Эдвард Каллен.

В старшей школе Эдвард Каллен был, в общем-то, центром моей вселенной. Он был «этим парнем». Ну, знаете таких, о ком я говорю. Парень, в которого влюблены все девчонки, парень, чья улыбка могла осветить всю комнату, парень, который делал утро понедельника лучшим моментом недели, потому что именно тогда можно было увидеть его после долгих входных. Я была так влюблена в Эдварда Каллена, что это уже становилось смеху подобно. Это и было смешно.

Эдвард Каллен был красив, атлетичен, популярен и умен. Полный комплект. Видимо, и у него самого с комплектацией все было в порядке, если вы понимаете, о чем я. Разговоры в раздевалках придуманы не только для парней, вы знаете?

Иными словами, Эдвард Каллен был идеален. Конечно, все девчонки были в него влюблены, даже те, кто утверждал, что он им не нравится. Я, кстати говоря, была одной из них. Я бы ни за что не призналась в своих чувствах. Слишком уж трагично, что меня угораздило влюбиться в него, такого недосягаемого.

Понимаете, в старшей школе я была не из числа популярных девчонок. Я даже не была в числе тех, кто оставался в тени, тех, кого приглашали на вечеринки, хотя они не были полноценными членами популярной компании. Я не носила очков, у меня не было брекетов и даже прыщей. Ох нет, мой недостаток дети в старшей школе не терпели еще больше. Я была толстой.

Разве что, на самом деле, я такой не была. Я просто не влезала в тридцать восьмой размер, для которого были созданы тела большинства девчонок в школе. Я носила сорок шестой размер. И до их пор ношу, но об этом мы поговорим позже.

Я знаю, что я не толстая, но когда мне было семнадцать, я только и видела, что косые взгляды, когда переодевалась на физкультуру. Слышала смешки и перешептывания, когда снимала одежду, открывая свое мягкое тело с округлостями, выделявшееся в море отчетливо выступающих ребер и бедер, плоских животов и маленьких, заостренных грудей. По одной только этой причине я ненавидела физкультуру и пропускала урок так часто, как только возможно. А жаль, потому что я могла хорошо вести мяч, обходя большинство девчонок во время игры в баскетбол, и ловко управляться с мячом в бейсболе. Я не была ленива, я действительно любила спорт. Дома я все время играла с отцом и старшим братом Эмметом, пока он не уехал учиться в колледж. Я получила тройку по физкультуре, и это по сей день не дает мне покоя. Так что да, мне было хреново в старшей школе.

Ну ладно, это тоже неправда. Я просто драматизирую.

Все было не так уж плохо. За четыре года я обзавелась хорошими друзьями, такими, как Элис, Анжела и Джессика, которых не волновали мои формы. Мы дружим и по сей день. Мне нравилось большинство уроков, и я старательно получала хорошие оценки. Меня даже пригласил на выпускной Эрик Йорки. И пока вы не спросили: нет, я не пошла. Надевать платье и демонстрировать тело перед всей школой, в общем-то, было тогда моим самым страшным кошмаром. К тому же, я знала, что Эдвард Каллен пойдет со своей девушкой Таней-Где-Же-Сиськи. Это не ее имя, конечно же. Мне просто нравится так ее называть, потому что у нее их действительно не было. Ну, были, но очень маленькие, может, потому, что она была тощей как палка. Ну ладно, она не была тощей как палка. Это было бы странно. Но она была худой. Боже, она была стройной. И симпатичной. И популярной. И что хуже всего, Эдвард Каллен с ней встречался.

И да, я понимаю, что продолжаю называть его Эдвард Каллен. По имени и фамилии. Для меня он всегда был Эдвардом Калленом.

Эдвард Каллен – король выпускного бала.

Эдвард Каллен – звезда бейсбола.

Эдвард Каллен – староста класса.

Эдвард Каллен – тот, что ускользнул.

Тот, что ускользнул. Тут можно добавить смешок. У меня никогда не было шанса с Эдвардом Калленом. Жалко и безнадежно, я любила его на протяжении всей старшей школы, не обмолвившись с ним ни словом. Хотя лепетала что-то пару раз. Например, когда он поздоровался со мной, когда я выгуливала свою собаку, Джейка, и он по стечению обстоятельств пробегал мимо. Был скучный, серый, затянувшийся и ничем не примечательный субботний вечер в Форксе, в штате Вашингтон, когда со мной поздоровался Эдвард Каллен. Вдруг возникло чувство, будто взошло солнце, и весь мир наполнился золотистым светом. Мое сердце пустилось вскачь, в животе затрепетали бабочки, и я забыла, как дышать. Я уже говорила, что мне тогда было семнадцать? Я отчаянно хотела ответить на его приветствие, но способность формулировать мало-мальски внятные предложения отпала напрочь. Не знаю, померещилось мне или нет, но, кажется, он даже замедлил шаг на мгновение, будто хотел поговорить со мной, но потом снова ускорился и умчался прочь, не оглядываясь. Я знаю это, потому что смотрела ему вслед с открытым ртом, пока он не скрылся из виду. Это было максимально приближенное к разговору общение, которое состоялось у нас с Эдвардом Калленом. Потом я окончила школу и больше никогда его не видела.

Все изменилось, когда я отправилась в колледж в Сиэтле. Эммет уже учился там и познакомил меня со своими друзьями, водил на вечеринки и постепенно начал вытаскивать меня из раковины, в которой я пряталась. Вот такой он классный брат. А еще он познакомил меня с моим первым парнем, Гарреттом. Он был привлекательным, милым и на пару лет старше меня. Он водил меня на свидания, дарил цветы и не возражал, что я просила выключать свет, когда мы занимались сексом первые пару раз.

Я решила, что не могу быть по-настоящему счастливой, если не стану худой, и тогда мне это казалось логичным. У меня был парень, друзья, замечательные занятия в колледже, но этого было недостаточно. Так что пока девчонки начали полнеть и обзаводиться округлостями, я начала сбрасывать вес. Много веса, честно говоря. Я похудела до сорок второго размера. И была совершенно несчастна большую часть времени пребывания в новом теле.

Знаете, каким ворчливым может стать человек, когда он постоянно голоден? Как можно помешаться на подсчитывании калорий? Каково чувствовать, будто сойдешь с ума, если не сможешь позаниматься два дня в зале? Это был ад. Мое тело, казалось, взбунтовалось против того, что стало худым. Если я, так сказать, возвращалась к старой привычке хотя бы на вечер, то снова набирала вес. Мне становилось жутко, когда, вставая на весы, я видела, что цифры выросли и все потому, что я лишь раз позволила себе вкусный обед.

На втором курсе стало еще хуже. Я не могла сосредоточиться на занятиях, потому что все время хотела есть и проводила слишком много времени в тренажерном зале. Со мной стало невыносимо находиться рядом, и я даже не стала винить Гарретта, когда он расстался со мной. Я бы тоже не захотела проводить с собой время.

