Карусель начала раскручиваться все быстрее и быстрее.
Не успела я оглянуться, как мне сделали модную стрижку, переодели и накрасили. Я выглядела как Стюарт: платье и кеды. В первую минуту это унизило гордость, но стоило вспомнить, куда мы идем, как я искренне возблагодарила стилиста.
Тейлор постоянно находился рядом, контролируя изменения моей внешности. Я могла его понять, ведь ему в итоге придется поцеловать меня. А я не знала, хочу ли поцелуя. Лицемерно заявлять, что не хотела целоваться, не стану. Солгу. Мне хотелось, но уж как–то оскорбительно целоваться с парнем, которого откровенно от тебя воротит. Лягушка не превратится в принца, я в этом уверена. Но если он скорчит рожу после – убью.
Сестра, думаю, простит.
Майкл ждал нас у машины, грузно прислонившись к капоту. Увидев меня, мужчина присвистнул.
– Вау, Марго, да ты просто горячая штучка! – он, улыбаясь, открыл мне дверь, слегка поклонившись. Но от его комплимента я порозовела.
– А вот на мои слова ты так не реагировала, – я удивленно посмотрела на Тейлора, который сел рядом, и мне показалось, что в его голосе была обида.
– Итак, детишки, куда едем? – жизнерадостно продолжал Майкл, садясь за руль.
– В Warner Brothers, Майкл. Машину далеко не ставь, думаю, обратно будем бежать.
– Будь спокоен, босс. Все окажется лучше, чем вы думаете. Но кепку и очки я бы одел, – и мы вырулили на огромное оживленное шоссе Лос–Анджелеса.

Warner Brothers кишел народом. Шум и гам резко ударили по ушам. Тейлор вышел первым и буквально вытащил меня из машины за руку, но стоило нам сделать пару шагов, как его поведение резко изменилось. Плечи расправились, а улыбка засияла, словно первая, самая яркая звезда. Взгляд стал мягким, добрым, почти детским и непосредственно открытым, как у любого нормального подростка. Внезапно я ощутила горячую, почти раскаленную ладонь у себя на талии. Сжав край кофты, Тейлор непринужденно махал рукой и улыбался. Но почему–то показалось, что он взволнован. Пальцы теребили ткань с такой нервозностью, что это выдавало парня с головой. Трудно, наверное, иметь такие честные руки.
– Итак, куда идем в первую очередь? – спросил у меня этот новый юноша.
– Эм, думаю на те огромные американские горки. Я видела их в «Пункте назначения».
Тейлор улыбнулся шире.
– А не описаешься? Они большие и стра–а–ашные, – стал тянуть он гласные, подталкивая меня ко входу.
– Ну, знаешь что, мы ещё посмотрим, кто испугается, – бросила ему вызов я, и он с удовольствием его принял. Тем временем Майкл вернулся с билетами – как только он успевает, не пойму.
Мы вошли в парк, и закрутилось. Такого сумасшедшего дня у меня ещё не было. Мы сразу двинулись к очереди на американские горки и встали в конец, но Майкл быстро решил ситуацию по–своему: громко объявив о знаменитой персоне. Тейлор сильнее надвинул кепку, но это не спасло. И вот мы уже стояли первыми на следующий поезд. Тея показывали на больших экранах – ещё бы восходящая звезда среди простого народа – желающие сфотографировать нас туристы замерли с глупо открытыми ртами. Девушки постоянно подходили брать автографы, но когда дверца вагонетки закрылась за нами, Тейлор снова стал собой.
– Ну, что, готова? Спорим, что я не произнесу ни звука?
– Спорим.
Мы оба закрыли рты, и вагончик пошел на разгон.
Так я не кричала за всю свою жизнь. Железные балки двигались так быстро и пролетали так близко, что я инстинктивно вскрикивала и пригибалась, Тейлор надрывался от хохота. От крутых виражей мой желудок делал сальто, но это было просто восхитительно.
