15. Все начинается с выбора.

…

Я знал, что она сделает это.

Нет никакой необходимости уметь читать мысли этого наивного человеческого создания, чтобы понять, что она попытается воспользоваться ничтожной возможностью сбежать. Разумеется, я не мог быть уверенным на все сто, но интуиция, которой я небезосновательно привык доверять, подсказывала, что от Беллы, вопреки моим ожиданиям, стоило ждать новых фокусов. Я возлагал надежды на ее благоразумие, полагал, что предыдущий горький опыт научит ее, как не следует себя вести, ведь она знала, что я не терпел непослушания с ее стороны, знала, как легко разозлить меня и еще лучше знала, что может случиться в случае, если она будет продолжать игнорировать мои предупреждения.

Но нет, она упорно стояла на своем – на слепоте, глупости, наивности, и я не знал, на какой еще несусветной ерунде.

Это бесило меня.

Я привык слышать в своей голове мысли абсолютно каждого способного мыслить существа на этой планете и всегда быть на пять шагов вперед, наслаждаясь своим преимуществом. Люди и вампиры были для меня открытыми книгами – ты еще и рот не успел открыть, как я уже знал все твои секреты и тайные помыслы. Дьявольски удобно и дьявольски коварно. Впрочем, я не привык заботиться о нарушении личного пространства других людей, особенно людей. Их примитивные мысли не менялись никогда: шли десятилетия, а главными заботами человечества оставались деньги, секс и еда. Причем именно в такой последовательности.

С Беллой дело обстояло иначе. Ее разум был огражден от меня плотной титановой стеной, пробить которую мне не удавалось. Возможно, напрасно я силился услышать хотя бы тихий шепот ее мыслей, какие-нибудь едва различимые отголоски в острой давящей тишине, хоть что-нибудь... Но ее окружала холодная могильная тишина. Я мог лишь догадываться, о чем она думала в тот или иной момент, мог бесконечно подбирать модели мышления из встречаемых ранее у других людей, но и это не давало результата: когда мне начинало казаться, что я полностью разгадал ее, выяснялось, что я вновь ошибся. Шаг вперед – два назад.

Не зная ее мыслей, я чувствовал себя уязвимым. Конечно же, я преувеличивал на этот счет, на самом деле я уж никак не мог быть уязвимым перед ней, но сама мысль о том, что привычный уклад рухнул, и я не могу прочесть чье-то сознание, пугала меня.

Я ненавидел это. Ненавидел Беллу за то, что она была такой особенной, за то, что я не мог изучить каждый уголок ее таинственных мыслей и понять мотивацию подчас необъяснимых действий. Как она смела прятать от меня то, что не мог спрятать никто? Как, как, как..?

Но вернемся к началу истории. Без сомнений, я поступил подло, решив испытать Беллу. Это был своеобразный тест на закрепление пройденного материала, и она блистательно провалила его, разбив вдребезги все надежды на то, что моя девочка, наконец, научилась правильному поведению. Я специально оставил ей прекрасную возможность доказать мне это или убежать, если она полагала, что у нее получиться обвести меня вокруг пальца. Ха, никогда!

Никогда, слышишь, я не позволю тебе уйти никогда! Ты моя. Ты принадлежишь мне. Твое хрупкое человеческое тело, которое мне хочется и сломать и оберегать, как зеницу ока, одновременно, твоя кристально чистая душа, твои чувства, которые так приятно задевать моими словами, твои эмоции, что питают энергией мое мертвое тело, – все это принадлежит мне. Я никому не позволю отнять тебя у меня, даже твоей наивности.

Я не мог понять, на что она рассчитывала? На то, что я не услышу работу мотора на столь ничтожном расстоянии, разделяющем нас на заправке? Или может на то, что я не смогу догнать ее в пути? И осознавала ли она, что будет, когда я сделаю это? Видят небеса – я не хотел причинять ей боль вновь, но она не оставила мне другого выбора. Белла, как тот непослушный ребенок: она не понимает просьб и слов, единственный способ заставить ее слушаться меня – это наказание. Физическая боль запоминается лучше, чем чтение нотаций или запугивания – они не действовали на нее, к великому моему разочарованию. С Беллой все было именно так.

