Приземление оказалось жестким. После нескольких невероятно долгих мгновений тряски в портале, где их окутывал ветер, круговорот огня и разноцветных пятен, беглецы буквально вывалились из огромного зеркала в главном зале замка. Видимо Матерь послала им в след какое-то заклинание, вызвавшее искажение материи. Хорошо, что хоть маршрут не сбился, и их не унесло к черту на кулички. Перевернувшись в последний момент, Лионель со сдавленным стоном приземлился на лопатки, подняв над головой ребенка, который уже покраснел от крика. Асмодей с грохотом рухнул рядом, едва увернувшись от меча, вылетевшего сразу после него.

– Да что б тебя, – прошипел он с гримасой боли на лице и перевернулся на бок. – Вставай, нет времени разлеживаться. Они придут следом.

– Сколько у нас есть времени?

– Может несколько часов, а может – секунд. Все зависит от того, что Михаил решил предложить Матери, и сумеют ли они найти общий язык, – демон выскочил на балкон, оглядываясь по сторонам. Кругом разразилась настоящая буря. Сильный порывистый ветер ломал ветви деревьев, а гром сотрясал стены замка до основания. Дождь хлестал по окнам, и слышно было, как вода ручьями стекала с крыши. И молния… ей Асмодей особенно обрадовался. Это значило, что еще есть надежда, хотя, если выразиться точнее – есть время надеяться. – Бой не закончен. Не думаю, что она явится сюда прежде, чем выдворит небожителей из Ада.

Он простер перед собой руки, перстень сверкнул фиолетовым блеском, и из него вырвался блеклый туман, вмиг впитавшийся в стены. Затем демон полоснул ладонь, кровью начертав несколько рун на окнах, которые тут же загорелись и исчезли, будто их и не было. А дальше была череда каких-то заклятий на енохианском и латинском языках.

– Что дальше? – Лионель прижал младенца к груди, пытаясь укачать, но он залился таким плачем, что вторить ему стало даже эхо, разносившееся по пустым коридорам.

– Ты можешь заставить его помолчать?– раздраженно прошипел Асмодей, покосивший на ребенка. Что за глупое создание? Земля горела у них под ногами, вот-вот на их укрытие должна была обрушиться волна древней магии, способная уничтожить все живое, а этому крошечному существу, казалось, и дела не было до этих проблем. Без устали он изводил их таким сатанинским криком, что хотелось на стенку лезть от злости. – Как Абаддон справлялся с ним… впрочем, даже знать не хочу.

– Все маленькие дети плачут, – раздосадовано проговорил Лионель, будучи не в силах успокоить испуганного малыша.

– Да сколько ж можно, я собственных мыслей не слышу, – демон бросил на него заклятие тишины. И так стало ещё ужаснее. Ребенок беззвучно кричал и от этого испугался больше прежнего. Он отчаянно копошился в пеленках, пытаясь выбраться из шелкового плена, захлебываясь от натуги.

– Не смей так больше делать, – сбрасывая чары, прошипел Лионель.

– Ты видимо забываешь, с кем говоришь!

– Ему… наверное нужно поменять пеленки! – эту нападку ведьмак счел нужным проигнорировать. Еще не хватало, чтобы они сцепились друг с другом, облегчив задачу их общему врагу.

– Ну, так поменяй, не вижу проблемы. Не думаешь же ты, что этим буду заниматься я.

– Доверить собственного ребенка демону, да никогда, – фыркнул Лионель.

– Это мой ребенок! – в мгновение подскочив к нему, взревел Асмодей. И надо же было такому случиться. Один младенец, два отца и нет матери. Оба они понимали, что так продолжаться не могло, но оба, судя по всему, ни черта не смыслили в том, что сейчас нужно делать. Все перевернулось вверх дном: вместо того, чтобы готовиться к обороне, они были вынуждены с головой погрузить в бытовые проблемы малыша.

– Так, – произнес Лионель, кладя белоснежный сверток на диван, и опустившись на колени рядом с ним, – не думаю, что в этом есть что-то сложное, – он дернул за ленточку, расправляя одеяльце, а потом распеленал и нижнюю пеленку, и тут же отшатнулся.

– Что там, – Асмодей опустился рядом. – Вот, дьявол, как такое милое существо может выделять такое?

– Тебе сказать или сам догадаешься? – иронично заметил Лионель, пытаясь перебороть собственную брезгливость.

В богатых аристократических семьях мужчины практически не имели доступа к детям. Для этого существовали кормилицы, сиделки, няньки, жены, в конце концов. В лучшем случае отцы ограничивались чтением сказок перед сном и кратковременными визитами в детскую, а в худшем – встречались со своими отпрысками, когда те уже спокойно могли складывать слова в предложения. К собственному стыду ведьмак был вынужден признать, что даже своего первенца держал на руках лишь несколько раз, ибо ее практически сразу после рождения отдали на воспитание в другую семью. А тут сразу такое! Лионель недоверчиво покосился на своего собрата по несчастью. Тот, похоже, не имел ни малейшего представления даже о физиологических потребностях малышей, потому как на его лице выражения менялись едва ли не каждую секунду. Брезгливость сменилась непониманием, непонимание – неуверенностью, неуверенность – раздражением, затем равнодушием, и так до бесконечности. Казалось, что он примерял на себя разные маски, не зная, которая из них больше соответствует случаю.

Черт, да в дерьме они были… в дерьме. В прямом и переносном смысле. Комизм ситуации поражал: два злейших врага и непримиримых соперника, объединенных общим горем и силой обстоятельств, склонились над ребенком, временно зарыв топор войны.

– Принеси пеленки и таз с водой.

– Я тебе не слуга, – вскинулся Асмодей, метнув в его сторону разгневанный взгляд.

– Это могу сделать и я, но тебе придется остаться с ребенком, – равнодушно заметил Лионель, поднимаясь на ноги. Демон тут же метнул взгляд на крохотное создание, ерзавшее на перепачканных пеленках, и выбрал меньшее из двух зол. По крайней мере, это шанс хоть немного побыть в тишине.

Переместившись в спальни, Асмодей начал лихорадочно выгребать вещи из шкафов, пытаясь найти пеленки, да только все безрезультатно. Ребенка тут не было лет триста, если вообще был когда-то. Что же, придется импровизировать. Схватив несколько простыней, он изодрал их на несколько квадратных кусков, а позже спустился к колонке за водой.

– Для Властелина Ада ты мог бы быть порасторопней, – ехидно заметил Лионель, когда тот бросил перед ним груду тряпья и с плеском поставил таз.

– Вода холодная.

– И что?

– Ребенка нельзя в такую.

– В нем моя кровь, мой огонь, его не убьет колодезная вода.

– Нагрей воду, – Лионель даже головы в его сторону не повернул, Асмодей было хотел возмутиться, но передумал. Если уж ведьмак решил заняться решением этой проблемы, лучше не мешать. Сейчас он был готов на что угодно, лишь бы этот крик прекратился. Опустив руку в воду, он несколько раз сжал кулак. Венки на ладони вспыхнули огнем, а затем и сама рука стала похожа на раскаленное железо. – Не перегрей. Ты же не хочешь его сварить.

– Когда все это закончится, я сварю тебя, – саркастично прошипел демон. Колкость колдун предпочел пропустить мимо ушей, окунув младенца в воду.

– Подержи здесь, он весь извивается, – Лионель поднял малыша, расправляя пеленку, а потом начал загибать уголки, как было изначально, да только ничего не получалось. Ну, ни узлом же ее завязывать, да и затягивать крепко нельзя.

– Не дергай так, а то порвется, – прошипел Асмодей, с раздражением наблюдая за тщетными попытками завернуть это крошечное тельце в кулек. Бальтазар извивался, словно пойманный змей, постоянно высовывал то ручку, то ножку. И кричал! Кричал! Демону и самому уже хотелось закричать. Вот правду, беда не приходит одна. Если их не уничтожит Тьма, то с ума сведет этот милый младенец.

– У меня не порвется, – от усердия закусив язык, пробубнил Лионель. Оставалось завязать маленький узелок и все, но в этот момент раздался треск, и кусок ткани остался у него в руках.

– Дай я, – Асмодей, раздраженный такими долгими попытками, отпихнул его в сторону, ухватив вторую пеленку. Быстро свернул края конвертом и загнул уголок, явно довольный полученным результатом. – Мне подвластны четыре стихии, усилием воли я воздвигал и рушил города, и я в состоянии перепеленать это маленькое исчадия ада, чтоб ты знал, – но в тот момент, когда он поднял малыша, триумф в его глазах погас. Упрямая тряпка никак не хотела держаться и упала на пол.

– Молодец, – голос Лионеля был напитан иронией. Едва сдерживая издевательский смешок, он похлопал его по плечу, но тут же поспешно отнял руку, чувствуя нестерпимый жар от кожи Асмодея. – Видимо, воздвигать города проще. Может, попробовать магией?

– Я такими заклинаниями не владею. Вот, гаденыш, да он издевается, – прошипел демон, когда теплая желтоватая струйка потекла по его колену. Уже не сдерживая раздражения, он взял новую пеленку и скрутил ребенка так, как скручивают ковер – рулоном, взял небольшую тесьму и несколько раз обвязал вокруг. Конструкция, конечно, хлипкая, но хоть держалась. Облегченно выдохнув, мужчины вновь уставились на младенца. – Что ему еще надо? Почему он все еще орет?

– Проголодался? – то ли утверждая, то ли спрашивая, ответил ведьмак.

– Покорми. Я понятия не имею, что едят человеческие дети.

