…Когда «наказание» было кончено, блондинка едва находила в себе силы дышать. Она лежала на боку на столе и любовалась Дорианом. Скользила замутнённым наркотической негой взглядом по рельефному мускулистому телу и улыбалась своей женской судьбе. Обнажённый красавец колдовал у плиты, по его ещё не остывшей от горячки любви коже сбегали капельки пота. Они казались Анжеле бриллиантовыми росинками. Способность здраво мыслить медленно возвращалась к женщине, пока что не могущей решить, где находится её душа: на небе в раю или в царстве возрождённого земного эдема.

- Ты хорошо себя чувствуешь? – оглянувшись, поинтересовался Дориан и перевернул шкворчащий на сковороде кусок мяса.

- Никогда лучше мне не было, чем теперь! - Анжела счастливо улыбнулась.

- Может быть, тебя отнести в кровать? - Шатен подошёл к столу, наклонился и нежно поцеловал женщину. - Поспишь, придёшь в себя. Я ещё час буду готовить фирменное блюдо к праздничному ужину. - Он ласково провёл ладонью по плечу, талии и бедру женщины.- Мне нужно ещё обжарить мясо, после доварить соус, сделать на гарнир картофельное пюре, не забыть о салате и воздушном десерте, – мужчина улыбнулся. - Так отнести тебя?

Анжела отрицательно покачала головой, взяла руку Дориана и мягко поцеловала в ладонь.

- Когда есть возможность, я не хочу расставаться с тобой ни на секунду! Хочу смотреть и смотреть в твои гипнотизирующие, притягивающие, как птицу небо, лукаво-озорные глаза. Любоваться сексуальной ямочкой на мужественном подбородке. Наслаждаться твоим гордым профилем и большим носом, нелживо намекающим, что у тебя есть действительно крупное мужское достоинство! - покраснев, женщина засмеялась.

Дориан широко улыбнулся, демонстрируя идеальный прикус белоснежных зубов. Погладил по голове блондинку, чмокнул её в висок и отошёл к плите.

Анжела же продолжила: - Любоваться твоими губами, то нежными, то суровыми, и грешными, и святыми, но всегда манящими. Твоей аристократически утончённой и в тоже время воинственно грубой натурой. Твоей упругой задницей!

- Неужели я действительно так хорош? - шатен с тёплым смехом прервал приподнявшуюся на руке блондинку. Посмотрел на Анжелу сияющими чуть прищуренными глазами. – Правда красив?

- Неотразимо!

Шатен с очень довольным видом кивнул и, криво улыбнувшись, спросил:
- А как любовник насколько хорош? Честно! - Строго сдвинув брови, указал он на блондинку металлической лопаткой. - Иначе отшлёпаю.

- Так себе, средненько. – Анжела повела плечом, облизнула нижнюю губу. В её глазах плясали чертенята, но она очень старалась, чтоб у неё на лице была лишь несколько небрежная серьёзность.

Шатен нахмурился.

- Неправда, я в сексе и по жизни – Бог! - с обидой и строгостью во взгляде заявил он. – Но кары не будет, я тебя милую. У меня отличное праздничное настроение! - он звонко расхохотался.

- Дориан, так нечестно! – с разочарованием вскрикнула Анжела. Приняла сидячее положение. – А если я тебя самовлюблённым негодяем обзову, ты сменишь милость на гнев? – Её грудь взбудоражено вздымалась, по телу прокатывалась дрожь, кожа пылала желанием таять под прикосновением рук любимого мужчины.

- Нет. Я соглашусь с таким правдивым определением! – Шатен подошёл к женщине и подарил ей мягкий поцелуй.

- Но, Дориан... – умоляюще простонала блондинка, обвивая его шею руками и обхватывая ногами талию. – Что мне нужно сделать, чтобы ты меня снова наказал? Может быть, мне выйти на улицу голой? – с дразнящей интонацией вопросила она, утопая в смеющихся светло-синих глазах.

- Попробуй... – шатен хищно улыбнулся.

- Нет, – Анжела решительно мотнула головой, крепче прижимая ногами к себе любимого. – Я не хочу расставаться с тобой и на секунду!

- Это хорошо, иначе я бы наказал тебя совершенно иначе, чем ты хочешь. Запер бы в шкафу на пару часиков. Потому что дай я тебе желаемую кару – твоё сердце сейчас не выдержит и умрёт от переизбытка эйфории. Даже в любви необходимо знать меру, если не собираешься убить ею и рассчитываешь сам жить долго и счастливо! – Дориан чмокнул в лоб явно огорчённую женщину. – Отпусти меня, если в твои планы входит не разлучаться со мной до ужина и провести праздник со мной, а не в компании паучка или мышки в старом шкафу, пылящемся в чулане, – шатен, облизнув губы, озорно улыбнулся.

