2024-4-26

17

0

0

Тэсс
Опять пустота. Мое сознание постепенно растворялось в тумане, я почти физически ощущала небытие вокруг. Оно окутывало меня, баюкало, гладило своими бестелесными руками. Приятные воспоминания обманывали меня, заставляли забыть о действительности.
Я маленькая, мы с братом и родителями отдыхаем в Крыму. Родители сидят, обнявшись, на пляже, папа нежно шепчет что-то маме на ушко, и она безоблачно улыбается, так может улыбаться только абсолютно счастливая женщина. Я и брат бежим по линии прибоя, балуясь, толкая друг друга, окатывая друг друга волнами брызг. Я еще ни разу не была в прошлом, я толком еще не понимаю, к чему меня готовят, для меня все это только интересная игра. Я могу не думать о постоянной опасности, о своих быстро развивающихся способностях. Никто пока не смотрит мне в спину со страхом, никто ни отводит глаза, завидев меня. Мне не надо быть собранной, сильной и ответственной. Все мои маленькие детские проблемы решают мама, папа и, конечно, мой любимый брат. На меня еще никто не нападал по-настоящему, а я еще никого не убивала.
Родители зовут нас, мама говорит, что мы должны вытереться и переодеться, папа смеется и высоко подкидывает меня своими сильными загорелыми руками. Мы сидим все вместе на берегу, смотрим, как солнце скрывается за горами, тихо разговариваем, обсуждаем будущее. Будущее, которое стало для меня прошлым. Или прошлое стало будущим?
Зачем все это? Что и кому я должна доказывать? Почему я вообще кому-то что-то должна? Кто решил это за меня, украв у меня детство? Можно ли было все это изменить?
Вскоре мне исполнилось десять лет, и я впервые была в прошлом. Это был как раз тот момент, когда закончилось мое детство. От нетерпения я вся дрожала, когда на меня первый раз одевали защиту. Ты должна быть спокойной, уверенной в себе, сосредоточенной, – говорили мне, не разрешая проявлять эмоции. Первый проход по временному коридору. Мне было совсем не страшно, я с интересом глядела по сторонам. Мой наставник корчился от перегрузок, а я не чувствовала их, только потом я догадалась, что мне лучше это скрывать.
И чем дальше, тем больше было вещей, которые отличали меня от других. Даже еще очень маленькая, я понимала, что нельзя никому говорить об этом. Даже брат не стал бы меня слушать, он только намекал мне, что не очень хорошо выделяться среди товарищей. И я подстраивалась, делала вид, что у меня все так, как у всех, и сама боялась заглянуть глубже, чтобы проверить свои способности. Даже нельзя сказать, что я боялась, я просто запрещала себе думать об этом, я загоняла свою настоящую сущность глубоко в свое подсознание. Я верила в свой обман, что я сама обычная, я жила как автомат, прилежно выполняющий возложенные на него функции. И теперь я понимаю, что мое бегство сюда было неосознанным протестом, я пыталась вырваться из порочного круга, но запуталась еще больше, подставив под угрозу свою жизнь. И самое противное, не только свою, но и жизнь самых дорогих и близких мне людей и в прошлом, и в будущем.
Но я смогу справиться, я сильная. Я нужна своему сыну, меня ждет любимый, я нужна своей новой семье. И теперь у меня есть шансы жить с ними, быть счастливой.
Я собрала все свои мысли, сосредоточилась, чтобы определить, где я нахожусь. Временной коридор мерцал равнодушным светом, отражая отблески различных времен. Мне нужно вернуться к Джасперу. Теперь я знаю, что я должна для этого сделать. Выбрав направление, я сосредоточилась, мысленно разрывая окружающую меня пустоту, и она подчинилась, отступила, выпуская меня в реальность, и я оказалась на берегу океана, в том же самом месте, что и в прошлый раз.
И теперь я уже знала, что я переместилась в будущее всего на пару-тройку часов. Знание было инстинктивным, не поддающимся четким доводам разума, но я понимала теперь сам принцип перемещения. Достаточно было просто мысленного приказа, некоторого мозгового усилия, и время подчинялось, раздвигая свои врата, и послушно впускало меня во временной коридор и так же покорно выпускало из его ледяных объятий в нужное мне время и место. Но только я пока не знала, какие существуют ограничения на перемещение, но была твердо уверена в том, что они есть.
