Незаметно пролетела неделя, к концу подходила и вторая. Как бы это ни было странно, но чувствовала я себя вполне здоровой. Сердце билось более-менее ровно, а головокружение и темнота в глазах практически пропали. Даже нездоровая бледность, что сопровождала меня чуть ли ни месяц, сменилась на щеках легким румянцем.
— Да, теперь пожалуй превратить тебя в гота будет проблематичней, — пошутила Матильда, продолжая колдовать над моим сценическим образом после каждой репетиции «Утонувших крокодилов».
Сами репетиции шли на ура. Мы неожиданно хорошо спелись с Питером, даже несмотря на то, что первые несколько занятий ушли на то, чтобы научить меня правильно дышать и владеть хотя бы базовыми навыками пения. И если раньше я думала, что пение это ничего сложного, главное иметь слух и вовремя открывать рот, то оказалось все намного сложнее.
— Оперную диву из тебя, конечно не сделаем, но тембр у тебя приятный, — подытожил Питер в итоге.
Также ребята сочинили музыку к двум моим текстам, которые предполагалось петь мне одной. На мой протест, Питер просто пожал плечами:
— Ты ведь даже не пробовала. При том, я не могу упустить возможность на пятиминутную передышку во время концерта.
— Смотри, так я у тебя вообще всю сцену заберу, — беззлобно подтрунивала я над ним.
— Я бы на это посмотрел, — тут же подхватил Сэм, и получил не сильный пинок от Питера.
— А что, солистка — это прикольно, — подал голос Люк.
— И ты, Брут, — рассмеялся Питер, процитировав знаменитую фразу.
Сегодня вечером я впервые выходила на сцену и сказать, что я волновалась, значит не сказать ничего. Я не могла сосредоточиться на уроках, на обеде, да хоть на чем-то кроме музыки в моей голове. Я прокручивала в голове инструментальные партии, шептала выученные на зубок, лучше чем таблица умножения слова песен и все равно волновалась.
— Да, перестань ты так трястись, — поймала меня в коридоре школы на одной из перемен Матильда. — Вечером все будет хорошо, если конечно ты не накрутишь себя и не свалишь в больницу, — выразительно посмотрела она на меня.
— Не волнуйся, — глубоко вздохнула я.
— Это ты не волнуйся. После уроков едем ко мне, я забираю все нужные вещи и едем в клуб. Поняла?
Я кивнула.
— С родителями проблем не будет?
— Нет, не думаю, — покачала я головой.
У родителей возникли какие-то финансовые заморочки с их, точнее, нашей семейной компанией. И из заботливых, ждущих меня по полночи и старающихся вложить в мою голову правильные мысли и выкинуть из нее все неправильные, родители снова превратились в пропадающих практически сутками в офисе, трудоголиков. Как хорошая дочь, я должна была переживать, но дело обстояло так, что я скорее вздохнула с облегчением, вдруг вновь став предоставлена сама себе. Кто страдал, так это мой братец. Кайлу, наконец -то сняли чертов гипс, и теперь заставляли усиленно разрабатывать ногу, а если он хотел вернуться в активный состав команды в следующем футбольном сезоне, то делать это нужно было не жалея себя. Я же наслаждалась некой свободой действий.
— Хорошо, встретимся после уроков, — махнула мне рукой Матильда под звонок на урок.

Никаких проблем действительно не возникло и в назначенное время я сидела в кладовке клуба, заменяющее нам гримерную и старалась рассмотреть себя в небольшое настольное зеркало. Видела я перед собой совершенно незнакомую девушку. Матильда была права — яркий макияж и космический снежно-белый парик карэ, сделал из меня совершенно другую девушку.
Дополнялось это все черной водолазкой и черной кожаной юбкой, что едва ли доходила до середины бедра. Наклоняться, да и в общем двигаться в такой одежде я бы постеснялась, если бы не достаточно плотные черные легинсы, завершающие образ.
— Ну, вот принцесса, теперь тебя и родная мама не узнает.