– Здесь нет молока. В замке годами никто не жил. В таком возрасте детям нужна кормилица, – Асмодей злобно зарычал, но возражать не стал. Хотелось уже поскорее с этим разделаться. Прогремев доспехами, он поднялся и направился на балкон.

– Ты куда?

– Ты же сам сказал, что ему нужна кормилица. Кем бы ни был этот ребенок: человеком, демоном или колдуном - она решит наши проблемы. Он высосет из нее либо душу, либо молоко. Главное, чтоб замолчал поскорее, а то этот крик до Ада долетит. Скоро вернусь. А ты… пока развлекай ребенка. И заодно поставь защиту своей магией. Только чтоб я мог пройти, – Лионель обреченно покосился на малыша, согласно кивнув. Боже, как же женщины с этим справляются. По правде сказать, ведьмак готов был еще недельку отсидеть в темнице Абаддон, лишь бы не оставаться наедине с плачущим сыном. Глядя на это страдающее существо, сердце его сжималось от горя, а еще больше от осознания собственной неспособности ему помочь. Он пытался укачать его, бормотал какую-то несуразицу, но ничего не помогало. Он все кричал и кричал, сводя с ума.

Асмодей вернулся где-то через четверть часа, зажав в стальных объятьях какую-то девицу, которая визжала в его руках точно свинья, за которой с топором гоняется мясник. Она брыкалась, кусалась, скалилась, едва не выскальзывая из ночной сорочки, в которой она находилась в тот момент, когда демон вытащил ее из кровати. Да еще и обуться ей не дал.

– Пусти! Пусти! – кричала она. – Господи, смилуйся. Пощади рабу свою, – когда же князь Ада сподобился выпустить несчастную из своих рук, она бросилась от него, крича еще громче. – Изыди, Сатана! – женщина забилась в дальнем углу зала, осеняя себя крестом и бормоча какую-то молитву.

– Меня зовут Асмодей! – ей в след прогрохотал демон, явно раздосадованный тем, что его высочайшую фигуру перепутали с другим именитым властителем бездны, которого и в живых-то уже больше двух столетий нет.

– Это что? – Лионель непонимающе выпучил глаза.

– Лучшего не нашлось. У нее полугодовалый ребенок.

– Ты что, похитил ее из собственного дома среди ночи, так еще и решил переместиться вместе с ней сюда?!

– А ты предлагаешь мне с ней чай попить в таком виде, – он указал на собственные доспехи. – Или, может, потратить драгоценное время на уговоры и разъяснение обстоятельств?

– Как минимум, включить воображение и солгать, придумав красивую историю. А теперь мы имеем вместо одного кричащего создания двоих. Ты посмотри, она на грани помешательства, если еще не помешалась.

– Ладно, я сейчас ее убью и найду кого-нибудь другого, если эта тебе не нравится, – искренне не понимая причины недовольства своего товарища, произнес демон. Асмодей и шага сделать не успел, как девица так заверещала, что даже ребенок от страха замолчал. Видимо, сработал инстинкт самосохранения, а может, просто охрип.

– Не стоит, я поговорю, – услышав такие слова, князь Ада демонстративно закатил глаза. Вишь, чего удумал, обычной смертной что-то объяснять и что-то просить. Демоны не просят, они берут свое и дело с концом.
И почему люди всегда так рвутся все усложнять? Совсем запутавшись в этих хитросплетениях человеческих отношений, рыцарь плюхнулся на диван с такой силой, что сверток с ребенком едва не скатился вниз. Асмодей едва успел его ухватить, а потом, поддавшись какому-то непонятному инстинкту, прижал к груди и покачал. Как делал это Лионель лишь несколько секунд назад. Почему-то ему захотелось на себе ощутить то чувство радости и умиления, которое охватывает человека в тот момент, когда он берет на руки свое дитя. Однако душа падшего упорно молчала: не было ни отеческой любви, ни эмоциональной связи с этим крохотным созданием. Он не чувствовал ничего, кроме раздражения на самого себя за неспособность почувствовать и осознать все величие этого мгновения. И все же, не смотря на это пугающее равнодушие, какая-то не поддающая описанию сила не давала ему все бросить и уйти. Он без сомнения готов был отдать жизнь за малыша, но не мог самому себе объяснить этого порыва. Какой-то глупый парадокс.

– Как Вас зовут? – вкрадчивый тон Лионеля, вырвал его из тумана размышлений. И он со злостью принялся созерцать скучную и бессмысленную, по его мнению, беседу. – Я не причиню Вам вреда.

– Лили, – шмыгнув носом, отозвалась девушка, зажавшись в углу.

– Ты знаешь, где находишься, Лили? – она огляделась, и в ужасе прижала ладонь к губам, пытаясь сдержать вопль.

«И что ей мешало сделать так пять минут назад? – мысленно негодовал Асмодей. - А то орала, как резаная, а я еще даже не начал ее пытать. Вот, досада».

– В замке на окраине города, – она перекрестилась и начала читать отрывок из псалма с удвоенной силой.

– Поверь, от нас тебя это не защитит. И Господу в действительности на тебя плевать. Впрочем, как и на всех нас.

– Вы – черные колдуны! Прислужники Люцифера. Боже Всемогущий… Я слышала… много легенд об этом месте ходит. Про обряды, про жертвоприношения, про смерти и шабаши.

– Кто мы?! – взревел демон, подняв девушку за волосы. Да так высоко, что она не могла пола под ногами нащупать.

Асмодей все никак не мог уразуметь, почему его высокопоставленную особу постоянно обходят стороной. Сатана, Вельзевул, Люцифер… да эта безумица уже всех перебрала, так почему же его О-Великого-Асмодея стороной обходит. Такого пренебрежения к своей персоне рыцарь стерпеть просто не мог. И это ж надо, после всех его заслуг такое!

– Асмодей, отпусти ее.

– Она осмелилась дерзить мне! Да как она может не знать меня? МЕНЯ?!

– Ты просто не очень популярен среди простого населения, О-Великий, – сардонично подметил Лионель, не без удовольствия пытаясь запечатлеть в памяти выражение искреннего недоумения на его лице. Он-то свято верил в то, что его на Земле по имени каждая собака знает, но для простого народа вся нечисть на одно лицо. Вот и вся правда. – Если выберемся живыми, устрой себе пропагандистскую кампанию. А теперь позволь мне осуществить задуманное.

Асмодей воззрился на него так, будто не понимал, всерьез он это говорит или издевается над ним. Он напрягся, пытаясь прочесть мысли ведьмака, но открыв свое сознание для подобной магии, демон болезненно поморщился, ибо в разум ворвался оглушительный детский плач, еще более раздражающий. По всей видимости, малыш с рождения обладал прекрасными способностями по управлению разумом и, воспользовавшись тем, что демон сбросил с себя ментальную защиту, поспешил напомнить родителю о собственных потребностях. Будто он и так его не слышал. Да этот детский плач теперь на долгие годы станет его ночным кошмаром.

– Итак, Лили, я не буду вдаваться в долгие объяснения, а сразу переду к сути. У нас есть ребенок, и мы надеемся, что ты окажешь нам услугу, – при этом слове Асмодей презрительно фыркнул, в очередной раз продемонстрировав все свое отношение к ситуации, – его нужно перепеленать, накормить и заставить спать. Если ты это сделаешь, мы отпустим тебя домой живой и невредимой. А если нет – мой товарищ исполнит по отношению к тебе все угрозы, которые ты уже слышала, а может, и чего похуже. Поняла? – Девушка утвердительно закивала, будучи не в силах издать ни единого звука. – Асмодей, отдай ей ребенка.

Неумело скрученный сверток девушка приняла дрожащими руками, тут же разложившись на кресле, и заново перепеленала, а потом, с молчаливого разрешения хозяина умостилась в кресле, приложив дитя к груди. Малыш с жадностью ухватил сосок, и тут же замолк. Лионель едва сумел сдержать вздох облегчения. Наконец-то тишина.

– Итак, каков план действий? – намеренно усаживаясь спиной к девушке, чтобы лишний раз ее не пугать и не смущать, произнес Лионель. Необходимость сражаться плечо к плечу с Асмодеем вызывала в нем целую бурю недовольства, но иных вариантов все равно не было. Истина такова, что они остались последним оплотом надежды для этого крохотного создания. Как ни крути, а на время боя придется забыть о былой вражде и стать союзниками.

– Ты должен забрать ребенка и уйти, – сверля взглядом свои сапоги, почти шепотом произнес демон.

– Что, прости?

– Ты должен забрать ребенка и уйти. Не пользуйся колдовством, оно сдаст тебя с потрохами, сторонись людных мест и постоялых дворов. На ночлег лучше останавливайся в монастырях. И не вздумай никому доверять. Это дитя оружие и для ангелов, и для демонов, и для тех, кто хочет снискать их милостей. И еще, избегай тех укрытий, о которых известно Авроре – все ее знания отныне достояние Матери. Я заставлю магию Бальтазара уснуть на время, так чтобы вас не нашли, – он приложил руку к головке ребенка, не обращая внимания на испуганный рывок его новоиспеченной кормилицы. Под ладонью тут же образовался теплый свет, перетекая от младенца к его родителю.

– Бальтазара? – переспросил Лионель.

– Она его так назвала.

– А ты?! – Лионель безуспешно пытался понять ход мысли демона, но проникнуть в его разум было невозможно, а на лице падшего сейчас лежала такая непроницаемая маска, что даже сам Асмодей не смог бы разобрать собственных эмоций при взгляде в зеркало.

– Я не могу с Вами идти. Я как мишень.

