Глава 29. 1 марта

Гарри видел смерть раньше.
Ребенком, подростком, наконец, аврором, смерть была для него каждодневной реальностью. За годы в аврорате погибло несколько его коллег. Каждый раз было тяжело, но он научился отделять свою профессиональную жизнь от личной настолько, что мог принять их смерти как неизбежное и двигаться дальше. Он волновался, конечно, когда его собственные дети подросли и начали интересоваться его профессией, что однажды он попадет в ситуацию, когда личную жизнь нельзя будет так легко отделить от работы. Когда Тедди решил подать заявление в академию авроров, он беспокоился о его безопасности, о том, что он слишком юн и неопытен. Но он принял это решение и разрешил ему. Несколько лет спустя, когда Ал тоже объявил, что хочет стать аврором, он снова забеспокоился. Но он знал, что однажды в жизни детей настает минута, когда у тебя нет выбора, кроме как позволить им вырасти и самим принимать решения.
И вот на чем он был сконцентрирован последние годы – на защите своих детей.
И здесь был Рон, конечно, чтобы помочь ему следить за детьми, убедиться, что они защищены и не попадают в неприятности. Гарри никогда и не думал о возможности того, что Рон попадет в беду. В конце концов, Рон вместе с ним прошел почти каждую битву, что случалась в его жизни. Он не был тем, о ком следовало волноваться, потому что он сам мог о себе позаботиться.
И именно поэтому он не мог в это поверить.
И когда он стоял у дома в предместье Лондона, который навещал последние два десятка лет, и молча смотрел на дверь, он понял, что понятия не имеет, что сказать. Или что делать. Ничто не имело смысла, и он чувствовал, словно он в мире сновидений, как будто он сейчас проживает чью-то чужую жизнь или будто застрял посреди кошмара. Но он не мог проснуться. Как бы сильно он не старался пробудиться, он не мог.
Он все еще стоял все на том же месте и снова и снова переживал одну и ту же секунду.
Наконец, после минуты, а может быть, это был час, он заставил себя постучать. Он не привык стучать, и он подумал, каким странно формальным это кажется. Когда он что-то хотел, он просто аппарировал в их дом или пользовался камином. Стучать в дверь было чересчур рутинно и профессионально.
Вот только это было совсем не рутинно.
Гермиона открыла дверь и странно на него посмотрела, пропуская его, чтобы он мог войти. В одной руке у нее было перо, и она повела его в столовую, даже не поздоровавшись.
– Что происходит? – спросила она, совершенно отвлеченная, по дороге в столовую, где за столом она устроила себе импровизированный кабинет. Бумаги были разбросаны повсюду, и он спросил себя, над чем таким важным она работает, что принесла это домой и засиделась так поздно.
– Где Лэндон? – спросил он, взглянув на часы и уже зная ответ. Он был удивлен, что может говорить.
Гермиона почти закатила глаза.
– В постели, – ровно сказала она. – Уже несколько часов…
Ничего не говоря, Гарри присел на один из пустых стульев. Она пошла сразу к своему океану каких-то бумаг, которые принесла домой, и он молча смотрел на нее некоторое время, пока она наконец не пришла в раздражение и не подняла на него глаза.
– Не хочу быть грубой, – сказала она таким голосом, который дал ему понять, что ей трижды насрать на то, груба ли она, – но тебе что-то нужно? И где Рон? Он сказал, что вернется как раз вовремя, чтобы уложить Лэндона, но, очевидно, нашлось что-то поважнее.
Эти слова показались пощечиной, и Гарри уставился на стол перед собой, не осмеливаясь взглянуть ей в глаза. Он чувствовал в горле огромный ком, и ему казалось, что он может сейчас задохнуться насмерть. К сожалению, минуту спустя он все еще был жив, и она смотрела на него уже менее раздраженно и более обеспокоено.
– Что происходит? – тихо спросила она.
– Что-то случилось… – его голос звучал тихо и натянуто.
Долгую, тяжелую секунду она смотрела на него. А затем повторила свой более ранний вопрос.
– Где Рон?
И у него больше не было выбора, кроме как сказать ей. Он пытался проглотить ком в горле, но это было бесполезно.
– Он… – он внезапно понял, что ему следовало как-то спланировать это, прежде чем говорить это вслух. Он даже не знал, с чего начать. Он сделал неровный вдох и заставил себя выдавить слова. – Он погиб.
Он не планировал этот момент, но, если бы сделал это, он был уверен, что легко смог бы представить, что Гермиона впала бы в моментальную истерику или пришла бы в бешенство и разрушила все в комнате. Он бы не мог представить, чтобы она спокойно и не говоря ни слова, сидела за столом в столовой и смотрела на него, даже не шевелясь.
Но так она и сделала.
Он не знал, что после этого говорить, так что они просто смотрели друг на друга в полной тишине часов, наверное, двенадцать. Наконец, когда Гарри уже не мог это больше выносить, она заговорила. Всего три слова, произнесенные ровным тоном:
– Ты точно уверен?
Конечно, он был уверен.