— Будем надеяться, — одернула я непривычно короткую юбку.
— Пошли, — кивнула Матильда в сторону сцены, у меня задрожали коленки.
Нет, я понимала, что отступать мне некуда. Ребята, в частности Питер, слишком много потратили на меня сил и времени, чтобы их сейчас так предать. Мне просто не хотелось их разочаровывать, по сути это была первая компания ребят в которой я не чувствовала себя изгоем, благодаря кому я не чувствовала себя одинокой. Поэтому я стояла сейчас за тем, что можно было назвать кулисами, по факту же это были две шторы, которыми закрывали задник сцены, где стояли инструменты, когда они были не нужны, и ждала своего выхода. Питер видимо поняв мое состояние, две первые песни спел как обычно один, разогревая публику и давая мне ещё какое-то время собраться с духом, но вот аккорды второй песни затихли и он взял слово:
— Ребята, сегодня не совсем обычный концерт. Я могу похвастаться тем, что наш террариум обзавёлся сегодня ещё один милым крокодилом-альбиносом, — он засмеялся своей шутке и развернулся в мою сторону, сделал знак рукой: — Ребята встречайте, Джи.
Я резко выдохнула, выпрямила спину до хруста в позвоночнике и шагнула в его сторону, стараясь не смотреть в сторону зала. Питер подал мне руку и я ухватилась за неё как за спасательный круг. Зазвучали первые аккорды следующей песни и я облегченно выдохнула, на сколько я успела выучить репертуар, то здесь мне нужно было вступать только со второго куплета.
Питер притянул меня к себе, легко обхватывая за талию.
— Джи, не трясись ты так, — прошептал он мне. — Если что-то пойдёт не так я всегда подхвачу.
Я только успела кивнуть, когда он отпустил меня и отступив начал петь. Я же мысленно считала секунды до своего вступления: три, две, одна и… Мой голос дрогнул на первом слове и предательских поехал вниз. Питер схватил мою ладонь, довольно чувствительно сжимая мои пальцы, заставляя поймать его взгляд. Он как и обещал подхватил песню и дальше мы пели уже на два голоса. И это вдруг оказалось намного легче. Голос выровнялся, дыхание перестало сбиваться, а сама мелодия начала кружить вокруг нас, заражая ритмом и драйвом. И вот я уже просто влилась в этот ритм, воспринимая все вокруг ярче, громче, острее. Я снова ощутила эту общность, когда музыка овладевала всеми вокруг, заставляя двигаться в ритм, подпевать, ощущать себя единым со всем вокруг. Ещё через две песни я чувствовала себя на сцене довольно свободно, чтобы Питер, похлопав меня по плечу, прошептал:
— Теперь твой сольный выход, — и спустился со сцены оставляя меня соло.

Я, наконец, посмотрела на зрительный зал, но не сказать что особо хорошо рассмотрела их лица, скорее это было какая-то общая темная колышущая масса и это неожиданно успокоило. Когда зазвучала моя песня я уже практически не волновалась. Отсчитав нужное время до вступления и вздохнув запела, на этот раз голос не дрогнул и зазвучал довольно чисто.
— С дебютом! — поздравляли меня уже после концерта в знакомом Макдональдсе, стаканы наполненные колой с звоном стукнулись друг об друга.
— Крокодил-альбинос, ну, ты и сморозил Пит, — засмеялся Люк.
— А что? Подходит, особенно когда Дженни в этом парике, — пожал плечами Питер.
— Да, он тебе идёт, — сказала Матильда. — Не зря я откопала его в шкафу моей мамочки.
— А она его не хватится? — заволновалась я за подругу.
— Не волнуйся, — махнула та рукой, — Даже если и хватиться, то подумает что сама засунула его куда-нибудь… по пьяни, — тише добавила она.
Все вокруг на секунду замолкли.
— Ну, и ладно, а то от него чешется голова, — пожала я плечами, и показательно прочесала макушку.
— Будешь ещё с нами выступать? — спросил меня Люк.