– Не понимаю…

– Кольцо. На Авроре остался мой перстень. Стоит ей или той, что обосновалась в ее теле подумать обо мне, и изумруд укажет дорогу. Уверен, она не явилась до сих пор лишь из-за сражения. Сейчас вся ее сила нацелена на то, чтобы поддержать падших и завладеть троном Люцифера. Но это не продлится долго. Бегство – это единственный шанс для вас. Ты должен забрать ребенка и уйти. Если Аврора или я выживем, мы найдем тебя.

– Хорошо, – кивнул Лионель. Он поднялся, собираясь забрать младенца, но потом опустился на софу, вытягивая из-под нее ветхий фолиант, обтянутый человеческой кожей. – Пока тебя не было, я обнаружил то заклинание, которым воспользовалась Аврора, – ведьмак открыл страницу с загнутым уголком. – Однажды я уже видел, как его применяла одна очень могущественная ведьма. Так вот – это заклятие ментальных оков, придуманное Мерлином. Суть его в том, что маг по доброй воле заключает в своем теле душу другого существа. И становится своего рода тюрьмой для новоиспеченного гостя.

– Я это уже понял, – уж кто-кто, а Асмодей знал наверняка какого это, жить с несколькими сущностями в одном теле. Ему еще повезло, что дух его был сильнее, и он заставил и демона, и ангела молчать, практически не вмешиваясь в его жизнь. Но вот с Авророй такой трюк не сработает. Так что заложницей в собственном теле стала именно она.

– Согласно этим записям, дух этот будет заперт в сосуде до смерти телесной оболочки.

– Долго ждать не придется, – стараясь укрыть собственные эмоции и от себя, и от товарища по несчастью, произнес Асмодей. – Магия Матери разорвет ее изнутри.

– Да, но до тех пор, пока Тьма не найдет ребенка или иной сосуд, она будет пытаться всячески сохранить ее тело, потому что без физической оболочки дух ее отлетит обратно на Пустошь. Это непреложный закон.

– Тем более тебе надо уходить. Счет идет на минуты.

– Мы еще можем освободить Аврору, с помощью этого заклинания заключив дух Матери в другом сосуде, более могущественном и способном сопротивляться ее власти, – Асмодей нахмурился, несколько раз перечитав заклятие и описание к нему.

– Не получится, – он отрицательно покачал головой. – Я не смогу заключить ее в своем теле. Моя физическая оболочка для этого не годится. Она кажется реальной, но это лишь эфир. Колдовство уровня Господа.

– Значит, это придется сделать мне, – Лионель пододвинул книгу, в очередной раз прочитав заклинания и явно что-то обдумывая.

– Но почему?

– Потому что мы явно не справляемся, – ведьмак с жалостью посмотрел на младенца, заснувшего на руках дородной кормилицы. – Сейчас у этого ребенка два никчемных отца и ни одной матери. Но без нас он вполне сможет обойтись, а вот она ему нужна.

– Нет. Слишком опасно оставлять ребенка здесь. Это все равно, что положить замок и ключ в одном месте. К тому же, Тьма не даст тебе и рта раскрыть.

– Это и не нужно, – он встал посреди зала, расчерчивая пол рунами, будто деля помещение пополам незримым барьером. Один взмах руками, и те же символы засияли на потолке, а через несколько секунд – исчезли.
– Стоит ей переступить эту черту и заклятие вступит в силу, душа ее пусть и не в полной мере, но утратит контроль над телом Авроры. Мне останется только заключить ее в внутри себя. А тебе – меня убить. И сделать нужно это в тот момент, когда ее душа еще не закрепится в новом теле. Какое-то время я смогу сопротивляться ее магии.

– Доля секунды. Не больше, – фыркнул Асмодей. – И то, если повезет. Ты забываешь об Абаддон, и еще неизвестно скольких соратников она успеет заполучить к этому времени. Твой план висит на волоске.

– И все же – это план. Это лучше бегства. Тьма найдет нас, и много времени это не займет. Если не с помощью изумруда, то с помощью магии крови. Мать и ребенок – это одно целое. Не забывай. Так что, боюсь, этот план – единственный, – Асмодей промолчал, очевидно, взвешивая все «за» и «против», а потом согласно кивнул. На этот раз вздох разочарования Лионель сдержать не смог. Будь сейчас на месте Асмодея Аврора, попыталась бы отговорить, понимающе обняла, сделала бы все, чтобы найти другой выход. А тут… чего еще ждать от демона. Сострадания? Понимания? Он в душе, небось, возликовал от того, что соперник сам отдает ему в руки любимую. И все же, иначе поступить колдун не мог.

Некоторое время они сидели в молчании, погруженные в собственные мысли. Да и о чем могут говорить давние враги, запертые волей случая в одной клетке? И все же, тема нашлась, ибо последние несколько часов она заняла собой разум Лионеля, не оставляя места ничему другому. Видимо такова природа человека – на закате жизни думать о собственной душе.

– Скажи, тебе известно, что меня ждет за последней чертой? – этот вопрос застал врасплох даже самого Лионеля. С каких это пор у них стали настолько доверительные отношения, что он решился говорить с Асмодеем о столь сокровенном.

– Не понимаю… – демон вытаращил на него удивленные глаза.

– Я не попаду в Геенну, когда все закончится. Пока Матерь в моем теле, убить меня возможно лишь клинком серафима, а это значит, что вместе с телом, ты убьешь мою душу. Я уже не попаду ни в Рай, ни в Ад, ни в Чистилище.

– Очевидно.

– Но значит ли это, что дальше… за этой границей ничего нет? Куда попадают души ангелов и демонов после смерти? Ужели исчезают в Пустоте?

– Они обращаются… в энергию, странствующую между мирами, если, конечно, сумеют избежать поглощения со стороны более сильного существа: другого демона или Матери, – как-то равнодушно ответил Асмодей, наблюдая за пламенем, которое поддерживал в камине усилием мысли.

– И все… всего лишь энергия?

– А ты думаешь, что такие, как я заслуживают большего? – не скрывая иронии, поинтересовался Асмодей. – Видимо ты позабыл, что падшие – это отбросы, сброшенные с небес.

Впрочем, ввиду последних обстоятельств демон и сам задумывался над этим вопросом, все чаще вспоминая рассказ Абаддон о хрустальном замке, в который тот якобы попал, погибнув в Первой Небесной Войне. А потом, из этого миража его бесцеремонно вытянул Люцифер, использовав свою магию. Можно ли было верить этим словам? Могло ли существовать во Вселенной, состоящей из десятка тысяч миров, место, где материализовалась энергия павших? А почему нет? Как же сейчас, находясь на краю гибели, хотелось в это верить. Страшно умирать, не имея надежды переродиться или обрести вечный покой… страшно даже демону. Что уж говорить о человеке!

– И все же, ты не ответил.

– У меня нет ответа на твой вопрос. Эти знания укрыты волей Творца.

– Ты не знаешь?

– Никто не знает!

– Тогда у меня есть к тебе просьба.

– Ты всерьез считаешь, что имеешь право меня о чем-то просить? – презрительно фыркнул Асмодей. – Или ты позабыл, с кем сейчас находишься?

– Я это помню. И все же, надеюсь, ты мне не откажешь в этой услуге. Увы, душу в обмен за нее предложить не могу, но учитывая обстоятельства, ты, можно сказать, останешься моим должником, если сумеешь выжить.

– Чего ты хочешь? – злобно прошипел он.

– У нас с Авророй есть дочь.

– И тебе так не терпелось мне об этом напомнить? – голос Асмодея буквально сочился ядом, и на миг Лионелю показалось, что падший сам его в гроб загонит, не дожидаясь прихода Матери. Но он этого не сделал, прекрасно понимал ценность его жизни в этот момент.

– Когда она родилась, мы с Авророй решили отдать ее на воспитание в чужую семью. Она никогда не знала о нас, и мы решили, что если с одним из нас случится что-то непоправимое, второй передаст Амелии это, – Лионель достал небольшую серебряную шкатулку, усыпанную драгоценными камнями. – Передай это Авроре. Она знает, что с ней делать.

– Что в ней?

– Память. Дочь должна знать, что отец всегда ее любил, – Асмодей ничего не ответил, в задумчивости покосился на шкатулку и отошел к окну, но почему-то Лионель был уверен в том, что демон выполнит его просьбу. Может, и права была Аврора, когда говорила, что в сердцах падших есть место благородству. Может, это и есть та самая божественная искра, что еще сохранилась в их душах, как память о давно забытых временах. Посему молчание собеседника ведьмак расценил как согласие и на этом посчитал тему закрытой.

Ночь медленно клонилась к исходу, на востоке уже зарделась белесая полоса рассвета, когда магический щит, воздвигнутый вокруг замка, получил первый удар. Темная энергия прошла сквозь стены, но задержаться внутри не смогла.

– Они здесь, – толкнув в бок задремавшего на кушетке Лионеля, отозвался Асмодей, вынимая из ножен клинок.

– Много?

– Только Абаддон. Но с силой Матери.

– Она передала часть своей разрушительной магии ему, чтобы уберечь сосуд. Чем меньше она колдует, тем больше шансов у Авроры не развалиться на части.

– Да.