После того, как мне пришлось летом перед выпускным курсом наверстывать упущенное на занятиях, я наконец решила, что оно того не стоит. Мне было тошно от этого. Всегда отказываться от десертов. Все время задумываться, когда мне предлагали бокал вина на вечеринке. Все время заказывать салаты, когда вместо них хотелось съесть стейк. Постоянно избегать кинотеатров, потому что от запаха масляного попкорна мой желудок болезненно урчал, и никакое количество морковных палочек не могло утолить мой голод. Я стала плохо учиться, стала отдаляться от друзей, потому что была помешана на идее оставаться худой. Оно того не стоило. Совершенно.

Я снова начала есть, и позвольте заметить, это было потрясающе! Я продолжала заниматься в зале, но только несколько раз в неделю, не переусердствуя. Я просто наконец ела, что хотела, и преображение последовало незамедлительно. Впервые за долгое время я почувствовала себя собой и полюбила округлости, вернувшиеся на свое место. Я снова чувствовала себя женщиной. Я была счастлива. Безгранично. Оценки стали лучше, дружба была спасена, и даже Гарретт появился снова и спросил, не хочу ли я попробовать начать все сначала. Я не захотела. Он был мил и чудесен, но я не была влюблена в него. Я чувствовала это только к Эдварду Каллену и теперь, когда я была счастлива, я не хотела соглашаться на меньшее. Я больше не чувствовала, что должна соглашаться. Я собиралась найти мужчину, который полюбит мои формы, и в которого я влюблюсь без памяти.

Что ж, этого не произошло. Я частенько хожу на свидания и даже состояла в нескольких недолгих отношениях, но моя единственная влюбленность до сих пор остается на счету Эдварда Каллена. Не знаю, дело ли в трепете первой любви, или же в этом было нечто большее, но я так и не забыла его.

Вам, наверное, интересно, почему я тараторю о своей школьной влюбленности, хотя с моего выпуска прошло уже почти десять лет. Я вам отвечу. Потому что пару минут назад он вошел в бар, в котором я сейчас сижу. Он здесь. И он выглядит хорошо. Очень хорошо.

Он и в школьные годы был великолепен, в этом нет никаких сомнений, но теперь он стал мужчиной – высоким, широкоплечим, чертовски привлекательным мужчиной. Его волосы все того же восхитительного каштанового цвета, и зеленые глаза. Очень зеленые. Хочется даже сказать «супер зеленые», но тогда я прозвучу как Крис Такер в «Пятом элементе», и вы не будете воспринимать меня всерьез. Я ушла от темы. Взрослый Эдвард Каллен – чертовски сексуальный мужчина. Вот. С этим разобрались.

Я понятия не имею, что он здесь делает, потому что, как я слышала, он жил где-то в Калифорнии, где и учился. А теперь он, судя по всему, вернулся в Вашингтон, и решил зайти в мой излюбленный кабак. Это же что-то значит, верно?

Я вдруг чувствую огромную благодарность Элис за то, что она отказалась в последнюю минуту и оставила меня в баре одну. Может, вот он, шанс, который мне никогда еще не подворачивался? Я больше не стесняюсь в обществе парней, и уж точно знаю, как блеснуть своими формами, вместо того чтобы прятать их, что я делала в семнадцать. Но Эдвард Каллен встречался только с тощими девчонками, и я, наверное, совсем не его тип. Ух ты, отвратное осознание.

Эдвард Каллен. Похоже, он недоступен для меня, даже стоя в двадцати футах.

И все же я не могу оторвать от него взгляда, пока он осматривает помещение. Похоже, он ищет себе компанию. Здесь полно женщин, сегодня же вечер субботы, и, конечно же, они замечают его, стоящего в зале и ищущего место. Я вижу, как некоторые из них одаривают его соблазнительными улыбками, молчаливо приглашая присоединиться к ним. Он этого не делает. Он продолжает осматривать заведение, а потом его взгляд останавливается на мне. И задерживается.

Срань господня. Он меня узнает?

Нет, на его лице не отражается узнавания, но я не удивлена. Сходства между застенчивой, сутулящейся девочкой и женщиной, которой я стала сейчас, немного. Я вешу столько же, но теперь, когда я снова набрала вес в колледже, он иначе распределился по телу. Вспомните Мэрилин Монро и получите довольно четкую картину. Не то чтобы я питала иллюзии насчет того, что так же красива, как она, но, как говорят, она тоже носила сорок шестой размер, и мне посчастливилось быть обладательницей фигуры «песочные часы», как у нее. Тонкая талия, большая грудь и бедра. Я укладываю волосы, делаю макияж и выбираю одежду, подчеркивающую достоинства моего тела, а не скрывающую его.

Есть формы – блистай ими.

Я знаю, что прихожусь по вкусу далеко не всем парням, что для кого-то мягковата местами, хотя и занимаюсь в зале, но это больше меня не беспокоит. Мне нравится, как я выгляжу, как себя чувствую, и это для меня самое главное. А потом я кое-что осознаю: Эдвард Каллен все еще на меня смотрит, но ничто в нем не говорит о том, что он знает, кто я такая. Он смотрит на меня… оценивающе. Его взгляд несколько раз проходится по мне с головы до пят, и когда он замечает, что я в курсе его явного разглядывания, он делает страннейшую вещь. Он краснеет. Краснеет! В какой вселенной Эдвард Каллен краснеет? Я никогда не видела, чтобы он краснел, а я внимательно наблюдала за ним на протяжении всех лет учебы в старшей школе.

Странно.

То, что происходит позже, еще более неожиданно. Он несколько раз потягивает себя за волосы на затылке и как-то странно топчется на месте, будто не знает, идти вперед или развернуться и уйти. Потом он смотрит прямо на меня, опускает руку и идет в мою сторону. Сердце начинает колотиться в груди, и я ощущаю трепет в животе. Этого со мной не случалось со старшей школы, и даже тогда, только он мог вызвать у меня такую реакцию.

Он подходит, глядя на свободный стул рядом со мной вопрошающим взглядом, будто спрашивает, не занят ли он. Потрясенная происходящим, я жестом приглашаю его сесть, пытаясь при этом взять под контроль реакцию своего тела на его близость. Он отвечает смущенной улыбкой и садится на стул лицом к бару, но развернувшись телом в мою сторону. Я оглядываю помещение бара и вижу, как женщины, манившие его взглядами, теперь мечут в меня этими взглядами кинжалы. Я отчетливо вижу неверие на их лицах. Они шепчутся с подружками, наверное, спрашивая друг друга, как такой совершенный экземпляр мужчины предпочел присесть с толстушкой. Я будто бы снова очутилась в старшей школе, но теперь я не позволю насмешливым взглядам задеть меня. Я улыбаюсь победоносной улыбкой и выпячиваю грудь, демонстрируя свое богатство.

Получите, худосочные!

Увидев, что меня не пугают их неодобрительные взгляды, они продолжают потягивать свою диетическую колу и низкокалорийные коктейли, не обращая внимания на стоящие перед ними мисочки с орешками. На них грустно смотреть, потому что я была одной из них, и я знаю, что это не их вина, что общество, – и под обществом я подразумеваю Голливуд и индустрию моды, – диктует им, что они должны выглядеть, как незрелые подростки. Бога ради, мы же женщины! У нас должна быть грудь и попа. Мы должны быть мягкими, с округлостями.