— А вы со мной? На первой песне, я чуть было все не завалила, спасибо Питеру, — почувствовала как краснею от стыда.
— Ты чуть не завалила? — покачал головой Колин. — Клянусь никто и не заметил, а вот какого петуха сам Питер дал, — покачал он головой. — Я думал нас в тот же момент из клуба выкинут.
— Ой, ладно не все так плохо было, — легонько толкнул друга в плечо Питер.
— Тебе напомнить? — округлил глаза тот. — Сейчас напомню, где-то у меня в телефоне есть видео с этим замечательным моментом, — Колин начал копаться в телефоне, но со всех сторон тут же послышалось дружное:
— Не надо! — а после взрыв смеха.
— Конечно я буду вашим крокодилом-альбиносом, — отсмеявшись, ответила я. — Только если покажите мне все-таки это замечательное видео.
— О да, без проблем, — Колин снова достал телефон, а Питер со стоном закрыл лицо ладонями под смех друзей.
Если кто-то мне хотя бы год назад сказал, что я буду вот так сидеть по среди ночи в кафешке, с группой ребят, которых смогу назвать своими друзьями, смеяться, болтать и ещё петь в рок-группе, я бы повертела пальцем у виска. Даже сейчас я смотрела на все это и временами мне хотелось ущипнуть себя. Неужели, моя жизнь стала налаживаться? Неверилось.

***

Я стоял возле операционного стола уже шестой час, пытаясь спасти жизнь пациенту. Отец троих детей, строитель на стройке упавший с десятиметровой высоты. Мужчине каким-то чудом удалось не только выжить, но и добраться до операционной. Это само по себе было везением и сейчас я хотел продолжить его везение. Я отыскал брешь в кишечнике, залатал легкое и сейчас занимался спасением одной из оставшихся почек. Надеялся, что мне это удастся потому, что поиск подходящего донора, особенно в такой экстренной ситуации был малоуспешен.
— Доктор Каллен, может вас сменить? — второй раз за полчаса у дверей операционной появлялся доктор Гаррисон.
Я не знал истинных причин такой заботы обо мне, или об пациенте, но интуиция требовала не доверять этому человеку.
— Спасибо за предложение, доктор Гаррисон, но я ещё вполне держусь на ногах. При том менять врача в середине операции не самая лучшая затея для пациента, — ответил я, не отрывая глаз от стола.
— Как и уставший хирург, — парировал Гаррисон.
— Я не устал, доктор Гаррисон, но спасибо за заботу, — продолжил я уже стороже.
Благодаря вампирской концентрации и выносливости я, конечно, мог спокойно вести беседу и с доктором Гаррисоном и ещё с несколькими коллегами, но его присутствие стало, в последнее время меня совершенно по-человечески нервировать.
То, что творилось в больнице, а точнее в отделении в последние полмесяца сложно было назвать неприятным совпадением, но…Несколько раз я опять натыкался на наркоманов, которые приходили за дозой и от этого уже начал ловить на себе подозрительные взгляды со стороны медсестёр.
Такие слухи вредили не только репутации, но и отношениям с коллегами. Это чувствовалось по поведению некоторых медсестёр, что иной раз игнорировали мои просьбы, или не торопились их исполнять, что граничило с неприязнью.
Апофеозом всего этого было то, что пациент, которого я вёл уже месяц и уже была назначена операция по трансплантации новой печени вдруг отказался под совершенно каким-то нелепым предлогом о том, что я назначаю слишком много ненужных анализов, когда можно обойтись одним обследованием, и на мои совершенно профессиональные доводы, что дополнительная информация о здоровье пациента, поможет в будущем избежать неприятных осложнений, был чуть ли не обвинён в вымогательстве.
Я, конечно, отпустил пациента к другому врачу, даже не особо жалея о потраченном времени и силах, и тут же Гаррисон не смог сдержать злорадства:
— Что, доктор Каллен, не все оказались очарованы вашей внешностью и вкрадчивыми манерами? — ухмылялся он, когда мы сталкивались в ординаторской.
