2024-4-25

16

0

0

- Нам нужно репетировать! – воскликнул Джейкоб, когда Эдвард повёл меня к двери.

- Просто продолжай делать то, что я тебе говорила, - сказала я.

- Ну конечно, - буркнул он.

А потом Эдвард вывел меня из конференц-зала, придерживая за спину, чтобы я не потеряла равновесие, хотя взгляд его казался каким-то отстранённым. Почти холодным.

- Ты об этом пожалеешь, - сказала я ему, идя рядом с ним к лифту по застеленному красной ковровой дорожкой коридору.

- Когда ты такой стала? – пробормотал он, когда открылись двери кабины. – Ты загоняешь себя в могилу.

- Я пытаюсь не угодить в дублёры подобно тебе, - ответила я и тут же споткнулась при входе в лифт. Шедший сзади Эдвард подхватил меня, не дав упасть. Дрожь прошла вдоль моего позвоночника, когда я почувствовала его тело вплотную к своему – тёплое, сильное и знакомое. Но он отпустил меня, как только я восстановила равновесие. – Что же до вопроса «когда», - продолжила я тихо, дрожащим голосом, забившись в угол кабины, - то приблизительно в то время, когда я обнаружила вас с Таней целующимися взасос в твоей комнате, - я посмотрела на него усталыми глазами. – Уверенность в себе не больно-то повышается, когда видишь, что твой парень, который только что стал бывшим, уже успел сменить тебя на другую.

Я пыталась сказать это язвительно, но поняла, что не могу ссориться с ним. Попытки восстановить мой прежний танец, на которые я потратила последние несколько часов, заставили меня вспомнить кое-что помимо того последнего дня, и теперь я просто не знала, как ко всему этому относиться.

Двери лифта со звоном открылись. Эдвард, не глядя на меня, ждал, пока я выйду.

- Не заперто! – донёсся из номера крик Элис, когда Эдвард постучал. Она сидела на своей кровати с иголкой в руках и шила, исправляя что-то в костюме леди Капулетти. – О, - сказала она, когда Эдвард помог мне войти. – Ты её нашёл! Короткий же это был разговор…

- Разговор? – переспросила я, взглянув на своего тюремщика.

- Который, похоже, ещё не состоялся… - Элис замолчала, смущённо прикусив ноготь.

- Белла не спала с позавчерашнего вечера, - сказал ей Эдвард с едва сдерживаемым разочарованием в голосе. – Так что…

- Пойду скажу, чтобы не присылали в номер уборщиков, - немедленно откликнулась Элис, спрыгивая с кровати. И обняла меня: - Бедняжка.

- Со мной всё в порядке, - пробормотала я, когда она выбежала за дверь.

- Хотелось бы, чтобы ты перестала так говорить, - сказал Эдвард, а я села на свою кровать. Он прислонился к стене возле двери, глядя на меня с раздражающей тревогой. – С тобой не всё в порядке.

- Уверена, что тебе хочется многого, Эдвард, - ответила я, развязывая ленты на пуантах и разуваясь. – Но это не значит, что ты получишь желаемое. И я не собираюсь спать, если это твой следующий приказ.

Эдвард вздохнул:
- Белла, если ты не поспишь, то не сможешь выступать сегодня вечером, вне зависимости от того, пожалуюсь ли я Карлайлу.

- Я не могу спать, Эдвард, - сказала я, не сумев подавить отчаянную интонацию, просочившуюся в мой голос.

Он нахмурился:
- Почему?

Я опустила глаза на свои бледные руки.
- Я услышала разговор преподавателей – сегодня вечером, скорее всего, наш последний спектакль. Они заменят нас на тебя и Таню.

Он никак не отреагировал на эту новость, сказав лишь:
- И ты не можешь прекратить думать о том, как не допустить этого.

Я уныло кивнула:
- Закрываю глаза и тут же начинаю представлять, как танцую, пытаясь найти способ показать им, что я могу быть Джульеттой, а Джейкоб – Ромео.

Эдвард помедлил, явно на мгновение заколебавшись. Но потом опустился передо мной на колени и нежно взял меня за руки. Я посмотрела на него, а он на меня - ясным и незащищённым взглядом.
- Ты Белла Свон, - сказал он. – Та же, какой была в Force, даже если всё вокруг изменилось, - он погладил большим пальцем тыльную сторону моей кисти, разливая тепло по моему телу. – Ты найдёшь способ сделать то, что хочешь. Как тогда, на ревю, ты станцевала вопреки всему.

- Это было сопряжено с нарушением целой кучи правил, - напомнила я. – И с повреждением голеностопа.

Эдвард вздрогнул:
- Плохой способ описать это. Но моё мнение непоколебимо: ты найдёшь способ. Просто верь в себя.

- Это больше касается доверия Джейкобу, - пробормотала я. – Ему не очень-то нравятся изменения.

Эдвард невесело улыбнулся:
- Он просто не уступает тебе в упрямстве, - отпустив мои руки, он снова встал, казалось, нуждаясь в дистанции между нами.

- О, это я знаю, - сказала я, вспоминая, как всего лишь накануне пыталась заставить Джейкоба не упоминать имени Эдварда. И какой неудачей это закончилось. А этим утром… он даже не попытался на самом деле сделать хоть что-то по-моему.

Эдвард кивнул:
- Думаю всё дело в том, что Джейкоб настолько упрям и решителен, что ты не можешь изменить его, просто сказав ему о своём намерении сделать это – он сознательно не позволит тебе. Ты должна попытаться найти способ подтолкнуть его к изменениям. Более тонкий подход. Он должен сам захотеть этого.