Меня беспокоило, что я, вероятно, перегнул палку с наказанием, поскольку Белла вот уже три четверти часа без движения лежала на заднем сидении автомобиля, свернувшись в позе эмбриона. Бросая мимолетные взгляды на ее отражение в зеркале заднего вида, я не заметил, чтобы ее отсутствующий взгляд переместился: она по-прежнему смотрела в одну точку мертвыми глазами, поблескивающими от влаги. Только равномерное дыхание и тихая вибрация ее пульса в моих ушах выдавали течение жизни в теле девушки.

…

Bella’s POV

…

Я проснулась оттого, что кто-то сильно теребил меня за плечо. Далекий и глухой, но в тоже время знакомый голос требовательно рвался в дверь не до конца пробудившегося от тяжелого сна сознания. Я пыталась игнорировать его, но напрасно: от этого голос становился еще громче и настойчивее.

– Ну же, просыпайся. Давай. Мы на месте, Белла, – настойчивость сменилась откровенным недовольством, которое делало опасным этот бархатный голос. Прямо как его владельца.

Понимая, что выводить из себя вампира было не в моих интересах, я нехотя разлепила непослушные веки, заставляя себя проснуться.

Надо мной нависало подозрительно спокойное лицо Эдварда, освещенное тусклым светом полной луны. Бледно-желтый диск над его головой походил на нимб, по крайней мере, мне спросонья так показалось.

Я моргнула, и видение тотчас исчезло, оставив после себя неприятный осадок горькой иронии. Эдвард был далек от этого образа, как далеки солнце и луна. Дьявол – вот кем он был. Дьявол по природе, дьявол по характеру.

После его рассказа о семье, после моего сумбурного знакомства с Элис – девочкой, которая вопреки своей сущности была полной противоположностью Эдварду – я поняла, что являться чудовищем и быть им – две разных вещи. Твое естество определяется не тем, кто ты и какая кровь течет в твоих венах, а тем, что ты делаешь. Все мы рождаемся одинаковыми, никто не может быть плохим или хорошим с самого рождения, это приходит потом, когда мы начинаем делать выбор, он может быть осознанным или неосознанным, но именно это определяет, кем станет человек. Всегда есть выбор – пожалуй, в этом я не могла поспорить с Калленом. У него была свобода выбора: жить, как его семья, или пойти своим путем, уподобиться чудовищу, что он и сделал. Он выбрал второе, и я все еще не могла понять, почему, хотя неоднократно пыталась. Почему он решил пойти такой дорогой? Чем он отличался от них? Цепочка вопросов была слишком длинной, чтобы я могла распутать ее.

Я молча вылезла из машины, избегая пересекаться взглядом с Эдвардом, захлопнула дверцу и решила осмотреться вокруг и заодно размять ноги, дожидаясь, пока вампир доставал из багажника наши вещи. Хрустящий гравий под ногами оказался подъездной дорожкой для автомобилей, чуть левее от темнеющей полосы асфальта тянулась вымощенная светлым камнем дорога, ведущая к двухэтажному дому, который, судя по всему, и был местом назначения. Судить о его размерах было довольно сложно: с трех сторон дом был окружен густой растительностью, преимущественно пальмами, и идеально вписывался в свое окружение, благодаря чему словно терялся в тропической зелени. Фасад был отделан в светлых тонах, точнее определить было невозможно из-за слабого освещения местности: единственными источниками света были фары автомобиля и один тусклый придорожный фонарь.

Я не имела ни малейшего представления о том, сколько сейчас времени или где мы находимся. Единственное, что было для меня предельно ясно, так это близость океана. Прислушавшись, я смогла расслышать, как где-то с противоположной стороны на берег накатывали волны, но сейчас этот звук не действовал на меня, как обычно, успокаивающе, наоборот, появилось какое-то тревожное предчувствие.