Я так погружена в свои размышления, что не замечаю, что Эдвард Каллен уже повернулся ко мне и снова на меня смотрит, но не в лицо. Я опускаю взгляд на свое тело и улыбаюсь сама себе. Одно из самых больших плюсов наличия в теле больше десяти процентов жира это, несомненно, то, что оно делает с грудью. Мои или, по крайней мере, ложбинка между ними сейчас на обозрении в глубоком декольте моего любимого синего платья с запáхом. Оно довольно простое, но удачно облегает изгибы моего тела, и мне нравится, как этот цвет смотрится на коже. Эдвард Каллен, кажется, со мной согласен, потому что его взгляд прикован к моей груди. Я решаю подразнить его, сжимая грудь руками, но не слишком заметно.

Я вижу, как он приоткрывает губы и слегка ерзает на месте. И вдруг, кажется, вспоминает, что невежливо так смотреть на грудь женщины, и быстро переводит взгляд обратно на бар. Я отпиваю пиво из своего бокала и постукиваю пальцами по стойке бара в такт играющей на заднем плане музыке, задумавшись, что, черт возьми, делать дальше.

У меня в голове все не укладывается тот факт, что Эдвард Каллен сидит рядом со мной. Я не чахла по нему на протяжении последних десяти лет, но он всегда был где-то на задворках моего сознания, не позволяя мне по-настоящему влюбиться в другого парня, потому что любой всегда мерк в сравнении с ним.

Мы сидим несколько минут в тишине, и краем глаза я вижу, что он смотрит на меня. Открывает рот, собираясь заговорить, потом закрывает его и снова отворачивается к бару, потягивая себя за волосы. Он делает это несколько раз. Что с ним такое?

Может, он-таки меня вспомнил?

Он повторяет все действия снова, и я уже готова спасти его от мучений и просто поздороваться, но он опережает меня.

– Привет, – тихо говорит он. – Я Эдвард.

Каллен.

Я поворачиваюсь к нему и улыбаюсь, все так же не видя ни намека на узнавание на его лице. Он понятия не имеет, кто я.

– Привет, Эдвард, – отвечаю я.

Он выжидательно смотрит на меня, и я понимаю, что должна сделать – назвать ему свое имя. Но я не хочу. Он, может, и не узнает меня, но если я представлюсь, есть шанс, что узнает. А еще велика вероятность, что Эдвард Каллен нисколько не изменился со старшей школы, и хотя он никогда не был придурком, он все же никогда не разговаривал с изгоями вроде меня.

Он кажется озадаченным тем фактом, что я не отвечаю на его молчаливую просьбу, но моя теплая улыбка дает ему отчетливо понять, что я не отвергаю его приглашение к разговору. По крайней мере, я надеюсь, что он состоится.

– Ты не скажешь мне свое имя? – спрашивает он.

– Нет, – я улыбаюсь еще шире.

– Хм-м, – расплывается в улыбке он. – Как же мне тогда тебя называть?

– Можешь называть меня Би, – отвечаю я, поигрывая с горлышком бутылки.

Взгляд Эдварда Каллена замечает движения моих пальцев, и его глаза округляются. Да, я сымитировала поглаживания кое-чего.

– Би ¬– блистательная? – спрашивает он.

Я смеюсь.

– Конечно, если ты так считаешь.

– Считаю, – отвечает он, становясь вдруг серьезным.

Черт. Он только что назвал меня блистательной. Кажется, девочка-подросток во мне только что завизжала и упала в обморок. Он с секунду оглядывает бар.

– Ты часто сюда приходишь? – спрашивает он.

Ох нет, он этого не делал. Эдвард Каллен, похоже, только что осознал, что задал самый избитый вопрос пикапера, и я вижу, как горят его уши. Он опускает взгляд и бормочет себе под нос что-то, безошибочно напоминающее «чертов кретин». Он весь заливается краской, и, помоги мне Боже, мне это кажется милым. Он совсем не такой, каким я его представляла. Эдвард Каллен, которого я помню, был уверенным в себе и даже немного самодовольным.

Ха. Самодовольным.

У него были на то причины, раз уж его боготворила вся школа. Посмотрите на него сейчас – ерзает, нервничает, использует фразочки пикаперов, чтобы завязать разговор.

– Извини, я…

– Ничего страшного, – отвечаю я с улыбкой. – Да, я часто прихожу сюда. Бар находится между моим домом и работой, так что…

– Ты работала сегодня? – спрашивает он.

– Нет, просто подруга меня сегодня подвела, – отвечаю я, пожав плечами.

– Очень жаль. Могу я купить тебе что-нибудь выпить? – спрашивает он, отойдя от своей оплошности, и жестом указывает на бармена.

– Конечно, мне еще одно пиво, – говорю я и приподнимаю пустую бутылку. – О, можно еще немного орешков. Новую упаковку.

– Пиво? – переспрашивает он, вскинув брови. – И орешки?

– Д-да?

– Ух ты, ты как глоток свежего воздуха, – отвечает он и делает заказ, а потом снова смотрит на меня с очередной шикарной улыбкой. – Должен спросить. Что не так с этими орешками?

Он указывает на миску орешков, стоящих недалеко от нас. Я лишь смотрю на него в ответ. Как он может этого не знать? Это же главное правило выживания в барах.

– Знаешь, исследования показали, что совсем немногие люди моют руки после того, как воспользуются общественным туалетом, – начинаю я.

– И? – Эдвард Каллен выглядит озадаченным. Озадаченным и прекрасным.

– Ну и когда они берут горсть орешков, они оставляют своих отвратительных бактерий по всей миске. Есть бесплатные закуски, все равно что облизывать бачок унитаза. Как ты можешь этого не знать?

– Мерзость! – чуть ли не кричит он, и я смеюсь.

Боже, здорово видеть его снова, пусть даже он не представляет, кто я такая.

– Черт, это отвратительно, – бормочет он. – Я понятия не имел. Слава богу, я никогда их не ел.

– Как так?

Бармен подает нам наше пиво и новую упаковку орешков, и Эдвард Каллен настаивает на оплате, сказав, что я, наверное, спасла его от заражения кишечной палочкой. Звучит справедливо.

– Ну, – отвечает он. – Я нечасто бываю в барах, где на столах стоят бесплатные закуски.

– О?

– Лос-Анджелес, – поясняет он. – Голливуд.

Верно. Прибежище молодых, красивых и анорексичных.

– Замешан в индустрии? – спрашиваю я.

Он достаточно красив, чтобы работать перед камерой.

– Нет, – качает головой он. – Ну, подрабатывал в модельном бизнесе, чтобы хватило на учебу в колледже.

Логично, я полагаю. Люди в городках вроде Форкса, где даже нет Старбакса, не купаются в деньгах, даже отец Эдварда Каллена, который был, и, наверное, так и остался главным врачом в городе, ходит по домашним вызовам. А как я слышала, учеба в калифорнийском университете дорого стоит.

– Вообще мне как-то раз даже предложили роль в фильме, но я отказался. Это был не того рода фильм, съемками в котором я мог бы гордиться, – продолжает он.

– Порно? – предполагаю я с улыбкой.

