Эдвард
Ощущения от последних двух недель были такими, как будто я бросился в омут с головой и никак не мог вынырнуть. Я, как эквилибрист, все время балансировал на тонкой грани между внеземным блаженством и животным страхом. Я боялся даже отвернуться от нее, мне казалось, что стоит мне переключить свое внимание на что-то другое, и она исчезнет, растает в воздухе, как те загадочные фигуры на дороге.
И хоть мы практически все время были вместе и много разговаривали, я не узнал ничего нового о ней. И я не спрашивал ничего, потому что боялся ее ответов. Я понимал, насколько ей будет сложно сделать выбор между своим миром и мной, и не хотел подталкивать ее к принятию каких-либо решений. Я просто наслаждался ее присутствием, любовался ее слегка насмешливой улыбкой, ловил каждый ее вздох, когда она спала. И, конечно, мы безудержно занимались любовью, именно любовью, а не сексом, и только она дала мне прочувствовать, насколько глубока разница между этими двумя понятиями.
Она была иной, настолько отличной от меня, и мне иногда становилось страшно, что между нами не может быть ничего общего. Ей не нравились цветы, она была равнодушна к любой роскоши, и мне даже казалось, что она совершенно не любит, когда ей говорят комплименты. И я так и не решился сказать ей о своей любви, потому что я не знал, как она среагирует на мои признания.
Мне так хотелось сделать ей что-то приятное, какой-нибудь подарок, чтобы хоть как-то отблагодарить за те минуты, часы, сутки счастья, которые она безвозмездно дарила мне. И я подумал, что эта вилла, где мы впервые познали друг друга, должна принадлежать ей.
Но она просто убежала от меня, и я не понимал, почему. Может, я чем-то ее обидел? Я стоял перед дверью ванной, прислушиваясь к каждому доносящемуся оттуда звуку. После шума душа в ванной воцарилась подозрительная тишина, и я решительно толкнул дверь с намерением выяснить, что же все-таки происходит.
Она стояла голая перед зеркалом и потерянно смотрела на свое изображение. Она как будто сжалась, плечи поникли, вода с мокрых волос стекала по всему телу, образуя на кафельном полу небольшие лужицы. От ее позы веяло безысходностью, мне показалось, что ее словно переломили пополам, сокрушив ее волю.
– Кетрин, – осторожно окликнул я ее, и она медленно, просто невыносимо медленно перевела свой отрешенный взгляд, встречаясь с моими глазами в зеркале.
В ее глазах была пустота. Бездонная, зияющая пустота, полное отсутствие жизни и хоть каких-либо эмоций.
– Что-то случилось? – встревожено спросил я.
– Случилось, – обреченно прошептала она.
– Что? – и я сделал шаг вперед, приблизившись к ней почти вплотную, и замер в ожидании ее ответа.
Ни слова не говоря, она взяла мою руку и приложила к своему животу. Не понимая, что она хочет, я просто прижался к ней сзади, уткнувшись носом в ее мокрые волосы, и стал настойчиво бродить губами по ее влажной шее. Ее близость, ее чуть слышный аромат сразу вызвали определенную реакцию моего тела, руки скользнули вверх по ее животу, захватывая упругую податливую грудь.
– Подожди, – остановила она меня, почти насильно возвращая мои руки на свой живот, – просто послушай.
И я прислушался к своим ощущениям. Где-то внутри нее раздавалось мерное биение, напоминающее ровные удары совсем крошечного сердечка.
– Это что? – спросил я, все еще не понимая, что же происходит.
– Ребенок.
– Ребенок? – переспросил я, – какой ребенок?
– Наш ребенок, – как умственно отсталому, пояснила мне она.
Ребенок. Что-то далекое и недоступное для меня. Я не общался с детьми, они пахли для вампиров гораздо привлекательнее, чем взрослые, и мы намеренно избегали любых контактов с ними. Сейчас для меня понятие отцов и детей сводилось только к нашей семье, где Эсме и Карлайл заменили нам родителей.