Еще одной отличительной чертой этого места была исключительная тишина, которая с первых секунд завладела всеми моими мыслями. Никаких тебе машин, городского шума – ничего способного отвлечь от особо острого восприятия происходящего со мной в последнее время. Я не могла перестать думать об этой ситуации, о зудящем клейме неопределенности и неизвестности. Оно разрывало меня на две равных части, которые по очереди овладевали мною, сменяя друг друга по нескольку раз за день. Одна часть кричала о необходимости остаться в живых любой ценой, бороться за самое ценное, что есть у каждого из нас, отставив гордость на второй план, иначе говоря, цеплялась за жизнь, а другая просила только об одном – чтобы все это поскорее закончилось. Я чувствовала себя действительно уставшей от всего этого, и теперь, после долгой утомительной поездки, чувство полного безразличия ко всему ощущалось острее, чем когда-либо прежде. Хотелось уснуть, забыться – не важно, только бы это избавило от глубокой бездны тяжести, щемящей на сердце. Возможно, моя реакция была неправильной, но я не видела смысла лить ручьи слез и, теряя достоинство, умолять вампира о пощаде, истеря и ползая на коленях. Я была не такой, нет. Я привыкла переживать все тихо, храня каждую крупинку боли внутри себя и ненавидела те моменты, когда выпускала ее наружу. Но при этом мне было не все равно. Хорошо, половине меня по-прежнему было не плевать на то, что будет со мной. Вторая знала: с моим мнением все равно считаться не будут. Однако что-то подсказывало мне, что если Эдвард не стал убивать меня сразу, если он не сделал этого до сих пор, то вряд ли планирует мою смерть вообще. И мне хотелось, чтобы это на самом деле было так. Затем появлялся другой голос - разума, который считал иначе: если Эдвард не убил меня пока, это не значит, что он не сделает этого потом…

Слишком много «если», хотя удивляться не приходится ведь вся моя жизнь – сплошная череда согласительных наклонений. Одно большое «если бы».

Из размышлений меня вывел, как ни удивительно голос Эдварда. Он окликнул меня, распорядившись, чтобы я шла вслед за ним. Я подчинилась, снова молча.

– Можешь обижаться сколько душе твоей будет угодно, но ты это заслужила, – холодно сказал он, когда мы остановились на крыльце у главного входа. – Я обещал убить тебя, если ты выкинешь какой-нибудь фокус в дороге, но я не сделал этого, потому что ты слишком ценна для меня… – он сделал паузу, как будто ждал, пока я скажу что-нибудь в ответ или отреагирую каким-то иным образом. Но я не собиралась. Понурив голову, я изучала пол под ногами, ощущая на себе испытывающий терпение взгляд Эдварда.

«Слишком ценна для него…» Я хотела вспылить, услышав это, по крайней мере, меня душил неудержимый истерический хохот, готовый сорваться в любую секунду и, возможно, испортить все. Было ли это на самом деле так смешно, я не знала, но мне хотелось именно этого – рассмеяться. Однако я смогла совладать с собой и ответить так спокойно, как это было возможно.

– Я должна радоваться по этому поводу? – мне удалось застать Эдварда врасплох, заглянув в бесконечную глубину его глаз, таких глубоких теперь, что, казалось, в них можно утонуть... это было неприятное, гипнотизирующее чувство. Ключи в его руках отрывисто звякнули, и вновь опустилась тишина.

– Это не касается меня, – сердито ответил он, толкая тяжелую дверь вперед, в глубину темного холла. – Просто знай, Белла: тебе повезло, что я оказался тем, кто купил тебя, – добавил он более спокойно, бросив на меня мимолетный, но такой тяжелый взгляд, что захотелось поежиться, этот его взгляд всегда заставлял меня чувствовать себя крохотной пылинкой.

В моей голове крутились десятки, нет – сотни фраз, которые так и напрашивались быть высказанными в это совершенное до дрожи в суставах лицо… Я крепко сжала руки в кулаки, приказывая себе успокоиться, контролировать разбушевавшиеся во мне эмоции было непросто. Кажется, в этом плане я начинала походить на Эдварда. Боже.

Оказавшись в двух-трех шагах от двери, я остановилась, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь в кромешной тьме, к счастью, Эдвард, быстро сложив вещи где-то рядом на полу, хлопнул в ладоши, и все помещение мигом утонуло в ярком освещении. Я сощурилась от резкой перемены, давая глазам привыкнуть к свету, в то время как Эдвард запирал дверь на замок. Я только успела обрадоваться, что наш короткий разговор, наконец, окончен, как случилось нечто неожиданное и неприятное. Попятившись назад, я не заметила, что тот небольшой участок прихожей, где я стояла, находился на невысоком подъеме, моя нога угодила в пространство, где этот подъем неожиданно заканчивался. Я потеряла равновесие, пошатнулась, сообразив, что болезненного приземления на твердый мраморный пол не избежать, и зажмурилась... но встречи с полом так и не состоялось.