Он смеется. Громко и заразительно. Я вижу, как женщины в баре бросают на меня сердитые взгляды за то, что я смогла так легко развеселить красавца, сидящего рядом со мной.

– Нет! – восклицает он, все еще посмеиваясь. – Второсортный ужастик. Я должен бы играть парня без рубашки, которого топором убивает маньяк в маске клоуна, пока тот развлекается со своей блондинистой грудастой подружкой в спальне ее родителей на вечеринке.

– Ух ты, да это клише, приправленное стереотипом и припудренное банальщиной, – говорю я, хотя сама посмотрела бы что угодно с участием Эдварда Каллена без рубашки.

– Увы, ближе к славе я не подобрался, – говорит он, делая вид, что разочарован.

– Чем ты тогда занимаешься? – спрашиваю я.

– Я архитектор, – отвечает он. – Я всегда хорошо ладил с числами и неплохо рисовал.

Я помню.

– А ты чем занимаешься, Би? – спрашивает он.

– Я критик в Сиэтл Таймс, – отвечаю я и отпиваю пива.

– Ух ты, – говорит он. – О чем пишешь? О еде?

– Иногда.

Да, я ем, чтобы заработать на жизнь. Вы удивлены?

– Лишь иногда?

Я киваю.

– Когда как. Иногда пишу о музыке, фильмах и книгах.

Кажется, он не понимает почему.

– Эй, ты больше не в Лос-Анджелесе, помнишь? Тут недостаточно ресторанов, чтобы занять все мое время.

– Ах, верно. Конечно, – кивает он.

– Значит, ты знаешь все хорошие места, в которых можно поесть?

– Все плохие тоже, – отвечаю я, поморщившись.

– И что стоит слушать, смотреть и читать?

– Я просто кладезь знаний.

Он широко улыбается.

И я знаю тебя, Эдвард Каллен.

Но с течением вечера я начинаю в этом сомневаться. Эдвард Каллен совсем не такой, как я думала. Он лучше. Я думала, он будет самодовольным из-за своего успеха в архитектуре, но он достаточно скромен и не говорит о своих достижениях, если я не спрашиваю о них прямо. Я думала, что он будет флиртовать, и хотя он явно делает это со мной, он игнорирует женщин, которым хватило смелости подойти к нему, когда он пару раз отходил в туалет. Я все еще не понимаю, почему он предпочел им меня, но не задумываюсь об этом.

Мы пьем и обсуждаем темы, выходящие за рамки светской беседы. Он грустнеет. Говорит о том, как скучает по дому и семье, как жизнь в Лос-Анджелесе была полна только претенциозных и фальшивых людей. Как ненавистно ему стало там оставаться, что он наконец решил оставить все позади. Потом основа улыбается. Он рад вернуться в Вашингтон. Он зашел в этот бар, потому что его новый офис расположен на противоположной стороне улицы. Он говорит мне, что для него это новое начало.

Я удивлена тем, что с ним так легко говорить, и что я совсем не нервничаю. В семнадцать я бы, наверное, начала задыхаться и упала бы в обморок, если бы Эдвард Каллен решил провести со мной весь субботний вечер, разговаривая, делясь воспоминаниями и смеясь. По какой-то непонятной причине мне с ним очень комфортно. Он улыбается, и я улыбаюсь. Мы пьем за его возвращение в восемнадцатый штат, за его новый офис и за мою новую квартиру, которую я недавно купила. Мы произносим много тостов и пьем еще больше, что, пожалуй, объясняет, почему мы оба удивляемся, когда бармен объявляет о скором закрытии. Бар почти опустел, пока мы были поглощены разговором, и вскоре закрывается.

Мы стоим на улице, впервые за вечер между нами повисает неловкая тишина.

– Что ж, ну вот и все, я полагаю, – говорю я, махая рукой в сторону своей квартиры.

– Да.

Я смотрю на него, и у него на лице отчетливо, будто маркером, написано разочарование. Он даже не пытается его прикрыть, и это вселяет в меня храбрость. Я тоже не готова к завершению вечера.

– Если только... – я замолкаю.

– Да? – Его лицо озаряет надежда.

– Мы могли бы пойти ко мне, выпить или вроде того?

«Или вроде того» означает секс. Все это знают. Порой я даже задумываюсь, почему люди вообще утруждаются подбирать выражения. И все же, я тоже это делаю. «Хочешь пойти ко мне и трахнуться» – это слишком нагло, я знаю, что никогда не буду девушкой, способной произнести эти слова. Но это тоже не имеет значения. Он понимает мой намек.

– Правда? – Он как нетерпеливый щенок, и мне приходится подавить смех.

Эдвард Каллен вовсе не ловкач. По крайней мере, не сейчас.

– То есть, да, я бы не отказался еще выпить, – говорит он, пытаясь вести себя непринужденно.

Но я вижу это в его глазах. Возбуждение. Он хочет меня. Меня. Эдвард Каллен хочет меня. Я не знаю почему, я же совсем не его тип. Я не худая, не высокая, у меня не светлые волосы, но сейчас мне все равно, почему он меня хочет. Я просто знаю, что это так, и этого достаточно, чтобы у меня в животе снова затрепетали давно позабытые бабочки.

Когда мы добираемся до моей квартиры, жар между нами становится ощутим, и я закрываю дверь в окружающий мир, оставив нас наедине. Я одна в своей квартире со слегка опьяневшим Эдвардом Калленом, который весь вечер меня разглядывал, и который оказался отличным парнем. Ни за что на свете я не упущу такую возможность.

– Вот и моя квартира, – говорю я и жестом обвожу фантастическую квартиру с камином, деревянными полами и новым… ну, всем.

– Выглядит здорово, – говорит он, ни на секунду не отводя от меня взгляда, чтобы осмотреть квартиру.

Не то чтобы я возражала.

– Очень здорово, – продолжает он, его взгляд движется вдоль моего тела.

– Спасибо, – шепчу я.

А потом он повсюду. Все происходит так быстро, что я едва успеваю заметить, как его губы оказываются на моих, и он целует меня. Без всяких прелюдий. Просто прикосновения губ и горячее дыхание. Рай.

– Я хотел сделать это с того самого момента, как увидел тебя, – проговаривает он и целует меня снова.

Я тоже. Хотела этого почти десять лет.

Он проталкивает язык между моих губ и громко стонет, грубо обхватывая мои бедра руками и вонзаясь пальцами в мягкую кожу с чуть большей силой, чем стоило.

– Ай.

Его руки покидают мое тело в ту же секунду, когда он слышит мой вскрик, и он отстраняется, тяжело дыша.

– Черт! Прости, прости, Би.

Он обхватывает мое лицо ладонями и смотрит на меня полным раскаяния взглядом.

– Все хорошо? – тихо спрашивает он.

Мне кое-как удается не растечься лужицей от его слов, и я киваю.

– Прости, – шепчет он снова. – Я не собирался так тебя хватать. Хочешь, чтобы я ушел?

Ни за что!

– Нет, – качаю головой я. – Просто… чуть нежнее, пожалуйста.

Но и не слишком нежно. Мне нравится легкая грубость, и, надеюсь, ему тоже.