- У тебя самомнение до луны... и характер... ты дикобраз, – буркнула блондинка, освобождая бёдра Дориана из плена своих ног. – Ничего бы с моим сердцем не сделалось. Тебе как мужчине нужно отдохнуть, вот и всё! Но деликатно сообщить мне об этом раздутая непомерно гордость мешает, и ты в угоду ей запугиваешь меня и глупо превозносишь себя! – высказалась она в горячке расстроенных чувств и, только заметив, как похолодел взгляд мужчины, очнулась, испугалась, что затеяла опасную игру с огнём, и прошептала: - Извини, если я тебя обидела, я не хотела! Я дура, говорящая часто полную чушь. Не обращай вним...

- Нееет... – протянул шатен с улыбкой, приложив пальцы к губам женщины. – Первое: моё самомнение больше вселенной! Второе: по характеру я гораздо колючей дикобраза! Третье: возможно, твоё сердце бы выдержало и целую ночь моей несдерживаемой страсти, но проверять это на практике я не стану, не стану рисковать жизнью, на которую у меня особенные планы, а не лишь стремление ею развлечься! Четвёртое: как мужчине мне требуется отдых только когда я посчитаю, что у меня имеются занятия важней получения удовольствия от секса! Пятое: моя раздутая гордость мне всегда исключительно помогает! Шестое: я предупреждаю, не запугиваю. В противном случае ты бы уже сидела под столом, а не на нём! Седьмое: глупо превозносит себя тот, кто ничего не стоит. А у меня есть цена, и она очень внушительная. Многие платят бесконечно дорого за один лишь взгляд в мои глаза, свободные от притворства! Восьмое: ты меня нисколько не обидела, напротив, я услышал приятные мне правдивые слова и принимаю их за комплименты! Девятое: я не дурак и, следовательно, не могу иметь ничего общего с дурой. Ты умна, Анжела, иначе ты бы была пустым местом для меня и я никогда не делил бы с тобой тепло моего сердца. Но ты боишься использовать свой разум в полной мере. Страх перед силой мира и своей слабостью мешает тебе обрести истинное счастье, поэтому ты постоянно связывалась с теми, в ком искала опору, но они делали тебя лишь слабей, потому как казались крепкими и надёжными, однако внутри были гнилы и хилы. Не отрицай, - он усмехнулся, - я знаю о тебе гораздо больше, нежели ты считаешь, будто знаешь обо мне. Десятое: я сделаю тебя сильной, потому что сам силён. И ты получишь возможность быть счастливой настолько, насколько сама пожелаешь. – Дориан провёл кончиками пальцев по припухлой желтизне на щеке потерянной блондинки. – Но насильно удерживать тебя подле себя у меня нет желания. Боишься новой жизни, новой себя, меня – уходи. – Он коснулся невесомым поцелуем её трепещущих губ и отошёл к плите. – Только решай, остаться или бежать, быстрей, пожалуйста, – хрипло сказал шатен, помешивая волшебно благоухающий рубиновый бульон в кастрюле. – Мне нужно знать, добавлять в соус сладкую пряность или жгучий перец. По-прежнему ли я готовлю праздничное блюдо для двоих либо уже делать поминальный ужин для одного?

Анжела с полными слёз глазами встала со стола, неуверенной походкой приблизилась к Дориану и обняла его сзади.

- А какой повод для праздничного ужина? – Она нежно поцеловала его напряжённое плечо.

- У меня к тебе особое предложение, от которого ты не сможешь отказаться! – Шатен повернулся. Испытующе смотря женщине во влажные глаза, прибавил: - Если ты, конечно, остаёшься...

- Уже. Можешь пообещать, что, если вдруг захочешь меня бросить, тогда, ничего мне не говоря, просто быстро убей меня... Мне кажется, ты на это способен, – прошептала Анжела, покорная осознанию – у неё нет там, позади, в жизни ничего и никого достойного, чтобы бежать от безумной, но яркой любви к унылому одиночеству и серым будням.