Зажатая в напряжении и паре крепких холодных рук, я медленно разлепила веки, скользнув взглядом по лицу Эдварда, что находилось сейчас в сантиметрах от моего собственного, и поняла, что на моих щеках появился тут же налет смущения. Моя неуклюжесть всегда была моим проклятьем. Он пристально смотрел на меня своим таким проникновенным, точно лазерный луч, взглядом, пробирающим до самой глубины, я переводила дыхание, глядя на него, не видя возможности отвести взгляд и продолжать смотреть в эти глаза, стиснутая в двух противоположных порывах.

– Ты в порядке? – мне показалось или в его голосе было беспокойство? Я растерялась от неожиданности прозвучавшего вопроса. Это был первый раз, когда Эдвард интересовался чем-то подобным напрямую.

Я кивнула, и руки на моей талии разжались, но Эдвард не отступил, он не собирался. Его тонкие ладони плавно перекочевали на мои плечи, чуть сжав их, недостаточно для того, чтобы я ощутила дискомфорт, но достаточно для того, чтобы он мог получить абсолютную власть над моими движениями. Я только и успела, что моргнуть, как моя спина встретилась с ровной поверхностью стены.

– У нас мог быть компромисс, Белла, – тихо заговорил он, наклоняясь над моим лицом слишком низко, ближе, нежели мне того хотелось. – Я мог сделать так, чтобы ты забыла, что значит страх быть пойманной и убитой в любой момент, ужас той жизни, которой ты жила последние тринадцать лет. Мог забрать твою боль, твои ночные кошмары.

– Ты хотел убить меня, – пробормотала я заплетающимся, неожиданно тяжелым и непослушным языком. Что-то густое, вязкое разливалось по нервам от этого магнетизирующего взгляда янтарных глаз.

Хотел? Все еще хочешь? Я ни в чем не могла быть до конца уверенной.

– …Я бы мог изменить твою жизнь так, чтобы тебе больше никогда не приходилось терпеть притеснения, – продолжал он, игнорируя мою короткую реплику. – Но… ты и сама прекрасно видишь это – я слишком сильно хочу, – он резко замолчал, не выпуская мои плечи из стальных капканов своих объятий, а лишь прижимая меня к холодной груди еще сильнее, отчего у меня перехватило дыхание, – …тебя, моя Белла, – медленно проговорил он, сжигая меня взглядом. Его темные глаза, казалось, поглощали все вокруг. И еще мне совсем не нравилось, к чему он клонил.

– Нет, нет, нет, – как в лихорадке зашептала я, просунув ладони между нами в бессмысленных попытках избавиться от давления. Бессмысленно. Мне никогда не побороть эту силу.

– Проблема в том, что я всегда разрушаю объект своего желания, – сладкий бархатный голос звучал подобно пению. Я так и не смогла понять, что это было: извинение, оправдание или предупреждение, звучало как все это вместе взятое. Эдвард продолжал: – Мне очень сложно сдерживаться, когда я рядом с тобой, и это очень странно. Нет, не потому, что я обычно хорошо контролирую жажду крови, а потому, что я не делал ничего подобного, я никогда не встречал таких, как ты. Ты умопомрачительна, сладкая моя. То, как ты реагируешь на меня, твоя кровь, которая на вкус как рай, твой запах – я наслаждаюсь этой мучительной сладостью, твоя хрупкость, человечность… Я полюбил это. Привязался к тебе на свою беду. Наверное, я веду себя как какой-то извращенец или мазохист, но ты даже не представляешь, как мне нравится терзать себя твоим присутствием.

Резко отшатнувшись, в мгновение ока Эдвард оказался на расстоянии нескольких метров, но его глаза по-прежнему были прикованы ко мне. Сердце колотилось в груди, точно ужаленное, мысли спутались, лишая меня последней возможности соображать трезво. Я была сбита с толку, полностью дезориентирована его речью, его признаниями. Особенно последним.

Противоречие в Эдварде меня уже не удивляло так сильно, как раньше, я привыкла к тому, что в один момент он может спокойным и даже в некой степени добрым, заботливым, а в следующую минуту с легкостью превратиться в жестокого, властного монстра. Но по какой-то непонятной мне пока причине я не могла принять его таким, восхищенным мною. Хорошо, некоторыми частями меня, но это мало что меняло.