Я посмотрела на Эдварда:
- Ты ведь очень хорошо знаешь его, да?

- Очень хорошо его знал, - поправил меня он.

- Расскажи мне о нём, - попросила я и быстро добавила: - Я знаю, что ты не можешь рассказать о тех сборах. Но о том, что было до них – когда вы вместе занимались у мсье Репина.

- Если ты ляжешь в постель, - предложил обмен Эдвард, - то я расскажу.

- Хорошо, папочка, - сказала я, сердито покосившись на него, и легла на спину, сунув ноги под покрывало. Эта кровать действительно казалась удивительно удобной…

Эдвард укрыл меня одеялом:
- Далеко не все мои поступки можно назвать «отеческими».

- Например, когда ты, защищая меня, прочитал Лорен впечатляющую нотацию перед целым классом? Или когда укладывал меня пьяную в постель в тот вечер перед премьерой?

Эдвард отвернулся, глаза его сузились.
- Я думал скорее о том, как мы целовались в студии, когда ты вернулась… - он снова посмотрел на меня, и я, словно зачарованная, не сразу смогла отвести глаза. Потому что тоже помнила это. А ещё – как он поцеловал меня вчера на сцене. И как сильно я хотела ответить на его поцелуй, какую мучительную потребность в этом испытывала…

Эдвард кашлянул, снова запуская пальцы в свою шевелюру:
- Джейкоб.

- Точно, - выдохнула я.

Я почувствовала глупое желание, чтобы он сел ко мне на кровать, как тогда, перед премьерой, но на сей раз он пододвинул кресло, оставляя между нами пространство.

- Мы познакомились, когда нам было по пять лет, в балетной студии, неподалёку отсюда. Я был очень тихим – ещё не оправился от потери матери. Джейкоб был полной противоположностью мне – настолько энергичным, что однажды преподаватель вынужден был разжимать его пальцы, чтобы снять его со станка, на котором он раскачивался, как циркач на трапеции.

Я улыбнулась, представив себе похожего на обезьянку маленького Джейкоба, который проказничал даже на глазах у преподавателя.

- Мы были единственными мальчиками в классе, состоящем из двадцати девочек, - сказал Эдвард. – Поэтому мы не могли не подружиться, со всех сторон окружённые этими противными девчонками.

- Эй! – протестующе воскликнула я.

Он улыбнулся и продолжил:
- Как бы то ни было, мы довольно быстро поладили. Ему был нужен друг, а мне – причина, чтобы продолжать посещать занятия.

- Тебе не нравилось? – спросила я.

Эдвард покачал головой:
- Отец заставил меня ходить туда, в память о моей матери. И продолжал сильно давить на меня, чтобы я преуспел в этом – всё ещё давит, - он посмотрел на меня, напоминая о том ужасном дне, когда мистер Мэйсен заявил, что хочет увидеть, как я танцую. – Но с Джейкобом всё становилось терпимым. Он был замечательный, правда – ему удавалось сделать весёлым самое скучное упражнение у станка. Он заставил меня почувствовать удовольствие от балета, - Эдвард вытянул ноги, согнув пальцы. – А потом, когда мне исполнилось восемь, мой отец решил, что пора прекратить валять дурака и стать по-настоящему серьёзным, поэтому он отправил меня в студию мсье Репина. Это было более чем ужасно. Я оказался его единственным учеником, и он был безжалостен: занятия длились по три часа, и включали в себя не только танец – и подъём тяжестей, и бег, и растягивание, пока я уже едва ощущал своё тело... Однажды, возвращаясь из школы, я встретил Джейкоба – он ждал меня у ворот. Я рассказал ему, как всё ужасно. Как я хочу бросить занятия балетом, но мой отец мне не разрешает.

- Это было жестоко с его стороны, - пробормотала я.

Эдвард покачал головой:
- Отец всегда чувствовал себя виноватым в том, что моя мать потеряла из-за него свою карьеру. Джейкоб пытался найти способ вернуть меня в нашу прежнюю студию – ему тоже было там не так уж весело без меня. Как-то он даже позвонил в офис моего отца и потребовал, чтобы мне разрешили вернуться. Разумеется, из этого ничего не вышло, и тогда он сделал единственное, что смог придумать – попросил своих родителей позволить ему учиться вместе со мной у мсье Репина, - Эдвард взглянул на меня: - Он был тогда очень хорошим парнишкой. Самоотверженным… Итак, мы начали заниматься вместе. И Джейкоб… он действительно наслаждался этими занятиями. Ему доставляло удовольствие преодолевать трудности, а мне нет. Ему нравилось, что мсье Репин мужчина и обращается с ним как с танцовщиком, а не просто как с малышом, который, возможно, бросит балет с началом футбольного сезона. У меня не было подобной проблемы, потому что отец всегда одевал меня в костюмы и приказывал вести себя по-взрослому…

- В общем, я последовал примеру Джейкоба и продолжал заниматься, не протестуя. Его энтузиазм был заразителен, поэтому я в конце концов обнаружил, что тоже получаю удовлетворение от каждого отжимания или пируэта, когда они получались «почти идеально». Я так привык следить за своим отражением, что корректировал осанку, даже проходя мимо витрин магазинов. Всё требовалось приближать к совершенству, насколько это было возможно. Мы очень усердно тренировались, вдохновляя друг друга – ведь мы собирались стать лучшими в мире танцовщиками, путешествовать по удивительным странам, прославиться и танцевать с прекрасными девушками.

