Проведя в Аду долгие годы, казавшиеся вечностью, Аврора смогла привыкнуть к постоянным кошмарам, пыткам и рекам кипящей лавы. Каждое утро она просыпалась на окровавленном ложе, усыпанном сотнями игл, впивавшихся в кожу; каждое утро на ее спине рисовали причудливые узоры огненные хлысты; каждое утро несчастная была вынуждена вкушать из горькой чаши унижения и боли, зная, что ни в одном из миров ее душа не сможет сыскать себе прощения. Эти ощущения стали такими же обычными, как утреннее омовение – ужасающая традиция Преисподней, презреть которую было невозможно. Поэтому, когда первые лучи восходящей Венеры прорвавшись сквозь амбразуру окна, окутали опочивальню теплым светом, девушка испытала смешанные чувства умиротворения и негодования, отказываясь поверить в истинность происходящего вокруг нее.

Пробудившиеся ощущения, предшествующие возвращению сознания из царства Морфея, играли с ней злые шутки, пытаясь окутать ее ореолом спасительной лжи, которая развеется в тот момент, когда она откроет глаза. Еще одно изощренное наказание Ада – нереальная надежда, ибо вместо привычных игл ее окружало мягкое облако, ласкавшее кожу нежнейшими прикосновениями. Это было чудное видение – сказка, напоминающая о давно забытой жизни, дарящая негу и умиротворение. Перевернувшись на бок, Аврора притянула ноги к груди, сжавшись в комочек, будто пытаясь сохранить остатки энергии, удерживающие вокруг нее эту сладостную химеру, но реальность быстро отвоевала свое, заставив девушку разомкнуть веки.

Первое, что бросилось в глаза – до боли знакомые стены опочивальни Асмодея. Взгляд застыл на трещинках, усыпавших стены замысловатой паутиной и красноватых отблесках чадящих свечей, заливших железные канделябры восковыми слезами. Постепенно в памяти начала восстанавливаться картина минувшей ночи, заставившая душу девушки разрываться от мучительных противоречий. Целая буря эмоций всколыхнула ее естество, рождая в сердце столь противоположные чувства, что Аврора никак не могла их смирить в обреченных попытках услышать голос разума.

Это была гремучая смесь стыда, негодования, обиды, унижения и злости. О, как она сейчас хотела ненавидеть демона за то, что он посмел осквернить единственную ценность, которую ей удалось сохранить в этой Богом покинутой бездне. Но в то же время к этим эмоциям примешивалось нечто такое, в чем девушка боялась себе признаться. Нет, это была не жалость к Асмодею, которую она испытывала в момент навязанной ей близости; не смирение, в котором несчастная пыталась найти успокоение. Это было чувство более глубокое и необъяснимое, противоречащее здравому смыслу, обреченное и грешное, но в то же время спасительное, дарующее надежду и силу на борьбу.

Безусловно, не так она себе представляла момент первой сокровенной близости. Да что уж говорить, будучи с рождения девушкой богобоязненной, Аврора вообще старалась не думать о том, через какую постыдную тайну проходят мужчина и женщина в момент слияния их тел и душ, а произошедшее вчера и вовсе сметало все границы дозволенного, бросая ее в омут истинного порока. При этой мысли единственным чувством, которое должно было завладеть ее естеством, должно было быть отвращение. Она так ждала его, пыталась воскресить внутри себя, но треклятое сердце против воли продолжало искать оправдание всему случившемуся.

Сейчас, пытаясь вспомнить свои ощущения, Аврора не могла сказать, что демон, взял ее насильно, проявляя грубость и жестокость. Нет, напротив, он был почти нежен с ней. Боль, сводившая тело в первые мгновения контакта, постепенно растворилась, к стыду несчастной рабыни, уступив место зарождающемуся наслаждению, которое, впрочем, было омрачено леденящим холодом каменных плит. Но что было потом? Забвение! Каким-то одному ему ведомым способом, Асмодей погрузил девушку в спокойный сон, и к еще большему удивлению, очнулась она в окружении белоснежных простыней на его ложе.

Она, уж точно, не могла позволить себе подобной дерзости, а значит, на кровать ее отнес Асмодей. Но почему? Сострадания за ним не наблюдалось никогда, а тут… участие. Пусть неумелое, завуалированное некой злостью или отрицанием, но уже бесспорное. Что ж, порой забота может принимать разные формы, а любовь и жестокость надевать похожие личины. Таков был Ад, он уродовал даже самые благородные порывы, поглощал даже самый яркий свет, со временем растлевал чистые души. Нет вины демона в том, что он не умеет любить, не ведает жалости и не знает прощения. Это Преисподняя за тысячелетия обратила лучезарного ангела в проклятого Богом монстра. От одной мысли об этом сердце девушки сжалось от сострадания, а в душе разлилось приятное тепло. Но тут же отравляющая мысль ворвалась в ее сознание: неужели по прошествии столетий свет оставит и ее душу? Неужели она по обыкновению смирится со своей участью, позволив адским огням напрочь выжечь все ненужное из души? Неужели она тоже разучится любить и сопереживать с одной лишь целью: выжить в Преисподней, где правят жестокие законы, диктуемые не менее жестокими и бездушными демонами? Нет, она не поддастся, будет сопротивляться. У нее хватит сил.

Мысли опять вернулись к минувшей ночи. Разум неустанно твердил ей о том, что демон взял ее, супротив девичью волю; о том, что ей до́лжно возненавидеть его за подобное оскорбление; о том, что это невозможно забыть и простить. Ее чистая душа воспринимала все с присущим ей смирением, убеждая несчастную в том, что это не самое страшное из адских наказаний, да и наказанием оное можно назвать с большой натяжкой. И лишь сердце, заглушая остальные голоса, кричало о том, что давно его простило за все, убеждая Аврору в том, что рано или поздно это должно было произойти. Сейчас ей казалось, что она знала об этом с того самого момента, как впервые встретилась с ним взглядом, хотя это откровение снизошло на нее мгновение назад. По злой усмешке судьбы свершилось предначертанное, и в центре адской бездны в сердце рабыни расцвел цветок грешной любви к своему хозяину.

Это была запретная и обреченная любовь, которую она поклялась избегать, но та, будто нежданная гостья, ворвалась в ее сердце, сметая на своем пути все преграды и предрассудки, обиды и горечь, даруя надежду.

