Глава 13

В течение нескольких секунд я сидел молча, не зная, что и сказать. Белла положила другую ладонь на мою грудь. Я чувствовал тепло кожи и пульсацию крови: она была настолько живой и человечной – такой резкий контраст с моим неизменным, сверхъестественным телом.

– Твоя кожа всегда такая холодная, – сказала она, передвинула руку, чтобы провести пальцами по моей щеке. Пришлось сдерживать охватившую меня сильную, приятную дрожь. – Тебе не нужно бриться, твоя борода не растет. Я знаю, потому что проверила комнату моего отца: бритва и тазик нетронуты, в точно таком же положении, как я их и оставила...

Я все еще пребывал в оцепенении. Она нежно прижала палец к моим губам и тихим голосом сказала: – Ты не ешь. По крайней мере, я этого не видела, не здесь, не со мной.

Она продолжала свой деликатный анализ, опустив руку, чтобы положить мне на запястье, на незащищенную плоть под засученной манжетой.

– Твоя кожа очень плотная – почти твердая, а когда на нее попадает солнечный свет, своего рода блестит…

Из-за этого я тихонько ахнул. Когда она видела мои неестественные покровы на солнце?

– В первый раз, когда ты вышел подоить Калли, – объяснила она, очевидно, поняв мои мысли: – Я видела тебя в окно. Сначала это меня потрясло, но потом я решила, что это просто игра света или какая-то странная иллюзия, вызванная моей лихорадкой. Но на следующий день я снова заметила это, когда ты был снаружи, и поняла, что мне не почудилось.

– Белла, я…

Она снова коснулась моих губ теплыми пальцами, заставляя замолчать.

– Ты невероятно быстр, – продолжила она. – Ты ходил вчера к себе домой и отсутствовал всего двадцать минут. Я видела тебя в роще, когда ты вернулся и ждал там еще столько же, так что я не понимаю, как можно так быстро передвигаться, – ее рука опустилась и нажала на мою грудь. – И последнее... у тебя отсутствует сердцебиение, по крайней мере, мне ни разу не удалось его расслышать.

– Прости, – несчастно сказал я. Как я мог быть таким беспечным? Теперь она знала, что я не человек, знала, что в глубине моего существа – чудовище. Я начал отстраняться, чтобы не вызывать у нее большей тревоги.

– Нет, Эдвард, не надо, – она поймала меня за запястья. – Я тебя не боюсь. Так было сначала, всего лишь какое-то время, но потом поняла, что ты добрый, нежный, самый сострадательный, кого я когда-либо встречала. Я знаю, что ты никогда не причинишь мне боль, и полностью тебе доверяю. Я никогда не испытывала такой благосклонности или столь сильной связи с кем-либо...

Ее руки сжимали мои, а в лице я не увидел ничего, кроме симпатии и любопытства.

– Мне просто нужно понять, – закончила она. Ее голос был спокойным, почти безмятежным. – Эдвард, скажи мне, кто ты такой.

Я ни в чем не мог ей отказать, но не был уверен, как начать. И снова она помогла мне.

– Это твоя болезнь? – спросила она. – Именно она сделала тебя таким?

Я покачал головой и, наконец, смог заговорить: – Нет, не так, как ты думаешь. Болезнь была связана с моим... состоянием, но не она вынудила меня быть таким, какой я есть.

Она ждала, понимая, что мне требовалось некоторое время, чтобы собраться с мыслями. Я пребывал в неуверенности, с чего же начать.

Почти минуту спустя она тихо спросила: – Сколько тебе лет, Эдвард?

– Двадцать два, – ответил я.

– И как давно тебе двадцать два?

– С тысяча восемьсот девяносто восьмого года.

Она кивнула:
– Тогда давай оттуда и начнем.

Я вздохнул:
– Я учился на последнем курсе медицинского факультета. Я рассказывал тебе, что мои родители заразились гриппом и умерли, и это правда. Однако не сказал, что и сам тоже заболел. Несколькими днями ранее я познакомился с Карлайлом, когда он выступал с лекцией в университете. По чистой случайности он оказался дежурным врачом, когда я привез в больницу родителей. Сразу же его узнал: он весьма своеобразен, почти невозможно красив, бледный, с голосом, похожим на шелк…

– Звучит знакомо, – пробормотала она, затем улыбнулась, поощряя продолжать.