И в этот раз не было уже той дикой боли, как в начале, когда я только сняла защиту. Лишь усталость, подавленность, но я со временем научусь контролировать и эти чувства.
Я снова лежала у кромки прибоя, но на этот раз океан штормило, и вода временами накрывала меня почти полностью, но я не спешила подниматься. Как же неудобно, что перемещаться приходится голой, ведь мой комбинезон остался в доме у Калленов. Хорошо, что на пляже никого не было. Я смотрела в чужое мне небо. Багровые тучи неподвижно зависли над океаном, предвещая бурю, вдалеке изредка сверкали молнии. До дома, где остался Джаспер, было меньше километра по безлюдной местности, я вполне смогу дойти туда минут за пятнадцать. Но вставать не хотелось, тело ныло и саднило, ноги были ватными. Все-таки нельзя перемещаться из замкнутого пространства, лучше делать это на открытой местности.
И мне надо подумать о том, что произошло. Я старалась больше не вмешиваться в сознание людей, чаще всего было невозможно предугадать, какие последствия может иметь мое пусть даже незначительное вторжение. Забрав у Джаспера возможность мечтать о моей крови, я никак не запретила ему думать обо мне, и его мысли приняли другое направление – он теперь хотел меня как женщину. И, самое страшное, я понимала, что я совсем не хотела ему сопротивляться.
Может быть, это потому, что я подсмотрела его эмоции? Пережила вместе с ним нестерпимое чувство жажды крови, вызываемое моим запахом, прочувствовала вместе с ним наслаждение от того, как моя кровь заполняет его вены? Раскаялась вместе с ним, когда он понял, что он меня убил? Его чувства заставили и меня вывернуться наизнанку, я как будто сама выпила свою кровь, убила себя, и мой рассудок с трудом вынес столь непосильное напряжение. И, может быть, сдвиг в голове произошел не только у Джаса, но и у меня? И я не выдержала, трусливо сбежала в самый последний момент, когда, казалось, ничто уже не сможет нас остановить.
И не только в этом причина, он всегда интересовал меня, меня притягивала его неординарная, загадочная личность, я с интересом наблюдала за ним, он был для меня другом и братом. И вполне естественно, что как и в случае с Валькой, при определенном стечении обстоятельств мы не смогли удержаться на тонкой грани между шаткой, неустойчивой дружбой представителей различных полов и вполне естественным, инстинктивным желанием продолжения рода.
Но это совсем не значит, что все в прошлом, я по-прежнему испытываю томящее волнение, когда вспоминаю о нем, он уже занял определенную нишу в моем сердце, и я ничего уже не смогу с этим поделать. Мы как будто связаны с ним единой цепью, и разорвать ее будет ох как непросто. И что дальше? Как мы теперь выберемся из этой трясины, из этого болота чувств, в котором мы увязли?
Но то, что я к нему испытываю, нельзя назвать любовью, скорей это напоминало духовную близость и благодарность за то, что он был со мной в трудный для меня момент. Это никак не изменяло моих чувств к Эдварду, я все так же безумно люблю его, но мне почему-то кажется таким естественным думать сразу о них обоих.
Сильный грохот раздался прямо надо мной, яркая вспышка молнии рассекла небо, как будто сама природа возмутилась моим аморальным, крамольным мыслям. Дождь хлынул сразу, мощным потоком, прибивая меня к земле, вдавливая в песок. Я должна идти. Я нашла в себе силы подняться, и медленно побрела в сторону дома, где, я надеялась, он еще ждал меня. Каждый шаг давался мне с трудом, ледяной ветер сбивал меня с ног, тяжелые капли били по мне наотмашь, холод стальными обручами сковывал мое голое, беззащитное тело. Мне уже казалось, что я никогда не дойду, но наконец очертания заброшенного дома показались невдалеке.
Порше Элис все еще стоял возле дома. Значит, он все еще ждет меня.