— Ты не хуже меня знаешь, что пациент сам волен выбирать, — ответил я на выпад.
— Конечно, — покачал головой Гаррисон, — но вот только ни у кого из нас пациенты не сбежали. Может тебе действительно стоит поумерить пыл и назначать меньше обследований?
— Я не говорил по какой причине пациент перешёл к другому, — испытывающее посмотрел я на коллегу.
Он видимо осознав, что сказал слишком много, попытался навести на себя как можно более беспечный вид:
— Так говорят.
В общем я был уверен, что доктор Гаррисон ни на шутку утвердился в своём желании заставить меня уйти из больницы. С одной стороны, в том чтобы уволиться и найти другую работу, возможно даже переехать, для меня не было никакой особой проблемы, но с другой стороны, позволить Гаррисону так просто выживать неугодных ему врачей, творить что в голову взбредёт подставляя под удар не только репутацию врача, но и здоровье пациентов, я не мог. Прямых доказательств его козней у меня не было, но рано или поздно он на чем-то должен был проколоться и я просто решил не спускать с него глаз.
— Доктор Каллен, почка приобрела нормальный цвет, — сообщил один из интернов, что помогали и одновременно учились под моим наблюдением.
— Хорошо, зашиваем. Пациент и так уже слишком долго находиться под наркозом.
— Можно я сам? — попросил один из интернов-второгодников, что ассистировал мне сегодня.
Ещё раз посмотрев на данные мониторов, я согласно кивнул, время ещё было. Молодой хирург с энтузиазмом принялся за работу. Я же вышел к родственникам, что ждали в зале ожидания
— Как он, доктор? — едва успел я появиться в зале подошла ко мне его жена.
— Операция прошла успешно, но состояние остаётся стабильно тяжелым, — не стал я скрывать реального положения дел, хотя и видел как огонь надежды в глазах снова превратились в искорки. В такие моменты мне хотелось поддержать родных, но как профессионал я знал, что делать так нельзя, потому что пациент продолжал находиться на границе миров и только время могло показать куда качнутся весы жизни.
— Спасибо, доктор.
Я кивнул и отправился переодеться.

Дальше все пошло как обычно. Обход пациентов, заполнение отчетов и медицинских карт, где-то через два часа ко мне подошла медсестра, сообщая о том, что состояние прооперированного пациента ухудшилось. Я поспешил в палату к пациенту. С первого взгляда я точно определил повышение температуры. Прощупав шов я не увидел там никакого воспаления. Но все же что-то было не так.
— УЗИ-аппарат, — попросил я.
Через пару минут я уже водил датчиком возле шва боясь и одновременно надеясь подтвердить свою догадку.
— Вот, — указал я на экран. — Это очень похоже на марлевый диск.
Я точно помнил, что ничего не оставлял в теле пациента. Некоторые врачи, особенно при полостных операциях на кишечнике забывали всевозможные тампоны, марли и даже инструменты. Мои память и сосредоточенность исключали такие ошибки. Сегодня я также был уверен, что ничего не забывал в теле пациентов, по завершении операции, по правилам были пересчитаны все инструменты и все использованные материалы, чтобы убедиться. Но вот эти несколько минут, что меня не было в операционной. Я покачал головой, понимая, что совершил глупость.
— Где доктор Лонг? — спросил я у медсестры.
— Не знаю, — пожала она плечами.
— Готовьте его к операции, — кивнул я в сторону пациента, сам отправился искать интерна.
Нашёл его в кафетерии больницы. Увидев меня у него чуть ли не выпал бутерброд изо рта. Значит парнишка уже подозревал, что где-то допустил ошибку, но ничего не сказал.
— Доктор Каллен, — вскочил он со своего места.
— Идём доктор Лонг, — коротко сказал я.
— Что произошло? — спросил интерн на ходу.
— У мистера Перес температура, похоже что-то не так. Не знаешь, чтобы это могло быть? — посмотрел я на интерна.
