Робкий + Дикая

Глупое дикое сердце

Он кричал.
Из-за воздействия лекарств было трудно сосредоточиться, перед глазами плавали блестящие точки, тело казалось слабым, но тяжелым. Чужим. Мне было больно смотреть, он же метался по комнате, выплевывая обвинения с такой злостью, будто я нанесла ему личную обиду тем, что не дала глупо умереть.
- Не нужны мне твои игры, героизм, дурацкая бравада!
Никогда не видела его таким. И взбесилась бы не на шутку, только...
- Все это мне нафиг не нужно! – Голос его надломился, выдавая правду. Это было так же очевидно, как покрасневшие глаза, в которых я нашла ответ, как темные круги под ними, как пятна запекшейся бурой крови на его рубашке. МОЕЙ крови.
- Роберт...
- Ты не мой телохранитель, я не твоя чертова работа! – Дрожащие губы сжались, кадык нервно дернулся.
- Роб... подойди...
Но он, будто не слыша, лишь зажмурился и отвернулся к окну. Казалось, каждый вдох дается ему с трудом.
- Пожалуйста. Ведь у меня не получится встать.
- Только этого не хватало! – Резкий тон уже не мог обмануть меня.
- Я хочу кое-что сказать. Но ты слишком далеко...
- Разве не таков был план? Избавиться от помех на пути к свободе. Уйти. Бросить неуклюжего дурня, зацеловав, заласкав. Прикинуться неуязвимой, потом обиженной, потом влюбленной... Так какая разница, в трех метрах я от тебя или в одном? Говори.
- Прости, - что-то горячее обжигало мне щеки, мешало смотреть, мешало дышать.
Труднее всего просить прощения, особенно у любимого. Внутри все разрывается, и никакие признания невластны облегчить муку. Страх быть отвергнутой, неуслышанной сильнее любого другого. Тишина кажется бесконечной, медленно убивает – а теперь поглотила единственное слово, на которое я была способна. Быть может, оно прозвучало слишком сухо...

