Однажды в субботу через час после полудня ко мне в комнату постучала мама. Заикаясь от волнения, она сказала очень странную фразу, изменившую всю мою дальнейшую жизнь еще раз.

- Эдвард, тебя к телефону.
- Правда?
Теперь ее волнение было вполне понятным и передалось мне – никто никогда, ни разу в жизни не звонил к нам домой и не просил меня к телефону. Даже в гости не приходили друзья – их ведь не было вовсе. Я посмотрел в окно и улыбнулся: июнь, солнце, а с неба падают снежинки. Такие несмелые, почти прозрачные. Только-только достигая теплой земли, они пропадали навсегда. Но только не для меня. Для меня этот летний снегопад будет идти вечно. Промчавшись, словно пуля, мимо матери, я подбежал к телефону.

- Алло?
- Привет. – Через трубку ее голос казался еще более грустным и тихим.
- Привет, – ответил я. И замолчал. Как разговаривать по телефону? Я не умею. Ни разу такого не делал. Даже просто так к аппарату не подходил. А тут, первый раз в жизни звонят именно мне.
- Видишь, я сдержала обещание. Удивлен?
- Нисколько. Я знал, что так будет.
- Откуда?
- Просто знал. – Пожал я плечами. Зачем? Она ведь все равно не видит. Но все-таки пожал.
- Понятно. – Опять наша тишина, разделенная на двоих, проходящая через пласты тумана и меланхолии.
- Ты еще не выкинул мою фотокарточку? – Легкая улыбка слышалась на другом конце провода.
- Нет. Я сделал ее в нескольких экземплярах. В разных размерах.
- Зачем?
- Ты выгнула бровь?
- Как ты узнал?
- Услышал.
- Мммм. Ясно. Ну, так зачем тебе столько много моих фотографий?
- Я не сказал «много», я сказал «несколько». Чувствуешь разницу?
- Кажется, да.
- Просто мы с тобой прошли проверку на прочность. Снимок потрясающий.
- Правда?
- Да. Это же смешно и глупо – врать.
- Согласна с тобой. Что ж, я рада. Теперь я еще на чуточку увереннее в себе. - И она хмыкнула. Тихонько так, но я расслышал. – Не отвлекаю?
- Ну, я же разговариваю с тобой. Выходит, нет. Встретимся?
- Да, пожалуй. А где?
- В нашем городке не так много мест для романтических встреч. Так что, жду тебя через тридцать минут у пруда.
- Романтических? Ты приглашаешь меня на свидание?
- Не знаю. По-моему, когда мужчина и женщина встречаются где-либо вдвоем наедине, это именно так называется. Честно, я не большой знаток подобных дел.
- Я тоже. Что ж, свидание, так свидание. До встречи, Туман.
- Пока, Меланхолия.

Ровно через двадцать девять минут я стоял у пруда, того самого куста, где мы с Меланхолией встретились. На мне свежевыглаженная белая рубашка и новые джинсы. Как раз купил на прошлую зарплату. В руках я держал букет нарциссов. Мне казалось, что на свидание, особенно на первое, мужчина должен придти именно с цветами. Вот я так и поступил. Девушка опаздывала. Интересно, какой она стала? Мы не виделись девять месяцев. Чем она занималась все это время? Как это нам удалось ни разу не пересечься за все это время? Хотя на второе ответ очевиден – так и должно было быть.

- Привет, – послышалось за спиной, – прости за опоздание. Мне показалось, что так и надо девушке – опаздывать на свидания.
Она нисколько не изменилась: все те же грустные карие глаза, большие словно диск луны. Все та же улыбка, с легкой долькой иронии. Эта странная манера одеваться. Именно в этих ботинках и юбке она была в прошлый раз. Только теперь вместо рубашки на ней майка цвета топленого молока. А волосы заплетены в мальвину.

- Ничего страшного. Я как раз вспоминал прошлый раз.
- Да? Ну и как, многое вспомнил?
- Все.
- Все?!
- Что тебя удивляет?
- Твоя память. Такая мелочь, а ты запомнил… - Опустила она голову.
- Ты же тоже запомнила, значит, для нас обоих это не мелочь.
- Верно. Нарциссы? Мне?
- Ой, извини. Да. Вот, решил, раз у нас с тобой свидание, то надо придти с букетом.
- Два сапога пара, – произнесла она себе под нос и прильнула к цветам.
- А вот еще и снимок. Что скажешь?

Меланхолия долго вглядывалась в собственное изображение, крутила карточку, вертела. То прищурится, то наоборот, раскроет глаза пошире. То приблизит к носу, то вытянет на расстояние вытянутой руки. Мне понравилась ее манера изучения, впоследствии я так же рассматривал каждый свой кадр.
- Ты мастер.
- Это мой первый в жизни снимок.
- Да? Не похоже. Значит, у тебя талант и легкая рука.
- Возможно.
- А еще фотографий ты не взял с собой?
- Взял. Также захватил и фотоаппарат.
- Здорово! – обрадовалась девушка. Даже подпрыгнула от радости: – Показывай!

