Именно в этот день, десять лет назад, после недель терзаний, бесконечных слез и полной депрессии я позвонила ему последний раз. Я хотела рассказать ему о том, что сначала меня так испугало, когда не начались очередные месячные; о том, что затем подарило надежду. Он может вернуться, когда поймет, что станет папой. Сердце билось где-то в горле, пока телефон издавал тягучие гудки.
- Зачем звонишь? – раздалось вместо приветствия.
Но я другого и не ожидала.
- Нужно поговорить, – получился шепот, в горле стало неожиданно сухо.
- Хватит! Неужели самой не надоело унижаться? – в его голосе скрипело раздражение.
- Это важно. Я хочу тебя видеть, ты мне очень нужен сейчас, – я почти умоляла.
- Если нужно, приезжай.
Как-то легко он сдался.
«Может, он тоже скучал. Может, тоже хочет все вернуть». - в голове заметались мысли, а в сердце затеплилась глупая надежда, пока я записывала адрес.
Такси привезло меня на окраину города к двухэтажному коттеджу, инкрустированному под старинный замок. Ворота открылись автоматически, и я неуверенно прошла по каменной дорожке к огромной дубовой двери. Из окон дома звучала музыка и возгласы вечеринки.
Дверь внезапно распахнулась, чуть не припечатав меня к стене, и худой взъерошенный парень в расстегнутой почти до пупка рубашке пьяным жестом пригласил войти. Осторожно я побрела за шатающейся фигурой по длинному коридору, который выплыл в просторный холл, наполненный звуками тяжелой музыки, сигаретным дымом, мужскими пьяными голосами и гоготом. В комнате находились примерно семеро мужчин.
Один из них, круглолицый парень, одетый лишь в синий махровый халат, вальяжно восседал в кресле, закинув ногу на ногу. Видимо, это был хозяин дома. Все остальные находились в разных частях комнаты и были либо оголены по пояс, либо в расстегнутых рубашках. У кого-то в руках дымились сигары, кто-то держал пивные бутылки или бокалы с коричневатой жидкостью. В комнате было душно и ужасно накурено, что вызывало неприятное головокружение. Окинув помещение взглядом, я нашла его. Сердце глухо застучало, когда мои глаза встретились с тяжелым взглядом карих глаз. Слегка пошатываясь, он встал с прикаминного кресла, поставил бокал на стеклянный столик и направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Я молча пошла за ним, слыша сзади улюлюканья и пьяный смех.
Он остановился в дверях полутемной комнаты с широкой кроватью, накрытой красным атласным покрывалом и, прижавшись спиной к дверному косяку, сухо произнес:
- Говори, - пьяные глаза, казалось, пронзают насквозь.
Я внутренне задрожала. Куда делась моя смелость? Все подготовленные слова спутались в одну невнятную кашу и казались абсолютно неуместными. Встав напротив, опершись так же, как и он, о противоположный косяк, я смотрела на него. Двухдневная щетина опутала кожу слегка впалых щек; глаза красные и мутные; запах дорогого коньяка неприятно резал нос. Я никогда не видела его в таком состоянии, сейчас он был чужим и родным одновременно. Я чувствовала тепло его тела. Как мало нас разделяло... Каких-то полметра, и я могу прикоснуться к любимому лицу. Подержать эту сильную ладонь, которая может быть такой нежной; прижаться к его груди, вдохнуть аромат его кожи. От этих мыслей к горлу подступил тугой комок. Нет, не плакать. Он этого не любит. Да и для чего? Это всё-равно не поможет.
- Я должна сказать тебе одну важную вещь, но я не уверена, что ты ее воспримешь в таком состоянии, – мой голос дрожал.
- Ммм… ты волнуешься... - Широкая ладонь погладила меня по плечу, и волна тепла прокатилась по руке. – Ты такая невинная, наивная. Именно это мне в тебе и нравилось. Тебя хотелось развращать, – он пьяно ухмыльнулся.
Я опустила глаза, скрывая нахлынувшую боль. «Развращать». Именно это он и делал со мной. Каждый день методично растлевал мое тело, обучая все новым и новым премудростям любви, даря наслаждение, а когда я научилась многому, когда разучилась смущаться его новым задумкам и фантазиям – бросил. Наигрался.
- Я знаю, зачем ты пришла. Ты хочешь меня, ты не можешь забыть меня. Тебе нравилось все, что я с тобой делал. Да, это удовольствие, к нему быстро привыкаешь, но, детка, мне это больше неинтересно, а насиловать себя я не привык, - его глаза загорелись диким огоньком, тяжелое тело прижало меня к дверному косяку. - Хочешь траха? Я тебе его дам сегодня, а потом ты уйдешь и больше не вернешься.
