишь то, что большая часть из них не заслужили подобную участь. Не было на их телах демонских печатей, символизирующих принадлежность падшим, – Аврора бросила многозначительный взгляд на Элеонору, которая при упоминании о сигилах, нервно поерзала, пытаясь нащупать под тонкой тканью платья метку Асмодея.

– По-вашему, связь с Дьяволом имеют лишь те, кто носит на себе печать проклятия?

– Безусловно. Как гласят легенды, каждый связанный с демоном носит свое проклятие. Однако многие действительно сильные колдуны научились прятать эти печати, как от демонов, так и от людей. Иные стали выторговывать у демонов годы, а то и десятилетия жизни, чтобы оттянуть свое попадание в Ад.

– Боже, милочка, это все бабушкины сказки, и правды в них ровно столько, сколько и во всех историях о существовании демонов.

– Вы ведь верите в Бога, мисс Борегар?

– Разумеется, – кивнула женщина.

– Тогда Вы должны верить и в противоборствующую силу, в Дьявола, ибо если реален Бог, реален и Люцифер. Добро не может существовать без зла, свет без тьмы – это утопия. Мы бы так не ценили жизнь, если бы не знали о смерти. Это закон равновесия Вселенной.

– Я верю, но то, о чем Вы говорите – это…

– Легенды, мадам, – закончил за нее Лионель, – но легенды эти имеют под собой реальную подоплеку.

– Не имеет значение то, правда это или вымысел, – вмешался в их разговор Маркус, – мы просто наслаждаемся мистической историей. Продолжайте, Аврора… – девушка легко улыбнулась, было очевидно, что рыбка попалась на крючок, самым важным было ее удержать. – Итак, как же согласно поверью людям удавалось переигрывать черта?

– В нашем городке ходили легенды о девушке, которая сумела выторговать себе жизнь у одного из князей Ада. Говаривали, что она продала душу ради спасения близких, но чтобы избежать наказания, провела темный ритуал на тринадцатой могиле.

– О, как же это все таинственно! – явно оживившись при упоминании мистики и дьявольщины, произнесла Элис Грин. – И что это за ритуал?

– Ритуал кровавого подношения!

– О, свят-свят, – перекрестившись произнесла Ребекка Тарлтон. Хотя Новый Орлеан был городом открытым для подобных разговоров, ибо наводнившие его гадалки, жрецы Вуду и странствующие «колдуны» нередко практиковали магию крови, обещая сильные привороты, успехи в деловых начинаниях и прочие безделицы, но тут… тут дело было иное, тут речь шла о торговли душами. А потому подобные речи считались крамольными даже для привычного уха.

– И что же нужно поднести, чтоб возвратить назад свою жизнь? Что говорится в этой легенде? – поинтересовался Маркус.

– В полночь в полнолуние нужно совершить ритуал подношения на тринадцатой могиле. Наполнив небольшую шкатулку собственной кровью, необходимо очертить вокруг могилы круг осиновым колом и произнести заклинание призыва демона, предварительно зарыв шкатулку в землю подле могилы.

– И что это за заклинание? – поинтересовалась Элеонора.

– Не могу знать, мисс Борегар, оно известно лишь тем, кто однажды вызывал демона, а я не имею опыта общения с тонкими материями бытия.

– И все? Обычной крови будет достаточно, чтобы откупиться?

– О, этого я тоже не могу знать, но предполагаю, что все зависит от того, о чем просили падшего. В конце концов, и он, я думаю, может выставить свои условия.

– Я больше не могу этого слушать, – проговорила хозяйка дома. – Эти разговоры – преступление против Бога.

– Это всего лишь сказания, которые знает каждый крестьянин в нашем городке, – возразил Лионель. – Многие всерьез верят в то, что они правдивы.

– Глупости, – возразил генерал Борегар, принимая из рук чернокожего раба конверт с посланием. Сорвав печать, он погрузился в чтение, которое, видимо, беспокоило его ровно настолько, насколько и радовало. Меж бровей у него появилась глубокая морщинка, приветливые черты лица заострились, и губы сжались от напряжения.

– Что-то случилось, отец? – поинтересовалась Элеонора.