- Тебе верно кажется. - Дориан с лёгкой улыбкой взял блондинку за руку и поцеловал ей ладонь. – Обещаю, ты умрёшь прежде, чем я любя поцелую другую женщину, но ты будешь жить, чувствуя счастье в свободе от слабости покорной любви! – Он с заботой во взгляде провёл рукой по светлым волосам прильнувшей к нему, словно ребёнок к матери, женщины. – Ведь смерть всего-навсего дверь: для одних ведущая в ад, для других в рай, а для третьих, самых отчаянных и сильных, она путь к... – шатен загадочно улыбнулся. Порывисто и с напором поцеловал окунувшуюся в печальную задумчивость Анжелу. И отстранил её от себя. – Извини, дорогая, шесть секунд, если не успею за них добавить пряность, вкус блюда будет непоправимо испорчен! – Он метнулся в сторону, достал из шкафчика миниатюрный изысканный, искрящийся, словно драгоценнейший из драгоценнейших бриллиант, сосуд в виде румяного яблока, обвиваемого обсидиановой змеёй.

- Красивый... Откуда он там? Ты привёз сегодня? Где достал? Я никогда не видела такой красоты! – Задумчивость в блондинке уступила место удивлению, любопытству и восхищению.

Уронив из сосуда в кастрюлю каплю, источающую сильный волшебный аромат, Дориан протянул женщине очаровавшую её ёмкость.

- Бери. Дарю.

Анжела бережно взяла сосуд и стала с восторгом его разглядывать.

- Он все время, что ты живёшь тут, был в шкафчике. Стоял сбоку в потайной нише, – шатен улыбнулся, наблюдая за радостными эмоциями на лице женщины. – Учти, это не стекляшка. Это искусная поделка из драгоценных камней. Её стоимость очень велика, а цена его содержимого равна жизни. И запомни мой совет: никогда больше не вкушай сама и не давай тому, кто слаб, ни полкапли из сосуда. Иначе ты умрёшь, а тот несчастный познает муки ада!

- В нём яд?! – шокированно произнесла Анжела с округлившимися глазами.

- В руках не ведающего, как приручать Смерть, – да. Яд, способный убить любого, разве что кроме Бога, – шатен рассмеялся. Обнял потрясённую женщину, с бледнеющим лицом переводящую взгляд то на благоухающую кастрюлю, то на бесценный искрящийся сосуд. – Не волнуйся и не бойся, мне известен секрет, как эту страшную отраву обращать в неповторимую сладкую пряность. Смотри... – Он взял ложку, немножко набрал из кастрюли насыщенно-рубиновой жидкости, чарующей разум дивным дурманящим ароматом, подул на неё и, втянув в рот через сложенные трубочкой губы, посмаковав, проглотил. – Видишь... Я жив-здор... – Дориан резко переменился в лице, захрипел, уронил ложку, попытался ухватился за плечи остолбеневшей Анжелы и рухнул на пол. Дёрнулся с гримасой боли на лице и замер в скрюченной позе.

Женщина в ужасе завизжала. Бесценный сосуд выпал из её руки. Но не разбился о белоснежный мрамор с нежно-розовыми прожилками... был у самого пола пойман сильной мужской ладонью.

- Так-то ты бережёшь мой подарок? – смеясь, Дориан поднялся на ноги как ни в чём не бывало и протянул «яблоко» ошалело смотрящей на него Анжеле. – Я не воскресший мертвец, дорогая. Это была шутка!

