***
Дверь открылась. На пороге, упираясь одной рукой в дверной косяк и как бы преграждая путь, стоял Эрик. Он улыбался… Лучше бы он не улыбался, потому что вынести такую улыбку можно только обладая изрядной долей мужества, а Селин не была уверена, что ее запасов отваги на это хватит.
Почувствовав неловкую паузу и, очевидно, неверно ее истолковав, Дин громко шепнул ей, обнимая за плечи, словно хотел защитить:
- Не бойся, он не кусается.
- Кто? Я не кусаюсь? – произнес Эрик, и у Селин закружилась голова. – Навет! Селин, какая приятная, хотя и чуть-чуть неожиданная встреча!
Все ясно, он ее спасать не собирался.
…Что ж…Поделом!...Идиотка…
- Джозефина, Дафна, целую ручки! – поклонился Эрик детективам с преувеличенной и желчной галантностью. - Проходите.
Когда Селин, наконец, смогла заставить себя сдвинуться с места и приблизилась к нему, Эрик, продолжая сжигать взглядом, мягко взял Селин под локоть, наклонился к ней и поцеловал в щеку. В жизни ни один поцелуй, кажется, не поднимал такого смерча в сердце и смуты во всех ее чувствах, как это краткое прикосновение. Селин боялась поднять глаза на Эрика. Но и мысль о том, чтобы обернуться к Дину приводила ее в ничуть не меньший трепет. А вы говорите «между Сциллой и Харибдой». «Между Стентсоном и Харрисом» - вот он, подлинный ужас! Даже представить себе лицо Дина, его необычайной красоты глаза, сузившиеся и похолодевшие… или, наоборот, глаза в которых пляшут языки испепеляющего пламени, молнии, бешеные ураганы – таким воображала его сейчас Селин – это было выше ее душевных сил.
- А это что, мне? – искренне удивленный голос Эрика вывел ее из секундного ступора. Она вспомнила, что по-прежнему протягивает ему розу, причем кулачок Селин упирался Эрику в грудь, сжимая розу с такой яростью, что Стентсону пришлось бы отбирать ее силой. Селин кивнула. – Я тебя обожаю, - произнес Стентсон, то ли искренне, то ли нет, снова склонился к ней и схватил стебель зубами. – Так, г’шпода, жахо’им, не штоим на ’ороге.
- Вы знакомы, что ли? – Дин, очевидно, только что пришел в себя от шока. Сзади началось некоторое движение, Дин и Сэм вошли и захлопнули дверь.
Эрик не отвечал. Помог сжавшейся, как воробей в кулаке, мисс Пфеффер снять пальто, а когда она, не видя от Стентсона реакции на вопрос Дина, попыталась издать звук, Эрик сильно сжал ей локоть. Звук оборвался, так и не излетев из ее уст. Затем Эрик с аккуратностью, в которой, определенно, сквозило что-то нервозное, повесил одежду Селин на вешалку, вынул цветок изо рта и молвил:
- Дин, понятие глобальной деревни было введено твоим компатриотом в начале 60-х годов прошлого века. За прошедшие с той поры пятьдесят лет мир не изменился, он лишь сжался еще больше. Нью-Йорк в свете этой теории – не более, чем маленький заштатный городишко, - Эрик развел руками, - здесь все друг друга знают.
- Смешно, - тихо сквозь зубы процедил детектив и принялся стягивать с себя кожаную куртку. С нее падали дождевые капли.
- Скорее, грустно…- бросил в ответ Стентсон. - Господа, прошу располагаться в моем логове, - сказал он затем, жестом указав на комнату, а сам ушел в ванную.
В квартире звучала музыка. Она стояла в воздухе, как облако тяжелых и резких духов. Она была прокуренная и черно-белая, как свингующий Лондон.
…When I was young it was more important…pain more painful, laugh much louder, yeah…when I was young…
Она срывалась на крик, звенела виолончельными струнами посреди путаницы гитарных взревов, дрожала, словно угарное и влажное марево какого-нибудь подвала под названием «Клуб Пещера».
…My faith was so much stronger then…I believed in fellow-men…and I was so much older then…
Мелодия была такова, что звуки ее стенали, и тосковали, и хохотали сардоническим отчаянным хохотом, но внутри нее жила, хватаясь за надежду измученная душа. Все, что принадлежало Эрику и окружало его, было очень на него похоже.
…when I was young…when I was young…*
Трое, Дин, Сэм и Селин разбрелись по жилищу Эрика, бессознательно стараясь держаться в стороне друг от друга. Селин не решалась даже взглянуть в сторону Дина, который встал около широкого окна, и рассматривал расставленные на подоконнике фигурки. Дин сунул руки в карманы джинсов и, определенно, пребывал в глубокой задумчивости, даже со спины было заметно, насколько он сделался напряжен. За окном с карнизов низвергались целые водопады дождя.