Я звала его Косолапиком. Про себя, конечно. В глубине глупого сердца, которое всегда шло вразрез со здравым смыслом. Оно все делало назло. Доводы холодного рассудка, смекалка, звериная настороженность, чутье... все меркло, отключалось, когда он улыбался. Моя единственная слабость. И единственное, что я сохранила из воспоминаний прошлого.
Однажды я оторвалась от всего. Словно всю жизнь была ею – Реди, потом Уайлд.
Мужчины всегда предавали меня. Рик, напарник и друг, которого я считала надежным. Патрик, что «не обижает женщин», на деле же редкая извращенная сволочь. Почти забытый родной отец, чей единственный снимок испортили детские слезы. Отчим, такой серьезный, заботливый, что действовал исключительно «во благо». Как-то раз его личное благо столкнулось с моим. Им был любимый сын влиятельного босса – тот самый, с которого начался мой краткий любовный список. Первый неприятный опыт, мысленный жирный крестик на интиме лет до тридцати – и, спустя всего полгода, неожиданный срыв...
Забудь!
Тревожный звоночек. Глупое сердце.
Забыть не получалось. Время шло, все менялось, как и я сама, память стирала имена, лица – все, кроме одного. Позже появлялись с определенными интервалами редкие «безымянные» – ведь правильно полагать, что секс без чувств может дать разрядку и женщине? – только быстро исчезали. Наверное, я неправильная. Потому что инстинктивное «туда-обратно» не приносило ничего, кроме чувства отвращения... к себе самой в частности – за то, что докатилась до такого.
А дальше...
Забудь!
Зачем я нашла его? Я же знала, что сердце вырвется из клетки, в которой было заперто, что все преграды надменности, сарказма, профессионализма будут снесены. Да, я соблазню его. Да, это будет незабываемо. Я даже признаюсь себе, что все еще хочу... и не забыла тот единственный раз с ним. Не забыла того неловкого, задиристого мальчика-мужчину, который утверждал, что бокс не лучше...
Почему, ну почему я так слаба, когда дело касается его?
Он же оказался на удивление догадлив. Ведь недоверие – моя броня, лучшая защита от всего и всех. Сколько раз я говорила себе, что он мужчина, а значит, чужак. Что сделает уязвимой, заставит потерять контроль – для меня это слишком большая роскошь... И вот теперь он там, а я здесь, пытаюсь вместить в одно «прости» свои прошлые страхи, ошибки, сомнения. Будто это слово все искупит и объяснит. Так не бывает.
- За что именно? Ведь ты спасла мне жизнь.
- Не делай этого. – Я не могла выразить чувств словами. Становилось холодно, очень холодно.– Я не хочу потерять тебя.
- А ты хоть понимаешь, что это значит? – Наконец, Роберт повернулся. Во взгляде таилась такая боль, что его трудно было выдержать. Но я не отвела глаз. Я это заслужила. – Саммер, когда твое тело обмякло... когда руки повисли...
Его силуэт начинал расплываться. Хотелось вскочить, обрывая провода, прижаться к нему крепко, так, чтобы он, боясь за меня, не посмел отстранить... даже если б упала в обморок, даже если... Но я не сделала ничего. Лишь, признавая поражение, прикрыла веки. Манипулировать своим незавидным положением больной было низко, я уже и так привысила лимит дозволенного. Слишком долго жила ложью, слишком долго убегала, притворяясь кем-то другим... Он же заслуживает лишь честности. Тот, кто, даже играя, остается настоящим.
Как объяснить ему, что я так поступила, потому что привыкла – принимать решения, надеяться только на себя, не рисковать ничьей жизнью, справляться своими силами. Я была убеждена, что поступаю правильно и уведу Рика, запутав. Была уверена, что он нашел «Астон-Мартин», установил там устройство слежения, как до этого вычислил и нашел гостиницу. Я действительно думала, что справлюсь. Только Рик предугадал мое «наверняка». Он знал, что я вернусь, если они сделают приманкой Роберта. Потому что всегда очевиднее то, что хочется спрятать...
И я прятала, так долго прятала эти чувства. Контролировала... Пока бесконтрольная страсть не снесла все плотины. Я не могу притвориться, что он как все. Потому что с ним всё по-другому.
Даже когда делает глупости – это его глупости...
Даже если не думает и, рискуя быть застуканным с голой задницей, не может оторваться от меня, исколов отросшей щетиной шею, исцарапав застежкой джинсов бедро... Когда вместе с ним я едва дышу, привалившись лбом к стене.
Если б я не была такой спесивой, если бы не боялась обнаружить свою слабость! Мне легче ругаться, спорить, давать отпор, хоть на самом деле я так хочу его мальчишеской нежности, его беззащитной улыбки. Когда я просыпалась с ним рядом после взаимных ласк и неожиданных откровений, больше всего боялась признаться самой себе, как было бы прекрасно отпустить всё и просто любить его.
Он, полушутя, говорил о пунктике, спускаясь губами по моему животу, но, сам того не зная, впервые заставил раскрыться по-настоящему. Ведь я никогда не позволяла такого мужчине. И пусть это нелогично, ненормально, но тогда мне было страшнее, чем оказаться связанной Риком. Это означало лишиться брони, полностью отдаться кому-то по собственной воле. Только Роберт не брал, он дарил. В те мгновения, дрожа в его руках, под его губами, я отпустила свой страх, снова доверившись. Мой «ах» оборвался, упав в блаженное безмолвие непроходящей эйфории. Он длил ее... натягивал обнаженные нервы струнами, пропускал по ним ток удовольствия. Я чувствовала, как кружится голова, как ноют набухшие груди и сладкая боль пронзает, нарастая, низ живота, словно стекается по венам со всего тела, скручиваясь, становясь острой, колючей, горячей... Его ладони охватили мои бедра; мои пальцы, выпустив простынь, отыскали буйную шевелюру, сжимая густые пряди. Тело выгнулось, колени дернулись, и я не сразу поняла, что это мой стон разрывает зыбкую тишину, что это я бессознательно притягиваю его голову ближе. Мои ослабевшие руки и ноги обвиваются вокруг него, наслаждение похоже на судороги, которые держат в напряжении, и сил терпеть почти нет. И снова шепчу его имя... его имя... Пока оно не взрывается на моих губах и в моей крови, пока поцелуй не заглушает его. Лицо вжимается Роберту в грудь, я запоздало осознаю, что оно мокрое от слез. Меня колотит изнутри, мне так безумно хорошо... и безумно страшно. Потому что руки не хотят размыкаться и отпускать его.