Следующий удар оказался сильнее, и чуть более ощутим. Даже кормилица, не понимавшая в полной мере того, что происходит, почувствовала еще большую дрожь, нутром ощущая изменение силы. А вот третье столкновение было фатальным. Магический щит, воздвигнутый с таким трудом, разрушился, как карточный домик от дуновения ветра. И в ту же секунду князь войны уже стоял пред ними во всем своем величии, еще прекраснее и сильнее, чем прежде, будто со страниц средневековой рыцарской баллады сошел, если не считать прогнившей до основания демонической сути. Впрочем, иные барышни и в этом находили скрытое очарование. Да и как можно устоять перед таким: высокий, статный, ослепительный. Да и облачен на этот раз он был не в привычную для глаза окровавленную броню, а в черный сюртук, расшитый витиеватым орнаментом. Правда и под ним сияла тонкая, словно пергамент, кольчуга, а на плечах расположились серебряные эполеты. Со стороны это одеяние напоминало некую помесь офицерского мундира и рыцарского доспеха. Длинные пряди на этот раз были собраны в хвост и повязаны шелковой лентой, что еще больше подчеркивало изумительные фиалковые глаза, а довершал образ длинный плащ в тон, который демон был вынужден перекинуть через предплечье, что тот не стеснял движение. В общем, выглядел Абаддон весьма эффектно.

– Мне нужен только младенец, – вставая в центре зала, произнес он. – Мать не желает терять своих сынов, даже таких неверных, как ты. Отдай ребенка, и тебе позволят уйти.

– Где Она? Почему ты пришел один? – преграждая ему дорогу, произнес Асмодей.

– Она принимает капитуляцию, но скоро явится, не сомневайся. К тому же, мне не нужна помощь, чтобы победить Вас.

– Высокомерие тебя погубит. Ужели Рай пал?

– Нет, но Михаил благоразумно решил отступить, согласившись на перемирие. Можно сказать, что родители наконец-то решили официально оформить развод, разделить имущество и детей. Ад останется за нами, но тебе в нем места все равно не будет.

– А Люцифер?

– Как и предполагалось, склонился. И ты склонишься. Не в твоих силах изменить предначертанное. Этот ребенок носитель пророчества. Отступись!

– У пророчества может быть десяток толкования. Я не отступлюсь, – Асмодей поднес к груди ладонь, воздвигая магический барьер. Меч серафима запылал праведным огнем, пусть и в неправедных руках, и демон отошел на несколько шагов назад, оставляя место для маневра.

– Признаюсь, очень рад твоему ответу. Теперь я могу, наконец, тебя убить, не опасаясь гнева Матери, – Абаддон опустил руку вниз, будто сжимая рукоять невидимого клинка, а секунду спустя там и впрямь появился меч: двуручный, с гардой из белого золота, которую венчал огромный аметист, и руническим лезвием изо льда. Очевидно, прежде чем направить любимого сына во вражеское логово, Тьма одарила его не только магией, но и игрушками.

Князь Гнева сделал шаг вперед и обрушил мощь клинка на своего соперника. Лед и пламень встретились в яростном противостоянии, однако, даже с силой Матери Абаддон не спешил с головой бросаться в бой. Асмодей мог оказаться сильнее, чем он рассчитывал, да и мечником был умелым. С первыми ударами эта догадка подтвердилась. Демон был достаточно могуч, дабы спокойно выдерживать его тяжелые подачи.
Увернувшись от сокрушительного и быстрого взмаха с разворота, едва не снесшего ему голову, Асмодей умело заблокировал мгновенно последовавшую атаку на вытянутой руке. Затем резко увел оружие в сторону и двинул ногой под колено врагу, надеясь вывести из равновесия. Абаддон покачнулся, но вовремя остановил приближающийся меч, припав на колено, и тут же оттолкнул противника назад мощной подачей ноги в живот на подъеме. Сей поединок начинал нравиться ему всё больше. Наконец-то ему противостоял достойный оппонент. Инициатива поочередно переходила от одного к другому. На каждый маневр у них имелись ответные контрмеры. Каждый удар заставлял старый замок содрогаться. Казалось, еще одна атака, и его стены падут, погребая под обломками и защитников и нападавших.

Однако если Абаддон черпал свою силу в бездонных глубинах Пустоши, то Асмодею приходилось надеяться только на себя и на свои умения. А энергия, увы, имела свойство иссякать в самый неподходящий момент. Магический щит трещал от постоянных атак, заклинания отскакивали от врага, будто их и не было вовсе, и вскоре бодрое наступление рыцаря Похоти перешло в обреченную оборону. Каждая атака буквально высасывала из него жизнь. Еще пара ударов… и конец. Он просто не выдержит. Даже меча поднять не сможет.

«Сейчас или никогда! Нападай или умрешь», – про себя произнес рыцарь бездны.

Демон перехватил клинок в другую руку и вновь атаковал врага, зная, что тот отразит удар. В момент, когда лезвия их мечей соприкоснулись, Асмодей резко устремил руку вперед и ударил рукоятью в живот. Проехав по каменным плитам несколько метров, Абаддон упал на колени, а меч, вылетев из мускулистой руки, наполовину встрял пол.

«Похоже, я приложился слишком сильно. Такими темпами веселье может закончиться раньше, чем того бы хотелось», – подумал рыцарь Гнева, однако болезненная гримаса на его лице быстро сменилась довольной ухмылкой.

– Неплохо, – уже вслух похвалил он соперника, поднимаясь на ноги. – Я вообще не люблю мечи. Неудивительно, что ты владеешь им лучше меня. Никогда не понимал, почему и Отец, и Люцифер решили сделать их частью обязательно амуниции.

– Да и магией ты никогда не блистал, – пытаясь восстановить дыхание, ответил Асмодей.

– В таком случае, позволь показать тебе мои истинные способности.

– Точнее, продемонстрировать могущество Матери. Помнится, в последней нашей схватке ты показал себя не в лучшем свете. Говорят, что тебя даже человек сумел победить, – при этих словах Асмодей довольно покосился на Лионеля.

– Я вырежу твой язык. Обещаю, – протянув руку за спину, Абаддон вытащил маленький жезл, к которому были прикреплены острые изогнутые ножи с цепями у оснований. Внешне сей артефакт походил на безобидную когтистую лапу на высокой ножке. – В умелых руках эта игрушка становится страшным инструментом для сбора кровавого урожая. Посмотрим, как ты с этим справишься, – для отвлечения внимания демон войны бросил в соперника несколько заклинаний и с удвоенным рвением пустился в атаку.

К несчастью, Абаддон обращался с Воджрой* превосходно. Накручивая цепочки на руки и запуская острые наконечники, демон молниеносно атаковал как в дальнем, так и в ближнем бою. Асмодею приходилось нелегко уворачиваться от нескольких целей одновременно. Не спасали даже поразительные реакция и рефлексы, выработанные за долгие века. С любимым оружием действовал Абаддон куда увереннее, даже сумел нанести противнику несколько незначительных повреждений, на которые тот, поддавшись боевому безумию, даже не обратил внимания.

Солнце уже взошло над горизонтом, а бой все продолжался. Противники были неутомимы, хотя, если уж сказать по чести, Асмодей держался чисто из упрямства, потому что силы давным-давно его оставили, а магия иссякла. А Абаддон все наступал, оттесняя его к стене. Отпрыгнув назад, он запустил в соперника два ножа, насквозь пробившие тому живот. А затем, не без удовольствия натянул цепи, и его заклятый враг от дикой боли рухнул на колени. В сей момент Абаддон приготовил третий клинок, целью коего должно было стать сердце падшего. Уперев руки в плиты, Асмодей попытался подняться, взглядом разыскивая клинок, но тот был слишком далеко. Не дотянуться.

– Сколько веков я ждал этого момента, – произнес Абаддон с улыбкой на лице. Несомненно, сейчас он собой гордился, хотя, будь на его месте Асмодей, поступил бы так же. – Прощай, братец, – он замахнулся для решающего удара, и в тот же миг клинок Асмодея пронзил его, а пылающее острие показалось из груди. Победная ухмылка мигом сползла с его лица, сменившись недоумением. Издав булькающий хрип, он упал на колени, прямо напротив своего противника, с неподдельным ужасом взирая на кровь, что сочилась из разорванной раны.

– Сколько веков я ждал этого момента, – склонившись к его уху, прошипел Лионель, но тут же вскрикнул от боли, выпустив рукоять меча, оставившую на ладонях кровавые ожоги.

– Прощай, братец, – передразнивая его напыщенный тон, произнес Асмодей, ухватившись рукой за цепи и варварски вырвав два ножа из своего живота. – Позор для рыцаря пасть от собственного оружия, – перехватив эти же ножи, он полоснул ими по горлу Абаддон, окрасив мраморные плиты в красный цвет. Мгновение… и взгляд демона погас, тело обмякло и рухнуло к ногам победителя.

Опираясь на собственный меч, Асмодей поднялся на ноги и, будучи не в силах стоять, привалился к стене, оглядывая Лионеля, который сейчас больше походил на бестелесное привидение. Лицо его стало почти белым, а глаза лихорадочно блестели, однако самообладание вернулось к нему быстрее, чем демон мог ожидать. А вот силы, наоборот, покинули. Подобно Асмодею он сполз по стене, уставившись на собственные руки, которые напрочь отказывались его слушаться.

– Клинки душ слушаются только своих хозяев, – пояснил Асмодей, видя его замешательство. – Ты не имел права его брать, и он тебя наказал.

– Это твоя благодарность за спасение жизни?

– Будь честен, ты спасал не меня, – Асмодей ухватил его за запястье голой рукой, вбирая в себя яд, выпущенный мечом. Вены под кожей ведьмака засияли, будто по ним бежала не кровь, а раскаленное железо, и этот огонь медленно начал перетекать в тело демона, снимая боль и заживляя раны. Правда, закончить этот процесс, им было не суждено. Пронзительный, почти звериный женский вопль заставил их подскочить с места, в ужасе воззрившись на источник этого крика.