До первой мертвой петли Тей посмеивался надо мной, но стоило вагончику замереть в самой высокой точке, оставляя пассажиров вниз головой, смешки кончились. Он побелел, когда вагончик рванул вниз, к асфальту, стальные нервы сумеречного волка не выдержали. Я победно подняла руки, но вагончик, выйдя из петли, накренился в бок. Настала очередь Тея радоваться моей промашке. Когда пришла пора большой мертвой петли, где полет был почти отвесным мы уже не соревновались. Схватившись за руки, мы в ужасе вопили, от всей души ненавидя ту минуту, когда решили сесть в первый вагон.
Если бы меня спросили, когда я влюбилась в Тейлора Лоутнера, я бы ответила, что именно в ту секунду. Его рука схватила мою в железные тиски. Пальцы были горячими и влажными, лицо раскраснелось от волнения, а глаза блестели восторгом. Тейлор был таким ребенком, но в то же время искренним и живым. Крича во всё горло, он повернулся, излучая искреннее счастье. В это счастье сложно не влюбиться.
За горками последовали другие аттракционы, на которых Тейлора по–прежнему атаковали фанатки, и он терпеливо изображал того, знакомого всем доброго парня. Но стоило сесть на аттракцион, как он тут же менялся, бросая мне вызов и издевательски подкалывая. Однажды он даже исполнил победный танец, в кабинке одного из аттракционов, после того как мы остановились. Это так сильно меня взбесило, что я, не удержавшись, толкнула его, и он чуть не вывалился за борт злосчастной кабинки.
Но этому веселью пришел конец. Идя на огромное колесо обозрения, мы оба понимали, что нас там ждало. Тейлор старался не дотрагиваться до меня и словно бы весь подобрался. Стал напряженным и злым, улыбался через силу, и огрызался через слово. Смотря на него, я и сама стала нервничать, но мы оба прекрасно помнили слова Алана.
– Мне надо в туалет, – сказала я, когда мы уже почти зашли в кабинку.
– Ладно, иди, – с охотой отозвался Тейлор, и мы вышли из очереди. Майкл, улыбаясь, закатил глаза.
Мы шли молча, не считая того, что Тея постоянно дергали, но Майкл хорошо знал свою работу. Тейлор не оглядываясь юркнул в туалет, меня остановил Майкл.
– Мне кажется, ты ему нравишься, – серьезно произнес он, – он так не нервничал с первого сумеречного фильма.
– Бред, – отмахнулась я, – это все иллюзия, просто ему противно меня целовать, и он хочет оттянуть момент. К тому же, разве он стал бы так меня выводить, если б я ему нравилась!? Он словно делает всё нарочно…
Загадочная улыбка Майкла удивила меня.
– Глупая девочка, а как, по–твоему, должен вести себя парень в его возрасте? До цветов и конфет он ещё не дорос, а из возраста машинок и Лего – только вышел. Он растерян даже сильнее чем ты, и потерян, как щенок. Смотри, Марго, не разбей ему сердце. Он такого навидался в этом шоубизнесе, но умудрился сохранить в себе что–то хорошее. Не отбирай это у него.
Я помолчала, удивляясь поведению этого странного мужчины, который заботился о Тее, словно он был его родным сыном. И вдруг почувствовала, как защипало в глазах.
– Майкл, а если это он разобьет мое? Все будет в порядке, да? Не надо, не внушай мне ненужных надежд, мы же оба знаем, что это все закончится, – я перешла на шепот, который Майкл не посмел прервать, – давай будем реалистами. У нас с Теем, даже при большой любви ничего не получится. Мы из разных миров, у нас разное воспитание, да мы с ним, словно жители разных планет! Его отношения со мной разобьют его карьеру в пух и прах, а он так трудится на нее. Если встанет выбор, он сам выстрелит мне в грудь ради карьеры.
– Знаешь, в моей семье передается шестое чувство из поколения в поколение, – как–то грустно проговорил Майк, – и это чувство подсказывает мне, что вы двое будете несказанно счастливы. Так что не забивай себе голову, малышка.