Джаспер
Не знаю, сколько я пролежал здесь, на этой кровати, я полностью потерял ощущение времени. Несколько раз вибрировал телефон, но я не обращал на него внимания. В конце концов, я просто его выключил. Мне не хотелось ни о чем думать, ни с кем разговаривать. Я не мог бы сейчас посмотреть в глаза моим родным, особенно Элис. Мои чувства к ней не изменились, она по-прежнему была центром моего никчемного существования. Но появились новые чувства к странной человеческой девочке, за сравнительно короткое время взорвавшей весь наш привычный образ жизни. Мне хотелось оградить ее от всех опасностей, которые подстерегали ее, и в том числе от Эдварда, который теперь будет испытывать жажду рядом с ней. Сделает ли она с ним то же, что сделала со мной?
А за окном бушевала гроза, тяжелые капли с силой барабанили по старой крыше. Но мой острый слух даже через гремящие раскаты грома уловил движение недалеко от дома. Я быстро спустился на первый этаж, оказавшись на крыльце.
Она медленно брела к дому, абсолютно обнаженная. Близкая вспышка молнии на мгновение осветила ее. Тяжелые капли падали на нее, стекая тоненькими струйками по голому телу. Мокрые волосы облепили ее лицо, прилипали к шее и плечам. Она обхватила себя руками в бесполезной попытке согреться, но это не помогало, она вся тряслась от холода, ее губы посинели, а все тело покрылось мелкими пупырышками гусиной шкуры. Черт. Она же теперь обычный человек, она может замерзнуть, заболеть, да с ней может случиться все, что угодно!
Я схватил какую-то тряпку в прихожей, и, не обращая внимания на дождь, рванул к ней, поднял ее на руки, заворачивая в покрывало. От нее не исходило никаких эмоций, она покорно уткнулась лицом в мое плечо. Я тут же очутился на втором этаже дома, отнес ее в ванну, включил горячую воду, поставил ее под душ. Она безразлично позволила мне поливать ее горячими струями воды, никак не реагируя на происходящее. От прикосновений к ее обнаженному телу возбуждение вновь росло во мне, но я обуздал свои чувства, ей сейчас плохо и явно не до любовных игр.
И еще я увидел струйку крови, растекающуюся по воде. Она поранила ступню, наверняка накололось при ходьбе. Я присел на корточки возле душевой кабинки, поднял ее ногу и зализал ранку, останавливая кровь своим ядом. Она глянула на меня с удивлением, но почти сразу ее взгляд снова стал равнодушным.
Сняв с вешалки первое попавшееся полотенце, я вытер ее, как куклу, отнес на кровать и осторожно накрыл одеялом. Она безучастно уставилась в потолок. Я не знал, что мне еще сделать. Вспомнив, что люди пьют и едят, я спустился на кухню.
И тут я остановился в полном недоумении. За почти полтора века своего вампирского существования я совершенно позабыл, что едят люди, не говоря уже о том, как это готовить.
В холодильнике я обнаружил какой-то белый продукт явно молочного происхождения. Вроде что-то похожее Эсме намазывала на хлеб, когда кормила Олега. Я так и сделал, отрезал кусок хлеба и нанес на него тонким слоем неравномерную белую массу, аккуратно размазав комочки.
Что еще? По-моему, если человек замерз, ему, чтобы не заболеть, нужно теплое питье. Я вспомнил, что Эсме заваривает Олегу чай, и включил стоящий на столе электрический чайник. Найдя коробочку с соответствующей надписью, я достал оттуда пакетик, опустил в чашку и залил кипятком. Надеюсь, я все сделал правильно, и она не запустит в меня этим чаем. Еще Эсме всегда говорила, что Олег жуткий сладкоежка, и я видел, как она сыпала ему в чай сахар. Вот только сколько нужно сахара? Наверняка чем больше, тем лучше, и я пересыпал содержимое сахарницы в чашку, пока она не наполнилась до краев.
Поставив все это богатство на поднос, я добавил туда пару яблок, и поспешил наверх.
Когда я поднялся в комнату, ее взгляд уже был более осмысленным. Она даже слегка улыбнулась, завидев меня, замершего словно статуя на пороге комнаты с подносом в руках. Да уж, что-то более нелепое трудно даже вообразить, вампир кормит человека, вместо того чтобы самому им позавтракать.
– Я тут приготовил тебе кое-что, не знаю, понравится ли тебе, – нерешительно пробормотал я, ставя перед ней поднос с едой и питьем.