– Мой сын! Мой сын! Вы убили его! – пред ними, облаченная в ярко-алую тунику стояла Аврора, а точнее та, что завладела ее телом. В ее изумрудном взоре сейчас пылали такие молнии, что мужчины невольно попятились назад, но сделав пару шагов, остановились. Ноги, повинуясь чужой воле, просто отказывались идти. И как ни старались они сбросить с себя эти чары, ничего не получалось. – Как Вы, жалкие создания, осмелились восстать против меня? Поднять меч против моего посланника? Я дала тебе еще один шанс, – она с непониманием воззрилась на Асмодея. – Я хотела подарить тебе эту девчонку, когда займу свой истинный сосуд. И чем ты мне отплатил?

Она сделала несколько шагов к ним навстречу, пройдя магический барьер. В тот миг священные руны вспыхнули, Матерь покачнулась, согнувшись пополам, будто пытаясь удержать внутри себя рвущийся наружу дух, а потом издала очередной вопль, заставившись стекла треснуть и вылететь из рам. Пользуясь ее секундным замешательством, Лионель начал читать заклятие.

– Ты… да как смеешь ты, обычный человек, бросать вызов мне?! – она рванулась вперед, чувствуя, что все нутро ее скрутило от боли, душа, черная, как ночь, петельками дыма начала вырываться из груди, но Матерь сумела подавить внутри себя этот позыв, вцепившись Лионелю в глотку. Хруст костей нарушил тишину, и ведьмак с глухим хрипом замертво упал к ее ногам со свернутой шеей.

«Конец, – пронеслось в голове Асмодея, пока он мысленно готовился умереть. - Что ж, ты следующий».

Демон медленно перевел взгляд с тела ведьмака на разгневанную Тьму и застыл. Вся в слезах на него смотрела не Богиня всего сущего, а испуганная девушка с янтарным взглядом. И в этом взгляде читалось столько боли, раскаяния, неверия. Она помнила все произошедшее с нею. Будучи запертой в собственном теле видела, как ее руками был убит Лионель. Она все это видела, чувствовала, и не верила, что могла свершить подобное. Аврора! Его Аврора! Без сомнения это была она! Единственная девушка, сумевшая разжечь в его груди огонь страстей. Единственная, научившая его любить. Научившая его любить ценой собственной души – во всех смыслах.

Но как такое могло случиться? Могла ли она, такая хрупкая, усилием воли побороть первородную силу и вернуть себе сознание? Или Лионель все же успел завершить ритуал? Но если так, то Тьма должна была переместиться в его тело, а оно мертво. Выходит, она удавила сама себя? Нет. Откровенный бред. Вопросы менялись в его голове с такой скоростью, что он не мог их до конца осмыслить. И все это произошло за долю секунды, хотя сейчас казалось, что время замедлило свой бег. Дрожащей от волнения рукой Асмодей сжал рукоять меча, будто она была тем якорем, который не давал ему окончательно провалиться в омуты собственных мыслей.

– Все должно закончиться там, где началось! – проговорила Аврора, бросившись к нему в объятья и прижимаясь губами к его губам. Тонкие руки девушки обвились вокруг его талии, она прильнула к нему каждой клеточкой своего тела, так, будто они всю жизнь были едины. И он отдался этому поцелую, чувствуя на губах солоноватый привкус ее слез, и для него не было вкуса слаще.

Асмодей смутно помнил о сомнениях, которые лишь несколько мгновений назад терзали его разум. Но первое же прикосновение подействовало на него гипнотически, напрочь выбив из него все мысли. Они стояли в воронке огненного вихря — весь мир мог взорваться, разлететься в прах, сгореть дотла — сейчас это не имело значения, ведь она была рядом с ним. Его Аврора. Его! Ему больше не придется ни с кем ее делить! Никогда!

Повинуясь чувству охватившей его эйфории, он сильнее прижал девушку к себе, чувствуя, как Аврора задрожала в его руках. Задрожала не только от переполнявших эмоций, не только от страсти, вскружившей ему голову и заставившей чувствовать себя пьяным от счастья. Она дрожала от нестерпимой боли, которая отразилась в янтаре ее глаз, когда Асмодей разомкнул поцелуй.

– Аврора, что… – он обратил на нее полный непонимания взор, чувствуя, как девушка оседает в его руках, будто вот-вот потеряет сознание от избытка чувств. Он скользнул взглядом по хрупкому телу, почувствовав, как леденящий душу холод сковал все его существо. По самую рукоять клинок серафима вонзился ей в живот, а кровь хлестала из разорванной раны. И каждая упавшая на мраморный пол капля отмеряла оставшееся ей время. Кап-кап… как часы… неумолимо приближая роковой момент.

И тут весь ужас произошедшего обрушился на него, заставляя опуститься на колени вместе с драгоценной ношей, и горькое понимание пронзило разум. Лионель не успел завершить ритуал, но он сумел ослабить контроль Тьмы над телом своей жертвы и разорвать чары, соединившие их. И Аврора этим воспользовалась. Приняла единственное верное решение. Решение, которое сам Асмодей никогда не смог бы воплотить в жизнь, поэтому это сделала она. Сумев разгадать замысел Лионеля, девушка бросилась на меч. Она убила себя. И тут же, подтверждением его мыслей, из ее груди с душераздирающим воплем вырвался поток черного дыма, закружился по комнате и устремился вниз, оставляя на месте пола зияющую дыру. Тьма, лишенная сосуда и не сумевшая найти ему замену, была вынуждена вернуться в свою телесную оболочку, запертую во мраке Пустоши.

Аврора, милая Аврора. Она была до конца верна себе, пожертвовав собственной жизнью ради спасения ребенка и возлюбленного. Она победила! Но победа эта принесла с собой лишь нестерпимую муку и душевную пустоту.

Как обезумевший Асмодей метался взглядом по опустевшей комнате, пытаясь изыскать хоть какой-то способ ее спасти, но его не было. Рану, нанесенную мечом Серафима, не может исцелить никакая сила. Она смертельна! Смертельна даже для ангелов, что и говорить об обычной женщине. Нет, не обычной, а самой удивительной из всех. Лучшей, но, увы, смертной. В бессильном гневе демон сильнее прижал девушку к себе, и впервые в жизни скупая мужская слеза скатилась по его щеке, упав ей на веки.

– Владыка, – не смотря на мучительную боль, сжигавшую ее изнутри, она нашла в себе силы проститься.

– Ты не должна была… мы нашли бы другой выход, – она приложила пальчик к его губам, заставляя замолчать.

– Мой повелитель, хочу, чтобы Вы знали: и в горестях, и в радостях меня никогда не оставляла любовь к Вам, хотя судьба и была ко мне жестока. Знайте, чтобы ни случилось, куда бы ни направилась моя душа, моя любовь навеки с Вами. Она останется тут, – она прикоснулась к его груди, впервые почувствовав глухие удары о грудную клетку, будто на месте ставшей уже привычной пустоты сейчас трепетало живое сердце.

– Клянусь, я буду искать тебя, даже если мне придется пройти сотни миров и прожить столько же жизней.

– Клянусь, я буду ждать тебя там, – она вложила в его ладонь свою руку, и он со страстью припал губами к тоненьким пальчикам. – Бальтазар, – практически всхлипнула несчастная, со слезами глядя на малыша, зажатого в руках кормилицы, сжавшейся в углу.

Метнувшись к женщине, демон забрал маленький сверток, давая Авроре возможность увидеть собственное дитя, дремлющее на руках отца. Кто бы мог подумать, что у него такой крепкий сон, только что жизнь его родителей рассыпалась прахом, а он и ухом не повел. На миг Асмодей даже позавидовал ему. Как хотелось сейчас закрыть глаза и проснуться в другом мире. Но этому не бывать.

Собрав последние силы, девушка коснулась рукой крохотной головки, и на ее губах появилась умиротворенная улыбка.

– Теперь я могу уйти спокойно, – почти шепотом проговорила она, стягивая с пальца изумрудное кольцо, сияющее как никогда ослепительно. – Я так боялась, что мои дети покинут этот мир прежде меня, но хвала Создателю, мои молитвы услышаны и я ухожу раньше. Спасибо за то, что подарил мне эту жизнь. Я люблю тебя.

Асмодей прижал девушку к груди, поцеловав в макушку, а секунду спустя магия кольца рассеялась, и демон обнимал лишь пустоту. В одночасье все надежды рухнули, рухнул мир, рухнула жизнь. Умерла Аврора, а вместе с ней умер и Асмодей, ибо свет ее души навсегда покинул его. И не осталось ничего. Ничего, кроме крохотного малыша, еще не ведающего какое великое горе его только что постигло. Их постигло. Ведь отныне их жизни навеки связаны: отец и сын – изгнанники, чуждые трем мирам, имеющие власть над всем сущим, но не властные над собственной судьбой. Всесильные и бессильные одновременно – вот она… горькая ирония во всей красе. В эту секунду Асмодей понял, что по-настоящему упал не в момент низвержения, а сейчас, ибо смерть перерубила единственные крылья, которыми он дорожил. Крылья, подаренные любовью, прошедшей сквозь века.

Опираясь на собственный меч, демон поднялся на ноги и направился к выходу, вознамерившись смести с лица Земли этот проклятый замок и навеки похоронить собственную память среди его руин. Раз уж Аврора хотела, чтобы ее история, скорбно начавшаяся в стенах этой твердыни, тут завершилась – он выполнит ее желание. Но уже у самого выхода взгляд его остановился на небольшой серебряной шкатулке и последняя просьба Лионеля, будто гонг, прозвучала в сознании, вызывая очередной приступ мигрени.