Я скривилась:
- Вам же было по восемь лет!

- Именно, - сказал Эдвард, его глаза сияли. – Как бы там ни было, мы долгое время оставались у мсье Репина. Джейкоб опередил меня – он был гораздо, гораздо лучше. Ни он, ни я толком не посещали общеобразовательную школу после того, как достигли подросткового возраста. Казалось, мы занимались только танцем. Мы оба значительно превосходили всех остальных в штате, но Джейкоб был лучшим во всей стране среди танцовщиков нашей возрастной группы. Он уже тогда достиг технического уровня профессионального танцовщика.

- Ну а ты? – спросила я, поворачиваясь на бок и натягивая одеяло до подбородка.

Эдвард рассеянно потянулся и убрал с моего лица прядь волос… но потом поймал себя на этом движении и снова отодвинулся как можно дальше в своём кресле, крепко сцепив руки на груди:
- Я делал всё, что приказывал мне мсье Репин, и это действительно помогало. Но Джейкоб был более целеустремлённым – он получал от техники больше чем просто удовлетворение, - Эдвард задумчиво наморщил лоб. – Меня же постоянно беспокоила подспудная мысль о том, что этого недостаточно. Джейкоб, казалось, не знал усталости, однако я чувствовал, что эта мысль медленно подтачивает меня, а почти-безупречной техники больше не хватает, чтобы сопротивляться сомнениям.

Эдвард опустил глаза, и я не могла видеть их выражение:
- Я начал задаваться вопросом, действительно ли хочу заниматься балетом. Ради танца я отказался от нормального образования и до сих пор жалею об этом. Но потом я нашёл видео, на котором была моя мать.

- Танцующая? – взволнованно спросила я, садясь в постели.

Он бросил на меня весёлый взгляд:
- Предполагалось, что вы засыпаете, мисс Свон. – Я упрямо посмотрела на него, но всё же снова легла. Он улыбнулся мне, его глаза мерцали. – Но да, это была видеозапись её просмотра в US Ballet. Это всё изменило для меня, Белла – я увидел, как она танцевала, какие эмоции умела вложить в каждое движение. Какую страсть… И, однажды попробовав танцевать так, я был не в состоянии вернуться к танцу Джейкоба. Я попытался поговорить с ним и показать ему, но он просто не понял.

Неудивительно, что Джейкоб не захотел дать мне шанс – оказывается, несколько лет назад Эдвард уже пытался убедить его танцевать по-другому.

- Я ещё довольно долго оставался с Джейкобом и мсье Репиным, - продолжил он. – Но было невозможно работать с ними, когда наша манера танца стала настолько отличаться. Поэтому я подал заявление и в виде исключения был принят в разгар учебного года в Джоффри (Прим. пер.: Joffrey Academy of Dance – балетная академия в Чикаго), где встретился с Эмметом, который учился в интернате этой школы, пока не достиг возраста, позволявшего поступить в Force. С Джейком мы по-прежнему оставались лучшими друзьями, хотя у него было слишком мало времени, чтобы видеться со мной – теперь, когда мы не занимались вместе. Потом мы с Эмметом поехали в Force на летний интенсив, и я познакомился с Карлайлом, который понял всё, чего я пытался добиться в своём танце, а мне только это и было нужно. Я поступил в Force. Вскоре мсье Репин сломал бедро и Джейкоб неохотно перешёл в Аро, потому что они предложили ему стипендию, тогда как Карлайл этого не сделал.

- Почему? – спросила я. – Ведь Джейкоб был лучшим?

- Ты же знаешь Карлайла, - сказал Эдвард. – У него довольно-таки нетипичные требования к качествам, необходимым для поступления в Force.

- И им соответствует, например, семнадцатилетняя девушка, которая училась танцевать всего несколько лет? – пробормотала я. – Правда, члены школьного совета, наверное, не вполне разделяли его подход, когда отказали мне в стипендии.

- Они допустили ошибку, - резко сказал Эдвард. – И Карлайл не раз говорил, как сожалеет, что не пошёл против них или сам не заплатил за тебя.

- Это было бы нелепо, - сказала я сконфуженно. – И совершенно непрофессионально…

- Но ты осталась бы, - тихо возразил Эдвард.

Я глубоко вдохнула.
- Так вы с Джейкобом оставались друзьями и после перехода в другие школы?

Эдвард помедлил, всё ещё думая о предыдущей теме, потом наконец кивнул:
- Да. Не такими близкими, как когда-то, и всё же я старался проводить с ним больше времени, когда мы встречались на конкурсах, - он посмотрел на меня. – Но в том-то и проблема при такой методике обучения танцу, Белла – у тебя не остаётся времени ни на что другое. Ни на общение с друзьями, ни на отдых, ни на еду, ни на сон.

Парадокс состоял в том, что я упала бы в обморок независимо от того, танцевала я по-старому или с использованием методики мсье Репина, но я не сказала Эдварду, что пытаюсь вернуться. Не хотелось, чтобы он… питал ложные надежды. Потому что, несмотря на утренние усилия, мой танец всё ещё не был таким, как когда-то.

- Белла? – позвал Эдвард. Я осознала, что лежу, уставившись в пространство. Моргнув, я снова сосредоточила свой взгляд на нём. Эдвард улыбнулся: - Извини. Мне не следовало читать тебе нотацию.

- А! – воскликнула я. – Наконец-то он это признал!

Он взглянул на меня:
- Но тебе по-прежнему нужно поспать.