- Ты... ты... ты СВОЛОЧЬ! – завопила женщина, схватилась за голову, а потом, крича, стала бить широко улыбающегося мужчину в торс кулаками. – Смертью не шутят! Ты сволочь! Подлец! Эгоист! Псих! Я чуть не умерла... У тебя нет сердца! Разве ты любишь меня?! Разве любишь... Как можно так веселиться, когда знаешь, в каком я состоянии... я на пределе... Мне СТРАШНО! Меня в интернате чуть не убил какой-то маньяк... Потом Валентина почти голову оторвала, тоже помешанная на этой полудохлой девчонке. Они носятся с ней, переживают за неё, любят её... так... так, словно она пуп земли! А кто она им, чтобы её так любить?! Что в ней особенного? Что она больна и несчастна? Что она с детства страдала? Чем она лучше меня? Я тоже страдала... тоже несчастная... А почему меня так не любят? Потому что я хуже тем, что не тощая, как скелет? Кто ко мне в больницу пришёл, кроме следователя, которому тоже нужна была она – Ада... А имя какое ужасное! – Анжела забегала по кухне, рыча в бессильной злобе и тряся кулаками. – Ад ей имя! Дьявол ей фамилия! Она дочь Сатаны! Ангела они в ней видят... А она мать с отчимом отравила и дом подожгла! А они её любят и не верят, что она чудовище! Кто-то другой это сделал... Она! Она их убила! В её глазах всегда горит адский огонь! Она всех и всё ненавидит! А они ангела видят... А я гадина! Почему я гадина? Чем? Что была с любимым, а не с той, кому в аду гореть поделом?! Посадить меня... А за что? Что не торчала каждую ночь с теми, кто уже обречён... а старалась сделать свою жизнь, которая есть, счастливой? В чём моя вина... в желании быть любимой и любить?! Ей... мёртвой можно... А мне... живой что, разве нет? Да пошли они! Пошли они все! И ты пошёл на три буквы! – Она схватила кружку и швырнула в едва заметно усмехающегося Дориана. Он с непринуждённым видом поймал предмет у своего носа и отбросил в сторону. – Кто ты? Кто тебя ищет? Что они хотят? Как ты смог выкрасть меня из больницы? Почему я помню только, как ты вошёл в палату? Где ты был сегодня, когда я искала? Откуда ты нёс кастрюлю? Если бы я ушла, что бы со мной было? Что бы сделал со мной ты и те, кто ищет тебя? Ответь мне откровенно, без уловок и отговорок. Пожалуйста, Дориан, не мучай меня, скажи прямо! Я хочу знать правду и тебя настоящего, а не такого, каким ты мне только казался! – Анжела обхватила себя за плечи и всхлипнула.

- Рядом с тобой во мне нет фальши. Я не полностью откровенен, это признаю. Но я подлинный! – Он подошёл к женщине. Взял её на руки. Нежно поцеловал в лоб. – В конце ужина ты услышишь искренние ответы на все свои вопросы. Я отворю тебе свою душу! А сейчас ты должна отдохнуть. Без возражений, или запру в старом шкафу. – С кривоватой полуулыбкой он отнёс шмыгающую носом Анжелу в спальню. Уложил на кровать. Бережно укрыл лёгким одеялом и, мягко поцеловав в губы, прошептал ей на ухо: - Однажды, может быть, наступит чёрная-пречёрная ночь и ты, в белоснежном кружевном платье, неотразимо прекрасная, жарко целуемая беззаветно любимым и любящим красавцем, с беспредельной благодарностью и теплотой вспомнишь ту, что так сейчас презираешь. Будешь печалиться, что завидовала и ненавидела девушку, воплощающую в себе ангела и демона. И будешь жалеть, что нет у тебя возможности сказать ей «спасибо!» за её страдания, подарившие тебе счастье. Так будет, если ты сможешь быть действительно сильной, как она. Поверь, я знаю, о чём говорю... – Дориан погладил опешившую Анжелу по голове. Поставил бесценный сосуд на прикроватную тумбочку и ушёл. Уже в коридоре он своим острым слухом ужасающего хищника услышал тихо произнесённые за дверью спальни слова зарока:

- Я буду сильной, но «спасибо» ей никогда не захочу сказать! За что мне ей говорить? За вкус её мочи во рту... Никогда! Ты псих, Дориан, но я люблю тебя и буду в свадебном платье целовать под светом солнца! Поверь, я знаю, о чём говорю...

Спускаясь по лестнице, шатен улыбался печально-сладко-задумчиво.

- Скорее, Анжелочка, я психопат. И буду ангелом во плоти, если твоё «никогда» просуществует дольше, чем проживёт Ада. – Губы Дориана скривились в горькой ухмылке. Он вошёл на кухню и продолжил готовить маленький пир, думая о близящемся бесконечном разгуле чумы, которую оберегает, трепетно взращивает, позволяет набрать ей мощь, силу, перед которой задрожит в ужасе вся вселенная. И одному ему не будет страшно. Он будет нежно держать Смерть за руку, наслаждаться её неотразимой красотой, завораживающим величием рокового могущества, неукротимым огнём ада в пленяюще-прекрасных очах. Будет страстно целовать её. Будет упиваться блаженством, обладая ей, любя её, вкушая всласть пламя ответных чувств, пускай и мир обратится в пепелище. Она, способная скинуть Бога с неба, будет его! Она, могущая Дьявола вытащить из преисподней и вдохновить на поклон ей в ноги, будет его личным раем! Никто не отберёт её у него! Он заслужил свой подарок давным-давно, когда принёс в жертву могильной темноте самое светлое для себя в мире за право быть живым, за возможность ждать... ждать встречи с той, что будет для него всем! Дориан продолжал готовить с капающими из сияющих кровавым жаром глаз кристально-чистыми слезами, тихо напевая с ностальгией и сентиментальностью:
Течёт-течёт речка.
Плывёт по ней хрупкое сердечко.
Сияет солнышко в слезах.
Плачет детка на волнах.