«Да что б тебя», – мысленно выругался Асмодей, открывая ларец: купчие на землю, бумаги на наследство и письмо от отца к дочери. Ничего важного и ценного для демона, ничего заслуживающего его внимания, но вот для человека… Аврора должна была передать его Амелии, дабы та знала о том, что ее родитель всегда помнил и любил ее, не смотря на то, что не мог находиться рядом. Но Авроре не суждено было исполнить эту просьбу. А ведь у нее наверняка была такая же шкатулка с таким же трогательным посланием, которое ее дочь никогда не получит. Но ведь что-то же она должна была оставить наследнице после себя? Недолго думая Асмодей взял чистый лист, начертал на нем пару строк, стянул с пальца изумрудный перстень и небрежно бросил в шкатулку. Едва ли его возлюбленная могла ценить иную вещь больше кольца. Некогда подаренный Асмодеем перстень она берегла, как зеницу ока, больше своей жизни, ибо в нем и была ее жизнь, ее сила, ее вера, ее мысли. В нем была она сама. Он и должен стать ее наследием.

***

После нескольких недель нескончаемых ураганов, гроз, пожаров и даже землетрясений наконец-то установилась тихая ясная погода. Казалось, сама природа наконец-то решила сменить гнев на милость, и жизнь снова потекла своим чередом: крестьяне восстанавливали свои дома и угодья, рыбаки вновь отважились выйти в море, и хоть картина разрушений представляла собой удручающее зрелище, но даже в ней юная романтичная душа могла найти некую прелесть.

Солнце уже скрылось за горизонтом, и багряный край небес начал постепенно меркнуть, став тускло-розовым. Призрачный полумрак окутал округу своим покрывалом, но даже через него проступала черная лента дороги, огибавшая колледж и скрывавшаяся в глубинах чернеющего леса.

В этой туманной мгле высокие дубы паркового ансамбля, такие насыщенно-зеленые при свете дня, казались совершенно черными на фоне блеклых небес – могучие, величественные гиганты, они стояли сомкнутым строем, окружив дорогу. Влажное, теплое дыхание природы, напоенное запахом мокрой земли, послегрозовой свежести и молодых, рвущихся ввысь побегов, напитывали воздух чарующим благоуханием, заставляющим дышать полной грудью.

Прежде подобное зрелище никогда не пробуждало в душе Амелии необъяснимого трепета. Это очарование природы воспринимались ей, как нечто обыденное, как дыхание или пища. С раннего детства девушка была более восприимчива к красоте вещей более материальных – породистых лошадей, предметов искусства и архитектуры, мужской внешности… И все-таки эта торжественная тишина, воцарившаяся над миром, сумела принести некое успокоение ее взбаламученной душе.

Последние несколько дней по необъяснимым причинам она не могла найти себе места: то сердце начинало биться, как сумасшедшее, то ладони покрывались потом, то дыхание перехватывало. Пожалуй, такое поведение ее организма лекарь счел бы симптомом какой-то болезни, но сама Амелия назвала бы оное дурным предчувствием. Правда, ничего дурного не происходило, что опять-таки заставляло ее душу терзаться сомнениями.

– Амелия! Амелия! – пронзительный, напоминающий звонкий колокольчик, голос подруги заставил девушку вздрогнуть от неожиданности. Поляна, на которой она расположилась, усевшись на коряге, была ее тайным убежищем. Сюда она приходила, чтобы подумать, помечтать, прийти к гармонии с собой, и подруга, прекрасно знавшая об этой ее причуде, никогда не нарушала ее уединение. Никогда! До сего дня!

– Что случилось? – поинтересовалась девушка, обратив на нарушительницу ее покоя пронзительные серые глаза.

– Не знаю. В комнату приходила сестра Августина. Сказала, что тебя срочно ждут в кабинете Матушки Бернадетты.

– И ты совсем ничего не знаешь? Она никогда не вызывала меня к себе, – с волнением переспросила Амелия.

– Крест святой не знаю. Может это как-то связано с нашим таинственным визитером?

– И что в нем такого особенного?

– Он… он дух захватывает. Смотришь на него и чувствуешь, как все сокровенные желания на свободу рвутся, – с придыханием ответила она. – А его глаза… я видела их лишь мельком, но вовек не забуду.

– О, кажется, у герцога Вердье появился конкурент, – хватая подругу под руку, подшутила она.

– Не говори глупостей, – вспыхнула девушка. – И все же…

– И все же… – протянула Амелия, понимая, что собеседница хочет что-то сказать, но борется между стыдливостью и желанием поделиться собственными ощущениями.

– Когда я встретилась с его глазами, я будто оцепенела. И главное, прекрасно понимала, что такой взгляд оскорбителен для благовоспитанной девушки, но вопреки здравому смыслу не смогла почувствовать себя оскорбленной.

– О, должно быть действительно необычные глаза, раз ты удостоила их столь высокой оценкой, – девушки в голос рассмеялись, правда, веселье это продолжалось недолго. Не успели они переступить порог, как на них тут же набросилась одна их монахинь, упрекнув их за недозволительное поведение для истинных леди. Ах, как же Амелия устала от этих постоянных правил и ограничений. Скорей бы уже этот год закончился, и она вернулась домой.

– Мисс Амелия, Вы нарушили правила школы. Я обязательно напишу об этом Вашей семье, – строго проговорила одна из сестер, одарив девушку недоброжелательным взглядом. – Уже почти стемнело, а Вы позволяете себе гулять в одиночестве…

– Я не была одна, Мари была со мной.

– Это я послала мисс Денёв за Вами, поскольку она наотрез отказалась показать нам место, где Вы прятались.

– Я не пряталась, сестра Августина, я размышляла.

– Еще хуже. Знайте, в этих стенах не потерпят инакомыслия. Ваши идеи пагубно влияют на настроения остальных учениц. Своими рассуждениями Вы стараетесь подорвать существующие в обществе устои. Это недостойно! Завтра Вы весь день проведете в комнате для наказаний, раздумывая над своим безответственным поведением.

– Да, сестра.

– А сейчас пойдемте. Матушка Бернадетта Вас заждалась.

– Но почему? Что произошло?

– Не вздумайте проявлять подобную неучтивость в ее присутствии. Воспитанная барышня не смеет задавать подобных вопросов, и вообще разговаривать до тех пор, пока ее спросят. Не порочьте доброе имя нашей гимназии. О, Господь, – женщина воззрилась на заляпанный подол девичьего платья, на взлохмаченные ветром кудри, и раздосадовано закусила губу.

«Да что же там стряслось?»

– Ведите себя, как истинная леди, не забывайте о том, чему Вас тут научили, – она постучалась и, не дожидаясь ответа, распахнула дверь в кабинет настоятельницы, впуская девушку.

– Проходи, дитя, – послышался скрипучий старческий голос.

– Вы хотели меня видеть, матушка? – Амелия остановилась в нескольких метрах от ее стола, сделала легкий книксен в знак приветствия. – Неужели я чем-то огорчила… – закончить она так и не смогла. Мысли оборвались на полуслове, едва глаза обратили внимание на темный мужской силуэт, стоящий у окна спиной к женщинам.

«Что же, похоже, не меня одну стоит упрекнуть в нарушении правил этикета», – подумала девушка, уткнувшись взглядом в спину незнакомца, даже не удосужившегося повернуться. Судя по всему, этот таинственный визитер уже не юноша – высокий, атлетически сложенный мужчина, переступивший третий десяток. В тот миг Амелия подумала, что еще ни разу в жизни, ни у одного представителя противоположного пола не видела таких широких плеч, такой мускулистой фигуры – пожалуй, даже слишком мускулистой представителя высшего общества. Определенно высшего, если судить по дорогому сюртуку, алмазным запонкам и огромному перстню с ониксом, сияющим на его безымянном пальце. О большем спина незнакомца ей не рассказала, что пробудило еще больший интерес.

– Этот господин не так давно приехал из-за океана, и сказал, что желает говорить с тобой.

– Со мной? – удивилась она, метнув взгляд на незнакомца, но он по-прежнему смотрел в окно, будто происходящее вокруг его вовсе не касалось. Подобное пренебрежительное отношение заставило ее зайтись в приступе немого возмущения, но она все же собрала остатки самообладания. – Почему со мной? Не припомню, чтобы нам довелось встречаться прежде.

– Не доводилось. И все же, я Вас знаю, – бархатный тембр его голоса разлился по кабинету, приятно лаская слух. Амелия подняла на него заинтересованный взгляд, когда глаза их встретились, уголки его губ слегка дернулись, и девушке почудилось нечто хищное внутри него: все в нем, начиная с движений быстрых, но в то же время грациозных, и заканчивая каким-то незримым, но ощутимым ореолом энергии, говорило об опасности. Мужчина был смугл, как корсар, и в его изумрудных глазах Амелия прочла откровенный вызов, приправленный жгучим интересом. Взгляд был спокойный и дерзкий, оценивающий. На миг девушка почувствовала себя товаром на торгах. Он смотрел на нее, как заводчик смотрит на племенную кобылу, хорошо, что хоть не попросил ее открыть рот и показать зубы. Ей бы впору оскорбиться, но только этого чувства и в помине не было. Теперь понятно, о чем говорила Мари.