Квартира состояла из двух комнат, частично разделенных перегородкой, и маленькой, типичной для старых домов кухни. В гостиной стояло два дивана. Между ними - стеклянный кофейный столик, заставленный большими тарелками, столовыми приборами, бутылками пива, вина, и еще одна бутылка с виски стояла под столиком около ножки. Пахло пиццей.
Селин вошла во вторую комнату. Здесь в полумраке горела одна лишь настольная лампа, и едва мерцали движущиеся изображения скринсейвера на экране ноутбука. Еще один широкий кожаный диван, книжный шкаф во всю стену, в котором тускло поблескивали золочеными корешками многотомные собрания сочинений. Вся эта коллекция, определенно, была не Эрика – собственные его книги лежали стопками на письменном столе и на длинном журнальном столике около окна. Они были какими-то совсем другими, живыми, многоцветными, они блестели глянцем обложек, в них сразу хотелось заглянуть. А те, из шкафа, словно сами разглядывали тебя недобро и подозрительно, по-стариковски.
Еще была гибсоновская акустическая гитара, которая стояла на диване, прислоненная к его спинке. Селин всегда это забавляло: лишь одного взгляда было достаточно, чтобы со всей определенностью сказать, что для Дина его Импала 1967 года – не просто автомобиль. Это его «малышка», капризная и даже чуть-чуть жутковатая подруга-чертовка. У ней словно бы имелась душа… или это Дин отдал ей какую-то небольшую частицу собственной… А теперь вот она, спрятавшаяся от гостей Эрикова «девочка», не столь громоздкая и норовистая, но, определенно, не согласная на меньшее, чем любовь, восхищение и недюжинное мастерство. Кажется, у них с Эриком все было серьезно… Селин усмехнулась сначала, а потом у нее комок поднялся к горлу при мысли о том, что она сама сотворила.
- Господа, - опять громкий голос Эрика в гостиной, - предлагаю подналечь на сухие полотенца и мокрые, но горячие напитки для поддержания телесного здоровья и душевного равновесия. Льет сегодня, однако, как в тропиках.
…Для душевного равновесия… Вы напейтесь сегодня пьяной, Фрида, и ни о чем не думайте… Но нет, не выйдет…придется держать ответ …
- А где, собственно?.. А! – Эрик заметил Селин в кабинете и отправился к ней. – Ты сильно намокла? Что-нибудь теплое из одежды дать? – он протянул ей белое махровое полотенце. Волосы у него почему-то тоже были влажные и прилизаны на висках.
- Нет-нет, все отлично, - проговорила Селин.
- Ты в этом абсолютно уверена? Есть плед, - он вглядывался в нее, чуть щурясь, будто хотел понять ее мысли. А она силилась что-то сказать…впрочем, что здесь вообще скажешь? Дин в гостиной следил за ними пристальным взглядом – Селин ни разу еще не замечала в его взоре столько холода.
…Только бы они не сцепились…
- Эрик, спасибо.
- Если что, обязательно дай знать. Я сейчас… - и снова упорхнул. – Дин, на пару слов тебя можно? – громко сказал он из кухни, и у Селин на секунду все опустилось внутри. – Расскажешь поподробнее, что там с экспертизой этой?
- Угу, - кивнул тот и отправился вслед за ним, вытирая на ходу голову.
Селин прошлась по комнате, с удивлением обнаружила среди прочей литературы ту же книгу, что читала сейчас сама. Только у Эрика она была немного потрепанная, словно ее перелистывали и перечитывали не один раз. Потом посмотрела на Эриков лэптоп и тронула слегка мышь. Скринсейвер пропал и на мониторе появился рабочий стол. Селин с невольным любопытством принялась разглядывать заставку на экране.
- О! Арчимбольдо? – в проеме появилась фигура Сэма. Он был взлохмаченный и очень забавный из-за этого. Этакая огромная каланча со «шваброй на голове», как говорили про такие прически в 60-е годы.
Было все-таки большим везением, что Сэм тоже оказался здесь. Ему, конечно, отчасти передалось настроение напарника (с которым они были, определенно, большими друзьями), но, все же, он оказался в этом чудовищном казусе стороной незаинтересованной и создавал впечатление вполне трезвомыслящего человека.
Сэм подошел и присмотрелся к изображению. У Эрика на мониторе было изображение Водной Стихии, где скользкие, влажно поблескивающие чешуей, переплетенные тела гадов складывались в образ женщины в ожерелье из сияющих перлов и с жемчужной серьгой в ухе. Морские и речные твари шевелились, копошились, выползали из подводного мрака, беспомощно двигали плавниками, крышками жабр, усиками, щупальцами и длинными шипами на хвостах, но огромный и по-человечески осмысленный серый глаз рыбы смотрел с мольбой, словно просил рассеять колдовство, сплетшее этот клубок чудовищ, и отпустить на волю.