Я не поверила ни единому слову, но была благодарна этому большому мишке за искреннюю поддержку. Чтобы там ни было, но это будет самая яркая неделя в моей жизни. Чтобы там ни было, я не пожалею ни об одном дне потраченном здесь. Чтобы там ни было – в памяти навсегда останется Лос-Анджелес с удивительными приключениями пережитыми в нем. Вот такое я дала себе слово, и отступаться от него не собиралась.
– А теперь, девочка, вытри слезы и поцелуй этого наглого парня так, чтобы он обалдел.
Я засмеялась, и как раз в этот момент вышел хмурый Тейлор. После слов Майкла я взглянула на своего мучителя другими глазами. Кулаки сжаты, плечи напряжены. Рот плотно сомкнут, и он волочил непослушные ноги, словно впереди маячила гильотина, а не романтическое катание на колесе обозрения.
– Идем, – он пошел вперед.
Как и в другие разы, очередь нам стоять не пришлось. Мы сели в открытую кабинку и стали подниматься. Тейлор положил свою руку мне на плечи и улыбался, пока мы не поднялись слишком высоко.
– Ты любишь U2? – начала я, стараясь хоть как–то его отвлечь, – знаешь, после Black Eyed Peas, они стоят у меня на втором месте.
– Ты танцуешь? – неожиданно спросил Тей.
– Нет, не приходилось. Я рисую, и очень хорошо.
– Странно, интересные, наверное, получаются рисунки под Black Eyed Peas?
– Да. Я тебе покажу, если как–нибудь зайдешь ко мне в номер.
– Ну, это вряд ли. Что я там забыл?
Мы поднялись уже достаточно высоко, и передо мной раскинулся Лос–Анджелес во всей своей красе. Небо постепенно темнело, становясь из светлого – синим.
На верху было так тихо и спокойно, я расслабилась, забывая про докучливого соседа. Мои мысли унеслись далеко отсюда, я думала о доме, Ольге и родителях.
– Вот, накинь, – Тейлор стянул через голову свитер и набросил мне на плечи. Я действительно почувствовала, что озябла и с благодарностью приняла его помощь.
– Ты действительно ничего обо мне не знаешь? – спросил Тейлор, возобновляя разговор.
– Ну, что–то знаю. Сестра трещит о тебе день и ночь. Например, знаю, что у тебя есть собака Рокси, и сестра. Верно?
– Да, есть. Я люблю и собаку, и сестру, если тебе вдруг интересно.
– Интересно, – подхватила я, не давая ему снова замкнуться, – расскажи мне, какая у тебя сестра?
– Макена? О, она сущее наказание. Её нельзя удержать на месте, и она единственная, кто может мне наподдать, – улыбка на его лице стала широкой и искренней. – Она милая и очень умная. Порой я комплексую в её присутствии. Думаю, на хороший колледж я уже заработал.
– Макена, хорошее имя.
– Да, необычное, а твоя сестра? – спросил Тейлор, видимо просто из уважения к моему вопросу. Мне представилось, в каком восторге будет Ольга, узнав, что Тей спрашивал о ней.
– Ей четырнадцать, и порой она ведет себя хуже, чем младенец. Своенравная девица, и очень увлекающаяся. Если вобьет себе в голову что–то, пойдёт на пролом. Знаешь, жаль, что её интересы и энтузиазм не распространяются на учебу. На собраниях в школе мне всегда достается на орехи.
– На собраниях? Ты ходишь в школу. Здорово, вот бы меня кто так прикрывал от родителей!
– Нет, – грустно оборвала я его улыбку, – я рощу Ольгу одна. Мои родители оставили её на мои плечи в восемь лет и решили жить своей жизнью.
– Но это же гнусно!
– Не спорю. После той грандиозной ссоры во время моего переезда, мама старалась наладить со мной контакт, но знаешь… Я так не могу. Я не понимаю её, и не могу простить… Ой, извини, что–то я разоткровенничалась.
Теперь рука Тея легко гладила моё плечо. В каждом его прикосновении ощущались сочувствие и интерес. Впервые он смотрел на меня без агрессии. Просто как обыкновенный парень. Возможно, даже слегка увлеченный.