– Он взялся за моих родителей и меня, день и ночь оставаясь с нами, делая все возможное, но мы оказались слишком больны, никто из нас не мог выжить. В течение очень долгого времени он жил один, и было что-то во мне, что привлекло его, из-за чего захотелось спасти меня. Так он и сделал: забрал меня домой и в последний момент, как раз перед тем, как остановилось сердце, изменил, превратил в то, чем являлся и он.

– И что же это такое? – Наши взгляды встретились.

Почти против воли с губ сорвалось слово: – Вампир.

Она дважды моргнула:
– Как в романе мистера Стокера?

Публикация и популярность «Дракулы» служила чем-то вроде шутки между нами с Карлайлом, но, по крайней мере, это дало мне понимание, с чего начать.

– Ты его читала? – спросил я.

Белла кивнула:
– Моя мама купила его, она всегда увлекалась оккультизмом и сверхъестественным.

– Тогда тебе известно, чем является мой вид, что мы делаем.

– Мистер Стокер описал вампиров, как нежить... существа, которые охотятся в ночи и пьют кровь.

– Человеческую кровь, – уточнил я.

– Но это просто книга, вымысел, – кротко запротестовала она.

– Да, и многие его части – абсолютная фикция. Но Стокер правильно изложил основы. Мы, во всех отношениях и с любой точки зрения, бессмертны, по существу, не поддаемся разрушению, и нам требуется кровь.

– Человеческая? – в ее тоне присутствовала любознательность, но я не чувствовал страха.

– Для большинства из моего вида – да. Но Карлайл отличается. Он никогда не употреблял человеческую кровь. С момента трансформации почти триста лет назад он питался кровью животных.

– И в этом ты последовал за ним?

– Да.

– Но это идет вразрез с твоей природной сущностью?

– Так и есть.

– Неужели так трудно устоять?

– Для меня – нет.

Она приподняла бровь:
– Но для других, и сколько их?

– Сотни, вероятно, тысячи, и, по словам Карлайла, они находят наш образ жизни совершенно ошеломляющим и полностью абсурдным. Они охотятся на людей, но им удается делать это тайно: они соблюдают чрезвычайную секретность. Их главный принцип заключается в недопущении взаимодействия с человеческим миром...

Этот факт, казалось, сбил Беллу с толку. Задумавшись, она поджала красивые губы:
– Но вы с Карлайлом все время среди людей... Вы оба – врачи.

Я кивнул и попытался объяснить:
– Он хотел спасать жизни, чтобы искупить грехи других. Приобретенное им милосердие поражает. Он никогда бы не навредил людям, и получает огромное удовольствие, помогая им.

– И ты пошел по его стопам.

– Да. – Я нахмурился.

Белла нежно провела по складке пальцем:
– Неужели это кровь создала тебе такие трудности? Именно из-за этого ты... заболел?

Она, должно быть, подумала, что я оступился, что питался человеческой кровью. Тем не менее, она не выказала никаких признаков страха. Я пришел в восторг от этой поразительной молодой женщины.

– Нет, Белла, – сказал я. – Ничего подобного. После изменения у некоторых представителей моего вида вырабатываются специфичные способности. Карлайл считает, что это усиление талантов или чувствительности, которыми мы обладали, когда были людьми. Трансформация усиливает все: наши физические характеристики, ум, чувства, силу и скорость... Для меня – кое-что еще.

Воспоминания оставались болезненными, но нежное, ободряющее выражение лица Беллы до определенной степени смягчило дискомфорт. Я перевел дух и продолжил:
– Еще в детстве я обладал сильным, ярким воображением. В бытность человеком, студентом-медиком, это помогло развить прекрасные диагностические навыки. Я мог представить себе, что происходит в теле пациента, и чувствовать почти как в собственном. После трансформации я обнаружил, что мог на самом деле испытывать физические ощущения других: боль, тошноту, лихорадку…

– Боже мой, – прошептала она, по-видимому, более поражённая этим откровением, чем правдой о моей сущности.