Когда он услышал крики, раздающиеся с другого конца здания, он побежал по коридору так быстро, как только мог, пытаясь найти источник звука. Он узнал голоса, но не мог определить местоположение. А когда нашел, тут же пожалел об этом.
Он никогда не хотел увидеть, что его лучший друг лежит на полу с широко раскрытыми глазами, не видя уставившись в воздух над собой. Но это он и увидел. И он увидел своего младшего сына, стоящего у стены, с палочкой в плотно сжатой руке и выражением чистейшего шока и ужаса на лице.
Гарри не взглянул на Ала больше одного раза, бросившись к Рону и упав на колени рядом с ним, принялся его грубо трясти, крича, чтобы он очнулся. Оглядываясь назад, он понимал, что это было бессмысленно. Он знал, как выглядит смерть, и знал, что от нее вылечить нельзя… Но он должен был попытаться.
– Хватит! – отчаянно кричал он. – Очнись!
Но он не очнулся. Он не просыпался, как бы громко он не кричал и как бы сильно его не тряс. Его глаза оставались пустыми и незрячими, и его грудь не поднималась. Он был мертв.
– Нет! Нет, нет, нет, НЕТ!
И тогда он почувствовал, что кто-то оттягивает его за плечи. Он пытался сопротивляться, но другой человек был сильнее, и наконец его оттащили от тела, и он обернулся, чтобы посмотреть на того, кто его оттащил.
– Что случилось? – потребовал он, схватив Ала за плечи и резко уставившись на него. – Кто это сделал?
– Пап…
– Я, нахер, убью его! – взревел он. – Скажи, кто это сделал!

Но он не рассказал об этом Гермионе. Он лишь кивнул в ответ на ее вопрос. Да. Он был уверен.
И она продолжала на него смотреть, ее глаза страшно напоминали о том, как Рон невидяще смотрел в потолок. Прошла почти вечность тишины, прежде чем она снова заговорила:
– Мне нужно ехать к детям.
Она встала, как будто действительно собиралась прямо сейчас ехать в Ирландию и Шотландию, забирать своих детей. Гарри встал вместе с ней и покачал головой.
– Ал поехал к Роуз, – он снова сглотнул. – Я съезжу в школу.
Он этого не планировал, но понял, что должен ехать в Хогвартс к Хьюго. К Лили. Ко всем ним. И рассказать Невиллу. Так много нужно сделать, внезапно понял он.
Гермиона не спорила. Она просто отвернулась от него и пошла на кухню. Он не пошел за ней. Он стоял на одном месте, спрашивая себя, как такое возможно. Все это казалось нереальным. Ему нужно было сказать Джинни, но он не был уверен, что готов еще раз говорить это. Он уже прошел через худшее, но рассказывать другим будет ничуть не легче.

Когда остальные члены команды пришли изучать место преступления, случилась внезапная истерика. Все были шокированы и взбешены, и миллионы разных людей говорили сразу о миллионе разных вещей, которые надо было сделать. Нужно было сделать заявление, собрать пресс-конференцию, кто-то должен предупредить министра.
Гарри сразу же выпал из ступора и толкнул сделавшего последнее предложение к стене.
– Никто не скажет ни слова, пока я не прикажу. Поняли? – серьезно потребовал он, оглядывая их всех. – Каждый, кто хоть что-то скажет, завтра станет гребаным безработным!
Все, о чем он думал в этот момент, это то, что кто-то может сделать заявление для прессы или связаться с министерством до того, как он сможет сказать Гермионе. Он не хотел говорить ей, не мог и представить ничего хуже, но он знал, что это придется сделать ему. Она не должна услышать это от кого-либо другого.
Он должен был это сделать.