– Ты правильно поступила. Знаешь, надо иметь мужество, чтобы отказаться от родителей.
Он ободряюще мне улыбнулся, а я вдруг испытала облегчение, что смогла кому-то открыться. С момента ссоры с родителями я не говорила об этом ни с одной душой. Боялась, что Ольга может обозлиться на родителей.
– И это, не смотря на то, что ты законченная трусиха!
– Не правда! – возмутилась я, и мы заулыбались.
Он стал приближаться, и я услышала, как где-то там, на земле, усилился гул голосов. Вспышки фотоаппаратов постепенно возвращали меня к реальности, и я все поняла.
– Сейчас?
– Это не продлится долго, – его голос охрип. Глаза перебегали с моих глаз на губы и обратно, – обещаю.
Словно это как–то могло мне помочь, я схватилась за его руку, ища поддержки, а он глубоко вздохнул. Сердце сильно заколотилось, а в животе сладко заныло. Его губы коснулись моих, совсем мягко, почти невесомо. Но уже через секунду Тейлор стал неуверенно углублять поцелуй. Моя голова закружилась, пока я смотрела в глаза Тейлора, который тоже изучал меня взглядом. Немного восторженный, открытый взгляд как у ребенка. В груди заныло, а горло перехватило. Я остро хотела его поддержать, словно друга по несчастью. Моя рука заскользила по его груди, сминая ткань футболки, а его ладонь легла мне на талию, притягивая ближе. Я задохнулась, и он оторвался от моих губ, но не дал мне испугаться, что поцелуй закончился. С легким стоном он снова поцеловал меня, но на этот раз глубже и чуть грубее. По взрослому. Так, словно я принадлежала ему. Хотя в то мгновение – я именно так и считала.
Весь мир стал ярким и красочным. Цвета насыщеннее, крики громче, а счастье безграничнее. Я ощущала его тепло всем телом и льнула к нему, стараясь оказаться как можно ближе. Тейлор же даже не думал меня отталкивать, а, судя по взгляду, был удивлен тому эффекту, который производил этот поцелуй. А так же тому, что и я не отталкивала его. Но, когда мы оторвались друг от друга, и он увидел мою ошалевшую улыбку – всё изменилось, он, словно отрезвел.
В одно мгновение Тейлор отстранился, прижимаясь к противоположному борту. Он глубоко дышал, и его взгляд больше не был добрым и нежным. Он стал злым и собранным.
– Что такое? – испуганно пискнула я, но ответа так и не получила. Кабинка качнулась, и билетер попросил нас побыстрее выходить. Мы выбежали под вспышки фотокамер, а толпа ликовала, завидев своего героя.
Мое настроение, секунду назад бывшее таким безупречным и счастливым, вдруг стало отвратительным. Тейлор почему–то оттолкнул меня, озлобившись ещё более чем прежде. Сердце колотилось, запах Тейлора всё ещё окутывал меня, а мои руки помнили тепло его тела. Я была в замешательстве, что даже наплевала на камеры, пугающие меня в обычное время.
Мы пробивались сквозь толпу, я хотела попросить поддержки у Майкла, но тот был слишком занят. Только в машине, я набралась храбрости и спросила:
– Тейлор, что случилось? Почему ты разозлился?
Майкл вырулил на шоссе и как–то странно молчал, наблюдая за нами в зеркало заднего вида.
– Ничего не произошло, ты в этом не виновата. Забудь.
– Тейлор! Я ничего не понимаю, если я что–то сделала не так…
– Я сказал – забудь, – рявкнул он. Майкл грустно покачал головой и отвернулся.
Я ощутила, что готова расплакаться. Против воли мне стало больно и обидно, будто меня предали в лучших чувствах. Всю дорогу борьба с подступающими слезами была моей основной задачей.
Когда мы подъехали к отелю, я думала что он хоть немного остынет и объяснится, но этого не произошло. Выйдя из машины, я поняла, что Тейлор даже не проводит меня до входа. Захлопнув дверь, он тут же умчался прочь, оставив меня одну перед входом. Раздавленную и униженную.