Пообещай
Дождь. Противный, холодный, но вполне естественный для этого дня. Ледяные капли проскальзывают под куртку, скатываясь вниз по спине, из-за чего я немного поеживаюсь, но даже и не думаю уйти со своего поста. Напряженно вглядываюсь вдаль, но все равно не вижу того, что так упорно жду. Уже полтора часа я стою под проливным дождем, не смея даже шевельнуться, но все напрасно. В такую отвратительную погоду все прячутся под крышами своих домов, не высовывая на улицу и носа, боясь ливня и свистящего ветра. Все, кроме меня. Я вся посинела от холода, тело вздрагивает при каждом соприкосновении с дождевой каплей, но я гоню свою слабость, подавляю ее, зная, что не прощу себе, если упущу этот долгожданный момент, ради которого и простояла на дороге последние девяносто две минуты. Я верила до последнего, что мое ожидание окупится сполна, ведь оно просто обязано окупиться - по-другому и быть не может. Жить верой и ожиданием стало для меня нормальным. Я и не знала, что можно существовать иначе. Нет, я не рыдала по ночам в подушку, не терзала себя сомнениями и грустными мыслями. Я просто ждала, просто верила, что все может измениться. Позже я пойму, что все это напрасно, что моя вера – лишь самообман, помогающий удержаться на плаву. Позже я найду другие способы выживать, но это будет потом, хоть и так скоро. Сейчас же я просто жду.

– Дженни, я прошу тебя, идем в дом, ты же простудишься, – взмолилась Розалин, только что вышедшая из дома, чтобы снова попытаться заманить меня в помещение.
– Я пойду только с ним, – твердо произнесла я, отвергая протянутый мне зонтик. Плевать на простуду, на холод, дождь. Я дождусь.
– Солнышко, ты ведь можешь подождать и внутри, там хотя бы тепло. Хочешь, я приготовлю твой любимый карамельный пудинг? – воспользовалась запретным приемом девушка, взяв меня за руку. Ее ладонь была теплой и приятно согревала мою озябшую кожу, а само прикосновение пропитано неподдельной лаской и заботой. Но я отрицательно качнула головой, продолжая неотрывно наблюдать за дорогой.
– Я не уйду без него.

Тяжело вздохнув, Розалин опустилась рядом со мной на колени, не жалея своих светлых джинсов, которые мгновенно покрылись грязью от соприкосновения с мокрым асфальтом.

– Я понимаю, что ты очень хочешь его снова увидеть, Джен, и мне тяжело такое говорить тебе, но я должна. Он больше не вернется. Никогда.

Что-то внутри меня оборвалось, рассыпаясь сотнями осколков в моем сознании. Но ни один мой мускул не дрогнул, ни одним движением я не выдала своих чувств.

– Ты лжешь.
– Ты знаешь, что я не лгу, милая. Где-то глубоко внутри себя ты это знаешь, – прошептала блондинка, касаясь моих насквозь промокших волос, налипших на лоб.

Я любила Розалин. Она была единственным человеком, который заботился обо мне, пока мать была поглощена своей личной жизнью и гулянками до утра. Когда-то давно именно она научила меня читать, отвела в школу, она же записала меня на курсы французского. Ей я рассказывала о переживаниях и страхах, с ней делила успехи и неудачи. Всю жизнь я хотела быть похожей на свою тетю. Розалин была внешне подобна своей старшей сестре Эмили, моей матери: те же светлые локоны, яркие голубые глаза и миниатюрность. Но их характеры разительно отличались. В противовес сестре, Розалин была спокойна, уравновешена и постоянно нуждалась в ком-то, о ком можно заботиться, ухаживать, будь то беззащитный котенок или маленький ребенок. Но, вопреки моим желаниям, у нас не было абсолютно никакой внешней схожести: яблочно-зеленые глаза, светло-каштановые пряди и высокий рост были полностью противоположны образу классической героини сказок, коим обладала моя родственница. Пытаясь подражать, я демонстрировала свою безграничную привязанность. Но сейчас я возненавидела эту девушку за ее слова.

– Не смей так говорить, – холодно произнесла я, не поворачивая головы к собеседнице. Та попыталась обнять меня за плечи, но я резко оттолкнула ее руку.
– Дженни, не всегда получается так, как мы этого хотим. И чем быстрее ты сможешь смириться с этой мыслью, тем…
Не успела она договорить, как я прервала ее речь своим истеричным криком:
– Замолчи! Он приедет, я знаю. Вы все просто хотите нас разлучить, завидуете нашему взаимопониманию. Не понимаете, как мы дороги друг другу. Да и твое мнение меня не интересует! Через месяц ты тоже уедешь, бросишь меня одну с этой безмозглой алкоголичкой! Катись в свой Нью-Йорк, мне плевать!
Розалин молча встала и, поцеловав меня в макушку, прошептала:
– Я все равно люблю тебя, Дженнифер. С днем рождения.
Это было седьмое ноября, день моего девятилетия. День, когда обрушилась моя вера.