Загадочная личность Асмодея пробуждала в Авроре жгучий интерес, но в то же время пугала. Воистину, он был тем огнем, который властвовал над людскими судьбами. Он завораживал, вводил в транс, манил и обещал подарить тепло, но стоило к нему приблизиться, обращал все в пепел. Демон мог разрушать, не прилагая, казалось бы, никаких усилий. Он был могущественен, а она, будто безвольная бабочка, зашив холодный страх в белом саване, летела на его свет, замертво падая к ногам. Глупая бабочка! И жестокая ирония судьбы: демон был тем, кто позволил ей взмыть к небесам на крыльях любви, но в то же время и тем, кто в мгновение ока отобрал у нее этот дар, пришпилив к раскаленной земле. Осознание хлестануло ее, сильнее пощечины и, соскочив с кровати, девушка начала взывать к небесным силам, пытаясь найти прощение в собственных глазах.

– Матерь Божья, молю, укажи мне верную дорогу, – шептала она, опустившись на колени, но все, казалось, были глухи и слепы к ее мольбам. Впрочем, она это заслужила, ибо позволила себе броситься в омут этих недозволенных страстей, а потому, единственное, что ей оставалось, это плыть по течению, надеясь на то, что река забвения вынесет на путь спасения ее грешную любовь.

В случившемся не было ее вины, но по каким-то неясным ей причинам Аврора продолжала упиваться своими раскаяниями, будто они могли что-то изменить. Да и хотела ли она что-то менять? В чем именно пыталась покаяться? В своей любви? В том, что не попыталась оказать сопротивления, считая его бессмысленным? В этот момент все казалось таким запутанным, что любой выход виделся ей обреченным и не предвещающим ничего хорошего.

Она представления не имела о том, как ей вести себя с Асмодеем, да и ориентироваться было не на кого. Дэлеб, в ревности своей, каждый день отправляла в опочивальню своего повелителя новых наложниц, а потом запирала их на пустоши. Посмеет ли демоница так же поступить и с ней? Заступится ли за нее Асмодей, памятуя о той помощи, что она ему оказала? Едва ли… Мысленно дав себе сильную оплеуху, Аврора напомнила себе о том, что ее эфемерные мечты обречены точно так же, как и все обитатели гиблой пустыни, которую величают Адом. Судьба такова, что для нее он навсегда останется единственным, а она для него – одной из многих. Аврора Д’Эневер – не особенная, а очередная. И не надо тешить себя иллюзорными надеждами.

Уверив себя в этой мысли, девушка отважилась подняться с колен и осмотреться. Покои были пусты, кое-где догорали огарки свечей, поднимая к высоким сводам тонкие петельки белого дыма, кое-где по комнате бродили самовольные лучики света, проникая сквозь прикрытые портьеры. Асмодея нигде не было, как и Нифелима, который по обыкновению блуждал вокруг резиденции, иной раз позволяя себе заглядывать в окна и звать своего хозяина.

Покинуть опочивальню, не имея на это дозволения, Аврора не решилась, а потому, памятуя о своем задании, решила вернуться к расчетам и спискам. Но сделав несколько шагов, она застыла в нерешительности, остановившись взглядом на сорочке, лежащей на углу кровати.

Об этой традиции она слышала, правда, за время своего пребывания в обители Асмодея ни разу не видела девушек, удостоившихся этой милости. Может потому что дары не успевали дойти до несчастных, канувших в пустоту, может потому, что демон был достаточно скуп на подобные подарки. Как бы то ни было, это была своего рода благодарность повелителя за проведенную ночь.

В первую секунду радости Авроры не было предела. Одежда, пусть и лишенная всяких изысков, после стольких лет наготы, казалась ей благословением небес. Взяв в руки полупрозрачную сорочку, сделанную из белоснежного газа в два слоя, девушка прижала ее к себе. Подойдя к черной зеркальной глади пустоши, и обомлела. Будто из потустороннего мира на нее смотрела уже не девятнадцатилетняя девушка, а умудренная женщина, на чью долю выпали нечеловеческие муки. И хоть внешность ее не претерпела никаких изменений, глаза выдавали ее истинный возраст, если не сказать больше, они оставляли на ее челе какую-то темную печать, которую уже никогда не развеет ни солнечный свет, ни священный огонь. Это была печать Ада, печать страданий, печать проклятия, которую ей носить до скончания времен.

Затем взгляд ее спустился ниже, остановившись на прекрасной сорочке, заканчивающейся на середине голени. Ни одна грубая складка не портила струящейся красоты легкой материи. Казалось, простота кроя лишь придавала облачению изысканности. Под грудью проходила атласная лента, обращавшаяся на спине в небольшой бант, а на кромке подола расцвела кружевная вышивка, придававшая наряду большую завершенность.

Аврора уже собиралась примерить сорочку, как поперек горла встал горький привкус отвращения к самой себе. В ее глазах этот дар приравнивался к подаянию, которым мужчины оплачивают любовь, получаемую от блудниц. На такую жертву она была не готова. Почти двадцать лет назад она продала душу Люциферу в обмен на жизнь собственной сестры, неужели она пала настолько низко, что теперь готова сделать тоже самое ради белоснежного тряпья? При одной мысли об этом Аврора брезгливо поморщилась, отбросив сорочку на кровать.

Впрочем, в своих размышлениях девушка оказалась не так далека от истины. Понимая, что сломить и всецело подчинить себе столь светлую душу не так просто, Асмодей решил растлить ее соблазнами, а это была первая ласточка, выпущенная в небо.

Как бы то ни было, время неумолимо двигалось вперед, а тяжкое бремя ее расчетов все еще оставалось на месте. Страшась накликать на себя гнев повелителя, девушка уселась за стол, раскрыв пару расчетных книг, она стала выписывать цифры на предварительно разлинованный лист. Дело спорилось быстро, и уже через несколько часов у нее получился весьма внушительный список. Хотя где-то на задворках сознания зародилась мысль о том, что это только начало.

– Я думаю, что ты здесь задержалась! Не место всякой черни в покоях повелителя, – прорычал знакомый голос, заставивший девушку похолодеть изнутри. Видимо она так увлеклась своими расчетами, что не услышала грузных шагов Дэлеб, вошедшей в опочивальню.

– Госпожа, я… – залепетала она, вскочив со своего места, но тут же получила звонкую пощечину ладонью, заключенной в стальную перчатку. На располосованной щеке несчастной образовались глубокие ссадины, а кровь забрызгала учётные книги.

– А ты, я смотрю, так ничему и не учишься? – прорычала демоница. – Да как смеешь ты говорить без позволения? Думаешь, эти покои для таких, как ты создавались? Или ты совсем позабыла о своих обязанностях?