- А я по-прежнему не уверена, что смогу.

- Закрой глаза, - тихо сказал он. У него снова был этот нерешительный вид, словно что-то мучило его. Я послушалась, и мир стал чёрно-крапчатым. А потом я почувствовала, как его губы очень нежно дотронулись до моего лба. Меня охватило тепло. Его руки, такие знакомые, с длинными пальцами, обхватили моё лицо с обеих сторон. Его тёплое дыхание на какое-то мгновение коснулось моих губ. Моё сердце бешено забилось…
…но тут же прикосновение Эдварда пропало, а мой усталый разум с благодарностью погрузился в темноту сна.
/*/
- Спящая красавица проснулась! – услышала я восклицание Элис, едва открыв глаза.

- Вообще-то, - ответил ей голос с русским акцентом, - она слишком бледная. А её макияж просто ужасен.

- Фу, - простонала я, садясь. – Спасибо.

Розали лежала на кровати Элис и покрывала ногти кроваво-красным лаком, а сама Элис сидела в кресле рядом со мной, с газетой на коленях.
- Привет! – сказала она, добродушно улыбаясь. – Как ты себя чувствуешь?

- Усталой, - пробормотала я и потёрла глаза. Моя голова пульсировала болью. – Есть тайленол?

- Конечно, - ответила Элис, отбросив газету, и направилась в ванную.

Я поморгала, вглядываясь в фотографию на развёрнутой странице. Кажется, это были мы с Джейкобом.

Сердясь на свои слабые, непослушные пальцы, я подняла газету. На фото действительно были мы – заснятые во время одной из поддержек «балконного» па-де-де. Джейкоб держит меня над головой, решительно глядя вперёд, его лоб в лучах прожекторов блестит от пота. Я же поднимаю ногу в идеальном арабеске – ровно на сто двадцать градусов, руки простёрты вперёд, голова запрокинута назад под тем же углом. Но я выглядела на снимке точно так же, как Джейкоб – весьма решительно. Чрезвычайно целеустремлённо. Словно я намеревалась выполнить этот арабеск правильно, даже если это окажется последним, что мне удастся сделать. Мы выглядели бесчувственно. Уродливо.

- На твоём месте я не стала бы это читать, - сказала Элис, подавая мне тайленол и стакан воды. Я положила газету себе на колени. – Это не очень справедливый отзыв.

- О, я уверена, что по отношению к нам с Джейкобом он справедлив, - возразила я, проглотив лекарство и залпом выпив воду.

- А я думала, ты в себя влюблена, - сказала Розали, озабоченная тем, чтобы высушить лак на ногтях.

Я ничего не ответила, только ещё раз вгляделась в фотографию. Почему я не осознала раньше, что для того, чтобы понравиться публике, нужно что-то серьёзно изменить в нашем танце? Возможно, мы не оказались бы в таком затруднительном положении, если бы я просто включила логику и не была такой самодовольной.

В дверь постучали.

- Входите! – крикнула Элис. Это были Эммет и Джаспер, оба в кожаных куртках и джинсах.

- Готовы стать любопытными туристками? – спросил, входя в номер, Эммет. И добавил, увидев, что я лежу в постели: - И как больная?

- Ты не обязан быть милым со мной, - пробормотала я. – Вероятно, я этого не заслуживаю.

Эммет пожал плечами:
- Судя по голосу, с тебя уже достаточно мучений, - он окинул меня взглядом. – По виду тоже.

- Эй! – запротестовала я. – Почему все говорят это?

- Потому что ты выглядишь как истощённое привидение, - сказала Розали, завинчивая флакон с лаком для ногтей и позволяя Эммету поднять её с кровати. – Мы идём?

- Думаю, мне следует остаться, - извиняющимся тоном ответила Элис. – Больная, и всё такое.

- Со мной всё будет в порядке, - сказала я, проигнорировав недавние слова Эдварда по поводу этой фразы. – Идите, правда!

Элис колебалась, но Розали закатила глаза и бросила ей куртку:
- Она не присматривала за тобой, когда ты в этом нуждалась – значит, нет необходимости оказывать ей ответную услугу.

- Розалина, - укоризненно сказал Джаспер. – Кто старое помянет, тому глаз вон.

- У американцев очень занудные поговорки, - пробормотала она. – Пошли. А то не успеем поглядеть на эту большую желейную фасолину (Прим.пер.: народное прозвище одной из Чикагских достопримечательностей – скульптуры «Облачные врата»)

- Ты уверена? – спросила меня Элис.

Я кивнула, пытаясь бодро улыбаться, хотя испытывала только мучительное ноющее чувство вины. «Мне жаль, что удерживание людей на месте – это всё, что тебе по силам, потому что ты слишком низкого роста, чтобы сделать карьеру в балете». Я действительно сказала ей это. Как она может после этого глядеть мне в глаза? Как могут все они?

Но тем не менее, выходя из номера, Джаспер пожелал мне «побыстрее выздоравливать» и обнял Элис за плечи.

Как только дверь со щелчком закрылась, я села в постели и попыталась не утонуть во всех эмоциях и боли, которые вернулись ко мне накануне вечером. Многие мои поступки заставляли меня испытывать стыд. И хуже всего было то, как я обошлась с Элис и Анжелой. Они были моими лучшими подругами, а я оттолкнула их, ничуть не заботясь о том, как ранила их этим. А ещё Джерри – я угрожала ему, используя такой личный, такой интимный секрет. И Лорен – через что ей пришлось пройти. И… да просто то, как я вела себя со всеми. Даже с Карлайлом.