Я просто смотрела на него, нет – таращилась в изумлении на стоящего в центре великолепной просторной гостиной Эдварда с приоткрытым, будто собиралась сказать что-то, ртом. На самом деле я не знала, что сказать, связная речь покинула меня несколько долгих мгновений назад. Я не сомневалась, что всю глубину потрясения, которое я испытывала в данный момент, он мог прочесть на моем лице.

– Это слишком много для тебя, – выдохнул он, наконец, возвращаясь в привычное для него состояние прохладной отстраненности. Приблизился на несколько шагов ко мне и протянул руку, приглашая следовать за ним. – Идем, я покажу тебе твою комнату. И уж постарайся больше не падать, – добавил он мягче.

Все, на что я была способна, это кивнуть и пойти вслед за Эдвардом на второй этаж. За руку я его брать так и не стала.

Мы поднялись наверх по высокой лестнице из, очевидно, дорогого светлого дерева, которая идеально вписывалась в интерьер той части дома, что я уже успела увидеть. Здесь все было совсем иначе, нежели в квартире у Эдварда: много света, большие пространства и высокие, почти во всю стену окна, завешанные легкими полупрозрачными шторами, пропускали много света внутрь, должно быть днем здесь было очень светло. Мебель, выдержанная в кремовых, коричневых и бежевых тонах, была подобрана со вкусом и полностью отличалась от типичного «холостяцкого набора» большим количеством мелких деталей вроде всевозможных вазочек, картин и прочей мелочи, благодаря которой гостиная казалась по-домашнему уютной. На полу лежал ворсистый ковер в тон дивану и креслам, огромная «плазма» занимала полстены и, пожалуй, самое сильное впечатление произвел на меня белоснежный рояль, стоящий у западной стены, где окна выходили на тонущий в ночной мгле задний двор. Мне показалось, там был бассейн, но рассмотреть лучше возможности не было. Да и я не могла сказать, что сейчас именно это волновало меня больше всего, просто стало любопытно. Слова Эдварда никак не выходили из моей головы, я боялась той правды, которую он так неожиданно изверг на меня в холле.

«Моя» комната была самой крайней к лестнице. Войдя первым, Эдвард зажег свет и отступил в сторону, пропуская меня вовнутрь. Стены были выкрашены в мягкий бежевый цвет, на небольшом возвышении стояла низкая кровать с балдахином, который по форме больше напоминал три прозрачных шторки. За округлой аркой в стене стоял маленький стеклянный столик с плетеными креслами, рядом лежал зеленый палевый ковер. Окно выходило на побережье.

Наверное, сегодня я восхищалась больше, чем когда-либо за свою жизнь.

– Раньше это была комната Элис, поэтому здесь так… красиво. Она любит заниматься дизайном интерьера. Фактически, это любимое занятие Элис после игр на моих нервах, – сказал Эдвард бегло. – Вижу, тебе здесь понравилось, – конечно же, от него не укрылось восхищение, ярко выраженное на моем лице. И только потом до меня дошел смысл сказанной им фразы.

– Здесь жила твоя семья? – удивленно спросила я, поворачиваясь к Каллену лицом, он стоял у стены, засунув руки в карманы джинсов с видом человека, который вспомнил что-то очень дорогое его сердцу. Не знаю, почему мне вдруг страшно захотелось познакомиться с остальными Калленами.

– Некоторое время назад, – последовал уклончивый ответ.

На языке вертелось еще немалое количество вопросов, но в этот раз я решила промолчать. Самым сильным на данный момент было желание лечь на эту манящую кровать и проспать до самого полудня.

– Здесь есть ванная комната? – поинтересовалась я, сменяя тему.

– Прямо напротив, – ответил Эдвард и, сделавшись внезапно серьезным, продолжил в одной из своих «тебе-лучше-не-злить-меня» манере. – Послушай, Белла, – обратился он, присев рядом, когда я расположилась на кровати, поджав под себя ноги, заставив меня смотреть прямо на него, – я должен рассказать тебе некоторые правила твоего пребывания здесь, чтобы у нас больше не возникало проблем с этим.

Я кивнула, внимательно слушая. Так как это было полностью в моих интересах, теперь я действительно собиралась слушаться его. Мы будто заключали соглашение: я следую его правилам – он не делает мне больно, это было справедливо. Но обидно.