– Повелитель попросил… – всхлипнула Аврора, в тщетной попытке объяснить причину своего вынужденного пребывания в этих апартаментах, но тут же получила очередную пощечину. На этот раз удары демоницы были наполнены нескрываемой ненавистью, а оттого были мучительнее обычного, казалось, даже перчатка ее была пропитана каким-то ядом, который буквально разъедал кожу вокруг раны, принося невыносимые страдания.

– Повелитель никогда не просит, – оборвала несчастную Дэлеб, ухватив ее за волосы и вытягивая на середину опочивальни. Боль была настолько сильной, что Аврора уже не могла молить о пощаде, не могла сопротивляться, захлебываясь в собственной крови, а из груди вырывались лишь булькающие хрипы и стоны. Хлыст в очередной раз начал свой ужасающий танец по всему телу, до мяса рассекая кожу.

– Молю, госпожа, – собравшись с последними силами, взвыла девушка, вцепившись в подол ее платья. Казалось, этот отчаянный призыв, сотрясший своды огромной пещеры, возымел свое действие, ибо удары прекратились, а в покоях воцарилась ужасающая тишина. Аврора, набравшись смелости, решилась поднять застланные кровавой пеленой глаза на демоницу, но увидела тихое противоборство, заставившее ее затаить дыхание.

Перехватив занесенную над рабыней руку Дэлеб, Асмодей молчаливо взирал на демоницу. И во взгляде этом было столько злости, столько разочарования, что по спине Авроры мороз пробежался по коже. Надзирательница было рванулась, пытаясь высвободиться из мертвой хватки, но тот лишь сильнее сжал ладонь. На миг девушке даже почудилось, что она слышит скрежет гнущегося железа.

– Владыка, – начала было она, но Асмодей лишь сильнее сжал ее руку, заставляя ее опуститься перед ним на колени.

– Скажи мне, Дэлеб, какой приказ я отдал перед выходом? – спокойно проговорил он, таким тоном, будто речь шла о сущей безделице.

– Вы сказали, чтобы никто не заходил в Ваши покои, – прохрипела она, едва сдерживая слезы унижения и боли. За долгие тысячелетия ее еще никогда так не оскорбляли, да еще и в присутствии рабыни.
Никогда Асмодей не бросал тень на ее авторитет, никогда он не позволял себе разговаривать с ней, с главным инженером Преисподней, таким тоном, и никогда он не заставлял ее падать перед ним на колени. Такого удара Дэлеб не могла от него ожидать, а потому буквально задыхалась от переполнявшей ее злобы.

– Тогда ответь мне, что ты здесь делаешь? – еще сильнее надавив на руку своей жертвы, произнес он. Демоница взвыла от боли, моля его о милосердии, но Асмодей был не приклонен. – Отвечай…

– Наказание, – прошипела она, склонившись к полу.

– Ты ставишь эти оправдания выше моих приказаний? Или считаешь, что я сам не в состоянии наказать грешника? – прошипел демон, сверкнув глазами. – Отвечай же?

– Нет, Владыка, – трепыхаясь в его руках, будто бабочка, пойманная в сети, лепетала она. Сейчас от напыщенного превосходства демоницы не осталось и следа, признаться, своим испуганным видом она немногим отличалась от несущих бремя своего наказания душ.

– Уходи, и в ближайшие два дня не показывайся мне на глаза. После поговорим, – разжимая ладонь, прорычал он, позволив демонице мешком рухнуть к нему в ноги. – Уходи, – не давая ей возможности опомниться, прошипел Асмодей, наблюдая за тем, как бросая гневные взгляды на лежащую на полу Аврору, Дэлеб, на шатающихся ногах, покинула опочивальню.

Опустившись подле девушки, демон ухватил ее за плечи, то ли намеренно, то ли случайно, избегая касаний с кровоточащими ранами, и поставил на ноги.

– Идти можешь? – проговорил он, оглядывая ступни девушки, покрытые окровавленной коркой. Аврора лишь едва заметно кивнула, облизывая потрескавшиеся губы. – Туда, – Асмодей кивнул в сторону купели, следуя за несчастной, оставляющей на полу кровавые следы.

Да, такого кощунства в его покоях не было уже более трех столетий. Его опочивальня была его крепостью наслаждений, здесь демон предпочитал отдыхать от постоянных стонов и пыток, ставших неизменными спутниками Ада. Этого ему хватало за стенами пещеры, а тут такое непослушание. Вместо того, чтобы заниматься своими делами, он был вынужден оттаскивать Дэлеб от своей жертвы. Случись это при других обстоятельствах, Асмодей, по привычке проигнорировал бы подобную дерзость, но сейчас от способности Авроры здраво рассуждать зависело очень многое, а пытки могли и вовсе свести бедняжку с ума, нарушив все его планы, а потому выходка Дэлеб вывела его из себя. По крайней мере, именно так демон объяснил себе свой собственный порыв.

Однако через несколько секунд Асмодей все же пожалел о своей грубости. Надвигалась война, а иметь в своих рядах такого сильного союзника с армией боевых машин было прекрасным козырем.

– «Надо будет решить эту проблему», – про себя отметил демон, наблюдая за неуверенными движениями девушки. И все же хорошо Дэлеб ее приложила, если бы Аврора могла умереть во второй раз, то сейчас, наверняка, билась бы в предсмертной агонии. Не говоря ни слова, Асмодей поставил рядом с ней хрустальный флакон с целительным бальзамом, усаживаясь на краю купели подле нее.

Мысли в его голове боролись за первенство, бесцеремонно отталкивая одна другую, грозя перерасти в настоящую мигрень. На миг Асмодей даже усмехнулся. Интересно, может ли демона сразить подобный недуг?! Впрочем, размышления быстро потекли по проторенному руслу. Невидящими глазами наблюдая за дрожащими движениями Авроры, смывающей с себя кровавую корку, он лихорадочно пытался выдумать слова, которыми объяснится с Дэлеб. И ведь знал он, что эта «выгодная» связь принесет ему немало хлопот, а все равно приблизил к себе эту железную бестию, а теперь, чтобы сохранить ее преданность был вынужден поступиться некоторыми своими принципами. Как жаль, что с ней нельзя было поступить, как с обыкновенной рабыней, связанной с ним кровным договором. Об извинениях он, конечно, не помышлял, да и вины своей не чувствовал, но и оставить все как есть было нельзя. Так что он мог сказать ей обнадеживающего, но в то же время не потерять свое лицо?