Она жадно обхватила горячую чашку обеими руками, словно согревая ладони, опасливо принюхалась, как будто ожидала какого-то подвоха с моей стороны, и все-таки сделала осторожный глоток.
– Сахара ты не пожалел, – скривилась она, – можно ложку ставить.
– Что? – не понял я.
– Не обращай внимания, – махнула рукой она и поставила чашку на место.
Я не понял, о чем она говорит. Да и не важно, главное, она вышла из ступора. Тем временем она подняла с подноса главное чудо моего кулинарного искусства, которое, если я не ошибаюсь, называлось бутерброд, и недоверчиво покрутила его в руках.
– И зачем ты творог на хлеб намазал? – усмехнулась она, – это же тебе не кровь молодых женщин хлебать, тут другой подход нужен.
Что она от меня хочет? Откуда мне знать, чем питаются люди, я столько лет старался держаться от них подальше, что совершенно позабыл все человеческие привычки.
А она языком слизывала белую массу с хлеба, а я, затаив дыхание, наблюдал за ней и представлял ее язык совсем в другом месте, делающий вот такие же движения. И если еще к языку присоединяться ее горячие губы… И опять мои мысли приняли ненужное направление, а она, тщательно собрав языком все белое, положила хлеб на поднос и взяла в руки яблоко.
– Надеюсь, хоть тут ты ничего не испортил? – как-то невпопад пробормотала она и вонзила свои белые ровные зубки в спелый плод.
Мне определенно нравилось, как она ест. Она надкусывала и жевала медленно, словно нехотя, яблоко пускало сок, блестящий на ее губах. Она думала о чем-то своем и не обращала больше на меня внимания, глядя прямо перед собой. Ее эмоции были тихими и сдержанными, они наверняка соответствовали ее мыслям. Сосредоточение, потом спокойствие постепенно перерастали в раздражение и ненависть. Мне показалось, что ее ненависть направлена на меня, что она ненавидит меня за то, что я с ней хотел сделать.
– Прости меня, – прошептал я, – я не имел права так поступать.
Она сразу напряглась и наклонилась ко мне поближе, ловя взглядом мои глаза.
– Думаешь, я позволила бы тебе управлять моими эмоциями, если бы Я этого не хотела? – зло зашипела она, – думаешь, я позволю Эдварду читать мои мысли, если Я этого не хочу? Или Элис видеть мое будущее? Или я позволю кому-нибудь из вас выпить хоть каплю моей крови? Я могу уничтожить вас всех, вы перебьете друг друга сами, прежде чем поймете, что происходит. Вы даже не представляете, какое чудовище вы пригрели у себя на груди, – она откинулась на подушки, словно устала после такой долгой речи, ее глаза снова стали пустыми и равнодушными.
– Да, я помню, ты страшная и ужасная, – усмехнулся я, – а еще жутко злопамятная и мстительная.
Она подняла на меня слегка удивленный взгляд.
– А что, тебе не страшно? – с некоторой долей интереса спросила она, – после того, что я с тобой сделала?
– Очень страшно, видишь, я до сих пор дрожу, – и я протянул руку, осторожно провел ладонью по ее щеке, и она не отстранилась, мне даже показалось, что она прильнула к моей ладони, словно ища успокоения в моем мимолетном прикосновении.
– Видимо, я теряю квалификацию, – слегка расстроено и недоверчиво вздохнула она, – раньше меня боялись.
– Бывают моменты, когда я действительно тебя побаиваюсь, – поспешил успокоить ее я, – но гораздо чаще я боюсь за тебя, чтобы с тобой ничего не случилось. Особенно сейчас, когда ты стала слабой и уязвимой. И такой потерянной.
Я снова слегка прикоснулся к ее щеке, но на этот раз она чуть отстранилась, и я поспешил убрать руку.
– Ты ошибаешься, – в ее голосе слышалась неприкрытая горечь, – я стала сильной. Очень сильной, только я не знаю, что мне делать со своей силой. Она мне не нужна, я ее не просила, я хотела быть самой обычной.
Ох, как мне это знакомо. Сколько раз я думал о том, что все отдал бы, чтобы не испытывать постоянную жажду, чтобы ничего не знать о чужих эмоциях, чтобы мы с Элис были обычными людьми, создали бы полноценную семью, нарожали детей, а в старости нянчили бы внуков. Это были потаенные желания каждого из Калленов, но только Розали решалась озвучить их вслух. Но что было, не вернешь, и я научился с этим жить.