– Так? – спрашивает он и, наклонившись, проводит своими губами по моим.

Его ладони снова опускаются на мои бедра и поглаживают их нежными, мягкими движениями. Он целует меня, на этот раз неторопливо раздвигая мои губы, прежде чем углубить поцелуй. Я прикасаюсь к его рукам, чувствуя, как сильные мышцы сокращаются под рубашкой.

– Да, так, – выговариваю я, когда его губы начинают прокладывать дорожку легких как перышко поцелуев вдоль моей шеи, а его руки устремляются выше.

– А так? – шепчет он, теребя пояс, удерживающий стороны моего платья с запáхом. – Можно? Боже, ты потрясающе пахнешь, – говорит он и вдыхает, уткнувшись носом мне в шею.

Внезапно его пальцы прекращают попытки расстегнуть платье, и он вскидывает голову, чтобы посмотреть на меня.

– Би? – спрашивает он, и я вспоминаю, что не сказала ему, что он может меня раздеть.

– Да, пожалуйста, – отвечаю я.

Он улыбается. Это та прекрасная улыбка, от которой у меня всегда подкашивались колени, когда мы были детьми. Ее эффект не ослабел за эти годы. Его пальцы слегка дрожат, пока он пытается развязать узел, удерживающий полы моего платья вместе, пока они не раскрываются, обнажая пол моего тела. Очевидно, Эдвард не в первый раз имеет дело с таким платьем, потому что он быстро находит маленький бантик с другой стороны и развязывает и его тоже. Он сбрасывает ткань с моих плеч, и платье падает на пол возле моих ног. Я вижу, как приоткрывается его рот, когда он видит мое тело, облаченное в черное кружево. Я не намеревалась ни с кем встречаться сегодня, но мне нравится носить сексуальное белье под предметами своего вполне скромного гардероба, и я бескрайне рада, что сегодня я выбрала свой любимый бюстгальтер, который не только подчеркивает мои формы, но и фантастически смотрится с подходящей парой трусиков.

– Срань господня, – шепчет Эдвард Каллен и, не скрывая, опускает руку и поправляет себя через джинсы.

Мой взгляд опускается к его промежности, и, видя, как я его завела, я становлюсь смелой и раскованной.

– Позволь мне позаботиться об этом, – говорю я и, прежде чем он успевает ответить, опускаюсь перед ним на колени.

Мои руки тут же тянутся к молнии джинсов, но я останавливаюсь, почувствовав его пальцы в волосах. Он неторопливо распускает мои волосы, отчего они рассыпаются по плечам. Он приподнимает мое лицо, чтобы я на него посмотрела, когда я уже собираюсь спустить его джинсы.

– Нет, не надо, – шепчет он.

Нет?

Эдвард Каллен только что отказался от минета. Судя по выпуклости в его штанах, он явно возбужден, и все же он сказал «нет», чего со мной еще никогда не происходило. Какой парень этого не хочет? Никакой.

– Тебе это не нравится? – в неверии спрашиваю я.

Он смеется.

– Конечно, нравится, – говорит он, помогая мне подняться. – Но ты не должна стоять на коленях, Би. Ты ни перед кем не должна опускаться на колени.

Прежде чем я успеваю ответить, он прижимает меня к стене и жадно целует.

– Ты, черт возьми, богиня, красавица, – шепчет он мне на ухо и покрывает мою шею страстными поцелуями.

Его пальцы устремляются к застежкам бюстгальтера, но он останавливается и смотрит на меня.
– Я хочу видеть тебя всю, – говорит он. – Позволишь?

Я киваю с улыбкой. Он не спеша расстегивает его, обнажая мою грудь. Я знаю, что у меня, наверное, не такое подтянутое тело, к каким он привык, но я горжусь своим телом и позволяю ему смотреть, сколько пожелает. Вместо того чтобы схватить мою грудь, как сделало бы большинство парней, Эдвард Каллен тянется и нежно прикасается к ним одними кончиками своих длинных, изящных пальцев. Затем втягивает их в рот и очерчивает соски своими теперь уже влажными пальцами, заставляя возбуждаться и твердеть. Из меня вырывается жалкий всхлип, когда он прикасается к ним, дразня меня и возбуждая.

Наконец его большие ладони обхватывают мою грудь, и я подаюсь вперед, отчаянно нуждаясь в его прикосновениях.

– Черт, – стонет Эдвард Каллен. – Ты такая мягкая.

Он слегка приподнимает их и с восхищением смотрит, как они подпрыгивают, когда он убирает ладони.

– Естественная, – бормочет он. – Естественная и совершенная. Боже, как мне этого не хватало.

Мне хочется сказать что-нибудь остроумное насчет того, что мне не нужны имплантаты, но мысли становятся бессвязными, едва он наклоняет голову и берет грудь в рот. И не только сосок, а столько, сколько смогло уместиться во рту. Его язык кружит вокруг нее, пока не доходит до соска, а потом посасывает и отнюдь не нежно. Я издаю громкий гортанный стон и вплетаю пальцы в его невероятные спутанные волосы. В старшей школе мне всегда было интересно, каково было бы погладить его волосы, и это гораздо лучше того, что мог вообразить мой тогда еще невинный мозг.

– У тебя потрясающая грудь, – стонет он. – Ты даже не представляешь. Боже, я хочу трахнуть ее и кончить тебе на лицо, непослушная девочка.

Срань господня, грязные разговорчики!

В мгновенье, когда слова срываются с его губ, Эдвард Каллен застывает на месте. Его руки все еще сжимают мое тело, а дыхание становится поверхностным.

– Би, я… черт, я не имел в виду, что ты… я не…

Его голос звучит взволнованно, но он не отпускает меня, за что я благодарна. Мне нравится ощущать его руки на себе еще больше, чем слушать его грязные словечки.

– Эдвард, – тихо перебиваю я и провожу пальцами по его волосам.

– Пожалуйста, только… Я не знаю, почему это сказал. Я считаю, что ты чудесная, замечательная, а прозвучало, будто я думаю, что ты…

– Эй, – снова обращаюсь я, приподнимая его лицо. – Не надо этого.

Встав на цыпочки, я нежно целую его в губы.

– Ты меня не обидел, – заверяю его я. – Ты меня возбудил.

Он выглядит потрясенным, будто не может поверить, что мне понравились его слова.

– Да? – переспрашивает он с кривоватой улыбкой. – Ты не возражаешь?

– Почему бы тебе не проверить самому? – предлагаю я и опускаю взгляд на свои трусики.

– Черт, да, – выдыхает он и притягивает мое лицо к своему.

Его поцелуй дикий и несдержанный, как и его руки на моей груди. Внезапно он разворачивает меня лицом к стене и смахивает мои волосы с плеча. Я чувствую на себе его взгляд, а затем и руки на заднице.

– Ох да, – стонет он, сжимая мои ягодицы. – Твоя попка… черт, что надо.