Плеск воды вывел его из размышлений. Закончив купание, Аврора села на край купели и принялась втирать целительную жидкость в разодранные раны, которые мгновенно начали затягиваться тонким слоем кожи. Такой бальзам был привилегией лишь тех душ, которым удалось попасть во служение к высшим демонам. Это была еще одна причина, по которой все так рвались в дома «знати», ибо остальным душам приходилось терпеть непрекращающуюся боль в течение долгих тысячелетий. Несчастные были вынуждены ждать, пока раны затянутся сами, но на это, порой, могла уйти целая ночь, а утром пытки начинались сначала – весьма скорбная участь.

Обильно смочив ветошь, девушка отерла ноги, руки, плечи и грудь, возвращая коже привычную бледность и легкий румянец. Но, как ни старалась, до спины дотянуться не смогла, как в зеркале, наблюдая в переливающейся розоватой глади купели глубокие царапины.

Не говоря ни слова, Асмодей вылил немного жидкости в ладонь и коснулся ее спины. От неожиданности Аврора вздрогнула всем телом, через плечо взглянув на спокойное лицо демона. Казалось, это была непроницаемая маска, лишенная всяких эмоций и лишь глаза, в которых полыхало адское пламя, выдавали борьбу, кипящую в его душе.

– Благодарю Вас, Владыка, – осмелилась прошептать она, уводя взгляд в сторону. – Если бы не Вы, она бы…

– Я это сделал не для тебя, – нетерпеливо прервал ее Асмодей. – Мои приказы должны выполняться всеми, будь то обычные рабыни или демоны такого уровня, как Дэлеб. – При этих словах Аврора не смогла сдержать усмешку, хотя легкий вкус горечи от сказанных слов и отравил это мгновение. – Неужели ты находишь что-то смешное в этой ситуации?

– Только горькую иронию, Повелитель! – спокойно ответила она, чувствуя как огненная, но в то же время нежная ладонь прошлась по спине, обведя по контуру глубокую рану.

– И в чем же она?

– В самой природе существ, населяющих три наших мира. За годы, проведенные здесь, я поняла, что и обитатели Небес, и обитатели Преисподней относятся к людям, как к слабейшим представителям разумной жизни, но если вдуматься в великий смысл творения, из всех лишь человек обладает свободой воли. Ведь демоны способны лишь бунтовать, а ангелы – повиноваться, – спокойно проговорила она.
На мгновение его рука застыла на ее спине, а кончики пальцев напряглись настолько, что девушка уже пожалела о своих опрометчивых словах, а демон в очередной раз убедился в том, что по какой-то неясной ему причине, Аврора совершенно утратила страх перед ним. Даже как-то не по себе стало не только от подобной дерзости, но еще и от того, что ему нечем было ответить на подобное высказывание, что случалось нечасто.

– За всю жизнь не встречал большей глупости, – пренебрежительно фыркнул он, стараясь не выказывать особой заинтересованности в этой теме, хотя столь глубокая мысль затронула самые сокровенные струны его души. Ведь если вдуматься, именно бунт превратил их в падших. На первый взгляд он даровал им свободу от гнета Всевышнего, но сильно ли изменилась их жизнь с того момента? Они по-прежнему были подневольными созданиями, порой завидуя уделу смертных, которые в своем развитии ушли дальше небес, дальше бездны. Пусть они и предавались порокам, но в то же время им не чуждо было созидание. В некоторых вещах люди даже могли уподобиться Творцу, как бы кощунственно это не звучало. Они научились создавать города из простых камней, творить величайшие произведения искусства.
Что уж говорить, если б не люди, так и жили бы демоны в своих пещерах, а не купались в роскоши и шелках.

– И все же, многое из того, что на первый взгляд звучит глупо, вполне может оказаться истиной, – проговорила Аврора, перекинув копну иссиня-черных волос через плечо.

– Свобода воли – это иллюзия! – фыркнул Асмодей, краем глаза заметив белоснежный халат, перекинутый через спинку кровати. А он и забыл об этом даре, впрочем, не удивился тому, что он был отвергнут. – Кого ты винишь в том, что оказалась здесь?

Вопрос был достаточно неожиданный и провокационный, но поразмыслив над ним некоторое время, она поняла, в какую сторону демон пытается увести разговор и какими фактами оперировать.

– Себя, – коротко ответила она.

– Себя? – удивленно поднял брови Асмодей. – Лионель Демаре свел в могилу всю твою семью, едва не убил сестру своим проклятием, навязал тебе эту сделку, подвел к погребальному костру инквизиции, а ты винишь себя?

– Я сознательно выбрала свой путь, Вам не хуже меня известно то, что сделка по продаже души, заключенная по принуждению, расторгается в Чистилище. Таковы законы двух миров. У меня был выбор, ангелам его не дают, впрочем, как и демонам. Вы точно так же караете за неповиновение.

– Что ж, великий выбор ты сделала. Добровольно спустилась в Ад, в место, которое проклинают даже демоны, – усмехнулся Асмодей. – И все же, если бы тебе дали второй шанс, если бы позволили вернуться в катакомбы замка в момент заключения сделки, как бы ты поступила сейчас?

– Боюсь, что точно так же, Владыка, – спокойно ответила она. В этот раз пришел черед Асмодея поразиться столь спокойному тону.

– Почему? – Аврора лишь слегка улыбнулась, услышав этот вопрос. Поступок, казавшийся смелым, но вполне объяснимым для людей, оказался далек от понимания демона, привыкшего радеть лишь за собственное благополучие. В Аду жертвенность была чем-то невообразимым, даже сложно себе представить падшего, решившего отдать свою жизнь во благо ближнего своего. Сказки, да и только.

– Лотти – моя сестра, поступи я иначе, она бы умерла, – ответила Аврора, прикрыв глаза.

– Одна жизнь в обмен на другую… так в чем же выгода от подобной сделки?

– Любовь заставляет нас идти на жертвы, не думая о собственной выгоде. Это великий дар… – девушка хотела сказать «Создателя», но вовремя прикусила язык, памятуя о том, какой гнев в демоне может вызвать одно лишь упоминание небесных сфер.

В этот момент меж ними повисла тяжелая тишина, каждый обдумывал действия и слова другого, пытался вогнать сказанное в рамки собственного восприятия и с треском проваливался в этой затее. Какое-то время они сидели молча: Асмодей не прогонял ее, вслушиваясь в ритмичное биение ее сердца, а Аврора не спешила уходить, отчасти из страха перед гневом Дэлеб, отчасти из-за своего желания разделить с ним эти краткие моменты откровений.

– Ты сделала то, о чем мы говорили? – произнес он, нарушая тишину.