Бежит-бежит речка.
Вина-матушка сердечку
Играет ветер в волосах.
Парит птичка в небесах.

Рычит-рычит речка.
Страх-батюшка сердечку
Резвится рыбка в глубине.
Синие глаза теперь в огне

Молчит-молчит речка.
Смерть забрала себе сердечко.
Мерцает звёздочкой душа,
Летят из тьмы к ней голоса.

Поёт-поёт речка.
Кричит в груди отчаянно сердечко.
Улыбается луна,
Льёт холод в детские глаза.

Сохнет-сохнет речка.
Зовёт-зовёт сердечко:
"Куда-куда ты, Смерть, ушла?
Зачем мой свет ты унесла?
Верни из рая мне вину,
Возьми взамен ты кровь мою!"

Нету-нету больше речки
Но стучит разбитое сердечко:
"Люби свой страх, сынок, всегда-всегда...
Как я люблю тебя, тебя…
Гони тем Смерть от своего дитя.
Навсегда-навсегда…."

Пусть долог и опасен путь,
Да время вспять не повернуть
И речку к жизни не вернуть,
Но ненависти можно насовсем уснуть.

Ведь смерти лишь любовь сильней,
Жизнь порождать под силу ей.
Течёт-течёт младая речка,
Хранит в себе два пламенных сердечка.

Течёт-течёт речка...

***

Голоса скрипки и рояля, тихие, лиричные, заполняли романтический полумрак. На торжественно, однако со строгой камерностью сервированном круглом столике горели шесть свечей. Свет их золотистых огоньков играл в хрустальных фужерах с янтарным шампанским, мерцал в серебре столовых приборов, плыл по белоснежному фарфору блюд с источавшей божественно аппетитный аромат пищей. А ещё жёлтые язычки пламени плясали роковым блеском в бесконечной небесной глубине глаз мужчины и вальсировали одурманенными любовью светлячками в томных тёмных, как жаркая ночь, очах женщины. Он и она, сидя за столиком, общались лишь взглядами, неспешно кушали, потягивали кружащий голову напиток и дарили друг другу тёплые многообещающие улыбки. Дориан наслаждался моментом, своей скрытой силой, могущей враз из невзрачной блондинки сделать желанную множеством мужчин красотку. Он упивался теми переменами, что вызвал в Анжеле. Она, возможно, их ещё не заметила, но ему они были видны и приятны, словно для прозревшего слепца восходящее из мрака солнце. Его хищный взгляд скользил по её бюсту, приоткрытому глубоким декольте сексуального вечернего платья, по алым губам, явно с нетерпением ждущих поцелуя, по переполненному счастьем с капелькой тревоги лицу; заглядывал в ширящуюся в глазах горячую черноту и возвращался к груди, с каждой проходящей минутой с момента начала ужина вздымающейся всё чаще, всё больше жаждущей воздуха. А сердце женщины, напротив, билось всё медленней и спокойней, треволнения жизни отдалялись от него, вежливо провожаемые прочь безмятежной, холодной пустотой.

Дориан, заметив испарину на лбу Анжелы, криво не то весьма самодовольно улыбнулся, не то злорадно усмехнулся. Долил в фужеры через край шампанского, самого дорогого из существующего. Приподнял сосуд с искрящимся напитком, достойным чести удовлетворять его взыскательный вкус.

- За нашу новую жизнь! – произнёс он с чувством тост и под мелодичный звон легко соприкоснувшихся фужеров добавил: - До дна.

Миллионы волшебных пузырьков повзрывались у него на языке, на миг вскружив разум чувством полёта. Широко улыбнувшись, Дориан встал, прищурив глаза смотря на покачнувшуюся на стуле Анжелу.

- Если ты, дорогая, не возражаешь, то я избавлюсь от удавки и ярма светской элегантности. – Он снял с себя галстук и пиджак, небрежно бросил их на спинку стула. Расстегнул несколько верхних пуговиц на белоснежной сорочке. – Жарко, рядом с тобой во мне горит кровь! – Дориан подступил ближе к заворожённо пожирающей его тёмными почти как агат очами Анжеле и протянул ей руку. – Проводим танцем любви старую жизнь!