— Возможно, — опустил он голову, — я подложил марлю когда зашивал и если она отцепилась от щипцов…
— Видимо да, — стараясь скрыть в голосе раздражение, ответил я. — Переодевайтесь, будем исправлять.

Я знал, что все будет не так просто. Пациент только сейчас перенёс многочасовую и сейчас ещё одно хирургическое вмешательство, пусть даже и минимальное, могло обернуться смертью. Сердце удачливого строителя банально могло не выдержать дополнительную нагрузку. Я очень надеялся, что ничего такого не произойдёт, но практически сразу после того, как мы опять вскрыли брюшную полость, я ощутил как ритм сердца пациента сбился, совсем немного, но даже это было поводом для тревоги. Практически не удивился, что давление начало расти.
— Нашёл, — захватил я инородный предмет и вытащил из тела пациента. — Промываем, быстро.
Несколько шприцев со специальным раствором орошали брюшную полость дезинфицируя ее. Теперь нужно было как можно быстрее зашивать, отслеживая всеми своими чувствами, состояние пациента. Я мог только молиться о том, чтобы сил и времени хватило.
Не хватило… Писк датчиков кричащий об умирающем сердце разнесся по операционной.
— Разряд! — скомандовал я, поднося к груди.
Подождав несколько секунд, я велел добавить силу тока и попробовал ещё раз, и ещё раз, и ещё раз, но на этот раз удача решила покинуть строителя. Его сердце устало и просто не выдержало.
Озвучив время смерти, я вышел из операционной и устало прислонился к стене. Нет, физически я не устал, но психологически, душевно. Мне очень редко приходилось терять пациентов. У меня, как и у любого врача за спиной было кладбище. За несколько сотен лет оно пожалуй было больше, чем у любого из моих нынешних коллег. Но прошедшие двадцать — тридцать лет разбаловали меня как врача. Благодаря современным технологиям и собственному врачебному опыту я очень редко терял пациентов, но каждый раз, когда смерть все-таки оказывалась сильнее приходило какое-то опустошение, чувство вины. Лишь позже наступало смирение. Сегодня я уже надеялся, что мне удалось обмануть её… глупая ошибка и мой недосмотр. Не сдержавшись, я ударил по стене за спиной кулаком, лишь в последнее мгновение буквально остановив кулак в миллиметрах от поверхности, иначе бетонная стена, покрытая слоем штукатурки и краски получила бы довольно большую дыру. Нельзя терять самообладание. В голове звучали слова старой молитвы, которую, как мне казалось, я слышал ещё в детстве, как напоминание, что в этом мире есть силы намного сильнее, чем даже бессмертные вампиры.
— Доктор Каллен, — ко мне подошёл доктор Лонг. — Это моя вина. Он умер из-за меня.
Я поднял голову, встретившись с взглядом ещё совсем молодого врача. Даже не врача, а ещё так, неоперившегося птенца. Сколько еще его ждёт на этом пути, если он, конечно, не отступиться. Он был моим учеником, все его ошибки, на сегодня, ложились на мои плечи.
— Это моя ошибка, — покачал я головой. — И твой урок. Урок, который ты запомнишь на всю жизнь, и больше никогда его не повторишь. А сейчас мы вместе пойдём к родственникам этого пациента.
Интерн, сглотнув со страхом, взглянул на меня, но отказываться не посмел. Я понимал, что это будет тяжело, но этому тоже нужно научиться. Научиться видеть, как огонь надежды в глазах родственников гаснет, сменяясь сначала неверием, а потом и болью, яростью, отчаянием. Знать, что нужно говорить, а о чем промолчать.
— Мы сделали все, что могли, — мою фразу прервал надрывный даже не плачь, а вой. Как только он немного утих, я продолжил:
— Сочувствую вашему горю, — понимая насколько сейчас мои слова о сочувствии - для неё пустой звук.