- Картинка на мониторе часто может выдать много секретов пользователя, - сказал Сэм задумчиво.
- Вы, пожалуй, правы, - ответила мисс Пфеффер. – У меня на рабочем столе целый месяц висит какой-то косметический набор от Живанши…Большая такая рекламная фотография. Наверное, я его тайно вожделею, - она улыбнулась с явственной самоиронией. - Энрике! – крикнула Селин, стараясь придать своему голосу как можно больше оживленности.
- Да, госпожа! – долетело из кухни.
- Ты любишь Арчимбольдо?
- Как сказать…- где-то что-то шуршало, и шумела вода, - …сейчас… одну секунду…подойду, отчитаюсь…
- В нем, определенно, есть что-то сверхъестественное, - сказала Селин задумчиво.
- Вы сейчас о ком говорите? Об Арчимбольдо или об Эрике? – вдруг спросил Сэм, чем привел ее в немалое смущение.
- Что?..Ой… Нет…я, конечно, о нем, - она кивнула на картину. – А вы позволите задать вам светскосалонный вопрос, Сэм? – поторопилась она замять этот конфуз.
- Давайте, у меня большая практика.
- А что вы думаете о маньеристах XVI века? – она сделала губки бантиком.
- Обожаю, особенно с устрицами хорошо идут, - засмеялся Сэм.
- Вы молодец, Сэм! На дурацкие вопросы так и нужно отвечать.
- А, это мой брат так обычно шутит…- сказав последнее, он почему-то на секунду замялся, словно ляпнул лишнее, и поспешил продолжить: - Мне, вы знаете, часто кажется, что люди, изображающие сверхъестественное, на самом деле мало что о нем знают.
- …короче, невинен, как младенец? – послышался голос Эрика. Он опять, словно тень, проскользнул мимо кабинета. – Даже не интересно…
- …шь сказать, прикольнее было б, если бы …совпала?.. – это уже голос Дина.
- …насчет прикольно, это, конечно вряд ли…но остроты и пикантности точно бы добавило в наши отношения… - короткий бархатный смешок, а затем оба заговорили тихо, и слов стало не разобрать.
- А вы считаете, что потустороннее существует? – полюбопытствовала Селин.
- Ну…скорее да, чем нет…впрочем, я не уверен…все возможно…
- …I’m looking through you…where did you go?..I thought I knew you…what did I know**…Господа, прошу, - Эрик и Дин вернулись, они держали в каждой руке по стакану для виски, но налит в них был глинтвейн. – Что там за притча с синьором Джузеппе? – Эрик протянул стаканы Селин и Сэму, свой забрал у Дина.
- Он у тебя на рабочем столе.
- Как он, каналья, туда попал?! – притворно изумился Стентсон.
- Что вы, профессор, думаете об этом живописце? – спросила мисс Пфеффер, тайно радуясь тому, что Эрик, вроде, пришел в себя после ее появления в компании детектива Харриса и его напарника.
- Скажем так… Кажется, что в его аллегориях есть глубокий философский смысл и скрытая символика, хотя вполне возможно, что в них нет ничего, кроме неуемной игры воображения. Тоже самое можно сказать и об игре природы. Посему я отношусь к его творчеству в большой степени как к курьезу из кунсткамеры. А в последнем аспекте он чем-то напоминает меня самого: курьезности много, а смысла в ней мало. Впрочем, должно признать, для взора довольно-таки насладительно, - он улыбнулся Селин, но одними лишь губами, в глазах было по-прежнему пристальное внимание и не высказываемый вопрос.
- Слушай, а ты надолго еще в Нью-Йорке останешься? – спросил вдруг Дин.
- Видимо, не долее, чем до конца семестра.
- А чего так?
- По многим причинам. Прежде всего, я не в восторге. Я не могу сказать, что мне очень нравится здесь работать. И уж точно не нравится здесь жить, когда ни одной родственной или хотя бы знакомой физиономии вокруг, - Эрик сел на край стола. - Мне хотелось бы вернуться в свою альма-матер. Летом должна освободиться вакансия в Сэйнт Джонс, и я просто обязан участвовать в конкурсе на ее замещение… даже несмотря на то, что из этого ни черта не выйдет…- как-то мрачно присовокупил он, чуть подумав.
- Почему ты так считаешь? – это уже Сэм поинтересовался.
- Опять же по многим причинам. В основном крайне субъективным. Люди, знающие меня только с репрезентативной стороны, относятся ко мне далеко не с той же благожелательностью, с которой я отношусь к ним. Видишь ли, есть такие физиономии, на которых от рождения написано слово «Виновен!» У меня как раз именно такая физиономия…

…Twenty-four years just waiting for a chance…To tell her how I feel, and maybe get a second glance…Now I gotta get used to not living next door to Alice***...