Женщина с радостной улыбкой вложила ладонь в его сильные пальцы.

- А не слишком ли ты ещё одет для него? – Анжела хихикнула, крепко и страстно прижимаемая к напряжённому мужскому телу. Оно пьянило её пуще океана игристого вина.

- Возможно «да», возможно «нет»… Скоро мы это узнаем, – с игривой интонацией произнёс Дориан, медленно кружа вокруг столика.

- Побыстрей бы… - с придыханием простонала женщина, обвивая его шею руками.

- Всему своё время. – Он мягким поцелуем попробовал на вкус её прохладные губы. – Тебе понравилось моё фирменное блюдо?

- Очень! Ничего вкусней в жизни не пробовала. А ты ел? – Анжела смутилась, смотря на снисходительную полуулыбку, появившуюся на устах Дориана после её вопроса.

- Да, – с резко лёгшей на его лицо беспросветной мрачностью ответил он. Но тут же засмеялся. – И хочу ещё! – С лёгким рычанием Дориан, остановившись, понарошку куснул весело взвизгнувшую женщину за шею. Затем вновь плавно закружился, воркуя: - Обещаю, тебе тоже ещё откроются новые горизонты сладости, наслаждения, желания…

Внезапно острая боль пронзила грудь Анжелы. Она вскрикнула, и мелкая дрожь забила её тело.

- Дориан… Дориан… - Она вцепилась судорожно скрючившимися пальцами в его шевелюру.

- Да, дорогая? – безэмоционально проговорил он, прекратив танец.

- Бооольно… - с мукой выдавила Анжела из себя, погружающейся в пучину кислоты.

- Я знаю, – он холодно улыбнулся. – Наслаждения не бывает без страдания. Такова цена за новую жизнь… - С помощью грубой силы отстранив от себя женщину, которая тут же упала на мраморный пол столовой, Дориан отступил на несколько шагов от поглощённой ужасом жертвы его не злой алчности, а доброй щедрости. – Ты будешь люто ненавидеть меня за неё, но недолго. Ты поймёшь, что я не убил тебя – невзрачную, несчастную, слабую, а позволил родиться – красивой, сильной, могущей отобрать у судьбы своё настоящее счастье! А сейчас, так как ужин окончен, настала пора ответов на твои вопросы. Я, с твоего позволения, начну не по порядку. – Он облизнул губы, пристально смотря на хрипящую, корчащуюся в агонии близкой смерти Анжелу. – Сегодня, когда ты меня искала, я был в тайной комнате, расположенной под гаражом. Я люблю проводить в ней время сам и с приятелями, разбирая и собирая игрушки воли Бога. Оттуда я и принёс в кастрюле пару кусочков человеческого мяса для фирменного блюда. Которое, к моему глубокому удовлетворению, тебе весьма пришлось по вкусу! – Анжелу стошнило, и он громко рассмеялся. Взял со столика салфетку, приблизился к изогнувшейся дугой женщине, присел на корточки и нежно промокнул ей губы. Затем поднял её на руки и отнёс в зал, уложил на диван. Отошёл к растворённому в ночи окну и, смотря на мерцающие звёзды, продолжил немного сиплым голосом: - Ты полюбишь человечину, особенно вкус маленьких невинных деток. Ты убьёшь не одного и не два десятка их, прежде чем научишься контролировать свою звериную натуру.

- Не-ет! – возопила Анжела и, попытавшись встать на ноги, бежать не зная куда, лишь бы бежать от того, кого любит и ненавидит, упала навзничь. Тело горело и распадалось от боли на куски, оно не слушалось, оно умирало, оставляя её разум жить и страдать.