Но где-то глубоко во мне еще жили мои детские человеческие воспоминания. Теплые, сильные руки отца, добрая и ласковая улыбка матери. Мы были счастливой семьей, нам было хорошо втроем, мои родители искренне любили и уважали друг друга, и их отношения казались мне идеальными. В юности я думал, что полюблю женщину, похожую на мою мать, и у нас будет крепкая дружная семья, и, конечно, будут дети. Но судьба распорядилась иначе.
Неужели у меня есть шанс испытать такое? Я боялся даже мечтать об этом, за последние сто лет я так привык к мысли, что уже давно мертв, и простые людские радости мне более не доступны. Но последний месяц все изменил, у меня появилась призрачная, робкая надежда на простое человеческое счастье, пусть временное, но такое настоящее. И я точно знал одно: я хочу этого ребенка. И я сделаю все, чтобы он родился.
Наверное, я впал в такой же ступор, как и Кетрин, потому что она уже трясла меня за плечо.
– Эд, с тобой все в порядке?
Ее широко раскрытые глаза с тревогой следили за моей реакцией, и я остро ощутил, насколько ей сейчас нужна моя поддержка. Я притянул ее к себе, крепко прижав к груди, не обращая внимания на то, что вся моя одежда промокла. Я представил себе, насколько ей сейчас должно быть страшно за себя и за нашего еще не рожденного ребенка. Ведь она сама еще очень юная, все ее родные и друзья далеко, и в этом мире у нее никого нет, кроме меня.
– Мы справимся с этим, – пообещал я, – мы найдем выход вместе.
Она согласно кивнула, и наши губы встретились в жадном, скупом поцелуе. Я приподнял ее, она обхватила бедрами мою талию, и я понес ее на кровать. Я быстро скинул с себя ненужную сейчас одежду и присоединился к ней.
Мы не занимались сексом. Мы просто сидели совершенно голые друг перед другом на коленях, обнявшись. Она обхватила меня руками за шею, положив подбородок мне на плечо, наши груди соприкасались, а я бережно перебирал ее все еще мокрые волосы. И я не хотел ее сейчас, хоть она и обжигала мое холодное тело своим теплом. Это был момент истины, между нами сейчас не было никаких преград, не было недопонимания. Мы разделяли страхи и сомнения друг друга, мы поддерживали друг друга, мы были единым целым. Мы оба прекрасно понимали, насколько хрупко и иллюзорно наше счастье, но мы были готовы за него бороться. И нам не нужно было слов, чтобы сказать об этом.
Я стал слегка раскачивать нас, баюкая и успокаивая ее, напевая ей мелодию колыбельной. Через какое-то время она просто заснула на моем плече, как маленький ребенок. А я осторожно гладил ее спину и думал о том, как бы мне хотелось засыпать и просыпаться, обнимая ее, есть вместе с ней из одной тарелки, кормить ее со своих рук, вместе наблюдать, как делает первые шаги наш малыш, радоваться и грустить, плакать и смеяться.
Вся семья собралась в холле нашего дома. С появлением Кетрин в нашей жизни стало доброй традицией вот так всем вместе рассаживаться по диванам, чтобы устроить ей очередной допрос. Правда, толку от этих допросов не было никакого. Но сегодня был совсем другой повод: мы хотели сообщить семье важное известие, и я несколько нервничал, не зная, как они к нему отнесутся.
Мысли моих родственников несколько удивили меня.
/И когда свадьба, женишок?/ – поинтересовался несдержанный Эммет.
/Надеюсь, я буду заниматься организацией церемонии?/ – нетерпеливо подпрыгивала Элис.
Свадьба? Ох, как же я об этом не подумал! Конечно! Все решили, что я сделал Кетрин предложение, и мы хотим поделиться этой радостной новостью. А я даже ни разу не подумал об этом. Я хочу, чтобы она стала моей женой! Я просто обязан жениться на ней! Я должен сделать ей предложение, только не сейчас, нужно сначала подумать об обручальном кольце.
И я крепче сжал руку Кетрин, предлагая ей огласить новость.