Громкий лязг с кухни вырвал его из оцепенения, и он побежал туда. Гермиона стояла перед плитой, и медный чайник лежал на полу у ее ног. Он не знал, уронила она его или бросила, но она выглядела шокированной, и на ее лице начало появляться жуткое выражение. И Гарри не знал, что теперь с этим делать.
Поэтому он просто ее обнял.
Он подошел к ней и обхватил руками за талию, притягивая к себе. Она не сопротивлялась, но и не отвечала. Ее собственные руки безвольно свисали по бокам, и она все еще ничего не сказала, не произнесла ни звука. И они так и стояли там, пока их не отвлекли звуки шагов позади них.
– Что это был за грохот?
На пороге стоял Лэндон, заспанно глядя на них. Его кудри были спутаны, пижама уже как следует смялась. Конечно, он услышал, как упал чайник, и проснулся. Гермиона тут же отстранилась и повернулась к ним обоим спиной. Он подумал, что, может, она плачет, но тут она обернулась через плечо и посмотрела на Лэндона, прикусывая палец, словно решая, что сказать и сделать.
Как оказалось, на оба пункта она решила ответить «ничего».
Поэтому Гарри взял на себя контроль над ситуацией и сказал бедному малышу:
– Эй, мама сейчас приляжет, ладно? – он сказал это так нормально, как только смог. Он положил одну руку Лэндону на плечо и многозначительно посмотрел поверх его головы на Гермиону. – Мы с тобой посидим, хорошо, приятель?
Лэндон с подозрением его оглядел. Этот мальчик был слишком умен для того, чтобы все так оставить. Он повернулся к Гермионе, полностью игнорируя Гарри.
– Где папа?
Гермиона ничего не сказала, просто продолжая на него смотреть, покусывая палец. Гарри чувствовал, как в комнате нарастает напряжение, и он не чувствовал в себе сил это прекратить. Но он все же попытался.
– Слушай, мама приляжет, ладно?
– Я сама могу позаботиться о своем сыне, Гарри, – вдруг вспылила Гермиона и окинула его ледяным взглядом.
Он с секунду посмотрел на нее, а потом тихонько качнул головой.
– Позволь мне помочь, Гермиона,– тихо попросил он, но она не обратила на него внимания
Ее внезапный выпад из реальности закончился, и она вернулась в настоящее. Она прошла прямо к Лэндону и подняла его. Уже отпраздновавший свой седьмой день рождения, он был слишком велик, чтобы носить его на руках, но Лэндон был слишком мал для семилетнего, поэтому это не было чересчур ненормально.
Гермиона оглянулась через плечо:
– Я отнесу его в постель, – ровно сказала она таким голосом, будто это совершенно нормально, что она делает это через пять минут после того, как узнала о смерти своего мужа. Гарри ничего не сказал. Он просто смотрел, как она выносит сына из кухни и несет к лестнице в коридоре.
Он сам еще был в шоке.
Все это казалось нереальным, и он спрашивал себя, сколько еще ему надо тут стоять, пока он окончательно это не осознает. Он даже не знал, что делать. Его первым инстинктом было идти домой, но это означало, что придется рассказать Джинни. А он еще не решил, как это сделать. Более того, он не был полностью уверен, будет ли это ответственно с его стороны, если он оставит Гермиону совсем одну, пусть даже она и заверила, что в порядке и может позаботиться о себе и сыне. Он заметил на кухонном столе мобильный телефон, и тут же принял решение, и начал звонить. В нем было не так уж много номеров, поэтому было легко найти тот, что был ему нужен.
Телефон прогудел дважды, прежде чем раздался полузнакомый голос:
– Алло?
– Миссис Грейнджер… – Гарри сглотнул, пытаясь вспомнить, говорил ли он хоть раз с мамой Гермионы по телефону. – Здравствуйте, это Гарри…
– О, здравствуй, – весело сказала она. – Что происходит?
Что происходит… Это простой вопрос, правда? Он мог дать простой ответ и сказать, что ничего не происходит. Это ведь не было неправдой, так? В настоящий момент ничего не происходило, кроме того, что мать укладывала своего сына в постель. Ничего в эту секунду не происходило.
Но это был неправильный ответ.
– Прошу прощения, что звоню так поздно, - сказал он, стараясь, как мог, чтобы его голос оставался ровным. Это требовало от него всей воли, потому что он едва сохранял контроль. – Но как вы думаете, вы не могли бы сюда приехать? Кое-что случилось.
– Куда приехать? – сразу же спросила она, и ее голос стал острее. – К Гермионе?
Он кивнул, прежде чем понял, что она не увидит его кивок.
– Да, – сказал он, все еще борясь со своим голосом.
– Что случилось? – потребовала она, и теперь ее голос был совершенно тяжелым. Он понимал, что она на грани ужаса. Он пытался сообразить, лучше ли сказать ей все сейчас и расстроить ее или же заставить ее ждать и волноваться. Оба варианта казались одинаково ужасными.
– Это Рон, – наконец выдавил он, и его голос немного сломался. И на обоих концах телефонной линии повисла тишина.
Наконец миссис Грейнджер откашлялась, прочищая горло. У Гарри было ощущение, что она старается казаться такой спокойной, как только может, потому что, нравится вам это или нет, они с Гермионой были сделаны из одного теста.
– Он в порядке?
– Нет.
Он не знал, что еще сказать, так что просто остановился на этом. Он прислушивался к звенящей тишине и затем после долгого молчания услышал тихое:
– Я еду.
Дом Грейнджеров был подсоединен к каминной сети еще с тех пор, как Гермиона была ребенком, так что ее маме было легко прийти уже через несколько минут. Но они казались самыми длинными минутами в истории, и Гарри не мог ничего сделать, кроме как в шоке стоять, облокотившись о кухонный стол, и вспоминать события вечера.