– Лишь небольшую часть, Владыка, – виновато склонив голову, промолвила она. – Выписала подозрительные сделки Левиафана за последние несколько лет, но работа еще не закончена.

– И много их?

– Достаточно, Повелитель! – отозвалась она, почувствовав прилив уверенности от его одобрительного тона. Хотя, причина для радости у Асмодея действительно была. Пусть у него и не получилось вычислить похитителя душ, но он завладел не менее ценной информацией и теперь, если Владыка Зависти откажется присоединиться к его рядам по доброй воле, у него будет прекрасный рычаг давления. И пусть многие осудят столь человеческий поступок в Преисподней, демон был уверен, что крайней мерой в достижении своих целей было не насилие, а шантаж. Он был куда эффективнее любой дипломатии. Доказано и проверено людьми.

– Я принес тебе еще одну книгу по учету, взгляни на нее. Завтра будет еще одна. Если я хочу докопаться до истины, то не должен делать исключений для друзей.

Когда раны на ее теле полностью исцелились, демон подошел к столу, где почетное место занял новый том.

– Эти пока тебе не понадобятся, – Асмодей сгреб пять учетных книг, оставив лишь издание Люцифера и весьма необычную на вид рукопись, с которой Авроре лишь предстояло ознакомиться. Подойдя к стене, демон нашел на ней небольшой выступ, с силой надавив на него. Издав небольшой щелчок, в нише открылось небольшое углубление, куда и отправились столь драгоценные документы. Прошептав слова какого-то заклинания на неизвестном девушке языке, демон запечатал тайник своей магией, после чего взял в руки окровавленный лист, на который Аврора выписывала интересующую его информацию.

– А по поводу тех душ, что покинули Чистилище, но так и не добрались до нас что-то есть?

– Увы, – ответила Аврора, подойдя ближе к нему.

– И неужели твою светлую голову не посетило никаких догадок на этот счет? – с долей сарказма проговорил Асмодей, обратив все внимание на грешницу, стоявшую перед ним. К своему собственному разочарованию, демон был вынужден признать, что чистая душа мадам Д’Эневер интересовала его ничуть не меньше, чем пугающая загадочность демона привлекала Аврору. Это был тот взаимный интерес, который рождается от высшего благословения миров, казалось, что их связала какая-то невидимая нить, которая порой растягивалась, становилась тоньше волоса, но была такой крепкой, что ее не могла разорвать никакая сила.

Да, она была ему интересна, ибо при всей своей искренней покорности, нежелании прогневить хозяина, в ней он встречал такое несокрушимое сопротивление, какое встречает волна, бьющаяся о каменную скалу. Да, Асмодей знал, что рано или поздно волны подточат основание и разрушат монолитный массив, но на это им понадобится не одно тысячелетие. Даже будучи бессмертным, демон не желал столько ждать. А потому решил прибегнуть к вспомогательным рычагам, но и тут потерпел сокрушительное поражение. По каким-то причинам девушка осмелилась отвергнуть его дар, то ли от большой смелости, то ли от глупости. Хотя глупой Аврору назвать было нельзя, напротив, столь наблюдательной и в то же время рассудительной женщины он еще не встречал, а может просто не приглядывался к ним. Кто ж теперь разберет! И пусть она не обладала такой неотразимой внешностью, как Барбело, было в ней что-то такое, что заставляло чувствовать себя всесильным и значимым в ее присутствии. Она, будто утренняя заря, несла надежду нового дня, приятную прохладу и умиротворение, вызывала ни с чем несравнимые ощущения. Это заметил Люцифер, почувствовал Абаддон, а потому и Асмодей не мог не увидеть той пленительной силы, исходящей от нее.

– Есть кое-какие мысли, Владыка, – проговорила она, не поднимая на него головы.

– И… – нетерпеливо протянул он.

– Если этой информации нет в оставшихся двух книгах, возможно, ее не заносят в книги намеренно, отправляя души напрямую в пустоту. Ведь у каждого демона есть свой уголок на пустоши, куда никто кроме Владыки Люцифера проникнуть не может. Я думаю, в этом случае был найден обходной путь, где души могли перехватить по дороге из Чистилища.

– И меня эта мысль, признаюсь, посещала, – задумчиво проговорил Асмодей. – Но это невозможно, я лично прошел по Стезе Падших, ведущих из Ада до Чистилища, ощупал каждый камень, проверил защитные заклинания – ничего!

– Тогда…

– Говори же, сейчас уместны любые предположения, – спокойно заметил демон.

– Возможно, нечестны сопровождающие души демоны.

– Сопровождающие меняются довольно часто, вычислить их будет невозможно.

– Повелитель, скажите, ведь ни одному демону не доступна книга учета Чистилища, правда? Даже Владыка Люцифер не знает о том, сколько душ находится в обители кающихся.

– И ты хочешь узнать о том, откуда эта книга у меня? – пренебрежительно фыркнул Асмодей.

– Нет, я хочу обратить внимание на то, что когда не знаешь, сколько должно придти в твое владение, не можешь сказать, сколько пропало, но у нас для этого есть все данные. Мы сможем увидеть в какие дни была пропажа. Смотрите, каждый сопровождающий прилагает свою печать к каждой записи. Мы сможем узнать о том, кто из демонов нес стражу в тот момент, когда пропали души.

– А соответственно понять, кто из демонов стоит за их спиной, – продолжил Асмодей.

– Да, – покорно кивнула Аврора.

– Что ж, займешься этим вопросом после того, как закончишь с этой книгой, – демон указал на алый парчовый переплет с золотым сигилом Вельзевула. А у меня есть дела, – бросил он, направляясь к двери.

– Слушаюсь, Повелитель, – сделав легкий поклон, произнесла она, провожая Асмодея взглядом. А потом, стараясь не терять ни минуты, села за изучение древнего, уже порядком поистрепавшегося фолианта.

Демон тем временем, направился в комнату Дэлеб, надеясь урегулировать возникшие разногласия. Как ни неприятен был ему этот разговор, да и сам факт того, что он должен будет поступиться собственными принципами, выводил его из себя, но победа требовала жертв, а это, к слову сказать, не самая великая цена.

Остановившись у дверей демоницы, он сделал глубокий вдох, со стороны походя на юного любовника, ожидающего первого свидания, правда он ожидал от этой встречи не трепетных чувств, а пытался наступить на горло собственной гордости и принципам, никак не связанным с амурными делами.

Не утруждая себя стуком в дверь, Асмодей вошел в покои. Дэлеб сидела у небольшой купели, размером не превышающей письменный стол, омывая тело. На руках ее расцвели темные синяки, а в глазах застыла невысказанная злость, грозившая перерасти в настоящую бурю.