Через несколько мгновений я снова заговорил: казалось, больше не было никакой необходимости сдерживаться.

– Сначала это казалось даром. Когда начальные, самые ранние потребности стихли, я обнаружил, что мог определить заболевания и травмы, просто прикоснувшись к пациенту. И переживаемая боль, которую чувствовали они, помогла мне подавить всю имевшуюся остаточную тягу. Я знал, по-настоящему знал, как это будет ощущаться – причинение боли человеку.

Она кивнула:
– Да.

– Мы с Карлайлом осознавали, что мой дар будет иметь неоценимое значение, что позволяло мне ставить диагнозы и спасать множество пациентов, которые в противном случае могли быть потеряны. Так что через некоторое время я решил вернуться в медицинскую школу и стать врачом. Почти на протяжении года мы работали бок о бок...

– Ох, Эдвард, это должно быть невыносимо!

Меня поразила ее проницательность.

– Сначала было терпимо. Меня воодушевляла возможность столь легко идентифицировать недуги пациента, и, полагаю, похвала, получаемая от других врачей, немного подпитывала эго и уменьшала мучения, – я невесело улыбнулся. – Но да, время шло, а я чувствовал страдания все большего и большего количества людей, становилось все труднее. Наконец это... это меня сломило.

На ее глаза навернулись слезы:
– Итак, тебе пришлось уехать, чтобы найти уединение здесь.

– Да. Так я и сделал.

– Но я... – она подавила рыдание. – Ох, Эдвард, я заставила тебя снова почувствовать боль! Мне очень жаль!

Она склонила голову, раскаяние излучалось всей ее маленькой фигуркой.

– Нет, Белла, – тихо воскликнул я, заключая ее в объятия. – Ты не понимаешь. Прикасаясь к тебе, я никогда не чувствовал никакой боли или дискомфорта.

Она посмотрела на меня, когда я прижал ладонь к ее щеке.

– Не чувствовал?

– Нет, не физически. Конечно, мне больно видеть твои страдания, но чувство было чисто эмоциональным и психологическим. Думаю, мой дар ушел. Может быть, его разрушила болезнь. Не знаю. Но единственное, в чем я уверен: проведенное с тобой время полностью меня исцелило.

– Неужели? – в ее глазах блестели слезы.

Я улыбнулся, зная, что и мои глаза повлажнели бы, если это было бы возможно.

– Быть в состоянии прикоснуться к тебе, чувствовать твою кожу своей без страха перед болью – своего рода другой дар. Ты не можешь себе представить, насколько он замечательный.

– Поэтому, когда ты сказал, что мог бы снова практиковать, говорил именно об этом, что твой дар пропал?

– Да. Помощь другим приносила большое удовольствие, и мне бы очень хотелось снова этим заниматься, особенно в месте, где нет никого, кто мог бы предоставить подобную услугу.

Мой взгляд метнулся к фотографии Беллы и ее родителей. Если бы в городе имелся врач, когда только заболел Чарльз Свон, возможно, он остался бы в живых...

– Ох, Эдвард, это было бы замечательно, если ты чувствуешь, что готов.

– Мне кажется, над этим стоит подумать.

– Знаешь, я помогу тебе всем, чем смогу.

Я изучал ее нетерпеливое, заслуживающее доверия лицо.

– Ты для меня – восхитительная загадка, – с удивлением заявил я. – Ты даже глазом не моргнула, когда я сказал, что являюсь существом из самых страшных легенд – тем, кому сама природа подсказывает убивать, – и тут же оказываешься ошеломленной, когда заявляю, что в состоянии испытывать физические чувства других.

– Ты выказывал передо мной только абсолютную доброту и отзывчивость, – пояснила она. – Как я могу воспринимать тебя иначе, чем нежнейшее живущее существо? Но осознание, что ты подвергал себя невыносимой боли, стремясь помочь другим, – почти невероятно.

Я пожал плечами.

– Я делал все возможное с тем, что получил, – сказал я. – Никогда не задумывался ни о чем другом.

– Знаю.