Я проснулась со слезами на глазах. Горячие, обжигающие кожу, они стекали по щекам, не думая останавливаться. Глубоко вздохнув, я попыталась успокоиться, твердя себе, что это всего лишь сон, все давно в прошлом, а я изменилась, оставив беззащитную Дженни умирать глубоко внутри меня, дабы никто не мог услышать ее сдавленных вздохов и редких попыток вырваться наружу.

– Ты плачешь? – услышала я тихий обеспокоенный голос. Сев в кровати, я увидела в ночном мраке нечеткий силуэт Кастиэля, стоящего у окна. Его лицо освещал тусклый лунный свет, пробирающийся сквозь зарешеченное окно.
– Да, – коротко отозвалась я, безрезультатно пытаясь избавиться от вставшего в горле комка.
– Почему? – удивленно спросил ангел. Его наивность в который раз вызвала у меня снисходительную улыбку. Но сейчас что-то изменилось. Что-то едва уловимое, но очень значимое.
– Просто плохой сон, Кас. Просто плохой сон, – ответила я, небрежно смахивая последнюю слезу. Глядя на ангела, я постепенно приходила в норму, его присутствие дарило мне необъяснимое спокойствие. – Почему ты не пришел, когда я тебя звала?
– Ты попросила бы меня вытащить Дина. Но я не мог…
– Понятно, все снова упирается в эту эфемерную причину вашего раздора, – вздохнула я, вставая с постели и подходя ближе к Касу.
– Прости.

Я не ответила. Лишь молча вглядывалась в бездонные глаза Каса, пытаясь разобраться в себе, в своих чувствах и прочей ахинее, не дающей спать по ночам. Призраки прошлого, путанность настоящего, неопределенность будущего… Все это не добавляло спокойствия, которого мне теперь не хватало. Поддавшись мгновенному порыву, я опустила голову на плечо мужчины и, прижавшись к нему всем телом, обвила его шею руками.

– Дженнифер, тогда это было ошибкой, и сейчас я не… – прошептал ангел, боясь пошевелиться. Я словно чувствовала, как он заливается краской, хоть и не могла в этом убедиться из-за темноты.
– Заткнись, Кас. Не буду я с тобой спать. Просто обними меня, – попросила я, крепче прижимая его к себе. Кастиэль неумело положил руки мне на талию, а я снова заплакала. Нет, не беззвучно, пряча лицо в подушку, а навзрыд, ежесекундно содрогаясь от внутренней боли, подавляя желание кричать, срывая голос.
– Никогда. Слышишь, никогда не смей уходить, не смей оставлять меня одну. Ты ведь будешь рядом, правда? Будешь рядом, несмотря на все то дерьмо, что я творю, несмотря на все мои выходки. Будешь приходить, когда мне плохо, даже если я гоню тебя вон. Будешь защищать меня ото всех и в первую очередь от меня самой. Будешь тем, кому я смогу полностью доверять, от кого не буду ждать предательства. Будешь тем, кто не бросит, даже когда все отвернутся от меня. Просто пообещай мне, Кас, – взмолилась я дрожащим от слез голосом. Мне нужно было услышать это обещание от него. Подтверждение того, что он останется.
– Обещаю, – уверенно ответил ангел, прижимая меня к себе. А мне стало лучше. Нет, я не прекратила рыдать у него на плече, но на душе стало спокойнее. Я чувствовала себя под защитой, чувствовала, что никто не посмеет причинить мне вреда, пока Кас рядом. Сейчас я начинала понимать слова ангела об их связи с моим отцом, на своей шкуре ощутила эту самую связь. Поняла, что мне больше не нужно кем-то прикидываться, издеваться, защищаясь, рядом с ним я могу просто отбросить всю эту мишуру и быть собой. Настоящей, такой, какой меня никто не видел прежде, даже я сама. Больше нет той пошлости по отношению к Касу, грязи и всего прочего. Лишь чистое, непорочное доверие.