– Это несложные правила, и выполнять их будет легко, – я снова кивнула. – Когда я нахожусь здесь, ты можешь свободно передвигаться по дому и выходить на задний двор. Там есть бассейн, можешь использовать его в любое время, предварительно поставив меня в известность, но только после того, как я наберу воду. Если я ухожу, ты будешь оставаться в этой комнате, дверь я, разумеется, запру. Что касается еды и прочего – у тебя будет все, что нужно. И самое главное правило, которое следует помнить лучше остальных – твердо запомни его – если я сказу тебе сделать что-нибудь, ты сделаешь все, о чем я попрошу, безо всяких вопросов. Это понятно?

В свете недавнего разговора в холле последний пункт правил Эдварда звучал особо пугающе. Я знала, что буду полностью в его власти, не имея возможности возразить и оказать сопротивление, полностью беззащитна, обязана выполнять все, что прикажет мне мой… господин. Не удивлюсь, если бы ему захотелось, чтобы я называла его так. Моя голова упала к груди.

– Белла, – позвал Эдвард, его голос звучал мягко, но настойчиво. Он поднял мой подбородок, заставив смотреть в глаза, я не пыталась отвернуться. – Я не требую от тебя ничего сверхъестественного, я всего-навсего хочу, чтобы ты была послушной, и мне не приходилось снова причинять тебе боль, как это случилось сегодня днем. Ты знаешь, каким я могу быть в гневе.

О, да, я знала это. Я просто закрыла глаза и открыла их вновь, проглотив тяжелый ком в горле.

– Я все поняла, – заверила я Эдварда, стараясь звучать убедительно, но мой голос предательски дрогнул.

– Прекрасно. Я рад, что мы смогли прийти к согласию, – на его губах заиграла легкая улыбка с привкусом самодовольства, холодные пальцы легким ветерком скользнули по моей щеке, щекоча, и Эдвард отстранился.

После его ухода, я рухнула на застеленную кровать и отключилась, как только моя голова коснулась подушки. Перед тем, как сон поглотил меня полностью, я успела подумать, что было бы неплохо раздеться и распустить волосы, но я была слишком уставшей, чтобы найти в себе силы подняться снова. Не сегодня.

…

На следующее утро я проснулась свежей и выспавшейся. Яркое солнце заглядывало в комнату сквозь прозрачный тюль, щекоча мое лицо приятным теплом, легкий ветерок приносил океанскую свежесть и утонченную мелодию волн. Перевернувшись на спину, я некоторое время лежала без движения, наслаждаясь замечательным утром, и неожиданно поймала себя на том, что мои губы растянулись в улыбке. Столько времени прошло с тех пор, когда я улыбалась в последний раз, что, казалось, я успела забыть, как это делается.

Спустя некоторое время я встала. Мои вещи были сложены на другой стороне кровати. Значит, Эдвард заходил ко мне… Я смотрела на одежду, будто сомневаясь, застыв в нерешимости, но это не продлилось долго. Я быстро схватила сменное белье и короткое летнее платье на случай, если в ванной не будет банного халата, и пошла в душ.

Быстро справившись со всеми своими делами, я спустилась на первый этаж. В большом холле, служащим одновременно и гостиной, было тихо, во всем доме было тихо, единственные звуки доносились с улицы – шум листьев, колыхаемых ветром. Я подумала, что мне стоит найти Эдварда и спросить о кухне вместо того, чтобы искать ее самостоятельно. По правде говоря, я испытывала страх заблудиться в этом доме.

Сегодня все было совсем иначе. Я не чувствовала себя постоянной жертвой, пришла смелость, хотя, возможно, это было что-то другое. Ведь я знала, что он не станет причинять мне вред, если я буду вести себя правильно, а пока я не нарушила ни одного правила. О том, что будет позже, я предпочитала не думать.

Эдварда, как и предполагалось, я нашла на заднем дворе. Я увидела его через стеклянную дверь, стоящим спиной ко мне возле бассейна, наполненного лазурной водой. Он обернулся, когда дверь за мной плавно закрылась.