На мгновение я задумываюсь, не хочет ли Эдвард Каллен трахнуть и ее тоже. Я никогда не делала этого прежде, но мне кажется, что я бы захотела попробовать, если бы он попросил. У меня такое чувство, что он мог бы заставить меня пойти на всевозможные извращения, и я бы наслаждалась каждой секундой. У меня нет времени думать об этом, потому что мои мысли прерывает легкий шлепок по правой ягодице. Я слышу его сбивчивое дыхание позади себя, когда его ладонь легко опускается на мою задницу. Очевидно, он ждет моей реакции.

У Эдварда Каллена тоже есть порочная сторона!

Я в восторге оттого, что он не педантичный «золотой мальчик», коим всегда казался в старшей школе. Мне тоже нравится быть смелой в постели. Я слегка оттопыриваю свою попку назад, выражая ему свое одобрение. Его руки опускаются на мои бедра, и он прижимается ко мне. У меня перехватывает дыхание, когда я чувствую, как он возбужден. Он стонет, трясь об меня, его ладонь снова опускается на мою ягодицу, на этот раз сильнее.

– Ох да, – стону я, прижимаясь к нему.

– Откуда ты, черт возьми, взялась, Би? – хрипло шепчет он, и снова обхватывает мою грудь. – Твое лицо, твое тело, твоя натура. Ты просто мечта. Черт, я хочу тебя. Ты позволишь мне?

– Да! – отвечаю я, не раздумывая. – Пожалуйста, Эдвард. Пожалуйста.

– Да, ты хочешь этого, так ведь? – спрашивает он и несколько раз к моему восторгу шлепает меня по заднице. – Моя красивая, сексуальная, непослушная девочка.

И я чувствую, будто я его, по крайней мере, этой ночью. Я еще никогда в жизни не была так возбуждена, и я уже готова умолять его взять меня. Он спускает мои трусики по ногам и снова разворачивает меня лицом к себе, а потом опускается передо мной на колени, чтобы снять их окончательно.

– Ты совершенна, – бормочет он, и у меня чуть не подкашиваются колени, когда он прикасается ко мне там.

– Я так рад, что ты не удаляешь все волосы, – говорит он, глядя на меня. – Терпеть не могу эту хрень.

Я тоже. Как-то раз я пробовала и потом чувствовала себя маленькой девочкой. Я женщина и хочу выглядеть как женщина.

– Я хочу поцеловать тебя, – говорит он и закидывает мою ногу себе на плечо. – Твою красивую маленькую киску.

Вообще я не люблю это слово оттого, как пошло оно звучит, но то, как он его произнес – мягко и трепетно, заставляет меня саму трепетать и жаждать почувствовать его рот на себе. Он смотрит на меня, спрашивая разрешения, и отвечает ослепительной улыбкой, когда я киваю в ответ. И он действительно целует меня там, прежде чем подключить язык. Сначала он действует нерешительно, нежно пробуя и следя за моей реакцией на его действия. А они фантастические. Он следит за звуками, которые я издаю и, кажется, искренне наслаждается тем, что делает. Он мычит и утыкается носом, что компенсирует несовершенную технику. Это не имеет значения, потому что он сам совершенен, и у него есть эти восхитительные длинные пальцы, которые он вскоре подключает к делу, усиливая мое удовольствие. И вскоре я уже выкрикиваю его имя и кончаю на его пальцы. Мне всегда было легко достичь оргазма, я знаю, что в этом мне повезло, но это удовольствие просто сносит крышу, и я уверена, что Эдвард смог бы довести любую женщину до этого состояния своим вниманием.

Когда я снова в состоянии открыть глаза, я вижу, как Эдвард смотрит на меня с восхищением и обожанием, отразившимся на лице. Он не пытается скрыть свои чувства, и мне нравится это в нем. Вместо того чтобы отстраниться, Эдвард наклоняется и нежно полизывает меня, пока я не начинаю возбуждаться снова. Затем он встает и жадно целует меня, отчего я могу почувствовать свой вкус на его языке.

– Спасибо, – шепчу я. – Это было невероятно.

– Это было потрясающе, – соглашается он. – Где твоя спальня, красавица?

Я веду его по коридору, покачивая обнаженным задом и пошатываясь от недавно испытанного оргазма. Эдвард же, в отличие от меня, все еще одет и неудовлетворен, что кажется мне ужасно несправедливым. Он с этим согласен, потому что, едва очутившись в комнате, начинает поспешно снимать с себя одежду. Я снимаю туфли и сажусь на край кровати, упершись руками в матрас и выставив грудь вперед, чтобы выглядеть максимально соблазнительно. И у меня получается, потому что Эдвард не может оторвать от меня глаз и даже спотыкается пару раз, пока раздевается. Я тоже любуюсь его телом. Он, должно быть, много тренируется, у него широкие плечи и подтянутое тело, которое заставляет меня чувствовать себя маленькой и изящной, что бывает со мной нечасто.

Он подходит к кровати и встает передо мной, оставшись в одних темно-серых боксерах. Он обхватывает мой подбородок пальцами и проводит подушечкой большого пальца по нижней губе, и я распахиваю губы. Не сдержавшись, я беру его палец в рот и кружу вокруг него языком, издав тихий стон. Он завороженно смотрит на мои губы и вынимает палец у меня изо рта, не возражая, когда я спускаю его боксеры.

О господи. Разговоры в раздевалке были правдой.

Он не огромный, как у порно-звезды, но точно больше среднестатистического размера, особенно в ширину. А еще он так возбужден, что головка его члена чуть не касается подтянутого живота, что уже большой подвиг для мужчины, который ближе к тридцати годам, а не к двадцати, по крайней мере, по моему опыту. Сила тяжести становится той еще сукой, чем старше становимся мы, но член Эдварда все еще не поддается ей.

– Чего ты хочешь? – спрашиваю я.

Я дам тебе что угодно, Эдвард. Погодите, когда это я потеряла его фамилию? Не помню.

Теперь он Эдвард для меня. Не Эдвард Каллен, недоступный, популярный «золотой мальчик», а Эдвард – сексуальный и милый мужчина, стоящий передо мной и смотрящий на меня в восхищении.

– Я хочу… – он замолкает и сглатывает. – Я хочу трахнуть твой красивый ротик и кончить на твою грудь.

Вот мы и заговорили.

– Эм… ты не против? – спрашивает он, снова нервничая.

Эдвард – ходячее противоречие. В одно мгновение он решителен, а в следующее сомневается. Мне кажется, он хочет взять ситуацию под контроль, но почему-то беспокоится из-за моей реакции на его грязные словечки и действия. В этом нет никакой необходимости. Я не ханжа, но подозреваю, что ими были, по крайней мере, несколько предыдущих пассий Эдварда, что объясняет, почему он не решается просто взять и тупо трахнуть меня.

– Более чем, – шепчу я. – Это чертовски горячо.

– Да? – переспрашивает он. – Хочешь мне отсосать?

– Пожалуйста.

Я наклоняюсь вперед и, схватив его достоинство, оставляю влажный поцелуй на головке и обвожу ее языком.

– Че-е-е-е-е-ерт! – восклицает Эдвард и слегка подает бедрами вперед. – Еще, Би. Пожалуйста.