Когда он смотрел на тело, он только и мог думать о том, что это невозможно. Перед ним лежал взрослый человек. Если бы он когда-нибудь и стоял у тела Рона, то это должно было случиться тридцать лет назад, когда они были подростками. Когда они были детьми, он позволял себе думать об этом, учитывать возможность, что шансы того, что они выживут все трое, стремятся к нулю. По крайней мере один из них, думал он, не доживет до взрослой жизни. Он представлял эти сцены – свое собственное мертвое тело на полу… Гермиону… И Рона. Это одна из тех вещей, которые ты себе представляешь, но это невозможно. По крайней мере, он никогда не хотел, чтобы это было возможно.
И вот Рон был здесь. Или, скорее, его тело было здесь. Мертвое, на полу. Прямо перед ним. И когда Гарри стоял и смотрел на него, он думал, сколько всего теперь пропустит Рон. Он не увидит, как Роуз наконец станет целителем… Не увидит ребенка Хьюго… Он даже не обнимет Лэндона на прощание утром его первого дня в Хогвартсе. И кто может сказать, как многое он пропустит в жизни Гермионы? Она уже была сверхуспешна, и у нее был потенциал добиться еще многого. Нельзя сказать, чего еще она может достичь в следующие двадцать или около того лет.
И он пропустит все это.

Миссис Грейнджер пришла через несколько минут, и Гарри понял, что, наверное, он поднял ее из постели. Он услышал ее в гостиной и пошел встретить. Она прямо посмотрела на него, и он был уверен, что она уже все знала. Она все еще пыталась, полагал он, сохранять хоть какую-то надежду на то, что она могла ошибиться. Она взглянула ему в глаза, и он не смог это скрыть. Она поняла сразу и подняла руку ко рту, и ее глаза налились слезами.
– Где она? – шепотом спросила она, и Гарри почувствовал себя перед ней ужасно виноватым. Она все еще не оправилась после смерти своего мужа, это случилось всего несколько месяцев назад. Теперь же ей придется иметь дело и с этим.
Чувствуя, как вина нарастает в нем, он отвел глаза и уставился на ковер.
– Она понесла Лэндона в кровать.
– Что случилось?
Гарри не мог поднять глаза. Чувство вины, которое и так уже грызло его, стало только ужаснее, когда он вынужден был ответить на вопрос, на который, как он понимал, он будет отвечать миллион раз в следующие дни. Ком в горле все еще стоял, и хотя он пытался сглотнуть его, становилось только хуже.
Наконец он смог полузадушенно выдавить:
– Он спас моего сына…