От кого-то другого это простое признание звучало бы банально. Но в словах Беллы я ощущал чистую правду.

– Ты играл на скрипке, когда были человеком? – спросила она.

Улыбаясь, я признался: – Да, но сейчас исполняю лучше.

Ее любопытство было задето, и появилось много вопросов:
– Ты сказал, что ваши чувства усиливаются. В каком смысле?

– Острота зрения значительно превосходит человеческую. Я вижу идеально четко почти в полной темноте, – ответил я, – а также на больших расстояниях Мое обоняние – чрезвычайно отчетливое. Я могу определить многие болезни просто посредством анализа запаха пациента. А также могу выделить из широкого спектра органических компонентов…

Щеки Беллы внезапно запылали.

– Прости! – она почти задохнулась.

– За что? – спросил я, ошеломленный ее реакцией.

– Во время болезни я, должно быть, пахла ужасно!

Я усмехнулся:
– Нет, Белла, твой запах восхитителен для меня, больше, чем у любого другого встреченного мной человека.

Я не думал, что это физиологически было возможно, но ее румянец усилился.

– В самом деле?

– Да. И у твоего сердца такой чудесный ритм...

– Ты можешь его слышать?

– Вообще-то совершенно отчетливо. Если прислушаться, то могу разобрать и сердцебиение Калли тоже.

На это женщина нахмурилась:
– Тогда зачем ты использовал со мной стетоскоп?

– Ммм... Частично по привычке, а частично, чтобы выглядеть по-человечески.

У нее возникли дополнительные вопросы, но большинство сосредотачивалось на более приземленных подробностях моей жизни с Карлайлом. Я рассказал ей об Эсме и поделился облегчением от осознания, что не оставил его одного.

– Как думаешь, он изменит кого-нибудь другого? – спросила Белла.

Этот вопрос показался мне странным, но опять же, у нее была тенденция меня удивлять.

– Мне не очень-то в это верится. Он испытывал чувство вины, после того как изменил меня, беспокоясь, что поступил неправильно, что обрек на существование, которого я не выбирал. Он чувствовал то же самое и после трансформации Эсме.

– Но вы оба хорошо приспособились и не жалеете, – предположила она.

– Это правда. Тем не менее, мне кажется, что потребуется уникальная ситуация, чтобы Карлайл еще раз принял такое решение. Он был потрясен, когда у меня произошел срыв, чувствуя, что это полностью его вина, ведь именно он подверг меня такой жизни.

– Мне кажется, ему будет приятно узнать, что тебе стало намного лучше.

– Так и будет. Завтра же я напишу ему.

Она улыбнулась:
– Расскажешь ли ты обо мне?

Усмехнувшись, я ответил: – Да.

– И что именно?

– Что ты самая прекрасная, понимающая и мудрая женщина, которую я когда-либо встречал.

Однако ее улыбка исчезла, когда она принялась что-то рассматривать.

– Эдвард, станет ли проблемой, что я знаю о тебе, о вас троих?

– Я так не думаю. Карлайл доверяет мне, а я – тебе. Я позабочусь, чтобы он об этом узнал.

Мы с Беллой проговорили долгое время, и в конечном итоге наш разговор вернулся к более простым вопросам. Мы прочитали много одних и тех же книг, и наслаждались обсуждением тем и образов, иногда не соглашаясь, но всегда упивались дискуссией.

Укладывая ее тем вечером в постель, я подивился дневным событиям. Белла оставалась совершенно доверчивой и не боялась меня. Мои чувства к ней подскочили до новых высот, когда я осознал, что она действительно приняла меня и мою необычную природу. Поцеловав ее в лоб, я почувствовал прилив эмоций и в тот же момент понял, что полюбил ее.

Глава 14

Пока Белла спала, я написал Карлайлу длинное письмо. Предыдущее послание было кратким, просто четко указывало, что мои дела улучшились. Однако же это обращение стало намного более обширным, поскольку ликование, казалось, вытекало из моего сердца и ума прямо на страницу. Постижение собственных чувств к Белле, конечно же, вызвало достаточно восторга, но вдобавок теперь я знал, что снова мог заняться медицинской практикой. Моя радость не знала границ.