Звонил телефон Эрика, который он вынул из кармана пиджака и положил на стол рядом с компьютером.
- Поглядите-ка! Не успел заикнуться, как уже телефонируют! – оживившись, заметил Эрик, и посмотрел на дисплей. – А вы изволите толковать о пятом измерении! Прошу меня извинить,- и он отправился в гостиную. - Приветствую, дорогая моя! – он встал боком к окну, и Селин видела, как Эрик впервые за весь вечер заулыбался подлинной своей улыбкой, ясной и сердечной. Он сказал следующее: …Все нормально, Элис… Как у вас дела? …Что?... С отъездом ты стала гиперчувствительна к моим интонациям…Все прекрасно… - он покосился на странную компанию своих странных друзей. Потом он вдруг спросил изменившимся тоном: - …Что там у вас?.. – и сразу же его будто сковала настороженность. Потекла долгая пауза, и, выслушивая свою приемную мать, он медленно двинулся по комнате. Селин видела, что с каждой секундой лицо Эрика все больше и больше мрачнеет, пока вдруг его не исказило что-то вроде судороги. - …Да он что, охренел что ли совсем?!.. – взорвался Стентсон неизвестно из-за чего. Сэм и Дин переглянулись друг с другом столь многозначительно, что создавалось впечатление, будто они натурально обменялись мыслями. Эрик опять быстро скосился на троицу, и продолжал уже сдавленным голосом: - …Он вообще соображает, во что превращается?...Кровопийца чертов…Извини…я не кричу…Да у меня уже репертуара языковых средств не хватает для адекватного самовыражения, одна просодия осталась! Верно…и невербалика…смех сквозь слезы...Сколько это уже продолжается-то!...Что? …Что я могу сделать, находясь за три с половиной тысячи миль?… Допустим, так…Хорошо, а Брайни не изъявил желания осуществить какое-нибудь телодвижение в этом направлении?.. Прости?...А Сэмми меня не...? Да он меня так послал, что нормальные люди оттуда не возвращаются, и только я, как чертов феникс, почему-то вечно… именно, из пепла… - продолжал рычать Стентсон. Впрочем, было самоочевидно, что свирепеет он не на собеседницу, а на некое третье лицо. И, судя по прозвучавшему имени, третьим лицом являлся его средний сводный брат. -… Да сколько можно?.. Селин!…То есть…черт… Элис! я тебя прошу…да, оговорился… именно…Только не надо фрейдизма…все, извини…выдержки уже не хватает…именно…Послушай, мне сейчас крайне неудобно это обсуждать…- Эрик опять вспомнил о том, что за ним наблюдают три пары глаз. - …Я могу позвонить сегодня позже?... У вас сколько сейчас времени? …Нормально…Мне надо это переварить и обдумать…Хорошо…извини еще раз…Я позвоню…Брайану намекни, пожалуйста, что я жажду услышать его ангельский голос в связи с этим… Обязательно…- закончив разговор таким образом, Эрик кинул телефон на диван, чуть постоял, скрестив руки на груди, поглядел задумчиво перед собой. Селин по движению его губ поняла, что Эрик еле слышно процедил что-то вроде «твою мать!».
Когда он возвратился к насторожившимся и приумолкшим гостям, то выглядел неестественно спокойным. На вежливый вопрос, все ли в порядке, он с непроницаемым лицом коротко отвечал, что все отлично, и что разберутся без него, прямо давая понять, что тема закрыта, и звонок из Старого света никакому дальнейшему обсуждению не подлежит. Но с ним что-то сделалось. Несомненно, Эрику была сообщена новость, которая окончательно выбила его из колеи, и если до разговора Стентсон был лишь немного на взводе ввиду невероятного разоблачения маленькой куртуазной игры мисс Пфеффер, то теперь, сказать по правде, он рвал и метал. Ему, кажется, стоило огромных усилий продолжать непринужденную беседу и вообще находиться в обществе кого бы то ни было. Так продолжалось некоторое время. Наконец, взяв со стола стакан, Эрик подошел к окну, глянул на улицу и на небо. Затем залпом выпил и, как бы между прочим, заметил:
- Дождь, по-моему, кончается… Знаете…эм… вы не будете против, если я вас ненадолго покину? Пойду, перекурю. Если что, я на пожарной лестнице, - сказал и, не дожидаясь ответа, ушел с поспешностью человека, которому сделалось вдруг нехорошо. Вскоре послышалось, как он открывает окно на кухне.
Выждав несколько минут, Селин отправилась вслед за Эриком под предлогом того, что хочет выяснить, в чем дело. Дин возражать не стал, но выглядел он почему-то теперь не столько хмурым, сколько обеспокоенным, словно что-то напряженно обдумывал или пытался разгадать. Более того, показалось на секунду, что он, возможно, и стал бы Селин разубеждать, но сейчас ему самому необходимо было приватным образом поговорить с Сэмом. Чуднáя мысль промелькнула у нее в голове: ничего общего во внешности напарников, вроде бы, не было, но выглядели они, когда стояли рядом, совершенно, как братья.