– Случилось… случилось покушение на жизнь сына генерала Шермана! – во всеуслышание заявил он. – Говорят, солдат Конфедерации проник в их резиденцию и убил его жену Эсфирь… Видимо, какой-то фанатик.

– О, Боже, – выронив из рук стакан, пролепетала Элеонора, коснувшись своей лопатки, на которой огнем загорелась печать, будто оповещая о выполнении демоном условий сделки. – А как же его сын… как его… Арестас?

– Этот плут жив и, как говорят, невредим. Прикрылся собственной женой, подлец.

– Видите, Лайонел, – торжественно заявил Гидеон Бойд. – Все они трусы, и мы перебьем их, как стадо овец.

Правда, эти слова так и ни достигли цели. И Лионеля, и Аврору сейчас куда больше занимала реакция юной мисс Борегар, которая то белела, словно простыня, то заливалась пунцовым румянцем, тяжело дыша. Рука ее нервно сжималась на лопатке, в том месте, где демоны обычно выжигали собственную печать.

– Мисс, с Вами все в порядке? – поинтересовался ведьмак, понимая, что девушка от волнения готова была потерять сознание.

– Да… я… мне… мне нужно… мне нужно… маменька, позвольте мне отлучиться… мне… дурно, – запинаясь, проговорила она и, не дожидаясь родительского позволения, бросилась по лестнице в собственные покои. Глаза Лионеля и Авроры встретились в молчаливом согласии. Каждый из них пусть и не до конца, но сумел понять, на что променяла свою душу столь юная особа.

– Дамы и господа, кажется, мы засиделись за столом, – вытирая руки о салфетку, произнесла хозяйка вечера. – Каждый из вас найдет здесь развлечение по интересам.

В соседнем зале послышались звуки вальса, и юные девицы, чьи танцы были расписаны до конца вечера, ринулись вперед, высматривая своих кавалеров, мужчины постарше вооружившись трубками и портсигарами направились в кабинет, желая скоротать время за беседой и карточным столом, влюбленные парочки нашли уединение в тихих, наполненных ночной прохладой садах, а степенные дамы, которые по обычаям Юга предпочитали держаться особняком, расселись на удобных диванчиках, делясь впечатлениями от вечера.

– Аврора, я просто восхищаюсь Вашей смелостью, – проговорила Алексия Штерн, подхватив девушку под руку и увлекая ее вглубь зала. – Вы не побоялись говорить о таких вещах… Вы действительно верите в это?

– Тонка грань между реальностью и вымыслом, я уже не знаю, во что верить, – уклончиво ответила Аврора, проводив взглядом «брата», который по обыкновению решил перед отъездом сыграть партию-другую, оценивая таланты тех, с кем придется играть в иную игру.

– Признаюсь, Вы и Ваш брат сделали этот вечер незабываемым, даже привычные для слуха разговоры о войне Вы сумели обратить в жаркую дискуссию. Вы… вы оба говорите так, будто ведете нескончаемую войну, и она стала такой привычной для вас, что вы не побоялись выступить против них в одиночку и одержать победу.

– В одном Вы правы, Алексия, порой мне кажется, что наша война длится целую вечность, – заметила Аврора, прикрыв своей ладонью ее ручку.

– Аврора, позвольте мне проявить некоторую бестактность? – проговорила Алексия.

– Неужели Вы на нее способны? – игриво ответила собеседница.

– Я не могла не заметить, что Вы никогда не расстаетесь с этим примечательным перстнем, но так же я не могу не заметить, что он старинный и… мужской.

– Вы наблюдательны, Алексия, – спрятав ладонь в складках пышной юбки, ответила Аврора. – Это фамильная драгоценность, с которой я не могу расстаться. Сантименты…

Алексия молча кивнула, про себя отметив, что подобные реликвии передаются по мужской линии, и если бы перстень действительно принадлежал кому-то из их предков, то единственным обладателем подобной роскоши мог быть только Лионель. Однако, будучи дамой благовоспитанной, она предпочла умолчать о своей догадке, сделав вид, что поверила этим словам.

– Позвольте, мадам, пригласить Вас на тур вальса, – произнес высокий темноволосый юноша, склонившись перед Авророй. Имени его девушка не помнила, но, судя по акценту, он был выходцем из Саванны.