Мы были едины за чертой наивысшего блаженства, словно на границе жизни и смерти. А теперь, побывав там на самом деле, я хотела лишь снова обнять его.
- Роберт...
Слезы казались крошечными ножами, они кололи.
- Перестань звать меня по имени. Знаешь же...
- Что?
- Неважно.
- Говори что хочешь, ругай, только обними. Пожалуйста.
Я надеялась и в то же время не верила, что он быстро смягчится... но ЭрПэ уже прижимал меня к себе – очень бережно. Лишь на словах он пытался казаться отчужденно-строгим.
- Лучше тебе лечь.
- Подожди, еще чуть-чуть. - У его груди было так надежно, так спокойно. – Мне очень жаль, что...
- Твое сердце остановилось, лето. Твоя жизнь чуть не стала ровной линией.
Его голос дрогнул. Забывшись, я шевельнула кистью, порываясь обнять Роберта в ответ, но нечаянно отсоединила какую-то трубку. Раздался противнейший писк.
- Ненавижу больницы, – виновато пробормотала я.
Губы мягко сняли слезинку с моей щеки.
- Ты прости, что накричал. Я не должен был.
Наверное, это препараты, но что-то крутую девчонку совсем развезло...
Роберт глубоко вздохнул и будничным тоном спросил:
- Может, кушать хочешь?
Он хороший актер, только в бытовых обманах постоянно прокалывается. Я, конечно, сделала вид, что все в порядке вещей, цепляясь за нейтральную тему. Самое страшное осталось позади, но забыть его будет трудно – и не мне, Робу.
- Ты сам-то хоть что-то ел?
- Не помню.
Помнишь. Не ел. День, сутки, двое?..
- Может, заказать гамбургеры?
Все еще всхлипывая, я улыбнулась ему в здоровое плечо.
- Изысканно, но пациентов таким не лечат, а травят.
- Тогда лучше предлагай сама.
- Суши?
Роберт неопределенно пожал плечами.
- Только если сама будешь.
- Подожди, ты попробуй вегетарианских – аппетитная корочка, легкая, хрустящая...

Подцепить аккуратный кружок палочками у Косолапика не получилось. Есть не хотелось, но, чтобы он не остался голодным, я взяла кусочек прямо из длинных пальцев.
- А знаешь, вкусно, - согласился Роберт, не без тревоги глядя на меня. Такой усталый, бледный...
- Ну, я-то всегда знаю, о чем говорю.
Странно было рассуждать о еде, только о другом не выходило. Самое важное пряталось среди обычных фраз – и нам пока этого хватало.
- Не задирай нос. Как была вредной рыжей курицей, так и осталась.
- Ну... ты... – я попыталась засмеяться, только тут же сморщилась от боли.
- Все, больше не буду, твоим швам противопоказаны сильные эмоции.
- Думаешь? Зато объятия им точно на пользу.
Будто взвесив все «за» и «против», Роберт отставил коробочку и склонился ко мне, скользнув по лбу губами. Я прильнула щекой к колючей щеке, зажмурилась, вдыхая его запах, близкий, теплый...
Голос Роберта был чуть хриплым, когда он неожиданно сказал:
- Я ведь люблю тебя, еще со школы.
Повисла долгая, мучительная пауза. Сглотнув, я осторожно высвободилась и спросила:
- А соус не пробовал? Водоросли, конечно, как трава, но...
Проявление чувств всегда давалось мне нелегко. Протянув руку, Косолапик коснулся моих волос и уверенно повторил:
- Лето, я люблю тебя.
Наконец, его взгляд встретил мой – не спрятаться. Все тело охватила дрожь.
- Знаю, - шепнула я. Неловко притянула его к себе, поцеловала родинку на шее... Я скажу тебе это, обязательно скажу. Тысячу раз повторив про себя. Люблю. Люблю. Люблю... Только язык будто прилип к нёбу.
- Давай уже свой соус, всезнайка. И водоросли впридачу. Если тебе станет спокойнее, съем.
- ЭрПэ?
- Да?
Мягко отстранившись, он снова заглянул мне в глаза и улыбнулся с той волнующей, беззащитной мальчишеской нежностью, способной обуздать самое дикое сердце.
- Что ты так смотришь, лето? Не влюбилась, случайно?
- Случайно... влюбилась. Уже давно.

......................................................................................................................................................

На этом оставим двух влюбленных...)
Большое спасибо всем, кто читал, ждал, не смотря на долгие перерывы в ожидании вдохновения.
Надеюсь, история понравилась, оставила какой-то след... Напишите о своих эмоциях, буду очень рада.
Еще раз спасибо! И сладких Робомечт)