Селин с непривычки никак не удавалось поднять тяжелую деревянную раму. Она открыла окно наполовину и высунулась в образовавшуюся щель. Дождь и вправду перестал, но в воздухе еще летала водяная пыль, и откуда-то сверху на голову непрерывно падали крупные капли. Было холодно, и пахло грозой, хотя во время ливня молнии сверкали так далеко над заливом, что раскатов грома не было слышно. Постепенно расчищалось небо, темно-синее в зените, а ближе к горизонту желтоватое с серым. Зацепляя клоки быстро бегущих облаков, из-за соседнего дома показалась убывающая луна. Все было мокрое, умытое и блестело жирными блесками окон и зажегшихся внизу фонарей. Над 72-й улицей собиралась, путаясь в безлистых кронах, прозрачная сероватая дымка.
Эрика Селин увидела сидящим на решетчатой площадке слева от окна и в первый момент даже чуть-чуть струсила. Он был точно как привидение, слепившееся из плотного войлока сумерек, только статуйное лицо с полосами шрамов светлело в сгущающейся темноте. Лунный свет, еще несмелый и мутный, лизнул щеку Стентсона, его прямой, как стрела, нос; тусклое сияние легло на плечи и на сверхъестественной черноты волосы. Сидел Эрик в какой-то романтически-мрачной позе, согнув одну ногу, упрев локоть в колено, и задумчиво при этом ерошил прическу. В руке его дымилась трубка.
Услышав возню с окном, он обернулся, причем в глазах его метнулось ледяное пламя, но сразу же погасло, из чего Селин сделала вывод, что предназначался этот убийственный взгляд все-таки не ей. Демон поднялся совершенно неслышно, подошел и, подставив руку под край рамы, наклонился, кивнул Селин молча и вопросительно.
- Можно к тебе? – спросила она.
По-прежнему не произнося ни слова, он сунул трубку в зубы, слегка оскаливаясь, рывком поднял окно до упора и помог Селин выбраться на лестницу. Здесь она увидела узкую решетку вдоль стены, две площадки справа и слева, высокие ограждения и довольно зловещий провал в центре всей конструкции, через который можно было, оступившись по неосторожности, запросто порхнуть вниз к соседям – невысоко, но чрезвычайно неприятно. Селин сделала несколько шагов, которые отдались в решетке стальным скрежетом, и села на верхнюю ступеньку. Маскируя за кашлем вырвавшийся невольно вздох, Эрик опустился рядом. Приняв ту же позу, в которой он находился до появления Селин, Стентсон продолжил в глубоком молчании курить. Было слышно только его дыхание и иногда легкий шорох одежды. Для него присутствие Селин было, по всему, и тяжко, и мучительно, и, все же, отрадно: искоса за ней следя, он лица к ней не поворачивал, не заговаривал; оставался сумрачен и безмолвен, но и не отстранялся, не избегал – Эрик, словом, был сам не свой.
Селин пристально посмотрела на его темную, полную картинного изящества, фигуру. Сколько бы раз она Эрика ни видела, он неизменно был одет в черное. И всегда со своей джокондовкой неподступной улыбкой, хищной и красивой, а ввиду красоты еще более жуткой; всегда любезен и совершенно непроницаем, подчеркнуто закрыт. Люди его, несомненно, боялись, и Селин, в общем-то, могла вообразить, почему. Но сама вовсе не разделяла их чувств. Она знала, что присутствует в Эрике дьявольщина, но Селин это не пугало совершенно, потому что кроме дьявольщины было еще и нечто ей противоположное. Селин было необыкновенно легко с Эриком. Просто, думала она, человек такой…
- Ты куришь трубку? – сказала Селин плавным глубоким голосом. Эрик даже замер. - Довольно необычно.
- Когда дома. В остальных случаях получается неудобно, - отвечал он, все же, холодно отстраненно.
- Дым приятный…
- М-да…- Эрик долго глядел куда-то вниз на стену дома и на арочные соседские окна, украшенные вставками рельефа. Лилейная с серебром луна была разлита по стеклам. Неожиданно он произнес иронически и печально: - Я – трубка бедного пиита:/ Ему я нянька и защита. /Когда химеры черной тучей/ Опять сгущаются над ним,/Я в потолок пускаю дым,/Чтоб он не видел рой паучий…- Эрик смолк на несколько секунд и опять покосился, словно кот. - Тень прошлого плывет клубами - /И он впивается зубами/ В мой безответный черешок…/ Еще затяжка – и готовы / С его души упасть оковы. / Я гасну…Сон его глубок… - он уронил голову на грудь, закрыв глаза. Губы Эрика улыбались, но, право слово, хотелось разрыдаться от этой его улыбки.