Я рада исполнить просьбу и беру его в рот так глубоко, как могу, не испытывая чувство дискомфорта. А еще я приятно удивлена, когда через пару мгновений начинает проявляться уверенность Эдварда, и он нежно сжимает мои волосы в кулак, двигая бедрами одновременно с движениями моего рта. И вскоре он снова перестает стесняться в выражениях.

– Твой ротик, Би… Бля, так хорошо! – стонет он и двигается чуть сильнее.

Я смотрю на него, и он смотрит в ответ своими потемневшими глазами из-под отяжелевших век, тяжело дыша сквозь приоткрытые губы. Я подмигиваю ему и усиливаю давление.

– Ах! Черт подери… да! Соси меня, красавица. Ты так хороша, так хороша…

Теперь он по-настоящему трахает мой рот, удерживая меня на месте за волосы. Я тянусь и поглаживаю его яички и точку под ними, прикосновения к которой, как я знаю из разговоров с подружками, любит большинство мужчин. И Эдвард не исключение.

– Ох, непослушная девочка, – стонет он и сжимает мои волосы сильнее. – Тебе это нравится, да? Нравится, когда трахают твой хорошенький ротик? Раздвинь ножки, Би. Дай мне тебя увидеть.

Я с радостью подчиняюсь и, приподняв левую ногу, ставлю ее на матрас, предоставляя Эдварду прекрасный вид.

– Ты такая влажная, готовая для меня. Хочешь, чтобы я тебя трахнул, красавица? Твою маленькую тугую киску?

Его слова сводят меня с ума, и я стону, обхватив его губами. Кто знал, что Эдвард так любит грязные разговорчики? И что они будут так меня заводить?

Внезапно движения Эдварда становятся лихорадочными и он вскрикивает.

– Ах, Би! Так хорошо… я не могу… я… Ох-х-х!

Он кончает мне в рот длинными густыми струями, и я беру его глубже, чтобы проглотить, не чувствуя вкуса, потому что, откровенно говоря, вкус не шоколадный. И все же я не против сделать это, видя чистое блаженство на прекрасном лице Эдварда; это точно стоило легкой боли в челюсти. Я выпускаю его, когда он начинает обмякать, и отодвигаюсь назад на кровати. Эдвард падает рядом со мной на матрас.

– О боже, о боже. Потрясающе, – задыхается он. – Просто потрясающе.

Я не могу сдержать улыбки. Я только что заставила Эдварда Каллена кончить!

– Ты в порядке, Би? – спрашивает он, спустя пару мгновений. – Я не хотел этого делать. То есть, я собирался выйти, но было так приятно и…

– Все замечательно, – честно отвечаю я. – Мне понравилось это делать.

– Даже при всем том, что я говорил во время этого? – шепчет он.

– Да, это мне тоже понравилось, – отвечаю я.

– Ты потрясающая, – тихо говорит он, потянувшись ко мне рукой, которая начинает блуждать по моему телу. – Я хочу заняться с тобой любовью, Би. Ты позволишь?

В моем животе нарастает сумасшедший трепет, и я знаю ответ на его вопрос без тени сомнений.

– Да.

Он приподнимает голову и смотрит на меня. Его глаза прекрасны, а волосы спутаны в восхитительном беспорядке.

– Можно я пообнимаю тебя немного… сначала? – спрашивает он.

Я стараюсь скрыть потрясение.

Он хочет пообниматься? Перед сексом?

Я не возражаю, вовсе нет, но обычно мужчины не предпочитают объятья занятию сексом. Я с улыбкой развожу руки.

– Боже, как жаль, что у меня нет с собой камеры, – бормочет он, пододвигаясь ко мне, выглядя сильным и сексуальным с сокращающимися под слегка загорелой кожей мышцами.

Часть меня хочет, чтобы он просто набросился и взял меня, но довольный вздох, который он издает, когда наши тела соприкасаются, так чудесен, что я решаю позволить ему решать, как мы продолжим. Он прижимает меня к себе, водя руками по моему телу, а потом поворачивает меня лицом к себе для поцелуя.

– Спасибо, – говорит он мне в губы. – Ты даже не представляешь, как я сегодня нуждался во встрече с тобой. Мне так повезло, что я провожу с тобой ночь. Пусть даже не знаю твоего имени.

Я не знаю, как отвечать на его приятные слова, потому что, как бы далеко я ни ушла со времен старшей школы, я все еще чувствую, будто мы не одного поля ягоды, и повезло сегодня именно мне. Я боюсь, что если он узнает, кто я, он вспомнит неуклюжую девочку, одетую в бесформенные свитера, которую нещадно дразнили, и станет смотреть на меня иначе. Он не захочет меня, как хочет сейчас. Поэтому я не говорю ничего, просто улыбаюсь и наслаждаюсь моментом и его полным обожания взглядом, а потом ухожу ненадолго в ванную почистить зубы. Я хочу целовать его снова и желательно, чтобы он при этом не ощущал своего вкуса на моем языке. Когда я возвращаюсь в спальню, он все еще лежит на кровати и внимательно на меня смотрит.

– Ты такая красивая, Би, – шепчет он. – Вся ты.

Я кружусь на месте, и он радостно смеется, тянясь ко мне. Я присоединяюсь к нему на кровати, и он перекатывает нас, оказываясь сверху и удерживая меня на месте. Хотя я и так не захотела бы уходить.

– И тебя так приятно чувствовать, – говорит он, целуя меня в шею, лаская свободной рукой все мое тело, обхватывая грудь, сжимая ягодицы, нежно поглаживая округлые бедра. – Ты такая мягкая и теплая. Мне это нравится.

А потом меня накрывает осознание как пресловутая тонна кирпичей: Эдвард падок на размер побольше!

Я понимаю, что даже не позволяла себе верить его словам, когда он называл меня красивой. Я и раньше бывала с красивыми мужчинами, которых завоевывала остроумием и чувством юмора. Большинство из них принимало мой внешний вид, но они никогда не хотели меня, благодаря этому сорок шестому размеру, они хотели меня, несмотря на него. Они мирились с этим. Но не Эдвард. Он выбрал меня из всех женщин в баре, потому я была самой красивой в его глазах. Это открытие для меня.

Я притягиваю его лицо к своему и целую его со всей страстью, что чувствую. Он прижимается ко мне. Я хочу его, так сильно его хочу.

– Пожалуйста. Я хочу тебя внутри, – бесстыдно упрашиваю его я, ерзая под ним.

Он смотрит на меня диким от страсти взглядом и кивает.

– Нам нужно?.. – он жестом указывает на свой член.

– Я на таблетках.

– Я тоже, – отвечает он. – Эм… ну не так, как ты, конечно, я имел в виду, что проверялся.

– Да, я тоже. Нам ничего не нужно.

– Слава богу, – отвечает он и тянется рукой между нами, направляя себя.

Но потом он снова колеблется и смотрит на меня, встречаясь со мной взглядом.

– Ты уверена, Би?

– Уверена, – шепчу я в ответ и обхватываю его лицо ладонями.

Как у него в глазах может быть столько нежности, когда мы только встретились? Он смотрит на меня так, будто влюблен, но это просто сумасшествие. Любовь с первого взгляда – сказка для детей, ее не бывает. Это лишь страсть, гормоны и фантазии. Я любила Эдварда Каллена – звезду футбола, «золотого мальчика» Форкса, при этом совсем его не зная, и глядя на все это сейчас, я вижу, какой помешанной я была. Это было не настоящим.