– Привет, – мне пришлось выдавливать из себя приветствие, поскольку смущение при виде обнаженного торса Эдварда, заставило мои щеки окраситься в красный цвет. Единственной одеждой на нем были узкие черные джинсы, сидящие на бедрах слишком низко. Его грудь и живот были идеальными, рельефными, шесть «кубиков» пресса, ровная кожа, взъерошенные сильнее обычного волосы отливали бронзой на солнце... хоть сейчас на обложку глянцевого журнала. Я заставляла себя не смотреть на его совершенное тело, но оно очаровало меня, не оставив никаких шансов. Он усмехнулся мне. Похоже, нагота совсем не смущала Эдварда, впрочем, стесняться такого тела было бы глупо.

– Как спалось на новом месте? – невозмутимо поинтересовался он, медленно пропуская ладонь сквозь волосы. Издевается? Мне хотелось, чтобы он отвернулся или исчез – что угодно, не важно, лишь бы его тело перестало действовать на меня так…

…как? Как, Белла?

– Хорошо, – ответила я через силу, приказав голосу в моей голове заткнуться. Раскаленная под солнцем плитка жгла ступни, заставляя нервно переминаться с ноги на ногу.

– Иди сюда, – Эдвард подозвал меня к себе, его глаза заговорчески сверкнули, что мне совсем не понравилось.

Я выскользнула из тени навеса в объятья палящего солнца, щуря глаза от яркого света, дрожа внутри. Я надеялась, что у меня будет возможность съесть что-нибудь, чувство голода было не особо сильным, но неприятным, поскольку вчера я не ела ничего питательнее двух шоколадных батончиков и яблок. Вместо еды меня ожидало нечто иное, догадаться об этом не составляло труда. Эдвард взял меня за руку, заставляя приблизиться, когда я остановилась не слишком близко к нему, таким образом, мы стояли в шаге друг от друга, и мой взгляд снова невольно упал на его оголенную грудь.

– Я думал, ты хочешь сделать это.

– Сделать что? – в красноречивом недоумении я посмотрела на Эдварда, пытаясь понять, что он имел в виду. Что я хотела сделать?

– Поплавать, – мои брови изогнулись вместе с его словами. – Давай, не стесняйся. Я же видел, как загорелись твои глаза при виде этого бассейна.

Я взглянула на голубоватую воду, в которой отражались Эдвард и я, моя рука в его руке. Это было похоже на то, как если бы двое влюбленных держались за руки напротив лунной дорожки или на фоне алого заката среди пустынного райского пляжа. Боже, Белла, о чем ты? Что за идиотские сравнения лезут в твою голову? Ведь ты не так уж и много времени пробыла на солнце! Затем снова на Эдварда, чей взгляд застыл в ожидании. Затем снова на воду... Впечатление прохлады, которую дарил бассейн, манила меня, и я бы забралась в него, не раздумывая, если бы не одно весьма неприятное обстоятельство.

– М-может, не надо? Я, правда, не хочу сейчас плавать, – простонала я, стыдясь признаться, почему на самом деле отказывалась. – Может, лучше в другой раз? – я умоляюще посмотрела на Эдварда, но он был непоколебим в своем решении во что бы то ни стало отправить меня в воду.

– Почему нет? – спросил он так, словно это было что-то очевидное.

– Я не умею плавать, – призналась я, покраснев в очередной раз. Эдвард тихо рассмеялся то ли над моими словами, то ли над выражением моего лица, когда я говорила об этом. Я мысленно надулась, что смешного-то? Это ты у нас всемогущ.

– Это несложно, уверяю тебя, – пообещал он, перестав смеяться, но улыбка все еще красовалась на его сверкающем лице. – Ты научишься сразу, как только окажешься в воде.

– Я утону, – проворчала я последний имеющийся у меня аргумент.

– Не утонешь, – возразил Эдвард, внезапно, став очень серьезным. – Я не позволю, чтобы с тобой случилась такая нелепость, – проговорил он голосом, от которого мое сердце пропустило удар, убедительным, внушающим доверие. Сейчас он меньше всего походил на того Эдварда, которого я видела вчера. Мне даже показалось, что в его голосе проскальзывала забота, помимо гранитной уверенности в том, что говорили его уста.

Его руки опустились на мои плечи, даря прохладу, развернули меня так быстро, что перед глазами поплыло. Но я не могла сопротивляться. Шустрые пальцы мгновенно справились с «молнией» на спине.

– Ты всегда так делаешь? – проговорила я, шокированная его действиями.