Губы жадно впились в мой рот. От перегара закружилась голова и начало подташнивать, уже больше месяца я не переносила алкоголь. Его руки шарили по моей спине в поисках молнии платья. Ещё месяц назад я бы растаяла в ощущениях, но сейчас не почувствовала и капли желания. Наоборот, захотелось вырваться, убежать и никогда не возвращаться. Я сделала попытку оттолкнуть его руками и, отвернув лицо, вдохнула свежий воздух. Его рот переместился на мою шею и плечо. Он грубо впивался в кожу, царапая ее своей щетиной, оставляя болезненные следы засосов. В надежде остановить его, я сдавленно произнесла то, ради чего пришла сюда:
- Я беременна, у меня будет ребенок от тебя.
На мгновение он замер, затем отпрянул, и мою щеку обожгла сильная пощечина. Голову отбросило в сторону, во рту появился железный привкус крови из разбитой щеки. Ноги подогнулись, и я осела на пол. Из глаз хлынули слезы, щека горела огнем. Он больно схватил меня за предплечья и поднял на уровень своих глаз.
Тряся за плечи, он яростно пробуравил меня глазами и заорал.
- Ах, ты, сука! Мерзкая дрянь! Я думал, ты наивная девочка, а ты такая же стерва, как и все эти сучки, бродящие по барам в поисках толстого кошелька. Я давно не верю в такие сказки! Ты слышишь меня, сука! - Его крик больно резал уши и душу.
В следующий момент я полетела на пол, больно ударившись затылком об ножку кровати. Хлопнула дверь, и послышались тяжелые удаляющиеся шаги. Слезы туманом застилали глаза. Свернувшись калачиком у подножья кровати, я пыталась унять рыдания, рвущиеся из груди.
Через несколько минут лестничная площадка заполнилась топотом, шорохами, пьяным смехом и возбужденными криками. Душа похолодела; сердце, казалось, бьется где-то в животе. Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ворвались четверо пьяных мужиков. Глядя на них испуганными глазами, я попятилась назад, вызвав только пьяный гогот.
- Ну что ты, птичка? Мы будем нежны, – заржал полноватый парень в синем махровом халате, поднимая меня с пола. Я рванулась, пытаясь вырвать руки из его потных ладоней. – Понятно, значит, нежности тебя не устраивают. А ты горячая крошка!
Перехватив мои кисти одной рукой, другой он схватил мое лицо, пытаясь поцеловать. Стараясь освободиться, я заехала ногой в его пах. Он выпустил меня и согнулся пополам, рыча от боли.
- Ах, ты, сука! Не хочешь по-хорошему? Братаны, хватайте эту дрянь.
Я метнулась к двери, но попала в объятья крепких рук высокого накаченного блондина. Мерзко улыбаясь, он потащил меня к кровати, на ходу разрывая платье свободной рукой, и швырнул на атласное покрывало. Две пощечины наотмашь обожгли щеки.
- Успокойся, сука, если не хочешь, чтобы тебя на куски порвали!
Две потные ладони схватили мои кисти, больно вытягивая руки вверх, к моему лицу склонилась красная рожа толстяка.
- Сука! Хотела мне хозяйства отбить? – шипел он, наклоняясь всё ниже.
Получив болезненный укус за щеку, я отвернулась в сторону. От его зловонного дыхания меня чуть не вырвало.
Блондин и худой растрепышь, открывавший мне дверь, стаскивали с меня остатки разодранного платья. Отчаянно пытаясь сопротивляться, я била их ногами, за что получила болезненный удар под дых. На минуту захлебнувшись болью, я повернулась на бок, подтягивая к себе колени. Кровь бешено пульсировала в висках, страх разливался по телу: я боялась не за себя, я боялась за ту маленькую жизнь, которая теплилась внизу живота. Слезы хлынули из глаз, смывая остатки размазанной туши. Всхлипывая, я прорыдала:
- Пожалуйста! Не надо! Я прошу вас! Я беременна! Отпустите… .
- Заткнись, мразь! Беременные дома сидят, а не шарахаются в поисках приключений на свою аппетитную задницу, – прорычал мне в лицо толстяк.