Я объяснил, как обнаружил Беллу без сознания и лечил ее в течение нескольких суровых дней и, наконец, поспособствовал полному восстановлению. Поделился новостями об исчезновении дара и своем намерении снова начать медицинскую практику. Описал маленький городок в Мадрасе и передал печальную историю отца Беллы, чтобы подчеркнуть потребность в моих навыках в этом отдаленном районе. Вероятно, Карлайл предпочел бы, чтобы я перестраховался, возможно, вернулся бы в Сент-Пол, чтобы провести некоторое время с ним и Эсме, прежде чем приступить к врачебной деятельности. Ему захочется убедиться, что я действительно исцелился, что готов взять на себя те задачи, которые ранее меня сломили.

Но я понимал, что не решился бы отдалиться от Беллы больше, чем на один день пути. Заверил Карлайла, что со мной все хорошо, и сообщил, что при желании с удовольствием принял бы его визит.

В некоторых подробностях описал и Беллу, но воздержался от прямого заявления о ее недавнем открытии по поводу моей сущности. Было неблагоразумно откровенно раскрывать эту информацию. В конце концов, я просто заявил, что она сострадательная, проницательная, очень умная и абсолютно великолепная. Если Карлайл захотел бы прочитать больше в сих словах, он имел эту возможность.

Я передал привет Эсме и снова поблагодарил их с Карлайлом за любовь и заботу, которые они мне оказывали. Моя благодарность отцу распространилась и на его мудрость в выборе этой изолированной части страны в качестве моей обители: теперь это единственное место, где я желал находиться.

Запечатав письмо, написал адрес. Утром планировал пойти в город, чтобы отправить его, а также приобрести кое-какие предметы, необходимые Белле. Совершенно удовлетворенный я вернулся в комнату, и сидел рядом с кроватью, пока женщина спала.

♥♥♥

Утром я снова приготовил завтрак, и Белла съела большую его часть. Когда она пила чай, я сообщил, что собирался сходить в Мадрас, чтобы отправить письмо и кое-что купить.

– Не хочешь составить список покупок? – спросил я.

– Не думаю, что мне многое нужно, – ответила она, – но у Калли почти закончился овес.

– Ладно. Но, конечно же, тебе тоже нужны продукты? У тебя не так уж много еды в погребе.

– Думаю, мне достаточно, – сказала она, но по ее кремовым щекам распространился румянец.

– Тебе нужно набираться сил, Белла. Ты была очень больна и все еще слаба. Питательная диета имеет большое значение.

– Я... кажется, не задумывалась об этом ранее, – призналась она. – После кончины отца у меня не было аппетита.

Я положил ладонь поверх ее.

– Я понимаю. Но мне хочется, чтобы ты поправилась, чтобы стала здоровой, – мои губы растянула улыбка. – Неужели мне придется присматривать за каждым твоим приемом пищи? Потому что я так и сделаю...

Она легонько покачала головой, и ее пальцы обхватили мои.

– Когда ты планируешь вернуться домой? – спросила она.

Честно говоря, об этом я не думал. Теперь маленькое одинокое здание не привлекало меня. Однако правила приличия диктовали, чтобы, в конце концов, я туда вернулся. Пока Белла была больна, и я ее лечил, мое присутствие в доме было приемлемо. После того, как она полностью выздоровела, я уже не мог больше оставаться здесь, по крайней мере, не круглосуточно.

– Я хочу быть уверен, что ты полностью здорова, – наконец ответил я.

Она улыбнулась:
– Мне, возможно, потребуется еще день или два...

– Я останусь до тех пор, пока ты хочешь, – сказал я.

Перспектива оставить ее на несколько часов казалась достаточно сложной, а мысль об отсутствии в течение всего дня была почти невыносимой. Я бы не перестал присматривать за ней и надеялся, что она станет принимать меня в доме как частого гостя.

♥♥♥

После завтрака, надев куртку и шляпу, я отправился в город. И хотя небо было облачным, в любой момент могло выглянуть солнце. В кармане лежали перчатки, так что я готов к любому повороту событий.