– Дэлеб, – спокойно проговорил он, усаживаясь на угол кровати. Пожалуй, это было единственным, на что хватило его решимости. Гордость никак не желала отступать перед необходимостью, а потому он замолчал, надеясь на то, что демоница начнет разговор первой, но и она, вопреки обыкновению, хранила тишину. Выходит, первое слово за ним, но что можно сказать в такой ситуации? В подобные моменты он действительно жалел, что не способен проявлять человеческого участия в подобных случаях, ибо по его собственному убеждению оправдания этому поступку не было. Нарушение приказа карается казнью в военное время, и хоть фактическая бойня еще не началась, ее очаги то и дело вспыхивали в разных концах Преисподней. Сейчас не время проявлять слабость. – Ты же понимаешь, что случившееся не должно повториться? – почти шепотом прохрипел он.

– Владыка, – демоница обратила на него свои печальные глаза, – Вы сейчас говорите о том, что уничтожили мой авторитет в присутствии рабыни или…

– Я говорю о том, что правила, писанные для нас – не случайны. Они помогают поддерживать равновесие между нами. Ты не должна была нарушать приказ, ведь это нарушает и мой авторитет в присутствии рабынь и низших бесов. Раз уж мы с тобой радеем об одном и том же, ты, как никто другой, должна понять причины моего поступка.

– Этого не должно было случиться! – прошипела она, пытаясь по крупицам собрать разбитую на мелкие осколки гордость.

– Дэлеб, это вопрос политический, а в политике справедливости быть не может, потому что правда у каждого своя. Тебе должно быть известно, что в скором времени вверх взметнутся знамена, мы должны быть вооружены и готовы дать бой недоброжелателям, которые затаились за личиной коварства.

– А эта девчонка…

– Помогает мне в очень важном деле, не более того. Те документы, с которыми она имеет дело, не должны покидать пределов моей опочивальни.

– Но когда придет время, Вы же посвятите меня в эту тайну? – сжав руками его ладонь, проговорила она, возвращая себе способность здраво рассуждать. Пламя ревности было погашено терпением, которого демон даже не мог от себя ожидать, но вот горький осадок собственной подавленной гордости встал у него поперек горла. Ох, как должно быть веселится сейчас демон, обитающий в нем.

– Не сомневайся в этом, – вставая, произнес он, подходя к двери. Больше всего ему сейчас не хотелось, чтобы демоница надумала себе ложную симпатию, которой Асмодей воспылал по отношению к ее персоне. Повторение недавней близости с Дэлеб, демон уж точно не желал.

– А как же Аврора? – взволнованно произнесла она, чуть ли не силой возвращая его на место.

Раздраженно дернув головой, демон злобно взглянул на демоницу, сидящую возле него. Впрочем, та в темноте едва ли смогла разглядеть злость в разноцветных глазах. А рассмотреть творившийся в его душе беспредел... Это было неподвластно и самому Асмодею. Слишком многие стали замечать его привязанность к этой чистой душе, а ему все сложнее становилось отрицать оное. Это заставляло негодовать его еще сильнее и постоянно искушать судьбу, лишь для того, чтобы убедить себя в обратном.

– А что Аврора? – будто не понимая смысла вопроса, скривился Асмодей. – Закончит свою работу и вернется к привычным обязанностям. Не думаешь же ты, что она останется в моих покоях навсегда.
Поднявшись с кровати, демон направился к выходу. Он поймал себя на мысли, что превосходно разыграл эту партию, хотя чувство отвращения к себе все еще не покидало. Находиться в собственной резиденции подле склочной Дэлеб и смиренной Авроры, заставляющей его душу утопать в противоречиях собственных чувств, он больше не мог, а потому вышел к воротам, полной грудью вдыхая вечерний воздух.

– Ала́стор, – проговорил он, подзывая к себе демона.

– Что изволите, Владыка? – отозвался он, слегка склонив голову. Сказать по правде, Ала́стор был скорее другом, чем слугой, зачастую помогая Асмодею выбираться из таких передряг, о которых история умалчивала. Он был не только доверенным лицом Владыки Похоти, но и ближайшим боевым соратником, в преданности которого последний не сомневался.

– Выясни все по этому делу, – произнес демон, протягивая товарищу небольшой сверток пергамента.

– Какой срок даете?

– Все сроки давно вышли. Это дело жизни и смерти, – проговорил Асмодей, раздраженно тряхнув головой.

– Будет исполнено, – отозвался Ала́стор, провожая взглядом своего повелителя.

Полет… сейчас он был необходим, как никогда, а потому призывно свистнув, Асмодей подозвал к себе дракона, который радостно тряхнул головой в предвкушении предстоящего полета. Вскочив к нему на спину, мужчина взмыл ввысь, оставляя груз собственных проблем на земле, ведь впереди была столь желанная свобода.

Как жаль, что высочайшим распоряжением Люцифера, всем крылатым тварям было запрещено покидать пределы Преисподней. С каким бы удовольствием сейчас Асмодей бороздил небесные просторы мира людей. Ах, как он тосковал по тем временам, когда восседая на спине Нифелима, он пролетал над заснеженными горными вершинами, над заливными лугами и реками, вьющимися серебряными змейками при лунном свете. Тогда, тысячелетия назад, люди считали подобных ему богами или смелейшими из воинов, ибо они сумели оседлать столь могучих существ. Про них слагали саги, героические эпосы, легенды.
А потом… страшась новой войны с небесами, Люцифер закрыл темные врата и из мира людей исчезли и драконы, и исполины, и химеры. Осталась только память о былых временах, которая со временем рассыплется прахом и унесется на стремительных крыльях ветра в пугающее небытие. Такова судьба всего сущего! Возможно, когда-нибудь в эту неизвестность канет и Преисподняя со всеми ее обитателями. Но сейчас думать об этом совершенно не хотелось. Хотелось отдохнуть, скинуть с себя груз проблем, хотя бы ненадолго забыть о грядущей бойне, а кто как не женщина может лучше помочь снять напряжение, к тому же, разве мог Асмодей отказать себе в небольших шалостях?!

Стеганув дракона по спине, демон направился к южной границе центральных земель, за которыми находились наделы чертей, суккубов и прочей мелкой нечисти, несущей службу на бескрайних просторах Преисподней. Меж ними находился Оазис Жизни, ставший местом падения Люцифера. Из пролитой им крови проросли огромные деревья с алыми кронами, стройные, как осины и высокие, как секвойи; оттуда брала свое начала Великая лавовая река, оплетавшая гору Падших. По сути, с этого места начался Ад, а потому демоны почитали ее, как святыню, раз в год устраивая ритуальные жертвоприношения, чтобы отдать дань памяти минувшим событиям. Именно туда и направлялся Асмодей.

