Каллен

Ни черта не представляю, как меня уговорили, однако внезапно я усомнился в этой затее.

Я вскинул руку, не давая брату переступить порог моего священного жилища, на что он нахмурился.

– Серьёзно, Эм, я не думаю, что смогу...
– Ну же, Эдди, ради твоего брата? Всего один раз, клянусь. – Умолял он этими большими щенячьими глазками, которые я ненавидел.
Я пропал.
– Блядь... ладно... входи.

Я широко распахнул дверь, чтобы он мог протиснуться со своей «посылкой».

Роуз с Беллой и Элис уехали на этот свой девчачий уикенд, а Эмметта вызвали в участок на двойную смену по делу, конфиденциальной информацией по которому он по неизвестной причине делиться со мной не желал.

Типа я портил ему дела.

У него тараканы, что ещё сказать?

В любом случае брату нужно, чтобы кто-то приглядел за крохой Кто, поскольку у моего отца уже были планы с мамой. У них годовщина.

Остался я.

Разве что брат хотел позвонить Джазмену и попросить его понянчить малютку.

Да уж, голая нянька... Я так, бля, не думаю.

К нам выбежал щенок. Он всегда так делал, когда у нас бывала мелкая (как он это чуял?), и оберегал этого цыплёнка.

Даже от меня.

– Итак, – начал Эм инструктаж.
Я старался поспевать за ним. В конце концов, у меня фотографическая память.

Верно?

Это ведь не так уж и сложно?

– Ей нужна бутылочка каждые два часа, в зависимости от того, сколько она съела в предыдущее кормление, и убедись, что туда не попал воздух. Роуз ненавидит, когда у неё газы, она потом не спит всю ночь, и...
– Я понял, Эм, – перебил его, не желая выслушивать байки папаши о детской отрыжке и пуканье.
Как только Эм закончил до нелепости длинный список поручений, я попытался его выдворить.
– Ты уверен, что справишься, Эдвард? Я к тому, ты же привык к определённому стилю жизни и всё такое...
– Эм, я, чёрт возьми, взрослый мужик. Думаю, мне по силам милый, – я глянул на свою племяшку и улыбнулся, – очаровательный годовасик, не так ли?
Брат вскинул бровь и вручил мне свою визитку.
Будто, бля, у меня не было его номеров.
– В самом деле?
– Звони, если что понадобится.

Затем он ушёл, и я остался наедине со своей племянницей.

Как и все дети, она выжидательно пялилась на меня, а я, чёрт подери, нифига не понимал, что ей сказать.

Не то чтобы мы могли резаться в «Вий» четыре часа кряду.

Нагнувшись, я поднял её.

– Приве-е-ет, малявка, – я поднял её в воздух, затем в свои объятия в стиле дяди Эда.
Девчушка сделала тоже, что и всегда при виде меня.
– Га! – взвизгнула она, трепля меня за щёки.
Она засмеялась, а меня всегда чертовски радовал её смех, чтобы заморачиваться насчёт моих адски болящих щёк, и я засмеялся вместе с ней.
– Как поживает моя мелкая сошка? – поинтересовался я.
Я отвёл щенка в его «комнату», чтобы он не прыгал по дитю, как в прошлый раз.

Долгая история.

Девочка вроде как прорычала – должно быть, она голодна, поэтому я достал из рюкзака Эмметта переносную штуковину наподобие высокого стульчика и прикрепил её к столешнице, затем устроил там Лилли, вытащил из рюкзака детскую кашу.

Пахла она ничего, но кто ж знает, что в ней дети находят, выглядела она отвратительно.

Пока Лилли возилась с кашей, прикидываясь, что зачерпывает её ложкой, хотя больше пачкалась чем ела, я приготовил ей бутылочку и ждал рядом.