В дверь снова постучали, и в номер заглянул Эдвард:
- Элис сказала, что ты проснулась.

Я вытерла слёзы, бегущие по щекам, и безучастно сказала:
- Я была стервой.

- Не без причины, - после паузы ответил Эдвард.

- Это спорно, - пробормотала я и встала. Теперь я чувствовала себя немного более устойчиво, идя к своему чемодану, чтобы достать свитер с надписью «Колаянни».

- Куда ты собралась? – спросил он.

- Репетировать, - сказала я, поднимая с пола пуанты. – Знаю, что ты против, но мне придётся, иначе у меня действительно не будет шансов этим вечером.

Эдвард вздохнул, прислонившись к стене:
- Ты голодна?

У меня в животе заурчало, как по команде. Я помедлила с ответом, а моё тело напомнило мне, что последняя еда, которую оно видело, была исторгнута из желудка в приступе рвоты.

– Немного, - смущённо призналась я.

- Тогда, по крайней мере, позволь накормить тебя обедом, - сказал он.

- А ты будешь читать мне нотации? – спросила я.

Он покачал головой:
- Нет, обещаю.

Я сердито фыркнула и вместо пуантов надела кроссовки:
- Не знаю, почему я разрешаю тебе нянчиться со мной.

- Потому что какая-то часть тебя знает, что это хорошо для тебя, - сказал Эдвард, придерживая для меня дверь.

- Кажется, мы установили, что ты сам не очень-то хорош для меня.

Это едкое замечание заставило Эдварда снова замолчать. Я заметила, что он начал держаться немного дальше от меня, засунув руки в карманы. Он был… напряжён. Не так сильно, как когда он находился рядом с Джейкобом или когда его мышцы были сведены эмоциями вчера вечером, во время танца со мной. Нет, это было что-то вроде нервного напряжения.

- У тебя всё в порядке? – спросила я, идя бок о бок с ним по коридору. Не думала, что когда-нибудь снова задам ему этот вопрос…

Он взглянул на меня, приподняв брови:
- Это ведь не я уже сутки не ел и почти не спал.

Мы подошли к лифту. Я нажала на кнопку, но Эдвард уже направился к лестнице:
- Пойдём, - сказал он. – Тебе следует растянуть ноги.

Я нахмурилась и последовала за ним:
- Думаю, мои ноги получили за последние несколько месяцев очень хорошую растяжку, Эдвард.

- Ну а мои - нет, - ответил он, когда мы начали спускаться по окрашенной в мягкие тона лестнице. – Если, конечно, не считать спортом обхаживание спонсоров.

- Джейкоб был не слишком рад этому.

- Я видел вас в день премьеры, - сказал Эдвард. – После представления.

- Ты определённо присвоил его лавры, - заметила я, но потом поправилась: - Ну, если нам полагались какие-то лавры.

Снаружи был тёплый день. Рядом катились автомобили, крыши сверкали в солнечных лучах. Мы шли молча. Молчание было довольно комфортным, но напряжение в Эдварде не уменьшалось, и я начала ощущать такое же в своём собственном теле – вероятно, давали о себе знать остатки нашего былого единения.

Мы пошли по улице.

Я теребила обшлага своего свитера:
- Так ты хорошо знаешь Чикаго?

Эдвард кивнул:
- Очень хорошо. Я люблю его. Культуру и сам город – все эти небоскрёбы, и театры, и парки.

- А в Форксе есть довольно большой школьный спортивный зал, - сообщила я ему.

Он засмеялся и на несколько секунд, казалось, расслабился:
- Форкс звучит мило.

- Там часто идут дожди, - сказала я. – А в нашем единственном театре нет грим-уборных, поэтому нам всегда приходилось бежать под дождём прямо в пачках от палаток для переодевания к служебному входу.

- Элис пришла бы в ужас, - с улыбкой отозвался Эдвард. Мы свернули направо на широкую оживлённую авеню, и я увидела над машинами и автобусами струю воды гигантского фонтана.

Когда мы подошли поближе, оказалось, что это Букингемский фонтан . Он был огромен, с тремя массивными кольцевыми ярусами, из которых били каскады струй. В прозрачном бассейне с голубой водой застыли бронзовые фигуры морских чудищ. Захватывающее зрелище.

Эдвард смотрел на фонтан с нежностью в глазах.

- Красиво! – сказала я.

- Меня приводила сюда мама, - сказал он мне, не отрывая взгляда от сверкающих струй. – Она получила ту временную работу администратора в театре Харрис, и мы убегали оттуда к этому фонтану.

- Она так и не начала снова танцевать? – спросила я, когда мы направились от фонтана к маленькой кофейне на углу площади.

Эдвард покачал головой:
- Ей нужно было присматривать за мной, а кроме того, US Ballet не принял бы её обратно после того скандала. – Мистер Мэйсен был попечителем US Ballet, а мать Эдварда – всего лишь танцовщицей кордебалета, когда забеременела от него.

Мы сели за столик снаружи, глядя на фонтан и парк, зеленеющий за ним. Вокруг, щёлкая фотокамерами и наслаждаясь солнечным днём, бродили туристы.

Я сомневалась, что смогу что-нибудь съесть, но, когда принесли наш заказ, принялась поглощать пищу с совершенно неженственной скоростью.

- Кажется, я победил в этом споре, - самодовольно сказал Эдвард, прихлёбывая кофе. К своему маффину он даже не притронулся.