Мы просмотрели более ста моих работ. И над каждой Меланхолия проделывала свой ритуал.
- Ни одного человека. Почему? – удивилась она.
- Они не важны. Для меня. Поэтому кроме тебя я никого и не фотографировал, – честно ответил я.
- А я для тебя разве важна?
- Не пугайся. Но это так. Ты пробудила меня. Указала на красочность этого мира, на то, что я серая мышь, которая кроме своей норы, ничего не видела в этой жизни. И у меня появились увлечения. Мне впервые стало что-то интересно по-настоящему. Не потому, что все люди чем-то должны заниматься, а потому, что мне действительно захотелось попробовать себя. Я оживаю. Благодаря тебе.

- Я тебя прекрасно понимаю. Ты меня тоже растормошил, Туман. Поэтому я тоже помню каждую запятую нашей прошлой встречи. Раньше я просто жила: просыпалась по утрам, перекусывала, шла на работу, вечером заходила в магазин и готовила ужин. Затем принимала душ и засыпала. Обыкновенный круговорот действий в пространстве. Мне ничего не было нужно. Настолько я была зациклена на себе. А тут появился ты со своим предложением сделать мой снимок. Как ты узнал, что именно это было мне нужно?
- Я не знал. Я просто почувствовал. Ты помогла мне, я – тебе. Спасибо.
- Тебе спасибо, Туман.
Она наклонила свою голову мне на плечо. Вдруг захотелось ее погладить, что я и сделал незамедлительно. Она на мгновение задержала дыхание, затем продолжила. Голову атаковывали стаи вопросов: кто эта девушка? Какой ее любимый цвет? Есть ли у нее родинка на правой лопатке? Любит ли она ежевику? И какую песню ей напевала мама в детстве перед сном? Но мы просто сидели и молчали. Ее голова у меня на плече, моя рука – у нее на голове. Двое взрослых людей, отделенные от огромного мира, сидели на берегу пруда на сыроватой после снега земле. И время вокруг остановилось, превратившись в аморфный сгусток отчетливой формы.

Так мы и сидели, пока на город не спустились сумерки. Они подползли к нам незаметно. Словно шпионы, сначала прятались за кустами, а потом медленно, но верно окутывали нас. Воздух потерял свою дневную прозрачность. А дышать стало легче. Казалось, что все пылинки вокруг легли поспать. Наши имена до сих пор оставались загадками друг для друга. А разве это важно – имя? На тот момент, нет. Но намного позже, когда у нас с Меланхолией родилась первая дочь, я поменял мнение на сей счет. Но это потом.

Тогда, пятнадцатого июня 1964 года, мы вдвоем просто сидели молча, изредка заводя нескладные разговоры о мелочах, которые были столь важны для каждого из нас.
- Мне не одиноко, – как-то, прижавшись к моей рубашке еще теснее, произнесла она.
- Мне тоже. С тобой я чувствую, что все правильно у меня в жизни. Не обычно, но правильно.
- Это прекрасно.
- Ты права.
- Туман, а что будет завтра? – взглянула девушка мне в глаза.
- Завтра мы с тобой поженимся, – вернул взгляд ей обратно.
- Вот так просто?
- Для тебя разве просто пойти в ЗАГС и, отстояв очередь, поставить подпись под измененной фамилией? А также понимать, что навсегда станешь кем-то другим и будешь каждый день делить с кем-то все, что у тебя внутри? – изумился я. – для меня это очень непросто. Однако, хочу. Именно с тобой делить все свое Я.
- И спать со мной?
- И спать с тобой.
- Тогда я согласна, – Меланхолия вернула свою голову мне на плечо, и моя рука продолжила ее гладить.
- Ты согласна только из-за последнего пункта?
- Зачем ты вытряхиваешь из меня все, когда и так знаешь ответ?
- Затем, что иногда хочется именно поработать ушами, а не мозгами. Так ты еще лучше осознаешь, что не одинок.
- Я хочу пойти завтра с тобой в ЗАГС, Туман. В самом деле. Я желаю этого потому, что ты принимаешь меня со всеми странностями. Потому, что ты не задаешь вопросов: сколько мне лет, где училась, работаю, живу. Потому, что ты знаешь меня лучше, чем я сама себя. Потому, что с тобой я Меланхолия.

Шестнадцатого июня 1964 года я наконец узнал имя своей уже жены. Белла. В паспорте подсмотрел. Знаю, нечестно. Но надо же было как-то родителям представить свою вторую половину. Отец и мать смотрели на нашу пару более, чем удивленно. Их единственный сын – одиночка по жизни. Толком ни с кем не заговаривавший вдруг женился. Сначала ему впервые в жизни позвонили. Девушка. На следующий день - он уже женат. Белла сразу поняла, в чем дело, и робко улыбнулась. Отец сдержанно пожал руку, мать расплакалась и обняла нас.

Вот так и появилась семья. Жена – Меланхолия, муж – Туман. Мы с ней ни разу не пожалели о своем решении. Наоборот, это было самым важным и верным решением в наших судьбах. О любви говорить вслух было не принято. Но мы любили друг друга. Уважали. Поддерживали. Странная, возможно, любовь. Но зато чище прозрачной воды, глубже Марианского желоба, прочнее любой стали, счастливее, чем у любого везунчика.