За овес и продукты Белла настойчиво сунула мне несколько монет, достав их из небольшого, легкого кошелька. Я знал, что у нее очень мало денег, и пообещал предоставить ей все, в чем она нуждалась и желала.

Когда я вошел лавку, миссис Вебер сразу же меня вспомнила и спросила о Белле. Я сообщил, что с ней все хорошо, решив, что не мне делиться личными подробностями с другими. Купив все, о чем меня просили, а также довольно много того, что, по моему мнению, ей требовалось, сказал миссис Вебер, что скоро вернусь. У меня оставалось еще одно дело.

Я с легкостью нашел конюшню и справился о покупке лошади. Владелец продемонстрировал несколько меринов, и я выбрал того, который показался крепким, но спокойным. Чалый мог без усилий тянуть небольшой экипаж Беллы. Сначала животное шарахалось от меня, но я спокойно с ним разговаривал, и через несколько минут он позволил мне взять поводья и провести вокруг конюшни.

– Он прекрасно подходит, – заявил я владельцу.

Тот казался безмерно обрадованным, совершая продажу, а особенно, когда я вытащил из кармана несколько хрустящих банкнот. Он забрал их у меня и сказал, что в любое время будет рад иметь со мной дело.

Я привел новую покупку обратно к магазину, где устроил мешок на спине лошади. Та несколько раз фыркнула, заржала, но ее натура оказалась спокойной, и она не обратила внимания на эту маленькую ношу.

Когда я уже приготовился к отъезду, вышла миссис Вебер, провожая еще одного клиента.

– Пожалуйста, передайте Белле мои наилучшие пожелания, – сказала она мне, – и можете еще вручить ей это от меня? – в руке она держала небольшой бумажный пакет. – Это лакричные конфеты. Они всегда были одними из ее любимых.

Я улыбнулся любезности и потянулся к сумке:
– Спасибо.

Принимая, мои пальцы коснулись ее руки, и в правом виске застучала тупая боль. Я быстро убрал руку.

– У вас... – пробормотала я. – Вы себя хорошо чувствуете?

– Хмм? Ах, да, мистер Каллен, все в порядке, – на щеках появился румянец.

– Приношу свои извинения, но вы выглядите немного бледной, – довольно неуклюже допытывался я.

Она подняла ладонь и потерла висок:
– Просто небольшая головная боль, но ничего серьезного. Очень любезно с вашей стороны заметить это. Спасибо.

– Надеюсь, вы почувствуете себя лучше, – сказал я, сдерживая желание убежать прочь. – Доброго дня. – Мои последние слова были краткими.

Я двигался степенным шагом, когда выводил лошадь из города, но как только мы оказались вдали от поселка, пошел довольно резво. Лошадь рысила рядом со мной. Мои мысли неслись вскачь, а самого после прикосновения начала одолевать паника. Я ощутил дискомфорт миссис Вебер... незначительную головную боль, просто небольшой приступ. Тем не менее, за все время, проведенное с Беллой, с ее сильно зараженной раной, с высокой температурой, я ничего не чувствовал. Это не имело никакого смысла. Я попытался успокоиться и рационально подумать о парадоксальной ситуации.

Возможно, я что-то ощутил в поведении миссис Вебер, какой-то смутный признак того, что она чувствовала небольшую боль. Конечно же, я слышал биение ее сердца, хотя и не отмечал его сознательно. Сердца людей, как правило, бились быстрее, когда организм испытывал боль. Может быть, на подсознательном уровне это и предупредило меня... Или что-то в ее лице, легкая нахмуренность или чуть заметное косоглазие.

Добравшись до дома Беллы, я чувствовал себя немного спокойнее. Подвел коня к сараю, снял мешки, которые он так любезно подвез.

– Ох! – удивленный вскрик Беллы заставил меня обернуться.

Она стояла на крыльце, прижав руку к груди.

– Эдвард! Ты купил лошадь!

Она подошла ко мне, и я поспешил подхватить ее, взяв за руку, на случай, если требовалась поддержка.

– Без него я не смогу взять тебя на прогулку в твоем экипаже, – сказал я.

– Мой экипаж... Он, он не для меня?