Я отстранилась от ангела, чтобы видеть перед собой его глаза:
– Ах ты тварь бешеная, чтоб тебя носороги отымели во все дыры! – завопила я, скорчившись от боли. Кас недоуменно уставился на меня, когда я, продолжая орать благим матом, схватила тапку и начала метаться по комнате. – Да что ты смотришь на меня, как баран на новые ворота?! Гребаный кот мне чуть ногу не откусил! Ну, скотина, только попадись мне – на колбасу пущу!
– Может, мне лучше уйти? – спросил Кас, немного раздосадовано глядя на меня.
– Нет, Кас, пожалуйста, – взмолилась я, хватая его за руку, – Только не оставляй меня одну с этим туповатым комком шерсти!

Видимо, обидевшись, этот «туповатый комок шерсти» решил отомстить хозяйке за столь нелестный комментарий и вновь бросился на меня, вгрызаясь зубами в мою лодыжку. Взревев от боли аки раненый вепрь, я принялась колошматить животину тапкой, но Мистер Котангенс не желал расставаться с добычей и не обращал абсолютно никакого внимания на мои попытки его усмирить. Кас лишь с интересом наблюдал за этой увлекательной батальной сценой, оставаясь в стороне от боевых действий.

– Чего ты стал?! Отцепи его, ангел-хранитель блин! – завопила я, когда уважаемый Мистер Котангенс с новыми силами впился клыками в мою многострадальную конечность. Кастиэль покорно принялся отдирать рыжее чудовище, а я продолжала орать, оперевшись о письменный стол, чтобы не упасть. Именно в этот момент нас и застукал Сэм.
– Дженнифер, чего ты кричишь посреди ночи? – сонным голосом осведомился мужчина, включая свет в моей комнате.

Теперь он мог увидеть эту живописную картину во всех деталях: я стою в позе ласточки у стола и ору маты на весь дом, а на моей ноге, извиваясь, повис кот, которого так старательно пытается снять Кас. И без того странную картину дополнял тот факт, что я была в короткой ночной рубашке, которая к тому же задралась из-за неудобной гимнастической позы, а невинный ангелочек, одной рукой державший животное, вторую руку положил на внутреннюю сторону моего бедра. Хоть он и разместил там свою ладонь лишь для опоры, и никакого пошлого подтекста в его действиях и в помине не было, со стороны все выглядело довольно двусмысленно.

– Простите, что прерываю, но что за херня здесь вообще происходит?! – прикрикнул младший Винчестер, обалдевшими глазами наблюдая за нами. В ответ на его возмущения я лишь нервно прокричала:
– Не видишь, у нас тут групповуха, присоединяйся, чего стоишь-то? – встретив непонимание со стороны собеседника, я выразилась яснее, поскольку ощущения медленного поедания дурацким комком шерсти моей несчастной ноги мне порядком надоели. – Да помоги ты Касу Мистера Котангенса снять, пока этот оголодавший птеродактиль меня не сожрал!

Через двадцать минут мы с Сэмом сидели на кухне. Как только миссия по укрощению строптивого животного была выполнена, Кас испарился, дабы избежать возможных вопросов Винчестера. Да уж, спасибо ему, ибо теперь отчитываться придется мне.

– Не думал, что Кастиэль снова появится на горизонте, – задумчиво протянул Сэм, помешивая ложкой свежезаваренный чай. – Что он у тебя в комнате потерял?

Едва удержавшись, чтобы не ответить «девственность», я выдвинула менее провокационный вариант ответа:

– Можно сказать, что теперь он мой ангел-хранитель. Вот и спасал меня от настырной животины, – горько усмехнулась я, потирая перевязанную лодыжку. Повреждения, нанесенные котом, были довольно серьезными. Он разодрал мне ногу нахер, и пришлось перебинтовывать ее, дабы утихомирить поток крови.
– Хм… Опять на те же грабли, – произнес мужчина, глядя словно сквозь меня. Удивленно приподняв брови, я спросила:
– Что значит «опять на те же грабли»?
– Кас уже был ангелом-хранителем, вот только ничем хорошим это не кончилось.
– И кого же он охранял?
– Твоего отца.
Я моментально встрепенулась. Вот она, причина, по которой они больше не общаются. И у меня наконец есть шанс ее выведать и успокоить свое любопытство.
– Между ними что-то произошло? Что-то, из-за чего они прекратили общаться? Расскажи мне.
– Если Дин захочет рассказать тебе эту историю – он сам это сделает. Так что прости, Джен. Сюда тебе лучше не соваться.

Еще один человек, который посылает меня при просьбе рассказать о взаимоотношениях Каса и моего отца. Но видит Бог, я добьюсь своего и узнаю эту тайну, в которую мне не дают совать свой нос.