– Я беременная, – просто, без всяких вступлений, заявила она.
Я с замиранием сердца ловил мысли свой семьи. После некоторого замешательства от столь сногсшибательного известия каждый стал думать о своем. С болью вспоминала о своем погибшем ребенке Эсме. Карлайл обдумывал возможные варианты удачного разрешения беременности. Эммет представлял себе, как он учит охотиться на медведей мальчика лет двенадцати. Элис видела симпатичную девчушку, похожую на куклу Барби, в очаровательном белом платьице и с большими бантами. Розали воображала себя, баюкающую младенца на руках. И только Джаспер сосредоточенно думал о том, как к такому развитию событий отнесутся Волтури.
Первой очнулась Элис. Подскочив к Кетрин, моя сестричка заключила ее в свои объятия.
– Так это же замечательно, – и ее голос серебристым колокольчиком разорвал нависшую тишину, – я стану тетей!
– Дети, я так рада за вас, – обняла нас обоих мама.
– Кетрин, ты просто обязана сохранить этого ребенка, – и Розали взяла ее руки в свои, с надеждой заглядывая ей в глаза. – Он необходим нам всем, как воздух.
– Конечно, Роуз, я тоже так думаю, – мягко улыбнулась ей в ответ Кетрин.
– Ох, старик, я тебе завидую, – хлопнул меня по плечу Эммет.
– Кетрин, – осторожно начал Карлайл, и я слышал некоторую тревогу в его мыслях, – я очень рад, что вы ждете ребенка, но я должен предупредить тебя о последствиях. Я знаю всего три случая, когда человеческие женщины рожали детей от вампиров. И ты должна знать. Ребенок будет в большей степени вампиром, чем человеком. И беременность протекает достаточно стремительно и болезненно, плод развивается где-то за два месяца. И ни одна мать не выжила. Все они умерли во время родов.
Я тоже знал про это, но я очень надеялся на защиту Кетрин и на помощь Карлайла.
– Не думаю, что мне такое грозит, – слишком оптимистично ухмыльнулась Кетрин, – тем более, когда дедушка будущего ребенка – весьма талантливый врач.
– Я сделаю все, чтобы тебе помочь, – твердо заверил ее Карлайл, – но ты должна как можно больше рассказать о том, как действует твоя защита.
– Повреждение мягких тканей для меня не проблема, – Кетрин рассуждала чересчур спокойно, как будто речь шла каких-то совершенно будничных вещах, – гораздо хуже, когда ломаются кости. Так что кесарево сечение будет идеальным вариантом.
– Есть и другие проблемы, – бдительный Джаспер сделал эффектную паузу, – Волтури. Все вы знаете, что за создание бессмертных детей грозит смерть. Волтури не будут разбираться, родили мы этого ребенка или укусили, они карают за неповиновение без суда и следствия.
Но в его мыслях я слышал, что он также радостно взволнован предстоящим шансом стать дядюшкой.
– И что ты предлагаешь? – спросил я.
– Я предлагаю держать все в секрете. Никто не должен знать, что Кетрин ждет ребенка. И когда он родится, нам придется несколько лет скрывать его от всех, пока он не научится контролировать свою жажду.
– Пусть только эти Волтури попробуют сунуться, – и лицо Эммета озарила мечтательная улыбка, – мы им покажем, на что способны Каллены. Правда, моя будущая сестричка? – и он загреб Кетрин в свои медвежьи объятия.
– Нет, – резко оборвала его Кетрин, и взгляд ее сразу стал жестким и серьезным, – мы будем использовать любую возможность, чтобы избежать столкновения. И Джаспер прав, мы должны все держать в тайне.
О, у нас теперь, похоже, было целых два стратега. Что ж, Кетрин показала нам всем, что умеет смотреть в лицо опасности и решать проблемы гораздо эффективнее, чем мы. Ее авторитет признавал даже Джаспер, вот только мне не очень нравилась ее чрезмерная самостоятельность, мне эгоистично хотелось самому защищать ее от всех возможных врагов. Но, к сожалению, никакого опыта в таких делах у меня не было.