С высоты полета каменистые тропинки оазиса, поросшие сухой травой, напоминали пятиконечную звезду с огромными древами на концах. Каждая стезя олицетворяла одну из пяти стихий, коими были огонь, вода, земля, воздух и эфир. А в самом центре этой «звезды» находился грот откровения, воздвигнутый над поломанным мечом Князя Тьмы. Для обитателей Ада это была память великого начала и великой трагедии низвержения. Отсюда началась история темного мира, здесь зародилось царство Люцифера, здесь была колыбель демонов, родившихся в Геенне или созданных Дьяволом.

Приземлившись у окраины леса, демон отпустил Нифелима, а сам углубился в заросли, которые с каждым годом становились все гуще. Казалось, что сила самого Люцифера подпитывает это место, что его кровь до сих пор сокрыта в недрах этой мертвой земли. Пройдя по левому краю рощи, Асмодей ступил на Стезю Огня – самый короткий путь к гроту, впрочем, торопиться ему вовсе не хотелось. Оазис был, пожалуй, единственным местом, где демон мог в уединении предаться собственным мыслям. А мыслей у него было действительно много. К тому же в душу закралась необъяснимая тревога, какое-то дурное предчувствие, довлеющее над ним подобно молоту судьбы. Природу этого странного чувства Асмодей объяснить так и не сумел, но каждый шаг давался ему с все большим трудом, а внутренний голос звал назад.

Уже у самого входа в грот он остановился, прислушиваясь к собственным инстинктам. Голос разума неустанно твердил ему о том, что ощущения, настигшие его – лишь призрачные химеры, вызванные напряженностью последних дней. Ни один демон не осмелится поднять оружие или пролить кровь «брата» на этой священной земле, к тому же, во всем Аду едва насчитается шесть падших, которые могли бы бросить ему вызов. Да и у них было не так уж много шансов его победить. Но вот душа… она была не на месте. Постояв несколько минут в размышлениях, Асмодей повернулся и твердой походкой отправился назад.

– Признаюсь, на секунду я усомнилась в том, что ты придёшь, – игриво произнесла Барбело, заставляя его остановиться. – Неужели Великий Асмодей не нашел в себе сил переступить порог?

Мужчина оглядел демоницу с ног до головы, про себя отметив, что в своих стараниях стать еще прекрасней, она превзошла саму себя. В этот момент он даже пожалел о том, что Барбело избрала службу у Вельзевула, ведь будучи в рядах его суккубов, демоница могла в десятки раз увеличить его доход. Воистину, за ночь с такой красоткой мужчины будут готовы продать не только все свое достояние, но и бессмертную душу.

В момент его визита к Вельзевулу, пред ним предстал ангел небесной красоты, облаченный в белоснежное одеяние, сейчас же подле него стояла роковая женщина, избравшая багровое платье с глубоким вырезом, открывающим аппетитные полушария груди. Да, даже самый целомудренный праведник не сможет избежать подобного соблазна, что уж говорить об остальных.

Тугой корсет, подчёркивающий и без того тончайшую талию, был сплошь усыпан золотой вышивкой, изображающей райских птиц на ветвях виноградной лозы, а атласный шелк каскадами струился по бедрам, падая на пол. Такой страсти Барбело к следованию веяниям человеческой моды Асмодей не понимал, но отрицать то, что наряд еще больше красил демоницу, было глупо. Золотые локоны были собраны на затылке в замысловатую прическу, открывая соблазнительную шею. В руках ее, в лучах заходящего светила, всеми цветами радуги играли два бокала, наполненные багровой жидкостью.

– Ну что ты, – ехидно сверкнув глазами, отозвался Асмодей. – Вспомнил об одном очень важном деле…

– Которое теперь подождет, – вплотную подходя к нему, перебила она его. – Держи, это твое любимое, – девушка подала ему бокал, увлекая за собой в грот.

– Мои вкусы изменились за последние несколько веков, – достаточно холодно ответил он, пригубив солоноватый напиток.

– Это даже к лучшему, – положив ладонь к нему на плечо, улыбнулась демоница. – Значит, я получила шанс исследовать что-то новенькое, – Барбело привстала на цыпочки, чтобы подарить ему поцелуй, но Асмодей демонстративно дернул головой, давая тем самым понять, что подобной дерзости не приемлет.

– Лучезарный блеск новизны быстро тускнеет, – прошипел он.

– О… что-то, я смотрю, не меняется. Великий демон не готов снизойти до нежности… – ухмыльнулась она.

– Зачем ты вернулась?

– Неужели ты пришел сюда только за этим? Не будь таким скучным… – демоница провела пальцами по его груди, запуская руки под халат, слегка сжала мускулистые плечи, сбрасывая с него одежду.

– Я не верю в совпадения… Бунты идут один за другим, Люцифер решил покинуть Преисподнюю, прикрываясь неизвестностью, а такие как ты… кто всегда ненавидел это место, почему-то потянулись назад. Итак…

– Как ты сам сказал назревает война, Асмодей. Мы стремительно летим в еще более глубокую бездну и ввергли себя в нее мы сами, так почему бы нам не насладиться полетом, пока все не кончилось?

– На войну…ты вернулась за этим? – усмехнулся он, передразнивая ее тон. – Ты не воин, Барбело.

– Верно, но не только сила выигрывает битвы.

– И что же за козырь ты припасла в рукаве? – мужчина иронично улыбнулся, пройдясь рукой по изгибу талии. – На чьей стороне выступишь? – демон знал, что столь скоропостижное прибытие Барбело не сулит ничего хорошего, знал он и то, что она сыграет не последнюю роль в его судьбе, но сейчас знания и предчувствия отступили на второй план, уступая место почти животным инстинктам.

– Неужели ты боишься меня? Будь спокоен, не все игроки еще показали свои личины. Я жду. Но, Асмодей, неужели ты мне не доверяешь?

– Доверять тебе? – усмехнулся он, – упаси меня Люцифер от подобной глупости. Впрочем, одно другому не мешает… – при этих словах в его взгляде сверкнула столь знакомая ей искорка, что демоница ехидно улыбнулась.

– Ах, Асмодей, твое недоверие ослепляет тебя, не давая увидеть истины, – фыркнула демоница, лаская его кожу. – И оскорбляет меня!