Женщина лишь закивала, продолжает всхлипывать и трястись мелкой дрожью. В такие моменты я ощущал себя беспомощным. Ощущал себя одиноким. Ощущал себя практически человеком. Нет, это не значило, что я был рад смерти пациента. Просто, наблюдая за болью другого человека, разделяя ее с ним, это не давало окаменеть чему-то внутри. Вот и сейчас я отпаивал женщину водой с каплей успокоительного, пытался хоть как-то смягчить удар от потери мужа, прекрасно понимая что залечить эту рану может только время.
— Можно мне к нему? — подавив очередной всхлип, спросила женщина.
— Конечно, — поднялся я со стула. — Я скажу медсестре про…
— Я сам провожу, — перебил меня доктор Лонг, все это время остающийся рядом.
Я согласно кивнул.
Оставив безутешную вдову с интерном. Нужно было ещё написать отчёт. Умерший на операционном столе пациент это не только трагедия для родственников и любимых, это возможный риск для врача и больницы. Медицинская комиссия будет поминутно спрашивать о ходе операции, даже двух, чтобы выяснить все риски и стоит ли доводить дело до суда в крайнем случае. В этой смерти виноват был именно я, а это привлечёт ненужное внимание. Устало вздохнул, понимая, что этого вряд ли удастся избежать. Что ж, сейчас я напишу как можно более подробный отчёт об операциях, а дальше буду решать проблемы по мере их поступления.

***

Я не думала, что выступать и получать удовольствие от этого начну так быстро. Мне искренне нравилась публика, в большинстве своём. Нет, иногда находились пьяные идиоты, начинавшие лезть на сцену, или ждать возле неё, чтобы попытаться склеить меня или Матильду, а то и нас обеих, но Питер, Сэм и другие парни, быстро пресекали такие попытки, а если поклонник оказывался не особо понятливым, тогда в дело вступали уже охранники клуба.
Больше всего меня вдохновляло и вводило даже в какое-то состояние эйфории — это когда люди в зале начинали подпевать мои песни. Это не могло сравниться ни с каким самым виртуозным исполнением классики. Ощущение того, что люди приняли тебя, твои чувства, твои мысли, твоё творчество. Разделили с тобой твои переживания, что вылились на бумагу неровными строчками. Это окрыляло. Ощущая такую поддержку, я перестала стесняться сцены.
— Теперь я вижу, что когда ты грозилась отнять у меня место у микрофона, ты совсем не шутила, — ухмылялся наблюдая за мной Питер.
— Крокодилы — довольно беспощадные животные, особенно альбиносы, — отшучивалась я.
Нет, у меня не было никакого желания отнимать у Питера место солиста, наоборот, ему я была больше всего благодарна и скорее сама ушла из группы, чем так подставила его. Мне просто нравилось выступать и я просто не хотела думать ни о чем другом. Ни о родителях, ни о докторе Каллене, ни о докторе Шепард, таблетках, своём сердце, что иногда сбивалось с ритма, но делало это намного реже, что внушало надежду, что скоро я совсем смогу забыть о боли. Мне хотелось уже почувствовать себя окончательно здоровой и окончательно свободной. Но недаром говорят, что надеяться и мечтать опасно, всегда можешь получить от жизни отрезвляющий пинок. Моим пинком стал брат.
В последнее время Кайл стал невыносим. Потеряв со снятием гипса статус раненого птенца, выпавшего из гнезда и нуждающегося в усиленной заботе, но ещё не успев снова стать снова звездой школьной, футбольной команды, он с удивлением обнаружил, что то, что раньше давалось ему с легкостью, теперь достигалось определенными усилиями и длительными, болезненными тренировками. Теперь он уже не был неоспоримым лидером и ох, как это Кайла раздражало и злило. Этот негатив выливался из него неиссякаемым потоком. Так, что когда я, после очередного концерта, снова вернулась домой далеко за полночь, то Кайл уже ждал меня у двери комнаты.
— Я думал тебя до утра не будет, — прищурившись сказал он.
— Неужели волновался? — с удивлением посмотрела я на младшего брата, который, как, мне всегда казалось, воспринимал меня не как сестру, а скорее, как досадную помеху его с родителями гармонии.