- Эрик, послушай…
- Ты хочешь сейчас выяснить отношения? – неестественно ровным голосом спросил он. Селин смолкла, чувствуя, что Эрик опять с неумолимой быстротой теряет самообладание. – Я такого желания не имею. Единственное, что я хотел бы сказать… вот это… - Эрик выразительно ткнул черешком трубки в сторону своей кухни, - …это то, что я называю liaisons dangereux.
- Эрик, ты ревнуешь…
- А это уже относится к области моих сугубо личных переживаний. В конце концов, никто у меня такого права не отнимал, - оборвал ее Стентсон, словно упоминание о ревности было для него столь же неприятно, что и обсуждение какого-нибудь унизительного недуга, вроде геморроя или сумасшествия. – Однако в данный момент я тебе даю вполне объективную оценку, как сторонний, но до некоторой степени осведомленный наблюдатель: Дин и Сэм – это такая штука, которая может хреново закончиться.
…Это уже что-то новенькое… Что за нонсенс!..
Селин невольно выпрямилась, посмотрела внимательно ему в глаза. Но лицо Стентсона приняло такое выражение, что по нему совершенно невозможно было разгадать характер его мыслей. Селин отчетливо наблюдала, как деревенеют его мышцы, и как лицо Эрика превращается в подобие маски, причем не в фигуральном, а самом прямом смысле.
- Объясни, будь любезен, - сказала Селин.
- Как ты думаешь…эм…- начал Эрик, и его голос сильно просел и охрип от волнения и злости. Он откашлялся. - С моей стороны было бы возмутительной бестактностью просить разрешения до поры от ответа воздержаться?
- Энрике, все это звучит положительно странно, - категорически возразила она.
Он только пожал плечами. Мол, как угодно. Можешь думать, что тебе заблагорассудится. Трудно было с ним бороться, невыносимо трудно. Селин с самого первого дня знала, каков будет этот человек в ярости - в ярости он убьет одним словом. И он будет улыбаться. И пусть все внутри у него самого разорвется и истечет кровавыми слезами, он это сделает. Потому что он из тех людей, которые снисходительно терпят от окружающих бесконечное число мелких обид, принимают их слабости, глупости и нелепости. Но если коснуться того, что ему дорого, то ожидать можно черт знает чего…Однако никогда Селин не предполагала, что так скоро сама доведет его до этого состояния. Нужна была твердость совершенно необыкновенная, чтобы отвоевать Эрика у его же собственного гнева… и перестать проклинать себя за свою блажь – все равно ни смягчить, ни разжалобить этим никого не удастся. Что сделано, то сделано.
- Кто они такие, ты хотя бы можешь мне сказать?
- Селин, я не хочу никого подставить, поэтому вопрос лучше адресовать непосредственно виновникам торжества…хотя, правду Дин тебе вряд ли скажет. Если тебе интимные признания с моей стороны все еще интересны…- сказал, словно бритвой по лицу махнул. Да, если хотите знать, ничего не было на свете для Селин более интересного, чем он и его признания, и не стоит над этим иронизировать! - … я, как ты можешь заметить, пребываю в состоянии крайней растерянности. Сложилась довольно-таки двусмысленная комбинация, но черт с ней, у меня, возможно, получится и это проглотить… в конце концов, ты меня знаешь без году неделю и никому ничего не должна. Но участие Дина в данном заплыве… Я, наверное, заслуживаю и порицания, и всяческого возмездия хотя бы за то, что вперся между тобой и человеком, предлагавшим тебе руку и сердце…но, помилуйте, к чему подобная изощренность!
- Что ты такое говоришь? Я никого ни за что наказывать никогда не собиралась.
- А Джейка? – скалит клыки и ждет, выдержит она или нет. Или все-таки всхлипнет, брякнет что-нибудь обидное и убежит в ночь – тогда всему и конец. И ведь, проницает, как дьявол! Имелось у Селин такое желание, когда она принимала приглашения сразу от двоих, шевелился какой-то червячок в душе: мол, освободилась от Джейка, и немедля посыпались совершенно невероятной красоты чудеса. Однако от тех мыслей уже давно ничего не осталось. И Джейк-то сам померк, пожух и ушел куда-то в пустоту с неожиданной, даже стыдной легкостью, словно и не существовало его никогда вовсе.
- Нет, его тоже не собиралась наказывать, - твердым голосом солгала Селин. - Какое отношение к Сэму и Дину имеешь ты?
- Такое, что имел несчастье оказать им в свое время профессиональную услугу… - он запнулся и с ненавистью посмотрел мимо Селин на луну, словно она тоже выводила его из себя. Потом прибавил: - Получилась высококлассная иллюстрация к вопросу об ответственности за поступки, с виду самые незначительные.