Блондин уже рвал на мне колготки, широко разводя мои ноги; растрепышь грубо лапал мою грудь, покручивая соски сквозь ажурный лиф. Я рыдала, захлебываясь слезами. Сил бороться больше не было. Их равнодушие к моим мольбам лишило меня последней надежды. Блондин дернул за лифчик, и тонкая ткань больно врезалась в кожу спины, но застежка не выдержала и поддалась. Четыре руки лапали мое тело, грубо потягивая кожу и болезненно сминая грудь, живот и ягодицы. Подошел четвертый из этой компании, темноволосый худощавый брюнет. С мерзкой ухмылкой он расстегнул молнию джинсов и спустил штаны. Новая волна моих рыданий наполнила комнату. Я повторяла сквозь слезы: «Пожалуйста, не надо! Пожалуйста!», но меня никто не слышал. Через секунду я почувствовала болезненное проникновение и грубые животные толчки. Я закрыла глаза, чтобы не видеть эти рожи. Ужасно хотелось закрыть уши, чтобы не слышать смех, улюлюканье и похотливое дыхание этих четырех скотин, но руки были зажаты над головой. Через пару минут я почувствовала, как в сжатую в кулак ладонь тычется член. Этот толстый урод трахал мою руку! Блондин сел мне на живот и возил своим толстым членом между зажатых в руки грудей. Через какое-то время ему этого показалась мало и, взяв мою голову в руки, он стал пихать свой вонючий член мне в рот. Я захлебывалась слезами. Боль, обида, омерзение душили меня, к горлу подкатывал приступ рвоты. Меня вырвало прямо на него, за что я ту же получила такой удар кулаком в голову, что потеряла сознание.
Спасительная темнота. Несколько раз я приходила в себя, осознавала, что все еще продолжается, и снова теряла сознание.
Темнота обволакивала меня, из неё не хотелось выходить. Здесь не было боли, здесь я не чувствовала, как четверо животных рвут мое тело на части; я не чувствовала омерзения и страха. Здесь ничего не было. Не было меня.
Вдруг острая боль внизу живота разорвала темноту и, вскрикнув, я очнулась. Я по-прежнему находилась на кровати, но теперь стоя коленях. Сзади грубыми толчками кто-то входил в меня, причиняя адскую боль. Я инстинктивно сжалась, прижимая руки к низу живота. Сзади послышался испуганный вопль:
- Вот черт!!! Что за хрень?!
Тот, кто это сказал, отлепился от меня, со всей силы толкнув на кровать. Я упала на бок, свернувшись калачиком, чувствуя, как по бедрам потекло что–то горячее, и дикая боль снова пронзила живот. Дальше я услышала шум врывающихся в комнату мужиков, перед глазами поплыли красные пятна. Сквозь гул в ушах до меня доносились обрывки фраз:
- Блядь, она же сейчас загнется здесь! Нужно везти ее в больницу. Одно дело изнасилование, а от убийства нас уже хрен кто отмажет!
- Сучка! Всю кровать в крови уделала! Я ее не повезу, еще и машину ухайдокает.
- Да ты охренел? Как ты себе это представляешь? Привезти в больницу и отдать? «Возьмите, это мы ее в кровь разъебали»? Что ты с ней вообще делал, урод?
- Ничего! Она завизжала, а потом это хлынуло, я сам охерел.
- Так, давайте быстро выносите ее из моего дома, мне здесь труп не нужен.
Кто-то засунул мне между ног простынь; чьи-то руки натянули на меня обрывки платья и туфли. Последнее, что я запомнила, проваливаясь в кровавую пропасть, были когда-то любимые, горящие страстным огнем, глаза. Только сейчас они были холодные, равнодушные, мертвые.
На этот раз темнота была похожа на ад: кроваво-красные пятна расплывались перед глазами, тошнота подкатывала к горлу, нечем было дышать.

«Пии…, пии…, пии…» - над ухом что-то истошно пищало, возвращая меня в сознание.
Открыв глаза, сквозь мутный туман я увидела белый потолок, голубые стены, лампы дневного света. Больница. Сознание вернулось, а вместе с ним память.
«Пи, пи, пи, пи, пи…» - истошный сигнал начал пищать чаще, это мое сердце застучало с бешенной скоростью. Перед глазами замелькали картинки: красная толстая рожа, потные руки хватают запястья; гнусный задохлик с вожделеющим взглядом; потолок с лепкой, паркетный пол, снова потолок с лепкой; кровавое пятно на белоснежной простыне; мертвые, пустые глаза светло-карего цвета...
Нет! Нет! Нет! Я заметалась на кровати, выдирая трубки системы искусственного дыхания. Ко мне подбежала медсестра со шприцем в руке. Укол в капельницу, и я засыпаю, проваливаюсь в пустоту...
Как сквозь воду слышу голоса: приятный баритон и очень знакомый, какой-то почти родной мужской голос.
- Сколько можно? Когда ты ума наберешься? Какого хрена ты это сделал? Ты знал, что она беременна? – зло шипел приятный баритон.
- Я думал, она врет. Я же не гинеколог! Да и потом, я ведь не мог отвезти ее в другую больницу, – громко шептал знакомый бархатный голос.
- Конечно! Кто там тебя, урода, прикрыл бы? Как ты меня достал! Мне надоело откачивать твоих обколовшихся дружков и зашивать подружек, попавших на ваши вечеринки.
- Мне что, сказать: «Прости, папочка, я больше так не буду»? – съязвил знакомый голос.