Что же, как говорят: «клин клином вышибают», раз оскорбленной она себя не ощущала, значит, и смысла разыгрывать покорную барышню не было. И раз уж он так беззастенчиво ее разглядывает, то что мешает ей ответить ему тем же? В конце концов, незнакомец видимо не чтил никаких правил приличия или считал себя настолько выше их, будто не для него они и писались. Что ж, теперь ее очередь давать ему оценку. Надменно вскинув подбородок, она попыталась скопировать его надменное выражение лица. Она не знала, кто этот высокомерный сноб, но одно было бесспорно: высокий лоб, иссиня-черные волосы, волнами спадающие на плечи, тонкие черты лица, огромные изумрудные глаза… да, несомненно, в нем чувствовалась родовитость. Пожалуй, если бы его выставили на торги, как породистого жеребца, она бы продала собственную душу, чтобы обладать им.

От осознания этой мысли девушка почувствовала смесь испуга, стыда и раскаяния, поднеся ладонь к губам, будто страшась облачить собственные размышления в слова. И как только она, богобоязненная католичка, могла помыслить о подобном? Откуда взялся в ней этот темный порыв? Эта недозволительная дерзость? Может, действительно, она заслужила наказание? Будучи уже не в силах скрыть собственного смятения, она увела взгляд в сторону, краем глаза поймав его ехидную ухмылку. Будто он понял, какие пагубные размышления в этот момент ее одолевают.

– Оставьте нас на несколько минут, – произнес он, обращаясь к настоятельнице, которая вытаращила на него возмущенный взгляд.

– Что Вы, как можно? Юной барышне не подобает находиться наедине с мужчиной.

– О, поверьте, – елейным тоном начал он, но несмотря на всю приветливость в голосе его чувствовалась нарастающая угроза, – если бы я хотел причинить вред мисс Амелии или ее чести, Вы бы не смогли меня остановить. Никто бы не смог, – Подобной откровенности в его речах не ожидал никто. О таких вещах не принято было думать, не то что говорить. А в этих стенах это вообще считалось великим грехом. От негодования матушка так раскраснелась, что стала похожа на вареного рака, чем лишь повеселила гостя.

– О, не сомневайтесь, у Бога хватит сил.

– Возможно, но не думаю, что его заботят такие мелочи, как девичья честь. Выйдите, и не доводите до греха. Я с недавнего времени решил не привлекать к себе внимание сил небесных.

– Нет, – вставая, проговорила настоятельница. – Если Вам есть что сказать, говорите в моем присутствии или уходите, – мужчина раздраженно хлопнул ладонью по книге, которая лежала перед ним, и из под нее начал вырываться едкий серый дым, а потом вспыхнуло пламя. От этого ужаса мать настоятельница, едва не до колен задрав свое одеяние, с криками выскочила в коридор, крестясь и поминая ангелов небесных при каждом шаге.

– Она скоро вернется, как я понимаю, с целой армией экзорцистов, – усмехнулся незнакомец.

– Потрясающий трюк, – едва сдерживая смех, произнесла Амелия, подходя ближе. Скучная жизнь в монастырской гимназии не оставляла поводов для веселья, а потому пытливый женский ум, свободолюбие и жажда приключений, унаследованная от отца, не дали ей воспринять эту ситуацию с присущим обитательницам монастыря хладнокровным спокойствием и осуждением. – Что это? Самовозгорание из-за реакции с воздухом? Вы чем-то обработали ладонь? Что за вещество? Вы ученый? Химик?

– Все намного проще, мисс, это скверна, – он убрал руку с книги, и девушка увидела еще не до конца выгоревшее слово «Библия», и отпечаток креста в виде ожога на коже незнакомца.

– Кто Вы? – со смесью интереса и страха поинтересовалась девушка.

– Мое имя не очень популярно в этих кругах, – произнес он, но поймав ее взгляд ответил. – Меня зовут Асмодей.

– Что ж, тогда я – фея Моргана, – в тон ему ответила Амелия. Не поверила ни единому слову, впрочем, он пришел сюда не для того, чтобы ее разубеждать.

– Вы очень похожи на свою мать, – разглядывая девушку, произнес демон. – Всем похожи, кроме несносного характера. Его, как и глаза, Вы унаследовали от отца, что не делает Вам чести в моих глазах.

– И Вы проделали весь этот путь, чтобы мне это сказать? Или поделиться скабрёзной историей, объясняющей то, почему они бросили меня в младенчестве? – в мгновение девушка превратилась в злобную фурию, готовую вцепиться ему в глотку, если он еще раз посмеет упомянуть о столь неприятной для нее теме.

– Поверьте, мое время дороже Вашего, – пренебрежительно отмахнулся Асмодей. – И я никогда не стану утруждать себя подобными объяснениями. Причина моего визита до смешного проста, – он достал из дорожной сумы небольшую шкатулку и поставил ее перед девушкой. – Я обещал передать это Вам.

– Что это?

– Как я понимаю, ответы на Ваши вопросы.

– Всю жизнь я ждала, что мои родители придут и ответят на них лично, а вместо этого приходите Вы и даете мне серебряный ларец. Ну, уж нет, если им есть, что мне сказать, пусть приходят сами… хотя нет… я не желаю их видеть. Так и передайте, – послание слова она буквально прокричала, всеми силами пытаясь сдержать слезы, подступившие к горлу. Однако вместо слез на свободу вырвалась стихия более могущественная, заставившая стекла треснуть и мелкими осколками осыпаться на пол. – Что… что это было? Что Вы сделали?

– Не я – Вы, – при этих словах он поднялся, набросил на плечи легкий плащ и направился к выходу. – Ах, да, если Вы все-таки решитесь узнать историю своих родителей и свою собственную, искренне советую не медлить. Хоть времена инквизиции и канули в Лету, остались те, кто следует их заветам.

– Стойте! – прокричала она, когда незнакомец скрылся за дверью, она выскочила следом, но в коридоре уже никого не было. Он исчез, будто по волшебству. – Стойте! Не уходите! Вы так и не ответили! – И тут, почувствовав удар в живот, девушка согнулась в три погибели, издала мучительный вскрик, и распахнула глаза.

Приятная полутьма, создаваемая светом небольшого ночника, приятно ласкала глаз, ветер играл с легкими занавесками на окнах, а на потолке танцевали тени, рожденные в отблесках колеблющегося пламени. Приложив ладонь ко лбу, на котором появились капельки пота, Амелия попыталась прийти в себя. Тут же огромный черный кот сунул ей под руку свою голову и призывно замурлыкал.

– Это ты… ты опять прыгнул на меня во сне? – теребя уши животного, поинтересовалась она. – Мне опять снился кошмар? И что бы я без тебя делала, малыш? Сон… это был только сон… ничего подобного в реальности не происходило.

Успокоив дыхание, Амелия перевернулась на другой бок, чувствуя, как все внутренности у нее свернулись в тугой узел. На ее столе лежала та самая серебряная шкатулка, которую во сне ей пытался всучить таинственный незнакомец. Она закрыла глаза и полежала так с минуту, надеясь, что произошедшее сейчас – лишь игра разума, не до конца покинувшего чертоги Морфея, но все было по-настоящему.

– О, Боже, – она буквально подорвалась с кровати, бедный кот от неожиданности совершил такой кульбит, что ему бы позавидовал любой гимнаст. – Но как же это? Откуда? – одна мысль о том, что какой-то мужчина проник в ее комнату, пока она спала, заставила девушку зайтись в приступе злобы. Она уже хотела выбросить этот нежданный дар в окно, но любопытство все же взяло верх.

Раскрыв шкатулку, она выхватила несколько пергаментов, лежащих в самом верху, сорвала печати и погрузилась в чтение. Это были документы наследования фамильного имущества: замок во Франции, особняк в Саванне, земли в Англии, рудники и золотые прииски в Мексике, а так же документы на строительство железной дороги.

«Демаре – очевидно, это фамилия моего отца. Значит, и моя… могла бы быть. Судя по этим бумагам, семья моя никогда не бедствовала," – откладывая документы, подумала она. «Но почему же они меня бросили?» – Дальше лежало письмо, скрепленное гербовой печатью. С треском сломав ее, она развернула лист, пытаясь удержать дрожь во всем теле.

«Моя возлюбленная дочь,
Если ты читаешь это послание, значит, моя вечность оборвалась прежде, чем мы с тобой повстречались. Чему я несказанно рад, потому что не считаю себя достойным права взглянуть в твои глаза после стольких лет, проведенных от тебя вдали. Но знай, не все в этом мире подвластно нашим желаниям и порой, чтобы сохранить то единственное, что представляет ценность в жизни, приходится от этого отказаться. И я с тяжелым сердцем и разрывающейся на части душой был вынужден принести эту жертву, чтобы подарить тебе ту жизнь, которой ты была достойна, чтобы защитить тебя от того кошмара, который поглотил меня и твою мать своими липкими щупальцами. Мы стали рабами силы нас превосходящей и не хотели, чтобы ты, подобно нам жила на коленях, лишая свою душу шанса найти покой на небесах. Будучи уверенным, что все сложится иначе, я хотел оградить тебя от правды, но если я мертв, эта правда все равно найдет тебя, и мой долг сделать все возможное, чтобы подготовить тебя к ней.

Амелия, ты – моя дочь, моя кровь, моя наследница, но к моему величайшему сожалению помимо замков, приисков и заводов, ты унаследуешь и мой дар, который стал для меня великим счастьем и великим проклятьем. И все потому, что однажды мне довелось принять ошибочное решение, утонув в океане пагубных страстей. Я не хотел тебе подобной доли, я не желал для тебя этого дара. Дара, сделавшего тебя особенной во всех отношениях. Очень скоро он проявит себя, являя такую силу, которой боялись во все времена. И дар этот – магия. Наверняка ты уже начала ощущать внутри себя ее стихийные порывы, чувствовать потоки энергии, пронизывающие все вокруг, читать чужие мысли, управлять волей людей. И поверь, это лишь малая толика того, на что ты способна.