– Как так? – Эдвард тем временем задрал подол платья и жестом заставил поднять руки, чтобы избавить меня от одежды полностью. Сказать, что меня смущали его действия, значит, не сказать ничего: я испытывала неловкость, когда он раздевал меня. Но, в конце концов, Эдвард уже видел больше, чем это.

– Раздеваешь девушек против их воли.

– Нет, не всегда, – я слышала улыбку в его голосе, затем он ловко развернул меня, и наши взгляды пересеклись. – Обычно они сами просят меня об этом.

– Я не сделаю этого, – предупредила я сквозь плотно сжатые зубы, покосившись взглядом на воду. Что я сейчас пыталась сделать? Угрожать? Ух ты! .

– Сделаешь, – вампир ухмыльнулся, подталкивая меня вперед. – Еще как сделаешь!

– Я не залезу туда, – я пыталась сказать это твердо, но получилось так, словно пищала испуганная мышь.

– А тебе вовсе и не обязательно.

Я не сразу сообразила, что это значит, а когда меня осенило, стало слишком поздно искать выход. Эдвард сделал то, чего я никак не ожидала от него – он просто толкнул меня, и я с визгом полетела в воду, уповая на то, что мне удастся избежать травмы, ударившись о стенки или дно бассейна. В тот момент я ненавидела вампира сильнее, чем когда-либо раньше.

Вода оказалась холоднее, чем я предполагала. Или может мне просто так показалось с непривычки. Мое тело в первые секунды сковал леденящий холод, я не могла пошевелиться или открыть глаза, и, само собой, я не успела набрать воздуха в легкие, поэтому я должна была как можно скорее избавиться от оцепенения, но я никак не могла взять себя в руки, унять панику. Мне было необходимо дышать. Только почувствовав гладкую поверхность под собой, я поняла, что не все так плохо. Помогая себе руками, смогла оттолкнуться от дна, поднимаясь к поверхности, где сквозь толщу воды виднелась расплывчатая фигура мерзкого вампирюги, но этого прыжка было недостаточно, чтобы я могла дотянуться до воздуха.

Не знаю, как мне удалось выкарабкаться, но очнулась я уже на поверхности, вцепившись мертвой хваткой в бортик бассейна. Эдвард мне так и не помог. Он стоял на прежнем месте, кое-где на джинсах пятнами проступали брызги, вода была так же на его животе и на полу.

– Я ведь знал, что не утонешь, – сладко улыбаясь, поприветствовал меня вампир. Захотелось показать ему международный жест выражения неприязни, но я не хотела рисковать вновь оказаться в воде, лишившись опоры.

– Ненавижу тебя, – гневно выплюнула я, восстанавливая дыхание.

Оглядываясь вокруг, я искала лестницу, чтобы выбраться отсюда, вода все же была прохладной для меня, кожа покрылась мурашками. Я мысленно застонала, увидев, как далеко был выход. Придется вылезать здесь.

– Куда это ты так быстро? – заметив мои намерения, Эдвард тут же оказался рядом, препятствуя мне. – Ты еще даже не поплавала как следует, – сказал он, словно разговаривал с маленьким ребенком, что разозлило меня еще больше.

– Вода холодная, – пожаловалась я, надеясь, что это разубедит его. Я не показывала своих эмоций, плотно стиснув зубы. Но куда там, он не собирался слушать меня.

– Вот поэтому, дорогая моя, и надо двигаться! Чтобы не замерзнуть, – изрек он с напускной серьезностью. – Я покажу тебе.

Он выскользнул из узких джинсовых штанов и с изяществом спортсмена прыгнул в воду. Мелкие брызги покрыли мою голову. Если бы когда-нибудь мне сказали, что я окажусь в одном бассейне с вампиром, я бы ни за что не поверила и даже усомнилась бы в психическом здоровье того, кто сказал такое, но сейчас... все было гораздо хуже, чем я предполагала раньше.

Пока мысли в голове хаотически сменяли друг друга, ледяная рука схватила меня за талию и потащила за собой в воду. Я могла видеть только то, как кончики моих пальцев миллиметр за миллиметром соскользнули с бортика, точно в дерьмовом фильме ужасов. Все это было плохо. Очень плохо.
____________________________________________________________________________________

Спальня Беллы в доме Эдварда
Сам дом.