Выражение ее лица ясно дало понять, что подобный жест смутил бы и унизил ее. Пытаясь собраться с еще чуточку беспорядочными мыслями, я сказал: – Вообще-то, он для меня. Тем не менее, у меня нет надлежащих удобств для лошади, и никогда раньше я не владел животным. Так что был бы очень благодарен, если бы ты позаботилась о нем для меня. В свою очередь, я предлагаю его тебе всякий раз, когда захочешь: можешь приехать повидаться со мной, и у тебя будет возможность добраться до города, когда потребуются припасы.

Уверен, она точно понимала, что я задумал, но была самой любезностью, когда просто улыбнулась и сказала: – Конечно, Эдвард. С удовольствием.

Она погладила бархатистый нос животного, которое уткнулось им ей в руку. Такая милая парочка.

– Я отнесу их внутрь, – сказал я, поднимая два пакета.

Белла провела несколько минут с лошадью, тихонько поговорила с ней и отвела в сарай. Когда она присоединилась ко мне в доме, я убирал бакалею и все еще размышлял по поводу инцидента с миссис Вебер.

– Что случилось, Эдвард? – поинтересовалась женщина.

Я взглянул на нее:
– Наверное, ничего...

Она потянулась к моей руке, нежно сжала ее, пытаясь ободрить.

– Расскажи, – тихо попросила она.

Я коснулся небольшого бумажного пакета на столе:
– Эту лакрицу отправила для тебя миссис Вебер. Она сказала, что ребенком ты всегда любила ее.

Белла улыбнулась:
– Так и есть. И до сих пор люблю. Это очень мило с ее стороны. У нее всегда было такое доброе сердце.

Я без всякого выражения кивнул.

– Да. Но когда она протянула мне пакет, наши пальцы на мгновение соприкоснулись, и мне показалось... на самом деле я не уверен, может, это просто мое воображение... но на секунду я почувствовал в висках боль. Когда же спросил, хорошо ли она себя чувствуют, сказала, что у нее болит голова.

Белла подняла наши соединенные руки:
– Но сейчас ты ничего не чувствуешь?

Я покачал головой.

– Нет, – а затем с тревогой спросил: – Тебе больно?

– Нога все еще немного болит. Прогулка в сарай и обратно усилила это. Разве ты не ощущаешь?

– Нет, хотя должен, – я чуть-чуть усилил хватку. – Но ничего не чувствую у себя в ноге. Все, кажется, в порядке.

– Тогда, как думаешь, что случилось с Анжелой? – вопросила она.

– Вполне возможно, что я представлял себе это ощущение. Есть много трудноуловимых сигналов о боли: учащение сердцебиения, пот, мышечное напряжение, даже расширение зрачков. Может быть, кое-какие я и уловил, сам того не подозревая.

Она кивнула:
– Ты говорил, что обладал довольно ярким воображением даже прежде, чем усовершенствовал свой дар. Может быть, это просто возвращение к твоим бывшим способностям.

– Должно быть, так и есть, – согласился я, тем более что никакого другого логического объяснения не существовало.

Белла улыбнулась и протянула руку, чтобы приложить к моей щеке ладонь:
– Так с тобой все в порядке?

– Когда я с тобой, то чувствую себя прекрасно.

Ее щеки были очень розовыми, когда она ответила: – Так же, как и я, Эдвард.

Я поцеловал ей руку, а затем предложил присесть.

– Мне хочется взглянуть на твою ногу, – объяснил я.

– Все нормально. На самом деле ощущения гораздо лучше, чем были еще вчера.

– И тем не менее...

Она не стала спорить, но легонько вздохнула и поправила подол, чтобы выставить ногу. Я заметил, что она надела простую юбку и блузку, но на ногах были лишь толстые носки.

Помыв руки, я встал перед ней на колени и размотал повязку. Проверил рану и близлежащие ткани на отек и любые новые признаки инфекции, но не обнаружил ничего тревожного.

– Выглядит хорошо, – сообщил я. – Но важно, чтобы ты не перенапрягалась.