– И в чем же истина?

– Истина в умении отличать друзей, которые притворяются врагами, и врагов, примеривших на себя личину друзей. Знай, кому ты можешь доверить идти за тобой, а кого должен пропустить вперед, ибо ни один враг не должен увидеть твою спину, но и к друзьям поворачиваться спиной неразумно, они должны идти рядом.

– Так кто же ты мне? – усмехнулся он.

– А как ты думаешь? – ехидно спросила демоница, вставая к нему еще ближе.

Улыбнувшись, она стала покрывать легкими поцелуями его кожу, заставляя десятки мурашек бегать по спине. Казалось бы, в этих неизощренных ласках не могло быть ничего особенного, но когда за дело бралась столь умудренная опытом женщина, ощущения усиливались многократно. На мгновение демон даже забыл о том, что хотел у нее спросить. Да, такое прекрасное и податливое создание способно лишить мужчину разума. Великая сила – красота! Она не оставляет равнодушным ни человека, ни ангела, ни демона. Сильнейшее оружие женщины.

Поддавшись этому порыву, Асмодей притянул демоницу к себе, одной рукой задирая юбки, а второй расшнуровывая алую ленту, которой был стянут корсет. Барбело блаженно закинула голову назад, предоставляя ему полную свободу действий. Впрочем, сейчас выбора у нее особенно и не было, так как остановить распаленного желанием демона не смогла бы ни одна чертовка.

Темны лабиринты души, охваченной страстью, но сейчас эта тьма, вырываясь на поверхность, буквально окутывала их черным ореолом энергии, становясь еще гуще. Однако, куда темнее были лабиринты коварных расчетов, где пожар плоти преграждал тропу к спасению… Впрочем, спасения из них никто не желал, ибо подобный грех был слаще покаяния, желанней свободы, упоительнее глотка живительной влаги жарким днем.

Это была настоящая феерия страсти, и лишь заходящая Венера стала молчаливой свидетельницей этого безумия. Их обнаженные тела, соединялись друг с другом, отливая огнем в окутавшей их тьме, утопая в бескрайнем океане вожделения, переплыть который не дано ни одной живой душе. Их стремительные, почти грубые, движения причиняли боль, но это лишь распаляло любовников, решивших в эту ночь отдаться поистине адской страсти, граничившей с болезненной одержимостью. Распластавшись на холодных камнях, они буквально раскаляли их огнем собственных душ, давая выход энергии, веками копившейся в закоулках их естества. Если бы в груди демонов бились живые сердца, то сейчас они наверняка бы взорвались, не выдержав такого бешеного ритма.

Когда же это безумство закончилось, ночь, будто желая скрыть следы постыдного преступления, неприемлемого даже для Преисподней, укутала их темным покрывалом, заставляя ощутить приятное послевкусие бурной страсти. Их тела пронизывала томительная, немного болезненная дрожь, жар обуял все существо, а легкое головокружение рождало в воображении чарующие образы. Да, к собственной злости Асмодей был вынужден признать, что именно такой близости ему не хватало долгие века, но все же это было не то, чего жаждала душа.

Когда огонь плоти погас, осталась лишь выжженная пустота, хранящая на себе печать обреченности, так ко всему этому еще примешалось невесть откуда взявшееся чувство вины, отравляющее разум. В общем, последнее послевкусие было преотвратнейшим, хоть в петлю лезь, да толку… умереть не получится, лишь для чертей потеха. Да еще и былая тревога, возродившись из пепла потухшей страсти, начала петь реквием по его надеждам. Ох, не здесь он сейчас должен быть! Не здесь! Прошло время плотских утех – на пороге война! Утвердившись в этой мысли, он накинул на плечи халат, приглядываясь к кровавым отблескам заката – дурное предзнаменование, сулившее лишь беды.

– Ты изменился, – проговорила Барбело, прикрыв грудь подолом платья.

– Прости… – возвращаясь к реальности из своих размышлений, произнес он, вглядываясь в небесные глаза демоницы. – Повтори…

– Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы увидеть, насколько далеки от меня твои мысли, – не скрывая раздражения, проговорила она, ухватив его ладонь. – Я не привыкла к тому, чтобы мной пренебрегали… – Барбело скривила обиженную гримаску, которая так умиляла его в былые времена. Но сейчас, придавленный грузом тревог, Асмодей не придал ей никакого значения, напротив, ее игривость казалась ему совсем не к месту, а оттого еще больше выводила из себя. – Что тебя гнетет? – поинтересовалась она, не смея продолжать свою игру.

Знал бы он ответ на этот вопрос, сейчас не мучился в этой неизвестности. Все навалилось на него в один момент. Столько противоречивых мыслей и еще больше противоречивых эмоций. Квинтэссенция смерти и жизни, добра и зла спутались в паутине хаоса и восприятия, диктуя ложные постулаты, порой противоречащие его сущности. А может, они наоборот были истиной, которую он не мог постичь из-за слепого рвения доказать самому себе собственную непоколебимость. Вокруг все менялось, двигалось вперед, но он… он всеми силами души пытался остановить эту карусель, страшась внутренних изменений. Природные инстинкты, доводы разума, зов души – все это смешалось в гремучий коктейль, ядом разливавшийся по его венам. Как это раздражало!

– Я должен идти, – проговорил Асмодей, натягивая штаны.

– Как? Почему? – вознегодовала демоница, злобно сверкнув глазами, в эту секунду ее лицо утратило чарующую привлекательность, открывая истинную сущность, таящуюся за ангельской внешностью.

– Потому что так говорят мне мои инстинкты, – выскакивая из грота, бросил он.

– Постой, – крикнула демоница, кидаясь за ним, но ее голос растворился в оглушительном крике Нифелима, своим пламенем освещавшего дорогу хозяину. Демоница еще что-то кричала ему в ответ, бесновалась, наспех набрасывая на себя горы шелковой материи, но ни одно слово не достигло ушей Асмодея. Может он еще пожалеет о своем опрометчивом поступке, может огонь ревности Барбело спалит слишком многое, но сейчас это казалось неважным, а точнее меркнущим перед истинной бедой.

Всегда руководствуясь доводами разума, повинуясь собственным стремлениям, Асмодей забыл об одной истине. Ум часто пасует перед трудностями, предаваясь какому-то оцепенению, и тогда власть над существом перенимали инстинкты, ставшие природным источником защиты. Они не ошибались, не лгали, а потому были единственной правдой, освещающей непроглядный мрак. А сейчас он был прав: не здесь он должен быть. Не здесь!

Предыдущая глава || Следующая глава