- Да, дорогая. – Дориан повернулся. – Но тебе повезло, ты никогда не вкусишь того, что вкусней младенца, – он горько усмехнулся. – Тебе улыбается в этом удача, потому что ты слабей меня. Бог не посылает испытания большего, чем ты можешь вынести и продолжить жить! – запрокинув голову, Дориан дико ужасающе зарычал. Через несколько секунд из его горла стал вырываться уже полувой-полушипение. После он схватился за голову руками и прошептал: - Жить, ненавидя себя и его… Жить, зная, что должен любить его и простить себя… Иначе она ни за что умерла! И не вернётся в них… Ко мне. Пусть сгорит всё… все… но они будут со мной и она будет… будет счастлива, видя меня оттуда… из сна… - Дориан кулаками смахнул солёные капли, сбежавшие из запылавших огнём глаз. Медленно вдохнул полной грудью. – Если бы ты ушла, любимая сестра Анжела, когда я давал тебе выбор, то я бы отпустил, ничего не сделал тебе дурного иль хорошего. Но мои враги, возможно, тебя бы убили, может быть и нет, смотря кому бы ты из них попала в сети. – Он повёл плечами, безэмоционально смотря на распластанную на полу Анжелу, неподвижную, с небьющимся в делающейся всё холодней и холодней груди сердцем. Однако Дориан знал – женщина слышит его, её мозг не захлебнулся чернильной пустотой. – Среди тех, с кем я смертно враждую, есть как одержимые кровавым бешенством изверги, так и практичные гуманисты. А я лично со своими слугами, друзьями и вассалами где-то примерно посередине на шкале «Лютые монстры»! – он издал короткий смешок с едкими нотками самоиронии в ледяном голосе. – Вот так не низко, не высоко парит в жестоком мире сын Бога. Доброго и злого, благословляющего и проклинающего, ненавидящего и любящего, говорящего с сыном только устами Морфея. – Дориан подошёл к Анжеле, взял её на руки бережно, словно грудного ребёнка. Коснулся губами её лба. И медленно закружился в танце. – Бог боится и чурается своего отпрыска, родившегося не таким, как он мечтал. Я ведь не только его свет, но и его тьма! Я красив и страшен! Я ангел и монстр! Но он не может быть настолько сильным, чтоб убить меня, предав память моей мамы. И оттого он любит меня, ненавидя, как и я ненавижу его, любя! Вот кто я… А ищут меня все, кто верит в других богов – только добрых либо исключительно злых – или не верят ни во что, кроме себя. Разыскивают, чтобы поработить, чтобы уничтожить, чтобы властвовать в мире, или погубить его, или спасти от моей любви и проклятия. И те, кто находят, умирают! К тем, кто достоин верить в меня, в моего отца, я прихожу сам! И они обретают новую жизнь в этом мире или ином… - Его глаза сверкнули грозным кроваво-красным огнём. – Но сперва платят своей святой невинностью роковую цену за это право-дар. Я испытываю их, смотрю им в души и, выяснив, что для них любовь, на что они готовы ради неё, вручаю их награду. Кому полёт, кому падение, кому забвение, кому горение, кому покой, кому тяжкий крест божьего служения! – Дориан прекратил вальсировать. Ласково поцеловал холодные губы Анжелы, смотрящей стеклянными глазами сквозь мрак, медленно тающий в её очах. – Мне очень понравилась твоя решимость ради света любви для себя бросать на произвол случая, оставлять на заклание темноте и одиночеству немощных больных, страждущих заботы… Ты готова жертвовать невинными в угоду своему счастью, при этом совесть мучает тебя, но ты сильней её криков. Ты как я! Ты моя сестра! – Он вновь ласково поцеловал губы женщины, и на её неподвижных глазах выступили слёзы – не прозрачные, как роса, а мутные, словно молоко, смешанное с жёлтой глиной. – Ну-ну, не нужно плакать. Мой яд – благословение для тебя, не проклятие! Что есть альтруизм без личного счастья? Что сердце без крови! – С мягкой полуулыбкой Дориан уложил Анжелу на диван, присел рядом, погладил её по голове. - Ты ещё хотела знать, почему помнишь, как я зашёл в палату, а потом только уже как очнулась здесь, в моём скромном прибежище на бесконечные дни ожидания истечения последних часов, что разделяют меня и мою награду, моё счастье? За которое я сполна заплатил, плачу и буду платить более всех, кому сам даровал жизнь, забрав существование… Так изволь… Человеческий мозг поразителен своей невероятной сложностью и посредственной простотой, объеденной в единое целое. Он могуч и слаб. Он коварен и наивен. Он может быть проводником в мир беспредельного зла, а может и бесконечного добра. Он такой изумительный, как моя награда, моя судьба, моя будущая жена и мать моих детей, которую я вскоре буду пылко и нежно любя целовать! – Дориан прижал палец к дрогнувшим устам Анжелы. Облизнул губы. - И я ведь не нарушу тем своего слова, данного тебе, дорогая Анжела… ты же прежняя мертва. – Он подмигнул ей, убрал палец с её уст. - Но я отвлёкся… извини! Итак, воспоминания… У меня есть слуга, одна из многих, однако у этой имеется талант стирать память. При соответствующем желании Челси достаточно мимолётного нежного прикосновения пальчиков к голове жертвы, и в той останется только ночь. Но она может, если не будет спешить, затмить и только ту часть воспоминаний, что требуется по каким-либо обстоятельствам. К её горечи, этот дар безотказно действует лишь на людей и низшие расы, а представители тех видов, чья эволюция ушла далеко вперёд от человеческой, или редко, или слабо поддаются деструктивному воздействию. Либо совершенно его не опасаются! – Дориан широко улыбнулся. – Сейчас ты с ней познакомишься второй раз. Теперь уже навсегда! Уверен, Анжела, ты с ней подружишься! – Он поцеловал женщину в лоб, встал, отошёл на несколько шагов от дивана. - Челси, мы желаем видеть тебя в твоём естественном обличии.