– Ты уже говоришь «папа», а, Лил?
На что она ответила как и всегда:
– Ма-ма-ма-ма-ма-ма-ма!
– Не-е-ет. Па-а-а...па-а-а
– Ма-ма-ма-ма-ма-ма-ма!
– Па-а-а-а-а, – выговаривал я.
– Па! – повторила она.
– Па-а-а!
– Пя!
– Па-а-а... па-а-а.
– Ма-ма-ма-ма-ма-ма-ма!
– Господи, блядь, – проворчал я себе под нос, забирая у девочки миску и вручая ей бутылочку. – Как Эмметт с этим справляется.

Открыв кран, я споласкивал миску, а услышав позади себя чёткое и ясное «блять!», замер.

Нет-нет-нет-нет-нет.

Я развернулся к Лилли – она сосала бутылочку, будто только что не произнесла самое вульгарное, сексуальное ругательство на свете. С минуту я молча стоял, считая, что мне померещилось.

Я повернулся домыть миску и услышал снова:

– Блять!
На этот раз за этим последовало хихиканье.
Я резко развернулся и сказал Лилли:
– Нет, нет, милая, это нехорошее слово, ты не можешь такое говорить при маме с папой.
– Блять, блять, блять! – повторяла она.
И ответил я ничем иным как:
– Дерьмо.
– Дельмо, дельмо, дельмо!
– Лилли, – как можно ласковее обратился я к бузилке и при этом чертовски милой плюгавке.
Склонившись, я приблизился к её лицу, чтобы она слушала меня.
– Ты не можешь произносить такие слова, хорошо-о-о?
Она улыбнулась, я ответил ей тем же: она ведь милее всех на свете!
– Ладненько, – сказал я.
На что Лилли ответила:
– Дельмо!

Мать честная...

Хорошо, должен же быть способ отвлечь её от плохих слов, иначе Эмметт точно надерёт мне зад, потом Роуз и, вполне вероятно, Свон.

Да, Свон точно надаёт мне по шее.

– Ладно, мелкая, давай-ка спустим тебя отсюда, – я вытащил её из этой детской фиговины и посадил на пол.
– Дельмо, дельмо, дельмо! – вопила она, хихикая.
– Да, очень забавно, крошка.
Я снял адскую хреновину, то есть детский стульчик, со стола, а когда развернулся взять Лилли, её там не было.
То есть вообще нигде, народ.
– Лилли? – окликнул я малыху.

Обошёл кухню посмотреть, куда она запропастилась. Несложно было отыскать её: девчушка оставляла за собой след из «Чириоз» (п. п.: товарный знак сухого завтрака в форме колечек, изготавливаемого из овсяной муки).

Полагаю, она перекусила до того, как Эмметт занёс дочь ко мне.

– Лилиан-н-н?

Улыбнувшись и сдавленно смеясь, я прошёл по следу к шкафчику в коридоре, он был приоткрыт, а девочка разговаривала сама с собой.

– Ма-ма-ма-ма-ма-ма-ма, дельмо.

Блядь.

Когда я открыл дверцу, Лилли улыбнулась мне и стала закидывать меня предметами, найденными в шкафчике.

Тяжёлыми предметами.

Которые вполне могут сломать вам нос, если угодят в цель.

– Ладно, хулиганка, – я взял её на руки. – Думаю, тебя надо искупать.

Её памперс вонял.

Это ещё я аккуратно выбирал слова, потому что когда я говорю, что Лилли надо искупать, значит, воняло хуже, чем на помойке. И ни за какие коврижки я не стану протирать её зад и возиться с последствиями такого решения.

В ванной я держал девочку одной рукой словно футбольный мяч, второй расстелил большое толстое пушисто-препушистое полотенце Свон возле ванны.

Вода набиралась, я убедился, что она тёплая, уложил соплячку на спинку и принялся разбираться с самым жутким месивом на моей памяти.

Когда управился с задком, откинул полотенце в сторону (Свон нужно будет отдать полотенце), затем усадил крошку Каллен в ванную.

В то время как я старался помыть ей волосы и тело, она пыталась намочить меня с головы до пят, плескаясь, смеясь и кидая мне в лицо игрушки-брызгалки.

О да, веселье-веселье.

– Ладно, мы закончили.