– Я бы хотел осмотреть тебя прямо сегодня, – мягко попросил ее Карлайл, – нужно определиться со сроками, чтобы хорошо подготовиться.
Кетрин не очень понравилась эта идея, но все-таки Карлайл настоял на осмотре.
– Симптомы десятой недели беременности, – огласил он свой диагноз, – не вижу никаких нарушений, плод развивается нормально, разве что слишком быстро. Если и дальше пойдет такими темпами, думаю, ребенок родится где-то через полтора месяца. Хорошо бы сделать УЗИ, если, конечно, Кетрин не против.
В тот же вечер я решил сделать ей предложение. И я хотел подарить ей единственное, что у меня осталось в память о родителях – обручальное кольцо моей матери. Мои родители не были богачами, поэтому кольцо было довольно простым, но оригинальным. Оно состояло из нескольких полосок золота разных оттенков, причудливо переплетенных между собой. На внутренней стороне были выгравированы инициалы моей матери – Э и М.
Я привел Кетрин к тому обрыву, где всего каких-то три недели назад мы вместе встречали рассвет. Мне казалось, что с тех пор прошла целая вечность. Но природа совсем не изменилась, волны все так же бились об прибрежные скалы, и небольшой ветерок со стороны океана развивал ее черные волнистые волосы. Какое-то время мы молча любовались открывающимся с обрыва видом на океан.
Я повернулся к ней, взял ее за руки, развернул к себе.
– Кетрин, – и я окунулся в ее бездонные, широко раскрытые глаза, – выходи за меня замуж.
Ее взгляд был несколько удивленным, она слегка приподняла правую бровь. Не ответив мне сразу, она перевела глаза на океан, сосредоточенно разглядывая что-то вдалеке. Я не торопил ее, я понимал, что это очень важное для нее решение, я стоял и терпеливо ждал ее ответа, такого важного для меня.
– Эд, – наконец сказала она, – это будет нечестно. Ты ничего не знаешь обо мне. Я даже не могу сказать тебе свое имя.
– Причина только в этом? – обреченно спросил я.
Я уже понял, что нет смысла ее уговаривать, она не меняет свои решения.
– Нет, – прошептала она, – это скорей отговорка. Причина в другом.
– И в чем? – я спросил это без всякой надежды на ее ответ.
Она опять отвела взгляд.
– Я не знаю, сможем ли мы быть вместе, – еле слышно прошептала она, и я слышал нотки боли в каждом слове.
– Если мы оба будем этого хотеть, у нас все получится, – возразил ей я.
– Эдвард, – и она снова повернулась ко мне, – нам не нужен священник, мы можем дать друг другу клятвы прямо здесь и сейчас.
И она была права. Это все условности, мы вполне могли обойтись без пышных церемоний и свадебных букетов. Мы могли просто сказать друг другу о своей любви.
– Кетрин, – и взял ее руку, доставая из кармана кольцо, – я люблю тебя. Я клянусь быть с тобой рядом в горе и в радости, защищать тебя, выполнять любые твои желания.
Она молча смотрела, как я одеваю кольцо на ее руку. Оно идеально подошло ей по размеру, причудливое плетение разноцветного золота оживленно заиграло на ее длинных тонких пальцах.
– Это кольцо моей матери, – сказал я, – я хранил ее для той, которая согласится стать моей женой.
Она слегка кивнула, оценивая мой подарок. И теперь была ее очередь говорить.
– Эдвард, – она смотрела мне прямо в глаза, – я люблю тебя. Я клянусь, что я сделаю все возможное и невозможное, чтобы быть рядом с тобой.
И это именно то, что мне было просто необходимо от нее услышать. Она любит, она хочет быть со мной. Нам не нужны были свидетели и крики горько. Мы скрепили наши клятвы долгим, спокойным поцелуем. Мы стояли сейчас на краю обрыва, и мне казалось, что вот так же у самого края пропасти стояла наша любовь. Но я верил, что мы найдем способ быть вместе.