- Убирайся отсюда, гавнюк! На этот раз ты перешел все границы.
Мысли путались, я никак не могла вспомнить, кому принадлежит второй знакомый голос. Видимо, сон, очень странный сон.
Утро. Сквозь бежевые жалюзи пробился луч солнечного света. Мир казался, как в тумане, голова кружилась, мешая сосредоточиться. Где я? Как я тут оказалась? Ответы на эти вопросы ускользали.
В дверь вошел высокий голубоглазый блондин с вьющимися, аккуратно уложенными волосами лет сорока, в белом халате. Он встал напротив окна и посмотрел на меня заинтересованным взглядом.
- Ну, как у нас дела? – раздался бархатный глубокий голос. В лучах солнечного света, пробивавщегося сквозь преграду жалюзи, мужчина показался ангелом. Я попыталась улыбнуться, но не была уверена, что у меня получилось.
- Не надо, не разговаривайте, вам сейчас лучше поберечь силы, - произнес он успокаивающим голосом.
Сделав паузу и внимательно посмотрев на меня, продолжил.
- Выглядите вы гораздо лучше. Выздоравливайте, – ангел вышел из палаты, что-то диктуя медсестре.
Через несколько дней в голове стало проясняться, но причину своего нахождения здесь я так и не могла вспомнить. Тело слегка ныло, но гипса не было, а значит ничего не сломано. В голове все было по-прежнему перемешано, и при малейшей попытке вспомнить что-то, более далекое, чем вчерашний день, мысли путались. Но, видимо, дозу успокоительного начали постепенно снижать, так как появилось стойкое желание узнать, что со мной произошло, и почему я здесь. Медсестры улыбались, но на вопросы не отвечали, и это ужасно раздражало. Я ждала доктора-ангела, чтобы узнать, что со мной случилось. И он пришел.
- Здравствуйте. Я вижу, вы быстро идете на поправку. Голова не кружится? – доброжелательно улыбаясь, он нащупал мой пульс теплой рукой. – Отлично. Сейчас съездим на УЗИ, затем еще парочка анализов и, в принципе, можно выписываться.
Медсестра закатила в палату каталку и ждала, пока я поднимусь. Я попыталась сесть, облокотившись на локти.
- Доктор, у меня есть вопросы. Объясните, что со мной? Почему я в больнице? Я ничего не помню, это так странно, – язык еле ворочался, выдавая эти слова. Голова сразу закружилась, и я снова прилегла на подушку.
Улыбка на лице доктора погасла. Он жестом попросил медсестру удалиться и присел на край кровати.
- Вы попали к нам с маточным кровотечением... Вас принесли какие-то люди с улицы. То, что вы ничего не помните, объясняется действием препаратов, которые я вам назначил. Это временно и скоро пройдет, так как назначение я уже отменил, – доктор говорил тихо, стараясь не смотреть мне в глаза.
- Я не понимаю. Какое кровотечение? Почему? Что со мной произошло? – мысли путались в голове, возникали какие-то мутные образы, вызывая неприятное волнение.
- Ну, трудно утверждать однозначно, но это было похоже на изнасилование, – доктор на пару секунд заглянул в мои глаза. – И еще. Есть кое-что, что я должен вам сообщить сейчас. Вы были беременны... Беременность сохранить не удалось.
Меня, как будто, окунули в ледяную воду, а потом в кипяток. Я вспомнила все. Давящая боль в груди не давала вздохнуть, щеки начали наливаться кровью, из горла вырывались гортанные хрипы. Дальше перед глазами потемнело, и я перестала видеть, только слышала шум суеты вокруг; взволнованные голоса медперсонала, почувствовала укол в вену, на лице - кислородную маску. Сознание начало таять, и я снова окунулась в пустоту, в который раз за последнее время.

Не помню сколько прошло времени, видимо, мне снова кололи успокоительные, но держать меня бесконечно в этой клинике не могли.
Вскоре доктор пришел меня выписывать и произнес слова, от которых я сама, моя жизнь и все вокруг перевернулось на 180 градусов.
- Вам удалили матку. Мы пытались сделать все возможное, но кровотечение остановить не удалось. Это было необходимо, иначе вы бы погибли от потери крови. Если будут вопросы, я жду вас в своем кабинете, а сейчас – простите, – и он быстро удалился, а его слова бесконечным эхом отражались в моей голове.
Я ничего не чувствовала. Видимо, укол, который сделала медсестра перед его приходом, был успокоительным. Мной владела лишь легкая тревога, и я боялась того, что будет, когда действие лекарства закончится. Я, как будто со стороны, наблюдала, как одела какие-то вещи, взяла свою сумочку и вышла из палаты, из больницы, из своей прежней жизни.

Побалуйте автора отзывами или критическими замечаниями на ФОРУМЕ