Не выдержал я, когда Лил схватила меня за нос, попытавшись отодрать его.

Только я взял на руки высушенную, чистую и чертовски милую Лилли и направился в гостиную усадить её в манеж, как её вырвало.

Не только на вашего верного слугу, но и на себя.

Давайте напрямую: второе купание было не таким лёгким, как первое.

– Иисусе, ребёнок, как мама и папа управляются с тобой?

Чертовка только посмеялась надо мной.

Типичная женская реакция.

– Порядушки, дружочек.

Я предпринял вторую попытку устроить девочку в манеж.

– Тебе нужно поспать до возвращения папы.
– Блядь, – сказала она.
Отчасти мне хотелось дать ей пять, по крайней мере, за правильное произношение слова.
– Нет, Лилли, плохое слово... – я пытался быть хорошим дядей и не поощрять сквернословие.

Плохая тактика – девочка расплакалась.

И плакала.

И плакала.

Охуенно громко.

Господи Иисусе.

– Де... всё хорошо, всё хорошо, Лилли, – как можно, бля, спокойнее сказал я, хотя по чесноку уже дошёл до белого каления.

А всё этот чёртов годовасик.

Полтора часа спустя Лилли, наконец, угомонилась, и я положил её.

Она опять заревела.

Я снова её взял на руки – затихла.

Укладываю – плачет.

Беру на руки – затихает.

– Так ведь можно всю ночь провести, – замучился я.

Потом решил: я же её дядя и должен потакать ей.

Так что уселся на диван и откинулся на спину.

Лилли положила головку мне на грудь, схватила кулачком мою рубашку – с чего, бля, это? – и вдруг заснула.

Умиротворённенько, как ни в чём ни бывало, посасывая палец.

Я вздохнул с облегчением и откинул голову назад, смежив на секунду веки и решив, что как только девчушка отрубится, я уложу её в манеж и пойду в кабинет заниматься делами.

Два часа спустя я проснулся, а Эмметт таращился на меня с глупейшей улыбкой на лице, а я глянул на Лилли, которая обслюнявила меня. Мне было насрать, потому что она самая милая девочка на свете, которая держала у ротика кулачок с зажатой в нём моей рубашкой, попутно посасывая большой палец.

Эмметт рассмеялся:
– Трудный денёк, братан?
Я показал ему средний палец, пытаясь выползти из-под Лилли, что её разбудило. Когда она посмотрела на меня этими сонными глазками, у меня в груди прям разыгрались телячьи нежности к такому крошечному существу, и я обратился к малютке:
– Кто у нас хорошая девочка?
Эмметт наблюдал, как мы с Лил играем в гляделки:
– И вам с Беллз пора строгать детишек, братец.
Я исподлобья глянул на него – хренушки.
Встав, я передал ему Лилли, когда она, потянувшись к нему и улыбаясь милейшей улыбкой, назвала его папой.
Эм чуть в обморок не грохнулся.
– Она... ты научил её говорить «папа»?
Клянусь, он сейчас расплачется.
– Да, ну, кто-то же должен научить её к кому обращаться за советом и всё такое... Роуз только машину разбирать её научит.

Мы с братом рассмеялись, я помог ему собрать его вещи. Уходя, он напоследок сказал:

– Эдвард, мужик, ещё раз спасибо. С меня причитается.
– Да, и не думай, что я забуду эту хе... фигню.
Я осёкся, не желая потворствовать новоприобретённым языковым навыкам Лилли.
Эм хлопнул меня по плечу, держа дочку другой рукой. Я уже закрывал дверь, как Лилли вновь назвала его папой, вызвав у меня улыбку.
– Что ещё выучила сегодня? – подражая ей, проворковал Эмметт.
Дверь щёлкнула, я поворачивал засов, когда услышал:
– Блядь!

---

Что думаете: проще преступников ловить или детей нянчить? У Дикварда явно есть мнение на этот счёт, а что вы думаете, дорогие читатели? С удовольствием пообщаюсь, посмеюсь с вами тут и на форуме.

Предыдущая глава || Следующая глава