– Простите, но я не танцую, когда можно не танцевать, – с приветливой улыбкой ответила она.

– Но нынче нельзя, – отозвался юноша, подавая ей руку.

– Что ж, раз нынче нельзя, так пойдемте, – отозвалась она. – Надеюсь, Вы меня извините, Алексия.

– Ну что Вы, было бы настоящим преступлением, если бы я присвоила Вас на целый вечер.

Раздались первые звуки вальса. Аврора шагнула ближе к незнакомцу и сжала его ладонь. Да, припомнить тот момент, когда она последний раз танцевала на балу, было сложно, наверное, это было целую вечность назад. И теперь девушка всерьез побаивалась, что сразит назойливого кавалера наповал своей неуклюжестью. Ричард, так звали юношу, с легкостью сделал первые па, увлекая ее в круг танцующих. С непривычки у девушки закружилась голова, и уже через несколько минут она почувствовала, что если сейчас же не остановится, то рискует упасть прямо в самом сердце танцевального зала.

– Что с Вами, – проговорил юноша, отводя ее в сторону, – Вам дурно?

– Пустое, немного кружится голова, – ответила она, взяв его под руку. – Не могли бы Вы отвести меня к моему брату?

– Разумеется, мадам, – выводя девушку из зала под осуждающие или завистливые взгляды, произнес Ричард. – Должен сказать, Аврора, Вы женщина редкого темперамента, восхитительного темперамента, и я готов преклониться перед Вами.

– Мсье, колени стоит преклонять лишь на молитве, – спокойно отозвалась она, делая вид, что не приняла сей комплимент всерьез.

– Вы выгодно выделяетесь на фоне всей этой притворной робости и кокетства. Давно Вы приехали в нашу страну?

– И даже очень, – остановившись на верхнем пролете лестницы, ответила Аврора. Мало-помалу ощущение дурноты стало проходить. Еще немножко, и она совсем придет в себя. Бешеное сердцебиение потихоньку успокоилось, и жаркий румянец отступил от щек.

– Пожалуйте, нам сюда, – раскрывая перед ней дверь кабинета, ответил юноша. Первое, что бросилось девушке в глаза, как ни странно, густой табачный дым. Белесой поволокой он укрыл все пространство, размывая очертания предметов и силуэты людей. От неожиданности она даже закашлялась, обратив на себя заинтересованные взгляды.

В самом дальнем углу Аврора увидела Лионеля в компании все того же Маркуса Хеворта, генерала Борегара и еще нескольких мужчин. Восседая за зеленым суконным столом, они сосредоточено взирали карты, погрузившись в какой-то разговор. Опять до нее донеслось это ужасное слово «война», было очевидно, что послание о покушении на жизнь генеральского сына, которое с таким легкомыслием было воспринято молодежью, вызвало нешуточное волнение в рядах старшего поколения. То, что война семимильной поступью приближалась к южным границам, и теперь счет шел на недели, если не на дни, понимал каждый, как понимал и то, сколь тяжкими будут следующие несколько лет.

– Что случилось? – увидев Аврору под руку с незнакомцем, произнес Лионель.

– Мадам почувствовала дурноту во время танца, – констатировал юноша, – пожелала, чтобы я привел ее сюда.

– Для меня удивительно, что моя сестра вообще решилась на танец, – оставляя карты на столе, произнес Лионель. – Итак, я пас. Господа, сколько же я вам проиграл за сегодня? – игриво заметил он.

– Двести долларов золотом, мсье.

– О, мой долг растет, – подписывая долговое обязательство, усмехнулся ведьмак. Пока мужчины отшучивались, провожая выбывшего игрока, Аврора подняла две карты, сброшенные Лионелем. Тузы, и на игральном столе еще пара. С такими картами он вполне мог бы побиться за победу, но сдался с такой легкостью. Она недовольно нахмурила лоб.

– Ты позволил им выиграть? – проговорила она, когда за ними закрылись двери усадьбы Шерманов.

– Иначе они не согласятся на партию с другими ставками, – равнодушно заметил ведьмак, помогая своей спутнице влезть в карету. – Нам остается лишь ждать полной луны.

Предыдущая глава || Следующая глава