Я закатила глаза:
- Уверена, у тебя есть занятия поважнее, чем нянчиться со мной. Тебе следует готовиться к «Лебединому озеру».

Эдвард опустил глаза, обводя пальцем край своей чашки с кофе. Такая привычка была у него ещё в Force – мне вспомнились несколько неловких ситуаций за столом третьекурсников, когда я думала, что он меня ненавидит.
- Может, ты и самая выносливая в мире, но даже тебе иногда нужна забота.

Я внимательно посмотрела на него, понимая, что он избегает разговора о чём-то:
- Но «Лебединое озеро»? Разве в Royal Ballet не захотят, чтобы ты знал свою партию назубок и всё такое?

- Я и так знаю её достаточно хорошо, - ответил он, по-прежнему не глядя на меня. Внезапно он выпрямился на стуле и как-то неестественно улыбнулся. – В любом случае, есть гораздо более важные дела, - он начал рыться в кармане. – Извини, у меня всего одна, но это часть какого-то нелепого костюма, который мастерит Элис, и она дала мне только одну.

- Что ты делаешь? – спросила я, а он тем временем извлёк из кармана зажигалку и свечку.

- Умножь её на восемнадцать, - сказал он, втыкая свечку в середину маффина и зажигая её.

Он посмотрел на меня с улыбкой и пододвинул ко мне тарелку… этот свет в его изумрудных глазах, из-за которого нельзя было не проникнуться симпатией к нему… нельзя было не полюбить его:
- С днём рождения, Белла!

- Сегодня мой день рождения? – жалко сказала я, и мои губы медленно расплылись в улыбке. Я рассмеялась и задула свечку, не успев даже подумать о желании – я сохраню его на потом.

Эдвард улыбался, сидя напротив меня, но в его лице было что-то отстранённое… как будто он был не совсем со мной в этот момент.

- Спасибо! – искренне поблагодарила я, машинально положив свою руку на его. Он не шевелился, только смотрел на меня. Я видела, как поднимается и опускается его грудь, а взгляд застыл неподвижно, сосредоточившись на мне. – Эдвард?

Он тяжело сглотнул и вытащил свою руку из-под моей ладони, его лоб пересекла морщинка, он снова опустил глаза:
- Извини.

- В чём дело? – спросила я, уже ругая себя за то, что прикоснулась к нему.

- Нам следует отложить это, - пробормотал он. – Ты устала и практически больна, а вечером тебе нужно будет танцевать…

- Элис говорила что-то насчёт разговора между нами, - сказала я. – Ты… ты о нём?

- Не сейчас.

- Сейчас, - твёрдо сказала я. – Потому что в противном случае я буду всё равно отвлекаться на мысли об этом.

Эдвард посмотрел на меня, чуть прищурившись от яркого солнечного света:
- Сомневаюсь, что после этого разговора ты будешь отвлекаться меньше.

- Эдвард…

Он вздохнул, запуская руку в волосы:
- Хорошо. Только знай, что я никоим образом не считаю это достойным или правильным. После того, через что ты из-за меня прошла, мне не следовало бы ни о чём просить тебя. Никогда.

- В чём дело? – спросила я с нарастающим волнением.

Эдвард закрыл глаза, лоб его по-прежнему пересекала морщинка. Он глубоко вдохнул и посмотрел на меня, словно решившись на что-то:
- Я больше так не могу, Белла, - его рука, лежащая на столе, сжалась в кулак, но он продолжил: - Не могу оставаться здесь и видеть, как ты танцуешь с Джейкобом… тем более видеть, что ты с ним. Невыносимо, когда ты с кем-то, кроме меня, Белла.

Его слова выбили весь воздух из моих лёгких. Я прикусила губу, а Эдвард положил ладонь себе на лоб:
- Но ещё больше, чем это, я не могу видеть, какую боль причиняю тебе одним своим присутствием. Я не хочу ранить тебя сильнее, чем уже ранил, и всё-таки, кажется, делаю это ежедневно. Я вижу, как отвлекаю тебя. Вижу гнев, который у тебя вызываю, и знаю, что он справедлив. Ты попросила Хелен запретить мне быть на премьере, и я полностью понимаю, почему – я причинил тебе слишком много боли, - он посмотрел на меня. – Я не хочу и дальше заставлять тебя страдать. Ты достойна лучшего.

- Эдвард… - и я замолчала, не зная, что сказать. Он был прав – ведь он действительно отвлекал меня, и причинял мне боль, и заставлял чувствовать себя такой… потерянной.

Эдвард продолжил полным боли голосом:
- Но мне нужно сказать тебе, Белла, что я не хотел, чтобы это случилось. Я знаю, что причины не меняют того, что я сделал в тот день, когда ты уехала, но если ты позволишь мне рассказать, я…

- Расскажи, - прошептала я. Солнце согревало мою спину, но я чувствовала только леденящий холод. Холод того зимнего дня.

Эдвард подался вперёд, облокотился на стол и сцепил руки.
- Когда я узнал, что ты переходишь в Аро – что ты не сказала мне, – я был сражён. Всё что я говорил тебе на террасе, было правдой. Мне было больно, что ты не рассказала мне – что ты не верила в нас настолько, чтобы хотя бы поделиться со мной и дать нам возможность разобраться с этой проблемой вместе. Я забыл, Белла. Я забыл в этот момент, что у нас есть кое-что и помимо веры. Забыл о том, как мы танцевали вместе и о том, что я чувствовал рядом с тобой.

- Потому что это ушло, - пробормотала я, опуская глаза.