Когда он взглянул на Ала после того, что случилось, он увидел, что что-то явно было не так – кроме очевидного, конечно. Он трясся, и хотя это могло быть естественной реакцией на то, что он видел, как убили его дядю, Гарри знал, что там было что-то еще. Но он был на грани истерики, и поэтому в нем оставалось мало терпения на то, чтобы мягко уговаривать его рассказать правду.
– Что случилось? – потребовал он, и Ал посмотрел на него с видом, будто его сейчас прямо здесь стошнит. – Кто, нахрен, сделал это?
– Я не знаю, – промямлил Ал. – Я… Они были… Они пытались меня убить…
Гарри посмотрел на мертвое тело у своих ног. И тогда он понял. Он не знал подробностей, но волна дурноты охватила его, и он не думал, что сможет с этим справиться. И, к его собственному удивлению, это не Ала затошнило, а его. И ему пришлось в прямом смысле сесть на пол и положить голову себе на колени, чтобы комната перестала крутиться. К этому времени все остальные авроры на дежурстве, должно быть, услышали вызов, потому что комната заполнилась людьми, и все вокруг были в полной панике.

Миссис Грейнджер не стала расспрашивать о деталях, просто посмотрела на него очень долгим взглядом, в ее глазах все еще стояли слезы. А потом она покачала головой и взбежала по лестнице, исчезая на втором этаже, где Гермиона, наверное, все еще укладывала Лэндона в постель.
Гарри больше так не мог.
Ему нужно было отсюда уйти. Миссис Грейнджер была здесь, она позаботится о Гермионе и Лэндоне. Ему надо было идти. Он не знал, куда точно, но это только вопрос времени, когда все это станет известно всем, и он точно должен рассказать Джинни до этого. Он понятия не имел, что скажет ей, но решил, что раз он смог рассказать Гермионе, то сможет рассказать и Джинни.
Но, когда Гарри взял палочку и аппарировал домой, желания рассказывать он все еще не чувствовал.
Джинни была в постели, когда он пришел, и он чувствовал себя, как в каком-то сне, когда вошел в их спальню и скинул ботинки в углу. Она не спала, но он видел, что уже засыпала – каждый раз, когда она готовилась заснуть, она всегда по-особенному дышала, и этот звук заполнял комнату.
– Который час? – сонно пробормотала она, когда он поднял одеяло и лег рядом с ней, даже не снимая рабочей одежды.
И вот тогда, когда он посмотрел на ее затылок, на волосы того же цвета, что и у ее брата, он наконец сорвался. Он начал рыдать почти сразу же – ужасные, невыносимые рыдания сотрясали все его тело. Он чувствовал, как трясся, и пытался это остановить, но не мог. Реальность всей этой ситуации словно вдруг ударила его по лицу. Все, что он мог, – это удерживаться от того, чтобы не начать в прямом смысле кричать.
С секунду Джинни не реагировала, а потом медленно повернулась к нему лицом.
– Что случилось? – мягко спросила она, и ее глаза изучали его лицо в поисках ответа. Она протянула одну руку к его волосам и пригладила их, словно он был ребенком. – Что не так?
За все те годы, что он ее знал, он был уверен, она могла сосчитать те разы, когда он плакал, по пальцам одной руки. Она знала, что что-то не так, и ему даже не хватало сил, чтобы смягчить все это для нее. Наверное, это было жестоко с его стороны, но он больше не мог это выносить. Он не мог сказать ей это аккуратно, потому что у него не было на это сил. Он просто хотел сказать.
– Рон умер.
Слова вышли полузадушенными и прерывающимися от рыданий, и он спросил себя, а поняла ли она его. Он посмотрел на нее, и по выражению ее лица понял, что она поняла. Она отреагировала намного скорее, чем Гермиона, и начала плакать сразу же. Он чувствовал себя ужасно, потому что даже не мог утешить ее, и почувствовал себя еще хуже, когда она обернула свою руку вокруг него.
Но в эту минуту он ничего не мог делать, кроме как плакать.
Он был уверен, что никогда в жизни не ощущал себя более беспомощно.