- Энрике, я силюсь тебя понять, но ничего не понимаю. Они же полицейские, и я это знаю точно, а говоришь ты о них, как о бандитах…- Стентсон только нервно фыркнул, мол, ты их документы видела? А Селин не только документы Дина видела, но и познакомились они как раз таки в участке. После того, как Дин ее оставил, мисс Пфеффер еще некоторое время наблюдала за ним издалека. Он с напарником листал какие-то бумаги, ходил по кабинетам, беседовал с какими-то людьми. Не могло это все быть обманом. И Стентсон тоже не мог ее обманывать.
…Что за…?
Наступило молчание. Минуты через две Эрик вдруг ни с того, ни с сего сказал:
- Селин, ты, наверное, мерзнешь. Не май-месяц на дворе.
- Со мной все в порядке, - она и в самом деле сидела, плотно прижав колени и сцепив ледяные пальцы, но, кажется, атмосферных условий вовсе не замечала.
- Беда с вами…всегда все в порядке…
Он опять зажал в зубах трубку и принялся стягивать свой вельветовый пиджак. Встряхнул, расправил и накинул на нее, слегка сдавил на секунду плечи. Сам же остался в темно-серой вязаной водолазке. Надобно тут заметить, что левый рукав у Эрика немного поднялся во время всех этих манипуляций, и из-под него теперь явственно выглядывал край, как сначала показалось, кожаного браслета и две уплощенные ножевые рукояти. Селин решительно взяла его тяжелую, мощную, как у воина, руку и завернула рукав. Оказалось, что у Стентсона под ним не просто браслет, а накладка на предплечье с парой узких обоюдоострых кинжалов одинаковой формы.
- Эрик…господи…я тебя умоляю! – она обеими руками вцепилась ему в запястье, как если бы тот уже собирался пойти и Дина с Сэмом зарезать.
- Паника – это уж вовсе лишнее! Ничего не будет. Однако не надо их никому показывать, - он быстро оглянулся – в кухне никого не было, - ни звездам, ни луне. - Я, по-твоему, на кого похож вообще? – полушепотом воскликнул Стентсон, накрывая ладонью ее кисти.
…Похож на кого? …Похож ты, вообще говоря, на демона, а глаза у тебя сейчас, как у убийцы…с луною, тлеющей в зрачках, словно собственный сатанинский огонь…
Селин набралась дерзости и, ни слова не говоря, не спрашивая эрикова соизволения, прощупала через одежду его правую руку. Результат оказался в равной мере неутешителен: такие же две стальные пластины до самого локтя.
- Просто какая-то фантасмагория и наваждение!
- Селин, давай так…- начал он жестко и холодно. – Во-первых, опасности, которые ты могла сейчас вообразить, на самом деле тебе не грозят. Однако может сложиться такая причудливая арабеска, что на данном этапе ее даже представить трудно. Знакомство с Дином для меня лично оказалось, извини за патологоанатомическое сравнение, как пуля со смещенным центром: вошла - казалось бы! - в левое плечо, а вышла через печень, разворотив по дороге весь организм. И если уж ты согласишься мне поверить, то поверь пока на слово, - он сделал многозначительную паузу, пытаясь понять, приемлет Селин такое объяснение или нет. А потом вдруг прибавил с едким сарказмом - как, все равно, выхватил один из своих этих чертовых кинжалов и вколол прямо ей в грудь: - Или… можешь считать меня подлецом и интриганом, который изошел желчью, увидев тебя с красавцем-офицером, и теперь малодушно пытается застращать при помощи оговора, шитого даже не белыми нитками, а пеньковыми веревками в палец толщиной.
Эрика несло. Стентсон, может быть, и рад был остановиться, но его собственная риторика перехлестывала через край, и он не мог уже совладать с ее натиском.
- Язык у тебя з-змеиный, Энрике…- только и смогла процедить Селин.
- Раздвоенный, ты хочешь сказать? – невесело ухмыльнулся он. - Да нет…вроде бы в этом не уличен… Так вот, если ты склоняешься к последнему варианту, это будет для меня невыносимо больно, но поделать я ничего не смогу. Это уже твой свободный экзистенциальный выб…Селин, можно спросить, что ты делаешь?
Селин в общем-то не делала ничего предосудительного. Она так и не выпустила его руку за все время разговора, ощущая периодически волны его нервной дрожи, она сдавила широкое, отнюдь не музыкантское запястье и, не глядя, снимала тонкую кожаную перчатку. Ладонь Эрика пылала.
- Почему я тебя за руку не могу взять по-человечески? – прошипела она в ответ и раздраженно, и примирительно, и с болью.
- У меня руки изрезаны еще больше, чем лицо и шея, - он попытался высвободиться, но она его держала крепко, так что мягко отстраниться у Эрика не получалось, а грубить он не хотел.