И мне захотелось успокоить и поддержать Тэсс, я притянул ее к себе, а она удобно устроилась на моем плече.
– Ты научишься с этим жить, – уверил я ее, осторожно поглаживая ее волосы, – мы все были не очень рады своим талантам, Эдварда раздражают чужие мысли, Элис тяжело знать будущее, меня убивают чужие эмоции, но постепенно мы привыкли, и наши таланты уже не кажутся нам такими тягостными.
– Я не смогу теперь жить с вами, – прошептала она, – ведь вы теперь будете постоянно испытывать жажду рядом со мной.
Действительно, мы все воспринимали ее как члена семьи, даже скорей как вампира, чем как человека. И все Каллены будут неприятно удивлены, услышав ее настоящий запах и осознав, что она еда. И ее невообразимо сладкий аромат, аромат молодой, здоровой, буквально излучающей сексуальность женщины всегда был невероятно привлекательным для вампиров. И в особенности тяжело сейчас будет именно Эдварду. Но выход всегда есть, и она сама может облегчить всем нам жажду при помощи своего дара.
– Глупости, – возразил я, – сделаешь со всеми то же, что и со мной, и все будет в порядке.
– Нет, – ее голос стал глухим и едва слышным, и она еще глубже уткнулась в мое плечо, – ты так ничего и не понял.
Нет? Я был удивлен. Почему нет? Я ведь больше не хочу ее крови, я могу спокойно находиться рядом с ней. Спокойно? Разве это можно так назвать? Да я просто не могу быть рядом с ней, не думая о фонтане ее эмоций, о вкусе ее губ, об ее упругой, податливой груди, об ее мягкой, бархатистой коже. Черт, опять мои мысли потекли в ненужном направлении. О чем это мы говорили?
– Почему нет? – переспросил я, все-таки вспомнив предмет нашего разговора.
– Потому что лазить в чужие мозги не самая приятная вещь, – отрезала она.
– И что же тебе так не понравилось в моих мозгах? – удивился я.
– А тебе разве понравилось то, что ты увидел?
Я прокрутил у себя в голове видение, которое она мне внушила.
– Смотря что, – честно признался я, – пить твою кровь очень даже понравилось, она у тебя самой наивысшей пробы. Но вот потом…
– Вот именно, – подтвердила она, – потом. Потом мне тоже не очень понравилось.
– Ты тоже все видела? – поинтересовался я.
– Все видела, это мягко сказано, – мрачно улыбнулась она, – я испытала вместе с тобой все чувства и эмоции, которые пережил ты. Это было страшно. Я даже не представляла, насколько сильным может быть голод вампиров.
– И поэтому ты не хочешь делать это с другими?
На самом деле я хотел спросить об Эдварде, но так и не решился произнести сейчас его имя вслух.
– У моего дара есть очень неприятный побочный эффект, – возразила она. – Моей крови они больше хотеть не будут, но может измениться что-то другое, я даже не могу предположить, что именно. В твоем случае, ты стал хотеть меня не как еду, а в несколько другом качестве.
Интересное она подобрала определение. В другом качестве. Хотя вряд ли ее вмешательство было основной причиной моих неприличных желаний, скорей это был толчок, чтобы я осознал, чего же я от нее хочу на самом деле.
– Это точно, но я думаю, что все произошло не только из-за твоего вмешательства, – и я приподнял ее подбородок, и поймал ее слегка затуманенный взгляд, – и что мне теперь с этим делать?
И опять глаза в глаза, на этот раз уже напрямую, без всякого зеркала. И опять слабый, чуть заметный огонек ее желания, и от меня требуется только чуть-чуть подкинуть дров, и разгорится мощный, всепоглощающий костер страсти, легко сметающий все преграды на своем пути.