Но помни, такая сила коварна и может завести тебя на дорогу, ведущую прямиков в Ад. Сопротивляйся изо всех сил и береги свою душу, не предлагай ее в обмен за все мирские блага, за любовь и честь, не теряй свой свет и надежду, и тогда перед тобой откроются такие возможности, которые были недоступны ни для одной ведьмы или колдуна.

Мой фамильяр, мой верный друг, посланный оберегать мое дитя, научит тебя контролировать собственную силу, откроет для тебя новый мир, частью которого ты была с самого рождения, но никогда не имела возможности к нему прикоснуться. Тебе стоит лишь его призвать. Он же поведает тебе историю моего взлета и падения, может быть, тогда ты сможешь понять причины нашего поступка. Может быть, тогда ты сможешь нас простить.
С вечной любовью,
Твой отец»

Несколько раз Амелия перечитала письмо, и никак не могла понять, что это: чья-то пьяная шутка, бред сумасшедшего или правда. И как, скажите на милость, можно воспринять новость о том, что ты ведьма, а твои родители черные маги? Нет, в это решительно не хотелось верить. Девушка сжала голову руками, пытаясь сдержать надвигающуюся истерику.

«Кажется, я схожу с ума», – подумала она и вновь перечитала письмо, уже не стараясь сдерживать слезы. – Призвать фамильяра… и как, скажите на милость, я должна это сделать? Нет, это откровенный бред. Чей-то розыгрыш. Я не могу быть колдуньей. Это в голове не укладывается.

Хотя… если вспомнить все события, произошедшие с ней в последнее время, можно считать, что семена сомнений дали крепкие побеги в ее душе. Не так давно она и вправду начала замечать за собой незаурядные способности управления человеческим сознанием, начала проникать в чужие мысли, и самое ужасное – ей казалось, что она видела призрака на монастырском кладбище. Тогда оное она списала на усталость и впечатление от прочитанного романа, но сейчас… она не знала, что и думать.

Взяв из шкатулки следующее письмо, сложенное пополам, девушка отерла очередную слезу, сорвавшуюся с ресниц и начала читать. Послание было коротким, написанным крупным размашистым почерком, явно мужским, хотя и от имени женщины.

«Амелия,
В этом кольце заключена моя душа, моя любовь и моя сила. Оно защитит тебя тогда, когда иная надежда для тебя угаснет.
Мама».

Приподняв оставшиеся бумаги, Амелия увидела на дне ларца старинный перстень, искусной работы. Дракон обвивал хвостом палец, зажимая в лапах огромный темно-зеленый изумруд, внутри которого будто бы жил свой собственный свет. Кольцо было большим, явно не для ее маленькой ручки, и все же, она решилась его примерить, да так и ахнула, когда оно волшебным образом сжалось у нее на пальце до нужного размера.

– Будь с ним осторожна, это кольцо не менее коварно, чем его истинный хозяин. Твоя мать научилась им управлять, но порой и ей оно доставляло немало хлопот.

– Кто Вы? Откуда Вы меня знаете? – дрожащим от страха и негодования голосом произнесла она, разглядывая незнакомца. Ростом он был невысок, весьма жилистый, темноволосый мужчина лет двадцати пяти. – Уходите. Иначе я буду кричать.

– Амелия, мы знакомы едва ли не с Вашего рождения. Я всегда был с Вами и охранял, как и завещал мне Ваш отец, – ночной гость не стал утруждать себя объяснениями собственной природы, а предпочел показать ее наглядно, в мгновение ока обратившись огромным черным котом, который не так давно блаженно мурлыкал у нее в руках, потом черным вороном, дряхлым стариком, и снова вернулся к первоначальному облику.

– Боже… этого не может быть. Я сплю. Мне нужно проснуться.

– Вы не спите, Амелия.

– Вы… вы и есть фамильяр? – стараясь вернуть себе хотя бы частичку спокойствия, пролепетала она, ухватившись за распятие и едва ли не приложив его к лицу этого существа.

– Верно. Я компаньон и помощник ведьм, и буду Вам крайне признателен, если Вы перестанете тыкать в меня крестом. На меня это не действует. Долгое время я служил Вашим родителям, а теперь буду служить и Вам.

«О, Господи, я говорю с котом… и что хуже всего, он мне отвечает»

– Это похоже на самое ужасное виденье, – бессильно опустившись на кровать, простонала Амелия. – Похмелье! Меня опоили! Что это? Опиум? Дурман?

– Это истина ,Амелия. Вам открылась иная сторона медали. Многие люди живут, принимая возможность существования потусторонних сил на веру. Однако Вы… Вы имеете возможность прикоснуться к ним, попробовать обуздать стихийные потоки энергии. Понимаю, что сейчас в это сложно поверить, и еще сложнее понять, но со временем Вы откроете для себя этот мир.

– А что если я не хочу его открывать?

– Боюсь, что у Вас нет выбора, точно так же, как не было его у Ваших родителей. Вы можете прожить лучшую жизнь, спасти свою душу от тьмы, но Вы никогда не сможете отказаться от магии. Она последует за Вами. И поверьте, она может быть очень навязчивой дамой.

– Но ведь до этого я жила без нее… Я… хочу быть обычной, – заливаясь слезами, проговорила девушка.

– Вы жили без нее, потому что Ваш родитель был носителем этой магии, но теперь, когда его больше нет, ее унаследовали Вы. Это неизбежность, Вам придется к ней привыкнуть и научиться с ней жить. Иначе она уничтожит Вас изнутри. Я помогу Вам постигнуть эту науку, но Вы должны мне довериться.

– Расскажи мне о них, расскажи о родителях. Расскажи об этом кольце и о том, что за силу я унаследовала.

Фамильяр уселся на край кровати, давая девушке понять, что разговор будет долгим. Так оно и вышло. До рассвета он рассказывал ей о том, как нес службу сначала у ее отца, присоединившись к нему на заре веков, потом поведал мрачную историю знакомства ее родителей, перевернувшую их мир вверх дном, не забыл и упомянуть о трагической и обреченной любви князя Преисподней и его рабыни, о том, каким образом столь древняя реликвия осталась в руках ее матери, о новой жизни в Новом Свете, и даже высказал свои догадки касательно их смерти.

Девушка слушала очень внимательно. Порой ее лицо озаряла то лучезарная улыбка, то горькая усмешка, то слезы, ручьями стекавшие по щекам. Когда же его повествование закончилось, она несколько минут сидела в молчании, крутя на пальце изумрудный перстень.

– Выходит, он любил мою маму… Асмодей… раз отдал ей такую сильную и необходимую ему реликвию?

– Полагаю… да. Хотя у него могло быть на это с десяток причин. Кто ж их сейчас разберёт.

– Но что он хочет от меня? Чтобы я служила ему, как и моя мать? Как мой отец? Поэтому он явился ко мне во сне? Почему он отдал перстень мне?

– Когда-нибудь Вы это узнаете, моя юная госпожа. Главное, не забывайте завет Вашего отца и берегите душу. А сейчас… сейчас Вам предстоит ответить на один единственный вопрос: что Вы будете делать дальше? Примите ли магию, как часть себя или попытаетесь от нее убежать?

– Я… – Амелия подошла к окну, распахивая старые ставни, свежий ветер тут же ударил ей в лицо, разметав пряди по плечам. Девушка сделала глубокий вздох, за ним еще один и твердо произнесла: Мы вернемся домой. В замок моего отца. Туда, где началась моя история.

– Я не сомневался в том, что Вы примите верное решение.

Амелия подарила ему грустную улыбку, в которой читалась вся тяжесть бремени только что упавшего на ее хрупкие плечи. Она еще не понимала произошедшего с ней в полной мере, но готова была идти до конца и оставаться верной своему предназначению. Ну а сейчас ей нужна передышка, чтобы утихла боль. Нужен покой, чтобы зализать свои раны, прибежище, где она сможет принять себя и взрастить свою магию. А может ли быть для этого лучшее место, чем родовая твердыня? Она думала о своем настоящем доме, где никогда не была, и словно прохладная рука ложилась ей на сердце, успокаивая его учащенное биение. Она уже представляла себе его высокие башни, увитые плющом, стрельчатые окна с витражами, огромные врата, способные выдержать атаку целой армии, ощущала тишину городских сумерек, нисходившую на нее благодатью. И это было прекрасно. Мысленно она уже представила себя в библиотеке, в окружении сотен книг, представила, как ей открываются тайны ее родителей, те самые, о которых фамильяр не имел ни малейшего представления.

От этой картины ей стало немного легче, она даже почувствовала прилив сил, и боль от принятия истины отодвинулась вглубь сознания. Амелия с минуту стояла, сражаясь с собственными сомнениями, а потом решительно задернула занавесь, как иные переворачивают страницу собственной жизни и произнесла:

– Я обязательно узнаю о том, что произошло в ночь гибели моих родителей. Узнаю, когда буду к этому готова. Если судьба толкает меня на этот путь, я по нему пройду. Я знаю, у меня получится. Я верю…

Конец

Примечания:
* Ваджра или ваджр — ритуальное и мифологическое оружие в индуизме, тибетском буддизме и джайнизме. Было создано божественным ремесленником Тваштаром из костей мудреца Дадхичи для Индры.

Предыдущая глава