- Я знаю, ты говорил. Для меня это не имеет значения. Кто прекрасен, - одно лишь нам радует зрение, / Кто ж хорош, - сам собой и прекрасным покажется, - где дремали до той поры строки Сафо в ее памяти –неизвестно, но вот, понадобились, вырвались. А, ведь, права была гречанка! Тысячу раз права!
- Спасибо, я это ценю, - последовал сухой ответ, и никакой тебе благодарности в голосе.
…Неужели тебе неважно, дьявол тебя возьми?!..
- З-зачем они это сделали? – по-прежнему сквозь зубы спросила Селин.
- Пытались ее кольцо снять. Я еле отбился… и все ради того, чтобы мой собственный брат это кольцо присвоил… - бесцветно произнес Стентсон, смотря в пространство, а затем, обращая взор к ней, прибавил: - В любом случае, давай прекратим пока эту цепь разоблачений, срывание личин и перчаток. Мне и без того тошно.
- Эрик, мне нечего сказать в свое оправдание, только воскликнуть, как Майк Майерс: «Детка, это не есть то, чем оно кажется!», - Селин постаралась изобразить британский акцент, чтобы хоть чуть-чуть растопить эту убийственную серьезность. Стентсон не отреагировал, только едва заметно дернулись уголки его губ. От этого у нее в горле застыл комок, но она продолжала: – Ты меня тоже очень обидел намеками на «красавцев-офицеров», - никакого движения в лице. - Я тебе верила и верю, хотя, по моим наблюдениям, ведешь ты себя сейчас, мягко говоря, странно и не вполне честно. Я считаю, что Дин – приятный, умный и обаятельный парень, ровным счетом ничего плохого я о нем сказать не могу. Ты при этом не желаешь ничего объяснить. Однако я буду придерживаться твоего мнения только потому, что никогда в жизни никто, кроме тебя, не мерещился мне на каждой улице, на каждом перекрестке и на каждом мосту. И все же…только посмей вот это вот, - она постучала ногтем по спрятанному лезвию, - вытащить!
- Господи, Селин! Ну а Дина ты зачем тогда терзаешь? Ты же видишь, как он на тебя смотрит! - воскликнул Эрик.
- Дин – дамский угодник, - зло возразила Селин. Тут же пожалела в душе, что произнесла это слово, потому как выражение Стентсона ясно сказало: «Ну и какого ж дьявола?» И все же, Селин продолжала: - И смотрит он так на девушек весьма регулярно… - она, по правде сказать, лукавила. У Дина к ней было что-то особое, и Селин это чувствовала. - Да совершенно не намеревалась я никого терзать!
- А так чаще всего и случается, поверь моему опыту,- огрызнулся Стентсон. – Я очень надеюсь, что все это вышло случайно, - этим замечанием Стентсон снова болезненно уколол Селин. Она ничего отвечать не стала.
…Зачем?.. Кому это все было нужно?..Получай теперь сады земных наслаждений вместе с их плодами…И изволь кушать…
Опять повисло тяжкое молчание. Внизу на улице было слышно, как с характерным шумом проезжают по мокрому асфальту автомобили. Эрик вперял невидящий взгляд в горизонт, туда, где поднимались из земли и втыкались кольями в небо иллюминированные башни небоскребов. В глазах отражались ночные огни, отчего казалось, будто его зрачки пылают под угольными ресницами. Или это пылала в них ярость, с трудом усмиряемая, и свинцовая безнадежность, и горечь. Он аккуратно, но холодно вынул свою руку из ее тонкой ладони и прижал пальцы к виску, и у Селин сердце словно сдавило тисками. Отвернувшись, она смотрела на обнаженные кроны деревьев.
Наконец, Эрик тихо произнес:
- М-да…- Селин обернулась. Эрик смотрел на поднявшуюся выше луну в молочном ореоле и словно бы к ней обращался. – Все-таки она поражает, как финский нож…- Селин опять не вполне понимала, на что Стентсон намекает, но этот «финский нож» казался ей почему-то знакóм. – Проникает как раз где-то в районе между третьим и четвертым ребром и вонзается прямо в сердце…кто мог предположить…И ведь извлекать сразу тоже противопоказано, иначе – мгновенная смерть! – он криво и грустно усмехнулся.
- Лучше бы ты, Энрике, наорал и успокоился, чем изъяснялся параболами…- в тихом отчаянии проговорила Селин.
Тогда он медленно встал, по-прежнему, держась за висок, и сказал, немного наклонившись к ней – причем Селин больше всего в это мгновение хотелось схватить его за одежду и притянуть к себе – но Эрик сказал следующее:
- Селин, ты, верно, меня с кем-то путаешь, - говорил он глухим голосом. - Если ты позволишь, я пойду…
Все потемнело и поплыло у Селин перед глазами …У нее ничего не получилось…