— Ещё чего, — не разочаровал меня братец. — Просто любопытно, где ты по ночам пропадаешь. Неужели нашёлся извращенец, которого привлекло твоё тощее и плоское тело.
— Пропусти, — попыталась пройти боком в свою комнату я, делая вид что его слова не были услышаны и никак меня не задели. Кайл не первый раз проходился по моей фигуре и внешности в общем, иногда не один, а в компании своих дружков.
Шутка о том, что я больше похожа на мальчика и не искала ли я у себя в трусах член была одной из самых ходовых года два назад, а когда я пожаловалась родителям, то Кайл выкрутился объясняя, что таким образом старался обезопасить меня от приставаний. Я не слишком поняла, как его высмеивание моих недостатков, должно было меня обезопасить, но родители согласились, и попросту снова махнули рукой, предлагая нам самим разбираться кто прав, а кто виноват. Кайл милостиво посторонился, позволяя мне пройти, но не давая закрыть за собой дверь.
— Слушай, я устала, так что спасибо, что дождался, ну, а теперь спокойной ночи, — все ещё стараясь держать вежливый тон, попросила я.
Кайл среагировал на мои слова совершенно неожиданно: схватив мой рюкзак, он открыл самое большое отделение и вытащил из него парик.
— Что это?! — вытянул он руку в мою сторону.
— Парик, — пожала плечами я. — Такая штука ее на голову одевают.
— Я знаю, что такое парик, — рыкнул он. — Мне интересно зачем он тебе?
— Просто так, — пожала я плечами стараясь сохранить беззаботный вид. — Положи на место.
— Я родителям скажу, — помахал он париком перед моим носом.
— Что скажешь? — я демонстративно сложила руки на груди показывая, что не собиралась играть в игру «поймай меня, если сможешь».
— Что их дочь проститутка, — огорошил меня Кайл настолько, что я села на постель.
— Кто?!
— Ну, знаешь это такие женщины, которые трахаются за деньги, — ухмыльнулся он возвращая мне мою же шпильку.
— Откуда у тебя эти больные фантазии?! Порнуху пересмотрел? — лимит моей вежливости иссяк.
— Почему же фантазии? Прости, но я не извращенец, — поморщился Кайл. — А вот кто-то видимо да.
— Не говори глупости! — я все-таки вырвала из его рук парик. — Ничем таким я не занимаюсь! Тебе не поверят!
— Проверим?! — поднял бровь Кайл. — Приходишь поздно домой, друзья не из самой хорошей компанией, ещё и парик.
Я отвернулась, сжав кулаки и понимая, что Кайл в чем-то прав, и родители действительно способны раздуть из этого всего скандал, а рассказать правду… Певица в рок-группе пожалуй звучала на одном уровне с проституткой.
— Чего ты хочешь? — спросила я, признавая его победу.
Братишка долго раздумывать не стал:
— Твои карманные деньги и будешь делать мою домашку, а то мне сейчас не до всей этой, — он махнул рукой в сторону учебников на полке. — Мне тренироваться надо.
«А тесты я тоже за тебя делать буду?», — хотелось спросить мне, но вовремя прикусила язык.
Я и так не была уверена, что он не проговорится родителям даже если я сделаю все, что Кайл скажет.
— Согласна, а теперь спокойной ночи, — указала я брату на дверь.
Тот ухмыльнулся и вышел за дверь, захлопнув ее. Я же с тяжелым вздохом легла на постель. Глаза закрывались под грузом усталости. В груди, тоже стало тяжело. Я постаралась вздохнуть глубже, словно заставляя свои легкие раскрыться. В ту же минуту меня отпустило и тяжесть ушла. Испугано я прислушалась к стуку сердца, положив ладонь на грудь. Ритм вроде был ровным. Все, хватит испытывать собственные силы, нужно спать. Я встала, убрала парик поглубже в рюкзак, расправила постель и отправилась в ванную.

Предыдущая глава