- Нет, - сказал он с такой силой, что я снова посмотрела на него. – Не ушло. У тебя не было веры в нас из-за того, что случилось до этого – из-за тех занятий в паре и других ужасных вещей, через которые я заставил тебя пройти. У тебя не было веры, потому что я был настолько… - он сердито вздохнул, пытаясь найти слово, - настолько выше тебя – в смысле курса и опыта… и ничего не делал, чтобы ты почувствовала, что это нормально – танцевать на твоём собственном уровне.

Только вчера его слова показались бы мне снисходительными, но сейчас я поняла, что он имеет в виду, и знала, что это правда.

- Но в этом есть и моя вина, - сказала я. – Даже при таких репетициях, какие были у нас с Карлайлом, мне не следовало терять веру в нас.

- И всё равно, - возразил Эдвард. – Даже если ты потеряла веру, наше единение никуда не ушло, Белла. Если бы его больше не было, то я не почувствовал бы такой боли. Было невозможно думать. Я был настолько взбешён и обижен, что какая-то часть меня хотела встряхнуть тебя, чтобы привести в чувство и заставить понять, как ты мне дорога. Думаю, это не было с моей стороны просто предательством, Белла. Но ты уезжала, я мог никогда больше тебя не увидеть, и у меня не было сил встретиться с этим лицом к лицу… поэтому я оставил тебя там и пошёл наверх, чтобы побыть в одиночестве.

- И пришла Таня, - пробормотала я, глядя вниз на свои обкусанные ногти.

Он кивнул:
- Я был ослеплён яростью, Белла. Я действительно не думал… Она пришла и… - он тяжело сглотнул. – И поцеловала меня, а я ответил на её поцелуй.

- Значит, это не было ошибкой, - прошептала я, запрещая себе плакать. – Значит она не просто… не просто вошла за две секунды до меня и набросилась на тебя.

- Это продолжалось недолго, Белла, - отчаянно сказал Эдвард. – Хотя ничто не может изменить того, что я сделал. Но я не думал. Я почти не понимал, что это Таня… я сознавал только боль, которую чувствовал и… и как сильно хочу целовать тебя, пока вся эта боль не исчезнет.

- Это нелепо, - резко сказала я.

- Знаю, - тут же отозвался он. – Белла, я не могу объяснить это как следует. Словно мне нужно было выплеснуть свои эмоции, а она просто оказалась рядом. И в этом поцелуе слились воедино вся боль, и вся тяга к тебе, и всё…

Я немного помолчала, глядя на проходящих мимо туристов. Маленькая девочка снова и снова крутилась перед фонтаном, а мать фотографировала её. Малышка была в костюме феи. Быть такой беззаботной… Но тут она упала, оцарапав коленку, и издала оглушительный вопль. Мать терпеливо подошла и успокоила её.

- Ты остановился бы? – наконец спросила я, всё ещё наблюдая за этой девчушкой, которая снова оживилась, когда её мама пообещала ей что-то. – Если бы я не вошла, ты остановился бы?

- Да, - тихо ответил Эдвард, проследив за моим взглядом. – И это не просто предположение – как только я понял, что на самом деле делаю, я тут же отстранился от неё.

- Ты отстранился потому, что появилась твоя бывшая девушка, - воскликнула я, снова поворачиваясь к нему.

Он открыл рот, чтобы ответить, но в конце концов просто кивнул:
- Тому, что я сделал, нет оправданий. Просто знай, что я глубоко раскаиваюсь, Белла. Мне невыносимо стыдно за тот поступок. Порой я думаю о том, что разрушил всё одной нелепой вспышкой эмоций и собственной глупостью, - он прямо взглянул на меня, его глаза были невероятно чистыми и виноватыми. – Я жалею о том, что сделал, Белла. И никогда не поступил бы так снова. Ни за что на свете.

- Знаю, - сказала я, глядя в его глаза и пытаясь не позволить его боли ранить меня. Молчание росло между нами, пока я наконец не отвела взгляд, снова посмотрев на малышку, которая уже опять позировала – на сей раз немного более осторожно. – Так ты не спал с ней? - спросила я.

- Что? – недоверчиво переспросил Эдвард. Я взглянула на него и увидела его ошарашенный взгляд. – Нет, Белла. Боже, нет!

- Она позвонила мне, - сказала я. – Когда я ехала домой на автобусе. Она воспользовалась твоим телефоном и сказала мне, что она в твоей кровати, а ты убрал то наше фото.

Эдвард со вздохом провёл рукой по волосам:
- Ну, зная Таню, вероятно, всё так и было.

- Серьёзно?

Он посмотрел на меня с усталой улыбкой:
- Белла, я глаз не сомкнул в ту ночь. Таня отказалась уйти, поэтому ушёл я – в нашу старую студию, где мы с тобой танцевали «Лунный свет» после ревю. Мне было так тошно от самого себя, что я даже не мог танцевать. Я бы себе не позволил. Я не имел никакого права выплёскивать эмоции, бушевавшие во мне. Я сидел там всю ночь, - Эдвард спокойно взглянул на меня. – И, конечно же, эта студия оказалась самой опасной из всех, потому что на следующее утро туда пришёл мой класс и Элис чуть не сломала мне челюсть, залепив пощёчину.

Я невольно улыбнулась:
- Хорошо.

Эдвард сунул руку в нагрудный карман куртки и, достав сложенную пополам фотокарточку, протянул её мне.