Я очистил рану и наложил свежую повязку. Несколько раз на светлой коже Беллы появлялись мурашки, когда я касался ее, так что решил согреть руки при следующем осмотре.

Закончив с перевязкой, вскинул на женщину взгляд. Она с безмятежным лицом наблюдала за мной.

– Спасибо, – пробормотала она, щеки оставались все еще довольно розовыми.

– На здоровье.

Я подтянул другой стул и сел перед ней. Кое-что мне бы хотелось обсудить с ней, и, казалось, это хорошее время. Ей спокойно и удобно, она мне доверяла.

– Белла, – начал я, взяв ее руки в свои, – расскажи, как ты себя поранила.

Выражение ее лица дало понять, что женщина не ожидала именно этого вопроса. Она несколько секунд не отвечала. Наконец заговорила, но отвела взгляд.

– Знаешь, это случилось из-за старого оконного стекла, – начала она. – Я уронила его, когда удаляла из рамы. Иногда я бываю немного неуклюжей...

Она снова покраснела. Я держал ее руки в своих, слегка поглаживая пальцы.

– Немедленно началось кровотечение, – продолжила она, а лицо резко побледнело. Она вздохнула. – И ты знаешь, как я реагирую на... это.

– Что ты сделала? – мягко надавил я.

– Хм... ну, думаю, что, возможно, я потеряла сознание на минуту-две, но мне удалось сдержать тошноту.

– Ох, Белла…

Она пожала плечами:
– Знаю, это смешно.

– Нет, вовсе нет. Мне просто жаль, что тебе пришлось пройти через это одной.

– Ммм. Я понятия не имела, что моим соседом оказался отличный врач... и даже если бы и имела, не было никакой возможности связаться с тобой.

Я собирался еще раз извиниться, но она покачала головой:
– Эдвард, все в порядке. Именно это ты хотел знать?

– На самом деле, я уже имел представление, как произошла травма... – я почувствовал неуверенность в озвучивании своей мысли, но понимал, что должен это сделать.

– Тогда, что еще хотел, чтобы я рассказала?

– О чем ты думала? Когда стало ясно, что рана инфицировалась и ты больна, почему не попросила о помощи в день, когда я принес одеяло?

– Я едва знала тебя...

– Но ты могла бы попросить привести миссис Вебер или кого-то другого, – мягко возразил я.

– Я... – теперь к щекам вернулся намек на цвет. – Полагаю, я не очень ясно думала.

– Конечно. У тебя была лихорадка. Но разве ты не понимала, что на рану необходимо обратить внимание, именно она делала тебя больной?

– Я пыталась заботиться о ней, – запинаясь, сказала она. – Но кровь... Это было очень трудно.

Она все еще не поднимала на меня взгляд.

Пришло время как можно благожелательнее высказать свои подозрения: – Белла, ты не хотела выздоравливать?

Теперь ее глаза метнулись к моему лицу, а рот слегка распахнулся:
– Что... что ты имеешь в виду?

– Именно то, что я и сказал, – ответил я, нежным тоном опровергая серьезность моих слов. – Я обеспокоен тем, что ты полагала, что не должна пытаться выздоравливать, что, возможно, на каком-то уровне чувствовала, что не заслуживала этого.

Ее глаза наполнились слезами.

– Может быть, – призналась она, – немного.

– А теперь, Белла? Как ты чувствуешь себя теперь?

– Довольной, – сразу же ответила она, – и благодарной. Я очень рада, что ты нашел меня, и весьма благодарна, что позаботился обо мне и вылечил. И ты помог понять, что я не могла предотвратить случившееся с отцом, по крайней мере, не в сложившихся обстоятельствах. Я действительно счастлива остаться живой.

По ее щекам текли слезы. Я смахнул их, затем привлек ее в свои объятия и сказал: – Это все, что мне нужно знать.

---

Огромное спасибо за проверку и редактирование главы amberit.

Поделиться своими впечатлениями вы можете на ФОРУМЕ.

Так же на форуме разыгрывается ВИКТОРИНА, участвуя в которой вы можете получать маленькие сюрпризы, а, набрав больше всего правильных ответов, выиграть и главный приз – последнюю главу перевода раньше всех остальных читателей.