– Теперь ты мой муж? – насмешливо спросила она, когда я нехотя отпустил ее губы, чтобы набрать воздуха.
– Да, – в тон ей подтвердил я, – а ты моя жена. И ты должна слушаться и уважать меня.
– Да, мой господин, – еще более ехидно улыбнулась она, обвивая меня своими руками, – и какие будут приказания?
На семейном совете было решено, что для того, чтобы сохранить в тайне беременность Кетрин, мы будем жить вместе с семьей. Но после клятв на краю обрыва нам было просто необходимо побыть наедине, и мы поехали на нашу виллу.
Я хотел сделать для нее что-то необычное в этот вечер. Я решил выразить свои чувства при помощи музыки. На вилле был рояль, не такой роскошный, как у нас дома, но вполне прилично настроенный.
Я играл ей различные мелодии, начиная от классики и заканчивая современными рок-балладами, но у них у всех была одна общая тема – все они были о любви. Кетрин сидела рядом на табурете, обхватив колени руками, и раскачивалась в такт музыке, иногда подпевая мне. И я надеялся, что ребенку внутри нее тоже приятна моя игра.
А я вспомнил вечер, когда я играл Hotel California группы The Eagles. Тогда реакция Кетрин на этот хит была несколько странной, и я решился проверить, подействует ли она на нее так же сегодня. Но после первых взятых мной аккордов Кетрин напряглась, и жестом остановила мою игру.
– Что случилось? – обеспокоенно спросил я.
– Я не хочу слушать эту песню, – Кетрин недовольно замотала головой, – она вызывает у меня неприятные воспоминания.
– Расскажешь? – с надеждой спросил я.
Она переместилась ко мне на колени, перекинув свои длинные ноги по обе стороны от меня, и ее лицо оказалось прямо напротив моего.
– Не сегодня, – и она приложила палец к моим губам, – на сейчас у меня несколько другие планы.
Одной рукой она начала медленно расстегивать пуговицы на своей рубашке, а другой гладила мою щеку, ласкала мою шею, при этом гипнотизируя меня своим тяжелым, почти давящим взглядом из-под приспущенных ресниц. Я перехватил ее руки, останавливая ее порыв.
– Тебе нельзя, – испуганно прошептал я.
– Эд, я не больна, – засмеялась она, легко высвобождая свои руки из моей не очень убедительной хватки, – я беременна, это состояние нормально для женщины.
– Но не все женщины вынашивают ребенка от вампира, – возразил ей я.
– Это неважно, – и она запустила свои пальцы под ремень моих джинсов, – ты же дал мне клятву, так что изволь исполнить свой супружеский долг.
И я не нашел в себе силы сопротивляться ей. Я притянул ее к себе, поймал ее губы, запустил руки под ее рубашку. Она застонала мне в ответ, ее язык проник в мой рот, вызывая во всем моем теле острую волну желания. Я хотел отнести ее в спальню, но она настояла, чтобы это произошло прямо здесь. Помогая друг другу, мы быстро избавились от разделяющей нас одежды. И вот она сидит на мне совершенно голая, и я ласкаю и целую ее чуть набухшую, затвердевшую грудь, а она трется своими бедрами о мое нарастающее желание. Обхватив руками ее талию, я насаживаю ее на себя, и она захватывает меня, затягивает вглубь своего тела, и начинает древнюю как мир пляску, уверенно доводя нас до той границы, за которой нет разницы между нашими телами, между нашими мыслями, между нашими ощущениями…
Она засыпала на моем плече, а я прижимал свою руку к ее уже заметно увеличившемуся животу. Затаив дыхание, я ловил каждое едва слышное биение крошечного сердечка моего ребенка. Я силился представить себе, каким будет наш малыш, но я даже не мог определиться с полом ребенка. И я решил, что мне на самом деле все равно, я буду любить его вне зависимости от того, будет ли это мальчик или девочка. Лишь бы с ним и с Кетрин все было в порядке.
... что 
0