Но это. Сейчас. Мы с Эдвардом в моей постели. Его руки на мне, его взгляд на мне. Он смотрит на меня, и ему нравится то, что он видит. Это настоящее. Я перестаю отрицать, что тоже чувствую то, что говорят его глаза.

Я влюблена в него. Это безумно, чудесно и невероятно, но я чувствую это. В конце концов, я, видимо, не так уж и изменилась со старей школы. Я влюблена в Эдварда. И на этот раз я его знаю. Плохо, но достаточно, чтобы понять, что я хочу, чтобы он остался в моей жизни после этой ночи. Я надеюсь, он тоже этого хочет.

Он нежно улыбается и поглаживает мою щеку.

– Я хочу тебя, – говорит он и медленно погружается в меня.

Мы так хорошо подходим друг другу, что мне не без труда удается держать глаза открытыми, потому что мне хочется видеть его. Его брови нахмурены, а губы приоткрыты. Воздух вырывается из него короткими вздохами, а сам он замер неподвижно. Он самое прекрасное создание, которое я когда-либо видела.

– О господи, – шепчет он. – Ты потрясающая.

Он наклоняется и страстно целует меня, а потом начинает мучительно медленно двигаться. Я стону, когда он начинает двигаться сильнее, и хватаю его за плечи. Я чувствую, как он с силой отталкивается от матраса и вдруг переворачивает нас, и я оказываюсь сверху.

– Скачи на мне, красавица, – шепчет он. – Я хочу видеть тебя.

Я улыбаюсь и сажусь прямо. Его ладони опускаются на мою талию, и я начинаю двигаться на нем. Так хорошо. Он так глубоко. Я приподнимаюсь и слегка смещаю бедра, несколько раз двигаясь на одной только головке, а потом опускаюсь вниз и принимаю его целиком.

– О черт! – громко стонет он, широко распахнув глаза.

Я скачу на нем быстрее, а он отталкивается от матраса, встречая каждое мое движение. Затем он садится и захватывает мои губы в поцелуе. Я так поглощена им, что забываю двигаться, и мы просто целуемся и целуемся и целуемся, пока нам не приходится оторваться друг от друга и глотнуть воздуха. Мы долго смотрим друг на друга, и наконец я вспоминаю, чем мы занимаемся, и начинаю покачивать бедрами. Я откидываюсь назад, упершись руками в его бедра, и выгибаю спину, запрокинув голову назад. Я чувствую на себе его взгляд, а затем и руки, обхватывающие мою грудь и слегка приподнимающие ее, пока его язык не начинает поочередно ласкать соски. Я слышу его голос, чувствую его прикосновения, ощущаю его на своем языке. Он повсюду.

Эдвард, Эдвард, Эдвард.

Я осознаю, что повторяю его имя вслух, и ему это очень нравится.

– Би… черт. Мне нужно, я сейчас… так хорошо, я не могу остановиться…

Я знаю, что он близок, и начинаю скакать на нем, что есть силы. Он вскрикивает и откидывается на подушки, хватая меня за бедра.

– Пожалуйста, Би, прошу! Как тебя зовут? – молит он. – Прошу, скажи мне!

– Белла.

Мой ответ походит на стон, потому что меня накрывает волной оргазма, и я кончаю, сжимаясь вокруг него. Это восхитительно, мои мышцы сжимают его снова и снова, пока все мое тело не сотрясает и не покалывает от удовольствия.

– Белла! Белла! О, Белла! – кричит он, и я чувствую, как он подергивается во мне и кончает вслед за мной.

Я падаю ему на грудь, тяжело дыша, и он обнимает меня.

– Белла, прекрасная Белла, – тихо произносит он, совладав с дыханием.

Я приподнимаю голову и смотрю на него, разрываясь между желанием того, чтобы он меня узнал и не узнал в то же время. Он не узнает. Улыбается и ласкает мою щеку.

– Прости, я не мог продержаться дольше, – говорит он. – У меня давно не было секса. Надеюсь, я тебя не разочаровал?

У него давно не было секса? Как такое вообще может быть?

Я решаю не спрашивать, если он сам не захочет мне рассказать, но очевидно, что Эдвард не игрок, каким я его себе представляла, когда он вошел в бар.

– Моя бывшая, – говорит он. – Мы не… мы перестали заниматься этим уже задолго до расставания, и с тех пор я ни с кем не был. Вот почему я так быстро кончил.

– Не разочаровал, – заверяю его я. – Все было чудесно.

– Ты кончила? – спрашивает он с надеждой. – Я был не в состоянии обратить внимание…

– Да, – отвечаю я с улыбкой, которую он тут же возвращает.

– Слава богу, – говорит он. – Я уже начал волноваться, что не смогу довести тебя до… Таня все время жаловалась… Знаешь что, забудь. Прости. Ты не должна это слушать.

Он закрывает глаза, крепко обнимает меня и вздыхает. Вздох на слух кажется счастливым, но я не могу оценить его в полной мере, потому что голова у меня идет кругом. Таня? Таня-Где-Же-Сиськи – бывшая Эдварда, с которой у него давно не было секса? Они были вместе все это время? Со времен старшей школы? Но если Эдварду нравятся такие, как я, почему он так долго был с ней? Я первая девушка с формами, с которой он был?

И если они были вместе со старшей школы, то они, наверное, и жили вместе. Срань господня.

– Эдвард? У тебя есть дети? – брякаю я. – С твоей бывшей.

Я должна спросить. У него запросто может быть, по крайней мере, один ребенок. Мы уже в этом возрасте.

– Нет, слава богу, – отвечает он, поглаживая меня по волосам.

Мое сердце ухает куда-то вниз.

Не любитель детей – в общем-то, не вариант для меня.

– Погоди, это неправильно прозвучало, – говорит он. – Я люблю детей, просто рад, что у нас с ней их не было.

– Неудачное расставание? – спрашиваю я, в тайне ликуя, что Эдвард хочет детей.

– Неудачные отношения, – отвечает он. – Под конец я даже не мог ее узнать. Она повелась на всю эту голливудскую чушь, и, лишь потому, что я спроектировал пару домой для знаменитостей, она решила, что мы тоже должны вести себя как звезды. Личный тренер, пластика груди, чертов ботокс. Мне не разрешалось держать в доме нормальную еду, только то, что позволяли новомодные диеты. Она говорила только о всякой мелочной ерунде вроде одежды и сплетен. Я не мог это терпеть. Я не хотел к ней прикасаться. Она была просто… фальшивая.

Он вздыхает.

– Прости, – извиняется он. – Мне не стоило говорить все это. Это в прошлом. Слава богу. Теперь я хочу снова быть счастливым, понимаешь?

Его руки начинают более решительно блуждать по моему телу, нежно сжимая мои ягодицы, тем самым прижимая меня к нему.

– Что сделает тебя счастливым? – спрашиваю я с улыбкой, хотя у меня уже есть неплохая идея.

– Мороженое, – отвечает он с улыбкой.

|| Следующая глава