Это было то самое фото – нас, целующихся в студии. Наши тела так близко, насколько это возможно, и частично вырисовываются только в виде контуров – из-за солнечного света, льющегося сквозь тюлевые занавески. Его рука крепко обнимает меня за талию, а вторая запуталась в моих волосах. Я на цыпочках – на обычных человеческих цыпочках – отвечаю на его поцелуй со всей страстью, на какую способна.

- Я никогда не выкинул бы этот снимок, - мягко сказал Эдвард. – Но он твой, теперь можешь поступить с ним как тебе угодно.

Я взглянула на него озадаченно:
- Что ты имеешь в виду?

- Royal Ballet требует от меня ответа, Белла, - тихо объяснил он.

Я уставилась на него:
- Ты… ты ещё не подписал контракт?

Он покачал головой:
- Я пытался добиться отсрочки, но они хотят, чтобы я сообщил о своём решении к завтрашнему дню.

- И чего же ты ждёшь? – спросила я, хотя прекрасно знала, что он скажет.

Эдвард пристально посмотрел на меня:
- Знаешь ли ты, почему мне предложили эту партию, Белла?

- Потому что ты лучший танцовщик Америки, - сказала я, чувствуя чуть ли не злость на него – что он делает? Это же Royal Ballet!

Но он только посмотрел на меня, морщинка вновь залегла у него между бровями:
- Во время ревю в зале был их бывший художественный руководитель.

На несколько мгновений мой гнев угас.
- Но… ты танцевал всего три минуты, и это была полная импровизация.

- И всё же я никогда не танцевал лучше, - сказал он. – Это были почти восемнадцать лет работы и ты. Ты, Белла. Они выбрали меня, потому что я танцевал с тобой, ты заставила меня показать каждую унцию эмоций и страсти, которыми я владел в тот момент. И ты дала мне возможность так много всего ощутить, Белла. Волнение, и радость, и любовь, которую я почувствовал в тот вечер, было невозможно, недостижимо найти где-нибудь без тебя. Я никогда не танцевал так хорошо.

- Это не из-за меня, - слабым голосом возразила я. – Я видела, ты танцевал так же и раньше, Эдвард. Я не нужна тебе…

- Нет, нужна, - непреклонно ответил он. – Ты видела меня на днях в студии. И сама сказала, что чего-то не хватает. Белла, без тебя я многого не смогу достичь. Они видели, как я танцую с полной отдачей, а теперь я не способен дать им это, - он говорил умоляюще, но потом, казалось, утратив свою энергию, устало посмотрел на меня: - Теперь, когда ты ушла от меня, я уже не тот, каким был раньше. Я не могу выразить своим танцем счастье любви, после того как непоправимо обидел девушку, которая меня любила.

- Это не значит, что ты не можешь ехать, - прошептала я. – Даже без… этого… ты всё равно феноменальный танцовщик Эдвард. Тебя примут туда с распростёртыми объятиями.

- Я знаю, - пробормотал он. – Но зато не знаю, хочу ли быть там, Белла.

- И какая у тебя альтернатива? – безнадёжно спросила я.

Он снова посмотрел на меня такими же чистыми и виноватыми глазами:
- Ты знаешь, какая у меня есть альтернатива.

- Эдвард, - жалобно сказала я. – Я не могу… ты же знаешь: что бы ни было между нами, это ушло…

- Не говори так! – резко перебил он меня. – Не говори так, ведь ты понимаешь, что это неправда. Я знаю, что ты почувствовала это вчера вечером, Белла – когда мы танцевали вместе. Это всё ещё здесь, такое же сильное, как всегда.

И снова на меня нахлынули воспоминания о прошлом вечере. Эта финальная сцена… она стала для меня самым сильным переживанием за долгое время… и этот поцелуй… Господи, я так хотела, чтобы он поцеловал меня, и хотела целовать его в ответ. Я хотела обнять его и почувствовать, как бьётся его сердце рядом с моим, потому что какая-то часть моего разума была уверена, что так и должно быть.

- Так что ты пытаешься сказать? – тихо спросила я, глядя на его лицо, освещённое солнцем.

Эдвард опустил глаза и глубоко вдохнул:
- Я не могу оставаться здесь – не могу добавлять ещё больше боли в твою жизнь и не вынесу, если сделаю ещё больнее себе самому, несмотря на то, что заслуживаю этого, - его зелёные глаза встретились с моими. – Если ты никак не можешь простить меня за то, что я сделал, и вернуться ко мне – если ты будешь счастливее без меня… то я ближайшим рейсом улечу в Лондон и больше никогда не побеспокою тебя.

Я сглотнула. Не плакать.

- Но, - тихо продолжил он, - если ты хочешь, чтобы я остался, я останусь.

- Ты ставишь мне ультиматум, - прошептала я.

Он торжественно кивнул:
- Я знаю, несправедливо с моей стороны просить тебя сделать этот выбор. Но я с уважением отнесусь к твоему решению, каким бы оно ни оказалось.

- Обещаешь? – спросила я.

- Обещаю, - сказал Эдвард, лицо его было искренним и серьёзным.

- Сколько у меня времени? – мой голос звучал безучастно, хотя замирающее сердце разрывалось от эмоций.

- Мне необходимо дать им ответ сегодня вечером.

Я кивнула и встала, оттолкнув свой стул.
- Нам пора, - пробормотала я. – Опоздаем на экзерсис.

Я и не подумала протестовать, когда Эдвард заплатил за обед. Мы молча пошли обратно, оставляя позади этот великолепный фонтан.

С нетерпением ждем ваших впечатлений и прогнозов здесь и на
ФОРУМЕ