В комнату вошла жгучая брюнетка среднего роста, обладательница точёной фигуры и больших миндалевидных серых глаз. Дориан проскользил холодным маслянистым взглядом по её соблазнительному обнажённому телу.

- Нет. Решительно ничего нет в природе прекрасней нагой женщины, – сладким голосом протянул он и указал вальяжным жестом на диван. – Присаживайся.

Челси, сделав лёгкий уважительный поклон головой, выполнила указание.

- Анжела – Челси… Челси – Анжела… - Дориан с усмешкой представил их друг другу. – Что ж… Я считаю, сестра, достаточно широко отворил тебе свою душу, выполнил обязательство. Подробности же того, как выкрал из больницы, полагаю слишком несущественными, чтобы их лично рассказывать. Твоя новая подруга, если, дорогая Анжела, тебе они ещё любопытны, с радостью их поведает. Не так ли, Челси?

- Да, господин, – с покорностью сказала брюнетка.

- Вот и славно, вот и замечательно! – Дориан энергично потёр ладонь о ладонь. – Итак, девочки, ведите себя хорошо, живите дружно! Анжела, слушайся во всём подругу! Челси, заботься и обучай новой жизни подопечную с нежностью и терпением. Глаз с неё не своди! Пока что спрячь бесценный сосуд с моим ядом, что я подарил ей, он сейчас на прикроватной тумбочке, стоит в моей спальне, отдашь его владелице, когда без сомнения убедишься – она неспособна его содержимое использовать опрометчиво, без здравомыслия или себе во вред! – В глазах Дориана сверкнул предостерегающий голодный огонь. – Сейчас возьмёшь цифровую камеру, отнесёшь Анжелу в мою игровую и заснимешь каждую секунду её преображения. Каждый миг, как она будет бороться с жаждой крови и наконец утолит её! Я хочу во всех деталях потом полюбоваться, как жалкая пародия на Каина, висящая там на цепях, отправится навстречу ехидной насмешке над Авелем… и будет ли при этом звать маму, папу и молиться Богу?! – Дориан громко рассмеялся. – Ада, ты кладезь вдохновения моего счастья! Ты царица моего сердца! Ты солнце императрицы моей души! – воскликнул он, бросив взгляд на окно в черноту ночи. Отвесил ей глубокий поклон и, сияя радостью, подошёл к дивану. - А сейчас позвольте откланяться, дамы, у меня неотложные дела, нужно успеть на архиважную встречу с одной почитательницей легендарного древнегреческого поэта-сказителя. – Дориан взял руку Челси и руку Анжелы, галантно поцеловал их. - На днях я вас навещу, проверю, не заслужили ли вы какими шалостями сурового наказания! – его губы искривились в лукавой ухмылке. Он соединил ладони девушек. – Не скучайте без меня, леди, но будьте осторожны, – с искренней теплотой произнёс Дориан. Выходя из комнаты и направляясь на улицу, он нараспев начал цитировать отрывок из двенадцатой песни поэмы Гомера «Одиссея»:

- И я, отвечая Цирцее, промолвил:
- Очень тебя я прошу, богиня, скажи мне всю правду:
Если погибельной я избегну Харибды, могу ли
Сциллу я отразить, как хватать она спутников станет? -
Так я сказал. И богиня богинь мне ответила тотчас:
- О необузданный! Снова труды боевые и битвы
В мыслях твоих! Уступить и самим ты бессмертным не хочешь!
Знай же: не смертное зло, а бессмертное Сцилла. Свирепа,
Страшно сильна и дика. Сражение с ней невозможно.
Силою тут не возьмёшь. Одно лишь спасение в бегстве.

Садясь в автомобиль, Дориан засмеялся.

- Нет! Одно лишь спасение в беззаветной любви!!!