Боже, как же мне хотелось закончить то, что мы начали! Снова почувствовать свою власть над ней. Наконец, ощутить себя в ней, такой мягкой и чувственной, горячей и ароматной. Но нет, я не могу больше идти на поводу у своей похоти. Между нами слишком много преград, и разрушив их, мы разрушим не только наши жизни, но и жизни наших близких. Есть Элис, есть Эдвард. Мы зашли слишком далеко, и если я не остановлю сейчас это наваждение, то впоследствии не прощу себя. И я не уверен сейчас в ее адекватности, я не хочу просто воспользоваться ее слабостью, я не хочу подвергать ее жизнь опасности, она слишком дорога для меня. Я еще не определил точно ее место в иерархии моих ценностей, но она явно была во главе списка, где-то рядом с Элис.
Я не буду больше вмешиваться в ее эмоции. Но я могу просто прикоснуться к ее губам, осторожно, только чтобы запомнить их вкус. И все. Только еще раз ощутить их вкус.
Я перехватил ее за талию, и усадил ее сверху, на свои колени, развернув лицом к себе. Она так и была завернута в полотенце после душа, и я не стал его трогать, чтобы оставить между нами хоть какую-то преграду в глупой надежде, что оно сможет меня остановить, если я слишком увлекусь.
Она прикрыла глаза ресницами, пряча свой взгляд от меня, но ее губы чуть подрагивают, ожидая моего прикосновения. Я осторожно трогаю ее нижнюю губу своими вдруг пересохшими губами, и какое-то время мы просто так сидим, не делая никаких движений, и я действительно просто наслаждаюсь вкусом и теплом, которые так щедро дарят мне ее уста. Но ее губы начинают медленно двигаться, даря мне сначала осторожный, но постепенно все более и более смелый поцелуй, и вместе с ним настоящую, теплую жизнь со всеми ее цветами и оттенками, с громкими ударами сердца, с яркими нюансами запахов. Ее губы согревают мою плоть, и тепло разливается по моим засохшим венам, и я уже не мертвый, я оживаю под ее поцелуем, и полторы сотни лет жалкого существования забываются, и я снова чувствую себя человеком, обычным парнем, в руках которого отвечающая на его ласки прекрасная девушка.
Кто-то хотел остановиться? Нет, это был не я, это кто-то другой внутри меня, чересчур правильный и целомудренный, он умер уже давно. Но сейчас я все-таки не человек, и никакие моральные принципы не имеют ко мне никакого отношения. Я хочу обладать этой девочкой, и это стремление во много раз сильнее, чем жажда крови, оно просто невыносимо, нереально будоражит мой мозг, и не только мозг, и нет никаких сил, да и желания ему сопротивляться. И как я умудрился в такое вляпаться?
– Надеюсь, ты сейчас не исчезнешь, – поинтересовался я шепотом, как будто кто-то мог нас услышать.
Она покачала головой, и я так и не понял, что означает этот ее жест, согласие или отрицание.
– Я хочу закончить то, что мы начали, – вдруг вымолвила она, несказанно удивив меня своим заявлением.
Она хочет. Решительно отбросив все сомнения, я запустил свои руки под скрывающее ее полотенце, сжимая ее ягодицы, проводя ладонями по спине, прижимая ее еще ближе. Ее губы спускаются на мою шею, оставляя после себя горящие участки моей холодной кожи. И вдруг она замирает, уткнувшись носом в мою грудь, и я чувствую исходящее от нее беспокойство, и даже маленькую капельку страха. Черт, что же я делаю? Ей же сейчас опять станет плохо, она вновь исчезнет, и где ее потом искать, ведь ей просто необходима моя помощь.
Просто преступление использовать сейчас ее слабость, нужно найти в себе силы остановить это наваждение. Я стараюсь повлиять на ее эмоции, послав ей волну спокойствия, но понимаю, что она не реагирует на мои воздействия, она словно закрылась невидимым щитом от моего дара.
– Тэсс, – я чуть отстранился от нее, стараясь поймать ее взгляд, – послушай, я очень хочу тебя. Но нам лучше сейчас остановиться. И подумай, что будет, когда мы вернемся домой. Как я посмотрю в глаза Элис? Что ты скажешь Эдварду?
И тут я понял, что она не слышит меня. Ее взгляд снова стал отрешенным, и я теперь ясно ощутил исходящее от нее нечеловеческое напряжение. Она как будто пыталась понять, что происходит в ее голове. Она прислушивалась к себе.
– Тэсс, – окликнул я ее, – что с тобой?